Текст книги "По прочтении сжечь"

Автор книги: Роман Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Лодка мягко врезалась в песок. Кита спрятал револьвер в задний карман брюк, надел перчатки, вынул из пиджака белый пакет, осторожно извлек из него лакированный портсигар и передал Баллиганту:

– Вытаскивайте из портсигара деньги. Здесь двести. И отдельно на подарок дочке – пятьдесят.

Баллигант поклонился, вынул деньги и вернул портсигар Кита. Тот вложил портсигар в пакет и засунул в карман.

– Надо будет у нас тоже ввести это... – Баллигант усмехнулся. – На портсигаре остаются отпечатки пальцев вместо расписки. И можно проставить потом любую сумму.

– Любую? – Кита вытащил пакет из кармана и развернул его. На портсигаре было написано красной тушью: "250 долларов". – Сумма проставлена.

– Я не вас имел в виду, простите. – Баллигант приложил обе руки к груди. – Я просто так... в шутку. Не сердитесь.

– Не надо так шутить. – Кита тяжело дышал. – Если бы мы не были связаны работой, я прикончил бы вас как собаку за оскорбление. Я никогда не стану пачкаться, наживаться на таком дерьме, как вы... В следующую среду утром вам позвонят, будут говорить по коду "Февраль". – Сделав паузу, он смягчил голос: – Берегите себя, желаю скорейшего выздоровления вашей дочке. Я пришлю ей часики, а вы скажете, что выиграли пари.

– Мне хотелось бы выиграть еще зажигалку... – протянул с жалобной интонацией Баллигант. – Пришлось выбросить в воду, а я так привык к ней.

– Я подарю вам другую. Только не в виде револьвера. Эта действовала мне на нервы.

Кита кивнул головой и быстро пошел в сторону двухэтажного дома за трибунами бассейна. Обойдя ограду, он вынул из кармана пальто электрический фонарик и направил свет на землю. За деревьями вспыхнул свет фар, бесшумно подкатила машина. За рулем был Абэ,

– Домой, – скомандовал Кита и сел рядом с шофером.

– Идэ приказал мне прибыть к нему в четыре утра, – доложил Абэ. Наверное, поедет в поселок около аэродрома Белоуз.

– Уже завел там агентов? А как у него дела в городе?

– Я возил его два раза на Ривер-стрит, затем к аэродрому Хикэм. А на прошлой неделе он ездил к Канеохэ, там у него тоже есть кто-то.

– Значит, в первую очередь расставляет людей около аэродромов. Готовится к наземным мероприятиям.

– А Сугимото должен был действовать около аэродрома Эва.

– Какой Сугимото?

Абэ сделал удивленное лицо:

– Не читали? Его нашли мертвым.

– Этот Сугимото? Значит, он был связан с Идэ?

– Да. На прошлой неделе Идэ сказал мне, что Сугимото ненадежен, и предупредил через меня хозяина китайского ресторана напротив таможни. Затем он приказал мне заехать за Сугимото и привезти его ночью к воротам парка Капиолани. И больше я его не видел.

– Шанхайские приемы. Не может отвыкнуть. А с Хаями Марико встречается?

– Он уже был у нее дома, познакомился с мамашей. Я возил какие-то книги, которые Идэ достал для нее. А самой Марико он поднес целый мешок японских целебных растений. Она, кажется, хочет писать научный труд о старинной восточной медицине. Наверно, ее тоже прикончит.

– А может быть, и нет. Обо мне спрашивает?

– О вас нет, а о Моримуре несколько раз спрашивал.

– Смотри, ничего не говори. Ни слова о том, что видишься со мной. И насчет моих дел с Баллигантом. Если проболтаешься... выдам со всеми потрохами Баллиганту. Я ему сообщу, почему умер тот полицейский, и представлю доказательства.

Абэ замотал головой:

– Ничего не скажу.

Он вдруг круто затормозил. Кита чуть не ударился лицом о ветровое стекло. Машина уперлась в кусты папоротника.

– Болван!

Кита ударил Абэ кулаком по голове. Абэ поклонился:

– Простите. Не хотел давить кошку... она черная.

– Ну и что?

– Черные кошки после смерти мстят. Это точно.

Они поехали дальше.

– В тот раз, когда везли того китайца, помните? – продолжал Абэ. – Мы раздавили черную кошку, и через два дня китаец утонул. Кошка отомстила.

Кита погладил нос и усмехнулся.

– Чуть не расплющил. – Немного погодя он спросил: – А сейчас раздавил?

– Нет, выскочила из-под колес. Еще бы секунда, и...

– Насчет сегодняшней поездки Идэ сообщи мне завтра. Достал билет на воскресный бейсбольный матч?

– Не успел.

– Хочешь пойти?

– Конечно.

– Я дам тебе свой билет.

Абэ поклонился, приложив лоб к рулевому колесу. Кита приказал остановить машину недалеко от памятника королю Камехамеха и пошел пешком в генконсульство.

28 ноября

Письмо Марико встревожило Уайта. Она сообщила, что Акино встретил ее на улице и сказал, что тот женьшень, который она недавно дала одной знакомой японке, оказался ядовитым – японка умерла по возвращении на родину. Если японская полиция известит об этом американскую, могут возникнуть большие неприятности. Марико купила женьшень в аптеке корейца, но к ответственности могут привлечь не только аптекаря, но и ее. Акино прозрачно намекнул, что это дело он может уладить. Зато она в свою очередь должна помочь ему, когда это понадобится. Поведение Акино кажется ей странным.

Марико просила дать совет. Уайт показал письмо Донахью. Тот заявил:

– Явный шантаж, готовит вербовку. Твоя красотка в опасности. Если только не врет.

– Что же ей посоветовать? Только не шути, дело серьезное.

Подумав немного, Донахью ответил:

– Я хорошо знаю начальника морской контрразведки в Пёрл-Харборе капитана второго ранга Уолша. Могу радиотелефонировать ему, чтобы он попросил Эф-Би-Ай взять этого японца под наблюдение.

– Но тогда и за ней начнут следить. Нельзя ли сделать так, чтобы она осталась в стороне?

– Я попрошу Уолша действовать самым деликатным образом. Так, чтобы твоя косоглазенькая наяда ничего не заметила. – Донахью пристально посмотрел на Уайта. – А ты не думаешь, что это начало комбинации против тебя?

– Против меня?

– Может быть, она хочет втянуть тебя в эту историю?

– Какая чепуха! Я за нее ручаюсь.

– Никогда нельзя ручаться за женщин, а тем более за азиаток. Я боюсь, что она – японская Мата Хари.

Уайт рассердился:

– Я жалею, что показал тебе письмо. Обратился к тебе, как к другу, а ты...

– Ну ладно, не кипятись. – Донахью погладил Уайта по спине. – Будем считать, что она чиста, как белая лилия, и не имеет пока отношения к японской разведке. Я сейчас позвоню Уолшу и попрошу взять ее под защиту. Как ее зовут? Я плохо запоминаю их дурацкие имена.

– Хаями Марико.

Донахью пошевелил губами и кивнул головой:

– Постараюсь запомнить.

Вечером того же дня через Т-бюро прошла телеграмма из Токио, адресованная генеральному консулу в Гонконге.

"№ 111

"Ввиду крайнего обострения японо-американских отношений просим присылать без определенной периодичности донесения о военных кораблях, стоящих на рейде Пёрл-Харбора, но не реже двух раз в неделю. Как вы уже, наверное, поняли, необходимо обращать особое внимание на сохранение секретности нашей переписки".

Телеграмму перевел Пейдж. Проверив ее и поставив в углу свои инициалы, Уайт сказал Пейджу:

– Донахью нет, его куда-то вызвали вместе с Макколла. Иди с этой "магией" прямо к Уилкинсону. Пусть включит ее в экстренную сводку.

Пейдж сел за свой стол и стал перекладывать словари и справочники. Потом снял очки и смущенно буркнул:

– Иди сам, Ник. Не люблю ходить к нашему боссу. Чувствую себя кроликом перед гремучей змеей.

Уайт укоризненно покачал головой:

– Мне рассказывали, как ты провел одно дело в Кантоне под видом контрабандиста. Японцы тогда могли преспокойно пристрелить тебя, но ты не струсил. А тут боишься?

Пейдж молча пожал плечами. В это время явился Гейша. Он принес самую свежую "магию" из дешифровального сектора. Макколла приказал перевести ее вне очереди.

– А почему Макколла считает, что она такая экстренная? – сердито спросил Пейдж. – Он же не знает японский.

– Я перевел ему несколько последних слов, – признался Гейша. – В конце сказано: "сверхэкстренное извещение".

– Наверное, опять напутал, – процедил сквозь зубы Пейдж.

Гейша провел пальцем по животу – сперва горизонтально, потом по вертикали.

– Клянусь самурайской честью: не напутал.

Уайт перевел телеграмму сам. Он провозился с ней долго, потому что в тексте были искажения – надо было переводить очень осторожно. Закончив перевод, Уайт приоткрыл окно и с наслаждением вдохнул прохладный воздух. Шел дождь, уже начинало темнеть. Пока Пейдж перепечатывал начисто перевод телеграммы, Уайт стоял у окна и смотрел на белую стену морского госпиталя на той стороне улицы. Из-за стены торчали голые деревья.

– Безобразие, – прошипел Пейдж. – Телеграмма от восемнадцатого ноября, а ребята Сэффорда расшифровали ее только сегодня.

– У армейцев еще хуже, – сказал Гейша. – Полковник Сатлер совсем растерялся. У них столько накопилось... Возятся еще с октябрьскими.

– Потому что расшифровывают все подряд, – заметил Пейдж. – Надо же делать отбор – пропускать в первую очередь наиболее важные, а сводки о китайских фронтах, присылаемые из Токио, и отчеты о банкетных расходах можно откладывать пока в сторону.

Гейша развел руками:

– Тогда я должен сидеть там с утра до вечера и заниматься сортировкой "магии".

Он взял у Пейджа перепечатанный текст, пробежал его глазами и зачмокал губами:

– Потрясающая штука! Наверху обалдеют от восторга.

Текст телеграммы был таким.

"Из Токио, от министра иностранных дел

Послу в Вашингтоне

18 ноября

№ 2353

Относительно передачи по радио специального сообщения в случае чрезвычайного положения.

В случае возникновения чрезвычайной ситуации (угрозы разрыва дипломатических отношений с вами) или прекращения международной связи в коротковолновую радиопередачу последних известий на японском языке будут вставлены следующие фразы: если, речь будет идти об отношениях между Японией и Америкой – "восточный ветер, дождь", между Японией и Советским Союзом "северный ветер, облачно", между Японией и Англией – "западный ветер, ясно".

Этот сигнал будет дан в середине и в конце прогноза погоды, передаваемого по коротковолновому радио. Фраза будет повторена дважды. Услышав эту радиопередачу, вы должны немедленно уничтожить шифры и прочие документы. Сообщение держать в строжайшем секрете. Передаем в порядке сверхэкстренного извещения."

– Под "возникновением чрезвычайной ситуации", – сказал Уайт, – надо понимать внезапное нападение Японии на одну из трех стран – Америку, Россию или Англию. В этом случае у японцев не будет времени зашифровывать радиограмму. Из Токио просто дадут сигнал под видом сводки погоды. Такой сигнал можно будет принять по радиоприемнику.

– Теперь нас заставят следить за всеми японскими коротковолновыми передачами. Совсем погибнем, – вздохнул Пейдж.

– Нет, это не наше дело. Этим займется наша радиоразведка. – Уайт кивнул Гейше. – Возьмите у Пейджа "магию", посланную в Гонолулу, и эту и бегите к Уилкинсону. Обе "магии" ему понравятся, особенно насчет сигнала.

– Пахнет войной... Густо пахнет, – Гейша шмыгнул носом и выбежал из комнаты.

Как и следовало ожидать, "магия" о сигнале нападения произвела большой эффект. Вскоре пришел Донахью, он широко улыбался:

– Спасибо, дорогие профессора, за великолепную штучку. Наверху поднялся тарарам. Гейша носится с таким видом, как будто он выкрал "магию" из кармана японского премьер-министра. Ну как, Никки? Твое мнение?

– Я думаю, – медленно произнес Уайт, – что обе "магии" связаны друг с другом и что скоро последует сигнал.

– Правильно, – согласился Донахью. – Будет сигнал "северный ветер". Нападут на русских, чтобы добить их.

– Немцы застряли под Москвой, – сказал Уайт. – Выдохлись. Неизвестно, что будет дальше.

Донахью уверенным тоном произнес:

– Немцы сейчас проводят перегруппировку своих сил, подтягивают резервы и на днях начнут генеральный штурм большевистской столицы. И над Кремлем поднимется флаг со свастикой.

– Ты, как попугай, повторяешь нацистские реляции, – сказал Уайт.

Донахью протянул руку:

– Давай пари. Я ставлю на "северный ветер", ты – на "восточный", Проиграешь наверняка.

Уайт покачал головой:

– Нет, не проиграю. Мы неуклонно идем к войне с Японией. Ты же знаешь последнее японское предложение. Оно прошло на той неделе в "магии".

– Я был занят эти дни другими делами. Что же они предложили?

– Они представили окончательный вариант соглашения. Америка и Япония взаимно обязуются не увеличивать вооруженные силы на Юге; Япония уберет войска из Индокитая после заключения мира с Китаем; Америка не должна мешать японо-китайскому замирению; Япония получает нефть и прочее с Юга.

– Это так называемое предложение "оцу", – пояснил Пейдж. – Явно рассчитано на то, что мы не примем его.

Донахью удивленно поднял брови:

– Но ведь сюда прилетел второй посол, и он вместе с Номура будет вести переговоры. Значит, Токио хочет продолжать переговоры. Если бы там не хотели этого, то не присылали бы Курусу.

– Его прислали для того, чтобы они вдвоем втирали очки Хэллу, – сказал Уайт.

Пейдж протянул Уайту "Чикаго трибюн" от 27 октября. Красным карандашом было отчеркнуто следующее место в редакционной статье: "Каким жизненным интересам США может угрожать Япония? Она не может напасть на нас. Это невозможно с военной точки зрения. Даже наша база на Гавайских островах находится вне досягаемости японского флота".

– Вот так думают они, – Уайт кивнул в сторону Донахью. – Но то, что позволительно газетному писаке, непозволительно штабному офицеру.

Донахью взял у Уайта газету и, просмотрев ее, дернул уголком рта. В комнату с шумом влетел Гейша. Он вытер платком лоб и шею.

– Все меры приняты, – доложил он. – Всем радиостанциям морского ведомства приказано отныне контролировать японские заграничные радиопередачи, включая объявления и тексты песенок. Я уже попросил записывать для меня японские танго и слоуфоксы. Такие же директивы даны армейским радиостанциям и станциям радиоперехвата федеральной комиссии связи. Теперь будем ждать сводку погоды. – Он взглянул с улыбкой на Донахью. – Я уже заключил пари на несколько дюжин бутылок олд парра. А вы?

Донахью пошел к дверям. У порога он обернулся и кивнул в сторону Уайта:

– Мы заключили пари. Вы все будете свидетелями Он проиграет и уступит мне свою желтую... лилию.

28 ноября

Оба посла сидели в угловом кабинете с большим электрическим камином. Они недавно вернулись от Хэлла. Номура успел облачиться в халат. Курусу был еще в визитке и серых брюках в черную полоску – строгий и чинный. Он держал в руках тетрадку.

Адмирал диктовал секретарю-драгоману:

– Таким образом, ответ американской стороны сводится к контртребованию, чтобы Япония признала четыре принципа. Признание этих принципов будет означать, что Япония принимает все американские требования: эвакуировать войска из Китая и Индокитая, упразднить все правительства на территории Китая, с тем чтобы чунцинское правительство стало единственным...

Перелистав тетрадку, Курусу швырнул ее на столик:

– Все равно не запомнить. Буду говорить и заглядывать в нее. Правда, придется искать слова.

Номура показал на драгомана.

– Исида знает наизусть всю тетрадку. Он будет сидеть около вас и подсказывать. – Сделав несколько глотков из чашки с чаем, адмирал продолжал диктовать: – Новым является предложение относительно заключения коллективного договора о ненападении, причем в числе участников договора фигурирует Чунцин. Таким образом, принятие этого предложения обяжет Японию заключить мир с Чунцином и вообще поставит ее в унизительное положение... К этому прибавь то, что я продиктовал раньше, и перепиши все начисто.

Драгоман вышел из кабинета. Но тут же вернулся и сообщил, что Токио вызывает посла Курусу – у аппарата начальник американского отдела министерства иностранных дел Ямамото. Курусу взял трубку. Слышимость была неважная, но помогло то, что у Ямамото была отличная дикция. Номура взял отводную трубку.

Ямамото. Как дела со свадьбой? Повторяю: со свадьбой.

Драгоман шепотом пояснил Курусу значение слова "свадьба".

Курусу. Говорили примерно о том же, о чем вчера говорила Умэко. Как и до сих пор, большое влияние оказывает южный вопрос.

Ямамото. Южный?

Курусу. Да, южный. Одно время казалось, что свадьба – дело решенное. Как вы считаете... ребенок родится?

Ямамото. Очевидно, родится, и очень скоро.

Курусу посмотрел на Номура. Тот покачал головой.

Курусу. Значит, вы считаете, что ребенок может родиться?

Ямамото. Я думаю, что родится крепкий ребенок. Вы сделали заявление по поводу сегодняшнего выступления Кимико-сан?

Курусу. Нет, не сделали.

Ямамото. Насчет свадьбы все-таки не прекращайте разговоров.

Курусу. Продолжать? Попытаемся.

После паузы Ямамото сказал:

– Так или иначе, но мы не можем продать гору.

Разговор кончился. Положив трубку, Курусу вздохнул, поднес руку ко лбу и стал медленно массировать надбровье.

– В Токио не хотят уступать, – пробормотал он. – Сугияма и Нагано взяли верх.

– Надежд на свадьбу нет, – сказал Номура. – И по-видимому, родится ребенок. Это неизбежно.

Оба посла погрузились в молчание. На улице заиграл оркестр. Адмирал подошел к окну и отодвинул гардину. На той стороне улицы, перед закусочной, вокруг музыкантов собрались люди. Но как только оркестр смолк и негритянка в форме офицера Армии спасения, отчаянно размахивая руками, начала проповедь, публика стала быстро расходиться.

29 ноября

Стенные часы в коридоре уже пробили четыре. Уайта клонило ко сну. Он налил из термоса черный кофе и выпил две чашки подряд. Потом пошел в туалетную и смочил лицо и волосы холодной водой. Пейдж тоже устал: он громко зевал, потягивался и яростно тер затылок.

Уже третью ночь подряд Уайт и Пейдж сидели до утра. Из дешифровального сектора "магия" поступала в течение всего вечера – надо было готовить материал для утренней сводки. Хозяин теперь требовал, чтобы первую сводку клали ему на стол не позже девяти утра.

Кофе и холодная вода отогнали сон. Уайт закончил редактирование всех телеграмм. Самыми важными были две – обе из Токио от министра иностранных дел.

Первая – от 22 ноября – гласила:

"Если можно будет разрешить все вопросы к 29 ноября, мы решили ждать. Но на этот раз, подчеркиваем, это – крайний срок, изменен не будет. После этого дня события начнут развиваться автоматически."

А во второй – от 28 ноября – говорилось:

"Через несколько дней вам будет послано сообщение о точке зрения правительства, и на этом фактически переговоры будут закончены. Но вы не создавайте у американцев впечатления, что переговоры закончены.

Сообщите им, что ждете директивы правительства."

Уайт ударил ладонью по столу:

– Утренняя сводка ошеломит нашего Хозяина и его вассалов. Японцы готовятся к прыжку. Как у тебя? Дай кодированный текст.

Пейдж возился с расшифровкой телефонного разговора между Курусу и Ямамото.

– Все в порядке. Спасибо Шриверу, это он достал в Токио код "РИ" для телефонных разговоров. – Он передал Уайту японский текст. – Из этого разговора видно, что со "свадьбой" ничего не получится. "Свадьба" – это соглашение. "Родится ребенок" – это разрыв. Токио не хочет "продавать гору", то есть идти на уступки.

– А кто такая Кимико-сан?

– Это президент Рузвельт, а Умэко-сан – Хэлл.

Уайт усмехнулся:

– Наша утренняя сводка разочарует начальство. Они с нетерпением ждут сигнала насчет "северного ветра", а дело идет к "восточному".

Пейдж потянулся и громко зевнул. Уайт предложил немножко прогуляться.

Они прошли мимо гаража Белого дома. Около статуи Боливара стояли полицейские в высоких резиновых сапогах. У здания Торговой палаты выстроились разноцветные туристские и школьные автобусы. Их окатывали водой из шлангов негры-мойщики.

Уайт и Пейдж медленно прошлись по Пенсильвания-авеню до здания Национальных архивов и вернулись в бюро. Сейчас же явился дежурный солдат-негр и начал убирать помещение. Окончив уборку, он принес большой брезентовый мешок и стал ссыпать в него бумажный мусор из корзин "магов".

Загудел телефон на столе Уайта. Звонил начальник японского направления Макколла:

– Опять просидели всю ночь, Уайт? Бедняжка. На рождество я вам устною недельный отпуск, походите на лыжах.

– Боюсь, что на рождество нам будет не до лыж. Утренняя сводка будет весьма зловещей. Свадьбы не будет, родится большущий ребенок.

Макколла свистнул – он знал код "РИ":

– Я приеду только к двенадцати. Передайте все Донахью, пусть скорей доложит Уилкинсону. Запись разговора Курусу с Токио включите в сводку.

Вскоре явился Донахью – прямо с теннисного корта, с ракеткой в чехле. Он бегло прочитал сводку и почесал подбородок.

– Как видишь, разрыв близок, – сказал Уайт.

– Судя по телефонному разговору Курусу – Ямамото, они не хотят прекращать переговоров, – сказал Донахью. – Тут же написано черным по белому: "Насчет свадьбы не прекращайте разговоров".

– Но в "магии" от двадцать восьмого говорится, что "фактически переговоры будут закончены".

Донахью поморщился:

– Почему ты истолковываешь текст так предвзято? Здесь сказано, что через несколько дней из Токио будет прислана телеграмма с изложением позиции Японии, и на этом данная стадия переговоров будет закончена. Мы дадим ответ, и снова начнутся переговоры, но уже на другой основе. Токио лихорадочно ищет почву для компромисса. Вчера ночью Номура беседовал с патером Драутом, потом с министром почт Уокером. И тому и другому он заявил, что будет продолжать встречи с Хэллом.

– И кончится это тем, что они бабахнут нас по башке, – сказал Уайт.

– По базе тихоокеанского флота, – уточнил Пейдж.

Донахью взмахнул ракеткой:

– У вас какие-то чугунные головы. Мне надоело твердить вам одно и то же. Японцы не смогут напасть на Пёрл-Харбор, потому что там только тридцать футов глубины. Следовательно, торпедная атака исключается, а без торпед нет смысла нападать на линкоры.

Пейдж возразил:

– Англичане сбрасывали торпеды на полигоне глубиной в сорок футов, а это почти столько же, сколько в Пёрл-Харборе.

– Сообщение об этих испытаниях мы получили только от агентов, – сказал Донахью, – подтверждений не было. На наш официальный запрос английское командование не дало вразумительного ответа.

Донахью взял папку с телеграммами для сводки. Уайт показал на "магию", лежащую на столе:

– А эту возьмешь? Адресована генконсулу в Гонолулу.

– Она не войдет в сводку.

– Почему? Очень интересная.

Донахью махнул рукой и ушел. Уайт взял телеграмму со стола и пошел за ним. Он открыл дверь кабинета Уилкинсона. Тот сидел в кресле и читал газеты.

– Что у вас? – спросил Уилкинсон, подняв очки на лоб.

– Донахью не пожелал взять для сводки эту "магию". Она представляет первостепенный интерес.

Уайт положил перед начальником телеграмму.

"Из Токио.

Генконсулу в Гонолулу

№ 113

Сообщите о кораблях, стоящих в следующих зонах: зона Пёрл-Харбора, залив Мамала в бухте Гонолулу и прилегающая акватория. Просим собрать данные в совершенно секретном порядке."

Уилкинсон прочитал телеграмму и положил ее на стол:

– Ничего экстраординарного. Такие задания посылаются многим японским консулам, находящимся около военных гаваней.

Уайт подошел вплотную к столу Уилкинсона и наклонился вперед:

– Эта "магия" говорит о том, что японцы готовятся к нападению на Гавайи. Надо немедленно известить адмирала Киммела и генерала Шорта, чтобы были наготове.

– Мы послали позавчера им телеграмму о том, что японцы могут начать военные действия против Филиппин, Таиланда, Борнео и на перешейке Кра. Можете не волноваться. – На благообразном лице Уилкинсона появилась улыбка. – Мы не спим. А вам надо пойти поспать. У вас очень утомленный вид, Уайт.

Уайт повысил голос:

– При чем тут Борнео и Кра? Речь идет о Пёрл-Харборе!

Уилкинсон слегка поднял брови и откинулся в кресле. Потом спустил со лба очки и с любопытством уставился на подчиненного.

– Мне кажется, я сам знаю, что надо делать, – произнес он подчеркнуто спокойно. – И знаю, кому нужно посылать телеграммы.

Уайт крикнул:

– Нет, не знаете! Вы ничего не видите! Или видите, но ничего не делаете...

В кабинет вошел Донахью. Он схватил Уайта под руку и зашептал в ухо:

– Успокойся, Никки, считай до двадцати. Успокойся, ради бога.

Уилкинсон снова поднял очки на лоб и сложил руки на животе.

– Уайт, вы переутомились, я понимаю вас, – он сочувственно кивнул головой, – сдали нервы. Держите себя в руках и не устраивайте припадков в служебное время. Сходите к невропатологу. Мы следим за японским флотом. Наша радиоразведка уже заметила, что возрастает концентрация сил японского флота, они вовсю ведут ложный радиообмен, чтобы сбить нас с толку. Мы также обнаружили скопление самолетов на Формозе и перемещение авиации к югу от Японии. Мы вполне допускаем возможность нападения Японии на Филиппины и на английские или голландские владения. Но... японцы могут наброситься и на других. И вы знаете на кого. И эту альтернативу, весьма вероятную, мы, разведчики, не вправе сбрасывать со счетов.

Донахью погладил Уайта по плечу.

– Ты совсем издергался, Никки, и выбился из сил. Ходи со мной по утрам в манеж. – Он повернулся к Уилкинсону. – Получены сведения о том, что японцы уже утвердили план военной администрации в Сибири и сейчас в Токио идет тайная мобилизация всех переводчиков-россиеведов.

Уайт с трудом произнес:

– Простите... Я позволил себе...

Уилкинсон молча пожал плечами и обратился к Донахью:

– Вчера Дайана потащила меня в Национальную галерею. Я собирался туда уже несколько лет, но никак не удавалось. Я не знал, что там есть Утрилло, две замечательные вещи... парижские переулки. Видел?

– Мне недавно сказали об этом, – ответил Донахью. – Непременно схожу. Любопытная судьба у этого замечательного мастера. Пока был пьяницей и бродягой...

– Это был Верлен от живописи, – заметил Уилкинсон.

– Вот именно, он был форменным пропойцей, в пьяном виде делал потрясающие шедевры и прославился на весь мир. А с тех пор как его прибрала к рукам богатая вдова и поселила в шикарном доме, он перестал писать. Говорят, теперь он только молится и пьет лимонад. Утрилло, увы, кончился.

Уилкинсон покачал головой:

– Жаль. Я очень люблю одну его картину. Написана, кажется, в тринадцатом году. Это – деревенская церковка с часами на башне. Изумительная серо-зеленая гамма.

Уайт вышел из кабинета и столкнулся у входа в бюро с Шривером.

– Энди! – воскликнул Уайт. – Как дела?

Шривер заметно осунулся, виски у него стали совсем белыми.

– Уилкинсон не хочет пускать меня обратно в бюро. Спасибо Донахью, устроил в контрразведку в Пёрл-Харборе. Буду помогать Уолшу. Контр-адмирал Тернер сказал мне: "Вы едете в самое безопасное место в мире".

За его спиной показалась голова Пейджа:

– А вы, Энди, тоже считаете Пёрл-Харбор безопасным местом?

Шривер засмеялся:

– Нет, не считаю. Я знаю, что японские адмиралы умеют выбирать места для ударов.

– А у нас наверху не понимают этого, – сказал Пейдж.

Уайт протяжно вздохнул.

– Такое впечатление, – произнес он глухим голосом, – как будто японцы изобрели страшное оружие. Направляют из Токио через весь океан невидимые лучи на наших начальников и усыпляют их мозги.

29 ноября

Кита получил условную телеграмму, означавшую, что 29 ноября прибудет тайный дипкурьер, с которым надо встретиться на пароходе.

По расписанию пароход "Акаси-мару" должен был прибыть в Гонолулу в девять часов утра – он шел из Кобе в Мексику, с заходом на Гавайи. Но пароход опоздал из-за шторма на три с лишним часа.

Кита поднялся по трапу. Его встретил помощник капитана с черной повязкой на глазу. Он провел генконсула к себе в каюту и ушел. Спустя минуту явился дипкурьер.

Кита видел его впервые. Дипкурьер назвался Огасавара. Сразу было видно – он не чиновник ведомства иностранных дел, а офицер. И не ниже капитана второго ранга. Судя по раскрасневшемуся лицу, он выпил с утра.

– Какие у вас новости? – спросил Огасавара.

Кита ответил:

– Авианосец "Энтерпрайз" вышел из Пёрл-Харбора и направился на Уэйк.

– Когда вышел?

– Три дня тому назад.

– Это прекрасная новость. За нее надо выпить. – Дипкурьер достал из шкафа бутылку саке и наполнил чайные чашечки. – Я, очевидно, останусь в Мексике. Обратно все равно не успею.

Кита отпил полчашки:

– Значит, наши вышли с Курил?

– Да. Вы получите директиву о сожжении документов, и сейчас же после этого последует сигнал.

– Знаю. Мои люди уже дежурят круглосуточно у радиоприемника.

– Сигнал может быть передан и в виде телеграммы о назначении секретарей Касиваги и Минами – это будет означать, что мы начинаем. – Дипкурьер осушил чашку и громко икнул. – А может быть, не получите никакого сигнала, не до этого будет.

– Пожалуй, можно будет приступить к ликвидации документов, не дожидаясь телеграммы.

Дипкурьер кивнул и согнал с лица улыбку. Вытащив из кармана листок, он сказал:

– Давайте проверим пункты, откуда будут даваться сигналы подлодкам. У вас все готово?

– Когда начать подачу сигналов?

– С завтрашнего вечера. Значит так... – дипкурьер поднес листок близко к лицу и зажмурил один глаз: – С чердаков домов в бухте Раникай и в деревне Калама.

– Это на Оаху, а на Мауи – с пункта между Ровакула и Балеакала.

Дипкурьер спрятал листок в карман и спросил:

– Как дела у Идэ?

– Он мне не говорит, но, по-видимому, все хорошо.

– Передайте ему, что накануне событий ему сообщат через связного, что надо делать. Назовите мое имя, он знает.

– А он не будет сердиться, что я не устроил ему встречу с вами? У него тяжелый характер.

Огасавара рассмеялся.

– Не советую с ним ссориться. Очень решительный человек. Не постесняется даже вас... Будьте осторожны. Время такое, нервы у всех на пределе. – Он улыбнулся и поклонился. – Извините меня, я немножко выпил.

– Ну что вы, – Кита тоже поклонился. – Я тоже выпил. Только не надо путать: у трапа меня встретил человек с черной повязкой вместо белой. Значит, ударим?

– Да. – Огасавара сделал жест фехтовальщика, опускающего меч на голову противника. – Наверное, через неделю.

– Тренировку закончили?

– Да. Несколько месяцев упражнялись в Кагосиме, сделали из бухты макет Пёрл-Харбора. Летали бреющим полетом над бухтой и тренировались в сбрасывании торпед и бомб. А Сакурадзима исполняла роль острова Форд.

– Технику сбрасывания на мелководье отработали?

– Научились сбрасывать на глубинах менее тридцати футов. К торпедам приделываем специальные стабилизаторы "Кай-два".

– Молодцы. Меньше тридцати! – с восхищением произнес Кита. Он рассмеялся: – Вот будет сюрприз для американцев – этого они никак не ожидают.

На прощание Огасавара сказал:

– Итак, ждите со дня на день. Все будет зависеть от погоды.

Сойдя с парохода, Кита поехал на Ривер-стрит; вышел из машины, покружил по переулкам и, убедившись, что за ним никто не следит, направился в китайский ресторанчик.

В маленьком зале на первом этаже сидели торговые моряки – европейцы и негры. Пройдя зал, Кита поднялся по крутой лесенке наверх. В крохотной, прокопченной каморке, устланной красными одеялами, сидел Баллигант. Столик перед ним был уставлен блюдами и пустыми жестянками из-под пива.