Текст книги "По прочтении сжечь"

Автор книги: Роман Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

В дверях появилась высокая стройная фигура Донахью. Он помахал рукой, в которой держал красную сафьяновую папку.

– Ну, черные маги, пошевеливайтесь, – сказал он, подходя к столу Уайта. – Давайте продукцию. Бэтти ждет.

Бэтти и Хозяином офицеры называли между собой начальника управления морских операций амирала Старка – фактического главнокомандующего всех военно-морских сил Соединенных Штатов Америки. Его очень боялись – все знали, что Донахью приходится родственником супруге адмирала.

– Готова та штука? – спросил Донахью у Уайта.

– Какая? Из Токио в Гонолулу?

– Нет, вчерашняя маленькая, из Вашингтона.

– Сейчас проверяю.

– Кто переводил?

Уайт показал головой на Гейшу. Донахью поджал губы.

– В таком случае хорошенько проверь. В прошлый раз в твое отсутствие я взял у него "магию" – и ...получилась неприятность...

Пейдж тихо засмеялся. Гейша укоризненно покачал головой.

– А что случилось? – поинтересовался Уайт.

Пейдж, несмотря на протесты Гейши, рассказал. Оказывается, Гейша перевел "магию" и без визы старших – Уайта и Шривера – помчался к Уилкинсону и поднял шум. В депеше, присланной из Токио от министра иностранных дел послу в Вашингтоне, содержался приказ купить географические карты у посла Порт-Салюта – они у него самые хорошие. Речь шла, таким образом, о том, что видный иностранный дипломат в Вашингтоне, состоящий в ранге посла, снабжает японцев картами, очевидно секретными. Немедленно переслали эту телеграмму в государственный департамент и в Эф-Би-Ай, но эти учреждения ответили, что такого посла в списке членов дипломатического корпуса нет. В конце концов выяснилось, что речь шла вовсе не о после по имени Порт-Салют, а о датском сыре "порт-салют-амбассадор"{7}. Министерство просило купить и прислать этот сыр для банкетов в Токио.

– В этой "магии" не было знаков долготы, – объяснил Гейша под общий хохот, – и я спутал "тиидзу" – сыр с "тидзу" – географическая карта. Каждый может ошибиться, когда торопится.

– Когда торопится побежать к начальству и преподнести сенсацию, сказал Шривер. – Вот за это тебя и наказал бог.

– Макколла устроил ему великолепную головомойку, – Донахью расхохотался. – Даже охрип.

Он взял у Уайта телеграмму.

– Совсем неинтересная, – сказал Уайт. – Здешнее посольство просит прислать дюжину чайных сервизов для подношения иностранным журналистам. Указаны марки фарфора и расцветки.

– Наоборот, это очень интересно. – Донахью положил "магию" в папку. Это великолепная штука. Она свидетельствует о том, что посол Номура хочет умаслить наших газетных редакторов и обозревателей. Это неспроста.

Уайт протянул другую телеграмму. Донахью сделал капризную гримасу:

– Я тут ничего не пойму, так разрисовано.

– Очень интересная штука. – Уайт поднял палец. – Исключительно важная. Когда будешь докладывать ее Хозяину, повторяй каждое слово два раза и притопывай, чтобы вбить ему в башку.

Донахью пробежал глазами текст.

"Из Токио, от министра иностранных дел

Генеральному консулу в Гонолулу

№ 83

Отныне вы должны сообщать нам о судах, по возможности учитывая следующее:

1) Акваторию Пёрл-Харбора разделить на пять малых зон.

По этим зонам сообщать предельно кратко.

Зона А – акватория между островом Форд и арсеналом.

Зона В – акватория южнее и западнее острова Форд.

Зона С – бухта Ист-Лох.

Зона D – бухта Мидл-Лох.

Зона Е – Вест-Лох и все проходы, ведущие к нему.

2) Относительно линкоров, крейсеров и авианосцев сообщать только о тех, которые находятся в гавани. Хотя это не так важно, но по возможности сообщайте, какие из них у причала, какие стоят на рейде, какие в доках. Кратко сообщайте класс и тип корабля. Если можно, сообщайте о случаях, когда к причалу пришвартовывают больше двух кораблей".

Пейдж выглянул из-за груды словарей и тихо произнес:

– Очень симптоматичная "магия". Готовятся.

– Вы переводили? – спросил Донахью.

– Нет, я, – ответил Гейша. – За точность ручаюсь.

– Начинают следить за Пёрл-Харбором, – сказал Уайт. – Надо предупредить нашу контрразведку.

Донахью пожал плечами:

– Это же обычные данные о местонахождении военных кораблей. Японцы всегда собирали эти сведения, мы тоже. Если будете кудахтать из-за каждого пустяка...

Гейша кивнул головой.

– Не надо делать сенсацию из каждой "магии", – быстро заговорил он. – У нас не газета.

Уайт хлопнул ладонью по папке и повысил голос:

– Неужели не видно, что японцев неспроста интересует гавань Пёрл-Харбора. Тут ведь черным по белому...

Донахью положил Уайту руку на плечо:

– Не ори, деточка. Ты ведь читаешь не всю "магию". Та, которая расшифровывается армейцами, тебе неизвестна, А я читаю все без исключения и имею более полное представление. Японский министр иностранных дел адмирал Тойода уже известил посла Гру о том, что скоро в Вашингтон будет послан видный дипломат Курусу. А почему его посылают? Потому что в Токио усиливается течение в пользу достижения компромисса с нами. Конечно, они будут выкидывать всякие номера, пугать нас, действовать на нервы, чтобы вырвать уступки, но мы не должны дать себя сбить с толку. Не паникуйте, мальчики! Сохраним ясную голову и не будем терять самообладания.

Донахью щелкнул пальцами и, взяв телеграммы, пошел к дверям. Уайт догнал его в коридоре:

– Но все-таки ты доложи как следует об этой телеграмме в адрес Гонолулу...

Донахью прижал руки к груди и вздохнул:

– Имей в виду, Ники, сейчас идет огромный поток "магии". Она нас совсем захлестнула. Поэтому я докладываю Уилкинсону только самое важное, имеющее значение для нашей политики и стратегии. А твоя "магия" насчет Гонолулу пойдет в общем бюллетене, где мы даем выдержки или конспективное изложение. Большего она не стоит.

– В таком случае я сам пойду и доложу, – сказал Уайт.

– Ты вбил себе в голову, что японцы хотят напасть на Пёрл-Харбор. Донахью ласково потрепал Уайта по руке. – К твоему сведению, они не такие сумасшедшие. Глубина гавани примерно тридцать футов. А это значит, что проводить торпедную атаку против базы нашего тихоокеанского флота абсолютно невозможно. При сбрасывании торпеды погружаются на глубину не менее семидесяти пяти футов. – Донахью понизил голос. – И кроме этого... позавчера в ресторане отеля "Уиллард" второй секретарь японского посольства совсем упился и выболтал португальскому дипломату одну вещь: о том, что в Токио началась грызня между армейским и флотским командованием. Армейцы настаивают на том, чтобы скорее начать продвижение в сторону Урала, а флотские стоят за взятие только Приморья, Сахалина и Камчатки. Вот о чем думают сейчас в Токио, а ты лезешь со своей дурацкой "магией"... – Он остановился и поднес палец ко рту. – Постой, постой... Фу, черт, как же я не догадался, почему тебя так волнует эта штука. В Гонолулу проживает та самая японочка, которая ехала с нами. Забыл, как ее звали...

Уайт повел плечом:

– Мы начали переписываться, она очень умная собеседница.

– Великолепно! Передай ей сердечный привет от меня. – Донахью погрозил пальцем. – Только смотри, не проговорись, что занимаешься "магией".

6 октября

В глубине сада японского генерального консульства в Гонолулу под огромным банановым деревом на циновках расположились Кита и его партнер местный японский врач. Между ними стоял низенький столик для игры в го.

Партия складывалась хорошо для генконсула – двенадцать фишек противника в углу доски были обречены. Надо было только предупредить возможность контригры в центре – там фишки Кита были слишком разбросаны. Врач считался сильным игроком – в прошлом году вошел в число призеров в соревнованиях на звание чемпиона Гонолулу.

Кита взял фишку и занес руку над доской – он решил начать комбинацию в центре доски. Сзади послышалось покашливание, захрустел песок. Кита поморщился – опять отрывают. По дорожке шел Моримура – младший лейтенант флота, работающий здесь в качестве вице-консула под фамилией Ёсикава. С ним был незнакомец в широкополой шляпе, закрывающей лицо.

Подойдя ближе, незнакомец снял шляпу. Это был капитан-лейтенант Идэ. Он уже несколько раз заходил в консульство за письмами от матери – его приходы не привлекали внимания. В консульство приходило множество японцев по всевозможным делам: для получения виз, оформления документов, поручительств и рекомендаций. Кита знал, что Идэ снял квартиру где-то недалеко от ананасной плантации. Он работал в конторе плантации, в отделе упаковки грузов.

Кита и Идэ отошли в сторону. Идэ отвесил чинный поклон.

– Простите за невежливость, совершенную в прошлый раз. Я очень огорчен, что так получилось. – Он еще раз поклонился. – У меня к вам просьба. Мне надо переслать морскому атташе в Вашингтоне один пакет. Но я могу поручить доставку его только офицеру флота.

Кита сухо ответил:

– Мне неизвестно, когда проедет через Гонолулу в следующий раз военный моряк. На днях здесь был капитан третьего ранга Накадзима, он шел на пароходе "Хикава-мару" в качестве бармена. Я виделся с ним.

– Достойно сожаления, что вы не нашли нужным известить об этом меня.

– Через неделю проедет дипкурьер. Можете передать мне пакет, я поручу ему...

Идэ покачал головой и тихо сказал:

– Обычному дипкурьеру я не могу доверить пакет с моим докладом о плане работы. И вам тоже не могу передать.

Кита вспыхнул:

– Не доверяете мне? Имейте в виду, мне поручают более серьезные вещи, чем ваши... бумажки.

– Я очень огорчен, что вы утаили от меня приезд капитана третьего ранга Накадзима. – Идэ опустил глаза и заговорил приглушенным голосом. – Вы нанесли ущерб моей работе. Прошу иметь в виду, когда вредят моему делу, я не колеблюсь ни одной секунды. У меня такое правило.

– У меня тоже правило – ставить интересы дела на первое место, и поэтому... – Кита оглянулся. Врач и Моримура куда-то ушли, очевидно, решили не мешать деловому разговору. Кита спросил резким тоном: – Больше вопросов нет?

– Прошу извинить, что отнял у вас время. – Идэ поклонился. – Я только хотел, чтобы в наших отношениях была ясность. Вы человек эмоционального склада, холерического темперамента, а я всегда держу себя в руках и никогда не срываюсь. Но если еще раз повторится такая сцена, как сейчас, – чуть заметная улыбка тронула его губы, – я совершенно спокойно убью вас. Это я вам твердо обещаю.

– Угрожаете? – Кита сделал полшага вперед. – Я не из пугливых.

Идэ кивнул:

– Я знаю. Иначе вы не работали бы здесь. Но у меня правило: если мне мешают, не колебаться. Я считаю своим долгом поставить вас об этом в известность. Мне не хотелось бы видеть ваш изуродованный труп. А я ради дела уже прибегал к такой мере.

Кита усмехнулся и, вынув портсигар из кармана, закурил.

– Я в курсе истории, случившейся с одним японским корреспондентом в Шанхае. Его труп без головы нашли на территории французской концессии.

Идэ засунул руку в карман и приподнял полу пиджака – на брючном ремешке висел японский нож в деревянном футляре.

Со стороны веранды послышались детские голоса.

– Не будем поддаваться чувствам, – тихо произнес Идэ. – Дело прежде всего. Какие новости сообщил Накадзима?

Сделав несколько глубоких затяжек, Кита ответил уже спокойным голосом:

– У берегов Японии проведены большие маневры объединенного флота, заодно прорепетирована операция "И".

– И как?

– Прошло хорошо.

– И торпедная атака?

– Об этом Накадзима не говорил.

Идэ улыбнулся, показав все зубы:

– Это же самое главное. Мне бы он сказал. Пока не решен вопрос о возможности торпедной атаки, нет смысла затевать операцию.

Кита посмотрел на ручные часы:

– Я вас просил прийти сегодня потому, что мы выяснили кое-что насчет Хаями Марико.

Идэ поклонился.

Кита продолжал:

– Она студентка местного университета, покойный отец ее, японец, преподавал в колледже Оаху, мать – кореянка, работает в музее Бишопа. Мы узнали, почему девица ездила в Японию. Умер ее дядя в Нагоя, она ездила улаживать спорное дело о наследстве. Сегодня можете увидеть ее. Отдел христианского союза молодежи устраивает прием в честь пастора Рамбоу, попечителя местной японской школы, уезжающего в Англию. Мы устроили так, что вас познакомят с девицей.

– Я боюсь, – Идэ поднес руки ко рту и откашлялся, – что мое появление может показаться странным...

– На этот счет не беспокойтесь. Сегодня там будет много народу, особенно японцев. Никто не обратит на вас внимания. Если только вы не будете резать кого-нибудь.

– Ехать сейчас? – спросил Идэ.

– Да. Вы просили дать вам надежного помощника для специальных поручений. Я вам передам Абэ. Он познакомит вас с Хаями Марико.

– А кто он?

– Шофер такси. Помните, в тот раз возил нас ночью.

– Ах, этот? Круглолицый такой. Он не болтлив?

– Нет, очень расторопен, смел, только вспыльчивый.

Идэ улыбнулся:

– Как вы? Ничего, если понадобится, быстро усмирю. А вообще, я люблю несдержанных людей вроде вас. Они вспыхивают, но быстро отходят. В большинстве своем такие люди не умеют хитрить.

Кита громко рассмеялся.

– Моя вспыльчивость мешает мне в жизни. Но я не умею быть неискренним. – Он пошел рядом с Идэ по дорожке, ведущей к боковым воротам. Выйдете на улицу и направо, около китайской закусочной, увидите желтую машину Абэ, он отвезет вас.

Идэ поблагодарил генконсула и сразу же нашел машину. Абэ поехал по Калакауа-авеню. Всюду были вывешены флаги, слонялись толпы гардемаринов во всем белом. Абэ объяснил: прибыло учебное судно из Сан-Диего с курсантами морского училища – для местных девиц наступил праздник.

– Ты американский японец? – спросил Идэ.

– Мои родители давно переселились сюда и приняли подданство, – ответил Абэ. – Я родился здесь.

– Родился в Америке, но нутро у тебя японское, – сказал Идэ, пристально смотря в зеркальце, в котором отражалась румяная физиономия Абэ. – Приемы каратэ знаешь?

– Нет, занимался боксом. Выступал на состязаниях...

– Бокс – детская забава. Пусть им занимаются маленькие девочки. А каратэ – это для взрослых мужчин. Я научу тебя, как усыплять навсегда одним ударом. Чисто и красиво.

Особнячок, где происходил прием, стоял на пологом склоне Панчбола. Веселье было в разгаре. Почетные гости сидели на веранде вокруг пастора с красивой седой гривой, похожего на дирижера или скрипача. На всех красовались ожерелья из желтых цветов.

На поляне перед домом, прямо на пальмовых листьях, были разложены яства. В стороне стояли столики – там гостям наливали коктейли. Прислуживали полуголые гавайки в ярких красных и желтых юбках. Несколько японских девушек вместе с гавайками – все они были в юбках из больших листьев – исполняли танец "хула-хула". Сбоку под деревьями сидели японцы в разрисованных рубашках и играли на гитарах со стальными струнами.

– Смотри, не спутай, – предупредил Идэ. – Меня зовут Доминго Акино, я мексиканский японец.

Абэ кивнул и подошел к пожилой, густо набеленной японке в парчовом кимоно с серебристыми узорами, похожем на рыбью чешую. Японка поклонилась Идэ и пригласила его к столику, где гостям подносили мягкие напитки фруктовые соки, кока-колу и тоник-уотер. За столиком стояла Марико в платье бананового цвета, в волосах торчали разноцветные орхидеи.

– Что прикажете? – спросила она. – Грейп-тоник или...

Идэ поклонился:

– Мы с вами ехали вместе на пароходе из Японии. Помните?

Марико округлила глаза от удивления.

– Ах это вы? Вспомнила... Очень рада вас видеть. Вы, кажется, болели и редко появлялись на палубе. А с вами ехал такой полноватый, с усиками. Он тоже здесь?

Идэ тихо рассмеялся:

– Ему не повезло. В Сан-Франциско попал в руки одной женщины, она обчистила его, и он повесился.

Марико покачала головой, но ничего не сказала.

– А я поселился здесь, работаю на плантации, – продолжал Идэ, собираюсь выписать сюда старуху мать.

Он добавил, что у него здесь совсем нет знакомых, и он будет весьма счастлив, если его бывшая спутница поможет ему советами.

Марико налила в бокал апельсиновый сок и, опустив в него две соломинки, протянула Идэ. Ему следовало бы прежде всего обратиться в бюро японской колонии, но она, конечно, будет рада помочь ему, чем может. Они обменялись телефонами и адресами. Идэ сказал, что он родом из Нагоя, а Марико сообщила, что и ее покойный отец был уроженцем Нагоя.

– Выходит, мы почти земляки, – сказал Идэ и поклонился.

На поляне начались танцы. К Марико подошел смуглый, красивый юноша, по-видимому филиппинец, и пригласил ее. Марико извинилась и ушла с ним.

Абэ усадил Идэ на траву перед блюдами с угощением – фруктовыми салатами, цыплятами в кокосовом масле, лапшой с ломтиками каракатицы, печенными в золе омарами и макрелью в сладком соусе. Молоденькая гавайка поднесла Идэ чашку с китайской рисовой водкой.

Перед верандой начался концерт. Сперва выступил хор детей, исполнивший японские, гавайские и английские песенки, потом японец в самурайском одеянии – с наплечниками и длинными шароварами – стал показывать фокусы.

На краю поляны, где стояли машины, медленно прохаживались за кокосовыми пальмами двое – специальный агент Эф-Би-Ай Баллигант – брюнет, плотного телосложения, и его помощник Ригс – длинный, белобрысый, в темных очках.

Они следили за корейцем Ан Гван Су, костлявым стариком с тонкими вислыми усами, владельцем магазина восточных медикаментов. Кореец сидел в шезлонге рядом с толстой краснощекой американкой в красной шляпе.

– Прислали мне прямо домой, – просипел Баллигант. – Может быть, это шутка, а может быть, и правда. Неужели этот кореец...

– Доложили начальнику? – спросил Ригс.

– Да. Шиверс говорит, что к анонимкам надо относиться осторожно.

– А помните, в прошлом году нам тоже прислали анонимный донос на хозяина бара с Норд-стрит. И оказалось, что все правда – раскрыли две опиекурильни.

Баллигант поскреб подбородок:

– Там-то понятно. Боялся мести со стороны содержателей притонов. А здесь... Почему не мог сам явиться?

– А что тут странного? – Ригс пожал плечами. – Тоже боится. Состоит в тайной шайке и опасается открыть свое лицо – вдруг мы зацапаем его и упрячем в тюрьму. И своих коллег боится: они не простят ему измены. А оставаться в шайке не хочет.

Баллигант просипел:

– Ан Гван Су до сих пор ни в чем не подозревался. Но в анонимке правильные сведения. В результате проверки выяснилось, что действительно его побратим три года тому назад ездил в Россию и прислал оттуда открытку, очевидно, с шифрованным текстом. Значит, Ан Гван Су связан с Москвой?

– Вполне вероятно, что оттуда приезжают на пароходах связные и передают задания. Пёрл-Харбор может очень интересовать красную разведку.

– Русским сейчас не до нас, – пробурчал Баллигант. – Зачем им шпионить здесь?

– Они могут передавать сведения другим разведкам, обмениваться информацией. И кроме того, они могут провести какую-нибудь диверсию, а потом свалить на других. Какие указания дал начальник?

Баллигант пожал плечами:

– Шиверс говорит, что придется заняться корейцем-аптекарем. В анонимке сказано, что в аптеке на Маунакеа-стрит по ночам появляются какие-то люди, и кореец часто ходит на пристань к прибытию пароходов. Неужели он действительно главарь русской агентуры на Гавайях?

Ригс прошептал:

– А вдруг мы раскроем здесь филиал красной разведки? Вот это будет дело!

Баллигант тихо крякнул и вытащил из кармана пиджака огрызок сигары.

16 октября

– Начало операции "Пир Лукулла" назначено на двадцать ноль-ноль, объявил Гейша. – Явиться без опозданий. Форма полупарадная, можно обойтись без орхидей в петлицах. Духи – "Милорд" или "Денди", в случае крайней бедности – герленовская амбра. Выражение физиономии – максимально праздничное.

Он успел сбегать в парикмахерскую отеля "Мэйфлауер", взять у портного новый мундир и купить новую фуражку – весь блистал, как миноносец, принявший на борт президента.

Приглашение Уилкинсона поразило всех. До сих пор начальник управления не приглашал к себе домой подчиненных. Он был всегда безупречно корректен, но не подпускал никого на близкое расстояние. Однако на этот раз изменил своему правилу из-за младшей сестры – медноволосой, длинноногой Дайаны.

Она считалась одной из лучших теннисисток столицы. В прошлом году в паре с бывшим адъютантом брата капитан-лейтенантом Пауэлом заняла второе место в состязании на первенство по морскому ведомству. Успех на корте привел к сегодняшнему торжеству – обручению. Церемония официальной капитуляции старого холостяка Томми Пауэла должна была состояться в доме Уилкинсона.

Приглашение получили некоторые подчиненные Сэффорда – дешифровщики и японоведы из Т-бюро Крамера. Короче говоря, приглашения удостоились только причастные к "магии".

Пейдж не сразу нашел дом Уилкинсона – долго колесил по узкой улице мимо уютных старомодных особнячков, двухэтажных, увитых плющом, с оконными ставнями и крохотными палисадниками.

Уилкинсон жил в темно-зеленом домике напротив молельни баптистов рядом с небольшим пустырем, где стояли легковые машины и автобусы. Здесь было очень тихо – машины проезжали редко. Можно было подумать, что это улочка какого-то захудалого городка, если бы не купол Капитолия, торчащий совсем недалеко над крышей отеля.

Звонка у входной двери не было – его заменял дверной молоток. Пейдж беззвучно рассмеялся:

– Это в его стиле.

Уайт усмехнулся. Особнячок в стиле эпохи колонизации Америки, клумбы с георгинами перед крыльцом и дверной молоток действительно гармонировали с благообразным, респектабельным Уилкинсоном, похожим скорее на пастора, чем на руководителя военно-морской разведки.

Дверь открыла толстая негритянка, весьма миловидная, в белом, туго накрахмаленном чепчике. В передней стоял запах старинных духов, отдающих мускусом.

Гости уже были в сборе – сидели в полукруглой гостиной, заставленной чиппендейлевской мебелью из красного дерева, и на застекленной веранде, выходившей во внутренний дворик с газоном и подстриженными кустами шиповника.

Среди гостей Уайт узнал высокого, щеголеватого контр-адмирала Тернера, заместителя Старка. Рядом с ним сидел худощавый, смуглый, похожий на пуэрториканца капитан третьего ранга Макколла.

Дайана – в парчовом японском троакаре, накинутом на вечернее платье, сверкая диадемой, напоминающей корону, – разносила гостям бокалы с коктейлями.

Она подошла к Уайту:

– Это дайкири, это манхэттен, а это би-энд-би. Какой вам прикажете, адмирал?

Уайт отвесил старомодный поклон:

– Вы льстите, герцогиня. Мне еще далеко до адмиральских звезд.

Дайана тряхнула головой:

– Сегодня для меня весь мир – райский сад и все люди – адмиралы.

Перед ними вынырнул и изящно изогнулся Гейша:

– И я тоже?

Дайана коснулась мизинцем его щеки:

– Нет, вы, Дик, сегодня настоящий принц.

– Монакский, – уточнил Шривер, беря бокал с подноса. – Рулеточный.

– А вам? – обратилась Дайана к Пейджу. – Хотите олд фашн?

– Я плохо разбираюсь в коктейлях, – смущенно пробормотал Пейдж. – Мне что-нибудь покрепче и поострее.

– Тогда идите в столовую. Там орудует Томми. Он подберет вам что-нибудь взрывчатое.

– Адмирал Пейдж, рекомендую замечательный коктейль, – сказал Гейша. "Соленая собака". Делается из джина, грейпфрута и соли.

– Вместо джина лучше взять московскую водку, – предложил Шривер.

К ним подошел Донахью с пустым бокалом в руке. Он сморщил нос:

– Не будем омрачать сегодняшнее торжество ничем московским. Из всех водок признаю только датскую – аальборг аквавит. Великолепное питье. Незаметно сбивает с ног.

Он взял бокал у Дайаны. Она высоко подняла поднос и прошла на веранду. Донахью сделал глоток и почмокал губами:

– Германское управление информации уже объявило, что исход войны на Востоке фактически решен. Вчера я был на коктейль-парти у германского военного атташе. Там говорили, что русские армии окружены в районе Брянска и за Смоленском. Дорога на Москву открыта.

– Ерунда, – сердито произнес Шривер. – Мне утром сказал адъютант Уилкинсона, что русские стали снимать свои войска с Дальнего Востока перебрасывают на фронт под Москвой.

– Русские, вероятно, узнали, что японцы не нападут на них, – сказал Уайт. – У русских ведь первоклассная разведка.

Донахью громко фыркнул:

– Будь у них хорошая разведка, они знали бы заранее о нападении Гитлера. Не дали бы застигнуть себя врасплох в то воскресное утро...

– Русские на этот раз, наверное, пронюхали, что японцы нападут на них, – заявил с авторитетным видом Гейша. – И поэтому заблаговременно убирают войска из Приморья. Вот-вот потеряют Москву, тут уж не до защиты Владивостока.

Уайт махнул рукой и пошел на веранду. Там Крамер спорил с дамами. Речь шла о том, как в прошлом году Америка предложила французам эскадренный миноносец самого новейшего типа в обмен на Венеру Милосскую. Сделка не состоялась – французы, несмотря на свое отчаянное положение, заартачились. Крамер заявил, что к миноносцу все-таки следовало бы добавить две подлодки. Мнения дам разделились. Одни считали такой обмен недопустимым; по мнению других, французам надо было предложить не миноносец, а съестные припасы.

В разгар спора Уилкинсон и Дайана пригласили гостей к столу. Уайт и Пейдж сели в конце стола недалеко от жениха и невесты – здесь расположилась молодежь, не старше капитан-лейтенанта. Гейша чувствовал себя в родной стихии: острил, рассказывал анекдоты, имитировал известных джазовых певцов и показывал застольные фокусы. Он сорвал аплодисменты, когда вытащил из-за воротника Пейджа кружевной бюстгальтер.

С той части стола, где сидело начальство, доносились обрывки разговора – обсуждали последнюю весть из Токио о падении правительства принца Коноэ и о приходе к власти генерала Тодзио.

Тернер высказал предположение: смена кабинетов в Токио означает только одно – обострение грызни между придворными, армейцами и флотскими. Большинство сановников, окружающих императора, хотят добиться соглашения с Америкой. Весь вопрос сводится к тому, как остановить войну в Китае, сохранив престиж Японии.

– Посол Номура тоже стоит за соглашение, – сказал Уилкинсон. – Ни один трезвый японец не желает войны с нами.

Пейдж толкнул локтем Уайта и шепнул:

– Обрати внимание на Макколла. Судя по его физиономии, он не разделяет идиотского оптимизма начальства.

Донахью заговорил о том, что Квантунская армия уже увеличена вдвое и что первый отдел генерального штаба Японии приступил к разработке нового плана нападения на Сибирь – предусматривается одновременный удар в нескольких направлениях.

Уайт и Пейдж не остались на танцы и отказались играть в бридж. Донахью уговаривал Уайта поиграть с Уилкинсоном и Тернером – такой удобный случай познакомиться поближе с начальством. Донахью отрекомендовал им Уайта как мастера бриджа.

– Надо завтра рано утром быть в бюро, – сказал Уайт. – Я звонил дежурному, он сообщил, что пришла целая пачка "магии".

Донахью положил руку Уайту на плечо:

– Очень жаль, что ты уезжаешь. Я говорил о тебе и супруге Тернера, она любит иногда вести умные беседы о поэзии. Как твой эпистолярный роман с гавайской нимфой?

– Только что получил от нее письмо. Пишет, что познакомилась с одним японцем, который ехал с нами на пароходе из Иокогамы. Он устроился на плантации и решил поселиться в Гонолулу. Судя по всему, у него произошла какая-то личная трагедия, и он навсегда покинул родину.

– Кто этот японец? – спросил Донахью.

– Какой-то Акино, мексиканский подданный.

– Для чего она сообщает тебе об этом знакомстве? Чтобы ты начал ревновать?

– Она просто делится со мной всем, как с другом.

– Передай ей мой искренний, – Донахью приложил руку к сердцу, – от всей души привет. Но я все-таки думаю, она японская шпионка. Будь осторожен.

Маленькая гостиница, где жили Уайт и Пейдж, находилась недалеко, но они решили немножко проветриться. За руль сел Уайт, потому что Пейдж выпил немного больше, чем следовало.

Они поехали по Массачусетс-авеню. Когда поравнялись с японским посольством, Уайт замедлил ход. Только в одном широком окне был виден свет за спущенной шторой. Может быть, там трудился шифровальщик над очередной депешей, которая завтра появится на столе Уайта.

Домчавшись до морской обсерватории, поехали обратно в город, но другой дорогой – южнее парка Монтроз и кладбища Окхилл. Около моста Пейдж попросил остановить машину, чтобы раскурить трубку. Когда поехали дальше, он откинулся на спинку сиденья и прошамкал, держа трубку в зубах:

– И Хозяин, и Тернер, и наш Уилкинсон страстно хотят, чтобы японцы набросились на русских. И уже поверили в это – приняли желаемое за действительное. Самый опасный вид заблуждения.

Уайт кивнул головой:

– То же самое и у армейцев. Там вся головка, начиная с генерала Маршалла, помешалась на этом. Ждет атаки японцев на Приморье. Убедили себя в этом. Интересно, что думает президент?

Пейдж вынул трубку изо рта:

– Наверное, Маршалл и Хозяин подсовывают ему "магию" в соответствующем соусе и стараются сбить его с толку. Хорошо, что у Рузвельта ясная голова, но курс наших начальников меня очень тревожит. Все может кончиться плохо.

– Может кончиться плохо, – машинально повторил Уайт.

5 ноября

Посольство напоминало маленькую усадьбу, затерянную в горах и оторванную от всего мира. Жизнь в усадьбе была предельно однообразная, удручающе скучная. Ее обитатели – несколько десятков семей – до смерти надоели друг другу. Темы для разговоров были исчерпаны, нечего было обсуждать, не о чем было спорить и сплетничать. Все знали друг о друге все вплоть до последних мелочей.

И до смерти надоели визиты в соседние усадьбы-посольства и миссии других стран. Каждый раз одно и то же – файфоклоки с чашками липтоновского чая и сырными крекерами, коктейль-парти с бокалами, наполненными смесью крепких и мягких напитков, и рауты с одними и теми же холодными закусками, которые надо есть стоя.

Каждый раз одно и то же. Все расписано раз и навсегда. В каких случаях надевать визитку с брюками в полоску или фрак с цилиндром, до которого часа можно ходить в смокинге, когда надлежит надевать желтые перчатки, а когда белые, когда полагается белый галстук-бабочка, когда черный, и какой угол визитной карточки надо загибать, и какие обозначения надо проставлять на карточке.

Рисивинг-лайн – у входа в зал выстраивается цепочка, возглавляемая послом и его супругой, и замыкается третьим секретарем и его супругой. Этикетные поклоны и улыбки, рукопожатия и приветственные фразы, а спустя час-полтора снова рисивинг-лайн – на этот раз для прощания, – и снова этикетные поклоны и рукопожатия.

Ездить в гости в другие усадьбы и принимать гостей вменено в служебные обязанности. И это несколько раз в неделю, и каждый раз одно и то же, и так установлено раз и навсегда, во веки веков, пока на земле будут существовать дипломаты с их незыблемыми правилами дипломатического протокола.

Однообразную, убийственно скучную жизнь усадебки нарушали приезды почтальонов. Они доставляли вести с родины и всего мира, где шла жизнь, совсем не похожая на закостеневшие церемонии коктейль-парти и раутов.