Текст книги "Другая сторона доллара"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Я сидел перед кабинетом Колтона и пытался отделаться от мысли, что Бастиан отпихнул меня куда-то на задворки этого происшествия. Это ощущение усилилось, когда из Сакраменто пришел ответ, что ни Гарольда, ни Майкла Харлея нет ни в калифорнийских списках, ни даже в списках дорожных нарушителей. Я уже засомневался, иду ли я по следу реального человека.

Вместе с потоками вечернего транспорта я вернулся на Стрип. Были уже почти сумерки, когда я добрался до своего офиса. Не зажигая света, я уселся у окна и стал наблюдать, как зеленое небо постепенно теряет свой цвет. Отчетливо стали видны звезды и неоновый свет рекламы. Самолет – целая груда звездочек – сделал вираж и стал удаляться в сторону Санта-Моники.

Я закрыл окна с венецианскими стеклами – препятствием, могущим поставить в тупик любого снайпера, включил настольную лампу и просмотрел дневную почту. Она состояла из трех официальных постановлений и предложения от Института мотелей в Сент-Луисе. Институт предлагал работу управляющего за двадцать тысяч долларов в год.

Все, что я должен был сделать, – это заполнить регистрационную анкету и отправить ее в Институт регистратору. Если у меня есть жена, следовало послать и ее данные.

Я сидел, забавляясь мыслью о том, не заполнить ли в самом деле анкету, но потом решил сначала пойти пообедать. И еще я принял одно чрезвычайно важное решение: позвонить Сюзанне Дрю и пригласить ее пообедать со мной, объяснив, что это сугубо по делу.

В телефонной книге ее номера не было. Я запросил справочную. Но и в их списках этот номер не значился. Она оказалась недостижимой.

Но прежде, чем выйти на улицу, я проверил свою справочную службу. Сюда и передала для меня Сюзанна свой номер.

– Я все время пытался разыскать тебя, – сказал я.

– А я все время была у себя.

– Я хочу сказать – все время до тех пор, пока не узнал, что ты специально передала свой номер.

– Вот как? Что это тебе взбрело в голову?

– Институт мотелей из Сент-Луиса сделал прекрасное предложение для супружеской пары.

– Это достойно внимания. Мне всегда так хотелось уехать и заведовать мотелем.

– Прекрасно. Тогда пойдем пообедаем и обсудим наши намерения. Поскольку тебе это по сердцу, телевидение оставим. Так же как и все эти авангардистские движения.

– Извини меня, Лью, я с удовольствием пообедаю с тобой, но только в другой вечер, не сегодня. Но я очень благодарна, что ты подумал обо мне сегодня днем. Мне было очень плохо.

– Боюсь, что я же и был виной этому.

– Нет. Просто у меня сейчас паршивая жизнь. А ты и твои фотографии сыграли роль своеобразного катализатора.

– Тогда не можешь ли ты принять меня у себя? Я принесу обед из кулинарии. И куплю тебе гардении.

– Нет. Сегодня я не хочу тебя видеть.

– Ты еще не изменила решения ничего не говорить мне о своем сегодняшнем телефонном разговоре?

– Нет. В моей жизни есть кое-что, о чем тебе совсем не обязательно знать.

– А я предположил, что именно это и навело тебя на мысль оставить мне свой номер. Если не это, то что же?

– Я обнаружила кое-что для тебя: фотографию Кэрол, сделанную в сорок пятом году.

– Я приеду за ней. Ты ведь так и не рассказала, как вы встретились. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Пожалуйста, не приходи. Я пришлю с посыльным.

– Ну, если ты настаиваешь... Я буду у себя в конторе. – Я дал адрес.

– Лью? – она говорила почти шепотом, с особым напряжением в голосе. – Ты ведь не начнешь действовать, а? Стараться выведать мои собственные секреты? Ты ведь не играешь сейчас?

– Это не игра, – ответил я.

– Тем более. Благодарю тебя.

Я сидел и еще и еще раз вспоминал наш разговор. Я подумал, что ей сильно досадил мужчина или мужчины. В конце концов я не пошел обедать и рассердился на самого себя. Так я сидел и растравлял себя, пока не появился посыльный от Сюзанны.

Это был молодой негр в форме, говоривший так, словно он окончил колледж. Он вручил мне запечатанный конверт, который я тут же вскрыл.

В нем находилась одна-единственная глянцевая фотография, положенная между двумя листами плотной гофрированной бумаги. Фотография юной блондинки, одетой в парик пажа и купальник. Объяснить ее красоту было непросто. Она заключалась в ее чистом лбе, и в гармоничной линии щек, и в совершенной округлости подбородка, и в ее абсолютной женственности, светившейся в глазах.

Из праздного любопытства я перевернул отпечаток, надеясь увидеть имя фотографа. На обратной стороне красными чернилами при помощи резинового штампа было выдавлено: Фотопредприятие «Гарольд „Хар“ Харлей», отель «Барселона».

– Я больше не нужен? – спросил посыльный.

– Нет. – Я дал ему десять долларов.

– Это слишком много. Мне уже заплатили.

– Знаю. Но прошу вас купить букет гардений и передать их миссис Дрю.

Он сказал, что сделает.

Глава 12

События 1945 года ушли в далекое прошлое. Здание отеля существовало, но, помнится, я слышал, будто его закрыли. Я долго ехал вниз по Сансет-стрит по направлению к шоссе, идущему по побережью, обдумывая свои шансы разыскать Гарольда Харлея. Поэтому я и хотел взглянуть на дом, где когда-то жили Харлей и Кэрол.

Это было огромное старое строение в стиле «ранней голливудской Византии» с оштукатуренными куполами и минаретами и закругленными верандами, где выдающиеся личности далекого прошлого потягивали контрабандный ром. Яркие лучи фонарей со станции технического обслуживания, расположенной на другой стороне шоссе, освещали дом с отслоившейся краской и выбитыми окнами.

Оставив машину возле заросших сорняками разломанных бетонных ворот, я подошел к парадной двери. За стеклом на штукатурке висела табличка с объявлением о банкротстве и приписка, что здание в сентябре будет продаваться с аукциона.

Я зажег фонарик и посветил внутрь, в коридор. Обстановка в коридоре еще полностью сохранилась, но создавалось впечатление, будто несколько поколений домовладельцев не заменяли ее. Ковры были вытерты, кресла продавлены. Вообще это местечко показалось мне вполне подходящим для того, чтобы здесь собиралась толпа привидений.

Я пошел вдоль круглой веранды, прокладывая себе путь между размокшей под дождями плетеной мебели, затем посветил фонарем в доходящее до полу окно. Там оказалась столовая: стояли столы, на них лежали свернутые треугольниками салфетки, но все это было покрыто толстым слоем пыли. Самое подходящее место для вечерней трапезы привидений.

Отдав таким образом дьяволу дьявольское и утвердив себя через это в настоящем времени, я вернулся к входным дверям и громко постучал фонарем по стеклу. Где-то внутри здания в дальнем конце коридора показался свет. Он двигался по направлению ко мне.

Огромный мужчина, шедший так, словно у него больные ноги, нес электрический фонарь. В его отблесках я смог рассмотреть лицо этого человека. Грубый, загнутый книзу нос, выпуклый лоб, пересохшие губы. Это было как бы усохшее лицо ребенка, никогда не пившего ни одного глотка воды. И еще я увидел в его руке револьвер.

Он направил оружие на меня, ослепил светом фонаря и прокричал сквозь стекло:

– Здесь закрыто! Ты что, читать не умеешь?

– Я хочу поговорить с тобой.

– А я не хочу! Убирайся вон, мошенник!

Он сделал недвусмысленное движение револьвером. По его голосу и взгляду я понял, что он здорово пьян. Пьяный с револьвером и явным намерением пустить его в ход. Это мог быть и убийца. Тогда я сделал еще одну попытку:

– Вы не знаете фотографа по имени Гарольд Харлей, который когда-то бывал здесь?

– Никогда не слышал о таком. А сейчас ты уберешься отсюда раньше, чем я сделаю в тебе дырку. Ну!

Он поднял свой тяжелый револьвер. Я ретировался через шоссе к станции техобслуживания. Подвижный мужчина в испачканном комбинезоне вылез из-под подвешенной на крюк машины и предложил мне бензин.

– Мне хватит десяти литров, – сказал я. – Что это за личность в отеле «Барселона»? Он выглядит так, словно его обработал медведь.

– Вы нарвались на Отто Сайпа.

– Если это и есть имя сторожа...

– Да. Он так долго работал там, что теперь убежден, будто все это его собственность.

– Долго? Как долго?

– Лет двадцать, а то и побольше. Я сам здесь с войны, а он пришел еще до меня. Он был их сыщиком.

– Гостиничный детектив?

– Он говорил мне, что когда-то служил офицером в полиции. Если это так, он, должно быть, не многому там научился. Масло проверить?

– Не беспокойтесь, я только что менял его. Вы уже были здесь в сорок пятом году?

– Именно тогда я открылся. Видите ли, я рано ухожу с работы, так что...

– Я частный детектив. Мое имя – Арчер. – Я протянул ему руку.

– Дали. Бен Дали.

– В сорок пятом году в «Барселоне» останавливался человек по имени Гарольд Харлей. Он был фотографом.

– Да, я помню его. – Лицо Дали вновь стало приветливым. – Он сфотографировал меня с женой в качестве платы за бензин. Эта фотография все еще висит у нас дома.

– Вы не знаете, где он сейчас?

– Извините, но я не видел его лет десять.

– Когда вы его встречали в последний раз?

– У него была небольшая студия на «Тихоокеанских скалах». Я заходил туда к нему раз или два – поприветствовать. Но не думаю, что он до сих пор там.

– Я вижу, он нравился вам?

– Конечно. Это был совершенно безобидный человек.

Люди могут и измениться. Я показал Дали фотографию Кэрол. Он ее не знал.

– Не можете ли вы дать мне его адрес на «Тихоокеанских скалах»?

– Я могу лишь объяснить, как туда добраться.

Он рассказал мне, что студия находилась на соседней улице, следующая дверь за небольшим ресторанчиком.

Найти ресторанчик оказалось довольно просто, но здание со следующей дверью было занято под книжную лавку.

Молодая женщина в розовых чулках и с прической «хвостик пони» командовала кассовым аппаратом. Она печально посмотрела на меня, а когда я спросил о Гарольде Харлее, вообще закрыла глаза.

– Кажется, это был фотограф. Он работал здесь одно время.

– Где он может быть сейчас?

– Не имею ни малейшего представления. Честное слово. Мы сами здесь еще меньше года.

– Как идут дела?

– Отрабатываем арендную плату.

– Кому вы ее выплачиваете?

– Человеку, содержащему ресторанчик рядом. За ту цену, которую он назначил, он должен был бы бесплатно кормить нас. Его зовутмистер Веркон. Только не выдайте меня, если будете разговаривать с ним. Мы ему должны за аренду за прошлый месяц.

Я купил книгу и пошел пообедать в это заведение. Там я мог спокойно поесть, даже не снимая шляпы. В ожидании заказанного бифштекса я спросил о мистере Верконе у официантки. Она указала на повара в белом колпаке, который только что бросил на решетку мою будущую трапезу.

– Мистер Веркон, этот джентльмен хочет поговорить с вами.

Он повернулся за стойкой, показав тонкое неулыбчивое лицо с блестящей белой бородкой, закрывавшей весь подбородок.

– Вы сказали, что хотите с кровью. Вы и получите с кровью, – сказал он, размахивая лопаточкой для переворачивания мяса.

– Прекрасно. Я слышал, что соседняя лавка принадлежит вам.

– Да. И следующая за ней – тоже. – Тут его посетила одна мысль: – Вы хотите снять помещение?

– Я разыскиваю одного человека, фотографа по имени Гарольд Харлей.

– Он арендовал у меня лавку довольно долго. Но так и не смог закрепиться в ней. В этом городе слишком много фотографов. Он продержался лет семь или восемь после войны, а потом возвратил ее мне.

– Не знаете, где он сейчас?

– Нет, сэр, я не знаю.

Тут он услышал, что шипение мяса достигло определенной интенсивности. Он отошел и перевернул его лопаточкой, после чего возвратился ко мне.

– Не хотите ли французского соуса?

– Нет, спасибо. Какие у вас последние сведения о Харлее?

– Последнее, что я слышал о нем, это то, что он перебрался в Долину лет десять назад. Он пытался продолжить свое дело прямо у себя дома в Ван-Найте. Он прекрасный фотограф и делал прекрасные снимки моего мальчика на празднике конфирмации, но у него совершенно не деловая голова. Я-то это знаю, потому что он остался мне должен за аренду за три месяца.

Вошли шестеро молодых людей и выстроились вдоль буфетной стойки. В их волосах был ветер, в ушах – песок, а на спинах одинаковых вязаных курток – слово «Буревестник», нанесенное через трафарет. Все они – и ребята и девушки – заказали по два рубленых шницеля. Один из парней опустил 25-центовик в автомат, который заиграл песню «Буря безгрешна».

Мистер Веркон достал из холодильника двенадцать лепешек-шницелей и положил их на решетку жариться. Затем выложил на тарелку мой бифштекс, добавил маленькую кучку жареного картофеля и принес мне.

– Я мог бы поискать тот адрес в Ван-Найте, если это, конечно, важно. Он есть у меня на счетах, по которым Харлей выплачивал мне арендную плату.

– Это важно.

Я показал ему фотографию молодой Кэрол, которую сделал Харлей.

– Не узнаете его жену?

– Я даже не знал, что у него есть семья. Не думаю, что он смог бы заполучить себе такую девочку.

– Почему?

– Он мужчина не в женском вкусе. И никогда не был другим. Гарольд – это очень определенный тип.

Я вновь засомневался относительно правильности своего пути. От этого у меня разболелась голова.

– Не могли бы вы его описать?

– Он обыкновенный парень, с моей точки зрения. Пять футов десять дюймов роста, довольно длинный нос. Синие глаза. Рыжеватые волосы. В нем вообще нет ничего особенного. Конечно, сейчас он выглядит старше.

– Сколько ему лет?

– По крайней мере пятьдесят. Мне пятьдесят девять, через год собираюсь на пенсию. Простите, мистер.

Он перевернул двенадцать шницелей, положил на каждый по пучку лука и вышел через вращающуюся заднюю дверь. Я съел свой бифштекс. Мистер Веркон вернулся, неся в руках клочок бумаги, на котором он записал адрес Харлея в Ван-Найте: 956, Эль-Хест.

Официантка разнесла шницели «буревестникам». Они жевали их в такт музыке. Песня все еще неслась из автомата, когда я вышел из ресторанчика. Я поднялся по Сансет-стрит к шоссе, ведущему на Сан-Диего, и направился на север.

Эль-Хест, расположенная в рабочем районе, была тесно застроена довоенными хибарами. В Долине темнело рано, и некоторые жители все еще сидели на крыльце или прямо на лужайке перед домом. Толстый человек, попивавший пиво на крыльце дома 956, рассказал, что Харлей продал ему этот дом в 1960 году. У него был теперешний адрес Харлея, так как он ежемесячно еще выплачивал ему по договору о кредите.

И это тоже не было похоже на того, кого я разыскивал. Я попросил мужчину описать Харлея.

– У него был ужасный характер, – сказал толстяк. – Он из тех парней, которые не могут обидеть и комара. Убежден, что у него были неприятности.

– Какого сорта?

– Нет уж, увольте. Я совсем не знаю его. Видел только два раза, когда покупал у него дом. Он очень торопился, поэтому я сделал выгодную покупку. У него была возможность получить работу в Лонг-Бич, на развивающейся студии, и он не хотел упустить ее.

Он дал мне адрес в Лонг-Бич, что было достаточно далеко от Ван-Найта. Было уже за полночь, когда я отыскал очередной дом недалеко от бульвара в Лонг-Бич. Двор перед домом зарос сорняками, света в окнах не было, как и в большинстве домов на этой улице. Я доехал до уличного фонаря в конце квартала и вернулся к дому пешком.

Я не стал стучаться в дверь к Харлею: почти наверняка это был не тот человек.

Навесная дверь в гараже, стоявшем в глубине двора, была закрыта, но не заперта. Я открыл ее. Уличный свет упал на багажник грязно-белого «форда» модели «седан» с номером, зарегистрированным в штате Айдахо.

Я подошел к левой дверце и открыл ее. Зажег внутренний свет. Машина была зарегистрирована на имя Роберта Брауна, проживающего в Покателло. Сердце мое стучало так громко, что я едва дышал.

Вдруг из двери гаража, ведущей прямо в дом, упал яркий клин света. Дверь открылась. Свет ударил мне в глаза и ослепил.

– Майкл? – спросил незнакомый мужской голос. – Это ты, Майкл?

– Я вчера видел Майкла.

– Кто вы?

– Приятель, – я не сказал, правда, чей. – Он оставил у вас машину.

– Но об этом знают только он и я.

Его защищающийся тон придал мне смелости. Я перешагнул освещенное пространство, лежащее между нами, и вошел в кухню. Он не делал попыток помешать мне. Босиком, в пижаме, он стоял прямо лицом ко мне – седоголовый, с перекошенным лицом и виноватыми глазами.

– Брат ничего не говорил о приятеле.

– Вот как? А что он вам говорил?

– Ничего. То есть... – Он попытался прикусить, нижнюю губу, но у него были искусственные зубы, и они выпали. До тех пор, пока он не вернул их на место, он выглядел насмерть перепуганным. – Он ничего не говорил о вас и вообще ничего не говорил. Я не знаю, зачем вы пришли ко мне. Это моя машина. Мы с ним обменялись.

– Это было благоразумно?

– Не имею представления. Может быть, и нет.

Он бросил быстрый взгляд на гору немытой посуды, сваленной в раковину, словно это она несла ответственность за его неблагоразумные поступки.

– Во всяком случае, вас это не касается.

– Это касается всех, Гарольд. И сейчас вы должны думать именно об этом.

Он хотел произнести слово «да», но только беззвучно пошевелил губами. На глазах его показались слезы, и он высказал самое страшное подозрение, какое только могло прийти ему в голову:

– Вы из ФБР?

– Я полицейский агент. Мне необходимо поговорить с вами.

– Здесь?

– Чем это место хуже других?

Он оглядел свою маленькую закопченную комнатушку так, словно увидел ее в первый раз. Мы сидели друг против друга за письменным столом, заменявшим обеденный и покрытым пластиковой клетчатой скатертью, местами протертой до дыр.

– Я не принимал в этом никакого участия, – сказал он. – Не хотел принимать.

– Кто вас заставил?

– Он уже не первый раз причиняет мне неприятности, вернее, постоянно причиняет. Это продолжается последние тридцать пять лет. А ведь он уже достиг такого возраста, когда мог бы и образумиться. Я не обманываю вас.

– Что вы имели в виду, говоря о неприятностях, которые он причинял вам? На этот раз что было?

Он пожал сгорбленными плечами и поднял ко мне руки ладонями вверх – так, словно я и вправду смог бы увидеть на них стигматы.

– Он замешан в этом похищении?

– Он говорил вам об этом?

– Он никогда ничего не рассказывает мне о своей жизни. Но я могу узнать кое-что из газет. С тех пор как я прочитал об этом в сегодняшних газетах, мне страшно выходить из дома. Знаете, что сделала моя жена? Она взяла такси, добралась до автобусной станции и уехала обратно к своей матери в Окснард. Она даже не вымыла посуду со вчерашнего вечера.

– Когда ваш брат был здесь?

– Вчера вечером. Он приехал сюда около половины одиннадцатого. Мы уже собирались спать, и мне пришлось встать. Мы сидели с ним здесь же, где и сейчас сидим с вами. Я подумал, что с ним что-то произошло по пьяному делу, – у него был такой дикий взгляд, но я не знал, что именно. Он рассказал одну из вечных своих историй о том, что выиграл много денег в покер у каких-то моряков в Даго и они теперь гонятся за ним, чтобы отобрать их. Вот почему, как он сказал, он хочет поменяться со мной машинами.

– Почему вы согласились?

– Не имею понятия. Трудно сказать «нет», когда Майкл чего-нибудь хочет.

– Он угрожал вам?

– Не в этом дело. Я, конечно, знал, что у него с собой револьвер, я видел, как он забирал его из машины. – Он поднял на меня глаза. – Когда появляется Майкл, вы всегда ощущаете в воздухе какую-то опасность. И если встать у него на пути, он спустит курок быстро, не раздумывая.

У меня были основания поверить ему.

– Модель вашей машины и ее номер?

– Двухдверный «плимут» образца 1958 года, номер ИКТ-449.

– Цвет?

– Синий. Два тона.

– Я хочу задать вам очень важный вопрос. Не было ли с Майклом мальчика? Вот этого? – Я показал ему фотографию Тома.

Он покачал головой.

– Нет, сэр.

– А он не говорил вам, где этот мальчик?

– Он вообще не упоминал ни о каком мальчике, поэтому я о нем ничего не знаю.

– Вы знаете, где он провел прошлую ночь?

– В пути. Вчера днем он звонил мне из Лос-Анджелеса. Сказал, что, может быть, заглянет, но велел никому об этом не говорить.

– Когда он звонил вам, не говорил ли что-нибудь о замене машины?

– Нет, сэр.

– А вы и ваш брат не имели предварительной договоренности об обмене машинами?

– Нет, сэр.

– И не знали о похищении до тех пор, пока не прочли сегодняшние газеты?

– Так и есть. И об убийстве тоже.

– Вы знаете, кого убили?

Он опустил голову, слегка покачивая ею на ослабленных мышцах шеи. Потом он замер, закрыв руками затылок, словно боялся, что кто-то ударит его сзади.

– Мне кажется... Я слышал о Кэрол...

– Да. Это Кэрол.

– Как ужасно это слышать. Она была чудесной девчушкой, много лучше, чем он заслуживал.

– Вам нужно было самому прийти с этими сведениями, Гарольд.

– Я знаю. И Лилла говорила то же самое. Поэтому она и ушла от меня. Она сказала, что я тут досижу до того, что меня опять посадят в кутузку.

– Подразумевается, что это было и раньше?

– Да, но не так страшно. Тогда хуже всего было то, что он даже не предупредил меня, продавая фотокамеру, что украл ее в армии. А потом он вывернулся, заявив, что это я украл ее, когда был на корабле в день визитов.

– Как называлось судно?

– Авианосец «Перри Бей». Я поднялся на его борт в последний год войны, в Даго, но хотел бы, чтобы никогда больше моя нога туда не ступала. Они так разговаривали со мной, что я уже думал, дело закончится федеральным разбирательством. Но в конце концов они поверили, что я не знал происхождения камеры.

– В некоторых вопросах и я верю вам на слово, вы заметили?

– Не знаю, что и подумать.

– Я верю, что вы честный человек, попавший в переплет.

Эти слова сильно на него подействовали: глаза его опять наполнились слезами. Он снял руки с затылка и пальцами вытер глаза.

– Но я, конечно, не единственный, кого вам придется убеждать. Я думаю, что, возможно, вы сможете выскочить из этого переплета. Но путь один – рассказать всю правду.

– Я и сам хочу того же, – сказал он с облегчением. – Я бы пошел в полицию признаваться, только ужасно боялся, что они засадят меня на всю жизнь.

– И Майкла тоже?

– Нет, о нем я не беспокоился, – проговорил он, – хотя он и мой брат. Когда я узнал о Кэрол... – Он уронил голову.

– Вы любили ее?

– Да, конечно. Но я почти не видел ее последние годы, когда они были в Неваде. Кэрол и я – мы всегда понимали друг друга.

– Они жили в Неваде?

– Да. Майкл работал там кельнером в одном из клубов на юге штата. Только он потерял работу. Я должен был... – Его неторопливое соображение было застигнуто врасплох.

– Вы должны были?..

– Да нет, ничего. Я имел в виду, что должен был помочь им немного в те несколько месяцев, когда он потерял работу.

– Сколько денег вы дали им?

– Не имею понятия. То, что смог собрать. Пару сотен долларов.

Он выглядел крайне виноватым.

– И, некоторым образом, он вернул вам деньги вчера вечером?

Он опять опустил голову. В углу за ним вдруг проснулся старенький холодильник и начал трястись. Но и сквозь этот шум я слышал шелест колес на бульваре, то нарастающий, то пропадающий.

– Нет, не вернул, – сказал Гарольд.

– Сколько он дал вам?

– Он ничего мне не давал.

– То есть вы имеете в виду, что он только вернул вам долг?

– Совершенно верно.

– Сколько?

– Он дал мне пятьсот долларов, – с ужасом проговорил Гарольд.

– Где они?

– Под моим матрасом. Поверьте, я не хотел принимать никакого участия в этом.

Я прошел за ним в спальню. В комнате царил беспорядок, ящики были выдвинуты, на полу валялись вешалки для одежды.

– Лилла уезжала в большой спешке, – сказал он. – Сразу же, как только увидела газету. Возможно, она уже возбудила дело о разводе со мной. Она уже не первый раз разводится.

– С вами?

– Нет, с другими.

Портрет Лиллы стоял на бюро. Темное лицо, вытянутое вниз, на вид упрямое, сверху невообразимая шапка закрученных волос.

Безутешный Гарольд стоял около неприбранной кровати. Я помог ему поднять матрас: под ним находился расплющенный тяжестью матраса полиэтиленовый мешочек для табака, в котором лежала пачка денег. Он отдал его мне.

– Откуда он их достал, Гарольд?

– Из машины. Я слышал, как он шелестел какими-то бумагами.

Не раскрывая мешочка, я положил его в карман.

– И вы, скажите честно, не знали, что деньги «горячие»?

Он сел на кровать.

– Наверное, догадывался все-таки. Он не мог выиграть так много в покер, это я точно знаю. Он все пытался выиграть еще и еще, пока не проигрывал все, что у него было. Но, черт возьми, я не думал о похищении! – Он довольно сильно ударил себя по колену. – Или об убийстве.

– Вы думаете, что он убил мальчика?

– Я имею в виду бедную маленькую Кэрол.

– А я имею в виду мальчика.

– Он не должен был бы убивать этого парня, – сказал Гарольд едва слышно. Казалось, что он даже не хотел, чтобы я разобрал его слова, из страха, что они могут быть опровергнуты.

– Вы осматривали машину?

– Нет, сэр. Зачем мне это делать?

– Посмотреть, нет ли денег или крови. Вы не открывали багажник?

– Нет. Я вообще не подходил к этой паршивой машине! – Он с тоской посмотрел на меня, словно его присутствие в гараже уличало его в преступлении.

– Дайте мне ключи от нее.

Он достал брюки, порылся в карманах и вытащил кожаный ремешок, на котором висели ключи от машины. Я посоветовал ему надеть что-нибудь на ноги, когда мы пойдем в гараж.

В гараже я нащупал выключатель, повернул его и открыл багажник, с некоторым трепетом подняв крышку. Внутри было пусто, если не считать заржавевшего домкрата и всего одной-единственной запасной покрышки.

Но, прежде чем закрыть крышку, я обнаружил кое-что, что совсем мне не понравилось: кусочек черной пряжи, зажатый замком. Я вспомнил, что Сэм Джексон говорил мне, будто Том в воскресенье был одет в черный свитер. Освободив этот лоскуток, я положил его в карман, жестоко ругая себя за подогреваемую мной надежду, которую, по-моему, разбила черная пряжа.