Текст книги "Невеста Чернобородого (сборник)"

Автор книги: Рональд Делдерфилд

Соавторы: Джереми Прайс,Пьер Мак Орлан,Артур Конан Дойль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Я немедленно иду к майору Боннету! – заявила Анна, взяв себя в руки. Глаза ее все еще были влажными и сверкали от негодования. – О, как он смеет! Мы такого же благородного происхождения, как и он! Он не может так поступать! Он даже надеяться не может на то, что я стану его рабыней! Я сейчас же иду к нему и выскажу все это прямо ему в глаза!

Когда Анна распахнула дверь в каюту майора, Боннет сделал движение, чтобы встать. Но, заметив выражение ее лица, он слегка пожал плечами и снова откинулся на подушки. Свои худые ноги он протянул к печке, которую Овидию каким–то чудом удалось разжечь.

– Итак, я вижу, что моя невинная забава в кошки–мышки окончена… – зевнул он, небрежно поглаживая теплое горло Кока. – Ну что ж, игра с мышкой, к сожалению, вообще не длится долго – верно, Кок, старый дружище?

Анна заколебалась:

– Так, значит – это была просто игра? – с сомнением в голосе спросила она. – Просто шутка?

– Игра? О, да! Но шутка – нет! Совсем не шутка, моя дорогая! Ваш брат подписал контракт за себя и – я имею удовольствие вам сообщить – за вас также. Теперь вы оба – моя собственность на предстоящие семь лет. Не больше и не меньше, чем те оборванцы в трюме, между палубами, или где там они торчат. Будете служить мне и исполнять все мои желания, моя милая. Забавно, не правда ли?

– Мы пожалуемся губернатору Барбадоса! – воскликнула Анна. – Вы обманом заставили моего брата подписать бумагу, когда он был пьян! Закон не потерпит такого жульничества!

– Закон? – пожал плечами майор Боннет. – Ах, вот как? Закон, который вы преступили уже тем, что оказались здесь, на борту «Ямайской Девы»! Теперь вам понадобилась его поддержка? Но если вы станете апеллировать к закону, то губернатору, пожалуй, придется в первую очередь повесить вашего брата, не так ли?

Он лениво усмехнулся:

– Эта мысль, возможно, является для вас неожиданной, но я ее сразу принял во внимание и взвесил все очень тщательно. Даже если не считаться с тем, что губернатор – мой близкий друг, он, разумеется, поверит скорее мне, чем беглым шотландским ренегатам… Боюсь, что вам придется смириться с сознанием того, что с момента высадки на Барбадос вы становитесь моей собственностью…

– Неужели в вас нет ничего человеческого? – в ужасе ахнула Анна.

Майор Боннет аккуратно откусил заусеницу на ногте мизинца:

– Не совсем деликатный вопрос, – сказал он, разглядывая девушку с ног до головы и самодовольно ухмыляясь. – Вы чрезвычайно милы, дитя мое! Восхитительны! Ну–с, так какую же работу мне для вас придумать, когда мы прибудем ко мне домой?

– Если вы думаете, что я собираюсь работать на вас…

– Что ж, у вас, конечно, имеется определенный выбор. Вы можете либо повиноваться добровольно, либо вас заставят. И вы, я вижу, предпочитаете более длительный и трудный вариант?

– Нет ничего, что смогло бы заставить меня…

– Ну конечно же, нет! Я верю, что в вас существует мученическая жилка! Однако я полагаю, что угроза причинить страдания Лори или Мэдж… Да что там – даже судьба такой неблагодарной скотины, как Овидий – этого глупого создания, совершенно вам чужого – небезразлична для вас! Хотите, мы поставим небольшой эксперимент? Что вы скажете, например, если после того, как вы покинете мою каюту, – а вы, по всей видимости, собираетесь это сделать, – я займусь тем, что сожгу раскаленной кочергой одно из кожаных ушей этого урода Овидия?

– Вы не посмеете!

– Скажи ей, Овидий. Посмею ли я?

– Йес–сар… Йес–сар… – хриплым голосом поспешно подтвердил Овидий, и Анна поняла, что он нисколько в этом не сомневается. Она взглянула на негра с тревожным сочувствием. Раз или два она слышала, как он поет грустные меланхолические песни голосом глубоким и вибрирующим, словно церковный орган, и однажды видела, как он, ухватившись за поручни фальшборта, смотрел в пустынное безбрежье океана таким несчастным и потерянным взглядом, что она отказалась от прежнего намерения заговорить с ним и осторожно прошла на цыпочках мимо. Овидий, несомненно, был рабом большую часть своей жизни. Возможно, он был сыном раба, а может – туземцем или воином, захваченным в юности работорговцами. И теперь он стоит здесь, в потертой и рваной турецкой ливрее, напяленной на него в насмешку над его собственным достоинством. Это его ухо будет гореть и корчиться под раскаленным железом, но боль – и даже больше того, унижение! – будет ощущать также и она.

С белым, как алебастр, лицом Анна сделала шаг вперед:

– Как может человек – джентльмен! – находить удовлетворение в подобных поступках? – с горящими от ненависти глазами воскликнула она.

Заметив насмешку в глазах Боннета, она снова взяла себя в руки, вернув утраченный на мгновение контроль над своими действиями и чувствами.

– Если вы позволяете себе подобные гнусности, – более спокойным тоном продолжала Анна, – то ничего, кроме глубокой ненависти и отвращения к вам они вызвать не могут. Неужели вам не понять этого? Как может это доставлять вам удовольствие? И какая вам польза от такой бессмысленной и ненужной жестокости?

Боннет продолжал со спокойной насмешкой разглядывать возмущенную девушку:

– Боюсь, что вы не совсем понимаете, моя дорогая. За последнее время в Вест–Индии возникла новая мода – кстати, я был одним из первых, кто ее ввел – запрягать в экипажи джентльменов так называемых «пони–герлс»… – Улыбка на его лице расширилась. – Вы их увидите целое множество – отборных юных девиц, тщательно подобранных по мастям, телосложению и темпераменту. В воскресный день они целыми рядами стоят у коновязей возле церкви, а в базарные дни разъезжают по городу. Мы любим соперничать друг с другом ловкостью, быстротой и… хм… красотой наших «лошадок». Некоторые из модных дам на Барбадосе являются настоящими знатоками и ценителями этого спорта. У мадам Фэверли, например, парадный выезд состоит из двух дюжин! Моя «конюшня» значительно скромнее. У меня их было всего пять до последнего времени…

Крепко сцепив пальцы, Анна в ужасе глядела на него:

– И вы поступите так… со мной?

В горле у нее пересохло, и голос был едва слышен.

– А что – почему бы и нет? В сущности, вы выглядели бы весьма импозантно. Мне завидовал бы весь Барбадос!

Он поудобнее устроился в кресле, и Анна заметила у него за поясом пистолет, наполовину спрятанный в складках рубашки.

– Другие плантаторы не имеют ничего лучшего, чем темнокожих полукровок, – продолжал он. – Я же буду иметь удовольствие обладать единственной чистокровной гнедой кобылкой на всем острове!

– Мой брат убьет вас! – побледнев, сказала Анна.

– В самом деле? Тогда лучше не говорите ему ничего о нашем разговоре, дитя мое. Ведь если он необдуманно поддастся минутному эффекту, то, несомненно, закончит свое путешествие в кандалах. Капитан Баджер сейчас не в лучшем расположении духа, после того, как шторм нанес такие повреждения его кораблю. Он не потерпит никаких глупостей со стороны вербованных рабочих…

Анна вздрогнула, и Боннет с деланным изумлением приподнял брови:

– А–а, вы полагали, что капитан ничего не знает? Он все знает, моя дорогая! Я принял кое–какие меры предосторожности, поместив вербовочные акты в его сейф. Ваш и вашего брата. Через несколько дней, я думаю, мы пройдем мимо острова Антигуа[24]24
  Антигуа – один из группы Малых Антильских (т. наз. Наветренных) островов.


[Закрыть] и там, возможно, встретим одно из моих торговых судов. Если нет – я зафрахтую какой–нибудь корабль, чтобы переправить вас обоих на Барбадос.

– А что будет с Мэдж? – спросила Анна, вне себя от холодной ярости. – Она больна, она же не может двигаться?

– Кто? Мэдж? Не может двигаться? Тогда она останется здесь.

«Он сумасшедший! – в ужасе подумала Анна. – Явно безнадежно помешанный!..». Но сознание этого ничем не могло ей помочь.

Боннет зевнул и потянулся в кресле:

– Ну–с, а теперь вы можете идти…

Она была уже у двери.

– Да, прежде чем вы уйдете… Овидий, грязный черный негодяй! Поблагодари леди за ухо!

– Йес–сар, – сказал Овидий. – Благодарю вас, мэм!

Его коричневые умные глаза остановились на лице Анны, и молчаливое сочувствие в них испугало ее сильнее, чем все происходившее до сих пор. Со слезами бессилия, едва сдерживая рыдания, Анна бросилась к двери, выбежала в темный, узкий, залитый водой трюмный проход и остановилась. Какой смысл бежать? Куда? Они все были узниками на этом корабле, а шипящий океан вокруг представлял собой тюрьму еще более надежную…

Лори ожидал сестру в каюте. Взгляд, брошенный на ее обезумевшее лицо, рассказал ему все.

– Ничего не вышло, да?

– Ничего… – ответила Анна, в изнеможении опускаясь на узкую шаткую койку. – Что ты о нем думаешь, Лори? Он сумасшедший, правда?

– Я не знаю… Хотя нет, впрочем, не думаю… По–моему, это просто исключительно жестокий, злой и коварный мерзавец. Но чтобы он был сумасшедшим – нет, вряд ли!

– А какая нам в этом разница?

Лори успокаивающе улыбнулся:

– Разница небольшая, конечно. Что он тебе сказал?

Анна заколебалась. Всего лишь пару месяцев тому назад она, не задумываясь, высказала бы Лори все, что лежало у нее на сердце. Но не теперь. В эти дни она почему–то чувствовала себя старшей.

– Он наговорил целую кучу наглого вздора – в основном по поводу того, что всерьез собирается осуществить свои права по этим… вербовочным актам, – так, кажется, вы их называете?

– И какие же планы, – сдержанно спросил Лори, – он строит в отношении тебя, Ани?

Анна отвернулась, достала из кармана гребень и принялась приводить в порядок растрепавшуюся прическу, стараясь, чтобы Лори не заметил слез, блеснувших в ее глазах. Слезы теперь были бесполезны.

– Лори, он мне сообщил одну вещь: мы сейчас плывем к острову Антигуа, а не на Барбадос. Он сказал, что, возможно, встретит там один из своих кораблей или наймет какое–нибудь судно, чтобы переправить нас – меня и тебя – на свою барбадосскую плантацию. Лори, когда мы прибудем туда – на Антигуа – нам надо во что бы то ни стало попытаться сойти на берег!

– Они поймают нас за пару часов, Ани. Эти плантаторы… У них должна быть крепкая круговая порука: ведь их всего большая горсточка, а остальные – рабы… Нет, это безнадежно!

– Я же не собираюсь бежать! Я хочу сойти на берег а обратиться за помощью к властям. Рассказать им, кто мы такие… Об отце…

– Но они нас попросту вздернут – неужели ты этого не понимаешь? Или отправят обратно в Эдинбург, чтобы нас повесили там. Ты этого хочешь?

Анна молча кивнула.

– Ах, проклятый негодяй! Значит, он сказал тебе что–нибудь гнусное, да? Я убью его – и пусть меня потом вешают, сколько угодно! По крайней мере, приятно будет сознавать, что умираешь не зря! – Лори схватился за голову. – У меня череп раскалывается от боли…

– А что будет со мной, если ты убьешь его? Ты дашь себя повесить и позволишь им продать меня с торгов, как… как… – Анна хотела сказать: «как лошадь», но ее пересохшее горло не в силах было произнести это слово. Наступило долгое молчание. Лори с болезненной гримасой раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками.

– Я не знаю… – наконец, проговорил он.

– Этот остров Антигуа… – задумчиво сказала Анна. – Туда заходят корабли. Если нам как–нибудь удастся сойти на берег, мы, может быть, сумеем пробраться на борт одного из них. Спрячемся… Потом, когда корабль выйдет в открытое море, они, возможно, даже обрадуются тому, что у них на борту оказался судовой врач…

– А ты, Ани? Тебе они тоже обрадуются? Девушка в море, среди грубых матросов…

– Матросы всего лишь люди, Лори. Позволь мне сказать тебе кое–что. Когда я пришла к нему – к Боннету – знаешь, что он сделал? Он грозился сжечь ухо у Овидия, если… если я не буду послушной. Как ты думаешь, что будет, если мы оба окажемся у него в руках? Вот что я скажу тебе, Лори: я скорее предпочту очутиться посреди океана на любом корабле, среди самых отъявленных подонков, каких только можно себе вообразить, – чем стать тем, кого он собирается из меня сделать!

– Боже мой… – в ужасе прошептал Лори.

– Одно только меня тревожит: что будет с бедняжкой Мэдж? Что с нею станет? Что нам делать с ней?

– Мэдж? – эхом отозвался Лори, настолько захваченный водоворотом мыслей, что не сразу сообразил, о ком идет речь. – Ах, Мэдж!.. – он заколебался. – Что ж; она, бедняжка… Во всяком случае, у нее дорога ясна, Ани. Путь ее предрешен. Я не решался сказать тебе об этом раньше, но теперь это уже не имеет значения…

– Что это значит, Лори?

– Мэдж умирает, Ани…

– Но… из–за морской болезни? Разве от этого умирают?

Когда–то, целую вечность тому назад – в начале истекающего часа – известие о том, что Мэдж умирает, было бы воспринято Анной, как сообщение о конце света. А теперь это был всего лишь унылый шепот, едва различимый за грохотом свалившихся на них несчастий.

– Я думаю… – проговорила Анна после долгой паузы, – … мне следует пойти к ней?

– Да, – сказал Лори. – Мне кажется, тебе следует пойти к ней…

Майор Боннет, удовлетворенно мурлыча себе под нос и наслаждаясь теплом от печки, отхлебнул глоток коньяку и передал бутылку капитану Баджеру:

– Я послал за вами, Баджер, потому что хочу, чтобы вы сделали для меня одну мелочь.

– Да, майор, сэр? – Дэн Баджер отмерил себе щедрую дозу коньяку. – Все, что вам будет угодно, майор! Вам следует только намекнуть – вы ведь знаете меня, сэр!

– Спасибо. Во–первых, скоро ли, по–вашему, мы прибудем на Антигуа?

– М–м… Шторм прошел стороной, но погода мне все же не нравится… Буря может снова навалиться на нас. Но если нам повезет, и если наши временные мачты выдержат, то, может быть – дней через шесть, сэр…

– Хм–м… Шесть дней, говорите? Видите ли, Баджер, дело в том, что девчонке все известно.

Баджер хитро осклабился:

– И я не удивлюсь, если ей не особенно понравилась ваша идея – а, сэр?

– Откровенно говоря, Баджер, мне бы хотелось избежать скандалов. Во всяком случае, на данном этапе, когда игра почти сыграна. Я не хочу, чтобы она покончила с собой, и наоборот – не хочу, чтобы она или ее братец пытались покончить со мной. Есть ли у вас здесь какое–нибудь подходящее местечко, куда можно было бы поместить их обоих?

Баджер осторожно поставил на стол пустой стакан:

– Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, сэр. Вы знаете, какая у нас команда. Им в голову лезет всякая чушь о парне после того, как он так ловко отхватил ногу у мистера Мэрки. Не то, чтобы у них был какой–нибудь резон питать любовь к мистеру Мэрки, – нет: но вы знаете, как бывает среди моряков, майор. Для них подчас попросту не существует никаких резонов.

– Плевать мне на команду, Баджер! Меня нисколько не интересует, что они думают! И что думаете вы тоже, кстати!

Баджер воспринял слова майора с дружелюбной улыбкой и с надеждой протянул к нему свой пустой стакан.

– Мне только требуется от вас, Баджер, чтобы вы поместили их обоих куда–нибудь в надежное место, где они не могли бы причинить вреда ни мне, ни себе. Это–то уже вполне резонно, кажется?

– Что ж, майор, это резонно. Я попытаюсь… благодарю вас, майор, ваше здоровье, сэр! – я попытаюсь поговорить с доктором Блайтом и втолковать ему, что если он будет вести себя тихо и мирно до тех пор, пока мы доплетемся до Антигуа, то я посмотрю, нельзя ли будет помочь ему и его сестре улизнуть с борта на берег. Таким образом, братец будет вести себя достаточно спокойно в течение ближайших дней, считая меня на своей стороне и думая, будто у него имеется кое–что припрятанное в рукаве. И это вполне резонно – не так ли, сэр? К тому же я слышал, что мистера Мэрки еще немного беспокоит нога, и ему не помешает находиться пару лишних дней под присмотром врача. А накануне прибытия в Антигуа я заманю их обоих в канатный ящик и запру там до тех пор, пока вы не сделаете необходимых приготовлений для доставки их на берег по вашему усмотрению. Там им, конечно, будет не очень удобно, но зато уютно, и – заметьте! – мы будем гарантированы от любых неожиданностей.

– Канатный ящик! Идиот, да они там повесятся!

Капитан Баджер снисходительно усмехнулся:

– Для этого им придется здорово изловчиться, майор, поскольку канатный ящик высотой всего в четыре фунта. Мне приходилось слыхивать о всяких странных и удивительных историях на море, но никогда я не слыхал, чтобы кто–нибудь повесился в канатном ящике!

Боннет удовлетворенно принял к сведению эти заверения:

– Черт побери, Баджер – вы настоящая проклятая хитрая лиса! Но только смотрите, не вздумайте затеять со мной двойную игру, мой дорогой капитан, иначе я выпушу из вас кишки!

– Я? – с выражением оскорбленной невинности выпучил глаза капитан Баджер. – Да разве стал бы я думать о том, чтобы провести вас, майор, когда вы собираетесь, так сказать, компенсировать все расходы по этому делу? О, нет, майор – вы можете положиться на честного Дэна Баджера, сэр! Отличный коньяк, между прочим – если вы позволите мне заметить это…

Они обменялись улыбками и через минуту оба принялись хохотать…

В эту ночь умерла Мэдж. Жизнь в течение последних дней едва теплилась в ее истощенном и измученном теле. На следующее утро, в знойной духоте приближающихся тропиков, капитан Баджер прочел заупокойную молитву. В сущности, ему было в высшей степени наплевать на смерть Мэдж, но благодаря присущему морякам драматизму он произносил печальные слова молитвы с таким чувством и проникновенностью, что Анна, изо всех сил пытавшаяся крепиться и не проявлять никаких признаков слабости, не могла удержать слез. Лори не присутствовал на этой маленькой печальной церемонии. Он собирался прийти, но разделил свою скорбь с бутылкой рома, и к нужному сроку уже не в состоянии был держаться на ногах. Майор Боннет тоже отсутствовал. Но все рабочие–переселенцы и свободные от вахты члены судовой команды нестройными голосами подхватили заупокойную молитву, когда маленький жалкий сверток, зашитый в грубую парусину, соскользнул по наклонной доске в море.

Когда участники траурной церемонии начали расходиться, к Анне осторожно приблизился коротышка–плотник.

– Мэм, – проговорил он, понизив голос. – Мистер Мэрки шлет вам свои комплименты. Он будет счастлив побеседовать с вами наедине, с глазу на глаз…

Сказав это, он тут же смешался с толпой и исчез.

Анна остановилась в нерешительности. При обычных обстоятельствах она ни за что бы не пошла в маленькую сырую клетушку мистера Мэрки. Но события последних дней очень изменили взгляды Анны на условности и приличия. Пансионат мисс Хукер остался где–то в другом, далеком мире…

Анна спустилась вниз по центральному трапу.

Мистер Мэрки лежал в койке, почесывая забинтованную культю и попыхивая короткой глиняной трубочкой, дым из которой, словно горный туман, слоился пластами в полумраке тесной каютки. Когда моряк увидел Анну, радость и удивление смягчили резкие морщины на его грубом уродливом лице. Он предпринял мужественную попытку скрыть замешательство и казаться приветливым хозяином.

Анна закрыла за собой плохо пригнанную деревянную дверь.

– Вы хотели меня видеть, мистер Мэрки? – спросила она. – Как сегодня ваша нога?

Моряк посмотрел на свой обрубок и молча кивнул, не ответив на вопрос.

– Мисс… – начал было он и запнулся.

– Да? – приветливо отозвалась Анна. – Вы хотите мне что–то сказать?

– За мной небольшой должок, мэм, – проговорил Мэрки. – Доктор позаботился о моей ноге, так что я вам вроде бы кое–что должен… – Он был в явном замешательстве, поскольку проявление благодарности было для него необычным делом. – Послушайте, – серьезно продолжал он. – Бегите с корабля в первом же порту, не дожидаясь Барбадоса! Скажите доктору, чтобы он попытался отыскать береговых братьев, буканьеров[25]25
  Буканьеры – команды пиратских судов в районе Центральной Америки обычно состояли из беглых кабальных рабов и переселенцев. На суше они занимались охотой, выделкой шкур и копчением мяса. Коптильни устраивались примитивным способом – над кострами, и назывались буканами. Отсюда английское название антильских пиратов – буканьеры (коптильщики).


[Закрыть] то–есть. Среди них имеются неплохие парни. Хорошие ребята – смелые, хотя и немного диковатые. Они будут очень рады иметь его у себя на борту…

– Я вижу, вся команда уже знает обо мне и… майоре Боннете, – пожала плечами Анна; однако скрытая ирония в этом замечании не дошла до мистера Мэрки. Нахмурившись, он продолжал:

– Это настоящий злодей, мэм! Породистый, чистых кровей, но хитрющий, как змея! Он хочет заполучить вас – вот что я знаю!

– Да, – сказала Анна. – Я тоже знаю об этом. Но если Лори… если мой брат свяжется с буканьерами, то что будет со мной? Что же, по–вашему, должна делать я, мистер Мэрки?

«Он знает этих людей лучше, чем я или Лори, – думала Анна. – Ему знакомы эти места. – Может быть, он действительно сумеет помочь…»

– Мне приходилось слыхать, – медленно проговорил Мэрки, – о женщинах, которые отправлялись с пиратами в море и неплохо там жили. Совсем неплохо, мэм! Одни буканьеры уважают мужественных женщин, другие – нет. Все зависит от обстоятельств…

Он опять сунул в рот свою трубку и не сказал больше ни слова, хотя Анна в нерешительности ожидала еще несколько минут. Не то, чтобы мистер Мэрки захотел прекратить беседу. Он просто выдохся, поскольку не привык к таким длительным словоизлияниям.

– Что ж, спасибо… – сказала Анна. – Мне пора идти!

– О!.. – огорченно протянул мистер Мэрки и молча смотрел, как она отодвинула засов, осторожно выглянула из–за двери, чтобы убедиться, что там никого нет, и затем выскользнула в узкий сырой коридор.

– Прощайте, – прошептала она.

Мистер Мэрки кивнул головой:

– Оставьте дверь открытой, – попросил он. – Я люблю слушать шум, который доносится с верхней палубы…

Вернувшись в свою каюту, которая теперь, без Мэдж, показалась ей странно просторной и пустой, Анна села на сундук и дала волю слезам. Несколько последовавших дней она почти безвыходно оставалась в каюте, не желая рисковать встречей с Боннетом. Всякий раз, когда она пересекала коридор между каютами, ища поддержки и успокоения у Лори, она находила его либо храпящим в пьяном сне, либо настолько угнетенным угрызениями совести и беспробудным пьянством, что в конце концов она начала избегать и его. После того, как она перестала приходить к обеду в кают–компанию, Овидий ухитрялся приносить ей еду вниз, в каюту, между двумя тарелками, завернутыми в полотенце, чтобы сохранить тепло. Умные большие карие глаза негра смотрели на девушку с тупой болью сострадания.

Дни стали невыносимо жаркими: знойное марево висело над океаном – совсем как летом в Шотландии. Духоту не облегчало едва заметное движение судна, попавшего в штиль. У Анны не было подходящей одежды для такого климата, совершенно ей чуждого и необычного. Ей и в голову не приходило одеть на себя что–нибудь другое, кроме тех платьев, которые она захватила с собой. Она сидела в душном и горячем полумраке своей каютки, не то дремля, не то размышляя, в состоянии, близком к отчаянию, когда капитан Баджер шагнул к ней в открытую дверь и слегка кашлянул, чтобы привлечь ее внимание:

– Добрый день, мисс. Я хотел спросить – слыхали ли вы, как марсовый[26]26
  Марсовый – вахтенный матрос, наблюдавший за горизонтом со специальной площадки на мачте (марса).


[Закрыть] крикнул: «земля»?

– Да, – вяло ответила Анна. – Я слышала это…

– И у вас нет желания выйти на палубу и взглянуть на нее?

– Ни малейшего.

Капитан несколько смешался:

– Ну, ладно. Я думал… А, впрочем, все равно! Видите ли, имеется маленькое затруднение, в котором вы могли бы мне помочь, если бы захотели, мисс Блайт…

Когда Анна снова не проявила никаких признаков заинтересованности, он добавил хриплым шепотом, словно заговорщик:

– Я о молодом мистере Блайте. Он тут устроил небольшой скандал на борту, и я думал, что вы поможете уговорить его прийти в себя…

– Что такое? – встревожилась Анна, поднимаясь. – Какой скандал?

– Он заперся в канатном ящике на носу, мисси. Забрался туда, чтобы выпить без помех, – я ничего не имею против этого, мэм, но он набрался так, что задвинул засов изнутри, и сейчас барабанит в дверь, словно взбесившийся дьявол, и орет, будто мы его заперли!

Анна вздохнула. Ей и без глупых выходок брата было достаточно своих забот и тревог. Она молча пошла за капитаном Баджером по тесному проходу, который вел к форпику[27]27
  Форпик – узкое место трюма в самом носу судна.


[Закрыть]. Жара и духота, казалось, заставили вспотеть даже корабельные балки. Из–за маленьких закрытых дверей в конце прохода доносились крики и стук.

– Скажите ему, – прошептал Баджер, – чтобы он отошел от двери! Скажите, что вы привели с собой друзей, которые попытаются выломать дверь.

– Я не понимаю… – озадаченно проговорила Анна.

– Я знаю, как отодвинуть снаружи внутренний засов! Надо только, чтобы он отошел подальше от двери, – объяснил Баджер. Он стоял как раз между Анной и дверью в канатный ящик, так что ей пришлось окликнуть Лори через его плечо:

– Это я, Лори, слышишь? Это я, Анна! Отойди от двери! Я привела друзей, и они сейчас ее выломают!

Из–за двери послышался удивленный голос Лори. Голос был хриплый и глухой, словно от перепоя:

– Ани? – прохрипел он. – Это в самом деле ты? Ты уверена, что там у вас все в порядке?

– Все в порядке, Лори, не беспокойся! Но почему ты не можешь открыть дверь с твоей стороны?

Наступила мгновенная пауза, словно этот вопрос застал Лори врасплох. Затем последовал ответ:

– Не могу, потому что с этой стороны нет запора!

Баджер, подмигнув Анне, снисходительно пожал плечами:

– Я ведь говорил вам, мисс, что он слегка перехватил! Но все же лучше бы вам уговорить его отойти от двери, пока он сам себя не изувечил!

Анна кивнула:

– Ладно… Лори, послушай меня! Отойди от двери!

Из–за запертой двери послышался шаркающий звук.

– Гляди–ка! – удивленным тоном произнес Баджер. – Дверь–то и с этой стороны заперта!

Он отодвинул тяжелый металлический засов, и Анна вдруг почувствовала, как сильные руки схватили ее и швырнули в узкий проем. Она налетела на Лори, который в это мгновение бросился было вперед, и они оба покатились в темноту на бухты канатов. Дверь моментально захлопнулась. До них донесся лязг торопливо задвигаемого засова и хриплый смешок Баджера:

– Так–то лучше, мисс! Согласитесь, что это удобнее, чем хватать вас, тащить, устроить тарарам и переполошить всю команду! Будьте умницей и сидите спокойно. Вам обоим будет уютно здесь, пока мы не доберемся до гавани!

– Что вы собираетесь с нами делать? – заорал Лори так, что его злой пропитый голос едва не оглушил Анну в тесноте их маленькой мрачной тюрьмы.

– Я? – переспросил Баджер. – Я этого не знаю. Я всего лишь выполняю распоряжения вашего хозяина. Если бы я мог, я охотно бы пошел вам на помощь. Но поскольку вы являетесь собственностью майора Боннета, я обязан поступать с вами так, как скажет он. А теперь сидите спокойно и не шумите – так будет лучше для вас. Иначе я прикажу не давать вам ни пищи, ни воды!

До них донесся звук его удаляющихся шагов, и постепенно привыкшие к полумраку канатного ящика глаза Анны разглядели смутные очертания фигуры брата. Он сидел, скорчившись, словно от боли, обхватив голову руками.

– Лори… ты ранен?

– Меня ударили чем–то, пока я лежал на койке в своей каюте, – мрачно ответил он. – У меня на голове шишка размером с… Ладно, впрочем, все это ерунда, потому что, кажется, с нами все кончено! Я смутно припоминаю, как кто–то вошел ко мне, нагнулся… И потом я очутился на земле…

– А долго ты уже здесь сидишь?

– Я не знаю, – ответил он. – Боже! Клянусь, что это был последний раз, когда я прикоснулся хоть к капле спиртного! Обещаю тебе!

– Да, – вздохнула Анна. – Судя по всему, так оно, очевидно, и будет!