Текст книги "По прочтении сжечь"

Автор книги: Роман Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Бузони поправил очки и сказал подчеркнуто вежливо:

– Простите, пожалуйста, я не могу работать, когда беспрерывно тараторят. Прошу выйти из каме... из каюты и там трещать.

– Как вы смеете! – Донахью вспыхнул и мгновенно принял позу боксера. Хотите получить?

Морнингстар замахал обеими руками:

– Умоляю, только не сейчас. После – сколько угодно.

Бузони, низко наклонившись к чемодану, осторожно повернул ключ в замке, подождал, как будто прислушиваясь к чему-то, потом повернул еще раз и кивнул головой. Вытащив ключ – он оказался очень длинным, – Бузони внимательно осмотрел его головку и сказал Морнингстару:

– Ничего особенного. Такими замками пользовались еще при фараоне Тутанхамоне. Открывайте, только не сразу. Чуть-чуть приподнимите крышку и подержите так, потом дальше.

– Выкладывать сюда? – Морнингстар показал на белую бумагу, разостланную на полу около шкафа.

– И обратно кладите в том же порядке, – заметил Донахью. – Если перепутаете...

– Не мешайте, – огрызнулся Морнингстар. Он открыл чемодан и вместе с Бузони стал вытаскивать вату, которой был обложен большой пакет, обвязанный тесемкой. – Чисто азиатское коварство. На самом чемодане никаких печатей и наклеек, а на этой тесемке наляпаны печати и пломбы.

Бузони стал разглядывать сургучные печати. Потом пожал плечами и усмехнулся:

– Азиатский примитив.

– Не надо быть слишком самоуверенным, – сказал Донахью. – Можно напороться на ловушку, и тогда катастрофа... никак не исправишь. Тут ведь не уголовное дело, речь идет...

Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью:

– Пусть эта балаболка заткнется. Нервирует меня...

Донахью покраснел:

– Я руковожу операцией, прошу иметь это в ви...

Профессор Дан с решительным видом снял пиджак и обратился к Донахью:

– Категорически и ультимативно рекомендую убраться в... – он произнес крайне непристойное слово, – в противном случае я вас... – добавил он еще более крепкое слово.

Донахью весь передернулся, но Уайт схватил его за локоть и быстро зашептал:

– Ради бога, сдержись, сейчас нельзя, умоляю, все пойдет прахом...

Он оттащил Донахью в угол и усадил на кровать. Бузони и Морнингстар распаковали пакет – вынули папку с кожаной обложкой фиолетового цвета и длинную машинку с двумя клавиатурами. Крист начал фотографировать машинку со всех сторон. Профессор Дан уткнулся в фиолетовую папку. Все работали в полном молчании.

Морнингстар снял каретку и стал вытаскивать из-под пружин разноцветные провода. Он повернул голову в сторону офицеров. Лицо его было измазано черной и красной красками.

– Идите сюда и помогайте! – сердито сказал он. – Сидят, как в театре.

Уайт улыбнулся и, сняв пиджак и галстук, подошел к работающим. Профессор Дан пробурчал:

– Расселись словно... – из его уст вылетело еще несколько предельно нецензурных слов.

Донахью дернулся, будто его ударило током. Уайт покачал головой:

– Вот уж не ожидал, что светило науки, гордость Массачусетского технологического института пользуется таким... экстравагантным лексиконом.

Профессор поднял голову и рассмеялся. Его морщинистое лицо с мохнатыми бровями стало совсем ребяческим.

– У нас в институтской команде регбистов всегда говорили так во время тренировок. А потом приносили друг другу извинения. А драться со мной не советую – мои апперкоты смертельны.

Морнингстар заставил Уайта помогать Кристу – нумеровать сфотографированные части машинки и вести их краткое описание под диктовку Дана и Морнингстара. Донахью взял с ночного столика будильник и, подойдя на цыпочках к профессору, поставил перед ним часы. И так же на цыпочках вернулся на свое место.

11

Без десяти минут пять явился Идэ. Он взглянул на чемодан и кивнул головой:

– Все в порядке?

Терано откинулся в кресле и засмеялся:

– Никаких происшествий. Жизнь идет монотонно и безмятежно.

Идэ включил радио и стал разглядывать чемодан. Потом присел на корточки.

– Странно... – Он покрутил головой. – Я положил нитку на пол в виде буквы "му", но, кажется, не совсем так... этот завиток был больше. А впрочем... Ты подходил к чемодану?

– Я ходил по каюте, кружил и подходил к чемодану. Надо было меня предупредить. – Терано улыбнулся. – Или, может быть, проверяешь меня?

– Нет, пожалуй, так и было. – Идэ отошел от чемодана. – Все-таки следовало бы поставить на нем сургучные печати и пломбы на всякий случай. Но наши решили не привлекать к нему внимания.

– По-моему, следовало бы кроме этой штуки дать нам еще другие чемоданы с дипломатической почтой. Чтобы замаскировать.

Идэ не согласился.

– Если бы дали еще и почту, было бы труднее следить за этим чемоданом. Хорошо, что не дали больше. Все время трясусь за этот чемодан, не могу спать спокойно.

– Ничего не сделается. – Терано встал и проделал несколько движений фехтовальщика. – Мы преувеличиваем опасность. Никто не знает о нашем багаже. А книжка эта интересная, недаром ею зачитываются в Европе... о том, как четверо белых попали в ламаистский монастырь и что они там увидели. Читал и не мог оторваться... ни на минуту.

– А я почитаю что-нибудь полегче. О похождениях Миямото Мусаси. – Идэ подошел к столику и вытащил из ящика, книгу в картонном футляре. – Чтобы не заснуть.

Терано пожелал ему спокойного дежурства и пошел в 22-ю каюту. После обеда он лег спать, проснулся в половине двенадцатого ночи и пошел подышать свежим воздухом. На верхней палубе к нему подошел пожилой американец и спросил по-японски:

– Когда Гонолулу?

– Наверно, через четыре дня, – ответил Терано. – Спросите у капитана.

Американец подошел ближе:

– Зажигалка есть? Спички?

Терано похлопал по карманам:

– Оставил в каюте.

– Слышали радио, последние новости?

– Нет.

– Немцы взяли Рига, окружили русский около Белосток, русский совсем катастрофа.

Терано кивнул головой и хотел отойти, но американец слегка коснулся его рукава, продолжал, коверкая японские слова:

– Америка и Япония война нельзя. – Он ткнул себя в грудь. – Мой оффис в Токио, продаю нефть, каучук, покупаю камфара, жемчуг. Америка и Япония...

Он пожал одной рукой другую – изобразил рукопожатие. Терано снова кивнул головой и быстро отошел. Подозрительный тип. Может быть, нарочно заговорил, чтобы задержать здесь, а тем временем кто-нибудь залез в 22-ю каюту? Наверно, роется там. А у него в кармане другого пиджака записная книжка – там есть запись о том, когда была произведена последняя проверка упаковки "особого груза". Если прочитают эту запись, могут догадаться, что "груз" едет в чемодане, находящемся в 39-й каюте.

Терано почти бегом направился вниз. Подбежал к двери 22-й каюты, влетел в нее, но там никого не оказалось. Осмотрел угол за диваном, открыл шкаф, полез в карман пиджака – записная книжка на месте, заглянул под кровать все в порядке. Однако тот американец неспроста заговорил с ним. Но с какой целью?

Посмотрел на часы – надо подкрепиться на ночь. Терано обычно ужинал по-японски. Он позвонил стюарду. Кривоносый филиппинец принес рис в кастрюльке. Терано полил рис зеленым чаем и съел его с консервами сладковатыми мидиями, побегами бамбука и маринованной редькой.

Зазвенел будильник на ночном столике – без десяти час. Терано пошел на дежурство.

12

Морнингстар осторожно закрыл чемодан и подул на него.

– Вот и все. Хирургическая операция окончена благополучно.

Он вынул платок, вытер лысину и стал обмахиваться.

– Без десяти двенадцать. Управились в срок, – тихо произнес Бузони, укладывая инструменты в замшевый футляр.

Профессор Дан громко крякнул, встал с пола и пошел к умывальнику. Помыв руки, он подошел к Донахью и протянул руку:

– Прошу великодушно извинить, капитан-лейтенант, за некоторые гиперболические выражения, вырвавшиеся по вашему адресу совершенно непроизвольно. Чистосердечно раскаиваюсь.

Донахью молча пожал Дану руку.

– За такую работу мы заслужили ордена, – сказал Крист.

– Вот именно. – Уайт рассмеялся. – Всех вызовут в Белый дом, президент вручит награды, а в газетах будут напечатаны ваши портреты и подробное описание того, что вы проделали.

Профессор сел в кресло, закурил трубку и прогудел:

– Никогда барды и менестрели не будут слагать о нас оды, и ни один пес не будет знать о деяниях наших.

Таков удел наш. Во мраке творим дела и во мраке растворимся, как призраки.

– Я сделаю представление, – сухо сказал Донахью. – Может быть, получите отнюдь не призрачные конверты. – Он обратился к Морнингстару: – Сможем сделать точную копию?

Морнингстар пожал плечами:

– А почему бы и нет? Устройство переключателя таблиц и перемещения клавишей довольно остроумное, но мы все сфотографировали и набросали схемы. По-моему, вы должны угостить нас шампанским.

– Правильно, – сказал Дан. – Моя любимая марка Луи Редерер, гран...

Донахью остановил его:

– Не торопитесь. Вы свою работу кончили, но самое главное впереди. Надо положить эту штуку обратно. Это самое опасное.

Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью и Уайта:

– Это верно, что на их долю приходится самая рискованная часть операции. Ведь их могут схватить полиц... то есть японцы.

Профессор вынул трубку изо рта:

– Зато они получат следующий чин на два года раньше. За них не беспокойтесь. Их не обидят, и они сами себя не обидят.

Донахью стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Часто смотрел на часы, подносил их к уху и встряхивал: идут ли они. Он сильно нервничал. Подойдя к Уайту, спросил шепотом:

– А вдруг с Пако что-нибудь стряслось? Кто-нибудь из пассажиров задержит его... или он забудет...

Уайт усмехнулся:

– Трудновато забыть про пять тысяч долларов.

Донахью закурил и снова стал ходить по каюте. Профессор вытащил карманные шахматы и стал играть с Бузони. Крист и Морнингстар развалились на диване, задрав ноги на спинки стульев. Крист вскоре захрапел. Бузони сделал мат профессору, и тот произнес несколько энергичных слов. Они начали вторую партию.

Вдруг стукнули в дверь – три раза. Донахью замер на месте и бросил сигарету на пол. Уайт вскочил:

– Куросиво пошел дежурить.

Донахью кивнул головой и, подойдя к чемодану, простонал:

– А что, если он... не ужинал? Тогда мы погибли.

Он поднес указательный палец ко рту и закусил его.

13

– Добрый вечер, – сказал Терано, входя в каюту.

Идэ показал на кофейник:

– Я заварил крепкий кофе. Отгоняет сон.

– Жалко, что я раньше не догадался. А то сегодня утром... – Терано запнулся, – подумал... есть ли у нас кофе?

Идэ кашлянул:

– Я открывал часто иллюминатор и, кажется, немного простудился. Приму сейчас лекарство и снотворное.

После его ухода Терано налил себе чашку кофе и выпил. Потом выпил вторую. Обезопасил себя с этой стороны – больше никогда не заснет на дежурстве.

Но беда подкралась с другой стороны. Спустя полчаса после того как он заступил в ночное дежурство, у него начались боли в животе. Сперва покалывало, потом стало схватывать острее и острее.

14

– Как только выйдет, пойдешь за ним, – сказал Донахью Уайту, затем приказал Кристу: – А вы встаньте у поворота и, если Уайт подаст сигнал тревоги – поднимет обе руки, – пулей к тридцать девятой, стучите в дверь, затем сюда.

Уайт прильнул к двери. Началось напряженное ожидание. Донахью стал кружить по каюте, время от времени потирая виски. Профессор Дан, Морнингстар и Бузони начали партию покера.

Донахью остановился, ударил себя по голове и произнес свистящим шепотом:

– А что, если... не подействует? И он не выйдет никуда? Я с ума сойду.

15

Патентованные пилюли не помогли – они не могли так быстро подействовать. Рези усиливались с каждой минутой. Терано закрыл глаза и скрипнул зубами. Проклятые консервы, это они. Мидии или редька. Наверное, мидии. Он наклонился и прижал руки к животу – не помогало. Помассировал, двигая рукой по часовой стрелке, – стало еще хуже. Он закусил губу и, затаив дыхание, стал считать в уме, но, досчитав до тринадцати, сообразил, что это ни к чему. Схватывало все сильнее и сильнее – терпеть больше было невмоготу.

Вынув из ящичка листочек тонкой бумаги, смазал его клеем, потом вытащил из кармана пиджака нитку и застыл на месте. Переждав приступ, положил нитку около чемодана и хотел придать ей вид буквы "хо", но раздумал – не было времени. Он вышел из каюты, последним напряжением воли повернулся к двери и наклеил на дверь бумажку. И тут пришлось выдержать новый приступ – на лбу у него выступил пот. Он прижал руки к животу и медленно побрел вдоль кают.

16

Уайт закрыл дверь и обернулся:

– Пошел. Имей в виду: наклеил бумажку.

Уайт вышел, за ним Крист. Донахью вынул из портфеля листочек, смазал его клеем, в другую руку взял чемодан и, приказав Морнингстару стоять у приоткрытой двери, вышел.

Спустя минуту он влетел обратно с чемоданом, бросил его с шумом на пол и плюхнулся в кресло.

– Идите за ними... – сказал он Морнингстару, с трудом переводя дыхание. – Сообщите: операция финита. Все! – Он налил воду из графина и поднес стакан ко рту.

Профессор подошел к Донахью и поздравил с успешным окончанием дела. Бузони и Морнингстар последовали его примеру. Дверь распахнулась, вошел Уайт. Он посмеивался:

– Куросиво ругается по-японски тонким голосом и бьет себя, очевидно, по щекам. Слышно в коридоре.

– А какие у японцев ругательства? – поинтересовался профессор.

– Могу вас успокоить, профессор, – ответил Уайт. – Японцы на редкость бездарный народ по части ругательств. Им так же далеко до вас, как детской свистульке до тяжелой гаубицы.

– А где Крист? – спросил Донахью.

– Крейсирует около клозета, – сказал Уайт. – Наше второе снадобье тоже отлично сработало. – Он вдруг сделал испуганное лицо. – А ты после себя наклеил бумажку?

– Какую?

Уайт ахнул и схватил Донахью за руку:

– Ту са-самую... то-тонкую...

Донахью шевельнул уголком рта:

– Я всегда все помню. И не развожу истерики.

17

Терано пробежал по коридору, содрал бумажку с двери и, вскочив в каюту, подошел к чемодану. Ниточка лежала на том же месте.

Он погладил живот, потом похлопал по нему и широко улыбнулся. Напрасные страхи, зачем пугать себя выдуманными опасностями? Кому взбредет в голову лезть в каюту в половине второго ночи? И вообще в это время никого в коридоре не бывает, а особенно в этом тупике. Правда, какие-то двое, по-видимому пьяные, сейчас стояли перед каютой наискосок от клозета, искали что-то в карманах и на полу, наверное, ключ. Но больше никого в коридоре не было.

Он проглотил еще две пилюльки и сел на диван. Хотел прилечь, но раздумал: опасно. Несмотря на две чашки кофе, можно заснуть. Все-таки он здорово переволновался, а теперь наступит реакция. Боль в животе постепенно утихала. Больше нельзя есть в пути никаких консервов и вообще ужинать по-японски. Не стоит рисковать. Хорошо, что Идэ не узнает об этом случае. И о первом тоже.

Терано еще раз посмотрел на чемодан. Все обошлось благополучно. Он подумал: "А что, если бы украли чемодан?" У него похолодело внутри от этой мысли.

18

Вошел Крист и доложил: японец вернулся в каюту. Профессор Дан хлопнул в ладоши:

– Ну, теперь можно выпить. Выкладывайте, что у вас есть в погребах. Как насчет коньяка хэннеси экстра? Только чтоб был не моложе семидесяти лет.

Донахью мотнул головой:

– Еще рано торжествовать. Самое главное впереди – проявить снимки. А вдруг не получились? Тогда все пойдет насмарку.

– А ниточка лежала? – тихо спросил Уайт.

– Лежала. Я ее не сдвинул. – Донахью вынул бумажник и извлек оттуда конверт. – Вручи Пако, расписку не бери. Скажи, что он получит еще.

Морнингстар покачал головой:

– Значит, шампанского не будет? Нам можно идти?

– Идите, – сказал Донахью, – и помогите Кристу. Я не успокоюсь, пока не выяснится, получились ли снимки. Теперь все зависит от Криста.

Донахью закурил и поставил локоть на стол. Рука его дрожала, и дым от сигареты поднимался зигзагообразно. Крист тряхнул рыжей гривой и провел пальцем по животу:

– Если плохо получилось, сделаю харакири.

Донахью брезгливо скривился:

– Мне нужны отчетливые фотоснимки, а не ваши разрезанные кишки.

Донахью и Уайт остались вдвоем. Донахью вынул из шкафа бутылку шабли и налил себе и Уайту. Они осушили всю бутылку. Открыли вторую.

Уже совсем рассвело, когда явился Бузони – как всегда, чинный и строгий – и сообщил, что все снимки получились – ни одного испорченного. Крист не подвел.

– Садитесь, пейте, маэстро, великолепное вино. – Донахью хлопнул Бузони по спине. – Почему не пришли все? Я уже перестал сердиться. Берите стакан.

Бузони поправил галстук и одернул пиджак:

– Спасибо, я не пью. А другие не пришли потому, что пребывают в состоянии крайнего опьянения – все лежат на полу.

19

После ночного дежурства Идэ захотелось проветриться. В последние дни у него совсем не было аппетита и часто побаливал затылок. Он поднялся на верхнюю палубу. На ней было довольно много пассажиров. Очевидно, все, кого качка уложила в первые дни рейса, ожили и выползли из кают.

Широкоплечий миссионер долго разглядывал в бинокль островок, затем сообщил красивой седой даме в зеленом пальто:

– Это остров Гарднер. На нем, если не ошибаюсь, есть церковь. Смотрите, справа плывет кит, – вдруг закричал он.

Пожилой американец в темных очках тоже посмотрел в бинокль и безапелляционно изрек:

– Сразу видно, что ваше преподобие не в курсе земных дел. Этот кит входит в состав американского тихоокеанского флота и вооружен торпедными аппаратами и сорокамиллиметровыми пушками.

Седая дама взяла бинокль у миссионера.

– За китом пенится вода, – констатировала она. – Это настоящий кит.

– Пенится вода потому, что миноносец движется со скоростью сорок узлов, – возразил американец.

– Марико, идите сюда! – Дама передала бинокль девушке в красном плаще. – У вас нормальные глаза, не пропитанные спиртом. Подтвердите, что это кит,

– Советую встать на сторону истины, а не болезненного упрямства, сказал американец. – Это явный миноносец, мисс Хаями.

Девушка рассмеялась:

– Я ведь немножко близорука. Боюсь, что опутаю. Вы держите пари?

– К сожалению, нет. – Американец покосился на даму. – А следовало бы.

Идэ остановился у борта и внимательно оглядел девушку. Судя по имени, японка. А Терано принял ее за кореянку, вероятно, из-за высокого роста. Наверное, гавайская японка – манеры у нее западные, отлично говорит по-английски, без всякого акцента, без труда выговаривает "эль".

Марико посмотрела в бинокль, опустила его и бросила лукавый взгляд на американца:

– Из этого миноносца только что брызнул фонтан.

Миссионер прыснул. Седая дама повернулась к американцу и ласково протянула:

– Это, наверное, гибрид. Помесь миноносца с китом.

Американец дернул головой.

– По этому случаю угостимся гибридом. – Он взял миссионера под руку. Я ставлю джин, а вашему преподобию придется взять вермут. А нашей даме поднесем коктейль... только томатный.

Дама фыркнула:

– Я не настолько стара, чтобы пить дурацкие соки. Поднесите мне американский бурбон со льдом.

Мужчины ушли в бар вместе с дамой. Марико скользнула взглядом по Идэ и заговорила с проходившей мимо толстой японкой.

Идэ побродил минут десять по палубе и спустился вниз. Он сообщил Терано, что таинственная кореянка оказалась самой обыкновенной гавайской японкой. Зовут ее Марико, а фамилия не то Хаяма, не то Хаями – хорошо не разобрал, потому что фамилию произносил американец. Из подслушанного разговора выяснилось, что она постоянно живет в Гонолулу.

– Если японка, нам нечего опасаться ее, – сказал Терано.

– Но она знакома с молодым миссионером и американцем в темных очках. И при мне стала болтать с толстой японкой, кажется, женой нашего вице-консула в Нью-Йорке. Что-то больно общительна.

– Может быть, она наша... только работает по другому ведомству...

Идэ пожал плечами:

– А может быть, зря подозреваем и английского миссионера, и пожилого американца? Они заговаривали с нами и не боятся попадаться нам на глаза. Я думаю, если за нами ведется наблюдение, то это должны делать незаметно.

– Скорей всего, мы преувеличиваем опасность, – произнес Терано, зевая и потягиваясь. – Не так уж страшна американская разведка, как у нас считают. Возьми эту недавнюю историю в Кобэ. Говорили, что американский консул – один из лучших работников их разведки, а на поверку оказался самой обычной разиней. Мы подсунули ему трех наших и дурачим его уже целый год – кормим дезинформацией. И другие американские разведчики, наверное, недалеко ушли от него. У них нет традиций и опыта. Их разведка, пожалуй, напоминает любительскую спортивную команду.

– А те шифры, которые имеются у нас в четвертом отделе... их взяли в Кобэ?

– Не только в Кобэ. Один шифр мы купили в Португалии у помощника морского атташе, В общем, их разведчики... – Терано махнул рукой.

Идэ усмехнулся:

– В общем, ты прав. Американские военные пропитаны штатским духом, и вряд ли у них могут быть такие мастера разведки, как у англичан и немцев. Но нам все-таки надо быть настороже, особенно теперь. Если американцы собираются предпринять что-либо против нас, то сделают это к концу путешествия, рассчитывая на нашу усталость и притупление бдительности.

Терано кивнул головой:

– Успокаиваться, конечно, нельзя.

– Лишняя предосторожность никогда не повредит. – Идэ бросил взгляд на чемодан. – Давай теперь и дежурить и отдыхать в этой каюте, а ту совсем закроем. Обезопасим себя на все сто процентов.

20

Гонолулу остался позади. Уайт долго смотрел на угасший вулкан, возвышающийся над городом. Потом перешел к другому борту – отсюда был виден остров Мауи с горой Халекала. У самого борта в шезлонге сидела девушка в красном плаще, японка или кореянка, на голове у нее был белый платок. Она читала маленькую книжку. Уайт замедлил шаг и прочитал на обложке имя японского поэта Китахара Хакусю.

Девушка слегка спустила книгу и взглянула на Уайта. Продолговатые глаза, пухлые губы, маленький аккуратный носик, как у японских кукол. Она улыбнулась уголком рта. Уайт кивнул ей головой.

– Простате за назойливое любопытство, – произнес он по-японски. – Я люблю японскую поэзию.

– Наверно, старинных поэтов. Европейцы обычно интересуются только классиками.

– Нет, я люблю и современных. И не только тех, кто слагает танка, но и тех, кто пишет стихи западного образца. Мне, например, очень нравятся Вакаяма Бокусуй и в то же время такие, как Такетомо Софу и Каваи Суймэй.

– А я люблю больше стихи. По-моему, танка все-таки ограничивает поэтическую фантазию. Танка вроде сонета, но еще более стеснительна.

– Вы живете в Нью-Йорке?

– Нет, я живу с мамой и бабушкой в Гонолулу, учусь в университете. Но сейчас еду в Окленд.

– Я сперва принял вас за кореянку.

– Вы наполовину угадали.

– Наполовину?

– Мой отец был японец, он умер, а мама моя – кореянка. – Она привстала и поклонилась. – Меня зовут Хаями Марико.

Уайт присел около нее. Они заговорили о поэзии. Марико сказала, что из американских поэтов любит Флетчера.

– Его стихи очень похожи на японские. Он, наверное, тоже знал японских поэтов. Вы любите его?

Уайт наморщил лоб и пошевелил губами:

– У него есть одна вещица. Она, наверное, переведена на японский. – Он стал читать:

Обломки на берегу, опавшие листья,

очертания кровель

в синеватой дымке

и ветка сломленной ивы...

Марико шепотом повторила последние строчки.

– Это из сборника "Японские эстампы". Там есть очень хорошие стихи.

– Но больше всех мне нравится... – Уайт сделал паузу и окинул взглядом девушку, – Хильда Дулитл... из той же группы.

– Она мне немного напоминает Йосано Акико. – Марико слегка покраснела и, отведя глаза в сторону, стала декламировать вполголоса:

Сказали мне, что эта дорога

меня приведет к океану смерти,

и я с полпути повернула вспять.

С тех пор...

Она вдруг остановилась. Мимо них прошел коренастый, с подстриженными усиками японец.

– Он каждый раз смотрит на меня, как удав на кролика, – тихо произнесла Марико. – Он похож знаете на кого? На скупщика живого товара. Наверное, едет в Америку покупать бедных девушек, а потом повезет их в Сингапур... А вы как думаете?

Уайт пожал плечами:

– Я не физиономист. Но мне кажется, что он не коммерсант. А смотрит на вас потому, что он, как и всякий японец, обладает врожденной способностью ценить все изящное.

Марико отвесила легкий поклон.

– Спасибо. А вы... – она искоса посмотрела на Уайта, – сейчас угадаю. Вы – молодой ученый, преподаватель истории японской литературы в университете, специалист-ориенталист. Да?

– Вы почти угадали. Я изучаю Японию.

Они проговорили до обеденного гонга. Две старушки позвали Марико. Они пошли в столовую и заняли места в углу, под щитом гигантской черепахи. Уайт сел рядом с Донахью на противоположном конце стола, где подавали кантонские блюда. После обеда они спустились в каюту. Вскоре пришел Пако и доложил, что японцы поселились в одной каюте, в 39-й, и теперь все время будут вместе.

– Я правильно тогда решил – сразу же провести операцию, не откладывая. И хорошо, что мы быстро обработали чемодан и вернули на место. Теперь мы уже не смогли бы положить его обратно. Все получилось великолепно.

Уайт наклонил голову:

– Но почему они вдруг приняли меры предосторожности? Может быть, заподозрили что-нибудь? Проверили чемодан и догадались?

Донахью разлегся на диване.

– Чепуха. Если бы догадались, то не ходили бы по очереди в бар. Просто решили быть осторожными, потому что приближаются к американским берегам. Не надо преувеличивать достоинства японских разведчиков: у них явно дутая репутация. Все эти разговоры о том, что японские шпионы действуют во всю и в Америке, и на Филиппинах, и в южных морях, сильно преувеличены. Мы сами себя пугаем и дезориентируем.

Уайт покачал головой:

– А я считаю очень опасным такое отношение к японской разведке. У нее богатый опыт. Уже в пятнадцатом веке в Японии разработали теорию разведки и привели в стройную систему все типы агентурных комбинаций, в том числе и...

Донахью перебил его:

– Это все азиатские первобытные приемы. Самурайская разведка вполне соответствовала вооружению самураев – мечу и луку. Все это устарело и может произвести эффект только на тибетских пастухов и каких-нибудь ботокудов.

– Весь мир знает о том, как ловко работали японские шпионы накануне русско-японской войны.

– Эту легенду распространили сами русские, чтобы как-нибудь смягчить впечатление от их скандального поражения.

Уайт покачал головой:

– Все-таки как просто получилось... Хваленые японские разведчики – и так легко дали себя обыграть.

– Вся история разведки заполнена такими случаями, – сказал Донахью. Даже самые умные и хитрые разведчики сплошь и рядом остаются в дураках и в свою очередь одурачивают других.

– На этот раз очко в нашу пользу. Теперь очередь японцев. На чем же они подловят нас?

Донахью пожал плечами:

– Если бы боксеры знали заранее, куда их ударят, пришлось бы отменить навсегда этот вид спорта. Вся прелесть разведки заключается в том, что ты не знаешь, какую пакость готовит тебе враг.

Уайт взял с полочки японскую книжку и стал ее перелистывать.

– Между прочим, я познакомился с японочкой, – сообщил он. – Она студентка, учится на медицинском, американская подданная.

– Откуда она?

– С острова Оаху. Сейчас едет в Окленд к знакомым.

– Наверняка японская шпионка. – Донахью подмигнул. – Очевидно, ей приказано следить за тобой, А всех толковых шпионов японцы бросили против настоящего противника, противника номер один, то есть против России.

– По-твоему, Япония не собирается воевать с нами?

Донахью энергично мотнул головой.

– Ни в коем случае. И особенно сейчас. Вчера в салоне я слушал радио. Немцы уже полностью разгромили русских в Белоруссии и пошли к Смоленску. Генерал Кроули из Сингапура, с которым я вчера играл в бридж, говорит, что русские сложат оружие через месяц, не позже. И тогда японцы двинутся на Сибирь. Поэтому им надо как можно скорей выбраться из китайской трясины. После паузы Донахью добавил: – Скоро мы начнем с божьей помощью расшифровывать все японские телеграммы и окончательно убедимся в том, что японские генералы повернулись к нам задом и смотрят в сторону Урала.

Уайт подошел к карте на стене:

– Итак, две трети пути пройдено, путешествие близится к концу.

Донахью усмехнулся:

– Ты говоришь об этом с явным сожалением. Японочка, очевидно, запала тебе в душу. Будь осторожен с ней.

ВАШИНГТОНСКАЯ "МАГИЯ"

18 июля 1941 года

Морской атташе – маленький, одетый со строгим изяществом, в английском духе – усадил Терано и Идэ в кресла у окна, выходившего на Массачусетс-авеню.

– Представляю, как вы измучились... – атташе покачал головой, смазанной бриллиантином. – Не только физически, но и душевно, круглые сутки в нечеловеческом напряжении. Помню, лет десять назад меня посылали в Рим с одним пакетом. Мы срочно меняли шифры...

– Я слышал об этой истории, – сказал Идэ. – У морского атташе пропали документы, и ему пришлось...

– Да, он застрелился. И мне надо было ехать транссибирским экспрессом, потом через Москву и Берлин. Это было ужасное путешествие. Особенно когда ехал по Сибири. Целых десять дней ни одной спокойной минуты. До сих пор вспоминаю и вздрагиваю.

– В Риме все произошло из-за учительницы языка, – бесстрастным голосом произнес Идэ. – Он мог винить только самого себя.

Морской атташе пошевелил усиками:

– А с вами ехали красавицы?

– Какие-то ехали, – Терано махнул рукой, но нам было не до них.

Атташе наклонился вперед и шепнул:

– А Акияма находился далеко от вас?

– Какой Акияма? – удивился Терано.

Идэ тоже сделал недоумевающее лицо. Атташе обвел взглядом обоих и шепнул:

– Не знали?

– Что случилось? – Терано тоже перешел на шепот.– Я знал Акияма, который работал в Джакарте по линии специальной службы.

– Он самый. Но это... – атташе сделал многозначительную паузу, – строго между нами. Он ехал с вами на одном пароходе. В числе пассажиров были два американских дипкурьера, они везли почту токийского посольства и харбинского генконсульства. В пути они свели знакомство с двумя очаровательными итальянками из шанхайского ночного клуба и не смогли устоять... Короче говоря, Акияма провел операцию.

– А кто эти дипкурьеры? – спросил Идэ. – Военные?

– Нет, чиновники государственного департамента. Среди взятых документов оказались копии нескольких телеграмм, отправленных американским посольством в Токио государственному секретарю. Одна из них довольно любопытная. Относится к началу этого года.

– А мы не перехватывали ее в свое время? – спросил Идэ. – Наш четвертый отдел...

– Нет, она нам была неизвестна. Очевидно, прошла по коду, который еще не удалось раскрыть аналитическим путем.

Морской атташе прошел в соседнюю комнату и открыл небольшой сейф в стене, вынул кожаную папку, извлек из нее листок и передал Терано. Тот прочитал и показал Идэ.

На листке был напечатан текст телеграммы, переведенной на японский язык: