Текст книги "Батый. Хан, который не был ханом"

Автор книги: Роман Почекаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Рашид ад-Дин, использовавший сведения Джувейни о действиях монгольских войск против Бачмана, отнес эти события к 1236-1237 гг. Исследователи полагают, что описываемые события могли происходить не ранее весны 1238 г., а возможно – и около 1240 г. [см., напр.: Мыськов 2003, с. 28]. Также важно отметить, что Бачман в официальной историографии представлен не как смертельный враг, которого следовало уничтожить со всем его народом (подобно Котяну и его подданным), а лишь как «мятежник», который прежде «избежал меча» монголов. Вероятно, он поначалу вместе с остальными кипчакскими вождями признал власть Монгольской империи и только позже, воспользовавшись уходом монгольских войск на Русь, попытался вернуть независимость.

Мятежи кипчаков не прекращались и во время похода Бату на Южную Русь и Венгрию: Рашид ад-Дин пишет, что «в год барса, соответствующий 639 г. х. [12 июля 1241 – 30 июня 1242 г. н. э.], кипчаки в большом числе пошли войною на Кутана и на Сонкура, сына Джучи, [которые], дав сражение, разбили кипчаков» [Рашид ад-Дин 1960, с. 45]. Таким образом, окончательно подавить мятежи племен Дешт-и Кипчака Бату удалось только к 1243 г. Возможно, это было связано как раз с тем, что он, завершив, наконец, многолетние походы решил лично заняться наведением порядка в своих новых владениях.

Впрочем, эти события имели место уже некоторое время спустя после того, как монголы вторглись в пределы еще одного государства, предназначенного во владение потомкам Джучи – «области Рус».

§ 12. «Батыева рать»

Самые первые побуждения природы ничуть не противоречат войне, даже, напротив, скорее ей благоприятствуют. Самая цель войны – сохранение в неприкосновенности жизни и членов тела, сохранение и приобретение вещей, полезных для жизни, – вполне соответствует первым побуждениям природы; и если ради этого окажется необходимым прибегнуть к силе, то это никоим образом не противоречит первым побуждениям природы, поскольку даже отдельные животные наделены-от природы достаточными силами и средствами, чтобы обеспечить себе самосохранение…

Г. Гроций. О праве войны и мира

О монгольском походе на Русь написано очень много – пожалуй, это наиболее широко освещенный эпизод из биографии Бату. Правда, большинство отечественных исследователей при описании «Батыева нашествия» используют сведения русских летописей, самая ранняя из которых, Лаврентьевская, была составлена лишь в 1377 г., а многие последующие летописцы опирались на ее сведения. И хотя исследователи полагают, что многие материалы летописных сводов ХIV-ХVI вв. взяты из более ранних, не дошедших до нас летописей, составлявшихся непосредственно после нашествия [Приселков 1996, с. 137, 142; Рудаков 2000,с. 136-140], сегодня уже очень трудно отделить сведения, записанные со слов современников событий, от «наслоений» авторов последней четверти XIV в., когда на Руси стали доминировать антиордынские настроения. Г. М. Прохоров доказал, что в Лаврентьевской летописи текст, посвященный походу Бату на Русь, стерт, и поверх него написан другой, представляющий собой литературные штампы батальных сцен Х1-ХII вв. [Прохоров 1972, с. 94-101; ср.: Гумилев 19926, с. 140]. Ценность последующих летописей, создававшихся на основе или под влиянием Лаврентьевской, как источников по истории «Батыева нашествия» не так уж велика. Однако только в последние годы исследователи монгольского нашествия на Русь начинают более критически оценивать сообщения летописцев [см.: Рудаков 2000, с. 135-136; Кривошеее 2005, с. 265-266]. Кроме того, авторы, исследующие монгольское нашествие на Русь, нередко считают достоверными источниками литературные памятники, которые не только были созданы в ХV– ХVI вв., но и носят ярко выраженный фольклорный или эпический характер. Наиболее характерный пример тому – попытка историков восстановить события войны Бату с Рязанским княжеством на основании «Повести о разорении Рязани Батыем», которую следует рассматривать как литературный памятник, но ни в коем случае не как исторический источник. Историчность содержания «Повести» подверг сомнению еще в 1880-е гг. Д. И. Иловайский [Иловайский 1884, с. 82-85].

Принимая во внимание вышесказанное, полагаю, что при исследовании роли Бату в походе на Русь следует соотносить летописные сведения с информацией иностранных источников. Отдельные сведения о «русской кампании» Бату содержат отчеты венгерского доминиканца Юлиана, отчет папского посланца Иоанна де Плано Карпини, «История» Фомы Сплитского, «Сборник летописей» Рашид ад-Дина, «Юань ши», а также некоторые более поздние сочинения – «Трактат о двух Сарматиях» Матвея Меховского, «Чингиз-наме» Утемиша-хаджи, «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна, «Родословное древо тюрков» Абу-л-Гази. Кроме того, следует принять во внимание сведения Ипатьевской летописи, которая была составлена на рубеже XIII-XIV вв. в Южной Руси, и ее авторы не испытали влияния северо-восточной летописной традиции; не удивительно, ее сведения о «Батыевом нашествии» имеют существенные отличия от большинства других сохранившихся летописей [см.: Шахматов 1908, с. 137; Лурье 1976, с. 72-75; Феннел 1989, с. 117].

§ 12.1. Поход в Северо-Восточную Русь

Согласно «Сокровенному сказанию», еще Чингис-хан повелел Субэдэй-багатуру завоевать одиннадцать «северных стран», среди которых были и «оросуты» [Козин 1941, § 262, 270]. А это означает, что Бату и Субэдэй заранее планировал поход на Русь, а не напали, спровоцированные самими «русскими, как полагают некоторые современные авторы [см„ напр.: Мухамметов 2000, с. 127-129]. Согласно сведениям Юлиана, «они, как передали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед шм, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских» [Юлиан 1996, с. 28]. В течение лета и осени года огня-курицы (1237 г.) Бату собирал под свое командование войска других Чингизидов и поздней осенью или в самом начале декабря находился уже у русских границ. Войско монголов было разделено на три части: «Одна часть у реки Итиль на раницах Руси с восточного края подступила к Суздалю, другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж, также княжества русских», – сообщает тот же Юлиан [Юлиан 1996, с. 27-28].

Если бы мы опирались исключительно на русские летописи, то нам пришлось бы сделать вывод, что личное участие Бату в походе на Северо-Восточную Русь было весьма незначительным. Несмотря на то что большинство летописцев называют монгольское вторжение на Русь 1237-1238 гг. «Батыевым нашествием», «Батыевым пленением», «Батыевым разорением» и т. п., они упоминают об участии Бату лишь в двух-трех военных операциях. Например, Ипатьевская, Тверская и Ермолинская летописи и Московский летописный свод конца XV в. сообщают только о том, что Бату осаждал и захватил Козельск. В Типографской летописи присутствует упоминание, что Бату также взял Москву. О том, что роль Бату в этой кампании была гораздо более активной, свидетельствуют иностранные источники.

Согласно сообщениям русских летописей, «безбожнии Татарове съ царемъ ихъ Батыемъ» зимой 1237 г. вступили в пределы Рязанского княжества и стали лагерем у Онузы (Нузлы), которую тут же взяли штурмом [см., напр.: Московский свод 2000, с. 174]. Это сообщение, по-видимому, следует соотнести с известием венгерского доминиканца Юлиана о части монгольских войск, которая «остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж, также княжества русских». В рассматриваемый период «Воронеж» было названием реки, а не «замка» или тем более «княжества», а поскольку город Воронеж был основан лишь в XVI в. [см. напр.: Мишон 2000, с. 164]. Поэтому, полагаю, «замок Воронеж» Юлиана можно отождествить с «Онузой» русских летописцев. Вероятно, это была одна из пограничных рязанских крепостей, которую осадил и взял Бату.

И только после этого предводитель монгольских войск направил послов в Рязань. Подобная последовательность действий выглядит нелогичной, однако недоумение рассеивается после того, как только мы рассмотрим действия Бату при вторжении в другие княжества. Аналогичным образом он действовал во Владимирском княжестве, Новгородской земле, Черниговском княжестве: он осаждал пограничную крепость, производя своеобразную «демонстрацию силы» и ожидая, как поведет себя князь, которому он бросал вызов. Забегая вперед, скажем, что ни Новгород, ни Чернигов не начали ответных боевых действий, и поэтому немедленных походов против них не последовало. Но рязанские князья повели себя иначе. Тверской летописец приводит их ответ на требование Бату признать власть монгольского хана и выплачивать ему десятину: «Когда нас всех не будет в живых, то все это ваше будет» [Воинские повести 1985, с. 88]. Такая реакция давала законный повод для войны против рязанцев, отказавшихся покориться, и вскоре монголы «начали завоевывать Рязанскую землю, и пленили ее до Пронска, взяли все Рязанское княжество», а в середине декабря осадили Рязань.

Русские летописцы не сообщают о том, что осаду Рязани возглавил Бату. Зато Рашид ад-Дин перечисляет предводителей монгольских войск, участвовавших в осаде и етурме Рязани: «Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кул-кан, Кадан и Бури» [Рашид ад-Дин 1960, с. 38]. Учитывая столичный статус Рязани, действия Бату не кажутся чересчур осторожными: напротив, решение собрать значительные силы для взятия Рязани принесло ему сравнительно быструю и решительную победу. По словам Рашид ад-Дина, Рязань была взята на третий день после осады, тогда как большинство русских летописей указывает, что штурм и захват города состоялись на шестой день. «Юань ши» сообщает, что «на седьмой день разрушили его [город Рязань]» [Кычанов 1999, с. 165].

Интересно отметить, что источники содержат как минимум три версии гибели рязанского князя Юрия Игоревича: Согласно «Повести о разорении Рязани Батыем», он был убит «около границ рязанских» [Воинские повести 1985, с. 109]; Лаврентьевская летопись сообщает о его гибели при обороне Рязани [Воинские повести 1985, с. 71]; наконец, согласию Ипатьевской летописи, монголы «...взяша градъ Рязань копиемъ, изведшее на льсти князя Юрия, и ведоша Пръньску; бе бо в то время княгини его в Прьньскы; изведоша княгиню его на льсти, убиша Юрия и княгиню его...» [ПСРЛ 1908, с. 778]. Последняя версия привлекает более пристальное внимание: Бату и впоследствии захватывал в плен князей, чтобы принудить к сдаче подвластные им города, – так было, например, с захваченным при осаде Москвы Владимиром, сыном Юрия Владимирского, и, возможно, с Васильком Ростовским, попавшим в плен после гибели великого князя Юрия Всеволодовича на реке Сить.

Почти все рязанские князья были уничтожены за исключением Ингваря Игоревича, находившегося в Чернигове, и Олега Ингваревича Красного. Последний, согласно «Повести о разорении Рязани Батыем», попал в плен во время битвы «у границ рязанских» и сразу же был убит по приказу Бату [Воинские повести 1985, с. 109]; между тем летописи подтверждают факт его пленения, но сообщают, что в 1252 г. он занял рязанский стол [ПСРЛ 20006, с. 228; 2002, с. 117]. Третий из братьев, Роман Игоревич, также уцелел, затворившись в своей Коломне, к которой в самом конце 1237 г. (В. Н. Татищев называет дату 1 января 1238 г. [Татищев 2003, ч. 2, гл. 37]) двинулись войска монголов. В битве у Коломны они разгромили войска Романа Ингваревича и Всеволода, сына великого князя Юрия Владимирского. Полагаю, что именно вмешательство великого князя в войну монголов с Рязанью послужило поводом для начала монголами военных действий против Владимиро-Суздальской Руси, а вовсе не «героическое сопротивление рязанцев, не позволившее монголам пополнить запасы и ресурсы для похода на запад», как утверждает Ю. В. Кривошеее [Кривошеев 2003, с. 156].

Об участии Бату в битве у Коломны не сообщают ни русские летописцы, ни восточные авторы. Зато в Типографской летописи имеется сообщение, что «Батый иде к Москве и взя Москву, и воеводу оубиша, Филипа Нянка, а князя Во-лодимера, сына Юрьева, руками яша» [Типографская летопись 2001, с. 124]. Сообщают о взятии Москвы и восточные авторы. Рашид ад-Дин, не упоминая о Бату, коротко сообщает, что войска монголов «в пять дней взяли также город Макар и убили князя [этого] города по имени Улайтимур» [Рашид ад-Дин 1960, с. 39].

Хивинский автор середины XVI в. Утемиш-хаджи повествует о взятии Москвы гораздо подробнее: «Московский государь получил известие [о движении врага. Он] вышел австречу со ста пятьюдесятью тысячами человек. Они поручили известие о том, что московский государь идет на-стречу... Русский государь не смог разгромить [Шайбан-ана, и тот] схватил его [русского вилайета] государя. Убили из его войска тех, кому суждено было быть убитыми, [а] стальных взяли в полон. Столько досталось [им] имущества и снаряжения, кольчуг [и] панцирей, что не было тому ни цисла, ни счета... Наутро [они] двинулись в путь [и затем] пришли в вилайет Маскав. Там они находились несколько месяцев, устроили дела вилайета, взыскали мал [и] харадж, поставили даруга [и] хакимов и с победой и одолением вернулись в свой вилайет» [Утемиш-хаджи 1992, с. 94]. В сочинении Утемиш-хаджи удивительным образом сочетаются сведения, видимо, почерпнутые из более ранних источников (например, факт участия москвичей в битве с монголами у Коломны и пленение московского князя Владимира Юрьевича) и современные этому автору представления о Москве как столице крупного могущественного государства, правитель которого мог выставить 150000 воинов!

Довольно подробное описание осады и взятия Москвы присутствует у Абу-л-Гази: «В этом походе Саин-хан завоевал один за другим русские города и дошел до Москвы. Там оединились между собою государи Корелы, немцев и Руси; оцепив свой стан и окопавшись рвом, они отбивались в продолжение почти трех месяцев. Напоследок Шибан-хан сказал своему брату Саин-хану: „Дай мне тысяч шесть человек прибавок к воинам, которые при мне; ночью я скроюсь в засаду в тылу неприятеля; на следующий день, вместе с рассветом вы нападите на него спереди, а я сделаю нападение на него с тыла". На следующий дань так они и сделали, когда разгорелся бой, Шибан-хан, поднявшись из засады, стремился с конницей к валу и, спешась, перешел через вал. Внутри вала стан оцеплен был со всех сторон телегами, связанными железными цепями: цепи перерубили, телеги изломали, и все, действуя копьями и саблями, пешие, напали на неприятеля: Саин-хан спереди, Шибан-хан с тыла. В этом месте избили они семьдесят тысяч человек. Все эти области сделались подвластными Саин-хану» [Абуль-Гази 1996, с. 103-104]. Как и в «Чингиз-наме», в сочинении Абу-л-Гази Москва представлена крупнейшим русским городом, каким она была на момент написания его сочинения (во второй половине XVII в.), но никак не в описываемый период. Чего стоит одно только упоминание о «государях Корелы и немцах», участвовавших в обороне Москвы! Кроме того, хан-историк и постарался представить взятие этого города как триумф своего предка – ведь, по его словам, Шибан сыграл в захвате города решающую роль!

Любопытно, что такое же представление о Москве отразил и австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн середины XVI в.: «...в следующем 6745 году... он дошел до самой Москвы и после непродолжительной осады взял, наконец, царствующий град, сдавшийся [ему]» [Герберштейн 1988, с. 165]. Это показывает, что он писал о нашествии Бату, используя не русские летописи, а западные источники, причем сравнительно недавнего происхождения – когда Москва уже стала столицей Русского государства. Весьма любопытно также сообщение о взятии монголами Москвы курляндца Якова Рейтенфельса, побывавшего в России в 1671-1673 гг.: «В 1235 году был взят город Москва, где по убиении тамошнего князя Георгия вскоре был выбран Александр. Этих двух князей, как я заметил, впервые стали называть в историях князьями как города Москвы, так и Московского княжества. Владимира же в плену у могора, т. е. великого хана, видели доминиканские монахи, посланные от римского папы Иннокентия IV» [Рейтенфельс 1997, с. 271]. Таким образом, и факты, и имена исторических деятелей, и хронология событий в изложении Рейтенфельса (который и начало похода Бату датирует не 1236, а 1228 г.) находятся в противоречии со сведениями всех других известных нам источников, согласно которым Владимир погиб в 1238г.

Однако чем же привлекла внимание Бату Москва, этот небольшой городок – ведь прежде наследник Джучи руководил взятием только столиц? Вероятнее всего, дело в том, что Москва являлась одним из форпостов Владимирского княжества, и Бату именно ее избрал в качестве объекта «демонстрации силы», которую тоже всегда проводил сам– как это было в случае с Онузой в Рязанской земле. Следующим этапом кампании против Владимиро-Суздальской Руси стали осада и взятие Владимира. Восточные Хронисты и большинство русских летописцев не сообщают о том, что этими действиями руководил Бату. Однако в Ипатьевской летописи есть сообщение, что «Батыеви же ртоящу у града» [ПСРЛ 1908, с. 779]. Несомненно, предводитель похода просто не мог доверить взятие главного города Северо-Восточной Руси кому-то другому – ведь все другие столицы во время похода на Запад захватывал он сам! Великий князь Юрий покинул столицу еще до прихода монголов, чтобы собрать на севере войска для продолжения войны. Обороной города руководили его сыновья Всеволод и Мстислав. После нескольких дней осады, сопровождаемой непрерывным обстрелом из осадных орудий и стрел, нервы сыновей великого князя не выдержали. Старший, Всеволод, увидев «яко крепче брань ратных, убояся, бе бо и сам младъ, самъ из града изыде с маломъ дружины, и несы с собою дары многий: надеяшебося отъ него животъ прийтии». Непонятно, на что надеялся тот самый Всеволод, руководивший сражением с монголами у Коломны, которое послужило поводом для войны Бату с Владимирской Русью. Скорее всего, его действия были продиктованы исключительно отчаянием и малодушием: вспомним, что и из-под Коломны он также бежал, оставив гибнущие войска. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Бату «не пощади уности его, веле предъ собою зарезати и градъ всь избье» 1СРЛ 1908, с. 779]. Юрию Всеволодовичу впоследствии принесли весть, что его сыновья погибли «вне града», из этого следует, что и Мстислав, не желая погибнуть в осажденном городе, пытался бежать из него и был убит во время бегства [Воинские повести 1985, с. 75; см. также: Каргалов 1967, с. 94].

Далекий преемник Бату – золотоордынский хан Токтамыш в 1382 г. захватил Москву хитростью: когда из города вышла делегация для переговоров, войска Токтамыша ворвались через открытые ворота и захватили город. Полагаю, Бату использовал аналогичный прием: воспользовавшись выходом из Владимира княжича Всеволода, он направил к отрытым воротам свою конницу, которая и ворвалась внутрь. Косвенное подтверждение этому мы находим в сообщении иностранного современника событий – Фомы Сплитского: «Сначала они окружили и осадили один очень большой город христиан по имени Суздаль и после долгой осады не столько силой, сколько коварством взяли его и разрушили» [Фома Сплитский 1997, с. 104]. Думаю, под Суздалем венгерский историк подразумевает Владимир – столицу Северной Руси, поскольку Суздаль, являвшийся личным уделом великого князя Юрия Всеволодовича, был небольшим городом и к тому же был захвачен без боя еще во время осады Владимира.

Летописцы сообщают, что после взятия Владимира Бату разделил свои силы: «Часть татар пошла к Ростову, а другая часть к Ярославлю, а иные пошли на Волгу на Городец, и пленили они все земли по Волге до самого Галича Мерь-ского; а другие татары пошли на Переяславль, и взяли его, а оттуда пленили все окрестные земли и многие города вплоть до Торжка. И нет ни одного места, и мало таких деревень и сел, где бы не воевали они на Суздальской земле. Взяли они, в один месяц февраль, четырнадцать городов, не считая слобод и погостов, к концу сорок пятого года» [Воинские повести 1985, с. 75]. Некоторые исследователи весьма критически относятся к этому сообщению Лаврентьевской летописи: например, Д. Феннел полагает, что «летописцы Владимира и Новгорода просто перечислили основные города Суздальской земли без всякого представления о том, на какие из этих городов татары напали, какие разграбили, а какие обошли стороной» [Феннел 1989, с. 120]. Вообще, число 14, похоже, имело какой-то символический смысл, причем не только у русских, но и у их восточных соседей: Например, в татарском эпосе «Идегей» присутствует рассказ про русского

С бородою обросшим ртом,

Князя, что ворвался в наш дом

И четырнадцать городов

Истребил огнем и мечом...

/Идегей 1990, с. 163/

Тем не менее факт осады и взятия ряда русских городов монголами Бату не подлежит сомнению: например, Рашид ад-Дин сообщает, что «город Переяславль, коренную область Везислава, они взяли сообща в пять дней» [Рашид а-Дин 1960, с. 39].

В начале марта 1238 г. монголам удалось обнаружить лагерь Юрия Всеволодовича на реке Сить и уничтожить самого великого князя. Согласно Лаврентьевской летописи, «встретились оба войска, и была битва жестокой, и побежали наши перед иноплеменниками. И тут убит был князь Юрий...» [Воинские повести 1985, с. 75]. Рашид ад-Дин не сообщает ни о какой битве: «эмир этой области Ванке Юрку бежал и ушел в лес; его также поймали и убили» [Рашид ад-Дин 1960, с. 39]. Венгерский хронист Фома Сплитский также сообщает, что «короля по имени Георгий они предали смерти вместе с огромным множеством его народа» [Фома Сплитский 1997, с. 104].

Сам Бату в погоне за великим князем не участвовал: он в это время вторгся в пределы Новгородской земли и осадил ее форпост – Торжок, осада которого длилась с 22 февраля по 5 марта [Каргалов 1967, с. 106]. Русские летописцы или восточные историки не сообщают, что именно Бату командовал осадой этого города. Но, во-первых, это был пограничный город очередного княжества, а во-вторых, в Тверской летописи сообщается о взятии «Татарами» Торжка, а затем (после вставок о мученически погибших благочестивых князьях Юрии Владимирском и Васильке Ростовском) следует фраза: «Батый оттуда пошел к Козельску» [Воинские повести 1985, с. 92], что, на мой взгляд, дает достаточные основания предполагать его участие в осаде и взятии Торжка. В «Юань ши» имеется запись: «Войска осадили город Тулисыгэ. Город не сдавался. Доложили об этом Бату, и он направил Субутая руководить боем. Субутай прибыл, отобрав предварительно из армии Хабичи пятьдесят целинькоэ. В первом же сражении Субутай пленил его [Елебань'я], затем осадил город Тулисыгэ и через три дня взял его, захватил русских подданных и возвратился» [Кычанов 1999, с. 165-166]. Поскольку китайские хронисты отнесли эти события к «году под циклическими знаками синь-чоу», т. е. 1241 г., Е. И. Кычанов предположил, что речь идет о сражении под Турском в Малой Польше [Кычанов 1999, с. 166]. Однако гораздо больше оснований усомниться в достоверности даты и отождествить «Тулисыгэ» с Торжком [ср.: Храпачевский 2004, с. 539].

В иностранных источниках и южнорусской Ипатьевской летописи отсутствует сообщение о походе Бату на Новгород весной 1238 г. – одной из самых загадочных страниц его северорусской кампании. Согласно Новгородской первой летописи, монголы прошли до Игнач-креста, уничтожая все на своем пути, но внезапно повернули назад, не дойдя ста верст до Новгорода. Летописец был уверен, что «Новъ же град заступи богъ и свята и великая сборная и апостольская церквь святыя Софъя и святыи преподобнии святители Кирилл и Афанасеи и святыхъ правоверныхъ архиепископовъ молитва и благоверныхъ князей и преподобных черноризиць иерейскаго събора» [ПСРЛ 2000а, с. 289]. Полагаю, что сообщение о чудесном спасении Новгорода следует отнести к разряду политических и церковных мифов, на что наводят два соображения. Во-первых, Игнач-крест до сих пор четко не идентифицирован исследователями; во-вторых «сто верст» также заставляют предположить, что вышеприведенное сообщение имеет легендарно-символическое значение: в самом деле, кто это отсчитал ровно сто верст от Новгорода, чтобы Бату мог повернуть назад?!.

Следующий эпизод похода в Северо-Восточную Русь, в котором Бату сыграл ведущую роль, – осада и взятие Козельска. Тверская летопись сохранила весьма красочное описание обороны этого города: «Батый оттуда пошел к Козельску. Был в Козельске князь юный по имени Василий.

Жители Козельска, посоветовавшись между собой, решили сами не сдаваться поганым, но сложить головы свои за христианскую веру. Татары же пришли и осадили Козельск, как и другие города, и начали бить из пороков, и, выбив стену, взошли на вал. И произошло здесь жестокое сражение, так что горожане резались с татарами на ножах; а другие вышли из ворот и напали на татарские полки, так что перебили четыре тысячи татар. Когда Батый взял город, он убил всех, даже детей. А что случилось с князем их Василием – неизвестно; некоторые говорили, что в крови утонул. И повелел Батый с тех пор называть город не Козельском, но злым городом; ведь здесь погибло три сына темников, и не нашли их среди множества мертвых» [Воинские повести 1985, с. 92-93].

Факт осады и взятия Козельска войсками Бату зафиксироэван и Рашид ад-Дином: «На этом переходе Бату подошел к городу Козельску и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня. Тогда они расположились в домах и отдохнули» [Рашид ад-Дин 1960, с. 39]. Таким образом, «семь недель», упомянутые летописцем – отнюдь не преувеличение. Распространенное же мнение о разрушении Козельска до основания, которое позволяет исследователям строить теории «злых» и «добрых» городов, опровергается сообщением Рашид ад-Дина о том, что после взятия города воины Бату «расположились в домах и отдохнули». Вполне возможно, что никаких особенностей по сравнению с другими городами осада Козельска не имела, исключая ее продолжительность.

Тем не менее осада Козельска представляется историкам очередной загадочной страницей кампании 1237—1238 гг., и они готовы предлагать самые фантастические объяснения того упорства, с которым Бату его осаждал. В самом деле, почему монголам было столь важно захватить этот маленький и стратегически вроде бы совсем не важный городок? Л. Н. Гумилев полагал, что, осаждая Козельск, Бату мстил черниговскому князю за участие его предшественника в убийстве монгольских послов перед битвой на реке Калке [Гумилев 1995, с. 132]. В. А. Чивилихин, ссылаясь на результаты археологических раскопок, утверждал, что монголов привлекли хранвшиеся в городе крупные запасы зерна: якобы козельцы, убедившись в неминуемости гибели, сожгли зерно, и именно это побудило монголов назвать Козельск «злым городом» и стереть его с лица земли [Чивилихин 19826, с. 47]. Полагаю, все можно объяснить гораздо проще, причем это объяснение вполне вписывается в алгоритм действий Бату на Руси. Он просто должен был захватить пограничный город очередного княжества и дождаться реакции со стороны местного князя – собирается ли тот предпринять ответные действия или нет. Именно поэтому Бату в течение семи недель сам осаждал Козельск, выматывая и своих воинов, и осажденных, и лишь убедившись в нехватке своих сил, был вынужден направить приказ отрядам Кадана и Бури присоединиться к нему и совместными усилиями взять город, на что все равно понадобилось три дня. Исследователи указывают, что город был хорошо защищен, причем не только оборонительными сооружениями, но и естественными преградами – реками, болотами, холмами и взгорьями; разлив реки Жиздры и наполнение ручьев и болот растаявшим снегом тоже могли затруднить действия монголов [Рапов 1983, с. 86].

Весьма интересно сообщение летописи о вылазке жителей города, в ходе которой якобы было убито до четырех тысяч осаждающих, в том числе даже три сына темников. Обратим внимание, что сразу после этой вылазки козельца казались отрезаны от города («изшедше изъ градъ») и уничтожены, а монгольские войска ворвались в город, оставшийся беззащитным [ПСРЛ 1908, с. 781; см. также: Рапов 1983, с. 87]. Полагаю, что Бату использовал один из своих отрядоэв в качестве своеобразного «троянского коня», сумев выманить козельцев из города, хотя после семинедельной осады те должны были бы проявить повышенную осторожность. Будучи уверенным в успехе своей операции, Бату даже решил пожертвовать ненужными больше осадными орудиями: согласно Ипатьевской летописи, «Козляне... иссекоша праща их» [ПСРЛ 1908, с. 781]. Видимо, с такой тактикой козельцам встречаться еще не приходилось, что и сыграло роковую роль в судьбе осажденного города.

Итак, пограничный город Черниговского княжества был взят, а черниговский князь не проявил намерения выступить против монголов. Следовательно, поход можно было закончить и торжественно, с победой, вернуться в приволжские степи.

§ 12.2. Между двумя русскими кампаниями

Отечественные историки высказывают мнение, что Бату понес такие серьезные потери в Северо-Восточной Руси, что в течение какого-то времени должен был пополнять свои войска, лишь в 1239 г. начав новый поход на Русь [см. напр.: Кощеев 1993, с. 135].

Восточные источники опровергают это утверждение: интенсивность боевых действий монголов в промежутке между двумя вторжениями на Русь не снижалась. Правда, сам Бату действительно на некоторое время отошел от непосредственного участия в них: походами против мятежных народов Поволжья и прилегающих территорий руководили его родные или двоюродные братья. Так, «в нокай-ил, год собаки, соответствующий 635 г., осенью Мунке-каан и Кадан отправились на черкесов и зимой убили там государя по имени Тукар»; примерно в то же время «Шейбан, Бучек и Бури отправились в область Крым... и у народа хыпча-кан захватили холм Таткара». Тогда же начал свою полководческую карьеру и еще один брат Бату – Берке, совершивший свой первый поход: «Берке направился в сторону кыпчак, а захватили Арджумака, Куранбаса, Капарана, а прежде того – Бекрути». Бури, Шибан и Бюджек в этом же году совершили набег на Крым, а затем «в год кака-ил, года свиньи, соответствующий 636 г., Гукж-хан, Мунке-каан, Кадан и Бури отправились в сторону города М.н.к.с. и зимой, после месяца и пятнадцати дней осады, взяли его» [Арсланова 2002, с. 174-175]. Таинственный «город М.н.к.с» исследователи склонны отождествлять с Маначем или Мангашем на Северном Кавказе [см.: Гадло 1994, с. 179-180; Арсланова 2002, с. 172].