Текст книги "Ильин Роман. Автобиография (СИ)"

Автор книги: Роман Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

сидя на которых, – у меня на ногах, – она уснула. Полтора метра

и килограмм пятьдесят в ней было, и когда ноги стали совсем

отниматься, я хотел ее сбросить. Будить не получалось, но она

вскоре проснулась и мы пошли на кухню как бы разговаривать.

И спасибо Денису, – на эту кухню зашедшему, – наш как-бы "раз

говор" быстро закончился, – я проводил ее до остановки, поцеловал

на прощание, – пахнуло утробным гнилым пивом и тысячей

сигарет, – посадил на автобус и пошел "блевать" в кусты.

Потом встретились на квартире Боронина, котрый учтиво

оставил нас двоих, – а квартира была уже другая, – купленная его

братом в новостройке в районе Зеленстрой, – и она снова уснула,

свернувшись как гусеница. Но трезвая, – дав себя рассмотреть.

Девочка показалась милой, я позвонил Раптору и сообщил. что

у меня появилась, собственно, девочка. Все было зря. Торгова

проснулась, изобразила счастливое лицо – изображала его еще

целую неделю, – аж что можно было поверить, – и пошла к себе

домой, – жила она через дорогу с Анной Сурначевой, ее матерью,

огромной клеткой с кроликом, клетками с белками и оранжевым

котом.

Как бы то ни было, с ней мы не общались, – парень у нее уже

был, – причем в Москве, к которому она периодически ездила и

собиралась уехать навсегда, – и в известие всего этого я был поставлен

вскоре.

И снова про Сафатову. У нее дома, через несколько дней,

была большая "вечеринка", – где была и новая "девушка", еще

боящаяся подойти, – не говоря обо мне. Зато на улице глаза ее

сияли. От чего, – вопрос.

Вскоре же состоялась еще одна из немногих встреч. Все они

были строго распланированы и договорены я только могу предположить,

с кем. Встреча была больше чем встреча, – нас с Борониным

позвали на дачу в Смоленский Десногорск, – из которого,

согласно легенде, была сама Торгова. Нас проводил Павел, зарядя

прощальным дымом, – и мы, – севши в семичасовую поездку,

отправились на автобусе. Боронин был молчалив и загадочен.

На одной из остановок взятый мной из холодильника и подготовленный

матерью кефир сорвал крышку, – и залил несколько

сидений, – но странностей больше не было.

На зеленой стоянке, после четырех часов, я, – как "парень девушки

", – позвонил "девушке" и сообщил, где мы. "Девушка"

сказала, что ждет. Пассажиры, сходив в туалет, сели в автобус, -

и без остановок мы доехали до какого-то села около Десногорска,

– до которого автобус уже не шел. Но Торгова уже ждала, -

с лукошком малины на каленях и матерью невдалеке, на Матизе, -

на котором мы, через весь Десногорск, поехали к Торговой домой.

Сидели мы на заднем сидении и я смотрел на щюрющуюся

на солнце девочку с трепетавшими на ветру волосами (которые

еще были на месте) в отражении зеркала заднего вида, – и уже

почти думал, – что вот такая теперь "есть у меня девочка".

Девочка жила в девятиэтажке, на последнем этаже, встретил

нас еще и ее отец, усатый мужик, – и теперь, всей счастливой,

полноценной семьей, – все пошли на последний этаж, к ним домой.

Обычная квартира, заваленная хламом, – как у меня. Торгова

показала сразу плеер из детства, – кассетный, Панасоник

– как у меня. Стали приезжать оставшиеся, – которым она была,

естесственно, гораздо больше рада – Степан, Мария из "Либры"

и Анна Сурначова. Пара из Анны и Боронина смотрелась более

правдоподобно.

Отсидев в тишине положенное время, – кто-то был лишний, -

Торгова сделала мне толстый бутерброд с колбасой и кетчупом, -

остальных присутствующих напоив пивом, – и вся бригада снялась

в Дикси за продуктами. То есть горючим. Купив его на неведомо

пакетов. все загрузились в такси и поехали на дачу. Проехав

мимо сгоревшего, дорога повернула к водохранилищу и

остановилась возле уже ее дома.

Выгрузились, начали переодеваться. Боронин забыл плавки, -

пришлось дать свои, – и постепенно начали пить. Вернее они

пили все время, но сам вечер начался позже. Приехал брат Торговой,

рассказывал что-то про бойлер, как им не надо пользоваться.

Не знаю зачем.

Около входа в дом был камин, – его растопили дровами, -

накрыли стол. У торговой был особый сособ солить огурцы

– она нарезала их в пакет с солью и долго трясла, – и все сели

пить. Лишним был я, – поэтому сидел не особенно втянутый в

разговор, – Боронин же сразу переключился на себе подобных.

Чуство присутствия друзей в Торговой превышало чувство

присутствия "парня", – и себя она в мою сторону особенно не

проявляла. А мне зачем в чужое лезть? Все напились и пошли

плавать, – я остался один, – и потому, что не мог ходить, – и

потому, что не особенно хотелось видеть ни ее компанию. ни

придателя Боронина. Откупавшись, они вернулись. В Торговой

проснулось чуство моего присутствия, – и она принесла банку

с живыми креветками. То-ли кто-то еще съездил за коньяком.

то-ли он уже был. Они продолжили пить, а Торгова повела меня

наверх, в свою комнату, – и завершила таки половой акт, – на

голо, – не раздумывая. – и совершала так и далее. У меня же как

у новичка еще не раз возникали вопросы по поводу применения

котрацептивов. но с ней вопрос не обсуждался, и они так

и не пригодились. Остается до сих пор догадываться, была ли

она действительно больной или просто ела противозачаточные.

В разговоре сразу после этого, сидя на пороге дома под дождем,

она призналась, – что она наркоман, – и таблетки с марками она

ела, – но явно не противозачаточные. И очень хотела получить

такое-же признание от меня.

Ночью я сильно ударился головой об пол, – поскольку спали с

ней на полу, – а комната была отдана Анне с Борониным.

С утра погуляли, – показала мне камень посередине водохранилища,

на котором в детстве сидела и думала о чем-то, – и была

отправлена домой. Я обратно не пошел, и, – так как хотелось вообще

оттуда исчезнуть, – просто пошел вдоль водохранилища,

пока не зашел в заросли. Пошел обратно. К вечеру приехал брат,

который, напившись, взял меня с собой в ближайшее село за

добавкой. Шли, разговаривали, – обратно, чуть не убитые местными,

– шли уже пьяные и орали песни. Которые резко закончились,

– и брат, – серьезным тоном начал говорить о сестре, – о

том, что ей – а значит, и мне – делать в туле нечего, – и надо переезжать

в Москву. У меня был почти начавший открываться новый

магазин вместо закрывавшегося старого, Боронин уже из

"Либры" ушел, и никуда перезжать я не собирался, да и не мог

физически. Встретили нас сама Торгова и жена ее брата, "Найда

" (которую, по рассказам Торговой, он "трахал", – а детей все

никак не было). Торгова поругалась на брата и повела нас назад.

Там продолжалась все та же попойка, – с новым коньяком, в

этой компании не кончавшемся, – благо для боронина. И еще

когда-то днем приехала Ларина. лежавшая в очках на шезлонге

и ни с кем не разговаривавшая.

То. что можно отметить далее, в памяти не осталось, – и

мы уже ехали на машине торговского отца на автобус. Попрощавшись

с "будущим папой", сели, – Боронин с Анной начали

возливаться коньяком, – Торгова в сиденье потеряла телефон -

и мне пришлось его долго искать, – и в итоге поездки я остался

до сих пор должен ей 600 рублей за билет.

Приехали. Долго спашивала, – понравилась ли поездка, или

нет, – сообразить и проанализировать сразу я не мог, поэтому

не ответил. Все пошли далее пить, я поехал домой, – вечером

позвонив Торговой и узнав, что она провалилась в люк.

К августу выбрали новое место для «Либры» – около Политеха

и Артучилища (в 2013 году закрытого) и я сел за расчеты стеллажей,

расстановку и прочее. Потом ездил и делал начальный ремонт.

Красил, убирал мусор. Потом разбирал старую "Либру", -

запаковывали книги, возили их из магазина в магазин, – Ларин

брат смачно отдирал двери монтировкой, – а я отвинчивал

гипсокартонные стеллажи. Бабы сидели на бордюре и смотре-

ли.

До этого приехал в Тулу дорогой Шумахер из Питера, и мне

не терпелось их с Торговой познакомить. Он пришел в "Либру",

кто-то еще пришел, Боронин с амфетамином в частности, и мы

с Шумахером, – естесственно без Боронина, – спокойно сидели и

беседовали в "офисе". Зашел разговор о "девушке", "девушка"

появилась сразу же, открыв дверь, – и что подозрительно, – Шумахер

напрягся и постарался отвечать на ее немногочисленные

вопросы односложно или молчать. Шумахер, как участник мно

гих тульских тусовок, мог знать многое, – вот только я не хотел

ничего знать.

А в магазине надо было делать кассы, ложить кабеля, настраивать

1С-ки, собирать стеллажи, Саше Шошину – единситвенному

мужику в Либре после ухода Боронина (если он таковым

являлся), пришлось делать ремонт в импровизированном офисе

– отгораживать его от основного второго помещения гипсокартоном,

– из самого помещения, вероятно, планировалось сделать

что-то похожее на прошлое дизайн-бюро, – но использовалось

оно исключительно для пьянок, – и девки с Борониным после

"Грифа" особенно не хотели больше ничего. Как и моя "девушка

", приезжавшая после смены в типографии мне в отдел, здоровавшаяся

и уходившая со своей компанией куда угодно.

Незадолго после перезда мне было заявлено. что, будучи в

Москве и опоздав на маршрутку в Тулу, "девушку", потерянную

в метро, нашел парень, – и оставил себе на ночь. "Я тебе изменила.

Прости меня" и т.д. прозвучали странно после нескольких

дней знакомства, особенно с ней.

Потом этот парень, бывший ее относительно давним московским

другом, позвонил и уточнил, – не будет ли ничего плохого,

если Торгова останется, поскольку вот уже ночь, – и ехать

поздно. Я переживал за сохранность своей "девушки", поэтому

разрешил.

А пьянки «девушки» перешли еще с прошлой «Либры» на

квартиру Степана, закончившего, как и все они, – факультет

дизайна, – дико неподозреваемо-нечеловечески пьющего и начинающего

увлекаться неонацизмом. Как, впоследствии оказалось,

– и "девушка". Но тагда все было безобидно, собирались у

Степана все те же, без Лариной, – но с Борониным и мной, – как

парнями двух представителей всей компании. Вот где точно я

себя в первый раз в жизни почуствовал не просто лишним, а

готовым просто уходить. Но как бросить "девушку", да еще и

с парнями, да еще и "бухую"? Вскоре "девушка" побрилась на

лысо и уговорила побриться нас с Борониным, – и я, без задних

мыслей, – согласился. С этого времени волосы были только в

двух положениях – или до пупка, или под ноль. Теперь я уже старый

и больной (как и был раньше – только хуже) – и волосы стали

пореже. Но длина стандартная. Металл, как говорится.

А тогда, возле «Либры», местная бабка очень интересовалась

тем, почему мальчики в либре лысые. Приходилось целовать

Торгову и говорить, что это моя девочка.

Так вот, с девушкой появилось еще одно, кроме бессмысленного

и для меня очень тяжелого физически секса, занятие, – игра

"кварталы". Суть – берется стопка, и как в детстве, – картонные

кепсы, – так тут – монеты России, – отскоком от стола или залетают,

или не залетают в стопку. Кто попадает, тот вынуждает

партнера пить эту стопку. Стопка была часто стаканом с пивом,

Пива было по 2.5 литра Белого медведя, а я был метким. Торгова

трезвой не была, или ее вообще не было. Но одажды ее даже

пробило на сближение и она показала мне свою старую фотографию

в кошельке.

Говорить она не умела, – умела спорить и орать, – или пьяной,

– бормотать что будет. Однажды пробормотала, что хочет

дочь и назовет ее Александрой. Потом была ночь, хорошо хоть

не групповая – их я, видимо, пропустил, – все были по комнатам.

Торгова лежала своим классическим бревном и даже поплакала

в конце. Потом покурила и мы пошли покупать мне джинсы.

Единственный вопрос, который звучал с момента переезда

"Либры", был – "Что тебе от меня надо?". Все потом пользовались

выворачиваниями смысла и обращением твоих фраз в

твою же сторону и подобными лексическими или психологическими

приемами, – особенно Ларина. Но надо было что-то Торговой

и от меня, мне же надо было собирать магазин из вала

досок. Поэтому, как она не пыталась плакать под этот вопрос,

я его не понимал (не я выбирал ее, не я к себе лез, а ее "дам"

было не просто не нужно, – а сгубило собой очень многое), -

и вопрос повторялся на протяжении двух месяцев. Сейчас понял

что. Преднизолон и МРТ.

Подарила мне бритву, сказала, – что выбирала сама. Не нравилось,

что ходил со щетиной. В этот же вечер показал ей "Контроль

" про Кёртиса. Сказала. что он слабак. Все было решено,

даже не решая. Ничего. Теперь хожу как Лев Толстой.

На следующий день при покупке очередного Белого медведя

она сказала, что "может хватит?", но покупка все равно состоялась.

А ночью заявила, что не хочет детей – мутантов. Градо-

образующим предприятием Десногорска является Десногорская

атомная электростанция. В Торговой метр пятьде-

сят.

Следующей же ночью было сказано, что у нее был выкидыш.

Информация шокировала, даже потребовалась статья в Википедии

про выкидыши, – и получилось, что мразь отсчитала 40

дней с Десногорска. Зачем-то поделился в "Либре" горем с Лариной.

Хотя там всем все и так было видно. Очень ждал, что приедет

торговский брат и готовился к разборкам, но про выкидыш

забыли через день.

Еще Торгова порадовала знанием моего раннего детства, тогда

неизвестно для меня откуда полученного, – кроме рассказа

про люк, показала на вторую возможную квартиру для переезда

из Китайской стены, – когда выбирали с матерью, около стадиона

Арсенал, – сказала, это ее первый дом после поступления и

переезда в Тулу.

Говорила и натурально плакала, что ее мать, тоже Нина

(может, и Михайловна) сильно пьет. Вот только из-за чего, не

помню. Из-за дочери. наверно. Дочь пила еще классически и в

"Грифе", однажды приехав к Боронину, – к его новой 21 этажке.

Вызвав меня, сказав что ее снова сильно напоили, – и указав на

совенка у себя на животе, – на зеленом балахоне.

Пила вся эта компания недалеко от жилья Боронина, – мес-

то называлось "Индастриал" и представляло из себя пустырь за

гаражами с остовом старого то-ли завода, то-ли чего-то похожего.

Единственное, что могу сказать об этом месте, – только то,

что залезшая на второй этаж кострукции Ларина чудом не упала

в дыру в полу и не окончила свой век. Очень сильно за нее переживал,

но девка оказалась ловкой.

Торгова же, продуманно психанув, решила демонстративно

уйти, ожидая, что пойду за ней. Выждав время, – пошел, – и был

ей пойман около трамвайной остановки, – и с этого началось

долгое расставание. После этого были игры в "кварталы" один-

один, результатом были слова : "Я от тебя уйду через две недели

" Ответом было стандартное "Уходи сейчас, если так". Ушла.

До следующей пьянки.

Один раз, всей этой новой компанией, – за исключением

Степана и включая Наталью Ходакову, – ходили дважды в лес.

Первый раз закончился и проходил спокойно, – я пытался уйти

поглубже и дать ногам отдых, – и, вместе с тем, не дать никому

себя трогать. Нашли, вернули. По дороге обратно Торгова решила

гадать на ромашке – любит или нет. Кто? Купили по дороге

пельменей, готовила пельмени она хорошо и на предоставленной

Борониным квартире я их ел.

Второй поход туда же Торгова начала с призыва дождя, -

и как начинающая ведьма (свои опыты, видимо она ставить не

прекратила), – вызвала через какое-то время ливень. Мы стояли,

в потоке воды – были и Степан, и его товарищ, – вот был ли Боронин

с Аней, не помню, – жались друг к другу и пытались развести

костер. Торгова поинтересовалась, все ли будет хорошо с

моими легкими. С утра, проснувшись у Ани дома – без Ани, Сережи

и ее Матери, – но с Торговой и котом на постели, – понял,

что задыхаюсь. Вытерпел. Торгова смотрела "Доктора Хауса"

и была мерзка.

Одной из последних встреч был поход в больницу по направлению

Аниной матери, работавшей в каком-то диспансере -

к ее подруге, оператору КТ. КТ рассеяный склероз не показывает,

– только МРТ, – и Торгова, довольная издевательством, поехала

в "Гриф", – а я еще два года был без диагноза и лечения.

Появлялась часто и дома.

Сначала трезвая, – познакомил с матерью, – та хотела пода

рить ей серебряный браслет на ногу, – наотрез отказалась. Надо

было дарить крестик.

Потом уже, – после «Либры», пьяная до не состояния ходить.

Приходилось почти таскать. Не только, конечно, пьяная.

Но трезвая она только злилась и была абсолютно неприятна.

К постели сразу трезвела и придумывала различные эмоциональные

издевательства. Постель была с детства, односпальная,

приходилось забиваться в щель между стеной и постелью,

– чтобы дать "девушке" места для сна. Или спать, как в песне,

на краю, – только волк спал на постели. Можно найти положение

равновесия. Перекосив центры тяжести верхней части тела

и нижней и висеть на самом краю – как флойд на натяжении

пружин с одной стороны, – и струн – с другой.

Как в протоколе: просыпалась злая, шла мыться. Если не

вставала, не давала вставать и мне. Но мне к девяти в либру,

я не привык опаздывать, – и злилась она все равно. Была всегда

вооружена энергетиками и кеторолом. Энергетики выглядели

забавно в маленькой ручке – размером с предплечье.

И так разъезжались – она в «Гриф» (в «Либре» уже открылось

турагенство), я – в "Либру".

Самое страшное произошло после такого-же вечера. Мы

вышли из восемнадцатого автобуса, и пошли почему-то к подъезду

барматиной, – где в моей голове прозвучал толчок, – и я

спросил: "Ты за меня выйдешь". Не поняв сам вопроса и ответа

"Да", – уточнил, сколько еще было передо мной таких предложений,

– мне соврали что не было. Пошли вниз ко мне домой.

Торгова сказала что против красивой свадьбы, только штамп, -

и сказала нести ее домой на руках. В качестве эксперимента взял

на руки пятьдесят килограмм и пронес целых пять метров. Потом

поставил на место.

И еще. Единажды – я всегда, каждый вечер был дома – она

никогда не проявляла интереса к встречам (один звонок по пути

из Новомосковска "Пойдем гулять" – "Я заболела) – Торгова позвонила

сама и сказала, что ей нужно идти в клуб "Виноград",

находившийся уже на новом месте (и без группы "Империя"),

– и сказала приезжать. Позвонил в такси, приехала "Нива" (Торгова

до этого говорила, что хочет купить "Ниву"), и приехал к

ней. Торгова была уже пьяной, – и сразу, – не доходя до клуба и

не отходя от находящейся через дорогу церкви, пошла писать на

магазин. Закончив и подтянув штаны, пошла в клуб. И я с ней, -

что делать. В клубе был драм-н-басс, – самый наитупейший, -

а за годы "Сферы" даже я, металлист, стал в курсе хорошего

драм-н-басса, – но Торгова стала судорожно поднимать попеременно

ноги и согнутые в локтях руки. От такого я быстро ушел

в зону со столиками, где обнаружил мастеровцев Панина и еще

кого-то, выпил водки и сел за свободный столик. Устав сидеть,

пошел к барной стойке, – где обнаружил Торгову почти в засос с

Гошей Сурманидзе. Разошлись быстро, я не удивился знакомст-

ву (уже было ясно, что это за "Торгова"), – и почти не общаясь с

Гошей, – пошел к выходу. Она пошла туда же. В вызванном такси

опять прозвучало "Что тебе от меня нужно". Что дальше, – не

помню. Знаю только, что тогда украла Торгова мой любимый

кулон.

Прокладывая сеть для турагенства, чувствовал, что все в

теле отключается через двадцать минут работы. Но компьютеры

им поставил. Как и Лариной выполнял ее редкие поручения.

Да и сама она в Либре появлялась редко. Зато был уже задуман

магазин в Новомосковске, – и когда меня привезли туда на казенной

машине с книгами, – он работал, был отремонтирован и

ассортимент, – бедный, – но стоящий, – был. И Ларина в присутствии

Боронина, спросила, – а не хочет ли кто нибудь поездить

сюда и поработать, – поскольку самой ей не в пору ездить через

день в другой город. Все уже было продумано. Стал ездить я,

поначалу с Борониным, не интересовавшимся ничем, – пившим

свои ягуары и хваставшимся крепнувшими отношениями с Анной

– она дала ему прочитать свою книгу "Москва-петушки"

Ерофеева.

Меня Торгова наградила страницей в контакте, который я

считал детской отупляющей игрушкой, и не собирался никогда

им пользоваться. Оказалось, контакт – серьезное оружие асихологической

борьбы. И не только.

И каждый день, – с утра на вокзал, – сорок минут до Ново-

московска, – и сидеть на кассе весь день. Не было ни сменщиков,

ни покупателей, – Ларина быстро потеряла интерес к развитию

магазина, – сначала привозя стеллажи и приезжая сама

и расставляя альбомы художников или публицистику. Потом

все делал я, и двигал стеллажи, и переставлял книги и проводил

ревизии и впоследствии собирал весь зал для DVD-фильмов и

музыки. Замерив, посчитав, заказал стеллажи, – потом ползал

и собирал их. Отдел получился хороший, – но непосещаемый,

– как и сам магазин. Реклама не проводилась, витринное стекло

разбили, – и сам он находился в проезде. Ларина нашла продавщицу

из новомосковска, которая переехала в тулу, и, будучи,

как все, – дизайнером, – разукрашивала стены тульской "Либры"

и ее мать, ставшую моей сменщицей. Потом, медленно и мне

нашли замену. Новомосковск проверял мой склероз разобранными

полами – приходилось, как по канату, выходить из магазина,

– там же было еще серьезное обострение, после которого

когнитивные функции почти совсем отказали и пришлось долгое

время учиться заново говорить с двумя и более людьми и

ориентироваться в пространстве. Ларина хотела подсунуть еще

какую-то идею верстать каталог подарочных изданий, но идея

осталась только высказанной в автобусе.

В тульской «Либре» на фоне отсутствия поставок любой литературы,

кроме заказов с сайта "Озон" (новомосковская выручка

большей частью состояла из таких же заказов), начатый с

малого отдел хэнд-мейд бижутерии разросся на пол-магазина, и

все стало медленно умирать.

Вывески для этой либры «рисовала» уже Торгова, – не Брич,

– поэтому в ней не было ни стиля, ни информативности. Огромный

квадратный баннер на входе был выполнен Анной и несмотря

на его художественность. попахивал коллажом и кислотой.

Один раз, по старой памяти, Охр из сферы организовал

встречу всех сферовцев, совмещенную с "Либрой", результатом

которой стала кража Батоном моего нового телевона Philips,

подаренного мне Кузьминым. К слову.

У Лариной в новой «Либре» (Проспект ленина, 103а), тоже

был день рождения, – где, кроме меня, Саши Волобуева (ее парня),

Боронина и какой-то бабы, – никого не было. И все бы как

всегда, если бы не фото лариной, сжимающей уши какой-то

плюшевой игрушке. До этого Ларина, прямо как Ушан из поъезда.

стала ходить в ушанке, – а Шумахер, – приехавши в гости

в "Либру", сжимал так-же уши Кенни из Южого парка. Тогда

я даже не подозревал, что со мной происходило всю жизнь.

Теперь не подозреваю, как все эти уроды могли в лицо молчать.

Только одна Торгова встала как-то спиной к стене магазина,

двинула мне костяшкой ладони в лоб и сказала: "Ты что, ничего

не видишь?" Нет. Я на тебя уже устал смотреть.

В Торговой ничего необычного не было – все было погано.

Вокруг тоже все было как всегда. Только от начала проспекта

пешком, – до магазина, – дойти я уже не мог. Тула свую вонючую

изнанку стала показывать примерно к 2013 году.

А пока Торговой воровались деньги из кассы, Борониным

из турагенства – и все под контролем Лариной, – чтобы проверить

и повесить это на меня. Может возьмет ответственность?

Надеюсь, ей еще придется ее взять.

Носила Торгова женственные берцы, одевалась в пальто цвета

"хаки" и любила лилии.

Расстование Торговой было намечено на 13 ноября, когда для

этого была организована стандартная пьянка и я закрылся от

всех в маленькой раздевалке, – и разложил там два стула, – чтобы

спать. Но проснулся на диване в турагенстве с торговой и

пустым магазином. Она молча встала, собралась и ушла в неизвестином

направлении. Несколькими днями до этого пыталась

меня задеть тремя своими парнями, – рассказом о том, что ей с

ними было хорошо, – и послала на "хй". Ничего из этого не уди

вило, а только заставило перетерпеть момент общения.

Но Торгова, через контакт, даже извинилась, – и пригласила

на встречу, – куда, придя, опоздав, – с огромными кольцами в

ушах (до этого были дешовые железные черепушки), – самодовольно

сказала: "Говори. Хотя бы о фильмах". Сказать я ей ничего

не смог вообще, и она, допив кофе. так же пафосно ушла.

Зато шумахер соизволил пригласить меня на свою вечеринку

в Щекино, где жила некая Винокурова, – а приглашение Шумахера

было довольно лестным, – так как он казался известным

музыкантом. Программа вечера состояла в стрижке налысо в

исполнении Винокуровой и ужина из суши, разложенных в виде

свастики. На что было обращено не много внимания. зато фотографии

остались. А дети веселились. Потом позвонила девушка

Шумахера и спросила, где он. Шумахер лежал на полу попой

кверху, и фамилия принимающей ей обо всем сказала. Уезжали

мы по жаре, и обращал внимание я, – что до, что после этого, – на

то, как менялось мое состояние. Голова была мутной и в глазах

было серо – и я не вполне понимал, где нахожусь.

Смены в Новомосковске продолжались, и под новый год Волобуев

предложил ехать в Петербург. В Петербурге я до этого

был еще в четырехлетнем возрасте с бабкой Анной Кузьмничерй,

– поэтому согласился. Ехали через Москву, сев там на поезд.

Жили в хостеле на одноэтажных краватях в одном номере.

Никого, кроме двух человек, я не знал. Зима была под 30 градусов,

все соседи сразу расходились, я же дальше канала Грибоедова

по причине болезни дойти не мог, поэтому основное впремя

сидел в хотеле. Волобуев, любитель абсента, остановился на текиле,

которую вечером, молча, все пили. Через пять дней, посетив

Шумахера в его магазине, и оказавшись надутыми питерской

травой, мы благополучно уехали. В Москве я купил себе

штаны с застежками и кеды, в которых проходил не один год.

Гадская мать их выьросила. На штанах был ремень на двух колцах,

– но понял его смысл я только лет через пять. В москве же,

покупая еще одни штаны, -первый раз почувствовал, – что та

кое жара для склерозника. Теперь летом стараюсь не находиться

под солнцем.

Приехав, продолжился все тот же магазин, – ходили с Лариной

на день рождения к Гоше, которому нарисовал и напечатал

замечательную открытку, – заставил, кого смог в ней расписаться,

– но Гоша, укуреный и упитый, – не оценил. Зато первый раз

я увидел быт тульских реперов.

Был еще один день встречи с Торговой, когда все в магазине, -

как встречая звезду, вышли на ружу, – и проплыла она, в компании

двухметрового парня, улыбаясь во все стороны и всем

кланяясь. Мне кто-то опять сказал плакать, – и я пошел в свой

офис изображать горе. Но пришел Боронин, и горе кончилось.

Успокаивал, как друг. Полный бред.

Вскоре Ларина, под предлогом отъезда опять же с Сашей в

Питер, позвала меня себе на квартиру смотреть за ее кошками -

сиамской, и белым глухим котенком. У лариной была современная

квартира-студия с унитазом на ступеньке. чтобы Нина Михайловна

чевствовала себя на нем, как королева. В этом доме

Ларина провела детство – там была и ее комната, в которой запирались

кошки, когда накладывалась еда, – и комната Нины

михайловны, – которая приходила поздно, если вообще приходила.

Ларина угощала сигаретами с ментолом и просила купить

соленых палок, но не до того было. На столе у нее стояла игра

из двух кубиков. на одном – фаллические символы, на другом

– что с ними делать. Идти на х., как говорится. И они уехали в

Санкт-Петербург, оставив меня наедине с кошками и иногда

с ее матерью. Спать приходилось под кондиционером. поэтому

за 2 недели не мог избавиться от приступов астмы. Но кошек

кормил, фотографировал а недавно купленный телефон. Приходил

и уходил Боронин. Потом Нина Михайловна сказала, что

кто-то украл ее золото и была очная ставка. Боронина я не здал -

хотя кто знает, – может, – и украл. Может, просто Нина Михайловна

веселилась. Привез туда свои драгоценные колонки

соло-1 и миди-клавиатуру – надо было записывать вариации на

Tool. Осталась от Торговой такая просьба. Как и шлейф информации

о себе в блоге, который еще долго тянул душу и испортил

всю жизнь.

Как и подпортили ее друзья мелкого Паши – Гаврила и прочее

тульское отродье, приглашая на свою базу в заброшенном трехэтажном

здании под мостом в заречье. Первый этаж здания был

отдан на разрисовку реперам, на втором этаже панки-бомжи

устроили себе квартиры и курильные. Играли в пинбол травматиками.

В одном из пустовавших залов на пол-стены было нарисованное

лицо Торговой. Мерзкий момент жизни.

Посещения были еще до квартиры Лариной – как бы подброс

Торговой на прощание, – несколько раз присутствовал, – осматривал

одно из ее мест обитания и ее друзей из нарко-меньшинств.

Неприятнее было ранее, когда, после очередного обострения,

записывая все в тетрадку – память не работала, логические цепочки

не строились, – приходилось рисовать и блок-схемы для

обычных зависимостей вещей и ассоциативные ряды понятий.

Почти учить себя заново думать. И Торговой понадобилось

кольцо. Но в губу – она вся была в пирсинге. И я, цепляя носками

пороги магазина, кое-как купил ей, по совету продавца,

набор колец. И пополз в сторону заречья, – полтора километра

до типографии. По пути встретил расставленных, как в игре по

углам, – то карандуха Павлика, то Гаврилу с пивом, то еще кого-

то. Прошел мимо, дошел до типографии. отдал кольца – Торгова

сказала, что ей не подходят и вышла со мной на задний двор,

к мусорным бакам, – курить. Покурила, пошла "работать".

После квартиры лариной, кузьмин пригласил меня жить к

себе в Москву. И в сочетании с публикациями в блоге, – пока

вполне безвредном, – и окончанием работы новомосковской

"Либры", – я согласился.

Зарплата либры с плеча Лариной была 10000 р., – как подготовка

к будующей пенсии. О болезни в городе знали все, кроме

меня – за неколько лет до ее неизлечимой стадии. На зарплату

смог купить себе только меленький плеер Сони, с которым, -

слава Богу, – не слыша ничего вокруг, проходил до самого конца

– и, почему-то, с Аукционом, "Девушки поют". С детства ненавидел

аукцион. Потом плеер сгорел. До этого был другой плеер

Сони, дорогой, – украден Гошей Сурманидзе после визита к

Лариной в гости. И будующий мент Колос в подтверждение.

Зато Боронин украл из «Либры» ненужный дизайнерский

компьютер, который потом, с разрешения Лариной, я забрал

себе домой – и который потом, с намеками на меня, когда я уже

был в москве, был у меня забран. Своих колонок я уже не видел.

Глава восьмая

Кузьмин уже несколько лет «служил» в Министерстве Обороны

– настраивал сервера. А на сухую – настраивать сервера

скушно. И, вероятно, министр обороны своим высочайшим

указом разрешил всей его смене пить круглосуточно водку, -

а лично Кузьмину – дуть не переставая. За запасами чего,

как я говорил, он приезжал в Тулу. Но не только Тулой, как

оказалось, живет Москва, – и в Москве Пашин донор тоже