Текст книги "Царь Соломон"

Автор книги: Рольф Бейер ( Байер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Инородным телом кажется нам молитва, имевшая место, когда «народ отправлялся на войну против своих врагов», суть которой совсем не отражает того, что мы узнали о Соломоне. Поэтому мы считаем, что с этой просьбой Соломон не обращался, она сочинена библейскими авторами, которые благочестие Соломона превратили в «молитвенный катехизис». К нему авторы Библии добавили еще просьбы о возвращении «обращенных» израильтян в Иерусалим, тех, которые в 587 до н. э. были угнаны в Вавилон. Несмотря на то, что авторы Библии – согласно священному числу «семь» – дополнили храмовую молитву, остается ясно: храм Соломона первоначально был домом молитвы, а не культовых или ритуальных церемоний. О принесении жертв в речи Соломона нет ни одного слова.

Соломон больше не был заинтересован в культовых церемониях, ритуалах жертвоприношений, для него важно происходящее «внутри», вызванное личными или общественными бедами. Соломону принадлежит заслуга в понимании истинной благочестивости храма – не ритуальной, а исходящей от души. При этом обращает на себя внимание, что наряду с природными катаклизмами, такими как засуха, голод, чума, поводом к молитве были прежде всего этические проявления – грех народа и отдельных людей, – указание на то, что Соломон был представителем морально-нравственной религиозности.

Соломон не нападал непосредственно на культ жертвоприношения – как позже это делали пророки – он его просто не упоминал в своей большой храмовой речи. Эта стратегия умолчания обо всем, что относится к культу и ритуалу, с нашей точки зрения, является красноречивым свидетельством сути благочестия, объявленного храмом Соломона. Его не интересовали внешние атрибуты, только сокровенное. От того, кто почувствовал потребность войти в храм и приобщиться Святая Святых, хранившей Моисеевы скрижали закона, требовалось не соблюдение культа, а нравственная чистота. Это очень хорошо выражается в молитвах о тех, кому открыты двери храма, дошедших до нас в псалмах:

«Кто взойдет на гору Господню, или кто станет на святом месте Его? Тот, у кого руки неповинны и сердце чисто, кто не клялся душею своею напрасно и не божился ложно – тот получит благословение от Господа и милость от Бога, Спасителя твоего» (Псалом 23.3).

В этой связи сокрытие 10 заповедей в ковчеге приобретает значение, которое еще не освещалось. Культ храма Соломона вел человека к правовому, нравственному восприятию древнеизраильской религии; все безнравственные храмовые отправления – церемония жертвоприношения, религиозные ритуалы очищения, культовые омовения – были подчинены нравственному содержанию Соломонова благочестия.

Это не означает, что в храме Соломона не происходило отправлений культа. Против этого говорят одни только предметы, использовавшиеся для жертвоприношения, такие как курительный алтарь в храме, алтарь для сожжения снаружи храма, «медное море» и повозки-котлы, которыми возили воду для очищения. Однако они не затрагивали духа храма Соломона.

После Соломона не относящееся к культу этическо-нравственное направление храма все больше и больше искоренялось. Полагались на приношение жертв и доверяли священной силе храма, не заботясь о внутреннем благочестии, ориентирующимся на нравственную сущность. Только с этой точки зрения становятся понятны резкие слова пророков, когда они критикуют храмовый культ, как, например, пророк Иеремия.

«Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: исправьте пути ваши и деяния ваши, и Я оставлю вас жить на сем месте. Не надейтесь на обманчивые слова: «здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень». Но если совсем исправите пути ваши и деяния ваши, если будете верно производить суд между человеком и соперником его…» (Иеремия 7.3).

Эту пророческую критику храмового культа мог бы выразить и Соломон. Мы не должны позволять вводить себя в заблуждение библейским авторам, согласно которым освящение храма вылилось в грандиозный праздник жертвоприношения. Притянутое за уши единение молитвы, полной внутреннего благочестия, и помпезного внешнего проявления ритуала жертвоприношения не может обмануть: Соломон преодолел все заслоны на пути к внутреннему, нравственному благочестию, свободному от культового ограничения.

Соломон – теолог

Соломона по праву можно отнести к значительным теологом. Ведь ему, как никому другому, удалось решить самый глубинный и трудный вопрос всех религий – о присутствии божественного. В храмовой речи Соломону удалось в необычной, даже несколько парадоксальной форме выразить присутствие божественного: «Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки» (3 Царств 8.12).

Это уже известное нам «освящение храма» обрастает в дальнейшем сложностями: «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем не менее сей храм, который я построил [имени Твоему]… Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: «Мое имя будет там»…» (3 Царств 8.27). Что из этого сказал Соломон, а что – авторы Библии? Найти ответ не составляет большого труда: где говорится о безоговорочном присутствии Господа в храме, т. е. в отчете о посвящении храма, – это наиболее старая, первоначальная трактовка; где присутствие Бога обставлено некоторыми сложностями, мы имеем дело с более поздними проявлениями, когда хотелось по возможности избежать чересчур уж непосредственного впечатления от присутствия Бога. Отчет о посвящении храма исходит из того, что храм – это место проживания Бога. Дополнительное восприятие, напротив, видит истинное место Бога на небе и допускает в храме только нахождение «имени Бога».

Тем самым подтверждается наше высказанное ранее суждение, что в речи Соломона содержится «зерно». Он излагает проблему божественного присутствия в парадоксальной форме: Бог нашел в храме свое «место проживания», но в настоящее время «скрыт» во тьме. Ясность и загадочность, имманентность и трансцендентность божественного присутствия связываются воедино непостижимым образом. Господь Соломонова храма познается как повернувшийся ко всем Бог, который не допускает к себе.

Таким образом, на Соломонов храм опускается мистический полумрак, который поглотил сокровенное. И хотя стены храма были с окнами, но они располагались достаточно высоко, на уровне боковых ярусов, и пропускали мало света. Свет попадал в помещение, пожалуй, только через входные двери. Святая Святых была отделена занавесом, и туда могли входить только жрецы. Этим подчеркивались близость и одновременно недоступность Господа.

Библейские авторы невероятно изобретательно передали мудрость Соломоновой речи по случаю освящения храма, когда поселили в храме не Господа, а только «имя Господне». Так они отмели все магическо-материалистические трактовки божественного присутствия, шаг, имевший огромное значение для благочестия Господня, после того как храм был разрушен. Ведь имя Господа осталось нерушимым и привело, например, в иудейской мистике Средневековья к духовной спекуляции.

«Имя Господне» загадочно заключало таинственное всемогущество, оно не должно было произноситься, а лишь употребляться в описательной форме. В числовой символике каббалистов оно постоянно округлялось, обнаруживало таинства творения и падения человека. Таким проходит храмовое благочестие Соломона через века. Понятным становится также и то, что люди, памятуя о разрушенном храме, со слезами пели: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его повесили мы наши арфы. Там пленившие нас требовали от нас слов песней, а притеснители наши – веселья: «пропойте нам из песней Сионских» (Псалом 137.1).

И в пору гонений и чужбины память сохранила то, от чего не откажешься, что завещал Соломон.

Глава 6
«И СТАЛ ОН
СЛУЖИТЬ АСТАРТЕ» —
РЕЛИГИЯ СОЛОМОНА

Личность Соломона пробивалась из бездны, которая нас потрясает. Он, кажется, справился с роковым наследием преступного отца и матери-прелюбодейки. Неотвратимость кровной мести и братоубийство он подавил своим делом мира, которое нашло конкретное выражение в мудрости судьи, внутренней и внешней политике, представлении государства и правлении. Он отказался от позиции триумфатора, обходился без образа врага, опирался не на политику силы и войны, а мудрую дипломатию и торговлю.

Его открытость миру достойна удивления: в свой аппарат правления он берет чужеземцев, чужеземки украшают его гарем и обеспечивают стойкие добрососедские связи, «закордонные» рабочие строят храм, который отражает его идею мира. Соломон открыт и привержен традициям одновременно: в строительстве храма направление на чужие образцы, но в Святая Святых он помещает древнеизраильскую святыню – ковчег.

Целью всех его усилий было установление равновесия между просвещенным царским правом и древнеизраильским родовым. Израиль был объединен Соломоном в сложное единое целое, причем обращалось достаточно внимания на растущие различия племен и народов. Фанатизм и догма были для него неприемлемы. Итак, Соломон представляется нам как «осчастливленный жизнью».

Тем более удивительно, что библейское предание рисует отнюдь не то, хотя дело мира Соломона, мудрость и справедливость, строительство им храма вполне представлены как кульминационные пункты его «счастливой отмеченности». Но дейтерономистические редакторы смотрели на Соломона с позиций критики. Они подразделяли жизнь Соломона на две фазы: «осчастливленную» и «омраченную»: «Во времена старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида, отца его. И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. И делал Соломон неугодное пред очами Господа и не последовал Господу, как Давид, отец его. Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской. Так сделал он для всех своих чужестранных жен, которые кадили и приносили жертвы своим богам. И разгневался Господь на Соломона за то, что он уклонил сердце свое от Господа Бога Израилева, Который два раза являлся ему и заповедал ему, чтобы он не следовал другим Богам; но он не исполнил того, то заповедовал ему Господь [Бог]» (3 Царств 11.4-10).

Оценка религиозности Соломона удивительно противоречива. Его отход от веры Господу однозначно осуждается и одновременно прощается как старческая глупость. И в то же время отход Соломона от традиционной веры Господу описывается как только частичное отступничество. Но наиболее изощренный способ снятия вины библейские редакторы предлагают, когда пытаются отступничество Соломона от чистой веры Господу приписать его чужеземным женам. Вновь старый и излюбленный мотив Евы. Однако все попытки прощения доказывают только одно: для авторов Библии религия Соломона стала камнем преткновения.

Напрашивается вопрос, достаточно ли авторы Библии поняли религию Соломона? Сомнение здесь вполне уместно, так как строгий, фанатичный монотеизм, который служил мерой библейским авторам, является в первую очередь продуктом их собственного времени. Соломон просто не вписывается в этот фанатизм. Его религия была более открытой и широкой, нежели у тех, кто передавал его историю.

На то, что Соломон плохо вписывается в библейскую, т. е. строгую веру в Господа, указывает незначительный штришок в предании о Соломоне. Он касается того, что Соломон долго правил и умер в мире. Согласно строгой теологии яхвистов, которую исповедовали авторы Библии, Соломон должен был понести наказание еще при жизни, чего не происходит, как авторы ни настаивают. Таким образом, они придумывают особую милость Господа, снизошедшую на Соломона (3 Царств 11.11). Наказание настигло его только после смерти, когда царство было раздроблено. Все это к тому, что мы должны глубже проникнуться мотивами, которые определяют религию Соломона.

Бог отцов, Элохим и Господь

Вначале нужно обратить внимание на сложное развитие древнеизраильской веры в Бога, затем охарактеризовать ее напряженные отношения с хананейско-древневосточной религией и задаться вопросом, как религия Соломона вписывается в эту цепочку.

У Бога Древнего Израиля много имен, в которых находят отклик разнообразные божественные воплощения.

Патриархи Ветхого Завета знали своего Бога как «Бога отцов» (Исход 3.15), иногда говорится о «Боге моего отца» (Бытие 31.5; 29.42; 43.23; Исход 3.6), иногда выступает «Бог отцов» вместе с именем патриарха – «Бог моего отца Авраама» (Бытие 26.24), иногда называются имена разных патриархов – «Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова» (Исход 3.6). «Бог отцов» иногда носит явно странное имя как «Щит Авраама» (Бытие 15.1), «Страх Исаака» (Бытие 31.42; 54), «Мощный Бог Иаковлев» (Бытие 49.24). Редко, но все-таки впечатляюще появляется «Бог отцов» вместе с именем собственным «Израиль», а также «Пастырь» или «твердыня Израилева» (Бытие 49.24).

Бог отцов по своей сути является первоначально безымянным божеством, которое почиталось кочевыми родами. Как божество рода оно сливалось с предками рода – с Авраамом, Исааком и Иаковом. Но число «три» не стоит понимать столь однобоко, ведь по поводу объединения рода Авраамова с восточно-иорданским родом Нахор говорится: «Бог Авраамов и бог Нахоров да судит между нами, – Бог отца их!» (Бытие 31.53). Это попытка свести нескольких «богов отцов» с единством одного «Бога отцов» – в соответствии со ставшим позже определяющим монотеизмом Израиля.

Бог отцов был божеством рода, которое представлялось исключительно лицом, а не святым местом. Будучи божеством кочевников, оно не привязывается к месту, сопровождает тех, кто еще не стал оседлым. Оно проявляло себя не как в театре, громом и молниями, землетрясениями и извержениями. Бог отцов кочевых родов и племен не имеет природных черт, не связан с плодородием земли и не образует таинства жизни и смерти в природе. Напротив, он проявляется как Бог пережитого, заботясь и защищая кочевников и полукочевников, дает им множество наследников. Бог отцов – это Бог чаяний, открывающий перед кочевниками счастливое будущее.

Странствующие чада Бога отцов не оставались навсегда кочевниками или полукочевниками, а соприкасались с другими оседлыми богами, когда осели на ханансйской земле, с их божествами Элохим, которые связаны с определенными местами, священными скалами, источниками и деревьями. Но соприкосновением дело не кончалось: Бог отцов кочевников и Элохим хананеев сливались друг с другом. И Элохим наследовались и переходили в израильскую веру.

Таким является «Бог вечности» в Вирсавии, в честь которого Авраам вырастил тамариск, залог союза, который заключили он, переселенец Авраам, и местный Авимелех (Бытие 21). В Вирсавии почитаем также «Бог, который меня видит», он является перед Агарью, наложницей Авраама, и предсказывает ей сына Измаила (Бытие 16). Для Бога Вефиля устанавливает патриарх Иаков памятный камень, после того как это божество явилось ему в виде небесной лестницы и предсказало богатое потомство и завоевание земель (Бытие 28).

У Иакова – свой «Бог с лицом», с помощью которого он выдерживает до конца поединок, и его отпускают только после того как он получил от Бога благословение и новое имя. Иаков становится Израилем (Бытие 32). Таким образом, не удивительно, что Иаков в древнехананейском городе Сихеме ставит жертвенник и призывает «Бога Израиля», так назван участок земли, которую купил Иаков-кочевник (Бытие 33.20). Знаменательно, что имя «Израиль», которое позже дало название народу, является составной частью хананейского Бога.

Бог отцов и Бог местный, кажется, не враждуют, а дополняют друг друга. В то время как Бог отцов дает кочевникам защиту, заботу и благословение на потомство, с принятием местных божеств в израильскую веру усиливается святость земли, где поселяются кочевники.

Их вера в Бога отцов ни в коем случае не развивалась в фанатической обособленности, а открывалась божественному опыту оседлого хананейского населения. Но и это не все, древнеизраильской вере в Бога не хватало еще одного имени, третьего и самого важного – имени Господа, с кем неразрывно связан Исход Моисея из Египта. Библейское предание рассматривает введение Господа как особое событие, которое означало перелом в древнеизраильской религии.

Обстоятельства известны: израильтяне жили в Египте – как раз во времена Рамзеса II (1292–1225 до н. э.) как рабы, пока не появляется Моисей. Он убивает египетского надсмотрщика и должен бежать в страну Мадиамскую. Там следует знаменитое откровение у горящего куста терновника. Господь, неизвестный до этого времени израильтянам, появляется в имени своем: «Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя мое на веки и памятование о Мне из рода в род» (Исход 3.15).

Моисей был основателем веры в Господа. Ему удалось – согласно Библии – совместить кочевническую религию Бога отцов с почитанием Господа. Вероятно, это не было слишком трудно, так как оба – Бог отцов и Господь – творят свои божественные дела в истории. Господь проявляется как Бог-спаситель, который сделал возможным исход из Египта, сопровождая и охраняя кочевье по пустыне, пообещал переселение в Палестину. Более того, Господь дал войску Моисея право и закон – 10 заповедей и повел себя не только как Бог истории, но и как Бог «общественного порядка», хотя Господь в отличие от Бога отцов у кочевников властно вмешивается в природу: во время откровения Моисея горит терновник. Чермное море расступается, пропуская израильтян, гора Синай сотрясается, – он остается вездесущим Богом, который не заставляет подчиняться себе. Поэтому вышло так, что поклонение ему лишено эффекта.

В отличие от Бога отцов и Элохим Господь обладает одной только ему присущей чертой: претендует на почитание себя одного и «проявляет ревность», когда его исключительность не уважается. Господь – это агрессивный Бог, Бог священной войны, который, восседая в ковчеге, борется за свой народ против всех врагов.

Бесспорным является то, что смесь различных религий существенно способствовала установлению того сообщества, которое назвало себя «Израиль». Как проходил этот сверхнапряженный процесс, мы не знаем. Возможно, решающий шаг был сделан на том сходе в Сихеме, когда Иисус призвал чтить Господа вначале колена Вениаминовы, Ефремовы и Манассиины, позже к ним присоединились другие колена (Иисус Навин 24). Осуществление этого стало возможным благодаря тому, что Господь в Сихеме слился с почитаемым там Богом Израилевым. Таким образом, следовало бы связать возникновение и распространение имени «Израиль» со сходом в Сихеме.

Низложение священника Авиафара

Что объединяет Соломоново отношение к религии с этим эпизодом? Один важный штрих еще раз возвращает нас к тем драматическим дням, когда Соломон защищал свое царство. Событие, сыгравшее большую роль, мы до сих пор еще не исследовали: изгнание священника Авиафара, который стал на сторону Иоава. Соломон не велел убивать Авиафара, слишком силен, вероятно, был страх перед священником. Того только лишили своей должности и сослали в маленькое поселение севернее Иерусалима, на территории колена Вениаминова.

То, что, на первый взгляд, кажется выведением из строя высокого представителя противоположной стороны, при ближайшем рассмотрении означает намного больше. С Авиафаром исчезла фигура, выступавшая за неукоснительное сохранение древнеизраильской религиозности. Авиафар был хранителем ковчега, все еще почитаемого боевого символа, и олицетворением древнеизраильской веры. Это выражается также и в том, что ряд его предков ведет к роду священников, которые когда-то распоряжались ковчегом в Силоме (1 Царств 14.3; 22.11–20).

Важно, что Авиафара заменили не священником из рода священников, а Садоком, который не мог похвастаться «древнеизраильской галереей предков». Следовательно, его назначение должно иметь другие причины. Садок впервые появляется не с Соломоном, еще во времена Давида он играет среди священников выдающуюся роль. Вместе с Авиафаром он определен хранителем святыни в Иерусалиме и его имя называют даже перед именем Авиафара – признак выдающегося положения.

Почему называли двух священников? Предположительно, Авиафар являлся хранителем древнеизраильских традиций священников, а Садок – представителем иерусалимских культовых традиций.

Важное указание дает имя: Садок – это предположительно краткая форма от Мслхиседек, которое означает больше, чем просто какое-то лицо и первоначально, вероятно, было титулом хананейско-исвуссейского царя-священника в Иерусалиме. В этом качестве мы встречаемся с ним уже в истории Авраама. Он подает Аврааму хлеб и вино и благословляет его от имени Бога Всевышнего и называется священником Мелхиседеком, царем Салимским (Бытие 14). Это место говорит об очень многом, так как вводит нас в до-израильскую историю религии и свидетельствует о существовании доизраильского Бога.

Нет сомнений, что при взятии Иерусалима царем Давидом Бог Всевышний и Господь (Элохим и Яхве) объединились в культ Яхве (Господа). Священник Садок, кажется, был выходцем из иевуссейских священнических кругов, но не мог продолжать быть царем-священником в Иерусалиме при израильском приоритете. Его должность была ограничена исключительно обязанностями священника: царь-священник Мелхиседек превратился в священника Садока.

Мы можем точнее представить процесс передачи. Псалом 110 описывает как раз тот ритуал, в ходе которого Мелхиседек был однажды низведен с трона в Иерусалиме Элохом. Однако то, что царю иевуссеев первоначально было обещано Богом Всевышним после иерусалимского возведения, было обещано Господом царю Давиду: «Клялся Господь и не раскается: Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (Псалом 109.4).

Давид и его приверженцы занимают место Мелхиседека, царь Израиля становится первосвященником. Это заходит так далеко, что среди пяти имен царя Давида одно указывает на Бога Всевышнего: «Давид… которого поставили высоко» (2 Царств 23.1). А иевус-сейский царь-священник Садок, напротив, был разжалован в простые священники.

Принятие культа иевуссейского Бога Всевышнего в культ поклонения Господу, включая и должность Мелхиседека, произошло во времена Давида, так как Садок на своем высоком месте упоминается в его время. Но, должно быть, возникли трения между священниками с обеих сторон. В этот момент на сцену выходит царь Соломон: ссылка Авиафара и возвышение Садока в первосвященники указывают на то, что Соломон больше покровительствовал иевуссеям и хотел ослабить влияние древнеяхвистской группы.

Какие последствия имело вливание иевуссейского культа к яхвистам? С полным правом мы можем сказать, что вера Господу (Яхве) была расширена на целый порядок. Важные сведения дает здесь история встречи Авраама и Мелхиседека: «И Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, – он был священник Бога Всевышнего – и благословил его, и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба земли» (Бытие 14.18).

С принятием иерусалимского Бога Всевышнего израильская религиозность неслыханно, «универсально» расширилась. Границы древнеизраильского верования – родового (Бог отцов), местного (Бог Всевышний), национального (Господь) были подорваны, и Богу Израиля приписали создание неба и земли.

Передача качеств Творца Богу Израиля невозможно переоценить. То, что возникло в доизраильском культе Бога Всевышнего и отсюда было перенесено на Господа, для неискушенного читателя Библии ошеломляющее открытие. Как само собой разумеющееся предстает на первых страницах Библии процесс сотворения мира Господом. На самом деле превращение Господа в Бога-создателя произошло сравнительно поздно, после того как Давид и Соломон переделали доизра-ильскую историю сотворения иерусалимским Богом Всевышним. Или, выражаясь научно, то, что поставлено составителями в начало Библии, по отношению к традиции является лишь позднейшим продуктом израильской истории религии!

Кто оказал влияние на расширение древнеизраильской веры? Шло ли это от Давида или только от Соломона? Мы отдаем предпочтение Соломону, так как Давид, очевидно, ограничивался поддержкой древнеизраильских традиций. Хотя он и дал древнеизраильскому ковчегу право на жительство, но, согласно кочевым традициям, установил его в палатке, хотя и купил у иевуссея в Иерусалиме кусок земли (гумно Орны), поставил там жертвенник, а не храм по «чужеземным» образцам. Давид, кажется, не очень тянулся к чужим культовым традициям. В противоположность этому Соломон решительно расставляет акценты. Он делает Садока религиозным авторитетом и открывает для себя «чужеземный» образ, чего мы не видели у Давида.

Остается еще удивляющий всех псалом 109, который дает царю в Иерусалиме вечное первосвященство «по чину Мелхиседека». Какой царь имеется в виду? С большой охотой текст относят к древним временам царствования, ведь трудно себе представить, что позже можно было бы так естественно приобщиться иевуссейской традиции Мелхиседека. В заголовке псалом приписывается Давиду. И если бы это все было исторически верно, то он стал бы тогда не просто царем, но царем-священником. Давид представлял бы собой тогда «сакрального» царя.

Или же псалом 109 имеет в виду Соломона? Не он ли «священник по чину Мелхиседека»? На первый взгляд, такое могло быть, ведь даже в двух местах говорится о том, что царь Соломон выполняет функции первосвященника: жертвоприношение в Гаваоне и освящение храма. Но выступал ли Соломон как первосвященник «по чину Мелхиседека»? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется внимательнее рассмотреть действия Соломо-на-первосвященника во время храмового праздника:

«И стал Соломон пред жертвенником Господним впереди всего собрания Израильтян, и воздвиг руки свои к небу… Когда Соломон произнес все сие моление и прошение к Господу, тогда встал с колен от жертвенника Господня, руки же его были распростерты к небу. И стоя благословил все собрание Израильтян громким голосом… И царь и все Израильтяне с ним принесли жертву Господу… В тот же день освятил царь среднюю часть двора… В восьмой день Соломой отпустил народ…» (3 Царств 8.22–54, 62, 64, 66).

Действует ли Соломон здесь как священник «по чину Мелхиседека»? Существенный аргумент говорит против: царь-священник – это воинственный царь: «Господь одесную Тебя. Он в день гнева Своего поразит царей…» (Псалом 109.5).

Такая характеристика царя-священника подходит не Соломону, царю мира, а воинственному Давиду. Таким образом, мы приходим к волнующему результату: Давид принял на себя доизраильскую традицию царя-священника в Иерусалиме. Он был воинственным царем-священником «по чину Мелхиседека». Соломон тоже перенял традицию царя-священника, сглаживает воинственные черты и превращает воинствующее царство священников в духовное мирное царство. Оно ограничивалось мирными акциями: молитвой и заступничеством, благословением и жертвой. Это очень хорошо выражается уже известными нам словами благословения: «Благословен Господь, Который дал покой народу своему Израилю» (3 Царств 8.56).

И ни слова об «уничтожении врагов».

Итог: Соломон делает еще один шаг в сторону oi отца Давида, стирая воинственные черты в образе царя-священника.

Чужие боги в Иерусалиме

Наследование Израилем хананейского культа Бога Всевышнего не подвергалось критике в библейской традиции. Ввиду исключительного почитания Господа, который не терпел возле себя иных богов, это удивляет, тем более, что на критику нарывается попытка Соломона вобрать другие элементы хананейской религии. К открытости миру Соломона относится, бесспорно, то, что он терпел чужеземные культы своих жен: единственный случай в древнеизраильской истории. Таким образом, Соломон практиковал религиозную терпимость; ортодоксальные почитатели Господа – к ним относятся также авторы Библии – усматривали в этом отход от веры отцов.

Конечно, Соломону пытались найти оправдания, представляя благосклонное отношение к богам своих жен как старческую глупость. Но такой подход не историчен, поскольку Соломон женился не старым, а как раз молодым царем. В рамках матримониальной политики он начал допускать культы своих жен довольно рано.

Некоторые культовые места чужих богов находятся вне Иерусалима, на Масличной горе, которая позже по этой причине была названа «Гора порчи». На Масличной горе находились капища Хамоса и Молоха, возможно, также Милхома. Удивляет только то, что в предании о Соломоне капища на высотах для Хамоса и Молоха указывались точно – на «горе, которая пред Иерусалимом». Точного местонахождения культовой святыни Астарты не указывается. Может быть, это место замалчивалось специально? И находилось ли оно вообще на Масличной горе?

Не исключено, что «Соломоново» капище Астарты было помещено на «Горе порчи» в более поздних записях (4 Царств 23.13). Эти заметки связаны с яркой культовой политикой царя Иосии, который заставил разрушить капища на высотах спустя триста лет. Триста лет существовало допущенное Соломоном почитание чужих богов в Иерусалиме. Становится ясно, что речь могла идти не только о частных культах жен Соломона. Чужие культы сами просачивались на религиозную почву, находили широкое одобрение и уважение народа.

О характере почитаемых божеств мы знаем очень мало. Бог Хамос был национальным богом моавитян. Он изображен на уже упоминаемой нами стеле Меша, где называется впервые во внебиблейских источниках израильский царь (Омри). Стела датируется IX веком до н. э. и прославляет могущество царя Меша и его бога Хамоса:

«Я Меша, сын Хамоса, царя Моава. Мой отец был царем Моава 30 лет, и я стал царем после моего отца. Я построил эту культовую высоту для Хамоса в Кириафе… потому что спас меня от всего, он дал мне увидеть мое торжество от всех моих ненавистников. И люди Гада жили в стране Аштарот с незапамятных времен. И царь Израиля построил себе Аштарот. Но он напал на город и взял его и убил весь народ (из?) города (как жертву?) для Хамоса из Моава. И вернул оттуда жертвенник Аре л… и поставил его перед Хамосом в Кириафе… И Хамос говорил мне: «Иди возьми святыню Израиля». Тогда ночью я пошел и нападал с рассвета до полудня. Я взял его и всех их убил: 7000 мужчин, женщин и рабынь, так как я посвятил их Аштар-Хамос. Я взял оттуда (предметы?) Господа и принес их Хамосу. И царь Израиля построил место и жил в нем, когда боролся против меня. Тогда Хамос изгнал его от меня…».

Стела Меша была создана добрых полстолетия после царя Соломона во времена царя Ахава (871–852 до н. э.). Образ бога Хамоса, должно быть, не изменился за это время. Другими словами, царь Соломон ничего не имел против того, чтобы принять культовое божество в Иерусалиме, со всеми его исключительно воинственными чертами. Как и Господь, ведет Хамос священную войну. Осознавал ли Соломон боевой характер моавитянского божества?