Текст книги "Ночь Стилета"

Автор книги: Роман Канушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Мели выложил новую пачку стодолларовых банкнот, попросил обменять их на фишки, поднял голову, улыбнулся Игнату и глубокомысленно изрек:

– Мы играем – мы выигрываем. Мы играем – мы проигрываем. Мы – играем.

– Очень метко замечено.

Борисыч смотрел на них. Этот новенький элегантный охранник, который говорил тихо, но как раз то, что надо, ему явно нравился. Борисыч вообще уважал людей, которые о важных вещах могут говорить тихо. А этот новенький парень наверняка был из таких. Борисыч поднялся со своего места, подошел к Игнату и взял его за локоть.

– Там в столовой накрыт стол для персонала, пойди перекуси. У меня очень хорошая кухня. А плов – по моему рецепту. Иногда я его готовлю сам. Люблю я это дело, – и он вдруг улыбнулся хорошей, открытой, но чуть смущенной улыбкой, – знаешь, хобби… Но люблю! Ко мне приезжают не только поиграть, – добавил он не без гордости, – правда. Поди попробуй.

Игнат собирался поблагодарить Борисыча, но раздался громкий радостный голос Мели:

– Ваув, вау-в, вау-у-у-в!!! – Эдакий американизм с кавказским акцентом. Или наоборот.

Ставка Мели сыграла, сейчас он получил тысячу долларов. Борисыч с Игнатом переглянулись и заговорщицки рассмеялись, и в это мгновение на какое-то, пусть даже короткое, время они стали друзьями.

Мели получил тысячедолларовую фишку, она была значительно тяжелее и крупнее обычных фишек, ее украшала голограмма, но главное, она была квадратной.

С довольно острыми углами.

– Мели, дела пошли в гору? – добродушно произнес Борисыч.

– Мы – играем, – царственно ответил Мели. А потом рассмеялся и, указав на Игната, добавил:

– Вот молодой человек знает. Пусть постоит здесь, он приносит удачу.

– Если он будет стоять здесь, Мели, то кто принесет удачу мне?

– Когда-то, до перестройки, я преподавал экономику, – сказал Мели. Он был лысый, с чуть выпуклыми глазами и походил на пожилого Пикассо, который притворялся Ганди. – Такое называется «конфликт целей». Действительно, кто же тогда будет приносить удачу тебе? Ты прав, Борисыч!

Вот тогда за дверьми и послышался этот шум. Передергивание затворов, возгласы…

– Что там такое творится? – начал было Борисыч, но не договорил.

Двери в VIP-зал открылись. Нет, даже не открылись, они распахнулись, словно по ним ударили ногой. Потом прозвучала отрывистая фраза:

– Плановая проверка. Всем встать! Лицом к стене! Ноги расставить!

Руки – на стену!

Охранники были уже разоружены. Угрожающе защелкали затворы. Помещение моментально заполнилось людьми в масках, камуфляже и бронежилетах. Нашивки «ОМОН», надписи на бронежилетах уведомляли: «Милиция».

– В чем дело? – произнес Борисыч.

– К стене! – бросил омоновец в маске, затем почему-то повернулся, выбил ногой табурет из-под Мели и направил на него укороченный милицейский автомат. – Тебе что, непонятно?! Вскочил к стене!

Грузный Мели, чтобы не упасть, ухватился руками за край стола, чашка с недопитым кофе полетела на пол. Разбилась. Игнат смотрел на опрокинутый табурет и на то, что осталось от чашки. Омоновец толкнул Мели в спину.

– К стене!

– Это что такое? – произнес Борисыч. Он был искренне удивлен, причем настолько, что удивление вытеснило возникшее было негодование. – Я директор казино, здесь солидные люди… Я вас…

– К стене! – Дуло автомата переместилось. Остановилось на Борисыче – тускло отливающая сталь, черная, холодная бездна.

– Они делают свою работу, – негромко произнес Игнат. – Успокойтесь.

Поворачиваемся.

Он не спеша повернулся, наклонился к стене, опершись широко расставленными руками, – сама законопослушность. Чуть повернув голову, подбадривающе кивнул Борисычу, как бы приглашая его поступить таким же образом.

Табельное оружие – тяжелый, в принципе бесполезный «Макаров» – имелось только у старшего. В этом зале им был Афоня. Возражать что-либо вооруженным автоматами омоновцам, даже при наличии «Макарова», было бы не просто безрассудством и не просто идиотизмом; в каком-то смысле это являлось недостойным поведением, и профессионалу такое вряд ли пришло бы в голову.

– Ноги шире!

Игнат почувствовал несильный удар по внутренней стороне ботинка. Удар оказался точным, прямо по косточке.

"Вот собака! – с каким-то странным весельем подумал Игнат. – Тренируется. А вот насчет ног – это ты напрасно, шире не надо. В этом я могу тебя уверить, приятель. – И с какой-то внезапной жестокостью мысленно добавил:

– Молокосос!" Это слово, как и сопроводившая его короткая внезапная эмоция, еще больше развеселило Игната. Он улыбнулся, но лишь краешками губ. В этой улыбке совсем не было прежнего тепла. «Вот в чем дело – наши охотничьи инстинкты возвращаются после полугодовой спячки? Молокосос в бронежилете ударил нас по ножке, и мы уже готовы к маленькой войне?!»

Нет, все не так просто, подумал Игнат. И охотничьи инстинкты здесь ни при чем. Как и полугодовая спячка. В работе даже самой отлаженной машины может произойти сбой. И в жизни любого человека может случиться то же самое. Он немало пережил за последнее время, и теперь хватит юродствовать и хватит себя жалеть. Дело не в охотничьих инстинктах и не в обиде на молокососа в бронежилете. Он здесь для того, чтобы выполнять свою работу, и его чутье профессионала подсказывает ему, что с этим визитом ОМОНа что-то не так. Это не совсем плановая проверка, ребята ведут себя вызывающе, явно рассчитывая на провокацию. Держать ситуацию под контролем будет непросто. Поэтому, уж коли подрядился, будь любезен, выполняй свою работу. Взялся за гуж…

Все эти размышления заняли не больше секунды – внутреннее время вообще умеет течь быстрее, – и улыбка все еще играла на губах Игната.

– Тебе что, очень весело?! – услышал он голос омоновца.

Игнат чуть повернул голову. Молокосос был в маске, видны лишь глаза.

Черт, а ведь они и вправду пришли сюда потренироваться. В глаза смотреть нельзя – признак агрессии, даже если смотришь с улыбкой. Особенно если с улыбкой. И Игнат проговорил:

– Ты просто сбил мне мозоль. – И тут же мягко добавил:

– Извини, но это так.

– Еще раз повернешь башку, я тебе мозоль на лоб натяну.

Игнат молча повернулся к стене. Тут же из большого зала послышался шум и звон разбиваемого стекла.

– Что там? – спросил омоновец, которого Игнат окрестил Молокососом.

– Охрана, – ответили ему. – Попытка оказать сопротивление.

– Да у меня тут тоже смешливый попался.

Бойцы ОМОНа были аккуратными, в чистеньком, отутюженном камуфляже, в начищенных до блеска ботинках. Они следили за своим внешним видом. Боковым зрением в зеркальной стене Игнат видел отражение всего зала. Сотрудники казино и гости, все, кроме женщин, поставлены лицом к стене. Помимо Молокососа, в зале находились еще два омоновца.

– Ментовский беспредел, – проворчал Мели. Видно, посетители этого зала не привыкли к подобному обращению. – Чем лучше тридцать седьмого года?

– Что ты сказал?! – Омоновец сделал шаг к Мели. – Ты, борзота, что ты сказал?

Мели повернулся:

– Что это наглый произвол. Я с вами еще разберусь, обещаю.

Тут же к Мели шагнул второй омоновец:

– Я как сказал стоять?! Я разве говорил поворачиваться?

Он эффектно подпрыгнул и обрушил ботинок на ребра Мели. Удар был несильным, пока они просто развлекались. Но крупная фигура Мели осела; он странно выгнулся, схватился руками за ребра и, пытаясь поймать ртом воздух, начал клониться вперед, не переставая хрипеть. У Мели перехватило дыхание, и второй омоновец его бить не стал.

Борисыч беспомощно посмотрел на Игната, его взгляд говорил: «Я понимаю, сынок, что ты сделать ничего не можешь. Но все же, мать вашу, охрана вы или кто?!» Вслух он проворчал:

– И это называется «делают свою работу»?

И тогда Афоня начал действовать: табельный «Макаров» покоился у него на поясе, в кобуре. Рука Афони быстро легла на кобуру, щелчком пальца расстегнула ее и была уже на рукояти пистолета.

«Неудачная мысль, – мелькнуло у Игната, – совсем неудачная».

Омоновцы, казалось, только этого и ждали. Чуть позже, анализируя ситуацию, Игнат отметил, что их даже не обыскали. Может, они и собирались их обыскать, но не обыскали, потому что действовали наверняка.

Афоня даже не успел извлечь пистолет. Он сразу получил удар автоматом в солнечное сплетение, начал сгибаться, и автомат Калашникова, его укороченная милицейская версия, возвращаясь назад, встретился с лицом Афони, превращая его в кровавое месиво. Второй омоновец обрушил свой автомат на Афонин затылок.

О черт! Игнат поморщился.

Крики, избиение… Теперь они уже не просто развлекались.

Все же Афоня оказался крепким малым: он не упал, а стоял наклонившись и, уперевшись руками в стену, как бык мотал головой. Кровавая слюна потекла на пол. Его пистолет был уже в руках одного из омоновцев.

– Что, сука, шустрый? – произнес тот и снова обрушил автомат на спину Афони, теперь уже в область почек.

Афоня покачнулся и чуть слышно застонал.

– Убьют они парня, – тихо проговорил Борисыч. – Я догадываюсь, кто их мог прислать.

– Так-так-так, что здесь происходит? – В дверях возникла еще одна фигура.

Штатский. Джинсы, кожаная куртка, внимательные, заботливые глаза, тонкие усики. Вот и старший пожаловал. Быстро взглянул на Афоню, на Мели, чуть заметно улыбнулся.

– Оказывал сопротивление. – Омоновец кивнул на Афоню и, держа «Макаров» за ствол, протянул его старшему.

Тот уселся за стол для игры в рулетку, посмотрел на протянутый пистолет, выложил какие-то документы. Омоновец положил «Макаров» рядом с документами.

– Это нехорошо, – промолвил старший, – неподчинение властям.

Документы у всех есть? Проверили?

Их начали обыскивать. Игната снова несильно ударили по внутренней части ботинка, именно по тому месту, где у него якобы была мозоль.

– Ноги шире!

Игнат молча подчинился – это был Молокосос. Игнат подумал, что не стоит доставлять ему удовольствие и провоцировать. Парень явно радостно поработал бы автоматом и по его почкам.

– Второй тоже смешливый, – произнес Молокосос. – Шире ноги!

На мгновение над ними сгустилась тишина. Губы Борисыча пересохли – этот неожиданный произвол, казалось, на время парализовал его волю. Игнат ждал и думал, что все это какая-то иррациональность: не могут же они просто так «мочить» людей, даже не провоцирующих их? Только за то, что они находятся в этом помещении. Или могут? Все-таки Игнат максимально расслабил тело и слушал эту тишину, слушал…

– Мозоль больше не болит? – поинтересовался Молокосос.

– Нет, – ответил Игнат.

– Что за мозоль? – с каким-то нездоровым любопытством спросил старший, но потом, словно он случайно отвлекся, заговорил совсем на другую тему:

– Так. Кто директор или управляющий казино?

– Я, – не поворачиваясь, произнес Борисыч.

Старший кивнул одному из бойцов, и тот вышел в общий зал, закрыв за собой двери. Рядом с Игнатом остался Молокосос и у противоположной стены тот, кто бил Афоню автоматом по затылку.

– Мне нужна вся документация, откройте сейфы.

– С какой стати? – произнес Борисыч.

Старший что-то, не отрываясь, писал, как будто был занят очень важным делом. Не поднимая головы, бросил:

– Плановая проверка.

Мели все продолжал тихо хрипеть. Старший посмотрел на него и вдруг сказал:

– А ну заткнись! – Потом перевел взгляд на Борисыча, улыбнулся. – Вы же понимаете, что мы можем все взять сами! Не тратьте ни свое, ни наше время.

– Послушайте, – негодующе, но сдерживаясь, произнес Борисыч, – врываются люди в масках и начинают избивать моих клиентов и персонал… Откуда я знаю, кто вы – милиция или террористы?! Бандиты? Ни документов не предъявили, ничего…

Старший усмехнулся, продолжая писать, покачал головой:

– Я знаю, что ключи от сейфа всегда находятся у тебя. Сам отдашь или мне ребят попросить? Я ведь могу много чего там найти. И черную кассу, и кое-что посерьезней. А вот насколько посерьезней – зависит от тебя.

Борисыч попытался повернуться к старшему, и тут же Молокосос отрывисто произнес:

– Лицом к стене!

Игнат наблюдал за всем происходящим через зеркальное отражение. Его взгляд остановился на столе для игры в блэк-джек. На тысячедолларовой фишке, которую выиграл Мели.

– Ты что мне за туфту гонишь? – четко произнес Борисыч. – Один звонок в управление…

– А ну закрой пасть! – рявкнул Молокосос, делая шаг к Борисычу.

Давить на психику – это у них оказалось отработанным приемом.

Старший отрицательно покачал головой, и Молокосос остановился.

Старший участливо вздохнул:

– Знаю я про твоих покровителей. А теперь слушай сюда: я у тебя найду здесь девяносто девять нарушений, ты знаешь это не хуже меня. А потом звони куда хочешь. Ты понял меня? Хоть Господу Богу…

– Это уже не просто превышение власти, – негромко произнес Борисыч. – Ввалились без предъявления…

– Скажем так, – перебил его старший, – я действую согласно оперативной информации. Поступил сигнал, и если я в ходе плановой проверки кое-что обнаружил… Вопросы? Все дело в этом «кое-что». Хочешь по-хорошему – ключи. – Он протянул руку. – Я жду. Пока еще жду.

Борисыч стоял не поворачиваясь и молчал.

– Ты что, оглох? – произнес Молокосос и несильно ткнул Борисыча в спину.

– Никакая оперативная информация не позволяет избивать клиентов. – Борисыч кивнул на Мели. – Солидный человек, в возрасте, он не оказывал никакого сопротивления. У меня здесь полно свидетелей.

– Хочешь подать жалобу? Пожалуйста. Пиши заявление. Кто тебя бил? – Теперь он обратился к Мели.

Тот все же успел продышаться и ответил:

– Он вышел… тот, третий.

– Вот незадача, – старший пожал плечами, – как же мы его узнаем? Он, наверное, был в маске? Понимаю. – Старший повернулся к Борисычу. – Ключи! А то у меня ребята тут такой интерьер наведут… В том, что я кое-что найду, можешь не сомневаться. Ты этого хочешь? Ключи.

Он кивнул Молокососу, тот начал обыскивать Борисыча на предмет ключей. Пусто.

– Такая мелочь, как черная касса, она есть всегда. – Старший усмехаясь смотрел на Борисыча. – Пока еще не поздно по-хорошему. Давай. Я засекаю ровно минуту и жду. А там – считай, сам напросился.

Секундная стрелка на золотом хронографе «Ролекс» начала свой отсчет – левая рука Борисыча опиралась о стену рядом с правой рукой Игната. Игнат чуть переместил по стене мизинец, коснулся Борисыча.

– Скажи, что согласен, – промолвил он одними губами.

– Что?

Игнат чуть повернул голову.

– Когда будет «шестьдесят», скажи, что согласен. И все.

В зеркальном отражении их взгляды встретились. Борисыч медлил: этот новенький паренек предложил сейчас понадеяться на него. Но Борисыч видел его первый раз в жизни. Да, он ему понравился, но что он может в этой ситуации?

Охранники или разоружены, или избиты…

Секундная стрелка перешла отметку «30».

И тогда Борисыч увидел в холодном взгляде серо-голубых глаз что-то, чего не увидели ни старший, ни омоновцы и никто из тех, кто находился сейчас в зале. Борисыч не знал, как это называется, но если правы те, кто утверждает, что взгляд может показывать силу души, то… Борисыч увидел, что этот новенький элегантный паренек, который ему понравился, обладает взглядом, ставшим вдруг холодным как лед. И этот паренек может быть… опасен.

Секундная стрелка приблизилась к отметке «45», перепрыгнула ее…

Взгляд совершенно спокоен и… и он, наверное, действительно отражает какую-то неведомую силу. Борисыч чуть заметно кивнул, что должно было означать согласие.

– Что, очень скучно? – спросил Молокосос. – Чего пялитесь?

Секундная стрелка была на отметке «50».

– Вы… вы предлагаете договориться? – негромко произнес Борисыч.

Отметка «55».

Старший в ответ лишь усмехнулся. Игнат Воронов, прозванный в команде Стилетом, а также Вороном, смотрел сейчас на тысячедолларовую фишку выигрыша Мели. Вороном его называли понятно почему и обращались к нему так всегда.

Стилетом – лишь в момент боевых операций. Стилетом его прозвали потому, что он лучше всех в команде обращался с холодным оружием. Его коньком являлись собственноручно изготовляемые метательные пластины с отточенными краями и с противовесом в ручке. Пластины были небольшими, в ладони их могло уместиться пять. И для того чтобы все их послать в цель, Стилету требовалось не более трех с половиной секунд. В лучшие дни он показывал результат три секунды. Сейчас у него таких пластин не было. Зато была тяжелая тысячедолларовая фишка, квадратная, с острыми углами.

Стрелка хронографа «Ролекс» приближалась к отметке «60». Но к тому времени Игнат Воронов, тихий водитель охранного агентства, судя по всему, в последнее время прилично выпивающий, уже превратился в Стилета.

Секундная стрелка подходила к отметке «60».

– Хорошо, согласен, – произнес Борисыч. – Давайте договариваться.

Внутренняя сторона глазного яблока человека соединена со множеством нервных окончаний. В принципе, если верно нажать на глаза, то человека можно «вырубить». Не на долгое, но вполне достаточное время. Если давить дальше или протыкать глазное яблоко, то человека можно убить. Убивать Стилет никого не собирался. Просто за время, пока секундная стрелка бежала с отметки "О" до отметки «60», VIP-зал в голове Игната превратился в некое подобие голографического снимка местности. Снимок был с размытыми краями, где таяли несущественные детали, в центре выделялись фигуры омоновцев, один – вдалеке, у дверей, второй – рядом, с Борисычем. Еще сидящий за столом старший и отливающий тусклой сталью пистолет, покоящийся на стопке каких-то бумаг. Все остальное – пустота. Еще в команде почитаемый ими всеми Учитель Цой, преподавший им мастерство восточных единоборств, учил, что настоящий, «истинный удар всегда исходит из пустоты». Тяжелая тысячедолларовая фишка лежала на столе для игры в блэк-джек, ее края горели ярким светом. Силовые линии были намечены.

Секундная стрелка перевалила через отметку «60» и двинулась дальше.

– Давайте, согласен, – повторил Борисыч.

– Ну, совсем другой коленкор, – произнес старший.

Это был тот самый пиковый момент, после которого напряжение в зале начало быстро падать. Старший расслабленно повернулся на стуле к Борисычу – клиент созрел, клиент готов платить, а дальше – дело техники. Однако привычно намеченный сценарий неожиданно изменился; старший даже не успел осознать, когда это произошло, потому что все произошло очень быстро. Всего лишь одно мгновение, на которое они позволили себе расслабиться…

Со свистящим шепотом что-то пронеслось в воздухе. Омоновец, стоявший у дальней стены, внезапно вскрикнул и, дернув головой, схватился за левый глаз – что-то жалящее коснулось его, что-то мгновенное и горячее словно проникло в мозг, чуть не разорвав его голову изнутри. Второй омоновец, Молокосос, уже заметил сбоку какое-то движение и уже готов был повернуться к этому «смешливому» охраннику.

На его лице под маской, наверное, еще даже не успел запечатлеться гнев, лишь удивленное недоумение… Нога Стилета с поразительной, нечеловеческой быстротой взметнулась вверх и прошла по дуге. И еще было какое-то слово, которое Молокосос вспомнит, лишь придя в себя. Слово «мозоль».

Потому что за мгновение до того, как его мозг получит и переработает эту информацию, лицо Молокососа встретится с ударом страшной, сокрушительной силы.

Но ему будет не суждено испытать боли, потому что сразу же придет спасительное беспамятство и он провалится в темноту.

Старший никогда в своей жизни, кроме как в американских боевиках, не видел, чтобы человек действовал так быстро. Только ему было плевать на кино. В жизни все происходило по-другому. И герои, косящие врагов пачками, вызывали лишь усмешку, потому что человека убить очень сложно. Под левым плечом старшего, в кобуре на кожаных ремнях, покоился массивный «стечкин». Быть может, ему и не полагалось такое мощное оружие, но на это закрывали глаза. Однако сейчас его рука потянулась не к кобуре под черной кожаной курткой. С некоторым опозданием она двинулась к лежавшему на столе «Макарову». А потом эта правая рука, подчиняясь чужой воле, ушла за спину; старший почувствовал острую боль и понял, что если рука поднимется вверх еще хотя бы на сантиметр, то он, человек далеко не слабого десятка, может просто не выдержать этой боли. Его подняли и встряхнули, как тряпичную куклу. И в следующее мгновение у левого виска он почувствовал холодное присутствие смерти – стальное дуло злополучного «Макарова» с силой вжалось в его голову.

Мозоль… Что за хренотень? Они говорили о какой-то мозоли, теперь один его боец вырублен, второй только приходит в себя и с опозданием направляет на них оружие. А старший готов на что угодно, лишь бы тот, за его спиной, ослабил хватку. Как во время спарринга, когда тебя захватывают на «болевой» и ты вынужден стучать рукой по татами, признавая свое поражение.

Омоновец, стоявший у дальней стены, уже пришел в себя. У его ног лежала тысячедолларовая фишка, левый глаз был закрыт и теперь, судя по всему, откроется не скоро. Этот «смешливый» паренек вырубил его обычной игральной фишкой. Гнев не лучший союзник, но омоновец оттолкнул фишку ногой и поднял автомат.

…Этот паренек был прикрыт старшим, Макарычем, и только ослепший на оба глаза мог прозвать его смешливым. К виску Макарыча он приставил ствол и сейчас, спокойно кивнув на автомат в руках омоновца, холодно произнес:

– Давай я отстрелю ему башку. Обещаю.

Капли пота выступили на лбу Макарыча, одна побежала по щеке. Как быстро все изменилось…

Омоновец молчал. Сгустившаяся тишина показалась вечной. Палец омоновца медленно лег на спусковой крючок.

– Не советую, – произнес Стилет. – Я буду быстрее. Не стоит.

Холодный блеск серо-голубых глаз; черт, он ведь вырубил его обычной игральной фишкой. Омоновец вовсе не был трусливым человеком, но сейчас скорее звериным чутьем, чем разумом, осознал, что действительно «не стоит». Все уже изменилось, этот человек их переиграл. И дальше все может быть только так, как он говорит.

– Не стоит, если хочешь жить, – повторил Стилет.

– Парень, спокойно, – хрипло произнес старший. Еще одна капля пробежала по его щеке. Омоновец никогда не видел Макарыча таким бледным.

– Прикажи ему положить оружие. – Стилет прижал пистолет к виску старшего. – На пол. Ну!

Тишина. Густая, почти липкая. Тревожное дыхание людей.

Очень легко совершить ошибку. Один не правильный жест может оказаться роковым.

– Парень, с огнем играешь, – тихо проговорил старший.

В следующее мгновение рука Стилета пошла вверх.

– Прекрати! – вскрикнул старший. – Хорошо. Ладно. – Он кивнул своему подчиненному:

– Выполняй.

Омоновец какое-то время медлил, хотя уже знал, что придется подчиниться. Этот человек их переиграл.

– Делай, что он говорит! – Голос старшего чуть не сорвался на визг.

Омоновец не спеша положил автомат на пол.

– Теперь два шага назад. Ну?! Хорошо. Афоня, забери оружие. Спокойно.

Все все делают спокойно. И тогда все сегодня вернутся домой.

Афоня поднял автомат. Теперь они уже полностью контролировали ситуацию.

– Борисыч, – попросил Стилет, – вызовите наряд милиции.

– Уже вызываю. – Борисыч взял со стола мобильный телефон, быстро раскрыл трубку.

– Прикажи своей шантрапе валить отсюда! – сказал Стилет. – Пусть ждут на улице.

– Парень, нарываешься. – Старший уже смог взять себя в руки – теперь стрелять никто не начнет. – Ох нарываешься! Я же тебя на лоскуты порву.

Стилет опустил пистолет ниже, на уровень скулы, чуть склонил голову.

– Заткнись, мусор, – негромко, почти на ухо старшему, сказал он. – Я ведь могу тебя сдать. Мне перечислять статьи или не надо? Могу. Но… Это на усмотрение Борисыча.

Мели, с восторгом глядя на Стилета, немедленно произнес:

– Полный зал свидетелей! Я – первый.

Борисыч сложил трубку мобильного телефона.

– Уже едут. Через три минуты будут здесь.

Стилет снова склонился к уху старшего:

– А если еще раз сюда заявишься таким образом, то я выполню свое обещание. – Стилет перешел почти на шепот; по выражению его лица создавалось впечатление, что он сообщает человеку что-то буднично приятное. – Я отстрелю тебе башку. И это уже на мое усмотрение.

Мели все еще глядел на Стилета с выражением восторга на лице. Затем он потер ребра и неожиданно весело заявил, обращаясь к старшему:

– Маски масками, а парочку-то твоих ребят мы точно узнаем! И никогда больше не говори «заткнись». Понял, мусор поганый?!

Через пятнадцать минут инцидент полностью себя исчерпал, и оба наряда милиции разъехались в разных направлениях. Борисыч подвел черту, ему не нужны были конфликты:

– Недоразумение. Теперь все в порядке. Все в полном порядке.

А еще через пять минут Борисыч позвонил шефине и сказал ей, что снимает испытательный срок. Контракт может считаться подписанным с сегодняшнего вечера.

Шефиня отнеслась к происшедшему внешне спокойно. Вся дежурившая в тот вечер смена получила крупную премию.

– Да, Игнат, за баранкой ты времени не терял, – произнесла шефиня, протягивая ему конверт с деньгами. – Что происходит?

Игнат лишь пожал плечами.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Нечего рассказывать:

– Сомневаюсь. – Шефиня смотрела на него изучающим взглядом. – Хотела бы я знать, в каком казино ты научился использовать игральные фишки таким неожиданным способом? Причем, полагаю, ты еще не играл по-крупному.

Игнат изобразил на лице невинное простодушие.

– Вы… немного не правильно все поняли. Мне просто повезло. А ведь мог и промазать.

– Конечно. Знаешь, люди, которые за пару секунд справляются с тремя вооруженными омоновцами, они обычно всегда мажут.

– С двумя, – поправил шефиню Игнат.

– Да плюс еще тот, которому ты обещал отстрелить башку. Твой незабываемый монолог мне передали слово в слово.

Игнат покачал головой:

– Чешут люди языками…

– Чтоб ты не сомневался.

– Афоня?

– Нет. Борисыч. Он теперь твой восхищенный поклонник. Вот я и спрашиваю: что происходит? У меня в агентстве на должности водилы работает суперпрофессионал и заливает мне байки про везение. Кстати, Борисыч просил откомандировать тебя к нему, на должность начальника по безопасности.

Чувствуешь взлет своей карьеры?

– Что вы ему ответили?

– Отказала.

– Понятно.

– Конечно, понятно! Для простого водилы это слишком много, а вот для тихони, развлекающегося тысячедолларовыми фишками, полагаю, недостаточно…

Игнат, выбирайся из раковины. Я ведь не первый раз замужем, понимаю, что тебе, наверное, есть что скрывать. Полагаю даже, что есть от чего бежать. Жизнь – не самое комфортное место для житья… Прости за неуклюжий каламбур.

Игнат слушал ее молча, ни один мускул не дернулся на его лице.

– Я не собираюсь лезть тебе в душу. И больше никогда с тобой об этом не заговорю. Просто прими это как совет. Совет женщины, которая лет на десять тебя старше… Видишь, ты заставляешь меня вспомнить о моем возрасте – не очень вежливо с твоей стороны.

Игнат чуть заметно улыбнулся, но шефиня не дала ему возразить.

– Выбирайся из раковины. Это не поможет, можно задохнуться. Я тоже когда-то прошла через такое. Понимаешь, многие вещи нельзя вернуть, а то, что внутри, оно отравляет. Возможно удушье… Выбирайся из раковины, а то не заметишь, как задохнешься. И виноват будешь сам.

– Вы можете назвать, в чем человек виноват не сам? – невесело усмехнулся Игнат.

– Конечно, во всем, что с нами происходит, виноваты мы сами… – Она кивнула. – В том числе и в неиспользованных шансах, и в несделанных тысячедолларовых ставках. – Шефиня улыбнулась. – У меня есть несколько серьезных предложений, Игнат. И как ты понимаешь, я собираюсь их сделать вовсе не водителю моего агентства. Но прежде нам надо серьезно поговорить. Я готова и подождать, но недолго.

В этот момент включилась селекторная связь – пришел брус, машина во дворе, водитель шумит, требует, чтоб разгружали быстрее, а там какая-то путаница с документами.

– Ну вот, видишь как, – улыбнулась шефиня, – водитель шумит.

– Давайте я разберусь, – предложил Игнат. – У меня сейчас свободное время.

– Что?! Ну уж нет! – Голос шефини теперь стал привычно хриплым. – Ты ведь забросаешь его гранатами, а мне нужен груз. Да и водителя жалко.

Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом оба расхохотались.

– Давай, парень, – произнесла шефиня. – Я готова подождать, но особо с этим не затягивай.

– Хорошо. – Игнат чуть помедлил. – И знаете что…

– Что еще?

– Ну… в общем – спасибо.

– За что?

– За то, что нашли слова, как об этом поговорить.

– Слова – это лишь слова, Игнат.

– Не всегда.

– Верно, парень. Поэтому я и жду продолжения нашего разговора.

– Хорошо, я подумаю обо всем, что услышал.

– Думай. Только не очень долго. Кстати, у тебя через неделю день рождения?

– Ну, в общем…

– Теперь не отвертишься. Ты ж теперь звезда! Народ уже скидывается…

Игнат, я на тебя не давлю, но… в течение этого месяца мы должны все решить.

Пойми меня верно.

– Хорошо. Я вас понял. Могу идти?

– Конечно. Счастливо тебе.

– И вам.

Игнат убрал конверт с деньгами во внутренний карман и вышел из кабинета.

"Что ж, месяц так месяц, – подумал он. – Что-то они все как сговорились: Лютый Владимир Ильич, старый черт, тоже предложил подумать месяц.

Ну, месяц так месяц… Через месяц все решим".

Однако все решить им придется значительно раньше. И условия будут заметно отличаться от предполагаемых. Потому что кого-то к тому времени уже не будет в живых, а кто-то окажется прикованным к больничной койке, кто-то превратится в главного подозреваемого, а кто-то – в беглеца.