Текст книги "Конан и Властелин смерти Танзы"

Автор книги: Роланд Джеймс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Когда страховка дернулась вновь, и сверху раздался отчаянный вопль, отозвавшийся эхом в каменном мешке, Конан сначала подумал, что это змеи напали. Варвар набрал в грудь воздуха, чтобы сообщить друзьям о том, выберется самостоятельно.

– Нужно вытравить веревку! – прозвучал голос Пaнона.

Оба товарища Конана принялись тянуть его наверх за другой конец троса.

– Эй, подождите! – закричал варвар, проклиная себя за то, что проигнорировал слова Даталоса. Даже в защищенной от ветра и дождя пещере могли найтись острые как лезвия углы.

Но было слишком поздно. Один из таких аккуратно разрезал веревку на две неравные половины. Даталас пробовал ухватить ускользающий конец, но перевесился и с жутким воплем полетел в пропасть.

На мгновенье перед падающим во тьму северянином промелькнуло перекошенное от страха лицо Пaнона. Последней мыслью Конана было то, что немедиец не должен задерживаться на краю, пока не проснулись змеи или не рухнула под ним оставшаяся часть выступа, тем самым, присоединив его тело к телам товарищей.

Глава 10

Когда разведчики подверглись нападению летающих змей, Лисинка Мертус лично несла вахту по охране цитадели.

Женщина вознамерилась доказать, что постельные упражнения с Конаном не сказались на ее активной деятельности. Это был также хороший способ изучить землю вокруг цитадели и добавить больше деталей к карте, которую она уже запомнила. Ей хотелось удостовериться, что сил у двух небольших отрядов хватит, чтобы отбить атаку возможного противника в человеческом обличье. Хотя умный враг, обладающий проницательностью Гролина, едва ли стал бы лезть напролом.

Из-за значительной удаленности стычка с глупым немедийским капитаном и свирепыми чудовищами представлялась крайне затруднительной для наблюдения. Но, отгороженная стеной скал, Лисинка почувствовала, что за горным хребтом произошло столкновение, и несколько позже оттуда поднялось ввысь нечто.

Если кто-то вздумал напасть на Конана и его воинов, то атаманше даже стало жаль противников варвара. Лисинка надеялась в скором времени снова прижаться к плечу киммерийца, ставшему для нее за три ночи почти родным. Иногда она задавалась вопросом, сколько правды в его рассказах о войне. Тем не менее, женщина не сомневалась, что гораздо больше, чем в байках большинства наемников. У Лисинки было время убедиться в мастерстве северянина, и еще не до конца зажили на ней ушибы, полученные от него в той памятной схватке. И при этом она не на миг бы не усомнилась, что киммериец имел бы все шансы в отношении гораздо более сильного противника.

На жизненном пути обязательно встретятся могущественные враги, которых необходимо остерегаться. Не все они закутаны в зловонные меха и угрожают тебе сталью.

Некоторые облачены в шелк и тонкие полотна, и у них нет никакого оружия, кроме сладких слов. Зато эти сумеют убедить, что если ты сам не отдашь им все, то они возьмут еще больше без всякой ответной благодарности.

Повсюду ложь. Но женщина не боялась лжи со стороны Конана. Неважно, поклялся ли киммериец другу в вечной преданности или же в неотвратимой мести врагу, он не предаст, пока жив.

К концу дежурства Лисинка почувствовала, как дрогнула земля под ногами. Единичный толчок не походил на землетрясение. Это напомнило ей случай, когда она стояла на упавшем стволе, а медведь, зимующий в берлоге под ним, выполз наружу.

Тогда Лисинка спаслась от разъяренного зверя, забравшись высоко уже на стоящее дерево. Однако здесь, в дикой скалистой местности, из-за которой пришлось оставить знакомые леса, не наблюдалось никаких деревьев. Атаманша пожелала Гролину вместе с Душой Танзы обоим провалиться в пещеру, где они были бы навечно погребены под обвалом, и чтобы даже упоминание о них стерлось из людской памяти.

Так или иначе, но пожелания не могли ничего изменить. После дежурства ей еще предстояло завершить кое-какие дела прежде, чем исчезнет дневной свет, и ночь принесет возвращение Конана.

А киммериец, тем временем, медленно приходил в себя. В некоторых частях тела ощущалась боль. Кажущаяся поначалу непроглядной, тьма немного отступила, сменившись серым сумраком, который окутывал его как вода. Он сумел разглядеть, что лежит на прекрасном песчаном ложе.

Варвар не испытывал большого желания подняться или изменить положение. Похоже, кости остались целы. Конан мог свободно дышать и без острой боли шевелить конечностями. Но после такого падения короткий отдых пошел бы на пользу даже для него.

Он все-таки, сел. Звенящая как гонг боль пронзила все его тело, зато северянину представилась возможность лучше рассмотреть окружающую обстановку.

Тусклое свечение испускали участки сероватого мха на стенах и выступающих из песка валунах. Этого было достаточно, чтобы показать основание вертикальной шахты, исчезающей в темной вышине.

Сознание Конана прояснялось. Кусок плиты, рухнувший под ним в пещере, теперь лежал поодаль. Насчет глубины шахты не имело смысла даже строить предположения.

Песчаная подушка, поднимающаяся под острым углом, оказалась пригодной, чтобы смягчить падение человека и оставить его просто оглушенным. Конечно, если ему повезет, и он удариться только о песок.

Даталусу посчастливилось значительно меньше. Лужа крови вокруг обломка скалы красноречиво говорила об этом. Еще казалось, что одного удара было недостаточно, и Смотритель подобно детскому мячику отскочил к другому валуну. Там сейчас он и лежал в неестественной позе. Судя по тому, как изогнулась его спина, не составляло труда догадаться, что душа покинула тело. Кровь, смешавшись со мхом, превратилась в жуткую тягучую пасту.

Чтобы проверить свои силы, Конан встал на ноги. Если удастся сделать шаг, а потом еще и еще, то он сможет идти, невзирая на сильную боль. Хотя киммериец подозревал, что потребуется некоторое время прежде, чем он сможет бегать или сражаться.

Добравшись, таким образом, до Даталаса, варвар опустился рядом на колени и призвал Крома к заслужившему внимание храбрецу, и к возможности воздать достойное отмщение за его смерть. Киммериец не был религиозным человеком, искушенным в отправлении ритуалов. В любом случае он не знал, хоронил ли народ Даталаса своих умерших в земле, предавал огню, или выставлял на обозрение небу чтимых ими мертвецов.

Темное отверстие в стене неподалеку от погибшего источало слабый, мерцающий свет.

Оттуда же доносилось журчание текущей воды. Поскольку наличие в здешних краях подземных рек было характерным явлением, то Конан не опасался умереть от жажды. Отдых и вода вернут ему прежнюю форму до того, как его найдет либо друг, либо враг.

Северянин доковылял до своей лежанки, выкопал по-собачьи подобие неглубокой норы и, повалившись на песок, мгновенно уснул.

* * *

Гролина настолько утомил дневной переход, что его сморил сон, как только он присел на землю. Барон недолго раздумывал над обязанностью командира осмотреть посты, решив, что дисциплина в его потрепанном отряде не сильно пострадает за одну ночь. Вместе с тем, после хорошего отдыха и сна многие проблемы перестают казаться такими уж неразрешимыми.

Когда Гролин вновь открыл глаза, то поначалу увиденное заставило его укрепиться во мнении, что он действительно умер и попал в некоторый, особенно неприятный загробный мир.

Прямо перед ним зияла утроба. Это не была та бестелесная чернота, наблюдаемая им над цитаделью, но пасть гигантской змеи. Челюсти, казалось, распахнулись от земли до звезд и из них торчали зубы, длиной превосходившие человеческий рост. Над пастью, как два огромных рубина, горели красные глаза. Однако Гролин с удовольствием бросил бы любой такой рубин в ближайший костер, пусть тот и стоил бы дороже возможного выкупа за короля.

Барон догадывался, чьих это рук дело. Вместо того чтобы закричать от ужаса, он собрал волю в кулак и сумел подобрать нужные слова: – Оставь свои шутки, колдун. Если ты прибыл для серьезного разговора, то говори. В противном случае оставь меня в покое и дай выспаться.

Чудовищная утроба сжалась до размера большой дыни. Гролин увидел, что она принадлежала реальному существу – змее длиной в двадцать шагов, покрытой глянцевыми черными чешуйками, с двумя парами мускулистых кожистых крыльев.

Тварь дважды зашипела и спрятала жало. Когда клыки исчезли, вытянутое лицо волшебника появилось на месте змеиной морды. Оно не выражало никаких эмоций.

– Так мы будем беседовать? – прошептал Гролин.

– Кратко, как ты того желал, – ответил колдун.

Если б человеческие слова были пригодны для описания порождения магии, то барон отметил бы, что вид чернокнижника казался неприятным.

– Враги подобрались к Душе Taнзa ближе, чем мы, – произнес он. – Я попытался отогнать их, но не смог остановить. Теперь некоторые уже вошли в Гору Черепа.

– Если одним из врагов, которых ты пробовал остановить, был тот киммериец, то меня не удивляет, что он не остановился и не спасся бегством. Этого человека можно убить, но никак нельзя запугать. Кстати, поэтому я не стремлюсь сделать его Богом Смерти Taнзы. Ты, вероятно, мечтаешь обладать магическими силами. А вот варвар – нет.

Гролин про себя отметил, что не особенно оскорблен только что услышанным. По его мнению, кандидатура Конана не подходила и по другим причинам. Действительно многие северяне сторонились даже белой магии, а этот, кроме того, станет еще защищать Лисинку.

Таким образом, варвар неотвратимо и неумолимо будет преследовать Гролина, и ничто не спасет барона, кроме превращения его в Бога Смерти.

– Мы отправимся на поиски прямо сейчас, или подождем до утра? – спросил он, приподнявшись на одном локте.

– Ты очень самоуверен, Гролин. Без моего руководства ты будешь слишком долго искать Гору Черепа.

– Однако до встречи со мной ты почему-то не нашел человека, готового стать Богом Смерти. А без моих людей я с тобой не пойду. И я не собираюсь утомлять себя дракой ни с киммерийцем, ни с любыми другими противниками, с целью проверить их запас прочности, не говоря уж об умении врага владеть мечом.

Гролина в тот момент не волновало, что подобная дерзость может стать для него смертным приговором. Он и его воины скорее умерли бы, нежели пошли бы в ночь навстречу неведомому.

Лицо волшебника на мгновение озарилось оттенками янтаря так ярко, что Гролин заморгал, а затем обернулся, проверяя, не разбужен и не потревожен ли кто-то из его воинов.

К счастью, ни один даже не шевельнулся.

«Прекрасно» – голос мага звучал теперь в его голове. – «Поступай по своему усмотрению. Только не советую злоупотреблять моим к тебе расположением».

Лицо исчезло. Змея начала подниматься вертикально, пока большая часть ее туловища не сравнялось по высоте с ближайшим деревом. Две пары крыльев хлопнули несколько раз, и, со свистом порванного паруса, существо взлетело к небесам…

– Мой господин! – встревожено крикнул часовой. – Неужели сейчас в лагере был медведь? – Вряд ли, – откликнулся Гролин. – Я тоже заметил какое-то движение, но думаю, что это лишь игра света и тени.

– Да, господин.

Как всегда, человек казался согласным повиноваться, а не верить. Барон спрашивал себя: сколько ему еще отведено времени на ложь о чародее, пока воины окончательно не разуверятся в своем предводителе? Он единственный знал цену реальной власти и силы. Все должно принадлежать только ему одному, чтобы отпала необходимость прибегать к помощи кого-либо, обычных людей или магов.

* * *

Сон подействовал на Конана освежающе. Могучий организм быстро восстанавливался.

Очнувшись во второй раз, он почти не чувствовал боли и обрел былую подвижность.

Исследование пещеры показало, что подземная река там действительно текла. Шириной не более двух приставленных друг к другу копий, она имела глубину, так и оставшуюся не установленной. Вода была достаточно холодной для того, чтобы заморозить не просто человеческую плоть, но и кости.

Водяной поток казался единственным путем, с помощью которого можно было попытаться найти выход из этих пещер. После беглого осмотра провала, Конан убедился, что тот уходит вертикально вверх, на непостижимую высоту. В последней переделке варвару крайне повезло, и он не рассчитывал, что удача улыбнется ему во второй раз. К тому же на гладких стенах шахты отсутствовали видимые опоры, способные уберечь его от повторного падения.

Пассивное ожидание помощи противоречило деятельной природе северянина и, кроме того, представлялось занятием не слишком благоразумным. Региус Пaнoн вполне мог не помчаться к товарищам с известием о случившимся несчастье. Но даже если немедиец отправился за подмогой, то пройдут дни пока друзья приступят к поискам Конан. И еще больше минует дней прежде, чем они его найдут. К тому времени он ослабнет от нехватки пищи, и тогда, глядишь, кто-нибудь доберется до него раньше друзей.

Где-то наверху располагалось логово летающих змей. Были ли они недавно созданы колдовством или с древности обитали на этой земле? Конан над этим не размышлял, думая лишь об одном факте их присутствия. Скорее всего их поставили сюда для защиты Души Taнзы… Но если так, то надо постараться испортить пиршество чешуйчатых тварей! Избавившись от меча, Конан снял сапоги и почти всю одежду. Все пожитки он завернул в кожаный плащ. Под тяжестью клинка связка грозила утонуть, но варвар привязал ее к талии, тем самым освободив обе руки.

Варвар мог задерживать дыхание дольше большинства мужчин, исключая только вендийских ловцов жемчуга, однако он не знал протяженности реки. Тем не менее, Конан приготовился плыть, пока хватит сил и дыхания, и готов был рискнуть жизнью, ради призрачного шанса выбраться на свет.

Чему быть, того не миновать. Киммериец лишь надеялся, что если боги действительно заботятся о воинах, то они будут добры к душе Даталаса и подарят победу Лисинке. Ну, или, в крайнем случае, скорость ее ногам, если им больше не суждено сражаться вместе.

Конан скользнул в поток, скрежеща зубами от уколов холода, и исчез в чреве горы.

Разведчики, не участвующие в восхождении, принесли Региуса Пaнoна к Лисинке к тому моменту, когда она вернулась в замок.

Весь в ссадинах и ушибах, немедиец все же не терял сознание, и сам поведал об исчезновении Конана в недрах горы. Единственным утешением послужило то, что признаков летающих змей поблизости не было обнаружено. О тварях Панон, с одобрения Лисинки, рассказал во всеуслышание. Люди имели право знать все, чтобы подготовиться к отражению новой угрозы. Сохранение в тайне существование змей посеяло бы зерна недоверия между командирами и простыми воинами, что могло бы, в конце концов, привести к печальным последствиям.

Кларнидес неохотно согласился с доводами атаманши по этому вопросу. И с еще большей неохотой пообещал ей подчиняться на время отсутствия Конана.

– Разделение наших рядов это худшее, что может быть в данной ситуации, – недовольно буркнул молодой капитан. – Чума на голову киммерийца! Я доверил ему командование не для того, чтобы он бросался с утесов или изобретал способы для исчезновения в ответственный момент! – На войне все решает случай, – тихо сказала Лисинка.

– Не нужно мне цитировать писцов, – голос Kларнидеса был кислым как и выражение его лица. – Лучше подумай, сколь долго тебе удастся вести за собой Смотрителей.

– Вероятно, я смогу добиться большего успеха со Смотрителями, чем, например, ты с моими людьми, – ответила с улыбкой женщина. – Ведь они все – разбойники, а с нами нет ни Конана, ни Тармиса Рога, чтобы удержать их в пределах послушания.

– Тогда скажи-ка мне не то, что уже всем известно, а то, что у тебя на уме. Я вот думаю, что мы обязаны в первую очередь поставить охрану к горе, в которую провалился Конан, а уж после приступить к его поискам. И еще охранники должны быть в состоянии посылать сообщения в цитадель быстрее, чем человек может туда дойти. Я знаю факельные сигналы, используемые в аквилонской армии, и могу научить воинов некоторым из них.

– Согласна, это того стоит, – одобрила Лисинка. Она попыталась скрыть факт, что лояльность Kларнидеса сейчас ей более необходима, чем его холодное отношение и нежелание предпринимать какие-либо совместные действия.

– В Тарантии или Шамаре твое согласие не много бы стоило, – сказал Kларнидес. – Однако здесь, в твоих родных краях, оно заслуживает мою самую глубокую благодарность.

Теперь капитан уже не казался неприветливым.

Глава 11

Вынырнув, Конан ударился головой о потолок пещеры, если только тот заслуживал подобного названия. Тем не менее, тонкой воздушной прослойки пока хватало, чтобы заполнить горящие легкие…

Раз пять грудь киммерийца была готова разорваться прежде, чем удавалось наполнить ее хотя бы глотком воздуха, но потом время нахождения под водой несколько сократилось.

После одного такого промежутка варвар оказался в довольно большом гроте, на который, возможно, стоило обратить внимание. Правда, обследование усложнялось тем, что светящийся мох произрастал здесь не столь обильно, как в других местах, и освещал участки поверхности в пределах своего размера.

Конан не слишком обрадовала перспектива ползти на ощупь в темноте. Эта пещера явно не гарантировала спасения, и в ней наверняка таилось не меньше опасностей, нежели под водой. Поэтому киммериец использовал грот лишь для короткого отдыха.

Он погрузился в холодный поток и продолжал плыть, пока не представилась возможность сделать девятую (если не десятую по счету) передышку. Очередной раунд в борьбе за жизнь с рекой, холодом и подгорной тьмой казался выигранным. Хотя существовала вероятность, что смертельную игру вели боги, каждым броском костей определяющие дальнейшую судьбу человека. Подобными историями киммерийца поздними вечерами потчевали некоторые непочтительные личности после изрядной порции вина. Быть может, все это и имело глубокий смысл для жрецов с их глупой верой. Вот только мысли о божественном промысле должны занимать умы воинов в последнюю очередь.

Между тем, легкие Конана были вновь заполнены, а зрение понемногу очищалось от разноцветных искорок и преодолевало черноту – последствия недостатка воздуха. Он как мог изворачивался в потоках воды, пытаясь рассмотреть окружающую обстановку.

В трех направлениях свод пещеры низко нависал над водой. В самом высоком месте он не превысил бы длины руки, поднятой над поверхностью. Но из темноты, дальше по течению, пробивалось слабое свечение.

Оно немногим отличалось от того сияния, что испускали мхи в других пещерах. И все же оно казалось чуть более ярким. Едва ли это был дневной свет, если только северянин не провел в недрах горы всю ночь до следующего утра.

Течение потока помогало сберечь достаточно сил, и вскоре киммериец заметил подобие каменной арки, до которой можно было дотянуться из воды. Он перевел дух, держась за скалы, пока голова не перестала кружиться, затем снова нырнул и продолжил свой путь.

Проход между двумя пещерами оказался самым коротким в подземном путешествии.

Плывя под водой, Конан обратил внимание, что поверхность приобрела более светлый оттенок. Этот цвет, не особо приятный на глаз, напомнил Конану мутное варево, которое он когда-то с трудом проглотил во время службы в Tуране. Тем не менее, сознание радовалось, поскольку там, где есть свет, будет и воздух.

Киммериец выбрался на поверхность. Эхо, вызванное единственным всплеском, сообщило варвару, что он достиг наибольшей пещеры. И в отличие от предыдущих эту пещеру не окутывал непроницаемый мрак, способный скрыть любой вид угрозы.

Каменный пол разделяла подземная река, в этом месте ощутимо замедляющая течение.

На одной стороне находился только узкий выступ. Зато на противоположном берегу располагалась широкая полка, уходящая далеко в тень. Конан смог рассмотреть за ее дальним концом низкий сводчатый портал, уводящий куда-то вглубь, казавшийся слишком правильный, чтобы быть естественного происхождения. И без того низкий, проход был частично заблокирован грудой белых камней. На полке в двух или трех местах виднелись отверстия, как будто выдолбленные в породе инструментом гиганта. Вокруг каждой такой выбоины лежали кости не похожие на рыбьи. Киммериец определил, что они, скорее всего принадлежат овцам или козам.

Сохраняя спокойствие, но вместе с тем избегая резких гребков и любого возможного шума, варвар поплыл в сторону полки. Ему на ум пришло, что он не встретил ни одной живой или дохлой рыбы, с той поры как вошел в реку. Врожденная осторожность и воинский опыт вырисовывали неприятную картину. Полное отсутствие рыбы вкупе с останками животных, которые попали в глубины гор неведомым путем… Все вместе это наводило на мысль, что в реке обитал крупный хищник, возможно, в данный момент делящий жизненное пространство с Конаном.

Киммериец не увеличил темп, однако периодически посматривал вниз, во избежании сюрпризов, а также с целью лишний раз удостовериться, что кинжал еще висит на поясе и его кожаная скрутка по-прежнему тянется на буксире позади него.

Оставалось пятьдесят ярдов, сорок, тридцать… Что-то поднималось из глубины за спиной северянина. Он кожей почувствовал приближение и тот час ощутил резкий рывок в области талии – существо вцепилось зубами в его поклажу.

Живущий в подземной реке дракон исполнял обязанности домашнего животного у последнего воплощения Бога Смерти. Это было в дни, когда колдуны Ахерона и другие силы с такой же мерзкой репутацией роились над Танзой, как мухи над навозной кучей.

Таким образом, водный дракон являлся одним из старейших представителей своего вида, сохранившегося в Хайбории. В прежние времена, он настолько напитался магией, что поначалу даже не заметил ее отсутствия.

Прошли столетия. Империя Ахерон давно превратилась в страшную сказку, которой пугали детей, а дракон продолжал спокойно плавать в темных водах. Иногда теплокровная добыча на четырех, а то и на двух ногах сама находила дорогу в подземелье. Так водный дракон получал пищу для тела. А, вместе с тем, его сущность также нуждалась в кормлении.

Вот только колдовства, необходимого для этой цели, больше не было, и, в конце концов, дракон впал в глубокую спячку, длившуюся сотни лет.

Когда тварь заснула, земли Аквилонии еще не стали королевством. Ее разбудил магический шторм и полет груза с заключенной в нем Душой Танзы.

Буря миновала, а проснувшийся дракон чувствовал голод. Хотя магии хватило, чтобы на некоторое время напитать его сущность, но плоть твари также требовала пищи.

Водившейся в подземной реке живности было недостаточно для насыщения желудка дракона. Рептилия не могла покинуть гору и совершить набег на гнезда летающих змей, поскольку за прошедшие века многие из шахт разрушились. Чудовище сохранило разум и поэтому не рискнуло покинуть пределы Горы Черепов. В то же время магическая подпитка грозила оскудеть в любой момент и тогда сущность водяной твари начала бы пожирать ее плоть, пытаясь сохранить хотя бы себя.

Дракон голодал, становясь все более диким и кровожадным. Но и хитрость его также возросла, поэтому он сразу не бросился на плывущего человека. Тварь выжидала, пока смертный не приблизится к, кажущейся ему безопасной скале. Вот тогда дракон броситься на добычу, напав сзади.

Если бы глаза рептилии не ослабели с возрастом и ее сущность испытывала бы голод, как тело, то смерть Конана наступила бы мгновенно после атаки.

Челюсти хлопнули, сомкнувшись над тянущейся за спиной киммерийца скруткой.

Захват вышел не особо сильным из-за отсутствия большинства зубов. Тем не менее, оставшиеся могли соперничать в длине и ширине с туловищем варвара, и были столь крепки, что порвали веревку, словно тонкую нить.

Кожаная сума оказалось великовата, и у дракона не получилось заглотить ее в один присест. Он разжал зубы, и примерился укусить неудобную добычу снова, но уже чуть ниже.

Однако в этот раз его верхняя челюсть напоролась на острие меча Конана.

Киммериец взобрался на скалистую площадку. Видя, что противник ускользает, дракон взревел, вспенив головой воду. В оглушительном реве смешались боль, гнева, и чувство неутоленного голода. Открытая пасть выставила на показ изрядно поредевшие обломанные клыки и, конечно, лезвие северянина, засевшее глубоко в небе. Конан видел в этом добрый знак, хотя предпочел бы ощущать в своей руке тяжесть клинка.

Но, похоже, в настоящий момент стальная заноза лишь еще больше разъярила чудовище, не нуждавшееся в чьем-либо мнении по данному вопросу.

Вытянув кинжал, Конан застыл на месте подобно статуе, стараясь даже не дышать.

Водный дракон мог среагировать на любое движение, но сейчас его подслеповатые желтые вряд ли были способны разглядеть статичную фигуру.

К огорчению варвара, тварь оказалась не столь проста. Где-то в глубине мозга рептилии сформировалась мысль: «Рядом опасность. Сумка не пригодна для еды, но с ней плыла другая добыча, теперь находящаяся на берегу».

Неожиданно дракон скрылся из вида, но Конан оставался неподвижен. Тварь могла уйти на глубину, чтобы там освободиться от застрявшего в пасти меча, хотя, в равной мере, внезапное исчезновение могло означать уловку с его стороны… Чудовище выскочило из укрытия в десяти шагах от места, где стоял варвар. Выпад получился столь сильным и точным, что громадная уродливая морда очутилась у лодыжки киммерийца.

Лоскут человеческой кожи остался в зубах древней твари. Пусть обоняние дракона за века притупилось, но он еще не забыл запаха свежей крови. И сейчас эта кровь текла у него перед самым носом. Стегнув хвостом, дракон вытолкнул большую часть своего тела из воды.

Теперь Конан был просто вынужден что-то предпринять, пока страшные челюсти не лишили его ноги. Однако вместо того чтобы отступить, киммериец ринулся вперед.

Водный дракон увидел надвигающуюся тень, и мотнул головой в сторону. Кинжал, нацеленный проникнуть в мозг, поразил лишь один глаз чудовища.

Оглушительный рев сотряс пещеру. Конан справедливо опасался, что свод рухнет и похоронит его под щебнем. Ему также пришлось продвинуться вглубь, во избежание ударов мечущегося хвоста.

Конвульсивные движения головы, хвоста и четырех когтистых лап подтолкнули шипящего и завывающего дракона к каменной полке. У Конана не было никакого выбора, кроме как постепенно смещаться к отверстию на ее противоположном конце. Частично заваленное, оно вряд ли воспрепятствовало бы прохождению существу, но все же могло его замедлить и позволить киммерийцу нанести несколько чувствительных ударов. В случае удачи, варвар мог бы даже вернуть свой меч до того, как челюсти раненной твари согнули бы лезвие в дугу.

Взгляд, брошенный Конаном на сводчатый портал, поколебал не только его уверенность, но и внес в душу смятение. Проход заполняли человеческие скелеты. Они стояли вертикально вдоль обеих стен, словно солдаты королевской гвардии, заступившие на охрану дворца. У каждого в ногах лежал полный комплект доспехов и оружие, хотя из одежды сохранились лишь ветхие кожаные пояса. Конан насчитал около тридцати таких стражей только в пределах арки. В самом проходе их количество не поддавалось счету, поскольку ряды мертвецов уходили далеко в темноту.

При отступлении киммериец не колебался, ведь выбор был не велик: Или пробираться через армию скелетов, или получить шанс сгинуть в утробе водного дракона. Вместе с тем, неприятная охрана прохода представлялась ничем иным, как скопищем ломких костей, и расчищающий себе путь дракон одним хорошим выпадом легко уничтожит его.

За аркой пространство сужалось, но пока еще не стесняло движений. Конан мог двигаться максимально быстро. Он кричал, размахивал руками, ухитрился даже пнуть тварь в морду и отпрыгнуть прежде, чем челюсти клацнули в пустоте, где ранее находилась его нога.

По возможности варвар избегал скелетов. Их души давно отлетели, а плоть разрушилась, но Конан не хотел причинять неизвестным воинам большего ущерба, чем они понесли бы, оставшись на своих местах. Зато чудовище нанесло им достаточно повреждений, обратив многих из них в крошево.

Самому киммерийцу тоже досталось. Он ободрал руки о чешую дракона. Кроме того, кровоточило несколько ран на теле, к счастью, не доставляющих большой боли. Однако, если б это превратилось в сражение на выносливость, то северянин едва ли мог бы с уверенностью рассчитывать на победу.

Отступая, Конан случайно коснулся окровавленной рукой стоящего слева остова. Тот развалился на составляющие кости в течение одного вздоха. Проклятия человека почти заглушили рев и шипение рептилии. Варвар не знал было ли содеянное им хорошим предзнаменованием или нет. Он только укрепился во мнении, что должен воспрепятствовать разорению останков, или бесславно умереть.

Киммериец присел, готовясь к прыжку. Если он сможет запрыгнуть за спину дракона, то появится шанс отвлечь его скелетов. В таком смертельном танце чудовище потеряет подвижность, а Конан, встав между ним и водой, предотвратит его попытку сбежать.

Между тем, от места, где упал скелет, поднялся столб пыли. Останки весили мало, но скала завибрировала. Перед расширившимися глазами киммерийца кости ног соединились друг с другом, образуя сочленения. В свою очередь ребра, спинной хребет, руки, череп скользили по полу или поднимались в воздух, чтобы занять их надлежащее место.

За время, которого едва хватило бы голодному человеку обглодать куриную ногу, груда костей вновь стала полным скелетом. И он больше не стоял у стены навытяжку, а перемещался, как живое существо из плоти и крови.

Скелет наклонился и, порывшись в куче доспехов, подобрал короткое копье. Потом череп повернулся Конану, и киммериец увидел, что у того во рту имеется полный набор крепких белоснежных зубов. Невероятно, но на голом черепе возникло подобие улыбки.

С трудом сохранивший способность трезво мыслить, варвар указал на рептилию.

Мертвец кивнул и ударил древком копья по своим ребрам, как живой воин ударяет оружием о щит.

Боевой клич киммерийца отразился эхом от стен прохода, и оба странных союзника двинулись на шипящего дракона. Конан не надеялся, что дракон утомлен погоней, или застрявший в пасти меч стоил ему большой потери крови и сил. Само слово «надежда» он не позволял себе использовать, готовясь к смертельной схватке. Демонстрация его чувств была направлена не столько против дракона. Северянин думал, что это вызовет прилив храбрости у скелета, чтобы тот смог достойно противопоставить свои хрупкие кости бронированной шкуре чудовища. Однако он также подозревал, что вскоре ему опять предстоит сражаться в одиночку.

Так или иначе, но мертвый воин, казалось, знал, что, им следует разделиться, чтобы поставить врага перед выбором: на кого нападать. Скелет отклонился влево, в то время как Конан подбирался к твари справа.