Текст книги "Опасные манипуляции (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

     -Тихо стой.

     Все замерли. На крылечке показался мужчина лет пятидесяти, одетый в короткую кожаную куртку, серый свитер грубой вязки. Сзади его прикрывали еще два охранника в тех же синих костюмах. Мужчина с доброй улыбкой двинулся в нашу сторону, с каждым шагом его улыбка становилась все шире, круглое добродушное лицо давало мне глупую ложную надежду, что все закончится хорошо.

     Остановившись в шаге от нашей шеренги, мужчина остановился, раскинув руки, как будто хотел заключить нас в объятия:

     – Коленька, а кого ты к нам привез? А, к нам Людочка в гости решила заехать.

     – Да, Сергей Сергеевич, вот, дорогую гостью привезли – так же радостно ответил водитель.

     Мой взгляд скользнул вверх по фигуре мужчины. Дорогие лаковые туфли, отглаженные, до бритвенной остроты стрелок, брюки, из-под ворота свитера тускло блеснуло плетение золотой цепи с палец толщиной. Когда мы встретились глазами, я отшатнулась от неожиданности. Мутные серые глаза, не мигая, смотрели на меня, как на таракана, застигнутого в миске с черной икрой. Поняв, что я не купилась, Сергей Сергеич сменил улыбку доброго дядюшки на ухмылку кобры при встречи с кроликом. Глядя мимо меня, он процедил:

     – Два приворотных зелья через десять дней, принесешь, и отдашь охране на входе. Не вздумай принести туфту.

     После чего Сергей Сергеич двинулся к «Мерседесу», заднюю дверь которого уже распахнул предупредительный охранник.

     – Товарищ, не торопитесь – от испуга я опять понесла всякую пургу.

     Сергеич от неожиданности даже вздрогнул и недоуменно уставился на меня.

     – Рецепт приворота я списала из сказки, не понимаю, почему все поверили.

     Сергей Сергеич повернулся к Коленьке:– Коля, дорогой, объясни глупой девочке, что мне все равно, из какой сказки будет рецепт, но если он не подействует, то, у ее семьи новогодних праздников не будет.

     Затем Сергеич завершил своё перемещение в салон «Мерседеса», дверь сыто чавкнула, и кавалькада тронулась.

     Мне на плечи тут же упали неподъемные лапы Павлика, а Коленька злобно зашипел прямо в лицо:

     – Ты что творишь, чувырла, если не исполнишь в срок сказанное, Сергей Сергеевич только мигнет, и мы тебя, вместе со всей твоей семейкой, в лесочке прикопаем. Пошла отсюда!

     Толчок в спину, но мне удалось не упасть. За спиной хлопнули дверцы «Москвича», взревел мотор, и я осталась одна, только на крыльце особняка стоял охранник в синем костюме, с насмешкой рассматривая меня.

      Я тоскливо шла в сторону дома и ругала себя последними словами. Помогла человеку и вот, оказалась в полной ж… Насколько в полной, на тот момент я представить себе не могла. До Нового года оставалось три дня.

Глава 9

     Глава девятая. Каникулы в деревне.

     В последний учебный день декабря я вернулась из школы в превосходном настроении. Даже злобное фырканье сестры, выглядывающей из кухни, не могло его поколебать. Отец был в рейсе, должен был вернуться только в последний день года, впереди были каникулы, ничего не предвещало неприятностей. Как сильно я ошибалась. Тишину квартиры разорвал звонок телефонного аппарата. Я взяла трубку, услышала сдавленные рыдания, с трудом узнав голос бабушки и, разобрав только слова «Баба Аня» и «Беда», выскользнула за дверь. Бегом добежала до платформы метро, впервые поездка казалась бесконечной, но при выходе из вестибюля конечной станции с удивлением обнаружила, что ехала всего двадцать пять минут. Когда я, хрипя как загнанная лошадь, ворвалась в квартиру бабушки, она сидела на кухне и беззвучно плакала, напротив нее сидел незнакомый мужик в валенках и ватных штанах. Когда мужчина заговорил, я с трудом смогла узнать дядю Мишу, настолько он постарел и осунулся.

     Из сбивчивого и многословного рассказа дяди Миши, периодически прерываемого рыданиями бабушки, я поняла, что пять дней назад, утром, дядя Миша, по дороге к колодцу, обнаружил распахнутую калитку во двор прабабушки. Войдя, сначала он обнаружил пятна крови и хвост Шарика. Прабабушку он нашел на тропинке к будке туалета. Судя по следам и повреждениям, бабу Анну убил и частично объел медведь-шатун или крупный волк.

     Позавчера ее похоронили. Нам не сообщили, потому что, вечером того же дня, когда дядя Миша обнаружил страшную находку, началась страшная пурга, дорогу завалило снегом, так что, следователь на вездеходе с трудом смог уехать из деревни, а ночью повалило столбы и три ближайших села остались без электричества и связи. Поэтому ни позвонить, ни отправить телеграмму было невозможно. Только вчера трактора расчистили дорогу, и дядя Миша приехал к бабушке, посчитав, что лучше будет лично рассказать бабе Тане о смерти матери.

     Вечером, когда старики помянули прабабушку и дядя Миша пошел спать, я сказала:

     – Бабуль, надо ехать в деревню.

     – Конечно, Люда, второго числа утром и поеду.

     – Бабушка, я с тобой.

     – Зачем тебе, у тебя каникулы, отдыхай.

     – Бабуль, я обязательно поеду с тобой, созвонимся и встретимся на вокзале, давай на второй электричке, чтоб на автобус успеть.

     – Ладно, хочешь – поедем вместе.

     Первого января бабушку увезла в больницу «скорая помощь». Заговора от сердечного приступа бабушка не знала, лекарств от сердечной боли дома не держала, так как уже много лет ничем не болела, кроме естественного износа организма, определяемого неумолимым возрастом.

     Родителям я сказала, что уеду в деревню на несколько дней. Отцу было все равно, мама, абсолютно выбитая из колеи страшными вестями из деревни, в тревоге о состоянии бабушки и сборах передачи в больницу, как то не сопоставила, что взрослый, с которым я на несколько дней отпросилась в деревню, и бабушка, лежащая на больничной койке, один и тот – же человек.

     Так, как живем мы возле вокзала, то уехала я на первой электричке. Полтора часа до отправления ежедневного автобуса до села Ново-Бабкино, я провела в шопинге по магазинчикам на привокзальной площади райцентра, так как в Старо-Бабкино магазин сгорел еще при Советской власти, а в Ново-Бабкино цены на продукты в двух конкурирующих между собой торговых точках были высоковаты.

     Нетерпеливо подпрыгивая у постреливающего выхлопом старого «ПАЗика», в ожидания окончания процесса выгрузки – погрузки нервных деревенских бабок, я внезапно почувствовала, как огнем вспыхнули мои щеки, и заломило в висках от полных дикой злобой мыслей, направленных в мой адрес. Я торопливо зашла в салон, встала на задней площадке и попыталась через грязное стекло автобуса незаметно разглядеть человека, которому я была настолько несимпатична. Толкотня в автобусе, суета на привокзальной площади, мешали мне сосредоточится. Вдруг я поняла, что молодая спортивная пара, одетая в красные импортные куртки, которые внимательнейшим образом рассматривала выгоревшие портреты передовиков железнодорожного транспорта и сельского хозяйства на стенде «Гордость Болотнинского района», еще минуту назад смотрели на меня. Я была уверенна, что никогда не видела этих людей. Девушка, среднего роста, с короткими золотистыми прядями, выбивающими из-под белоснежной спортивной шапочки, весело улыбаясь, потянулась губами к щеке мужчины, одновременно я четко увидела ее, неестественно кошенные вправо темные радужки глаз, взгляд, незаметно шарящий по набитому автобусу. Мы встретились взглядами, она вздрогнула, резко отвернула голову, затем парочка быстро пошла в сторону вокзала. И вдруг я чуть не упала на прижатый к моим ногам клетчатый баул «мечта оккупанта», принадлежащий малознакомой бабульке из Ново-Бабкино. Над головами спешно удаляющейся парочки я с трудом различила два грязно-серых пятна, с которыми я несколько раз сталкивалась в своей жизни, при обстоятельствах, которые бы я хотела забыть. Наконец, дверь автобуса с лязгом захлопнулась, прочихавшись, ветеран пассажирских перевозок заложил широкий вираж по площади и не спеша покатил в сторону автотрассы «Сибирь». В широкое заднее стекло я рассмотрела приметную парочку в красных куртках, стоящих возле новенькой вишневой «Нивы» с приметной гроздью противотуманок на крыше. Радом с машиной стоял высокий крепкий мужчина средних лет в темной меховой куртке. Все трое смотрели на автобус.

     Всю дорогу я не отрывалась от заднего стекла, пытаясь рассмотреть в плотном потоке машин, спешащих по федеральной трассе, приметную «Ниву», но ничего подозрительного не заметила. К моей несказанной радости, по лесной дороге между деревнями я шла не одна, за мной топала группа пожилых женщин, на весь лес браня власть в общем, а Пенсионный фонд России в частности.

     Я долго топталась перед знакомой калиткой, казалось, что вся моя решимость осталась на лесной дороге. С трудом я смогла заставить себя взойти на крыльцо дома прабабушки, отряхнуть снег с сапог, найти ключ в щели под наличником и войти в дом.

     Я тихо плакала, положив голову на клеенку кухонного стола. В доме было прохладно, в остальном все было по-прежнему. Родной мне человек, проживший в этом доме почти сто лет, проводивший на войну любимого мужа и не дождавшийся его обратно, вырастивший детей, подаривший свою любовь внукам и правнукам, внезапно ушел из жизни по прихоти какой-то твари. В доме раздавались знакомые с детства шорохи, отстукивал свой ритм маятник старых часов, казалось, сейчас прабабушка вернется с огорода и обрадовано воскликнет:

     – Приехала, Людочка, сейчас я тебя накормлю.

     Через пару часов, когда печь, весело потрескивая березовыми дровами, вовсю делилась своим теплом, я поняла, что идти на место гибели бабы Анны мне все равно придётся.

     Тропинка к дощатой будке, торчащей на краю огорода, была заметена снегом. Я с облегчением поняла, что следы трагедии, разыгравшейся здесь несколько дней назад, надежно укрыты слоем выпавшего снега. Я открыла дверь покрытую потрескавшейся голубой краской и перестала дышать. Мое тело скрутил спазм, сердце остановилось. На боковой стенке туалета в красном отсвете заходящего зимнего солнца я увидела след когтей, пробороздивших стенку будки наискосок, четырьмя параллельными полосами.

     В голове стало пусто, лишь билась в черепной коробке предельно ясная мысль. Страшные происшествия, случившиеся со мной на протяжении нескольких лет, вдруг обрели стройную структуру и жуткое объяснение. Оборотни. Кто-то из них чуть не убил меня в моей квартире несколько лет назад, затем убив ребенка в соседнем доме. Летом лишь чудом я смогла спастись от них, а сейчас они убили прабабушку. И вероятно, что сейчас мерзкие создания, место которым только в страшных сказках, ждут наступления темноты, сидя в теплой машине, совсем недалеко. Наверное, они попивают сладкий чаёк из термоса, или что там положено пить оборотням, весело перешучиваясь, ожидая часа волка, чтобы нанести мне визит. И даже, если я сейчас же, не теряя ни минуты, попытаюсь вернуться в город, не факт, что они не перехватят меня по дороге. Наверное, если бы я имела несколько крупных купюр, был бы смысл пробежаться по деревне, найти еще трезвого мужика, который бы довез меня в город, прямо до дверей квартиры. Но денег нет, и я очень сомневаюсь, что я смогла бы объяснить такому мужику, почему нельзя останавливаться возле застрявшей на проселочной дороге вишневой «Нивы», из которой с надеждой машет рукой симпатичная девушка в красной куртке, а надо напротив, пытаться тяжелым бампером спихнуть в кювет и блестящую машину, и блондинку с красивыми темными глазами.

     Через пару минут я стучалась в дом дяди Миши.

     – Привет, городская, приехала? Заходи, поужинаешь с нами.

     – Здрасти, дядя Миша. Спасибо, уже поела, некогда, бабушкины вещи разбираю. Я на минутку, по делу. Помнишь, у тебя была ручная пожарная сирена.

     Глаза дяди Миши стали размером с олимпийские рубли.

     – Ну, ты спросила. Помню, была и есть. А тебе зачем?

     – Дядя, ну ведь медведя не убили, собаки тоже нет. А вдруг медведь вернется к дому. Я услышу, закручу сирену, вся деревня проснется, медведь или убежит, или кто-нибудь его подстрелит – честно глядя в лицо собеседника, отбарабанила я. И ведь, почти не соврала, врать не люблю.

     – Так, может, к нам спать придешь?

     – Нет, спасибо, плохо сплю в незнакомых местах.

     Старик почесал затылок, тяжело вздохнул, но побрел к сараю. Через десять минут совместных поисков, сопровождаемых приглушенными матерками соседа, мы выволокли из-под металлических конструкций непонятного назначения темно-зеленый брезентовый чехол. Я с трудом развязала заскорузлые отстарости завязки и извлекла на белый свет загадочный агрегат, отдаленно похожий на гигантский коловорот с большой рукоятью на боку. Я с волнением ухватилась за ручку и нажала на нее. С удивительной легкостью, с учетом ненадлежащих условий многолетнего хранения и отсутствием регулярного технического обслуживания, рукоять пошла по кругу, в недрах агрегата начал зарождаться тревожный вой.

     – Вот что значить советское качество – дядя Миша ласково похлопал по серой поверхности памятника почившей на бозе добровольной пожарной дружины деревни Старо-Бабкино: – не поломай.

     -Да вы что, дядя, я аккуратно, а даст Бог, вообще не придется воспользоваться.

     – Да уж, дай то Господь.

     Попрощавшись с соседом, я рысью побежала к своему дому. Сумерки густели, а в моем плане мероприятий по спасению меня, любимой, еще конь не валялся.

     К наступлению ночи я закрыла все окна дома на ставни, закрутив их засовы изнутри дома. Чердак был закрыт на замок, на люк погреба я перетащила тяжелый стол. Двери дома открывались наружу, я надеялась поднять тревогу до того, как гости ворвутся в дом. На столе стояли две стеклянные бутылки, в которые я слила все горючие жидкости, обнаруженные в дома, из горлышка торчали туго скрученные бумажные затычки. Рядом стояла заправленная паяльная лампа и два коробка спичек. Не знаю, насколько у меня вышел правильный «коктейль Молотова», но надеюсь, что он мне поможет. Я задумалась, что еще смогу сделать. В этот момент я почувствовала осторожное прикосновение к руке. Повернув голову, я грустно улыбнулась:

     -Ну, здравствуй, дедко.

     Передо мной стояло существо ростом с пятилетнего ребенка, заросший бурой шерсткой, очень похож на медвежонка, но с мордочкой похожей на грустную мартышку.

     – Садись, как к тебе обращаться?

     – Никодим – низким голосов прогудело существо.

     -Подожди, это же христианское имя?

     – Так назвали – равнодушно пожало плечами существо.

     – Как с бабулей беда случилась?

     – Я погреб углублял, хозяйка в уборную пошла. Двое оборотней молодых ворота начали ломать. Я туда, не дал им войти. Пока с ними дрался, старый оборотень хозяйку задрал. С тремя я справиться не смог, подрали меня сильно, я в дом прорвался, дальше их уже не пустил. Они тоже силы потеряли, ушли.

     – Зачем они приходили?

     – Тебя искали, ты летом от них ушла, старого оборотня выставила дураком. Он зло затаил. Теперь пока тебя не задерет, будет вокруг тебя кружиться.

     Никодим вышел из горницы, вскоре вернулся, поросшие шерстью пальцы с темными когтями крепко сжимали амбарную книгу. Домовой положил книгу передо мной, вернулся на табурет.

     – В книге бумаги на дом, теперь ты хозяйка.

     – Как я хозяйка, я еще маленькая?

     – Я в ваших людских делах мало что понимаю, но старая хозяйка сказала, что дом тебе и после нее ты моя хозяйка.

     Я открыла книгу. В самодельном конверте из оберточной бумаги лежало несколько документов казенного вида с синими и фиолетовыми печатями. Завещание на мое имя, заверенное председателем сельсовета в присутствии двух свидетелей. Справка из сельсовета, что в связи со сложной снежной обстановкой, сообщение с районным центром затруднено на длительный срок, и в соответствии с постановлением таким то Правительства РФ завещание, заверенное сельсоветом приравнено к завещанию, выданном нотариусом. Ну да, платить дурные деньги неизвестно кому деревенские никогда не любили. Там же лежала голубая книжка на автомобиль ВАЗ 2101 красного цвета и сертификаты на предъявителя от Сбербанка на пятьдесят тысяч.

     – Никодим, а еще что-нибудь ценное бабуля прятала?

     Домовой крякнул, встал, взял своей лапкой меня за руку, и повел в спальню прабабушки. Там он подошел к глухой стене возле кровати и, не останавливаясь, шагнул в стену, я от неожиданности попыталась остановиться, но Никодим, с неожиданной силой, продолжал тянуть меня в стену, и я шагнула. Я почувствовала сопротивление, которое тут же исчезло. Мы с Никодимом оказались в небольшом закутке за кроватью, почти все пространство которого занимал оббитый металлическими полосами большой темный сундук. Я оглянулась назад, стены не было.

     – Это как?

     – Иллюзия, чужой не войдет. Я тебя провел, теперь для тебя иллюзии нет. Читай книгу, там все найдешь. Ты ведь теперь хозяйка.

     Я потянула неожиданно тяжелую крышку сундука, с трудом откинула ее и зависла.

     Когда в отверстиях закрытых ставень забрезжил робкий январский рассвет, я заканчивала разбирать прабабушкино наследство.

     Надеюсь, что Никодим показал мне все прабабушкины ухоронки.

     Кроме огромного количества предметов, назначение которых мне было непонятно, так как выглядели они как ровесники эпохи Петра Великого, на столе передо мной лежало двуствольное ружье с потемневшим от времени прикладом и малоинформативной надписью на боку «ИЖ 16», брезентовый, явно самодельный, патронташ, набитый патронами с тускло поблескивающими медными гильзами. Рядом примостилась две кучки монет, одна скромная, густо– желтого цвета, с профилем последнего российского императора и кучка побольше, как я понимаю, серебро, из которых я раньше видела только солидные полтинники двадцать четвертого года, парочка которых валялись у родителей в серванте, рядом с золотыми украшениями мамы. Тут же лежали монеты разного калибра, от совсем маленьких, номиналом десять копеек, до большой монеты с профилем некрасивой женщины, как я понимаю, Екатерины Второй. Отдельно лежало завернутое в холстинку украшение темного металла в виде диска диаметром сантиметров семь на длинном кожаном гайтане. Диск был покрыт рунами и фигурками зверей. Мне тут же захотелось надеть украшение на шею, в чем я не смогла себе отказать.

     Немного поспав, переделав утренние неотложные дела, сходила за водой к колодцу, на обратном пути, без всякого удивления, увидела на соседней улице знакомую машину с гирляндой ядовито-жёлтых противотуманок на крыше. Высокий мужчина разговаривал с хозяйкой дома, держа в руке трехлитровую банку молока, а рядом крутилась парочка молодежи, только девушка сегодня была в ярко-голубой куртке, с какой-то картинкой на спине. Увидев меня, она дружелюбно улыбнулась и помахала рукой. Панику изображать почти не пришлось, я перешла на бег, вздрагивая от попаданий на голые ноги выплескивающейся из ведер ледяной воды. Преувеличенно – тщательно заперла калитку, вытягивая шею как гусыня, и бросая испуганные взгляды на трех человек (или не человек), весело смеющихся возле вишневой «Нивы».

     Как я понимаю, охотники меня загнали в угол, и вечером мой вопрос закроют. Дом прабабушки крайний по улице, сразу за покосившимся забором, из серого от времени горбыля, начинается смешанный лес, березы с вкраплениями сосен. Придут они из леса, через огород. Дичь в полной панике, заперлась одна в деревянном доме, двери из толстых досок, но при наличии силы, преграда плевая. Ну, а итоги встречи хрупкой девочки-подростка и трех мифических тварей в тесных комнатах старого дома, зависит только от фантазии этих тварей.

Глава 10

     Глава десятая. Гости незваные и прикладная криминалистика.

     Я нежно погладила деревянное ложе ружья, попробовала представить, где и как я встречу своих гостей. Через пару мгновений отчетливо поняла, что если ничего не сделаю, то смогу выстрелить только один раз, а при наличии трех противников это отдалит мой конец только на несколько мгновений. Значить, я должна стрелять из такого места, где я смогу перезарядить ружье хотя бы один раз, не дав возможность оборотням за эти мгновения достать меня. Единственный вариант – простенок, между печью и стеной, сразу слева от входа, и если я там вертелась свободно, то здоровый мужик застрянет плечами и сходу сюда не заскочит. Но с решением одной проблемы, образовалась новая, не менее серьезная. Длина ружья не позволяла мне быстро перезаряжаться в этом закутке, я цеплялась либо стволом, либо прикладом, а это отнимало драгоценные секунды. Я присела на табурет и глубоко задумалась. Я же девочка правильная и начитанная. В голове мелькнули воспоминания, как во время войны, пионеры-герои, вместе с окруженными фашистами советскими солдатами, ушли партизанить в каменоломни с трудным названием, где-то под Керчью. И у пионеров была точно такая же проблема, винтовки были слишком длинными. Мальчишки надпилили стволы винтовок, правда, в конце процесса, лишняя часть ствола окончательно отделялась путем погружения ствола в бочку с водой и выстрела холостым патроном. Так, как бочки с водой и понимания необходимости выстрела в оную у меня не было, я решила, что просто попытаюсь отпилить стволы ножовкой. Слава Богу, в дальней кладовой, где бережно хранится оставшийся от прадеда инструмент, я нашла тиски и связку пилок по металлу. За пару часов я поняла, что варить борщи и вышивать на уроках труда несравнимо легче, чем пилить металл ручной пилой или стачивать наждаком заусеницы в стволах. Кисти горели, в плечи как будто положили по кирпичу, так они устали. Но я со слезами в глазах продолжала пилить эти проклятые стволы, так как времени оставалось все меньше и меньше. Закончив тяжкий труд, я радостно решила перекусить, но вдруг подскочила из-за стола, хлопнув себя по лбу. Дура, я, дура. Во всех источниках сакральных знаний, как то книги – фэнтези, и фильмы – ужастики, единственный способ убить нечисть – это стрела с серебряным наконечником или меч из гномьей бронзы с серебряным покрытием. Или серебром только вампиров убивают? Не помню. Бронзы от гномов у меня нет, ну, а серебро то нашлось. Надо использовать все шансы, вдруг это сможет меня спасти.

     Я разложила на столе патроны, выбрала из них шесть наиболее красивых, и стала осторожно расковыривать их, с помощью длинной иглы и вязального крючка. Устройство зарядов я смутно помнила, пару лет назад соседские пацаны, изображая крутых охотников на крупного зверя, при мне снаряжали отцовские боеприпасы. Поэтому, нежно выковыривая из гильз их содержимое, я последовательно раскладывала эти кусочки картона и войлока на столе. Добравшись до дроби, пошла опять в мастерскую, где со стоном, через боль в натруженных руках, разрезала на кусочки самые мелкие серебряные монеты, придав клещами и молотком им обтекаемую форму. Огрызки серебра разбавила дробью, думаю, хуже не будет. Процесс сборки патронов пошел веселее, так как ранее возле ружья я нашла странное приспособление, отдаленно напоминающую чеснокодавилку и тонкий пестик, глядя на который в моей голове всплыло слова «оправка». «Чеснокодавилкой» мне пользоваться не пришлось, ну а пестик прекрасно трамбовал в гильзах все эти укупорки и пыжи. Горловину гильз я закапала воском с горящей свечи. Вроде бы все правильно сделала. Затем я позвала Никодима.

     – Чуешь их?

     – Чую. Они вокруг двора ходят, меня опасаются.

     – Нужно, что бы они посчитали, что тебя больше нет, иначе не сунуться в дом, а вечно в доме сидеть я не могу. Сможешь изобразить, что ты умер.

     – Смогу.

     – Давай, ближе к вечеру сделай это и не появляйся, пока я не позову.

     – Может, в тайной комнате отсидишься, они туда не войдут.

     – Никодим, отсидеться не получится, я даже в город уехать не смогу, по дороге перехватят.

     – Как скажешь хозяйка.

     Я очнулась от дремоты, по моим ощущениям, около двух часов ночи, на улице похолодало, поэтому снег у крыльца хрустел особенно отчетливо под чьими-то ногами. Я сидела на табурете в узком простенке между стеной и русской печью. Через плечо был перекинут патронташ с двадцатью патронами, которыми я, скорее всего, не успею воспользоваться. Мой обрез был заряжен патронами с серебряной картечью, оставшиеся четыре патрона с серебром лежали в металлической коробке из-под индийского чая. Грудь изрядно припекал диск – амулет, который я не снимала с той поры, как нашла его в бабушкином сундуке.

     Я встала, поставив впереди себя табурет, с открытой коробочкой, гильзы тускло блестели, своей добротностью давая надежду на благополучный исход дела. В моей голове метались чужие мысли, полные грязного вожделения и жажды крови. Мои руки задрожали от нарастающей паники, ствол в дрогнувших руках лязгнул об оштукатуренный бок печи. Я закрылась от чужих мыслей и взвела курки. От внезапного удара, казалось, вздрогнул весь дом, тут же раздался шум падающих ведер и металлических кастрюль, которые я взгромоздила в сенях сразу за входной дверью. Значить наружную дверь вырвали одним махом, теперь, через секунду, придет черед двери в горницу, которая гораздо тоньше. Да, прошла секунда, и от страшного рывка последняя преграда распахнулась, вырванный замок повис на одном шурупе.

     Свет электролампы заслонило огромное тело, шагнувшее в комнаты из сеней, сквозь утробное рычание, издаваемое этим существом, я ясно различила слова:

     -Мясо, ты где?

     Я шагнула вперед, уткнула стволы в эту тушу и нажала на спуск. В следующее мгновение мне показалось, что дом взорвался. Вспышка пламени ослепила меня, ружье ударило в плечо, и, сбив на пол, упало сверху.

      Я, понимая, что каждый миг ползания по полу может стать для меня последним, подползла к табурету, который, каким-то чудом, не опрокинулся. Пальцы цапнули два патрона из коробки, я упала на спину, переламывая ружье. Экстрактор послушно выбросил стреляные гильзы, я, борясь с нарастающей паникой и тремором рук, запихнула новые патроны и взвела оружие. Все, я готова. Под потолком вились клубы дыма, из-за печи торчали чьи-то ноги, мелко подергиваясь судорогой. Из сеней шагнуло второе существо, чуть поменьше первого, растерянно взвизгнув, склонилось над упавшим телом. Я чуть опустила стволы, совместив черную мушку с плечом существа, и нежно нажала на спуск одного ствола. Ко второму выстрелу я была готова, ружье не отпустила, готовясь выстрелить второй раз. Сквозь пороховое облако было плохо видно, но вновь услышав грохот посуды в сенях и удаляющийся визг, в которых слышались страх и боль, я поняла, что в доме осталась толькоя и хозяин ног, которые перестали уже содрогаться. Я выглянула из-за печи. Посреди горницы, на плетеной дорожке, лежал крупный голый мужчина, только какой–то странный. С улицы доносился разгорающийся собачий лай, голоса людей. Я собрала патроны, гильзы, ружьё и вместе с патронташем спустила в погреб, затем вцепилась в край дорожки и с трудом затащила тело мужика в проход, в котором ранее пряталась, на тело накинула старенький гобелен, много лет висевший на стенке в спальне бабы Анны. Что еще сделать? Так, брызгаем керосин на руки, чтобы забить запах пороха, выкручиваем лампочку, накидываем на плечи старую фуфайку, и, сунув ноги в галоши, поспешила к калитке. Несколько соседей стояли у ворот дяди Миши. Увидев меня, он двинулся в мою сторону, и, вынув изо рта самокрутку, спросил:

     – Ты выстрелы слышала? У тебя все нормально?

     – Да я спала, услышала голоса, у меня все нормально.

     -А чем от тебя воняет?

     – Да лампочка вечером стала гаснуть, наверное, патрон окислился, я на всякий случай керосинку заправила, да облилась немного.

     – Эх ты, городская, давай лампочку посмотрю.

     Дядя Миша попытался войти в калитку, но мне такой помощи не надо.

     -Нет, дядя Миша, завтра будет светло, я сама посмотрю. Меня папа научил – ответила я, стоя в проходе и не давая соседу проникнуть на мою территорию. Надеюсь, старик, окруженный густым облаком вонючего табачного дыма, не унюхал запах сгоревшего пороха, который не забивался запахом керосина.

     – Ну как хочешь, если такая самостоятельная.

     – Да, я такая, стараюсь.

     – Вот вроде девка ты хорошая, но дюже вредная.

     Вздохнув, дядя Миша вернулся к собранию пейзан, которые минут через пять пришли к выводу, что Петр, живущий в дальнем проулке, опять накушался самогона, вернувшись с вахты из Норильска, и стрелял с крыльца в сторону леса, гоняя окружавших его синих чертей.

     Я для приличия постояла у калитки еще минут пять, затем по-английски, не прощаясь, побрела к дому, так как босые ноги в галошах замерзли окончательно, а в сторону моего дома никто подозрительно не косился, и проверить мое подворье желание не высказывал.

     Вернувшись в дом, я включила свет и села за стол, думу думать, что мне сейчас делать. Что мы имеем?

     Труп человека, от которого необходимо избавиться. Несколько картечин в стене напротив печки. Взломанные двери. Оружие и патроны, которые надо припрятать, но все же держать под рукой, так как уверенности, что оборотни поняли, кто в лесу хозяин у меня нет… Что еще? Я заглянула под стол, так как нога постоянно натыкалась на какой-то странный предмет. И тут меня вывернуло наизнанку. При взгляде на человеческую голову, небрежно откатившуюся к ножке стола от толчка моей ноги, меня окончательно накрыло. Мне кажется, что я упала в обморок, или куда положено падать благовоспитанным барышням. Но сознание я не потеряла, хотя вчерашний обед стал проситься из меня наружу.

     Через некоторое время, пока я в остервенении смывала с себя и окружающих интерьеров следы тошноты и крови, в моей голове сложился единственно возможный план дальнейших действий, который я стала немедленно претворять в жизнь, так как до рассвета оставалось часа три.

     Поверх одежды я накинула старую белую простынь, набросив ружейный ремень через плечо, в карманы фуфайки положила несколько патронов. Голову, стараясь не касаться руками, закатила в холщовый мешок, который крепко привязала к ноге трупа. Потом, ухватившись за концы дорожки, молясь всем Богам, чтобы она не порвалась, потянула труп за сарай, где перетащила его на здоровый лист фанеры, с какой-то целью хранящейся там много лет. В фанере проковыряла пару отверстий, притянув через них старые вожжи, и потянула фанеру с тяжким грузом в конец огорода. Там вытащив несколько досок вместе с гвоздями из подгнивших столбов, перетащила фанеру ближе к лесу. Выполнив самую опасную часть работы, так как деревня все видит, и была большая вероятность, что за моей суетой внимательно наблюдают не одна пара глаз. Но, надеюсь, что белая простыня, накинутая на плечи, хоть немного скрывала меня на фоне снега. Я ввернула ножом вырванные из дерева шурупы, восстановив дверные замки на их законных местах, закрыла дверь на ключ снаружи, чутко прислушиваясь, вернулась в сарай. Было тихо. Шумели кроны деревьев, на дальнем краю побрехивала собака. Ни визга отпираемых двери, ни скрипа снега от чьих-то осторожных шагов. Вернувшись к фанере, я надела охотничьи лыжи с креплением из куска кожи и резинки, впряглась в вожжи и потянула свой груз вглубь леса. Лист фанеры скользил сугробам, почти не проваливаясь. Главной проблемой была необходимость внимательно выбирать дорогу, так, чтобы не застрять между стволами и не опрокинуть груз. Наконец, после часа блужданий, я добрела до подходящего места. Место в низине, топкое, не интересное ни грибникам, ни ягодникам, охотники тут тоже не бродят. Подкатила тело плечами к упавшему от старости стволу березы, под остатки кроны вытряхнула из мешка голову, и, не мешкая, поволокла фанеру в обратном направлении. Утром сожгла в печи мешок, лист фанеры, расколотый на мелкие куски, постигла та же участь. Тщательно вымыла с мылом пол в горнице, дробины, попавшие в стену, аккуратно выковырнула из дерева и бросила в выгребную яму. Теперь, кажется, все. Дом, чтоб скрыть все следы, сжигать конечно не буду, все-таки родовое гнездо, очень жалко. Закончив все дела по сокрытию следов ночных приключений, я тщательно заперла все двери, вновь сложив под дверь в сенях металлическую посуду и, положив рядом с собой заряженное ружье, упала на кровать, забывшись тяжелым, беспокойным сном.