Текст книги "Манифест: Революция"

Автор книги: Рон Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Нужно прислушаться к своим чувствам: возможно ли терпимо относиться к президенту, у которого есть право сажать людей на неопределенный срок, даже пожизненно, и при этом не позволять им узнать, в чем их собственно обвиняют. Повод – преступники и террористы не должны выходить на свободу. Приверженцы Конституции просто утверждают, что люди, по крайней мере, имеют право защищаться от выдвинутых голословных обвинений.

Дело Хосе Падилла (Jose Padilla) вообще поразительно. Сначала мы слышим, что Падилла планировал заложить радиологическую («грязную») бомбу в одном из американских городов. Правительство ничтоже сумняшеся обвиняет его в преступлении, в котором он признался под пыткой. Окончательные обвинения, выдвинутые против него гораздо более неопределенные и менее интересные.

Но федеральное правительство не выдвинуло против него обвинений сразу. Вместо этого, Падилла был объявлен «вражеским пособником» и, следовательно, послан в тюрьму на неопределенный срок, без предъявления ему каких-либо обвинений. Единственной причиной предъявления Падилле обвинения через три с половиной года, была боязнь администрации, что Верховный Суд воспротивится такому с ним обращению. При слушании его дела администрация могла бы возразить Суду, объявив, что Падилла получил суд, которого добивался, и, следовательно, его жалобы спорны.

В течение трех с половиной лет, которые он содержался под стражей, Падилле пришлось выдержать много разных пыток. Содержащийся в одиночном заключении Падилла был подвергнут лишению сна. В камере его травили ядовитыми испарениями. Его камера была ужасно холодной большую часть времени. Он был накачан наркотиками, дезориентирован и ему угрожали всевозможными ужасными перспективами.

Для нас настало время проснуться. Мы позволили президенту похитить американского гражданина на американской земле, объявить его «пособником врага» (обвинение, которое обвиняемый не может опротестовать, выдвигаемое президентом секретно и без разглашения), задержать на неопределенный срок, отказать ему в праве на законное разбирательство и подвергнуть бесчеловечным издевательствам. Можем ли мы не обеспокоиться при таком положении дел? Или мы так ослеплены пропагандой, забывшей об основополагающих принципах Америки и законодательных гарантиях, что вернулись к британскому законодательству восьмисотлетней давности? Это возмутительное преступление против Америки и ее Конституции. Утверждения о том, что такие средства будут использоваться только против плохих парней, не стоит даже и слушать.

В апреле 2006, обладатель Пулитцеровской премии фотограф «Асошиэйтед пресс» Биляль Хуссейн был арестован американскими военными в Ираке и присоединился к почти четырнадцати тысячам захваченным правительством США по всему миру. Он не был обвинен ни в каком преступлении, а запросы из «Ассошиэйтед пресс» натыкались на «глухую стену» молчания. «АП» безуспешно добивалась его освобождения, или хотя бы предъявления ему формального обвинения.

«АП» наконец было сказано, что их фотограф замешан в похищении двух журналистов в Рамади, но эта история лишена всякой логики: журналисты, когда их спросили, ответили, что Хуссейн им очень помог, после того как их отпустили, ведь у них не было ни машины, ни денег. Та неправдоподобная история никак не помогла переломить бытующее мнение, что настоящей причиной ареста фотографа «АП» были фотографии, сделанные им в зоне боевых действий, которые выставляли в неприглядном свете американских военных.

Что произошло с нашей страной и с ее имиджем во всем мире, и почему мы позволили этому случиться? В этой книге я попытался по возможности ссылаться лишь на некоторые части законодательства, так как я предпочитаю сосредоточиться на идее, а не на отдельных моментах, да и не имею особого интереса писать политический справочник. Здесь я должен сделать исключение, поскольку часть законопроекта, который я внес в Конгресс в конце 2007, кратко отражает мои взгляды на гражданские свободы и исполнительную власть в свете войны с террором. Отсылаю вас к American Freedom Agenda Act от 2007 года.

Среди прочего законопроект:

• отменяет Military Commisions Act от 2006 года;

• запрещает использовать признания, полученные под пыткой как доказательства в любом из гражданских и военных судов;

• подчиняет надзорную деятельность спецслужб требованиям FISA;

• дает Палате Представителей и Сенату возможность опротестовать в суде любой подписанный президентом указ, который показывает намерение спецслужб проигнорировать любое из положений закона;

• предусматривает, что ничего в Законе о Шпионаже от 1917 года не ограничивает журналистов в публикации информации полученной от силовых структур или Конгресса, «за исключением публикаций, могущих нанести прямой, безотлагательный и невосполнимый вред национальной безопасности Соединенных Штатов».

Кроме того, законопроект ограничивает полномочия президента на создание военных трибуналов для обвинения в военных преступлениях: «только в тех местах, где ведутся военные действия против Соединенных Штатов, и где скорый суд необходим для сохранения свежих улик, либо чтобы предотвратить местную анархию». Он запрещает «любые бессрочные аресты какого-либо лица по обвинению в пособничестве врагу, при отсутствии доказательств, что данное лицо прямо участвовало в боевых действиях против США, при условии, что ни один гражданин Соединенных Штатов не может быть арестован как незаконный вражеский пособник». Любой индивид, арестованный Соединенными Штатами как вражеский пособник, «должен иметь право ходатайствовать об исполнительном листе habeas corpus под разделом 2241, статьи 28, Кодекса Соединенных Штатов».

Закон также гласит: «Ни один офицер или агент Соединенных Штатов не может похищать, заключать в тюрьмы, или пытать кого-либо за границей, основываясь только на вере президента, что субъект похищения, заключения в тюрьму, или пыток является вражеским пособником; похищение подозреваемых допускается только в случае, если применяется для доставки их с целью проведения судебного процесса или допроса для сбора разведывательных данных перед трибуналом, соответствующим международным нормам по объективности и по ведению процесса». Выявленные нарушения этого раздела наказываются как тяжкие уголовные преступления. Меня поражает то, что такой законопроект вообще стал нужным в Америке. Это же принципы, которые должны не просто исполняться президентами, но и быть их искренними убеждениями.

Тем из нас, кто еще упоминает Конституцию и наши обязанности ее соблюдать, иногда кратко отвечают: «Мы на войне». Да, мы действительно ведем необъявленные войны в Ираке и Афганистане, а также бесконечную войну с терроризмом по всему миру. Но если президент требует особых полномочий на военный период, а мы ведем необъявленные войны без начала и без конца, то когда же кончится срок этих экстраординарных полномочий? Поскольку терроризм никогда не будет побежден окончательно, должны ли все будущие президенты иметь право действовать без оглядки на Конгресс и Конституцию, просто отвечая всем: «Мы на войне»?

В конце 2007 года сенатор Джефф Сейшнс заявил: «Некоторые люди в этой Палате любят Конституцию больше, чем национальную безопасность. Мы все должны отослать президенту Бушу письмо с благодарностью за то, что он защищает нас». Какими же идиотами надо считать американцев, чтобы ожидать от них веры в такую дешевую пропаганду?

Война с террором, тем не менее, имеет нежелательные и опасные внутриполитические последствия. Такие же последствия имеет и война с наркотиками. Я говорю так, не надеясь приобрести себе популярность: мнения людей так глубоко укоренились, что крайне трудно заставить их хотя бы беспристрастно обсуждать этот вопрос.

Но мы должны его рассмотреть. Мы серьезно ошибаемся, если считаем, что работа правительства заключается в том, чтобы искоренять наши плохие привычки или заменять собой те общественные институты, которые несут ответственность за формирование общественной морали. Наша слепая вера в правительство вновь приносит негативные результаты. Экономист Дэн Клейн пишет: «Множество исследований и высказанных мнений возлагают на нее [войну с наркотиками] ответственность за рост уличной преступности, бандитской активности, подделку наркотиков, полицейскую коррупцию, загруженные суды и переполненные тюрьмы. Запрет наркотиков порождает черный рынок, который общество не может контролировать».

Война с наркотиками имеет особенно опасные последствия для районов, в которых проживают национальные меньшинства, так как даже добропорядочным родителям становится сложно внушать детям правильные моральные ценности. Сверхдоходы, порожденные черным рынком, делают наркодилеров внешне процветающим сектором общества, родителям же становится труднее убедить детей избегать таких доходов и стремиться к менее оплачиваемой, хотя и более почетной работе. Конец федеральной войны с наркотиками немедленно отобрал бы доходы у наркокоролей, которые развязали новую волну террора на улицах наших городов. В результате порядочные американцы, которые живут там, наконец, почувствовали бы себя в безопасности.

Несмотря на то, что многие консерваторы поддерживают федеральную войну с наркотиками, все возрастает число тех, кто подобно Уильяму Ф. Бакли относится к ней скептически. Консервативный экономист Томас Сауэлл находит всю войну с наркотиками более утопичной, чем консервативной: «Что имело бы куда больше смысла, так это признать, что мы не Бог, что мы не можем жить жизнью других людей или спасать людей, которые этого не хотят, снизить доходность наркотиков путем декриминализации рынка. Отмена наказания положила бы конец бутлегерским бандам».

Это не такая уж и новость для христианской традиции. В «Трактате о законе» из «Суммы теологии», Фома Аквинский объясняет (цитируя Августина), что не все пороки должны преследоваться законом. Человеческий закон должен карать все, что ведет к непосредственному причинению физического вреда другим; Аквинский приводит убийство и кражу как примеры. По отношению к деяниям, которые не ведут к физическому вреду или ограблению (какой бы нематериальный ущерб они не причиняли), следует воздерживаться от законодательного наказания, если оно принесет еще большее зло – точка зрения, которая весьма напоминает проводимую здесь мной.

Более того, закон не может сделать плохого человека хорошим. В соответствии с воззрениями Аквинского, это может сделать только Божья благодать. Закон в этом просто некомпетентен. Закон может только обеспечить мир и порядок, в рамках которого люди ведут свои дела. Множество вещей крайне важных для жизни общества делается отнюдь не в силу закона, а в рамках гражданского общества, семей и сообществ. Эти полезнейшие влияния, никак не связанные с законом, играют основную роль в моральном развитии индивидов. Мы не должны увиливать от собственной ответственности, поручая политикам – которые уж точно и сами не без греха – нести эту важную функцию.

Когда начинаешь изучать реальную историю федеральной борьбы с наркотиками, открывается такое нагромождение лжи, ханжества и невежества, что просто лишаешься речи.

Как минимум в одной из областей те, кто ратовал за запрет алкоголя, были честны: Конституция не дает федеральному правительству права просто запрещать такие вещи. Когда обсуждалось введение сухого закона, все поняли, что для этого требуется конституционная поправка. И для того чтобы запретить конкретный вид наркотика, Налоговый закон Харрисона от 1914 года просто обложил его запретительно высокими налогами. Никто не смог бы платить такой налог, поэтому каждый, задержанный с «субстанциями», указанными в законе, обвинялся не во владении, которое не преследовалось уголовно, а в уклонении от налогов.

А теперь я расскажу вам об одном особенно интересном факте из истории запрещения марихуаны. Существенным моментом, который повлиял на все обсуждения данного запрета, была связь его с мексиканцами, с которыми в то время она широко ассоциировалась. В сенате штата Техас один из сенаторов заявил: «Все мексиканцы абсолютно сумасшедшие и делает их такими эта трава». Похожие слова можно было услышать во многих штатах по всей стране. Гэрри Эшлингер, возглавлявший федеральное правительственное Бюро по наркотикам ,однажды сказал что «основной причиной по которой надо запретить марихуану – это ее влияние на вырождающиеся расы». Это не оговорка: Эшлингер запросто раздавал такие комментарии направо и налево.

Появившийся в результате Закон о налоге на марихуану от 1937 года (да-да, федеральному запрету всего семь десятилетий!) – не имел ничего общего с наукой и медициной, зато очень многое с этнической рознью, карьерными устремлениями в Бюро по наркотикам, дискриминацией и пропагандой в желтой прессе. Слушания по этому важнейшему вопросу заняли всего два часа, слишком мало для того, чтобы разобраться с ее воздействием на здоровье – основной, как все ошибочно полагают, причиной ее запрета.

По вопросу было заслушано всего два эксперта. Одним из них был Джеймс Мюних, профессор, который заявил, что ввел активное вещество марихуаны тремстам собакам и две их них умерли. На вопрос, почему он выбрал собак как аналог для моделирования реакций человека, он окрысился: "Я не знаю! Я не собачий психолог".

Мы можем твердо утверждать, что этот профессор никаким собакам этого ингредиента не вводил, так как он был впервые лабораторно выделен в Голландии годами позже. Но запомните этого товарища.

Другим экспертом был Уильям Вудворт, который представлял Американскую медицинскую ассоциацию. Он высказался против законопроекта, как не подтвержденного медициной продукта невежества и пропаганды. Он заявил: «Американская медицинская ассоциация не имеет свидетельств того, что марихуана является опасным наркотиком». На что один и конгрессменов ответил: «Доктор, если вы ничего не хотите сказать в поддержку закона, почему бы вам не отправиться домой?»

В Конгрессе все обсуждение национального запрета марихуаны заняло полторы минуты.

«Мистер Спикер, о чем этот законопроект?» – спросил конгрессмен от Нью-Йорка.

«Я не знаю, – было ему ответом, – он о том, что нам делать с чем-то, называемым марихуана. Я думаю это какой-то наркотик».

Второй вопрос от конгрессмена: «Мистер Спикер, поддерживает ли этот законопроект Американская медицинская ассоциация?»

Как мы помним, АМА была против законопроекта. Но Спикер ответил: «Их доктор Вентворт [sic!] был здесь. Они поддерживают законопроект на сто процентов».

И этой ложью завершились все дебаты.

В 1937 году законопроект был принят, Эшлингер созвал национальную конференцию, на которую пригласил всех, кто что-либо знал о марихуане, кого смог найти. Из 42 человек, 39 в той или иной степени высказались, что не понимают, зачем их сюда пригласили, и что они мало что знают о предмете. Остальные трое были: 1) Уильям Вудворт от АМА, 2) его ассистент, 3) Джеймс Мюних, профессор с собачками.

Вы можете сами догадаться, что случилось потом. Джеймс Мюних, единственный на всей конференции, кто соглашался с позицией Эшлингера по марихуане был назначен Официальным Экспертом в Федеральном Бюро по наркотикам. Единственный человек, который согласен с позицией правительства, назначается Официальным Экспертом! Если это не хрестоматийный случай того, как действует правительство, то я не знаю, что будет лучшим примером.

Теперь вспомните заявление Эшлингера – от которого он потом отказался под давлением медицинской общественности – что марихуана "это наркотик, вызывающий привыкание, приводящий наркоманов к сумасшествию, преступлениям и смерти". В конце 1930-х –начале 1940-х годов защитники этой точки зрения, комментируя серию хорошо освещенных в прессе судебных процессов об убийствах, охотно цитировали эту фразу, предполагая (что бы вы думали?), что преступники перед совершением насилия употребляли наркотики.

На одном из таких судов приснопамятный Официальный Эксперт был призван, чтобы доказать, что марихуана вызывает сумасшествие. В своих свидетельских показаниях в суде Ньюарка, штат Нью-Джерси, Мюних сообщил, что испытывал этот наркотик на себе. На вопрос, что происходило, когда он принял наркотик, он ответил: «После двух затяжек марихуаны мне показалось, что я превратился в летучую мышь». И пятнадцать минут летал по комнате, добавил он.

Поверите ли, это все доказательства, которые он представил. Обвиняемые теперь знали что говорить: «После двух затяжек марихуаны мои клыки выросли до шести дюймов и обагрились кровью». Вот и все доказательства того, что марихуана вызывает сумасшествие.

Между тем, Эшлингер сообщил Мюниху, что его должность Официального Эксперта окажется под угрозой, если тот продолжит утверждать, что превращался в летучую мышь. Тот и перестал.

В 1970 году федеральное правительство отменило налоговые меры, и просто ввело запрет на ряд веществ. Никаких конституционных обоснований представлено не было.

Мы не относимся к алкоголикам как к преступникам и не заключаем их в тюрьмы. Такого видимо никогда и не увидим, так как политики сами наслаждаются алкоголем. Проблема наркотиков – аналогична – это проблема медиков, а не полицейских. Семья, церковь и общество должны понимать свою ответственность за то, что люди отравляют себя наркотиками. Загружать наши суды и тюрьмы делами, состоящими в том, что у человека обнаружено микроскопическое количество запрещенных веществ и которые никогда не причиняли никакого вреда другим, пожирает ресурсы, необходимые для борьбы с настоящими опасными преступниками, которые угрожают нам. За последние два десятилетия по делам, связанным с наркотиками было заключено под стражу больше людей, чем за все остальные преступления вместе взятые. И это не считая продолжающейся эрозии наших гражданских свобод, за которые война с наркотиками также ответственна.

Провал в федеральной борьбе с наркотиками очевиден хотя бы из того факта, что правительство не может предотвратить употребление наркотиков в тюрьмах, которые окружены вооруженной охраной. Факт остается фактом – наркотики не перестали быть доступными для тех, кто хочет их употреблять. Это кошмарный сценарий развития событий, которого все боятся; но они не могут осознать, что мы уже к нему пришли. Опрос за опросом в большинстве высших учебных заведений подтверждают, что студенты легко могут достать наркотики, если того хотят. Так и работает черный рынок: запрещение товара, который востребован, не отменяет его востребованности, но просто порождает более опасные и нежелательные каналы доставки этого товара, дает криминальному сектору экономики новый источник дохода и власти. Как и со многими другими вещами, конституционным методом действий будет оставить федеральное правительство за кадром и отдать решение вопроса штатам.

Независимо от нашей позиции по войне с наркотиками в целом, мы обязаны согласиться с разрешением медицинского использования марихуаны. Использование этого запрещенного сейчас препарата могло бы облегчить невыносимые страдания бесчисленных пациентов. Как можем мы отвергать поддержку свободы и индивидуальной ответственности в данном, очевидном случае? Какой вред это нанесет кому-либо, если мы позволим нашим согражданам, мучающимся болью, найти необходимое им облегчение? Что это за «сострадательный консерватизм»?

Как обычно, это грубое нарушение Конституции получает поддержку обеих партий. Администрации Клинтона угрожала штатам, разрешившим медицинское применение марихуаны, подвергнуть уголовному преследованию врачей, которые будут ее прописывать. В 2005 году назначенные Клинтоном судьи Верховного суда Рут Бадер Гинзбург и Стефен Брейер поддержали претензии правительства на запрет медицинского использования марихуаны для тех штатов, которые проголосовали за ее разрешение. (Алабама, Миссисипи и Луизиана, которые не разрешили медицинского использования марихуаны и имеют жесткие антинаркотические законы, выпустили совместное заявление о том, что, несмотря на то, что они не согласны с политикой Калифорнии, они еще больше возражают против того, чтобы федеральное правительство имело возможность влиять на эту политику и применять свою власть в этой области).

Конституционные аргументы в пользу разрешения федеральному правительству карать медицинское применение марихуаны даже в штатах, где местные органы его разрешили – это оскорбление для американского народа. Они основаны на полном непонимании положений Конституции, касающихся коммерции и сферы применения этих положений. Однако если вы хотите понять как эти положения используются теми, кто понимает настоящее намерения создателей Конституции, обратитесь к красноречивому особому мнению, высказанному судьей Кларенсом Томасом по делу Гонсалес vs (против) Райх (2005).

Свободы личности, которые я описываю, касаются не только индивида, но и включают его семью и домохозяйство. К примеру, я всегда поддерживал семьи с домашним обучением, идеология которого распространяется от воззрений вермонтских «зеленых» до южных евангелистов. Я всегда говорил, что правительство не владеет своими гражданами – и не владеет вашими детьми. Очень плохо, что некоторые родители принуждаются к оплате обучение своих детей, которое они не только не считают полезным, но и которое они и не одобряют с философской или религиозной точки зрения (я когда-то очень интересовался тем, почему люди, которые вроде бы вполне понимают, что неправильно требовать у людей деньги на поддержку религий, которые они не разделяют, без колебаний проделывают то же в случае сбора денег на образование, философии которого люди не приемлют). Хуже того, в некоторых случаях, они вынуждены лавировать между законами, чтобы все же дать детям образование, которое они считают нужным.

Можно написать длинную книгу о том, как правительство вмешивается в законные права семей, но давайте рассмотрим один пример, который интересен еще и тем, что почти не освещался в масс-медиа. В 2004 году президентская инициатива, под названием Новая комиссия свободы выпустила доклад, в котором предлагала ввести принудительное обследование психического здоровья, начиная с дошкольного возраста. Несмотря на то, что программа не была принята на федеральном уровне, гранты все равно были отправлены в штаты для введения пилотных программ в соответствии с докладом. Я думаю, все поняли, что это значит.

Перед тем, как обсуждать, насколько отвратительно это предложение, давайте посмотрим, кто, очевидно, выигрывает от этого решения: фармацевтическая индустрия. Мало сомнений остается в том, что в результате этой программы у дополнительных миллионов детей сразу обнаружится потребность в психотропных препаратах. Около 2.5 миллионов детей уже используют эти препараты, при этом (по данным журнала Американской медицинской ассоциации) в период с 1991 по 1995 произошел трехкратный рост. Цифра выросла еще в пять раз с 1995 по 2002 годы.

Хорошо ли это? Мы склонны относиться к этому скептически. Отсутствуют данные о долгосрочных последствиях приема психотропных препаратов детьми, чей мозг еще развивается. Медицинская наука не проводила исчерпывающих исследований каждого препарата, так что может получиться, что мы накачиваем наших детей наркотиками. Краткосрочные побочные эффекты уже проявляются у многих детей, в то время как многие родители уже подверглись преследованию органов опеки за то, что отказываются давать препараты своим детям. Еще сложнее станет противостоять режиму, если будет введена программа исследования ментального здоровья. Диагностика многих отклонений весьма субъективна, а врач Карен Эффрем даже высказывает опасения, что дети могут таким образом преследоваться за то, что исповедуют религиозные или политические взгляды, отличающиеся от ортодоксальных.

Ключевой вопрос состоит в том, по какому праву правительство вмешивается в эту область. Вопрос психического здоровья – это, очевидно, вопрос исключительно родителей и их врачей. Какой свободный человек отдаст сокровенные вопросы психического здоровья своего ребенка бездушным правительственным чиновникам?

Даже когда появился этот доклад, я пытался заблокировать финансирование этой программы. Мои оппоненты расценили это как слишком резкую реакцию. Но так ли это в свете обычных методов действия правительства? Если история правительственного вмешательства чему-либо нас учит, то сейчас самое время сражаться против деспотических и абсурдных программ до того, как они утверждены, так как после утверждения их невозможно будет искоренить. Их нужно блокировать до того, как они получили шанс начать действовать. Иначе локальные программы с федеральным финансированием будут тихо расти и шириться, пока мы в результате не получим обязательную программу ментального сканирования. Так бывает всегда.

Я упомянул этот пример не потому, что он сейчас наиболее сильно угрожает нашей республике, а потому что случай очень разоблачающий: доклад, родившийся в недрах исполнительной власти рекомендует поголовное ментальное сканирование всех американских детей, но не получает никакого внимания. Даже поколение назад медиа раструбили бы об этом случае, и американские родители отвергли бы его так, что никто бы не посмел поднять его еще раз. Этот пример еще и очень полезен в качестве иллюстрации того, как правительство начинает наступление на наши гражданские права – в ограниченном масштабе и полное сладких речей – и как группы специальных интересов, в данном случае психиатрический истэблишмент и фармацевтическая отрасль, пробивают решения, которые позволяют им откусить кусок общественного пирога (я прямо-таки упиваюсь своей искренней верой в то, что только в результате простого стечения обстоятельств эти люди получат новые миллионы клиентов).

Наша Конституция была написана для того, чтобы ограничивать правительство, а не людей. Правительство всегда имело соблазн перевернуть эту истину вверх ногами. Как сказал однажды Джордж Вашингтон, один из основателей нации: «Правительство – это не благоразумие, это не красноречие; это власть. Как огонь оно – опасный слуга и страшный господин.