Текст книги "Но пасаран! Годы и люди"

Автор книги: Роман Кармен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Ночные дороги Вьетнама

Дорога идет через горы. Мы часто обгоняем вереницы повозок. Маленькая тусклая лампадка, подвешенная к оглобле, едва освещает вознице путь по горной дороге. Двигаются обозы только ночью. В сущности, думаю я, дорога почти безопасна. Она вьется крутыми виражами среди высоких гор. Современный скоростной самолет, если он и пожелает пикировать, неизбежно врежется в одну из конусообразных горных вершин. А обнаружить днем с воздуха машину тоже трудно – над дорогой нависают густые шапки зеленой листвы бамбуков и пальм.

На многих местах дороги следы бомбежек. Тяжелые бомбы сносят огромный кусок шоссе именно там, где труднее всего будет его восстановить, обычно над пропастью. Навстречу усталой походкой идут группы людей – юноши, девушки, много среди них и пожилых. Освещая себе путь бамбуковыми факелами, они возвращаются с ремонтных дорожных работ.

Встречаются дорожные патрули. Они идут цепочкой с автоматами на груди. В эту ночь дважды нас останавливал такой патруль. Перекинувшись несколькими словами с Ваном и проверив документы, они приветствуют нас, приложив руку к шлему, предлагают следовать дальше. Ван рассказывает:

– Враги часто засылают диверсантов, сбрасывают парашютистов, которые разрушают дороги, рвут связь, пытаются вести разлагающую работу среди населения. Дорожные патрули ведут постоянную борьбу с диверсантами при активной помощи крестьян.

Метнулся в сторону олень. Мы успели лишь заметить пару горящих глаз и стройный силуэт в стремительном прыжке. Ван говорит без умолку. Он тщательно выговаривает трудно произносимые русские причастия, возвратные глаголы, знает много русских поговорок. Ему известны все пословицы, относящиеся к его малому росту: «Мал золотник, да дорог», «Маленький, да удаленький». Слушаю его с большим интересом. Он хорошо знает свою страну, народные обычаи, предания, легенды. Иногда очень жалею, что в машине в темноте не могу записать все, что он рассказывает, и умоляю его потом, перед сном напомнить народную легенду, увлекательную повесть о вьетнамской девушке-героине, народную сказку о жадном помещике и добром скворце, чтобы записать ее.

Третью ночь мы ехали под непрерывным проливным дождем. Часто приходилось вылезать из машин, которые медленно преодолевали участок дороги, днем разрушенный бомбардировкой. Сейчас здесь при свете бамбуковых факелов, под проливным дождем работали десятки людей, ремонтировавших путь. Таскали камни, землю, стволы деревьев.

Ночью мы переходили вброд очередную реку. Шли по пояс в воде, осторожно нащупывая ногами скользкие валуны на дне стремительного потока. Когда выбрались на другой берег, я увидел в свете электрического фонаря веселое лицо Вана, задорный его чуб, торчащий из-под шлема. Он уже успел побывать в ЦК, вернулся и занял свое место в «джипе» рядом со мной.

Предстоит преодолеть еще небольшой участок, всего девять километров горной дороги. Дорога поистине ужасна! Она еще не закончена стройкой, некоторые участки ее нависли над обрывом. Когда «джип» буксует колесами в мокрой глине на краю пропасти, шофер прижимает машину к скале, чтобы на лишний миллиметр отодвинуть правое колесо от бездны, и машина скребет металлом левого борта о камни скалы. Признаться – страшно!

Снова остановка перед рекой.

– Автомобильное путешествие кончилось, – сказал Кхоа. – Переправимся через эту реку и дальше пойдем пешком. Уже остался небольшой участок пути.

Ночные голоса джунглей

Тронулись пешком. Начали мы свой путь еще до наступления вечера. Днем на тропах в джунглях царит влажный сумрак. Лучи солнца едва прорываются через густую листву. Это начинает нас беспокоить. Несколько раз в зарослях джунглей днем мы замеряли экспонометрами силу света. К нашему огорчению, стрелка экспонометра едва-едва поднималась на шкале – света явно недостаточно для съемки. Как мы будем выходить из этого положения?

Быстро сгущаются сумерки. Сопровождавшие нас ребята зажгли бамбуковые факелы. Они связали несколько сухих стволов бамбука, предварительно расщепив их ножом. Бамбук медленно горит, освещая нам путь. Трудно идти по еле заметной, скользкой, размытой дождем глинистой тропинке. На пути – подъемы и спуски по вырубленным в глине скользким ступеням. Справа и слева от тропы – стена непроходимых джунглей. В этих зарослях вьетнамских джунглей нашли себе могилу тысячи и тысячи солдат французского экспедиционного корпуса.

По стволам и листьям застучали тяжелые капли. Через минуту потоки теплой воды уже низвергались с неба. Тропический ливень! Он иногда не прекращается сутки и больше. Ноги по щиколотку влезают в жидкую трясину, хлюпающую, засасывающую, сильно затрудняющую ходьбу. К нам доносятся таинственные ночные голоса джунглей. Резкие вопли обезьян, крики ночной птицы, рычанье неведомого зверя, свист и визг каких-то насекомых, скрип стволов бамбука.

Шагавший около меня Лен вдруг остановился и сжал мою руку. Низкий рев донесся до нас издалека. Подоспевший к нам Ван, улыбаясь, сказал:

– Ну, теперь вы услышали голос самого главного обитателя джунглей. Где-то бродит тигр.

Путь нам преградила широкая река. В свете факелов мы увидели покачивающийся на воде легкий плот из длинных толстых стволов бамбука, связанный лианами. На этом плоту нам предстоит переправиться на другой берег вместе со всей аппаратурой. Первым решился стать на шаткий плот Володя Ешурин. Взглянув на его грузную фигуру, вспомнив его вес девяносто пять килограммов, я ожидал близкой развязки. Плот угрожающе закачался. Ешурин с напряженным лицом, стараясь не шелохнуться, начал удаляться от берега. Через реку протянута толстая лиана. Парень, сидящий на корточках на плоту, перебирает руками, подтягивая судно к другому берегу, где горят бамбуковые факелы, роняя на поверхность черной, как тушь, воды золотые капли горячих углей.

Опять узкая тропинка, вырубленная в джунглях. Это уже последний этап нашего пути. Где-то за надежной стеной буйно растущих исполинов в невидимой точке джунглей Северного Вьетнама расположен поселок. Там – Совет Министров республики, Центральный комитет Партии трудящихся Вьетнама. Свято хранит народ тайну этого места. Дорого дал бы враг, чтобы узнать эту точку и обрушить на нее всю силу своих бомбовых ударов, уничтожить, снести с лица земли…

Несколько раз я видел тянущийся вдоль тропы густой жгут телефонных кабелей, белые изоляторы на стволах деревьев. Это говорило о том, что мы приближаемся к месту назначения. Когда же из-под темного свода листвы неожиданно возник в свете факелов окликнувший нас часовой, я понял: наш поход закончен.

Пройдя несколько сот метров, увидели электрический свет, услышали тарахтенье маленькой электростанции. Прошли в темноте мимо нескольких бамбуковых хижин. Из одной доносилось жужжание динамо и стук ключа радиопередатчика.

Наконец под крышей! Пусть бушует над головой тропический ливень. Здесь так светло, сухо! Так манят бамбуковые лежанки. Растянуться во весь рост, отдаться долгожданному отдыху.

Едва успели мы сменить мокрую одежду, как в хижину вошли двое людей. Нас поздравили с благополучным прибытием члены Центрального комитета партии трудящихся товарищ То Хыу – заместитель министра информации и пропаганды, выдающийся революционный поэт Вьетнама, и товарищ Хуан Тун – ответственный редактор газеты «Народ», органа Центрального комитета партии. За накрытым столом завязалась увлекательная беседа, которой, казалось, не будет конца. Вопросы сыпались с обеих сторон. Нужно было обо многом спросить, сказать друг другу самое важное, узнать самое необходимое. Каждые несколько минут они говорили:

– Спать немедленно! Нам приказано немедленно вас уложить отдыхать…

То Хыу – человек маленького роста, похожий телосложением на подростка. Ему тридцать четыре года. С пятнадцати лет он ушел в революционное движение, а девятнадцатилетним юношей уже был приговорен к каторжным работам. Его заключили в каторжную тюрьму, пользующуюся самой тяжелой репутацией, расположенную на границе между Патет Лао и Центральным Вьетнамом. Через пять лет ему удалось оттуда бежать. Стихи, написанные То Хыу в тюрьме, в рукописях расходились по стране. Он стал любимым певцом народа, борющегося за свободу. Накануне августовской революции 1945 года он руководил повстанческим комитетом в Гуэ.

В годы войны ему не хватало времени для писания стихов и поэм, но он перевел несколько стихов советских поэтов. Он рассказывает:

– В 1947 году наши войска и партизаны вели ожесточенные бои на Светлой реке и на горных перевалах. Люди уходили из родных сел и городов, превращенных врагом в выжженные зоны. Я нашел однажды вечером советскую книгу «Советские девушки» и там прочел переведенное Люкэттом на французский язык стихотворение Константина Симонова «Жди меня». Оно взволновало мое сердце. Я видел моих сестер, перенесших неимоверные страдания, думающих о своих близких и любимых, сражающихся на фронте. Всю ночь до рассвета я переводил стихотворение. Хотите я вам прочту его?

Вьетнамцы читают стихи нараспев, как песню. Он тихо пел, и его мелодичная напевная речь была похожа на орлиный клекот. Потом он прочел переведенное им стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…»

– Я нашел его в другой книге, название которой не помню, – сказал он. – Это было осенью 1949 года. Я перевел это стихотворение, вложив в перевод собственные чувства любви к моей испепеленной врагом земле.

Он прочел и это стихотворение. Трогательны были в певучей вьетнамской речи мягко произносимые русские «Алеша», «Смоленщина…»

– Спать, товарищи, немедленно спать!..

Но сон не гнел. Уже несколько раз договаривались: «Еще двадцать минут и тогда…» Проходили новые двадцать минут, а беседа не кончалась.

«Революционер должен владеть языком Ленина»

Проснувшись в шесть часов утра, я осмотрелся. Поселок ЦК – около двадцати бамбуковых хижин – предстал теперь передо мной освещенным пробивающимися через густую листву стрельчатыми лучами восходящего солнца. В поселке уже начался деловой день. Слышен был стук пишущих машинок. Тихий перезвон телефонных аппаратов. Сюда доносился шум горной реки, протекавшей где-то поблизости. Некоторые сотрудники ЦК шли с купанья с полотенцами через плечо. Кое-кто с мисочками и бамбуковыми палочками шел в столовую. Другие деловой походкой проходили по тропинкам, протоптанным от одной хижины к другой с бумагами в руках, сидели, углубившись в занятия, на своих рабочих местах.

Вьетнамский домик или хижину, такую, как эта в поселке, собственно говоря, трудно назвать домом. Скорое, это терраса с земляным полом, огражденная с четырех сторон барьером из плетеного бамбука. Крыша из пальмовых листьев. Никаких окон, дверей. В огражденной барьером «комнате» две-три бамбуковых лежанки, два бамбуковых стола. Вот и все. В таких хижинах и в джунглях – Центральный комитет Партии трудящихся Вьетнама, министерства, государственные учреждения. Сотрудники этих учреждений одинаково одеты: крестьянский костюм – рубашка из коричневой ткани с широким воротом на груди, с белыми пуговками. Из этой же ткани широкие штаны. На ногах – сандалии, сделанные из автомобильных покрышек. Эту обувь можно считать одним из величайших изобретений сражающегося вьетнамского народа. Сандалии удобны и прочны. Если вспомнить, что толстая покрышка рассчитана на тяжесть пятитонного автомобиля, то обувь эту практически можно считать вечной. В таких сандалиях легко переходить вброд реку – выйдя на другой берег, лишь тряхнешь ногой, чтобы выбросить застрявший под подошвой камушек, и дальше в путь. Резиновые сандалии – обувь миллионов вьетнамцев в годы войны.

Нам сообщили: нас приглашает президент Демократической Республики Вьетнам товарищ Хо Ши Мин. Его резиденция в полутора километрах от поселка ЦК.

Бывают встречи, запоминающиеся на всю жизнь, оставляющие в сознании и сердце глубокий след. Такой была наша встреча с президентом Хо Ши Мином.

Мы шли по узкой тропинке вдоль крутого обрыва, под которым шумела горная река. Потом углубились в насыщенные пряными испарениями заросли бамбука, пальм и диких бананов и вскоре увидели бамбуковую хижину. С ее крыльца навстречу нам пошел человек в крестьянской одежде. Если бы мы встретили президента на дороге, на рисовом поле, наверняка приняли бы его за простого крестьянина. Знакомое по портретам тонкое лицо, редкая бородка, добрая, приветливая улыбка.

– Здравствуйте, товарищи! Как ваше здоровье? – сказал он, радушно протягивая нам руки и приглашая войти в свою хижину. И с первого же момента, когда мы сели за дощатый стол, замахав веерами из пальмового листа, с первых же слов беседы покинуло нас чувство напряжения и волнения, с которыми мы шли сюда.

Здесь, в джунглях Северного Вьетнама, в походах, в напряженном труде провел президент восемь лет – все суровые годы войны. Никакие трудности и невзгоды, опасности и лишения не согнули стойкого революционера, посвятившего жизнь борьбе за свободу своего народа. На восьмом году войны ему было шестьдесят четыре года, но перед нами сидел человек, полный молодой энергии. На его смуглом худощавом лице и высоком лбу не видно морщин. И все время притягивают вас его темно-карие глаза с золотистыми искорками. Иногда на эти добрые усталые глаза ложилась тень грусти. Это когда он говорил о неимоверных страданиях своего народа, о неисчислимых жертвах, о жестокости врага.

Бамбуковое жилище товарища Хо Ши Мина ничем не отличалось от тысячей хижин, в которых живут крестьяне Вьетнама. Разве только то, что в его хижине, которую он с улыбкой назвал «дворец президента», было два этажа – нижняя терраса была его рабочим кабинетом, верхняя – жилищем, местом отдыха. На рабочем столе – кипы свежих газет, знаменитая его пишущая машинка, о которой рассказывали корреспонденты, побывавшие у него в гостях, маленькая портативная «бэби», на которой он сам выстукивает свои статьи, документы, воззвания к народу и армии. Много книг. На втором этаже – его ложе, циновка на полу, видавший виды, сильно потрепанный чемодан. В углу мы увидели рыжую кошку с тремя котятами.

Мы не удержались от того, чтобы сказать, что нас поражает скромность его жилья.

– А я привык к такой жизни, – сказал он. – К этому приучили меня годы революционной борьбы, подполья. Легок на подъем как партизан. За пять минут соберусь и готов в поход.

Он нас подробно расспросил о пути, который мы проделали.

– Мы позаботились, – сказал он. – о специальном рейсе самолета, чтобы быстрее вас доставить из Пекина во Вьетнам. Как вы переносите наш климат? Очень жарко вам здесь?

– Уже привыкли, товарищ Хо Ши Мин, акклиматизировались, – сказал Женя Мухин, неистово обмахиваясь пальмовым веером, вытирая пот, ручейками стекающий за ворот рубашки.

Хо Ши Мин рассказал нам о только что закончившейся битве в Дьен Бьен Фу, историческом сражении, в котором войска народной армии одержали крупную победу над колонизаторами. Только в плен было взято семнадцать тысяч солдат и офицеров французского экспедиционного корпуса.

Хо Ши Мин говорит о генерале де Кастри, сдавшемся в плен в Дьен Бьен Фу вместе со своим гарнизоном:

– Де Кастри тоже высказывается за мир. Это сейчас, когда он в плену. Раньше он о мире не говорил.

Без гнева говорит Хо Ши Мин о жестоком карателе, сейчас находящемся в лагере военнопленных.

Три тысячи крестьянских домов были сожжены и сотни людей, заподозренных в партизанской борьбе, – мужчин, женщин и стариков провинции Ха Донг были расстреляны. Сейчас в плену де Кастри отрицает. Все отрицает, изредка лишь говоря:

– Я солдат, я выполнял приказ.

Мучительно знакомые слова. Мы, советские люди, слышали это «я солдат…» на протяжении четырех лет на Смоленщине, в Сталинграде, в омытых кровью украинских селах, под Волоколамском…

Хо Ши Мин говорит о Женеве. Трудно предсказать сейчас окончательный результат Женевского совещания. Но оно не может быть безрезультатным. Огромны силы мира, поднявшиеся во всем мире.

– Вам будет нелегко работать, – говорит он. – Мы, конечно, сделаем все от нас зависящее, чтобы облегчить вам условия, но, к сожалению, слишком велики трудности военного времени. – Горячо говорит он о большой любви вьетнамцев к Советскому Союзу. – Вы, первые советские люди, приехавшие в нашу страну, будете ощущать эту любовь на каждом шагу. Наш народ очень чувствительный, сентиментальный…

Беседа наша шла на русском языке. Мы спросили:

– Тяжело было вам изучить русский язык?

– Революционер должен владеть языком Ленина, – ответил он.

Мы провели с товарищем Хо Ши Мином почти целый день. Несколько раз он, извинившись, удалялся к своему рабочему столу, чтобы просмотреть срочную почту, разговаривал по телефону. В таких случаях он давал нам кипу свежих газет и иллюстрированных французских журналов или предлагал осмотреть окрестности его «дворца».

– Мы с вами будем встречаться часто, смело просите все, что вам необходимо для обеспечения вашей работы.

– У нас единственная к вам просьба, товарищ Хо Ши Мин, – сказал я. – Первое и главное, что нам необходимо, – видеть страну. Ночное передвижение по стране не дает этой возможности. Очень просим разрешить нам ездить днем на машинах по дорогам. У нас, у всех троих, достаточный военный опыт, мы всегда вовремя сможем уберечься от воздушного нападения.

Хо Ши Мин немного помолчал и ответил:

– Ни в коем случае, товарищи. Мы потеряли много лучших людей нашей партии от бомбежек, от воздушных атак. Понимаю ваши затруднения, но подвергать вас риску не можем, и, если вам необходимо будет передвигаться днем, придется это делать пешком, на лошадях или на велосипедах. Запрещение дневного движения машин на дорогах является законом в нашей стране.

Взглянув на наши разочарованные лица, он с веселым смехом пожал нам руки и сказал:

– Ну, вот и договорились, все ясно!..

Мы распрощались.

Кинокамера всегда в руках

Наутро ливень, продолжавшийся без перерыва целые сутки, прекратился. Но тронулись в путь мы лишь в три часа после обеда на следующий день. К нашей хижине подвели несколько оседланных лошадей. Нас тепло провожали работники ЦК, со многими из которых мы уже успели познакомиться.

Тропинка идет по берегу бурной широкой реки, бегущей вдоль ущелья, стиснутого высокими горами. Часто мы переправляемся через небольшие, впадающие в реку стремительные потоки. Приходится слезать с лошади. Грязь по щиколотку, ноги в резиновых сандалиях скользят по земле, между подошвой ноги и сандалией тоже скользкий слой грязи, сандалии сползают с ноги. На спусках к ручейкам хватаемся за лианы, стволы бамбука, диких бананов.

В сгущающихся сумерках идем между двумя стенами гигантского тростника. Конь Мухина, испугавшись чего-то, рванулся в сторону, и Женя смущенно поднялся из грязи, которая облепила его с ног до головы.

Кхоа бросает через плечо реплику:

– В таких местах водятся тигры!..

О тиграх мы уже слышали много рассказов. Страшных, фантастических, иногда смешных. Впоследствии не раз нам говорили в деревнях: «Если бы вы пришли вчера, увидели бы своими глазами тигра. Он пробежал по деревне, схватил вон около того дома теленка буйвола и скрылся в джунглях…»

Нам рассказали и такой эпизод. В одном уезде шло собрание. Собрание затянулось, и вдруг ночью в хижину прыгнул тигр, схватил докладчика и также молниеносно скрылся. Больше не видели ни тигра, ни докладчика. История печальна, однако, услышав ее, мы высказали мысль, что тигр может явиться неплохим средством для поддержания регламента на собраниях.

Поздно вечером, усталые, измученные, мы добрались до молодежной базы добровольцев, строителей дорог. Еще издали увидели свет костров, услышали песни ребят. На полянке, окруженной со всех сторон джунглями, – несколько длинных навесов из пальмовых листьев. Свет бамбуковых факелов выхватывал из темноты юные, живые лица восторженно встретивших нас ребят.

В семь часов утра отправились дальше.

Большую часть пути совершаем пешком. Так меньше утомляешься, чем на лошади, когда тебя мотает в неудобном седле. В руках аппарат. Часто останавливаемся, чтобы запечатлеть один из чудесных горных пейзажей Северного Вьетнама.

Главнейший принцип создания документального фильма – зорко смотреть в окружающую жизнь, находить в тысячах явлений именно те, которые подтверждают, подкрепляют творческий замысел. Документальный фильм немыслим без репортажных зарисовок, без живых эпизодов, которые могут возникнуть на каждом шагу нашего путешествия. Если видишь что-то интересное в пути – обязательно снимай! Ни в коем случае не поддавайся мысли: «Увидим это еще много раз, успеется…» Поэтому кинокамера не лежит в футляре, она всегда со мной, всегда в руках.

Много снимаю на ходу. Иногда это пейзаж, в котором зелень горной долины, синева далеких горных вершин сочетается с неповторимым нагромождением клубящихся облаков.

Проходим мимо рисового поля, где девушки высаживают ростки молодого риса. Девушки красивы. За их спиной на фоне рисового поля раскинулась живописная пальмовая роща, отраженная, как в зеркале, в воде рисового озера. Много раз будут на нашем пути рисовые поля, девушки и пальмовые рощи! Однако снимаю. На этот раз не просто один кадр, а целый эпизод. Крупными планами – лица девушек, умелые их руки, колеблющиеся под ветерком над золотой рябью озера тонкие зеленые ростки.

Кончается кассета с пленкой, перезаряжаю.

Снят небольшой эпизод – сорок метров. Ушло на это полчаса.

В другом месте снимаю группу крестьян, вспахивающих рисовое поле. Медленно шагает буйвол. Вода доходит ему до живота. Буйвол задумчиво поводит головой, иногда погружая морду до ушей в воду. Его понукает крестьянин, с большим усилием вытаскивая из засасывающей жижи худые ноги. Человек, идущий за буйволом, – скелет, обтянутый коричневой пергаментной кожей. Его одежда рваная, своими серыми клочьями едва покрывающая спину и бедра.

Эти небольшие, казалось бы, снятые во время ходьбы эпизоды заполняют наш рабочий день. После каждой съемки подробно записываю в путевой дневник содержание эпизода, фамилии снятых людей, метраж пленки. Впоследствии эти путевые зарисовки оживут на экране, станут частичкой будущего фильма.

Иногда делаем короткие привалы. Стелем на траву пятнистое шелковое полотнище трофейного парашюта. На нем появляется янтарная гроздь бананов, ловко орудуя ножом, один из наших спутников-вьетнамцев очищает ананас. Нет более благородного, ароматного и сочного плода на земле! Золотые ломтики ананаса тают во рту, освежают, восстанавливают силы.

Темнеет. Нам осталось до места ночлега не более шести километров. Сегодня у нас, в общем, большой день. Сняли много небольших эпизодов в пути. Заглядываю в блокнот. Сто сорок метров.

Теперь, когда стемнело, аппарат можно уложить в футляр. Съемка на сегодня закончена. Теперь будем идти без остановок до места ночлега.

Все выше и выше поднимается в небе огромная луна, бледным, жемчужным светом освещая долины, зеркала рисовых озер, серебряными нитями проникая сквозь листву в черные провалы густого тропического леса, где порхают электрическими искорками светлячки, где шагаем мы, отмеривая последние «каучуковые» километры оставшегося нам пути.