Текст книги "До основанья, а затем (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Я осторожно согнулся– разогнулся, после чего подошел к двери, над которой висела вывеска «Ломовой извоз, легковой извоз», достал браунинг и встал за пригнувшимся щитоносцем. Слева, тяжело дыша, пригнувшись замер третий штурмовой взвод, блестя широкими штыками коротеньких японских карабинов.

– Пошли!

Дверь от удара щита с грохотом распахнулась, и мы оказались в помещении, где за нескольким столами, уставленными тарелками с закуской и бутылскми, сидел десяток мужчин брутального вида и несколько размалеванных девок.

– Вечер в хату! Руки верх, милиция! – после чего я начал стрелять, так как мое приветствие было дружно проигнорировано. Девки с визгом полезли под стол, видимо, опытные, а мужики, напротив вскочили, потянувшись кто к оружию за поясом, кто к ножам, а кто к бутылкам.

– Пустой! – я сунул пистолет вверх и назад, после чего его деликатно вынули из моей руки, а взамен его сунули такой-же, но заряженный.

– Вперед! – я хлопнул щитоносца по плечу, и мы пошли вперед, перестав закупоривать входную дверь и в зал хлынули бойцы штурмового взвода.

Следующим помещением был кабинет, с большим шкафом, столом и лежащим на столе обнаженным женским телом. Как только распахнулась дверь кабинета, и мы попытались шагнуть внутрь, как раздался частая стрельба, в край щита ударили пули, что-то мелькнуло у меня перед лицом и горячее впилось в щеку, чудом не попав в глаз. Я машинально схватился рукой и выдернул острую металлическую стружку, а по щеке вниз скользнула струйка крови. Пули без остановки били в щит, с визгом уносясь в потолок, а мой щитоносец, попытался отступить назад, но я ему не дал, вцепившись в шею, и он замер, съежившись в согнутом положении – под такой град мы еще не попадали. Наконец выстрелы смолкли, раздались холостые щелчки и ругательства. Я, навалившись на верхнюю часть щита, сумел открыть щель между щитом и косяком, после чего начал торопливо стрелять. Бандитов подвела необученность к совместным действиям. Увидев рвущееся к ним, в приватную обстановку, где они с удовольствием предавались телесным утехам, что-то непонятное, они открыли ураганный огонь из револьверов, а через несколько секунд, вместо того, чтобы присесть за массивный стол и попытаться перезарядится, замерли, как три тополя, после чего безвольно осели на пол сморщенными серыми тряпочками.

– Пустой! – снова смена оружия и я толкнул щитоносца: – Вперед. На столе, привязанная длинными темными косами к уголкам стола, лежала голая девушка с ссадинами, синяками и по всему телу, отрешенно смотрящая в потолок. Очевидно это та, которой не повезло попасться пройти мимо этого дома сорок минут назад. С другой стороны, несчастной повезло – в отличии от трех своих мучителей она была жива, ни одна из трех десятков пуль, пролетевших над ней, ее не задела.

– Дальше!

Пройдя еще пару пустых помещений с шкафами и небольшими столиками, мы распахнули дверь черного хода и оказались во дворе, где шла отчаянная стрельба, несколько моих милиционеров, укрывшись за небольшим флигелем, редко постреливали по окнам, их же соперники патронов не жалели, отвечая на каждый наш выстрел тремя своими.

– Что здесь? – окликнул я бойца, выглядывающего из двери черного ходя рядом.

– Анархисты на втором этаже, в квартирах засели. Пытались на прорыв пойти, мы их одного застрелили. Мы пытались через парадное пойти, они сверху гранату бросили, двух наших ранили. Вот – ждем. – философски развел руками боец.

– Молодцы, ждите. Главное – их не выпустите, чтобы не один не ушел.

– Тут пулемет подтянули, может черепаху суда завести из пулемета их причесать.

– Пока не надо. Ждите. – Я дал команду экипажу легкого щита перекурить, а сам прижимаясь к стенам, пошел осматривать захваченные помещения.

В соседней конторе сопротивление также подавили. Мои замы, кроме бывшего букиниста, что остался держать оборону дворца, отделили от убитых бандитов парочку раненых, чудом уцелевших в рукопашной схватке со вторым взводом, и теперь, наплевав на все конвенции и клятвы Гиппократа, допрашивали потерявших весь свой гонор бандитов.

– Командир, получается, что наверху, на втором этаже три квартиры. Их купец «расселил» и занял под свои апартаменты и ближников своих. А сегодня там еще и десяток анархистов ночевала, что из Брянской губернии Попов выписал. Вот они то нашим и не дали на второй этаж подняться.

– Еще и анархисты брянские на нашу голову, как будто своих мало. Что-то еще?

– Да нет, мы же только начали? Да, ребята? – вахмистр легонько пнул по ноге одного из раненых бандитов, что пользуясь передышкой, в ужасе смотрел на рядок своих бывших корешей, что лежали сейчас у стенки, закончив свои земные дела.

– Там что? – я кивнул в сторону коридора, откуда раздавался шум возбужденных голосов.

– Не знаем, мы заняты были.

– Понятно, пока сам не сделаешь, никто не сделает.

Я вышел в коридор – вход в соседний кабинет преграждали плотно сжатые спины милиционеров, что своими телами закупорили дверной проем.

– Кому делать нечего? Сейчас все в атаку пойдут! – гаркнул я и хлопнул людей по суконным плечам.

Народ испуганно подался в стороны, и я шагнул в помещение.

Спиной ко мне стоял милиционер, что концом штыка винтовки старательно старался ткнуть голую женщину, что сидя на коленях на небольшой кожаной оттоманке, пыталась прикрыть каким-то обрывком тряпки максимальную площадь своего тела.

Причем, но конце штыка висела еще какая-то тряпка.

– Ты что делаешь? – я онемел от увиденного.

Обернувшись ко мне, милиционер испуганно принял строевую стойку, приставив приклад винтовки к ноге.

– Я спрашиваю, что ты, сволочь делаешь?

– Никак нет, командир, ничего такого. Я просто дамочке одежду подаю.

– Что⁈

Милиционер протянул мне тряпку, снятую со штыка, и я понял, что это длинное женское платье из темно– серой бязи.

– И зачем штыком тычешь?

– Так дамочка орет – не подходи и визжать начинает, а господин вахмистр, Владимир Николаевич, сказал, что визги им допрос вести мешают, и чтобы тихо было.

– Скажи мне, воин, я бросить платье женщине тебе религия не позволяет?

Милиционер долго думал, после чего густо покраснел:

– Извините, господин капитан, как-то не додумался.

– Понятно. Давай платье и валите все отсюда.

– Сейчас, только вон того заберем…

Я оглянулся. Кроме двух парней, чисто уголовной наружности, что крест-накрест лежали на полу, у стенки сидел, держась га голову, покрытую засохшей кровавой коркой, молодой парень в тужурке гимназиста и тоненько скулил.

– Это наш, что ли? Я же пацанов сказал не брать.

– Не, мы, когда вошли, он третьим был, что дамочку на диване разложили. Этих то штуками закололи, а сопляку прикладом вдарили, а добивать не стали.

– Понятно. Забирайте его, но пусть живой пока побудет.

Пока милиционеры вытаскивали из комнаты за шиворот, визжащего от страха, молодого человека, я внимательно рассматривал сердито смотрящую на меня из-за обрывка тряпки молодую женщину с наливавшимся синяком на знакомом лице.

– Вы так и будете на меня пялится, хам?

– Извините, задумался. – я бросил ей ком платья: – Здравствуйте, госпожа Воронова.

Женщина, что задрав вверх руки, старалась побыстрее втиснуться в платье, на мгновенье замерла.

– Мы знакомы?

– Да. Я с вашим дворником принес к вам домой тело вашего мужа.

– Я вас совершенно не помню. – женщина, облачившись в одежду, успокоилась и внимательно посмотрела мне в лицо: – Я тот день вообще очень плохо помню. Извините, я понимаю, что вы здесь начальник? Могу я идти домой, у меня ребенок дома.

– Нет, извините, пока не можете. На втором этаже еще держаться бандиты и анархисты, стреляют во всех, кого увидят. Вы из здания просто не выйдете.

– А что, смелые солдатики под командованием такого доблестного офицера не могут на штыках вынести каких-то там бандитов? Вон, мальчонке– гимназисту как ловко голову пробили…

– Анастасия Михайловна, если мы вас прервали и все это было по согласию, то я приношу свои извинения и могу вернуть вам так понравившегося вам гимназиста и еще парочку бандитов присовокупить, раз эти умерли. – я легонько пнул по ноге один из трупов.

– Простите, как вас зовут?

– Котов Петр Степанович, начальник народной милиции по Адмиралтейской части. – я коснулся ребром ладони козырька.

– Так это вашем милостью с наступлением темноты по улицам пройти нельзя⁈ – опухшее от удара лицо женщины исказилось яростью.

– Простите мадам, и опять вы не угадали. Это не моя территория. Мы сюда пришли, потому что хозяин этого вертепа убил моих людей.

– Боже мой! – женщина зарыдала, закрыв лицо ладонями: – До чего мы дожили! До чего докатилась Россия! Он привел свои войска, потому что местный атаман убил его людей!

– Простите… Петр Степанович. – Воронова прекратила рыдать также внезапно, как и начала: – Я очень испугалась. У меня ребенок дома один и я испугалась, что меня сейчас убьют, а он умрет с голоду, один, запертый в квартире. А сейчас вообще не понимаю, что со мной твориться.

– Одну минуту. – я выглянул в коридор и крикнул: – Выписка есть у кого?

– Так это, этого добра здесь навалом – из большого зала появился боец, что держал в руке бутылку с самогоном и кружку.

– Послабее нет ничего?

Милиционер недоуменно пожал плечами, чтобы появиться с бутылкой вина, на которой было выведено стилизованными под старославянские буквы «КагорЪ».

– Молодец. – я вошел в комнату и протянул даме, что натягивала на стройные ноги какие-то штанишки бутылку и стакан: – Вам обязательно надо выпить, иначе организм пойдет вразнос, я вас как доктор говорю.

– Вы еще и доктор? – горько успехнулась Воронова.

– Я нет, но в соседней комнате бандитов допрашивает…ой. – я сконфузился.

– Не надо, я вам верю. – Воронова дрожащей рукой налила вина га треть кружки.

– Полную налейте и выпейте до дна, а теперь ложитесь и постарайтесь поспать. Вас здесь никто не побеспокоит. Когда все закончится, вас разбудят и доставят домой. – я забрал из рук женщины бутылку и опустевшую кружку, повернул выключатель, висящий на стене у двери, и вышел, плотно закрыв дверь.

– Командир! – ко мне бросился бородатый ефрейтор: – Там вас наши начальники на улицу кличут, пойдемте скорее, а то вас найти не могли.

– Что случилось? – спросил я выйдя из здания и подойдя к своим замам, хотя, не дожидаясь их ответа уже понял в чем дело – поперек Лиговской темнел развернутый строй темных фигур, с поблескивающими на влажном воздухе иголками штыков. За спиной неизвестных разворачивались несколько грузовых автомобилей, светя мутными ацетиленовыми фонарями.

* * *

Глава 15

Глава пятнадцатая.

16 марта 1917 года

«Настоящая свобода заключается в том, чтобы каждый сам устраивал свои дела, не предоставляя их на волю Провидения или выборного собрания».

Князь П. А. Кропоткин «Речи бунтовщика», 1885 г

– Пулеметный щит выводим на угол дома, пока не стрелять. Найдите мне портянку и палку какую-нибудь. Стоп.

Я повернулся к своим командирам.

– Во дворе дома пожарная лестница. Начинайте жильцов с третьего этаж через крышу эвакуировать. Только не дайте никому высунуться из боевиков и подстрелить мирных. Давайте, времени мало.

– Там же женщины и дети. Их как через крышу?

– Возьмите в извозной конторе вожжи, они там быть должны, всех обвязывайте и тащите наверх, не сорвутся. Там не так уж много людей должно быть. Я бы в этом вертепе точно бы жить не остался. Действуйте.

Я подхватил импровизированный белый флаг, дождался, когда наша «бронеточка» выползет на угол дома и неторопливо двинулся в сторону ощетинившейся винтовочными стволами шеренги людей в черном.

Судя по лозунгу, прибитому на растяжку над кабиной одного из грузовиков, к нам на ночное рандеву прибыли анархисты. Видно, какая-то из квартир второго этажа была телефонизирована.

Навстречу мне вышли два человека, обязательный во всех революционных шайках матрос, пока без пулеметных лент через широкую грудь, всего лишь со скромной кобурой от нагана на поясе. Второй был стопроцентный «шпак» в круглых очечках, как у Макаренко или Джона Леннона, с длинными сальными волосами, спадающими на плечи черного драпового пальто. Бойцы прибывшего отряда были вперемешку – моряки с самодельно расшитыми клешами и молодые рабочие или студенты, одетые, как на подбор, во все черное.

– Здорово, братишка! – кивнул я матросу.

– Я тебе не братишка…

– Совет хочу тебе дать – в этом сезоне среди братвы будет модно носить пулеметные ленты, обмотавшись ими через плечи, крест на крест. Рекомендую. И пулеметчику вашему меньше носить, и ты будешь брутально выглядеть…

– Ты что офицерская морда оскорбляешься, тебе что, давешнее время, нижнего чина обзывать по-всякому!

– Военмор, я тебе…

– Ты опять начинаешь!

– Браток, ты видно в вашем клубе анархистов совсем от жизни отстал. Я с тобой по-революционному разговариваю. Военмор – это военный моряк. Ведь ты моряк? А брутальный значит мужественный. Вон, волосатик не даст соврать…

– Это не волосатик, а товарищ Бодров, секретарь конференции анархистов-универсалистов.

– Рад знакомству, но остается вопрос, товарищи революционеры – какого хрена вы здесь забыли?

– Нам телефонировали наши товарищи и попросили помощи.

– Я не знаю о наличии каких-то товарищей. Я начальник народной милиции Адмиралтейской части Котов и сейчас мои бойцы добивают в этом доме остатки банды купца Носова Ильи Сергеевича.

– Мы не признаем вашу милицию…

– Друзья, от того, что вы меня не признаете я не исчезну.

– Гражданин офицер, мы требуем выдать наших товарищей. До остальных, как вы говорите бандитов, нам дела нет, но наших сторонников мы заберем, всех. – строго сказал мне волосатый Бодров.

– Ребята, мне все равно, анархист – максималист или центрист. Убивать людей нельзя. Там засели убийцы, и мы их всех отправим к генералу Духонину, если они не сдадутся.

– Ты не петушись тут, офицере. Там такая братва, что тебя…

– Морская душа, ты, судя по бескозырке с «Гангута»?

– И что?

– Что такое броня должен понимать?

– И что с того?

– Видишь у меня огневая точка к углу дома прижалась? Там броня такая, что только из пушки пробьешь, а вот «максим» вашу шантрапу перестреляет в один момент…

– Ах ты, сука! – моряк железной хваткой схватил меня за отвороты куртки и стал гнуть назад, так, что моя изломанная спина захрустела, и я взвыл от боли. Но морячок не успел обрадоваться своей победе, ствол моего браунинга ткнулся ему в скулу – то, что я ношу кобуру на заднице спасло мне жизнь.

– Замри!

По небритой щеке потекла струйка крови, но рычать и душить меня морячок перестал, тут же между нами вклинился узким телом товарищ Бодров:

– Афиноген, успокойся! Товарищ – это он уже ко мне: – Приношу прощение за несдержанность моего товарища – но вы должны понять, у товарища Афиногена последствия контузии…

– И что? У меня половина личного состава – кто без руки, кто без ноги, а контузий и просто дырок никто в них и не считал. И этих героев, жизнь положивших на алтарь Отечества…

– Они воевали за преступную власть, что являлась формой насилия гад народом….

– Тьфу на вас, придурки! Короче слушайте сюда, раз нормального языка не понимаете! – я махнул браунингом: – Эти, из вашей банды, как бы вы себя не называли, либо сейчас сдадутся, либо умрут. Вы если хоть шаг вперед сделаете, все здесь ляжете, у меня пулеметчик мастер, три года на фронте, в окопах воевал, а не в Гельсингфорсе отсиживался, он тебе любую букве из пулемета выведет, лучше и быстрее, чем пером. Поэтому либо валите отсюда, либо стойте и не рыпайтесь. Не хворайте.

Я пошел назад. В спину мне что-то истеричное орал псевдокунтуженный Афиноген, на котором повис «волосатик», а я шел и ждал выстрела в мою многострадальную спину.

– Что? – я не сразу понял, что мне крикнул товарищ Бодров.

– Мы требуем проведения открытого и честного революционного суда над нашими товарищами!

– Хорошо, будет им суд. Если живы останутся.

К моему приходу с третьего этажа эвакуировали двенадцать человек, в том числе шесть женщин и четырех детей возрастом от шести до четырнадцати лет. Сейчас эти люди сидели в одном из помещений первого этажа, среди разбитой посуды и пятен крови на полу и стенах и ждали своей дальнейшей судьбы.

– Скажите, а куда делись жильцы второго этажа?

– Им главный этих… бандитов, который Илья Сергеевич, дал по пятьсот рублей каждому и сказал съезжать в течении часа.

– То есть все по-честному? – я поразился «щедрости» купца.

– Ну да, честно. – усмехнулся старик лет семидесяти, кутающийся в фланелевую куртку: – только вещи запретил вывозить, исключительно, по два чемодана на семью разрешил взять.

– Понятно. Надеюсь, что через час все закончится, и вы вернетесь в свои квартиры.

Штурмовать второй этаж решили по старой схеме, только третьего человека в команде мобильного щита взять не получилось, только двое, плотно прижавшись к щиту, могли наступать по лестнице, с поворотом на лестничной площадке. В качестве компенсации отсутствия заряжающего, я собрал все пистолеты, до которых смог дотянуться, запихав их за ремень и став похожим на пирата или средневекового разбойника.

Анархисты, как только мы, пятясь спиной вперед, поднялись на верхние ступеньки лестничного пролета, обрушили на нас ураганный огонь, но очень быстро поняли, что мы за металлической преградой практически неуязвимы, а когда я, подняв ствол пистолета над кромкой щита, открыл ответный огонь, брянские ребята очень быстро сдались. Купец же, укрывшись в дальней квартире, попытался спустится на связанных простынях, но был замечен экипажем бронеточки, державшим под прицелом отряд анархистов. Десяток ветеранов подбежали к месту побега и просто задрали вверх винтовки с примкнутыми штыками. Затащить массивного купца назад на второй этаж подельники не смогли, а Новиков, в виду разгрома всей его банды, потерял свою обычную наглость и, раскачиваясь на трещащей простыне над хищными жалами штыков, стал орать, что он сдается.

Через час все закончилось. Двенадцать человек, включая купца и четырех анархистов, понуро стояли у телег, в которые мои милиционеры загружали изъятые в доме оружие, продукты и другие ценности, обнаруженные в закромах разбойничьего вертепа, а в двухстах метрах от нас на свои грузовики взбирались недовольные анархисты.

– Товарищ начальник милиции погрузка закончилась. – ко мне неспешным шагом подошел мой фельдшер-замотал.

– Все собрали?

– Точно так.

– Хорошо, Семен Васильевич. Давайте команду начать движение.

– Прошу вас, Анастасия Михайловна. – я подал руку госпоже Вороновой, которая успела найти свою одежду и выглядела вполне прилично, если бы налившийся на половину лица синяк, и помог ей подняться в пролетку: – Тимофей, трогай.

Мы молча ехали по ночному городу, по пустым улицам, пребывающим в основном в тревожной тишине. Только в одном месте из подворотни навстречу повозки молча шагнули трое, но увидев винтовку, зажатую в ногах у кучера, так же молча шагнули обратно.

Потом мы долго кружили по проходным дворам, пока коляска не остановилась у парадной дома, где проживала госпожа Воронова. Я соскочил с экипажа, подал руку даме, помогая выйти, после чего проводил ее до двери квартиры.

– Анастасия Михайловна, будет ли удобно мне завтра ближе к вечеру заехать к вам и завести продукты?

Женщина вскинула голову и ответила с вызовом:

– Знаете, господин Котов, а я не откажусь. Я сейчас ни от какой помощи не отказываюсь, только вот никто не спешит ее оказывать.

– Тогда до завтра.

Утро следующего дня.

– Добрый день господа. – я с Трефом, сидящим у ноги, стоял на пороге квартиры, а из полутемного коридора последней на меня испуганно смотрели мужчина и женщина.

– Что вам угодно? – Мужчина зябко запахнул теплый халат с кистями и сделал маленький шажок вперед.

– Могу я видеть мирового судью Беклемишева Всеволода Аристарховича?

– Это я. Мне собираться? – голос мужчины дрогнул.

– Куда?

– Ну я не знаю куда, наверное, в Петропавловку….

– Всеволод Аристархович, мы, наверное, не правильно разговор начали. Я начальник милиции Адмиралтейской части капитан Котов Петр Степанович и у меня к вам сугубо профессиональный вопрос – вы почему присутствие не посещаете?

– Какое присутствие?

– Ваш судейский кабинет.

– Но как же…

– Что как же? У меня полные камеры арестованных, а вы на службе не желаете появляться.

– Петр Степанович, вы сейчас шутите так, да? Мне еще в первый день волнений толпа господ с красными бантами сказали, что мои полномочия закончились, и мою дальнейшую судьбу будет решать восставший народ. Вот, с тех пор я сижу дома, жду ареста.

– Всеволод Аристархович, я не знаю, кто к вам приходил с бантиками, возможно ответчики по какому-нибудь иску, но население Адмиралтейской части остро нуждается в отправлении правосудия на территории проживания. Ввиду того, что единственного обнаруженный нами судья – это вы, я убедительно прошу вас завтра выйти на службу. Мои сотрудники взяли на себя смелость, вскрыли дверь в вашем кабинете и навели там относительный порядок.

– Но я….

– Господин судья, во исполнении приказа министра юстиции от третьего марта сего года мной издан приказ о организации на территории Адмиралтейской части города Санкт-Петербурга временного суда в составе председательствующего – мирового судьи Беклемишева Всеволода Аристарховича, и двух заседателей, один из бывших солдат Императорской армии, второй – из рабочих с Галерного острова. Они прибудут завтра в ваш кабинет к девяти часам утра. А с десяти часов прошу начать заседания. У мена бандитов полный подвал некуда уже девать.

– Господин Котов, я не имею полномочий судить ни бандитов, ни убийц. Вы вообще в курсе, какие дела подсудны мировому судье?

– Да-да, я уголовное уложение девятьсот третьего года просмотрел. Вы же максимум, к году тюрьмы можете приговорить?

– Да, это потолок.

– Отлично, мы договорились. И, да, ваша честь…

– Вы, видимо, за границей учились?

– Да, далеко отсюда. А почему возник такой вопрос?

– Видите ли, господин Котов, в России говорят – господин судья.

– Понятно. Итак, до завтра.

– Но, господин Котов, я еще не дал своего согласия…

– Хорошо, что вас останавливает?

– Я боюсь…

– Да Господь с вами, все боятся. Для нормального функционирования судебного кабинета выделен конвой в составе отделения ветеранов-фронтовиков. Утром и вечером вас будут сопровождать вооруженные сотрудники. Если в том возникнет необходимость, то охрана будет сторожить как вас, так и ваше жилище круглосуточно. И еще одно. В связи с тем, что финансирование вашей деятельности со стороны министерства юстиции сейчас находится под большим вопросом, я своим приказом ввел судебную пошлину за обращение в суд, в взяв в качестве основы закон восемьсот семьдесят четвертого года. Надеюсь, что теперь я смогу получить ваше категорическое «да» на возобновление работы судейского кабинета?

Судья помялся, но, все же, кивнул головой.

Вечером того же дня.

– Разрешите войти, Анастасия Михайловна?

– Ой, чья это знакомая морда⁈ Смотри сынок, кто к нам пришел?

Треф, последние пять минут по дороге к квартире покойного хозяина пребывал в сильном возбуждении, усиленно принюхивался, жалобно взвизгивал и рвался куда-то бежать. Увидев в дверном проеме затянутую в темное, с глухим воротом, платье, бывшую хозяйку, Треф бросился вперед и по щенячьи заскакал перед счастливо смеющейся женщиной и прибежавшим на шум ребенком лет шести, подметая задом пол квартиры.

– Узнал! Узнал! – Госпожа Воронова ухватив пса за морду, чесала его могучую шею и крестец.

Минут через пять все устали радоваться встрече и немного угомонились, ребенок с псом убежали в дебри квартиры, а хозяйка перевела взгляд на меня:

– Как ваше здоровье, Петр Степанович? А то я заметила, что вы вчера как-то боком, как краб ходили.

– Да, анархисты бросили бомбу в мой отдел милиции, даже не знаю, как жив остался…

– И вы пришли мстить.

– Ну, можно сказать, что мстить.

– И благодаря вашей мести я вчера осталась жива.

– Наверное, это счастливое стечение обстоятельств. Кстати, вы доктора вызвали?

– Зачем? От удара по физиономии еще никто не умирал.

– Извините меня, Анастасия Михайловна, за мою неделикатность, но я обязан спросить – разве вас вчера….

– Не изнасиловали? Нет. В отличии от той девочки, что поймали передо мной, я отделалась только порванным платьем и синяком в пол-лица. Безусловно, если бы вы появились чуть позже, уверена, что злодеи бы смогли сломать мое сопротивление, но, к моему счастью получилось то, что получилось.

– Я очень рад, что у вас все в порядке. Завтра будет суд над бандитами. Из ваших обидчиков в живых остался только один – тот сопляк, что получил по голове. Вы будете писать подавать соответствующее заявление, чтобы этого подонка привлекли к уголовной ответственности?

– А если я не напишу заявление, его что – отпустят?

– Я постараюсь, чтобы этого не случилось…

– Тогда я вас очень прошу, Петр Степанович, чтобы от ответил за свое преступление без оглашение моего имени. Это я знаю, что бандиты не успели вчера со мной ничего сделать, но все остальные будут долго смаковать несуществующие подробности моего падения.

– Хорошо я сделаю все, что смогу. Вот мешок с продуктами, примите пожалуйста…

– Петр Степанович, не волнуйтесь, я без лишних слов ваши продукты. После смерти мужа я осталась без средств к существованию, поэтому быстро прекратила кривляться.

– Тогда я пойду?

– Нет, извините, все-таки я, какая-никакая, но хозяйка, и без чая с вареньем я вас не отпущу. А пока мы будем пить чай, вы расскажите, как вы живете.

Сын Вороновой, быстро попил чай, заев его куском хлеба из моего мешка и вареньем из смородины из запасов хозяйки, после чего убежал возиться с псом, что радостно бегал по всей квартире, что-то вынюхивал и пытался заглянуть в любую щель.

– Разрешите я вам чая долью.

В мою чашку полилась струйка темно-коричневого напитка, а потом горячее дыхание обожгло ухо:

– Пожалуйста, останься со мной. Ты не думай, я чистая, у меня, кроме мужа, никого не было. Просто не уходи, я тебя очень прошу.

Я от неожиданности буркнул что-то утвердительное и уткнулся в чашку.