Текст книги "Ильин Роман. Автобиография (СИ)"

Автор книги: Роман Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

относилось больше к 2013 году. До этого я лечился. как и положено,

преднизолоном, поэтому переносилось все тяжело.

Много ночей не спал, – ждал, когда полетят обещаные Торговой

в блоге коктейли Молотова в окно и начнут срезать болгаркой

входную дверь.

Один раз снова не выдержал, – но уже не зная, – куда идти,

просто перешел дорогу и сел на лавку. Все оказалось подготовленным.

Рядом со мной сел алкаш, посетовал на неоткрывающую

подругу в день рождения, послушал мою историю,

– и предложил жить у себя. По дороге к нему встретил гордо

прошедшую мимо Барматину. Квартира оказалась в хорошем

состоянии, с подготовленной пустой комнатой. Алкаш предложил

выпить, – и я уже не отказывался, – зато он признался, что

являлся подсадной уткой от ментов, и очень по этому поводу

грустил. Пришла его "девушка", распухшая от "фуфыриков", -

за которыми мы вскоре для них обоих и пошли – в ближайшую

аптеку. "Девушка" интересовалась моим здоровьем, сетовала на

свое, – на астму.

Потом они напились до слюней, алкаш уснул головой в таз,

в который и "блевал", лежа в кровати, – но перед этим прогнав

и "девушку", и меня.

Следующие ночи я провел дома, – на посту, – с ножом, в ожидании

парней. Парни, – издалека, – из соседних переулков, разжигали

приближающиеся факелы.

До этого бабка у подъезда спросила у меня, кому приезжали

вон те пожарные машины.

Я же спросил у Охра, которого вызвал, как действующего

мента, – что стоит делать в подобной ситуации. Поскольку и разбираться

было не скем, и нервы уже не выдерживали. Он посоветовал

обратиться в прокуратуру.

Следующей ночью я просто позвонил 02, и с матерью поехал

в отделение на металургов 1, улица Доватора. По дороге, (в три

часа ночи), встретился Батон, пытавшийся выведать, – куда мы

едем, – но остался один с пивом.

В отделении некий Кузнецов составил заявление с описанием

всего происходящего и ожидаемого, – но без имен основных

участников. Дома уже была подготовлена стопка скриншотов со

всех ресурсов, так и не пригодившаяся.

Заявление не было зарегистрировано, – как оказалось уже в

2016 году, – и менты предожили мне вместо компенсации взять

кредит в 500 тысяч.

Нет, я просто написал в Европейский Суд по Правам Человека.

Но тогда, – придя домой, – на несколько дней, – все вроде

успокоилось, – или я перестал смотреть на их посты. И в ноябре

2012 года меня снова увезла скорая помощь с новым обострением

в цирк.

Мать любила смотреть сериал «Интерны», но в исполнении

туляков он должен был кончится судом. Судьи тоже были подставными.

Поэтому пока меня просто привезли в приемный покой.

Осмотрел врач, и положил уже в новую, шестую и полностью

подготовленную для сериала палату.

Из известных мне ранее людей были подсунуты бывший

одногруппник Никифоров, работающий около самого отделения

в каморке системных администраторов, – и алкаш Рома с

пятого этажа подъезда, – лежащий в старой моей палате. Зав.

отделением был тот же кореец Цой, – и настоящего Цоя в раздевалке

мне тоже потом показали. "Все они в кожаных куртках,

все небольшого роста".

В палате лежал уже описываемый мне в контакте пограничник,

– бывший "наемник", – превращавший африканских женщин

и мужчин в гробы, – и зек, – который много не говорил, но

отмерял мне жизнь тазиком, стаканом, листом бумаги и куском

хлеба сверху. И показывал пальцем на закрытый рот. Все это

длилось в рассказах и маленьких постановках довольно долго, -

оказалось, что пограничник тоже склерозник (а как иначе?), -

и мне приходилось его, как царя, возить на коляске на его перекур.

Сидел он в открытой палате тоже как царь, – прямо напротив

выхода, – сверля немецкими глазками и тонким узким

лицом все, что проходило мимо палаты. Иногда показательно,

по вечерам, – давая на что-то время, вставал, демонстративно

откручивал от рулона необходимое количество бумаги и уходил.

Иногда крошил батон себе на колени и смахивал мне на

ноги, иногда протирал адеколоном за ушами. Для дополнения

эффекта "камеры" были добавлены постоянные, мерпные капли

воды, и сестры ходили ставить капельницы всегда в разные

руки, – и с темно, венозным цветом накрашенными ногтями.

Около постели пограничника болтался огромный надувной кот.

Медленно – направо, медленно – налево.

В соседней палате лежали менты, и я, – одетый матерью в голубую

майку, – был ими спародирован розовой. Менты не лечились,

были положены статистами, игрались с рацией, – пшикая

и развлекаясь.

Но так как происходящее подтверждало мои опасения, а толк

от ментов был как от клоунов, – часто, чтобы убедиться в сохранности

квартиры, – приходилось через окно туалета из больницы

уходить, – и издти пешком, качаясь и волоча ноги, – по уже

ноябрьскому морозу, домой. Мать специально не оставиляла ни

куртки, ни ботинок.

Дома встречала наигранно с удивлением и утром провожала

обратно. Потом в туалете стали ставить швабру и открывать

другое окно. Появились и похоронные цветы в сестринской.

Появилась навязчивое сравнение звука сушилки рук с болгаркой.

И на удивление, все втали сушить руки без перерыва.

Ко второй неделе больница стала превращаться в типичный

дурдом, и с капельницами пнеднизолона было еще и жутко.

Много раз писал заявление Цою о прекращениии лечения,

но он, – указывая на волю матери, оставлял дальше. Начальник

больницы отослал к Цою.

Тула сопровождала все автоматными очередями где-то около

больницы, – и в мои уходы за мной высылалась машина скорой,-

выезжавшая из-за углов зданий и проезжавшая мимо.

Дома я наблюдал в окно еще более интересную картину. Ночью,

в квартире напротив моего окна, – на фоне желтого света,

– появлялись двое людей, – один – высокий и толстый, и другой -

мелкий. Подолгу стояли напротив окна. Чтобы выяснить, какое

это отношение это имеет ко мне, ходил к противоположному

подъезду, рассчитывал номер квартиры, звонил, – и получал ответ

одинокой бабки о своем одиночестве.

Одна ночь была самой страшной, когда на мою штору, – как

догадался потом выяснить, – откуда-то из подъезда спроэцировали

белое лицо без глаз, – но с двигающимся ртом, – и действительно

казалось, – что это приведение, которое со мной разговаривает.

Пронаблюдав пол-ночи за этим, – и прикинув, что свет

на шторке не может появиться сам, – обнаружил где-то вдалеке

источник, – может и в той квартире напротив, после чего лицо

сразу оплыло вниз, и стало еще и мертвенно-страшным.

Так лечили неврологическую болезнь в неврологическом отдеолении

тульской больницы.

Но были еще «друзья» и мать, навещавшие меня. Боронин

пришел бородатым, как Кашкаров. Что говорил, не помню, -

что-то стандартное, – но эффект своим холебалом оказал.

Ларина пришла с коньяком, спросив в воздух, – а можно ли здесь

пить?, и получив откуда-то ответ, начала проведывание. Показывала

свои, расплетенные из косы, отросшие волосы, – и просила

их пощупать, – оценить из мягкость. Но, во первых чужую

бабу, – тем более ее, – я бы трогать не стал, а во вторых – волосы

были тонкие и сухие. Так же сказала сразу же после больницы

делать себе загранпаспорт и ехать с ней во Францию. Вместе со

всем происходящим, элементы фарса тоже подходили.

Мать была самой красноречивой, придя в пустую столовую,

и выложив из принесенных котлет и двух коробок сока две могилы.

Ко мне, как к слабоумному и больному, – и не столько ко мне -

к пограничнику (вывявившему желание после больницы попасть

в хороший дом престарелых), была вызвана Иисусова

благодетельница Сафатова, приехавшая с буклетами и устроившая

ему презентацию дома престарелых, в который часто,

лицемерно заботясь обо всех, ездила, – раскрашивать старикам

стены. Обо всем, что погнраничник перед этим наговорил мне,

я молчал, – боясь, что после раскрытия информации, – Сафатова

проживет не долго. Стоило раскрыть. Даже ради эксперимента.

К пограничнику так-же приходила «жена», отчитываясь, что

семья с улицы Волкова благополучно выселена и фамилии из

менены, – а мать, вторя этому рассказу, – стала приходить ко мне

в белых тапках и с огромными пакетами вещей и еды.

Обо всем происходившем с пограничником было сообщено

военному Кузьмину, доложившему в ответ, что "все под контролем

".

От преднизолона я стал пухлым, голова работала им на руку.

Самое страшное же началось не вокруг, а с телом.

С этой больницы я стал слышать определенные постиоянные

фразы, унижающие меня, что-то подсказываюшие, объясняющие.

Стали возникать импульсивные идеи, совпадавшие со временем

"13 и прочее. В части тела стали колоть иголки – в пальцы,

ноги, – куда делал уколы, – указывая, в какую ногу нужно делать,

чтобы не забыл. Самые любимые пальцы вуду-оператора были

безымянный и средний палец. При воспоминании о Торговой

начинали колоть в паху. Начали сгибаться пальцы в фалангах.

руки в локтях, – и не просто сгибаться, а делть это именно в момент

засыпания, еще пару лет не давая уснуть много времени.

Видел еще такое зрелище – стая птиц с разгона летела в окно

палаты, – не долетая метра до окна, – и вертикально, параллельно

стене, взлетала вверх. Но это так, для начала.

Сейчас могу говорить обо всем спокойно, – и потому что привык,

– и потому, что многократно вслух потом озвучивал проблему,

– и потому что молитвы со свечами тоже действенное

средство. Но тогда было довольно страшно.

И поняв, что дома меня ждет все та же ловушка, отправляющая

меня в дурдом, – я ушел в другую сторону. Через дырку в

заборе – на улицу Кутузова, позвонил Гоше, решив что бравый

репер в каких только ситуациях не поможет, – но бравый репер,

– как в кино, – оказался частью программы и отговорился от помощи.

Поэтому, не имея более вариантов, – я опять пришел домой.

Но в следующий раз, через парк Металлургов с красочными

свастиками на входе, дошел до Дома Культуры, – и сидел, с заклеенными

венами на обеих руках, – и думал, что делать дальше.

В голову пришла только Ларина, и я, – вызвав такси, с мешком

сменной одежды из больницы, как всегда в трениках, футболке

и негнущихся шлепках, – поехал к ней. По дороге до ее дома

встретил Степана, – обязательно, как много раз потом с другими

представителями, – переходя через дорогу. Дошел до Лариной,

вызвал ее вниз к подъезду, обрисовал ситуацию, – и она повела

меня к себе.

Там меня уже ждали Нина Михайловна и ФСБшник, распивавшие

водку, и я, – дождавшись, когда даша закончит свой совместный

с ними вечер, согласился поехать с ней на снимаемую

ей квартиру. Но в итоге попросил таксиста везти меня обратно

в Криволучье.

В больнице стали появляться резиновые перчатки на перилах

для слабоходящих, значение которых я тогда не стал выяснять.

Видимо давали знаки о помощи.

Но скоро зек с пограничником выписались, – одновременно, -

и приехали новые постояльцы, – а кого играли они я не поню, -

и не особенно хочу напрягать память.

Самого меня выписали после 21-го дня этого дурдома в очередной,

– уже в квартире 113, который продолжается и до сих

пор, – стараниями уменьшенный на сколько возможно. Чьими

только, я не знаю. Как и не знаю, кто получил возможность контролировать

сознание, сон, подсознание и вегетативную нервную

систему.

Выписала лечащий врач, не Цой, – молодая девочка, забравшись

ногами на стул, – подчеркивая свое жизненное превосходство

надо мной. Мать же решила унизительно и для меня и для

себя отблагодарить всех врачей конфетами.

Дорогой из больницы меня сопровождали керамические черные

кошки в окнах, – и сколько еще старых дур с ведрами и дибилов

с лестницами потом попадется. Проблема только в том,

что деревней Тулой все не ограничилось.

После больницы, под свой день рождения, я уехал к Кузьмину,

– кардинально изменившемуся в поведении и своих словах, -

рассказывающего про нового соседа Валеру, показывающего

засохшую огромную бабочку под потолком новой съемной

квартиры (и надеевшемуся, что к лету "13-го она оживет), подарившего

мне трость (а его сосед, теннисист собирался брать

частные уроки пения), – и приехавшего на организованное моей

матерью празднование в кафе, – не сомневаюсь, – "Берлин" или

"Лисья нора". До меню мне не было абсолютно никаго дела,

я был в перманентном шоке, – а мать, стесняясь людей и нервничая,

– настаивала на выборе, – что -то предлагала. Кузьмин

же от своей матери подарил полосатый шарф. Мимо прошла

Анна Сурначева – без мужа, – но с матерью, "удившись" нам, и

вскользь поздравив.

После мы поехали к Лариной, бывшей в одиночестве, – и по

болезни не смогшей посетить празднование моего дня рождения.

Ларина включила песню Аукциона "С днем рождения",

пришла СМС-ка от Шумахера, – первый и последний раз, – и Ларина

налила чай с амфетамином. Болела она видимо им, – мне

стало просто ясно, что она сделала, – и вскоре я, как и Кузьмин,

от нее уехали. Но перед выходом, Ларина успела похвастаться

велосипедом, Кузьмин – сказать, что "пора снимать скальпы и

заменять кожу на лицах", – и так мой день рожденья и закончился,

– а за ним и 2012 год.

Глава десятая

С тринадцатого года, Тула, посчитав, что обработка больницами

и гипнозом закончена, – превратила квартиру в пыточную

камеру; мать, – в смотрителя; соседей – в исполнителей, а остальных

людей в статистов и наблюдателей.

Стал уже слышать не просто комментарии, как и потом, -

о том, что я "бомж", "наркоман" и прочее, -а военнные приказы

что делать и нет. Начал чинить отцовскую гитару, покрывать ее

лаком и надеялся подарить ее Кузьмину на день рождения (до

этого он говорил, что хочет купить себе бас-гитару), – но доделав,

– разбил ее. Соседи с января началали постоянный стук

в стены, не прекращающийся и сейчас, в 2018 году. Стук начинался,

когда я что-либо делал, – комментировал прочитанное в

книгах, просто сбивал с мыслей, – тогда же стал отмечать, что

люди слышат то, что я думаю. И об этом не смущались говорить

в интернете рекламными баннерами, названиями программ

передач в "Яндексе" и другими как-бы случайно попадавшими

материалами. На Евровидении 2013 Яна Чурикова сказала загадосную

фразу о том, что "идеи витают в воздухе". В 17 году,

когда наконец стал играть на гитаре – на какой-то фотографии

в новостях надела косуху, – был у всех период касух в 17 году.

Использовали меня и в качестве промежуточного звена рекламной

цепи – демонстрировали баннеры, – в надежде на то, что

люди, их через меня увидившие, повысят продажи. Глаза в автобусах

сами переводились на баннеры с рекламой по сторонам

дорог. На улицах люди ходили в моем присутствии, – и ходят,

– с телефонами, не звоня, – но изображая, – что слушают, – или

фотографируют, разговоривая. Стали постоянно показывать на

часы, и вскоре настройка на время привела к тому, что любое

действие, если сверять его с текущим временем, происходило в

что-то 13, – по n-часов:13 минут и подобное. Сейчас продолжается

то же, но добавилось число 11, – которое часто слышал в

голове с ками-то фразами. Само число – день рожденья матери.

Действия иногда осуществляются ровно в кактие-то часы без

минут – 7:00, 18:00 и тд.

Со всех этажей лаяли и лают собаки, соседка, – слабоумная,

завела себе странную породу, отличавшуюся запахом гниения -

на два этажа вокруг, – даже будучи в квартире. Распыляла в дыры

между стенами диклофос и черемуху. А мент Колос в шутку -

просто в воздух этим же вечером. Соседи выходили синхронно

со мной, вынося карманных собак на руках, – как бы со мной, -

гулять. Я гуляю редко, особенно по сраной Туле.

Мать, которая по началу, – когда был сам мало способен передвигаться

один, – ходила со мной, – и настроила на то, чтобы

смотрел на знаки машин. Знаки были того же содержания, что

и часы, – с числом 13, с буквами "ром", "мор", "нрк" и прочими.

И я еще долго избавлялся от этого ее внушения. Машины

просто преследовали, как и кареты скорых помощей,

ментовские уазики и лады, трактора, муоровозы и прочее.

Мать поражадла и своими действиями – ходя, как в армии,

в ногу (и над квартирой стали частио летать кукурузники),

изображая себя больной с трясущимися руками, показывая

свои груди, используя только зеленую туалетную бумагу, разбрасывая

зеленые листья и рассыпывая везде белый порошок.

Часто входила по ночам, раскладывая болты вблизи гитары,

других вещей; кнопки от клавиатуры, – пытаясь что-то выразить,

и прочие знаки. Потом стали входить соседи, когда

в доме никого не было. На дверь комнаты был повешен замок,

который был сразу же взломан. Но это уже 14 год, – в 13-м

меня просто пытали и сводили с ума.

На пороге ванной комнаты появился вырезанный ножом

вопросительный знак, восклицательный знак и элемент с обоев

в комнате, похожий на голову. Пространство перед унитазом

использовалось как место, – чтобы обрывками газет, статей, -

что-то донести – о том, что идет распродажа, далее расскажу

чего. о каких-то героях и т. д.

Бабы на улице, говоря мимо меня обо мне, хотели "после

всего носить его на руках". Но в итоге просто копировали то,

что делал дома, – ходили и читали с телефонов книги, носили

синие советские треники, кашляли в лицо, – мужики плевали, -

и около дома, – по пути на трамвайную остановку, – собиралась

свалка мусорных мешков. Собиралась она и по другой дороге к

другой остановке.

Бабка Анна звонила и говорила, что в трубке играет музыка

(часто внутри головы слышал слово "радио" и части музыки,

которые сам бы вспоминать не стал). Обещала, что "терпи, атаманом

станешь" и беспокоилась о таблетках.

Кузьмин на странно собравшейся в начале 2013 года встрече

сферовцев – как будто ни в чем не бывало, жравших пиво, – ляпнул

загадочную фразу: "Москва болеет". За что Москва болела?

Последующие поездки показали, что за мусорные машины. Питер

– просто за баки с пакетами.

А я с 14 года вставил беруши и уже их не доставал.

С февраля стало происходить самое страшное – меня стали

будить в 1:13 ночи, и в состоянии перехода от сна к бодрствованию

– идеальному для гипноза, внутри головы расспрашивали

о прошлом. Потом, – тихим стуком с пятого этажа, – все прекращалось.

Приезжал Боронин, – и вместо того, чтобы слушать мой

рассказ о попытках сделать сайт (о происходящем я говорить

опасался, боясь за их спокойствие), – проверял стуком по столешнице

мою реакцию. Бабки в подъезде, пока были еще живы,

собирались перед подъездом на лавке, – и Боронин, – как их сосед,

сидел напротив.

Боронину же в начале года привез гитару с усилителем – я уже

играть не мог и все так же за нее переживал, – и решил, – пусть

играет. Урод отказался, и пришлось все везти домой. Вскоре,

при встрече, на людях, Боронин постучал по водосточной трубе,

указывая, что у меня не работает голова. До этого сказал загадочную

фразу "как ты лодку назовешь, так она и поплывет".

Могу только назвать его лодку.

Все, и Боронин, и Авдеев, – и кто его знает, кто еще, – стали

покупать аккустические гитары, стараясь играть как я, пальца

ми, – простые люди задолбали называть иеня басистом. Копировали

все, что могли.

Батон сказал, что ему в автоматах выдали за раз 70000 рублей,

– хотел дать мне в долг и говорил, что на Большом суде всем им

настанет конец. Позже он постоянно ловил меня на улице с

просьбами дать в долг сам, так как ему надо было срочно погашать

кредит в одном банке, чтобы дали другой в другом.

Метадонщик с первого этажа стал хвастаться не только

метадоном, но и войнами с цыганами, – и в итоге обзавелся девушкой

на Матизе с двумя детьми, гордо куря им поверх голов.

За бабами спрятались и все остальные участники моего прош-

лого, как например раковый больной Колабин, мужественно

поставив новую жену себе за спину, – и так же тупо смеявшийся

в камеру на фотографии.

В магазинах появилась именная туалетная бумага от Анны

Сурначевой с нарисованным зайцем.

Тогда же начался пик уколов в члены тела, щипков в мышцах

и сгибаний конечностей.

К подсознанию и к голове подключались даже менты. Один,

конечно, – и может, и не мент, – но настаивающий на моем прекращении

чего-то и что потом все прекратится. Ничего не прекратилось

– и уменьшилось только со временем и применением

методик защиты подсознания, очистки биополя, молитв, и свечей.

Но это было позже, – и проблема все равно есть.

Тогда же стало ясно, что кто-то настолько когда-то, – или недавно,

– открыл сознание для всех, – что я стал подобием камеры

с мокрофоном. Люди, не стесняясь, издевались над этим, – ходя

впереди меня с зеркальцем, бабы передо мной в лицо, с теми же

зеркальцами, чесали свои морды. Охр звонил и, издеваясь, говорил

тайну, которую никто не должен услышать.

Приезжать к Батону стал уже с новым Гариком, евреем-теннисистом,

– следующие два года "развивавшим бизнес ракеток и

уезжавшим в израиль к сестре". На деле – пившим водку и негодовавшим

на правительство. Старый Гарик, после "заявления на

всех друзей", напал на одного из них с катаной! и его положили

в психбольницу. Опять же, по рассказам мента Сережи Колоса.

Батон, по его же словам, отлежал в больнице от пьянства, в которой

все пили еще больше. чем от него лечились.

Много было слов в голове про кольцо, кололи в безымянный

палец, – и единственное, что я сделал на это, – купил два плеера

за 700 рублей с окантовкой джойстика в виде металлического

кольца. И приехал на Егорьевский, – ждать. Ждать, естественно,

было не кого, – но с этого времени до меня дошло, что Стив Вай, -

гитарист из америки!, – написал свой предпоследний альбом с

учетом творившегося в какой-то сраной Туле – и с моей жизнью.

По его словам, – сказанным на альбоме русским женским голосом,

– "это была история света", – но светом это далеко не было, -

что он в издевательском виде на своей странице в "Facebook"

постоянно проявлял, то фотографируясь в моих синих советских

трениках, то стоя со своей гитарой с перекрюченными

пальцами, – а играть я с 13-го года перестал на всем, то советуя

сесть и сутками писать музыку, то изображая меня инопланетянином,

то фотографируясь на фоне матиза и называя Торгову

"the whore", – в чем я сним согласен, – и предложив мне, -

и всем его тысячам подписчиков, – вместо нее обратиться к Богу

(и в этом он тоже оказался прав). Но что от меня ему было нужно,

я не понял, – на гитаре я не играл, музыкуальных написал

только три пьесы, – и то для Торговой, – и то на пианино (и то,

которые сам не стал играть). И в конце концов Стив в 2015 году,

не оправдав свои возложенные на меня ожидания (а у меня тогда

еще висел на стене портрет Фрэнка Заппы), выпустил самый

посредственный свой альбом с набором скушных неизданных

ранее гитарных пьес, длинной фортепианной "пьесой" с набором

аккордов и отсутствием банальной центральной тональности

– бегая вверх и вниз арпеджио по на ходу придуманным

аккордам, – и с обложкой, – на которой был нарисован он с осьминожьими

щупальцами. Перед этим – за год, подобная картинка

появилась в блоге Торговой, – и в 13 году сначала меня так же

пугали то-ли Кракеном в ванной, то-ли чем-то подобным, что

придет ко мне. Не пришло.

По поводу прочих «звезд» – русские тоже отличились. Федоров

из Аукцыона выпустил полный личных издевательств альбом

с песней "Топоты ног надо. Надо мною", "Ходунки". Топотов

не было и хожу я с тростью, – но были гвозди, тупые дрели

по кирпичу, болгарки, и все, чем обычно, – до этого в рассказах, -

пытались старые люди или выжить из квартиры, или свести с

ума (все, что расказывала до этого бабка из ленинского). Логотип

на странице Аукциона в "Facebook" сменился на тупую

картинку стилизованной рожи, переходящей в руку с молотком.

Федоров, – так же, как и Вай, – записал серию фортепианных

пьес, – но в отличие от Вая, который, хоть пианистом и не являлся

и явно не собирался делать что-то хотя-бы просто логично

звучавшее – просто бегал по клавиатуре, куда встанут пальцы, -

Федоров записал просто набор хаотичных нот.

Как проходили его два посещенных мной концерта, напишу

позднее.

Третий, кто себя явно проявил – был тоже Федоров, но Евгений

из Tequilajazzz, – и опять оказалось, – что и последний

альбом про меня, и новая группа Zorge сочиняла тексты для пе-

сен, – описывая ситуацию в квартире и со мной. Но, – в отличие

от остальных, – этот Федоров писал музыку. которую можно

было слушать "Да. Я слышу голоса, они мене велят убраться

прочь. От этих берегов. Велят мне голоса." Он был прав, – пугали,

пытались заставить уехать, – но это только малая часть всего.

Начиная с его песен, в жизнь вошел образ "корабля", на который

могут невзять и уплывут без тебя, – и образ параллелей, -

часто применявшихся огромным количеством баб в соцсетях

для привлечения внимания. Сейчас поутихло. Зато Стинг написал

альбом "The last ship". Тоже поиздевался и пропал.

Четвертый музыкант, который меня интересовал (тогда) был

Сергей Маврин, – и он поступил так же, как и евгений федоров.

Песни их группы слушать было можно, моя история в них про

слеживалась, на гитаре он играл как всегда до этого. На странице

в "Контакте" и "Facebook" в основном меня унижал, – как и

Федоров, – пытался изображать себя верстальщиком, издевался

над инвалидностью (фотографировался гордый, – с развивающимися

волосами на фоне моря, и ногой стоя на старом, ржавом,

москвиче), – а когда я стал потихоньку – в 2014 году восстанавливать

умения игры на инструментах, назвал меня еще и

курящим. Естественно, показав это на себе – я же должен был в

группе "Империя" играть роль Маврина. И опубликовал видео

с болгаркой.

Приезжал Маврин в Тулу (единственный из зрителей-звезд),

в бар "Ирландец", где двадцати левым "слушателям" и стандартным

тульским алкашам, отыграл в одиночестве программу.

Ответил на вопрос, не превышвет ли он скорость, не пишет-ли,

когда болен, не вдыхает ли посторонних дымов, назвал своего

отца прокурором и уехал.

В 14 году, в Москву, приезжал сам Вай, на которого я не поехать

не мог. Вай незаинтересованно отыграл программу, заставил

бабу из зала выйти на сцену и самодовольно петь атональные

мелодии, понамекал обо мне, – и тоже уехал. На лестнице

стоял г-н Авдуевский. автор журнала о гитарах 2004 года выпуска,

– и своим телом настаивал на том, что к нему надо было

подойти. Концерт Аукциона, немного позже, – в этом же клубе, -

начался поносом, поэтому мимо Авдуевского, на всякий случай,

я прошел мимо.

Остальные музыканты и группы, которые раньше слушал,

ограничились постами на своих страницах с микрофонами и

пустыми залами, – или вообще фотографиями из зрительного

зала. Сайт "Allmusic" в еженедельных рассылках присылал подборки

свежих альбомов, – называвшихся, – все, как на подбор, -

по событиям происходящего или происходившего здесь. Или

как музыканты это все понимали.

В итоге все равно оказалось – пой я – не пой, играй – не играй -

это вызывало далеко противоположную одобрению реакцию, о

чем сообщалось и сообщается в новостях заголовками и самим

происходящим. В 13-м году, наслушавшись меня, страна организовала

конкурс "Голос", шедший по первому каналу, – и петь

захотели все. Не поют. Долорес О"райордан вообще в 2017 году

предпочла перед записью альбома, – а я как раз записывал выпуски

"Музыкальной гостиной", – покончить жизнь самоубийством

в отеле.

Как потом выяснилось (все теми же голосами в голове), -

в квартире 113 должна была быть "сцена", – и я должен был не

отходя от постели выступать.

Инструментов в руки я не мог взять еще долго, – а голова вернулась

в подобие нормы еще позднее.

Начало года, с фоном из пыточной камеры, мать отметила

походом в пиццерию. заставляя меня еще что-то к тому-же выбирать,

– и говоря, что я ни о чем хорошем не мечтаю. Я мечтал,

чтобы все кончилось. Теперь, – чтобы все отвечали. Или умерли.

По выбору. Зачем-то настояла на фотографиовании меню, -

вероятно собиралась поиграть готовящую, заботливую мать.

Что без опыта, – да еще в ее исполнении, – было и не сделано, -

и не возможно.

С начала же года появился Леша Авдеев, – уже женатый и с

маленькой дочерью, – открывший новую строительную фирму

"Арктика". Как потом оказалось, – выдуманную и неработающую,

– а только изображающую деятельность в договоренности

с матерью и черт его знает с кем еще. Но Леше самому это тоже

не нравилось, и он предпочитал в офисе остсутствовать.

И снова все настаивали на выборе «стиорон» и друзей.

Мне поручили делать сайт, к которому было дано много указаний,

примеров "Хочу такой", и описаний техники, – например,

насоса Грундфос для туалетов на вторых этажах частных домов, -

особенно рекламируемый лешей.

В офис возил меня он на своей «Волге», часто перед машиной

ехал бак для отсасывания канализационной грязи, сам леша пытался

серьезно, – в сторону, – говорить о проблемах дорожающе

го бензина и рассказывал о новом сотруднике из Криволучья,

который все может, – но пьет, – и его надо заставлять. Может,

и нашел он своего Батона – правда тот ничего не мог.

В офисе, пытаясь во всем этом дурдоме делать сайт, стал постепенно

понимать, – что думая, – все вокруг замолкают. Поэтому

старался там не появляться. На вешалке висело пальто матери.

Но иногда Леша вспоминал о сайте и привозил меня снова в

офис, где появились уже новые сотрудники – бухгалтер, старавшийся

выведать, лицензионная ли 1С-Бухгалтерия стояла в "Либре

", или нет; кровельщик, хотевший себе отдельную страницу

о крышах, и даже давший свой телефон, – крыша была нужна,

потому что постепенно стали собираться вокруг лысые. Хотя и

сам леша тоже был лысый. И я сам к середине года побрился налысо.

В итоге в "Арктику" пришел Женя Авдеев, которого Леша

как бы оформил, – и стал интересоваться как администрировать

"джумлой" и делать сайт. После всего этого, – и предложения

так же оформится, – там я больше не появлялся. Но сайт, – не

полностью, – доделал, – сделал им и листовки, – но Тула была

помойкой, – и листовки ей были не нужны. Зато возвращаясь

домой, стало появляться большое число рекламных баннеров о

строительстве. кровле и насосах.

Годом до этого, Ларина, с высоты своего положения, решила

помочь мне, – сидящему дома, – и подбросила несколько фотографий

с найденными ей кошками. Делать листовки.

В феврале вместе с ночными пытками съездил к ней на квартиру.

Ларина была скрытна, о чем-то молчала, говорила загадками

про то, что в феврале все кончится, – и рядом с ней услышал

в голове слово "Пой". Даже если бы она лично мне это сказала,

я еще бы подумал, – стоит или нет, – а в текущем положении

и после подобной подсказки, – петь я точно не собирался.

Пару раз звонил Кузьмин, рассказывал о друге по игре в бильярд

и его сестре, – и о том, что кто-то несет золотые яйца.

Ларина своими звонками применила все свои психологи

чес-кие умения по выворачиванию фраз смыслом наизнаку,

оборачивание тобой сказанного в твою же сторону, нахождением

своих недостатков и в лицо присваивавшихся тебе,

переносе образов одних людей на других – да и просто навыки