Текст книги "Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Олег Дивов,Марина Ясинская,Далия Трускиновская,Виктор Точинов,Дмитрий Володихин,Евгений Гаркушев,Александр Тюрин,Татьяна Томах,Николай Желунов,Юлиана Лебединская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

– Государыня моя возлюбленная, – он склонился в знак приветствия.

– Друг мой! Как я рада видеть тебя в добром здравии, – а затем повернулась к купцу с дочкой. – За то, что князя мне к жизни вернули, просите у меня всё, что хотите.

– Государыня! Матушка! – затараторил купец, теребя бороду. – Евреи одолели, цены на товар сбивают, житья от них нет. Скоро есть станет нечего честным купцам…

– Дались вам эти евреи, батюшка! – вскрикнула Федорка, едва не плача, и тут же осеклась. – Простите, ваше величество.

– Я уже занимаюсь вашим вопросом, сударь, – ответила купцу Екатерина. – А ты чего хочешь, дитя?

– Кажется, я знаю, чего, – отозвался Потемкин.

– Ваше величество! Ваша светлость! Помилуйте капитан-поручика Алексея Потравского! Невиновен он, это ошибка. По недоразумению его арестовали. Ни о чем кроме не прошу, ничего более не нужно…

– Негодница. Я тебе что гов… – начал отец, но императрица остановила его взмахом руки.

– Твоя просьба услышана, дитя, – ответила она.

Федорка смотрела вслед императорскому экипажу. Что ж, ее молитвы услышаны. Князь поднят на ноги, один сон не сбылся, значит, и второй исполниться не должен.

– Я сделала всё, что могла, орел мой, – едва слышно прошептала девушка. – Всё, что было в силах простой купеческой дочки.

Эпилог

Год 1792 начался с радостного события. В январе играли свадьбу цесаревича Александра Павловича – любимого внука императрицы, второго сына великого князя – и племянницы генерал-фельдмаршала князя Григория Потемкина-Таврического, Елизаветы Григорьевны Темкиной. И было на это венчание две причины. Во-первых, сказала государыня, хватит русским великим князьям и цесаревичам брать невест из немецких княжеств, не кончится это добром! На своих девках жениться надобно, благо красавиц высокородных в России хватает. Во-вторых, таким способом императрица решила облагодетельствовать верного друга своего, вырвавшегося из объятий смерти. Зная, как важно для светлейшего обустроить жизнь племянниц и прочих родственниц, подумала она, что таковой союз станет для него лучшей наградой. Потемкин не возражал. Месяц назад он вернулся из Ясс, где заключил мирный договор с османами, и сейчас стоял по правую руку от императрицы.

На венчании среди гостей завидела ее величество и капитан-поручика лейб-гвардии Преображенского полка Алексея Потравского с невестой – как же она хороша с высокой прической и в платье из черно-белого шелка. И как удачно для нее всё сложилось. Просьба отца ее, и многих других купцов, удовлетворена – для евреев с декабря прошлого года введена «черта оседлости». И любимого ее капитан-поручика, разумеется, оправдали за неимением доказательств вины и ввиду заступничества самой императрицы. Но дело о яде приняло неожиданный оборот – в октябре скончался придворный банкир Ричард Сутерланд. Поползли слухи, что Потемкин был отравлен именно в его доме – где в летнее время часто бывал в гостях, и сам же Сутерланд попытался ложным доносом перенести вину на Потравского, известного нелюбовью к князю. А потом каким-то образом банкир отравился своим же ядом… Екатерина отмахнулась от дурных воспоминаний. Пусть Сутерланд перед Всевышним теперь отвечает. Она посмотрела на новобрачных, идущих к алтарю. Белокурый Александр с вытянутым лицом и слегка удивленным взглядом и рыжая Елизавета с веснушками на пухлых щеках. Хорошая пара.

Март 1792 года омрачился внезапной кончиной Петра Павловича. Сгорел за три дня от непонятной лихорадки. Была у Екатерины даже мысль послать за Федорой Тараниной, но ее отговорил Алексей Орлов: «Не пристало, мол, царскому двору бежать за помощью к какой-то знахарке. И вообще…» Что «и вообще» – объяснять не стал. И без того ясно – не сильно расстроила императрицу смерть нелюбимого чада.

Тем более что уже в августе жена второго ее внука – Елизавета Григорьевна – родила здорового сына, чем заслужила любовь всего двора.

Тревожные сны больше не беспокоили Екатерину. Но иногда, держа за руку возлюбленного своего, князя Потемкина, и вспоминая, как едва не потеряла его, она думала: «Одно видение не исполнилось. Значит, и второе сбыться не должно».

Олег Быстров. Поединок

Коричневый дом – тяжеловесное мрачноватое здание в три этажа, что расположилось по адресу Бриеннер Штрассе, 45 в Мюнхене, расцветилось флагами. В обычное время лишь круглая эмблема НСДАП на фасаде слегка оживляла неприступный вид строения. Но сегодня государственные флаги Англии, Франции и Италии украсили балкон второго этажа. Однако больше всего трепетало стягов красных, с черной свастикой в белом круге. Флагов Третьего рейха.

И ни одного красно-бело-синего – ни республики Чехословакии, ни Российской империи.

Мягкая мюнхенская осень подметала мощеные улицы легким ветерком, сдувала к обочинам желтые листья кленов и лип. День выдался тихий и ясный, какие частенько выпадают здесь в начале осени. В такое время приятно пройтись по нешироким улицам и бульварам, посидеть в бесчисленных «biеrestude» с кружечкой баварского темного…

Но не красоты здешней осени и не знаменитое баварское пиво привлекали суровых, сосредоточенных мужчин, что подъезжали к главному входу Коричневого дома на огромных, черных, блестящих лаком автомобилях. Дорогие осенние пальто и шинели с генеральскими погонами, мягкие фетровые шляпы и фуражки, лакированные туфли и начищенные до нестерпимого блеска, высокие офицерские сапоги.

Покидая салоны «Больших Мерседесов», мужчины целеустремленно втягивались в дверь штаб-квартиры немецкой национал-социалистической партии. Навытяжку, каменными изваяниями застыли по обе стороны прохода офицеры СС в черной как ночь форме с витым серебряным погоном на правом плече.

Шел первый час пополудни 29 сентября 1938 года.

Шестью днями раньше

Колчак проснулся как от толчка. Комната отдыха при кабинете в Кремле – крошечное помещение с низким потолком: диван, тумбочка, вешалка для мундира, – где премьер ночевал вот уже третьи сутки подряд, показалась особенно тесной. Настолько тесной, что не хватало воздуха для дыхания.

Негромко тикали ходики на тумбочке – два часа ночи.

Адмирал потянулся за стаканом с холодным чаем, сделал глоток. Горький напиток не освежил пересохший рот, лишь связал язык и нёбо.

– Тьфу ты, черт! – тихо выругался премьер и вытащил из коробки папиросу.

Состояние внутреннего изнурения, нехватки жизненной силы – почти отчаяния – было знакомо еще по девятнадцатому году. Омск, середина октября. На фронте затишье после сентябрьских побед, но именно тогда Александр Васильевич понял: все усилия идут прахом. Опереться не на кого, во главе войск амбициозные недальновидные дураки, поставившие единоличную славу спасителей Отечества превыше общего дела, а сами войска раздроблены, обескровлены – ни резервов, ни патронов.

А главное, утрачен боевой дух. Тот единый порыв, что вел солдат и офицеров в начале наступления и благодаря которому были достигнуты столь значительные успехи на фронте. Всё рассеялось как пар, выпущенный из паровозного котла. Упал градус и накал борьбы, жажда победы, и остались лишь шкурные интересы и одно стремление на всех – драпать подальше от фронта, прихватив по пути «на жизнь» как можно больше добра. Разбой, грабеж, повальное пьянство и кокаинизм.

Глухая ночь. Он лежал без сна на застланной койке. Так же остывал чай в стакане, а душа трепыхалась заполошно, словно воробей в кулаке, и что-то стонало внутри – что-то очень важное, без чего, казалось, сама жизнь невозможна и закончится непременно, если вдруг исчезнет эта загадочная субстанция.

Наутро голова была пустой, а тело ватным, непослушным. Но дух жил, и рука сама, нашарив перо и лист бумаги, начертала:

Первое, поднять новое знамя борьбы с большевизмом, и знаменем этим будет низверженный монарх, и под знаком богоданной власти сплотить рассыпающееся и гибнущее Белое Движение;

Второе, издать собственные декреты о земле и вольностях, ущемить интересы помещиков, но привлечь народ, свежие силы, оттянув их одновременно от большевиков;

Третье, договориться с Антантой на новых условиях.

Золотой запас таял, злейшие друзья – французы с англичанами – заламывали такие цены на оружие и боеприпасы, что оставалось только диву даваться. Но и этого мало. Платить придется по самому высшему счету – территориями, концессиями на добычу уральских руд, бакинской нефти и сибирского золота. А иначе ту Россию, которую он знал, любил и называл Родиной, – не спасти…

Получил он, что хотел? Вопрос этот мучил Колчака все двадцать лет, что правил он остатками той великой державы, каковой была Россия когда-то.

Тогда, в девятнадцатом, все получилось. Более года прошло со времени уничтожения Николая Романова и его семьи, но нашелся туз в рукаве – мастерски проведенная группой монархистов инсценировка расстрела в Перми великого князя Михаила Александровича.

Отработали ювелирно – пермские чекисты, если живы, и сейчас уверены, что расстреливали брата Николая II. За достоверность заплатил жизнью секретарь и друг Михаила – Джонсон. Но дело было сделано – великого князя вывели из-под удара, спрятали в Швейцарских Альпах, вылечили его застарелую язву желудка. Наскоро проведенный в войсках плебисцит свел на нет отречение великого князя в марте семнадцатого, и теперь новоиспеченный государь император Михаил II вынужден был принять власть.

Всё прочее тоже сладилось – большевистский бунт утопили в крови английскими и французскими танками, пушками и пулеметами. Так добился он того, к чему стремился?

Помощь Маннергейма Юденичу обошлась суверенитетом Финляндии с присоединением к ней Карелии вплоть до Онежского озера и Ладоги. Мало того – получившие призрачную свободу Эстляндская, Лифляндская и Курляндская губернии, образовавшие Союз Прибалтийских Республик, теперь под финским протекторатом.

Независимая Польша вернула себе Виленскую губернию, – ах, как запричитали паны о былом величии Речи Посполитой! – присоединила большую часть Белоруссии и Украины. И теперь Варшава послушно выполняла директивы из Парижа.

Бессарабия стала румынской. Дальний Восток беззастенчиво грабят улыбчивые, благожелательные японцы.

А на просторах родной отчизны… Государь император чудесно устроился в Царском Селе: окружил себя приближенными – балы, увеселения, неожиданно проснувшаяся страсть к дорогим автомобилям, унаследованная, не иначе, от старшего брата, и полное нежелание заниматься политикой. Каждое лето ездит на воды под предлогом язвы, хорошо залеченной еще швейцарцами. Лишь дело доходит до серьезных вопросов – дражайший Александр Васильевич, вы наш кормчий! Доверяю вам безоговорочно!..

Государственный совет – скопище вельможных старцев, политических импотентов. Брать на себя ответственность трусят отчаянно. Дума же тонет в прениях и дискуссиях – болтуны и краснобаи. Только в Совмине и остались единомышленники. С ними – с Деникиным и Куропаткиным – нести адмиралу бремя управления великой страной. Пусть ампутированной, обкусанной по краям лучшими врагами, но еще живой и могучей.

Двадцать лет послевоенная Европа старается не замечать гиганта. Блокирует инициативы, не допускает к международной политике. Что ж, в истории имеются примеры. Петр I в свое время уже заставил Запад изумиться, сейчас пришло время его – адмирала Колчака.

Потому и трепещет душа, словно воробушек в кулаке.

Утром следующего дня

Колчак вызвал его и Куропаткина. Вызвал личным звонком, и, в общем-то, ясно было из-за чего. Гитлер торит дорожку на восток. Запад еле успел проглотить аншлюс Австрии, и вот – Судеты. Пронацистская партия Генлейна, истерия вокруг тяжелой судьбы тамошних немцев, провокации, смута. И судетский укрепрайон, бронированная заслонка на пути в Восточную Европу.

Деникин исподтишка поглядывал на премьера. Железный Адмирал выглядел как обычно: наглухо застегнутый морской мундир, острое как лезвие ножа лицо (почти без морщин, и как ему удается?). И такой же холодный и острый взгляд.

Антон Иванович часто ловил себя на мысли, что Колчак единственная фигура в современном мире, способная противостоять Гитлеру. Если отбросить политические реверансы, адмирал тоже диктатор. Да, после разгрома красных он добровольно отрекся от звания Верховного в пользу восстановления монархии, «коя едино способна поддерживать мир и государственность в Российских пределах». Но что толку в троне, если нет власти? Реальной власти, которую имеет Колчак.

А силе можно противопоставить только силу.

Просторный кабинет премьера отличался скромностью обстановки. Широкий стол с писчим прибором и аккуратными стопочками бумаг, книжные шкафы под потолок, кресла для посетителей. Единственное украшение – шелковые шпалеры в простенках с видами моря и парусников, выполненные под заказ в Обюссоне. Ностальжи, мон ами?

Однако выступать военный министр не спешил: помалкивал, поглядывал из-под кустистых бровей то на хозяина кабинета, то на министра иностранных дел.

– Начните вы, Алексей Платонович, – коротко кивнул Колчак в сторону Куропаткина.

– Обстановка накаляется, Александр Васильевич, – отчеканил министр. Гладко выбритый, с идеальным пробором, в отличном цивильном костюме, он предпочитал точные формулировки и всегда имел собственное мнение по любому вопросу. – Английский премьер продолжает играть роль миротворца, надеется насытить людоеда куриным крылышком. Наивно. Этим он лишь разогревает аппетиты Гитлера. Конечно, если Чемберлену удастся уговорить немцев остановиться на Судетах или даже ограничиться Чехословакией, авторитет Англии в Европе возрастет неимоверно. Но вряд ли наши западные партнеры этим ограничатся. Россия становится кое-кому костью в горле: уровень развития страны превысил довоенный, оснащение армии не уступает ни немцам, ни англичанам. Это не слишком радует наших друзей с туманного Альбиона. Поход тевтонов на восток устроил бы многих.

Как всегда – четко, без экивоков, молодец Куропаткин. Политик нового поколения, за ним не стоят ни слава победителя большевизма, ни титулы, ни высокое родство. Карьеру делал сам, собственным умом и проницательностью, дослужившись от мелкого чиновника МИДа до портфеля министра. Нет, право слово – молодец.

– Франция? – приподнял бровь Колчак.

– Даладье во всем ориентирован на Чемберлена. У нас есть информация, что Прага уже напоминала Парижу об обязательствах. Ответом было совместное англо-французское предложение согласиться с германскими требованиями. Президент Бенеш отказал, в ответ британский посол в Праге сэр Камил Крофт заявил, что непримиримая позиция чехов приведет к отчуждению Британии. Посол де Лакруа вторил ему от имени Франции. Тогда Бенеш попросил де Лакруа письменно подтвердить отказ Франции сражаться. Но в ответ – тишина.

– Однако и мы связаны с Чехословакией договором, вплоть до военной помощи. Полагаю, Россия, в отличие от западных партнеров, не имеет права манкировать своими обязательствами. Ваше мнение, Антон Иванович?

– Так Алексей Платонович всё уже расписал в лучшем виде. Как в преферансе прямо, – хитро прищурился Деникин, но тут же посерьезнел: – Вермахт будет готов к большой войне к сорок второму – сорок третьему году. Сейчас немцы бряцают оружием около Судет, и это наглый блеф. Коль скоро дойдет до штурма, потери тевтонов будут колоссальны. Однако Чехословакия раздражает фюрера, он это прямо заявил в Нюрнберге. К тому же чехи – это не только восточная территория, но еще и военная промышленность, ресурсы. Чего стоит одна только «Шкода» с ее налаженным производством артиллерии и прочего снаряжения. Возьмут немцы Чехию – усилятся. Аппетит разыграется. Так что нам оставаться в стороне никак не пристало, Александр Васильевич. Нужно показать зубки, коль скоро к дипломатии нас немец не подпускает. Так ведь, Алексей Платонович?

– К сожалению, – подхватил Куропаткин. – На переговоры по Судетам нас не пригласят. Как в тридцать четвертом Геринг с Шахтом ограничились торговыми соглашениями, так и по сей день – в политической сфере немцы на конструктивные переговоры не идут.

– Что же, господа, неясностей не остается, – адмирал слегка откинулся в кресле и прихлопнул ладонями по столешнице полированного дуба. – Если есть хоть малейший шанс помешать Гитлеру безнаказанно резвиться около границ Чехословакии, нам необходимо таким шансом воспользоваться. Кому мыслите поручить подготовку столь непростого дела, Антон Иванович?

– Думаю, лучшей кандидатуры, чем Михаил Огнеборец, не сыскать.

Адмирал и генерал скупо улыбнулись, дипломат согласно кивнул.

Молодого генерал-лейтенанта Михаила Николаевича Тухачевского знала вся армия. Выпускник Московского Императрицы Екатерины II кадетского корпуса, отличник Александровского училища, он начинал Мировую войну в звании гвардии подпоручика. Воевал умело (пять орденов за полгода!), потом пленение, четыре безуспешных попытки побега, пока, наконец, пятая не увенчалась успехом. Перемахнув через пол-Европы, Тухачевский возвратился на родину.

Летом восемнадцатого, преодолевая кровавую неразбериху прифронтовой полосы, бесчисленные проверки скорых на расправу комиссаров и пропитанных классовой ненавистью чекистов – где хитростью, а где проявляя истинное мужество, – перешел Восточный фронт и влился в ряды колчаковцев.

До лета девятнадцатого умело сражался с красными, а осенью был приведен в действие план «Белый Орел», призванный собрать Белое движение в единый кулак, вооруженный Антантой. Добровольческая армия Деникина соединилась с Восточным фронтом, Москва пала. Деникин добился-таки от Колчака согласия на помощь Маннергейма, и сто тысяч финских штыков, подбадриваемые идеей суверенитета родной Суоми, приняли участие в освобождении от красных Петрограда и Карелии.

К тому времени Тухачевский дослужился до полковника.

К двадцать первому году сопротивление большевиков было сломлено окончательно. Ленин с ближайшими соратниками бежал за границу, другая, меньшая часть РКП (б) ушла в глубокое подполье. Но долго еще полыхали по просторам империи вооруженные восстания, используя топливом для себя большевистские идеи о всеобщем равенстве. Кровавая резня захлестывала страну и грозила утопить государственность в кромешном хаосе анархии и бандитизма.

И в самых горячих точках появлялся Тухачевский. Наводил порядок свинцом, огнем и ядовитыми газами. Залпы расстрельных команд звучали по городам и весям как погребальные аккорды по русскому бунту, бессмысленному и беспощадному.

Крестьянские восстания и появление мятежных гарнизонов трясли державу вплоть до двадцать пятого. Тухачевский не щадил никого, но своего добился. Россия вернулась к мирной жизни, и с двадцать шестого года русские люди вздохнули свободно. Однако нуждами армии теперь уже генерал-лейтенант продолжал интересоваться очень живо. Именно с его подачи в конце тридцатых Россия закупила английские и американские танки, а потом в стране наладили выпуск и собственных: легких «Витязей» и тяжелого танка «Держава».

Ныне генерал был переведен в Генштаб, но обожал инспекционные поездки в войска. Ему настоятельно требовалось постоянное, живое общение с этим гигантским, сложным и многообразным организмом, называемым Российской армией. А главное, Тухачевский был способен на поступок, мог принимать решения и претворять их в жизнь. Пусть даже ценой высоких потерь в личном составе. И негласное прозвище Михаила Огнеборца закрепилось за ним прочно.

Три чиновника, облеченных высочайшей властью в Российской империи, знали, кому поручить непростую проблему Судетов, и в выборе были единодушны.

В тот же день

Вернувшись из Кремля в свой кабинет на Знаменке, Деникин вызвал к себе начальника разведывательного управления генерал-полковника Злобина.

Генерал попал в Генштаб по рекомендации Колчака. В свое время занимался контрразведкой в штабе Восточного фронта и проявил себя в оперативной работе с наилучшей стороны. Попав в военную разведку, отменно нес службу, слыл сотрудником толковым, дотошным и требовательным. Деникин доверял разведчику, его знаниям и чутью.

– Господин генерал, я только что от премьера. – Антон Иванович значительно посмотрел на подчиненного. – Речь шла о нашем участии в Судетском кризисе.

Злобин подался вперед, словно гончая, взявшая след.

– Есть конкретные распоряжения, ваше высокопревосходительство? – осведомился он. – Мы вводим войска в Чехословакию?

– Не так скоро, Николай Павлович. Присядьте. И давайте без титулования, по-простому, – благодушно улыбнулся Деникин.

Он погладил кожу, туго обтягивающую череп. Знал – появились на ней предательские пигментные пятнышки, предвестники старости. Да, так молодцевато как Колчаку, ему не выглядеть. Не говоря уже о Куропаткине. Вот и бороду, ставшую совершенно седой, побрил, оставил лишь усы да баки на американский манер. А всё равно – время не обманешь…

– Нет, шумных баталий пока не предвидится. Но премьер высказался в том смысле, что определенное содействие чехословацким друзьям оказать нужно. Не явное, но действенное. Меня интересует ваше мнение по этому вопросу.

– Сейчас у немцев недостаточно сил для успешного штурма Судетских укреплений, Антон Иванович. Даже с учетом того, что почти половина крепостей не вооружена по полному штату, потери при атаке в лоб будут для вермахта равносильны самоубийству. Доты типа эс-девятнадцать не берут ни крупнокалиберные артиллерийские снаряды, ни ракетные минометы. И немецкие генералы это отлично понимают.

– Вывод? – наклонил голову министр.

– Если вторжение состоится, то начнется со стороны Австрии. Разумеется, бывшей Австрии, теперь это рейх. Тут укрепления строят всего как год, и делается это наспех. Доты типа «ло-тридцать шесть» и «ло-тридцать семь» легче, но главное – между ними есть промежутки. Порой довольно широкие. По нашим данным, на участке обороны «Моравский Святой Ян» выстроена лишь половина укреплений. В промежутках будут стоять пограничные заставы, другого выхода у чехов нет.

– А Судетский вал?..

– Мои аналитики считают, что шум вокруг Судетов – политический ход. И только. Отвлекающий маневр. Чехи опасаются удара с этой стороны, готовы к нему. А если просачиваться со стороны Австрии – небольшими ударными группами между укреплений, захватывая плацдармы, с которых впоследствии можно будет двинуть мощные бронетанковые и моторизованные соединения на Брно и Прагу… На это сил у Вермахта хватит.

– Вы хотите сказать, что если помогать чехам, то именно там – на границе с Австрией?

– Так точно, Антон Иванович. Силами гренадерских рот и взводов.

– Хорошо, Николай Павлович. Ступайте. Директивы получите в ближайшее время…

Граница

– Резче работай правой, Крюков! Бей навстречу!..

Поручик Саблин, командир первого взвода третьей роты Отдельного гренадерского батальона Третьей гвардейской пехотной дивизии, азартно подался вперед. Младший унтер Крюков ушел от бокового удара и попытался ответить правым прямым, как советовал командир, но ефрейтор Сыроватко сам ударил вразрез. Быстро и сильно. Унтер полетел на землю, поднимая тучу пыли. Подпрапорщик Карамзин, исполнявший роль судьи, начал отсчет.

– Эх, – с досадой махнул рукой Саблин. – Учишь вас, учишь…

Бокс в войсках набирал все большую популярность. Родившись на Британских островах, этот боевой вид спорта оброс правилами и традициями за океаном, но теперь победно возвращался в Старый Свет, захватывая лидирующие позиции в армейской среде. Саблин сам хорошо боксировал и поощрял интерес к боксу у подчиненных.

Тем более в гренадерском взводе, бойцы которого для того и предназначались, чтобы лезть в самое пекло, незаметно просачиваться в тылы противника и наносить молниеносные разящие удары. Здесь и физическая сила нужна немалая, и быстрота, и ловкость. Да и умение одним ударом сбить противника с ног не помешает.

А еще – Саблин был уверен – бокс не просто драка. Бокс учит думать, находить слабые места противника, менять тактику по ходу боя. Воспитывает инициативу в хорошем смысле и способность к нестандартным действиям. Конечно, никто не отменял и стрелковую подготовку – любой гренадер с тридцати шагов бил в пятак из нагана, с пятидесяти из «пятерочки» очередью навскидку укладывал поясную мишень, – и нож не был забыт, и саперная лопатка, но в ближнем бою кулак – не последнее дело!

Чешские пограничники несли службу по расписанию – дозоры, секреты, обходы границы и все прочее, из чего состоит служба и жизнь заставы, – но в воздухе висело напряжение. Как перед грозой, когда ничто еще вроде не предвещает ненастья, и небо чистое, и солнце ясное, но вдруг появляется под сердцем истома: тяжкая и тревожная, как предчувствие беды, и начинаешь улавливать некие признаки, которые не замечал раньше. Оказывается, и птицы поют несколько иначе, и листва шумит чуть-чуть по-другому.

Ожидание грядущих событий разливалось в пространстве над заставой как чернильное пятно на водной глади, оно ощущалось чехами и передавалось русским. И вот, чтоб разрядить напряжение, гренадеры применили старый испытанный способ: врыли столбы, натянули канаты и давай лупить друг друга от души. Так что пусть лупят, злее будут, когда пора придет.

Чехи только рты раскрывали и восхищенно охали.

Третий день гренадеры обживались на заставе неподалеку от городка Зноймо, в излучине Дыи. Неширокую эту речку немцы называют Тайей, и здесь она приблизилась почти вплотную к бывшей австрийской границе. Впрочем, Дыя осталась за спиной. Между рекой и границей оставалось несколько километров пространства с дубравой на чешской стороне. И за нейтральной полосой – рейх.

У той самой дубравы пограничники и расположились. Здесь везде так: рощи да перелески из бука и дуба перемежаются с неубранными полями ржи. Чехам не до уборки урожая, чехам неспокойно. Застава появилась совсем недавно, еще в начале марта сопредельной стороной считалась дружественная Австрия. И вот… застава.

Три барака для личного состава, штаб (крошечная избушка), вышка, плац для поверок и развода пограничных дозоров. Еще витал в воздухе запах свежеспиленного дерева и краски.

В трех километрах вверх по течению располагался дот оборонительной линии «Моравский Святой Ян», ниже по течению, в полутора километрах – еще один. Но между ними зияла брешь, пустое пространство. Здесь поставили пограничников. В помощь пограничникам прибыл взвод Саблина.

Добирались перекладными. Польша твердо обещала сбивать любой российский самолет, появившийся в ее воздушном пространстве. После немыслимых ухищрений дипломатов воздушный коридор дали румыны. Тяжелый трехмоторный «Громовержец» с крыльями, потрясающими воображение своей длиной и шириной, перенес их из-под Одессы в Словакию.

Далее по железной дороге, в литерном поезде. Оружие и боезапас в запечатанных ящиках, сухой паек в руки. Поезд двигался по «зеленому коридору», если случалась заминка, Саблин шел к начальнику станции и тряс перед его носом бумагами. Обычно вопрос тут же решался. Поручика снабдили такими документами, что дрожали не только чиновники – полицейские и встречающиеся кое-где военные патрули вытягивались в струнку и козыряли.

В пути гадали, что ждет впереди, вспоминали Дальний Восток. Взвод получил боевое крещение в конце тридцать седьмого, устраивая регулярные вылазки в расположение японских войск, оккупировавших Китай. Русское правительство не собиралось терять столь выгодного партнера, и Отдельный гренадерский батальон бросили на восточную границу. Там и шлифовали бойцы навыки резать и душить противника бесшумно и без потерь.

А в июле тридцать восьмого грянул Хасан. Третья рота принимала участие в конфликте с первых дней, но прославился первый взвод – в августе, в боях при сопках Приозерная и Безымянная. Выбитые с позиций японцы обрушили на занятые русскими позиции ураганный огонь тяжелой артиллерии и ракетных минометов «Такагава».

Подобного ада кромешного Саблин еще никогда не видел: сопки окутались дымом и пылью, казалось, это курятся вновь открывшиеся вулканы, выбрасывая в воздух фонтаны рыжего пламени. Земля содрогалась, и дрожь тела земли передавалась на многие километры вокруг. Казалось, еще миг – и мироздание рухнет.

Взвод получил приказ – остановить обстрел во что бы то ни стало.

Они подбирались к японским батареям среди бела дня, без прикрытия и, по сути, без подготовки. Подорвали склад снарядов, устроенный японцами на позиции, а оставшиеся в живых орудийные и минометные расчеты вырезали и расстреляли в упор из бесшумных «пятерочек» в считаные минуты. Не помогло ни боевое охранение, ни близкое расположение отступивших частей. Японцы просто не успели сообразить, что происходит.

Взвод выполнил задачу, но на отходе попал в хорошо организованный «котел» – самураи опомнились и спешно, но умело приняли меры. Если бы не подоспела авиация, неизвестно, чем дело кончилось. Появившиеся в небе «летающие танки» – штурмовик «Архангел Гавриил» – заставили врага бежать, бросая оружие. Половина взвода осталась в приграничной земле, остальные получили «Георгиев» разных степеней.

Да, было дело. Только вернулись, переформировались, и вот…

Вызвал комбат, подполковник Осмолов. Рядом сидел ротный, капитан Синицкий. Комбат усадил напротив, посмотрел в глаза:

– Господин поручик, дело вам поручается архиважное. Знаю, вы только с китайской границы. Знаю, вам положен отдых. Но ситуация требует направить взвод в Чехию. Там могут понадобиться ваши обученные и обстрелянные ребята. Прибудете на место, дадите радиограмму и впредь – дважды в сутки будете освещать обстановку кодированными сообщениями. Для экстренных случаев мы через чехов организуем телефонную связь. Но злоупотреблять ею нельзя, повторяю – это на самый крайний случай. Ну а дальше – по обстановке. Возможно, придется повоевать. Всё ясно?

– Так точно, ваше высокоблагородие, – привстал Саблин.

– Сидите, поручик, – остановил жестом подполковник. – Детали обсудите с непосредственным командиром. – Он посмотрел на Синицкого.

– Слушаюсь, Иннокентий Викторович, – кивнул ротный и подался к Саблину. – Детали обсудим, но вы будьте там внимательны, Иван Ильич. Есть данные, что немецкие части стоят у границы…

От Зноймо до заставы ехали в закрытом фургоне. Вначале катились по какому-то шоссе, потом свернули, очевидно – на проселок, и трясти стало безбожно. Саблин подумал тогда, вот, мол, все ругают русские дороги. Оказывается, и в цивилизованной, европейской Чехии есть колдобины и ухабы.

Наконец добрались. Поручик выпрыгнул из кузова, с наслаждением потянулся, хрустнув всеми суставами. Вдохнул полной грудью свежий, напоенный запахом спелой ржи воздух. Следом начали выгружаться его гренадеры, и тут же рядом возник высокий подтянутый офицер в форме защитного цвета.