Текст книги "Во власти огненного наследства"

Автор книги: Роман Углев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Какое-то время Бывалый внимательно разглядывал Серта, размышляя над тем, что он сказал, а затем спросил:

– Ты ведь не просто так задал этот вопрос?

Серт молчал. Ему было страшно. Он чувствовал себя так, будто он вдруг оказался на краю обрыва, и от головокружительной высоты у него захватило дух.

Видя его смущение, Данель усмехнулся и успокаивающим тоном сказал:

– Ладно, раз уж ты задал такой странный вопрос, значит для этого есть причины. И глядя на твою реакцию, я вижу, что скорее всего именно этот вопрос и привел тебя ко мне. Не ошибусь, наверное, если предположу, что и конфликт у тебя с Атэсом произошел из-за этого. Я прав?

Серт молча кивнул, боясь вымолвить хотя бы слово.

– Что ж, в таком случае, во-первых, напомню тебе, что этот разговор только между нами, поскольку понимаю, что, скорее всего, ты боишься, что парень крут, и шутить не будет. А во-вторых, скажу тебе, что это очень необычный вопрос. Если он вообще возник, то только, если вспыли какие-то давние слухи, что для меня тоже очень удивительно. Прошло ведь столько времени, и все эти годы было тихо. Поэтому, я сначала хотел бы знать, откуда вообще ветер дует? С чего вдруг возник такой вопрос? Откуда пришло сомнение, что Азар – сын своих родителей? Поэтому, если ты сможешь ответить честно мне, я, пожалуй, смогу ответить и тебе. Согласен?

Серт кивнул, но, подняв вверх указательный палец, сказал:

– Только с одним условием. Если вдруг Атэс придет к тебе с подобным вопросом, меня не упоминать.

– Ты надеешься, что сумел прийти ко мне незамеченным, и тебя никто не видел по пути? Если он захочет, он все равно узнает, что ты был у меня.

– Да-да. Я понимаю. Но он не запрещал мне говорить с тобой о том, что произошло с командой. Это мой личный интерес. Он лишь заклял меня не говорить о том, что произошло с нами.

– Пусть так, хотя, теперь мне больше всего хочется узнать о том, что же все-таки такое с вами произошло. Ну, да ладно. Запретил, значит запретил. Скажи мне, повод для сомнения пришел от кого-то из жителей острова, или снаружи?

– Снаружи, – ответил Серт, и снова потер свое горло.

– О! Это неожиданно, – удивился Бывалый и покачал головой. – Это меняет дело. Тогда, второй вопрос. Если этот человек не из островитян, то как вообще возник разговор о том, от кого родился Атэс? Он сам начал эту тему?

Серт молча кивнул.

– Последний вопрос, парень, – старик даже приподнялся на своем месте и наставил указательный пальцем ему в лицо. – Этот человек имеет какое-то отношение к царю Ятону?

Серта бросило в холодный пот. И хотя в помещении было жарко, у него мороз прошел по коже.

– Так, значит, это правда? – спросил он дрожащим голосом, не отдавая себе отчета в том, что говорит.

Старик почесал затылок и, немного подумав, сказал:

– Значит так. Я пока что тебе еще ничего не ответил. Я лишь задал тебе пару вопросов. Но судя по тому, что с тобой творится, понимаю, что все серьезно. Поэтому, увы, больше я тебе ничего говорить не стану. Я все-таки старик. Мне уже терять нечего. А ты пока молодой. У тебя все жизнь еще впереди. Зачем тебе умирать раньше времени. Так что, иди, дорогой. В путь дорогу. Ты итак сегодня много услышал.

Серту даже стало легче от слов Бывалого. Он с облегчением вздохнул и спросил:

– Последний вопрос, дядя Данель. А почему об этой ситуации, ну, я имею в виду, о том, что произошло с Кратисом и его командой, так мало знают? Как будто бы все умалчивают об этом и не хотят говорить.

– Видишь ли, – старик удрученно покачал головой. – Капитан Анаконда был славным атаманом. И вся его команда, …нас считали лучшими. На нас смотрели, как на пример. О нас слагали легенды. И…, если бы с нами произошло что-то достойное, ну, к примеру, умерли в неравном бою или в схватке с чудовищем, а здесь…, такая странная и ужасная смерть. В общем, посчитали, что это недостойно для таких как Кратис и его людей. И после долгих обсуждений решили постараться это замять и не говорить обо всех деталях этого происшествия. Те, кто знал, с ними итак все было понятно. Но для вас, следующего поколения, зачем вам было знать, что с ними произошло? Сейчас, когда все далеко в прошлом, это уже не так важно. А тогда, о-о! Анаконда – это была легенда! И такая позорная смерть… Вот потому и умалчивают, парень.

Бывалый покачал головой и похлопал Серта по плечу.

– Ну, давай домой. И пусть Неведомый Бог, Который над всеми другими богами хранит тебя.

***

Тренировался Атэс с упоением. Ему нравилось оттачивать каждое движение, вышлифовывать каждый выпад и отражение, часами фехтовать мечом или копьем, метать ножи, стрелять по мишеням из лука или арбалета, учась быстро и плавно переходить из одного положения в другое. Иногда другие островитяне приходили посмотреть на его тренировки, но предпочитали делать это незаметно, прячась за каким-нибудь кустом, поскольку он очень не любил, когда за ним наблюдали.

Даже, когда над тренировочной площадкой опускалась ночь, Атэс давал глазам привыкнуть к темноте и продолжал заниматься при тусклом свете звезд и луны, оттачивая свое искусство до совершенства. После тренировки, иногда далеко за полночь, он шел к морю и купался в любое время года, даже зимой, смывая с себя и напряжение, и пот.

Иногда, как было и на этот раз, Атэс уходил глубоко в лес и, двигаясь максимально бесшумно, старался увидеть какую-то живую тварь. Особенно удачным считался день, когда он видел конфликт каких-нибудь животных или насекомых, и мог часами наблюдать за ними, стараясь запомнить каждую деталь их движений, каждый нюанс их выпадов, уходов или защитных блоков. Затем он шел тренироваться, стараясь воплотить в своих тренировках увиденное им в живой природе, подражая движениям тех тварей, за которыми он наблюдал.

На этот раз его трофеем был хамелеон.

Случайно заметив эту странную тварь на толстой ветке дерева, Атэс замер на долгое время, ожидая, когда хамелеон начнет движение. Когда же рептилия снова двинулась вперед, парень удивился его столь странной покачивающейся как будто неуверенной походке. Это был крупный представитель своего класса, длиной почти в локоть, и Атэс наблюдал за ним как завороженный больше часа, пока хамелеон не исчез в густой листве верхней части древесной кроны.

Он заметил, что благодаря своей походке рептилия похожа на покачивающиеся на ветру листья дерева. Вернувшись на свою площадку, Атэс начал тренироваться, и много раз во время занятий снова и снова пытался воссоздать качающуюся походку хамелеона, понимая, что такие движения в бою могут полностью обмануть и дезориентировать противника в отношении его намерений. Оказалось, что странная походка дает большую нагрузку на мышцы голени и стопы, и к вечеру ноги у Атэса просто гудели от приложенных усилий.

Время бежало быстро, и когда он почувствовал, что на сегодня хватит, была уже глубокая ночь.

В ярком свете почти полной луны тропинка была хорошо различима, и Атэс, пробежавшись до моря легкой трусцой, с удовольствием нырнул в прохладную соленую воду.

Освежившись, он не спеша зашагал домой, ощущая во всем теле приятную усталость. Сейчас его никоим образом не беспокоило все то, что с ним произошло за последние несколько дней. Его мысли были умиротворенными, а на сердце царил покой.

Дойдя до того места, где тропа сворачивала к его дому, он вдруг услышал чьи-то шаги, и тут же шагнул за дерево, просто потому, что ему ни с кем не хотелось встречаться. Однако, когда идущий приблизился, Атэс вдруг узнал в нем своего приятеля, который медленно и устало брел по дороге и почему-то размахивал руками.

«О, Серт! В такой поздний час!? Откуда это он?» – подумал он и тут услышал, как тот довольно громко бубнит себе под нос.

– …Смертью он мне угрожает. Выискался принц на мою голову. А мне живи теперь с этим. И ведь Бывалый так и не сказал, от кого он, хотя, судя по его реакции, дело здесь нечисто. Явно непросто так весь этот сыр-бор. Но я этого точно выяснять не буду. Мне моя жизнь пока дорога. Друг называется…

Незаметно выйдя из-за дерева, Атэс пристроился за приятелем и, шагая максимально бесшумно, пошел вслед за ним.

– Что вот мне теперь делать? – продолжал недовольно бубнить Серт, усиленно жестикулируя и высказывая свои мысли вслух. – Он ведь точно узнает, что я был у старика, и ведь, он же, наверное, даже не станет выяснять, о чем я с ним говорил. Просто пришьет меня, и все. И не докажешь ничего. Что мне теперь… с острова бежать?

– О ком это ты, дружище? – неожиданно поравнявшись с ним, громко спросил его Атэс. – Не обо мне ли?

Вскрикнув, Серт отпрыгнул и, увидев друга, замахал на него руками, как на нечистого, и издавая странные звуки, что-то вроде: «Оией-еой-ой», и стремглав бросился бежать.

– Стой! Подожди! Куда ты? – Атэс бросился за ним вдогонку. – Это я. Все хорошо. Да, остановись ты.

Серт продолжал нестись, ничего не слыша, не разбирая дороги и вопя как ненормальный, поэтому Атэс в какой-то момент, изловчившись, сделал другу на бегу подсечку, и тот кубарем полетел на землю.

– Не трогай меня! Уходи! Не прикасайся ко мне! Во-он! – завопил он, отмахиваясь от друга и смешно пятясь назад.

– Ты, что с ума сошел? Это же я, Атэс. Все нормально. Не бойся.

Серт постепенно приходил в себя, но, видимо, все еще не веря своим глазам, продолжал пятится.

– Откуда ты взялся? Ты, что колдун? – спросил он, со страхом глядя на друга.

– Да, нет же. Я просто увидел, что ты идешь, и спрятался за деревом. А потом тихо пошел за тобой.

– Следишь за мной? – спросил он уже спокойней.

– Нет, я просто шел с тренировки.

– Ну, вот и иди, куда шел, – злобно ответил Серт, поднимаясь земли.

– Эй-эй, друг, ты что? С тобой все в порядке? – спросил Атэс.

– Нет, не все! Был друг, а теперь ищи другого, …себе под стать. Тоже мне, прынц выискался.

– А что случилось-то?

– Да-то, что друзья так не поступают. И нож к горлу не представляют. И смертью не угрожают. Понятно тебе?

Он развернулся, чтобы уйти.

– Постой-постой. Ты думаешь, что можешь просто так уйти, и все?

– А что, горло мне перережешь, да? Валяй! Вам же, прынцам, все можно!

– Да, что ты заладил, прынц-прынц? Никакой я не прынц. Обычный человек. Ты мне лучше скажи, зачем ты ходил к Бывалому?

– Был бы обычный, не стал бы мне угрожать смертью. Друг, называется. То не сделай! Этого не скажи, убью! Видно, правду про вас говорят, что в вас течет голубая кровь, и поэтому вы гордецы несусветные. Пришли сюда, всем свои порядки диктуете. Нас со своей земли выгнали, а теперь еще и здесь на острове свои правила устанавливаете.

Внезапно Атэс осознал, о чем говорит его приятель и к чему он клонит, и у него мурашки пробежали по спине.

– Ага! Значит, ты был у Бывалого и все ему рассказал? – спросил он.

– Ничего я ему не рассказывал, – ответил Серт, ускоряя шаг. – Что я дурак что ли, рассказывать, зная, что ты меня убить можешь? Вам же голубокровкам все можно!

– Тогда, почему ты так переменился? Значит это он тебе что-то про меня рассказывал?

Серт промолчал, и лишь еще больше ускорил шаг.

– Постой-постой! Скажи, он тебе что-то рассказывал? – снова спросил парень, едва поспевая за другом.

Серт упрямо молчал, продолжая шагать вперед и недовольно пыхтеть.

– Он рассказал тебе что-то или нет? – требовательным тоном спросил Атэс и, пытаясь остановить приятеля, схватил его за плечо.

– Да, пошел ты! – презрительно фыркнул Серт, сбросил руку со своего плеча и побежал вперед.

Поняв, что дальше что-либо выяснять бесполезно, Атэс растерянно остановился посреди дороги, глядя вслед убегающему товарищу.

– Если тебе надо, пойди и сам у него спроси, – через плечо крикнул Серт и растворился в ночной мгле.

Постояв какое-то время посреди дороги, Атэс пожал плечами, а потом решительно развернулся и отправился к Бывалому.

***

Как, наверное, у всякого сыщика, у Клуза была своя сеть осведомителей, а в тех местах, куда он прибывал впервые, он знал, где этих доносчиков разыскать. Как правило это были люди, сидящие при дороге, при храмах, в общественных местах, те, кто просил милостыни или мошенничал, или еще что-нибудь делал, чтобы заработать себе на жизнь не совсем обычным способом. Нищие, бродяги, гадалки, воришки…, сыщик знал, у кого глаза по всюду, кто знает, видит и подмечает все, что происходит вокруг, кто собирает все слухи и сплетни, и готов порой совсем за небольшую плату поделиться всем этим так сказать мусором с тем, кому он может оказаться нужен.

Оказавшись в Кидонии, одном из самых оживленных мест на Крите, Клуз снял для себя небольшую, но удобную комнату в незаметном месте, недалеко от базарной площади, и первым делом отправился на базар. Под видом обычного покупателя он прошелся вдоль торговых рядов, подмечая всех, кто мог быть ему полезен, и задавая незначительные, как казалось, вопросы продавцам, как например: Как часто завозится товар? Нет ли проблем с местными властями? Кому надо заплатить, чтоб тебя не беспокоили? И все такое. Сыщик знал, как расположить к себе продавца и разговорить его. Стоило только сказать пару комплиментов в сторону его товара, купить какую-нибудь мелочь, посочувствовать по поводу того, как непросто сейчас выдерживать конкуренцию и хорошо заработать, и словоохотливый продавец сам не замечал, как начинал рассказывать Клузу все новости и открывать ему «по секрету» все, что наболело на душе.

Для тех, у кого возникали встречные вопросы о том, кто он, и что здесь делает, у него была своя, всегда одинаковая, чтобы не путаться, но хорошо выверенная и вполне правдивая легенда о себе самом и о своем роде деятельности.

Посетив все рынки и общественные места, к концу дня сыщик без особого труда собрал всю необходимую для себя информацию обо всем, что происходит в городе и в ближайших окрестностях. Однако этого для него все еще было недостаточно. Вечером он нашел самую популярную в городе харчевню, называемую «Кото̒пуло», и отправился туда ужинать.

Расположившись в углу помещения и заказав себе ужин, он стал с рассеянным видом наблюдать за происходящим, не спеша поглощая свою пищу.

Вскоре к нему подсела одна из местных куртизанок и предложила свои услуги, однако сыщик, чтобы не огорчить ее простым отказом, восхитился ее формами, но сказал, что, к сожалению, не может воспользоваться ее столь заманчивым предложением, так как у него проблемы со здоровьем интимного характера.

– Эх, жаль! А такой мужчина! – с сочувствием сказала куртизанка. – Что ж, выздоравливай, красавчик. Я буду рада тебя обслужить, когда у тебя закончатся твои …э-э …проблемы.

Она ушла, а Клуз, дождавшись момента, когда продавец у стойки с товарами заскучал, подошел к нему и, заказав вина, спросил, внимательно разглядывая глиняную кружку в своей руке:

– А откуда, если не секрет, вы покупаете столь приличную посуду? Это местное производство, или привозное?

– То, что у тебя в руке, уважаемый, это привозное. А вот это, местное, – продавец поставил перед ним другую кружку и показал на край: – Вот, видишь, все ровно, а на твоей, вон какой ободок. Наши такого не делают. Ленятся. А, ведь, красиво, не правда ли? Но, увы, нет у них вкуса. А вот еще.

Продавец достал горшок с узким горлышком и показал орнамент.

– Видишь, как сделано? Тот-то! Сразу видно, что с душой. Не то, что наши.

– Ну, и где найти этого хваленного мастера? На базаре? – спросил сыщик.

– Этого я не знаю, уважаемый. Я их сам не закупаю. У меня Афанасий это делает. Позвать тебе его? – Клуз кивнул, и продавец крикнул в глубь кухни. – Эй, Афоня! Дуй сюда, дело есть.

Подошел вихрастый парнишка, и сыщик, расспросив у него, где он закупает глиняную посуду, и как зовут того продавца, взял себе на заметку и это. В целом ему хватило трех дней, чтобы собрать всю необходимую информацию, после чего он переехал в следующий портовый город, называемый Кносс.

Клузу нравилась его работа. Он испытывал самое настоящее упоение, собирая разные данные, и узнавая помимо нужных ему сведений еще и всю подноготную населенного пункта, в котором он находился.

Вскоре он отправил гонца в Лимани, ближайший порт рядом с городом, где жил Дарий, с большим свитком, в котором был подробный отчет о проделанной работе и о том, что ему удалось узнать.

Глава 13

Была уже глубокая ночь.

Почти полный диск печальной луны светил ярко, и вокруг него, несмотря на чистое небо, был полупрозрачный ореол.

Раньше Атэс бывал здесь настолько часто, что мог бы, наверное, найти дорогу с завязанными глазами. Подходя к дому, он решил для себя, что, если Бывалый уже спит, он не станет его беспокоить, а перенесет разговор на утро, поэтому прежде чем войти во двор, он остановился и прислушался.

Этот дом для него, по сути, был открыт и днем, и ночью. Данель полностью заменил ему родителя, и поэтому Атэс приходил сюда почти как к себе домой. Он даже называл Бывалого отцом, а когда тот говорил ему, что его настоящим отцом был атаман Кратис, он отвечал ему, что отец – это не тот, кто родил, а тот, кто вырастил.

Однако, чем старше становился Атэс, тем реже бывал здесь, хотя он и стал более бережно относился к здоровью Данеля, и потому никогда не позволил бы себе, разбудить его посреди ночи. Но парень знал, что у старика есть не очень хорошая привычка, не спать допоздна.

Сейчас, не услышав ничего, кроме стрекота ночных кузнечиков и редких криков птиц, Атэс тихо открыл калитку и вошел. Обойдя дом, он увидел, что Бывалый сидит на крыльце и смотрит в небо.

– Как я и думал! – усмехнулся он, подходя ближе.

– О! привет сынок, – обрадовался старик, и попробовал встать Атэсу навстречу, но вдруг схватился за сердце и заохал.

– Что случилось, отец?! – воскликнул Атэс, подбегая к нему.

Тот сделал несколько порывистых вздохов, потер ладонью в области сердца и успокаивающе ответил:

– Да, ничего. Просто, что-то хватануло. Видно, слишком резко встал.

Он поднял голову на парня и улыбнулся.

– Давненько ты не захаживал к старику! Все дела-дела, да? Как там мать?

– Все в порядке, отец, здорова.

– Это хорошо, – он закряхтел и снова потер себя в области груди.

– Может быть, пойдешь приляжешь? – Атэс помог ему подняться и пройти к кровати.

Данель еле волочил ноги.

В комнате было светлей, поскольку в камине все еще догорали дрова.

Опустившись на постель, он устало сказал:

– Подкинь пару дровишек в камин. Я ждал тебя. Правда, не был уверен, что ты придешь уже сегодня. Но, я рад тебя видеть. Ты с чем пожаловал?

– Ты же говоришь, что ждал меня. Раз ждал, значит, у тебя есть, что мне сказать, – уклончиво ответил Атэс, подкидывая дрова в огонь.

– Э-э, парень. Мы так не договаривались, – засмеялся Бывалый. – Я тебя ждал, но я же тебя не звал. Ты сам ко мне пришел, так что, выкладывай, зачем?

– К тебе Серт заходил, – ответил Атэс.

– О! Вот это уже ближе, – старик поднял вверх указательный палец. – Да, заходил.

– Что он тебе говорил?

– Скажем так, он не столько говорил, сколько спрашивал, но что именно тебя интересует?

– А о чем он спрашивал?

Бывалый чуть помедлил прежде чем ответил:

– Его интересовало, как прекратила свое славное существование наша команда двадцать лет назад.

– То есть, он спрашивал о том, как погибли мои родители?

– Ну, да.

– Хм…, интересно, почему его вдруг заинтересовало именно это?

– Я бы тоже хотел это знать. Может быть, ты мне ответишь на этот вопрос? Вы с ним, что… о чем-то таком говорили?

– Да, – немного замялся Атэс. – Мы слегка повздорили. Я думаю, что я немного переборщил.

– Поссорились, что ли?

– Типа того.

– А-а, то-то я смотрю, что он за шею все время хватается. Ты его, что, чуть не придушил?

– Да, нет. Не настолько.

– А чего тогда он чуть что, то за горло?

– Ну, я ему немного пригрозил здесь, – Атэс сделал красноречивый жест, и Данель с удивлением спросил:

– Ножом к горлу, что ли? Это за что ж такое?

Атэс посмотрел Бывалому прямо в глаза и спросил:

– Давай, это останется между нами, хорошо?

– Хорошо. Ты ведь знаешь, что, если так стоит вопрос, я болтать не стану.

– Тогда, скажи…, но только, если это полный бред, не смейся надо мной, ладно? Потому что, кроме тебя, наверное, никто не сможет дать мне ответ на этот вопрос. Возможно ли вообще такое, что у меня могли быть другие родители?

У старика не дрогнул на лице ни один мускул. Он выдержал паузу, широко по-отцовски улыбнулся и снова потер грудь в области сердца.

– Хм…, вот так вопрос, сын! – сказал он, и жестом указал Атэсу, чтобы тот присел напротив.

Атэс опустился на мешок с зерном рядом с кроватью, и Данель спросил:

– Ты ведь неспроста задаешь такой вопрос, да? Что-то произошло, раз вообще возник такой разговор, не так ли?

Парень кивнул, не сводя с Бывалого глаз.

– Тогда не сочти за труд, расскажи мне, как было дело? С чего вдруг Серт заинтересовался деталями того дня, а ты своим рождением?

Атэс вздохнул и вкратце поведал Данелю, что произошло с ним на рынке в Акбарии.

Выслушав его внимательно, Бывалый почесал затылок и печально сказал:

– Что ж, сынок, раз уж я один-единственный, кто остался в живых после той заварушки, то, видимо, для того и остался, чтобы правда все-таки вышла наружу.

При этих словах старика Атэс сжал кулаки так, что у него хрустнули все кости на суставах пальцев, но он тут же овладел собой и просто продолжил внимательно слушать.

– Твой настоящий отец, царь Ятон, а мать, его бывшая жена, царица Камилла, которой уже нет в живых, потому что Армиль самолично ее заколола. И лично я думаю, что именно за это они и были наказаны, и с ними произошло то, о чем расспрашивал твой друг Серт.

При ярком свете разгоревшегося огня в камине было хорошо видно, как побледнел Атэс. У него широко открылся рот, задрожал подбородок, а зрачки расширились до предела.

– И ты …молчал …все это …время?! – спросил он сдавленным голосом, с трудом выговаривая слова.

– Кратис заклял нас. Мы все были полностью преданы своему атаману и поклялись под страхом смерти, что сохраним это втайне, – со вздохом ответил Бывалый, печально качая головой. – Прости, малыш. Таковы уж были порядки того времени.

– Замолчи! – крикнул Атэс так, что старик вздрогнул, а парень, схватившись за голову, какое-то время просто сидел неподвижно, но было видно, как играют его желваки, а руки и ноги дрожат мелкой дрожью.

Боясь проронить слово, Данель тоже молчал, и лишь, продолжая тереть грудь в области сердца, тяжело и часто дышал, и с гримасой боли на лице покусывал нижнюю губу.

Через какое-то время Атэс поднял голову. Его глаза были мокрыми от слез, но он все-таки спокойно и тихо попросил:

– Расскажи, как все это было.

Несмотря на то, что старику было тяжело говорить, он сделал над собой усилие и, насколько мог, рассказал парню историю его похищения, начиная с похода Кратиса к ворожее Велее и заканчивая тем, как все кроме него погибли после захвата Бегемота.

Атэс слушал, не шелохнувшись. И лишь один раз, когда старик захрипел от того, что у него пересохло горло, встал и принес ему попить воды. Когда Данель закончил свой рассказ, молодой человек еще какое-то время сидел в оцепенении, не говоря ни слова. Затем он перевел дух и спросил:

– И что мне теперь делать?

Старик ничего не ответил. Он представлял из себя жалкое зрелище, как будто он только что пробежал многокилометровый марафон и был совершенно изможден. Он часто-часто дышал, и из его легких вырывался неприятный хрип. На его губах застыла пена. Глаза глубоко впали, и вокруг них образовались темные круги, а руки и колени дрожали крупной дрожью.

Видимо Атэс был под таким впечатлением от услышанного, что он только сейчас обратил внимание на состояние Бывалого.

– Отец, что с тобой? – спросил он со страхом.

Данель попытался что-то сказать, но не смог, как будто с последними словами рассказа он выговорил и всю свою способность говорить. Он сумел показать парню жестом, чтоб он дал ему еще попить, и Атэс тут же принес ему еще воды.

Сделав несколько судорожных глотков, старик попробовал прилечь на кровать, но было видно, что даже на это у него нет сил.

Атэс закинул ему ноги на постель и помог ему лечь, а Бывалый взял его за руку и, с трудом произнося слова, наконец, заговорил:

– Теперь… когда… я тебе… все рассказал… у меня стало… хорошо… на душе… Я д-думаю… что теперь могу… спокойно умереть… сынок, – сказал он с ужасным хрипом. – Я сделал, что… должен был… сделать. Ты теперь… взрослый… и ты… сможешь сам… выбрать для… себя… правильную дорогу. Так что… я желаю тебе добра. И… пусть… Бог, Который над всеми… богами… поможет тебе. Прости… прости за все…

С этими словами Бывалый сделал большой длинный выдох, и… почил.

Поняв, что произошло, Атэс упал на колени рядом с кроватью Данеля и зарыдал.

***

На похоронах он был полностью отрешен от происходящего. Кто-то подходил и что-то ему говорил, и он даже что-то отвечал невпопад, но все это было как в тумане. Его мысли были где-то далеко. Он снова думал о том, какой могла быть его жизнь, если бы он родился во дворце и был воспитан своими настоящими родителями, но если до этого такие размышления казались ему несусветной глупостью, то теперь это была реальная попытка ответить самому себе на этот непростой, но очень важный для него вопрос.

Он размышлял о том, какими они были, его настоящие родители? Какие ценности они попытались бы ему привить, не будь он похищен? Какой была бы сейчас его настоящая мать, царица Камилла, если бы его ненастоящая мать, которую он вообще не помнил, не убила ее? Сейчас по отношению к Армиль он не испытывал ничего, кроме ненависти, как, впрочем, и к своему ненастоящему отцу, атаману Кратису.

Но он по-настоящему любил Данеля, полноценно заменившего ему отца, и свою приемную мать Арину, его родную сестру. Он считал ее своей матерью и называл ее мамой. Он никогда не чувствовал себя приемным сыном. Она совершенно одинаково относилась к нему и к своей родной дочери Фелиции. Она всегда была внимательной и заботливой. Рядом с ней было хорошо и комфортно, он чувствовал себя счастливым ребенком, и даже иногда радовался тому, что его родители, которых он тогда считал настоящими, умерли, и он смог попасть в семью Арины.

А теперь вообще весь его привычный мир перевернулся. Те, кого он считал настоящими, оказались похитителями, воспитали его приемные родители, которых он по-настоящему любил, но один из них умер, сказав ему напоследок, кто на самом деле были его родителями, и вот, один из них был все еще жив, и он, Атэс, даже не разу его не видел лицом к лицу.

Когда он неожиданно для себя пришел к этой мысли, его даже передернуло. В его голове прояснилось.

«Стоп! А ведь, и правда! Вот передо мной в гробу лежит человек, который был для меня примером настоящего мужчины. Сколько я помню, он всегда относился ко мне очень хорошо. Он был добрым, внимательным, в меру строгим, в меру требовательным, и благодаря ему я, потеряв отца в раннем возрасте, никогда не чувствовал себя сиротой. Но мой настоящий отец, его-то я совсем не знаю. И он не кто-то там неизвестно кто, а царь! И он все еще жив!»

В этот момент к нему на память пришли слова своей сводной сестры Фелиции:

«…я бы на твоем месте все-таки пошла и все разузнала…, например, пошла бы во дворец и заявилась к царю. Может быть, он тебя узнает…?»

Да, что бы там ни было, но это как раз то, что он обязательно сделает. Пойдет и, по крайней мере, попытается найти способ, узнать своего настоящего отца поближе.

«Но, как? А что, если он меня не признает? Что, если он давно про меня забыл? Что, если он, узнав, кем и как я воспитан, не захочет меня видеть?»

Множество разных мыслей моментально полезли в его голову, но в этот момент прозвучал звук сигнального рожка, потому что островитяне закончили говорить разные хорошие слова, которые было принято говорить о человеке на похоронах, прежде чем плот с его телом отправляли в море и зажигали под ним дрова, пуская в них горящие стрелы.

Это отвлекло парня от противоречивых мыслей.

Несколько мужчин подняли плот и, спустив его на воду, стали толкать его, чтобы он как можно дальше отплыл от берега.

Кто-то коснулся его плеча.

Атэс оглянулся.

Позади стояли Фелиция и Арина, обе с заплаканными глазами.

Когда он встретился с ними взглядом, неожиданное чувство огромной любви и благодарности переполнило его сердце по отношению к этим двум представительницам женского пола, сыгравшим огромную роль в его жизни. Да, его душу раздирало множество противоречий по поводу того, кем он был, и что должен теперь делать в своей жизни, но эти два прекраснейших создания сделали для него так много добра, оказали ему так много заботы, принесли ему столько радости, тепла и счастья, что к ним он испытывал только любовь и признательность.

К его горлу подкатил комок, на его глазах навернулись ответные слезы, и он, обняв их обеих, дал волю своим чувствам и снова разрыдался, так же безудержно, как он рыдал у кровати умершего вчера Данеля.

И как это обычно бывает, женщины, конечно же, стали рыдать вместе с ним. Этих милых созданий не нужно учить сострадать чужому горю, особенно, когда речь идет о близком человеке. Они плачут, когда им плохо, и плачут, когда им радостно. Они – профессиональные плакальщицы и просто крестят мир в своих слезах. И, как ни странно, постояв вот так с ними в обнимку и изливая свое горе в слезах, Атэс через какое-то время успокоился и почувствовал, что ему стало легче на душе.

Плот с лежащим на нем прахом почти догорел, и народ постепенно стал расходиться. Оглянувшись, Азар вдруг обратил внимание на одиноко стоящую чуть поодаль знакомую фигуру. Это был Серт, который смотрел на него исподлобья и как будто чего-то ожидал. Улыбнувшись, Атэс вздохнул, и пошел навстречу другу.

Подойдя, он остановился и, глядя парню в глаза, сказал:

– Слышь, ты… это… прости меня, а? Я думаю, что… я зря так на тебя… В общем… я был неправ.

Какое-то время Серт стоял и смотрел на него, как будто осмысливая сказанное. Затем у него комок встал в горле, и он порывисто подошел к другу и протянул ему руку.

Пожав ее, Атэс улыбнулся, покачав головой, и ничего не сказал, потому что слова были излишни.

Затем они пошли вместе прочь с места похорон, и Серт, как ни в чем ни бывало, спросил:

– Что ты теперь думаешь делать?

– Ты о чем?

– Ну, в том смысле, что… – Серт замялся, и Атэс понял, что тот все еще помнит нож у своей шеи.

– Значит, Бывалый тебе все-таки что-то рассказал? – спросил он совершенно спокойным тоном, и в его голосе не было ни тени угрозы или сожаления.

– Нет. Но он уклонился от ответа, и я итак все понял? Мне интересно, что он тебе рассказал перед… смертью.

Азар какое-то время размышлял, а потом ответил:

– Мне он рассказал все.

– Ну, то есть, это правда, да? Получается, что Эмиль прав, и ты, все-таки, принц?

– Ну, принц, это громко сказано, но…, да, я сын Ятона.