Текст книги "Я побит – начну сначала! Дневники"

Автор книги: Ролан Быков

13.09.81 г. Воскресенье

Сегодня финальный матч. Вчера наконец встретились с хоккеистами. Тихонов очень напряжен, ребята тихие, очень уж скромные. У Мальцева хитрый прищуренный взгляд, Васильев вовсе не такой оболтус. Третьяк тоже. Сочинил монреальские страдания, Володя Мигуля положил их на музыку – спели в финале встречи. Все очень смеялись. А я до последнего момента сомневался, надо ли их петь, уж очень было сыро и наспех. После встречи принимал Борис Майоров, были Сеглин, Старовойтов, а потом пришел Сыч (их Павленок). Мужик крутой, жесткий. Все время думал – где вот такие среди актеров? Вот уж точно мужик с социальным достоинством. Даже с социальной спесью. Но не в его достоинствах или недостатках дело – где мужчины в кино? Хотя у такого, наверно, играть было бы нечего, за пять-десять лет яйца бы сами отпали, за ненадобностью.

Ох, как они не любят личности! Они гноят нашу команду. Они воспитывают в хоккеистах скромность! Так в большом спорте сложно. Команда приехала не только без Петрова, Харламова и Михайлова, она приехала после того, как они поплатились за самостоятельность, за то, что они хоть чуть имели достоинство. Мало отсутствия Петрова – важно, что Макаров играет после подавления своих лидеров.

А. Иванову

 
Среди поэтов ищешь ты, мой друг,
Дерьмо и пошляков – и коль это не мания,
Скажу: у каждого свой круг,
У каждого своя компания.
 

13–14.09.81 г

Очень жалею, что так много видел среди всей этой компании плохое.

На встрече вчера сказал: «У меня рука легкая! Вы выиграете. 8:1!!!». Такого не ожидал никто. Позвали в раздевалку, ребята голые, кидались ко мне: «Где он, с легкой рукой!». Все эти ребята хотели расползтись. Собрал их у себя, все принесли, кто что мог, – отпраздновали. Играл, что пью со всеми, но мне и не хотелось. Пришел Саша Спиридов, сказал, что меня назначили художественным психологом команды. Хохотали. Саша Иванов играл пародии, спели снова сочиненную песню.

Игра была исключительно интересна. Стадион пришел на победу, у дверей девушки раздавали флажки с кленовым листом (это тут дорого), а зрителей 15 тысяч. Мы попросили «Рашен» флажки – девушка непритворно смутилась. Зритель тут организован и выучен, все подчинено одному – победе. И музыка, и «скандежки» под музыку, и объявление фамилий игроков и ассистентов, забивших шайбы. Но 12 человек прорвались сквозь этот шум и свист, мы выжидали паузы, скандировали и «шайбу», и «молодцы» – и были слышны. Это тоже было сражением!

Канадцы вышли на поле в полном ореоле игр, проведенных без поражений (одна ничья с чехами). У них хорошие игроки: видные, роскошные, красиво мчатся, они очень много играют в играние в хоккей. Но они дрейфили. Они нервничали не хуже наших и так и не справились с волнением.

Психологически их сломал Третьяк. Шайба и так не шла в ворота. А уж когда наконец шла – на ее пути вставал Третьяк! Казалось бы, и гол неминуем, и взять-то шайбу нельзя, а он брал. Особенно когда он уже лежа поймал шайбу, летевшую в ворота, на лету в «ловушку» – весь стадион как-то застонал от обиды и восторга. Такой зверь, как стадион, жил сложной жизнью единого живого существа. Он отвечал на крик двенадцати недовольным гудением, и пятнадцатитысячному стадиону приходилось бороться с нами. К концу стадион тоже подумолк. За 7 минут до конца игры кое-кто пошел со стадиона, за 5 минут пошли толпами.

Я люблю хоккей. Особенно такой. Тут целый сюжет, тут драматургия личных ходов, линии и т. п. Тарасов – Королев. Фирсов, Сыч, Сеглин, Старовойтов. Наша бригада, Выступление. Раздевалка: Третьяк с подарком (часы, золото, 10 тыс. долларов) и фигурка из мыльного камня за 800 долларов.

Обсуждение матча Третьяком и Васильевым прямо на поле. (А потом в душе.) Но матч начался гораздо раньше.

Гид в спортивном олимпийском комплексе пожелала нам самого, как ей казалось, хорошего – быть вторыми. Я сказал ей – только первыми. «А чехи?» – сказала она (накануне они сыграли с канадцами 4:4). Она была искренняя. В голосе было наивное уважение к чехам. (К тому же много чехов теперь играет у канадских профессионалов.)

Наши играли весь турнир неважно. А самое главное, не блистали. И имен, кроме Третьяка, не было (+ Васильев). Команда низкорослая. В матче, где счет был 3:7, выглядела беспомощно. И мне было ясно, что сыграй ребята в свою игру – они выглядели бы иначе. И сегодня они вышли не выигрывать, а отдавать все силы игре. Даже после счета 3:1, потом 4:1, потом 5:1 они играли так, как будто еще не уверовали в свою победу. Ни тени самонадеянности. Было много брака. Но брак был и у канадцев. Это уравновешивалось. На попытки драться наши тут же ответили тем же. Ребята не боялись. Шли вперед. И повел всех, как ни странно, Крутов. Ларионов забил свою шайбу. Но три забил Шипелев, – и очень важные первые.

Конечно, дал маху Скотти Боуман. Он поставил не того вратаря, который стоял с нами в первой игре (9-го), № 35, а другого. И тот пропустил несколько не самых сложных шайб. (Как, кстати, и Третьяк, но единственную.)

Что буду писать, не знаю. Но победа эта классическая: даже в меньшинстве забросили шайбу. Этот матч по настрою полностью за нашими – поэтому что-то сделали и мы с нашим выступлением.

15.09.81 г. Квебек

Квебек почему-то понравился больше и пребывание в нем приятней. Хоть погода слякотная и уже домой хочется. Может быть, мне нравится то, что здесь все напоминает Францию, а может быть, в Монреале самое неприятное было внутри меня.

Жена дважды звонила Мигуле, я просил позвонить Лене, чтобы она позвонила мне, – Лена не позвонила. Может быть, она на съемках. (Дай Бог!)

Мигуля предлагает написать песню о хоккее – хотелось бы, но для меня это сложно. Я тяжеловесно подхожу к этому.

Послезавтра летим домой – к отлету еще не готов, покупки не сделаны, деньги не истрачены. Не могу найти хорошего подарка Лене, себе мог бы купить много всякого барахла.

Песню хорошо бы написать о событии – о кубке Канады. В этом событии есть что-то хорошее: торжество справедливости. Уж слишком заносились канадцы, уж слишком спесиво вели себя руководители НХЛ и пресса. Очень много травм у наших ребят, очень много усилий, семь человек впервые на таком уровне. А главное – стадион. Все против пятерки на поле, все против нас. И все организованно, их 17 тысяч, нас 12 человек на трибуне и еще 25 разбросаны по двое. Но мы слышны. На поле тоже: все против наших ребят, и они не просто выигрывают, а буквально громят канадцев, 8:1 – это уже не шутка.

Но и после игры канадцы продолжают свое: оценка прессы – все дело во вратаре, мы-де играли неудачно, в словах тренера Боумана – «Нам нет оправданий» – есть полное оправдание себя и упрямое нежелание считаться с тем, что наша команда сильнее и что наши ребята играют в другой хоккей.

(А суть разницы в том, что их хоккеистов учат с игры, а у нас с тренировок, ибо у них много крытых стадионов, а у нас мало.) Кроме того, их игроки получают сотни тысяч, а наши по сравнению ерунду, и все-таки наши выиграли. Игрок тут – материал о благородной победе.

 
Мы сидим на стадионе – нас двенадцать,
А кругом семнадцать тысяч – все орут,
А кругом все канадцы, канадцы, канадцы,
Все канадцы, канадцы – там и тут.
 

Грустно. Скучаю. Скучаю по Лене. И не даю себе этого.

Грустно. Я глупо провожу поездку по Канаде. Я ничего не вижу из того, что бы хотелось. Эти ребята мне не понравились; после нашей победы они решили разойтись по своим норкам и не собираться вместе, а все оттого, что не у всех сохранилось спиртное, и у тех, у кого было, не хотели делиться, хотя когда я их собирал – они вроде были довольны. Даже Тарасов хотел праздновать в узком кругу, и пришлось его уговаривать. Они озверели, честное слово.

В такой поездке, с такой компанией рядом мечтаешь только о том, чтобы все хорошо кончилось.

01.12.81 г

Картины заканчиваются. «Доходное место» сдали в Госкино. По «Золотому руно» поправочки, но картина тоже принята. «Душу» с поправками принял Сизов (переозвучка, досъемки), в «Томе Сойере» закончили озвучание, в «Фоменко» скоро закончим. Был в Риге, выступал на Брянцевских чтениях [72]72
  Брянцевские чтения – Международный фестиваль детских театральных коллективов.


[Закрыть]– выступления за гранью возможного. Литературно-критическая плесень покрыла все мозги, о детях восклицают и охают, договариваются до того, имеем ли мы право их учить, а учить хотим театру с ясельного возраста. Смелянский (завлит МХАТ). Моден. Апломбирован и упакован. Несет чушь, вроде «шестидесятники» высказались, где «восьмидесятники»?

Наташа Крымова – известная умница – толковала о том, что мы-де не можем говорить правду, так давайте хоть не врать. Все деятели, стоя на «капитанском мостике» искусства для детей, вскрикивали: «Ах, буря! Ах, дождик! Ах, дети жестоки! Ах, говорить не дают правды!» – это вместо того, чтобы крикнуть: «Лево руля! Так держать!» А дети – это у них «народ», в который они готовы «идти», то есть впадать в детство!

(Ну, да потом.)

ХОЧУ СТАВИТЬ «ЧУЧЕЛО» ЖЕЛЕЗНИКОВА.

Это будет фильм, который всеми своими возможностями, какие только бывают у фильма, обрушится на проблему, именуемую в «быту» «детская жестокость» – Но это не о ней (для меня).

В духовном плане разговор в «Чучеле» о «гидре коллектива», правда которого чаще всего безнравственна. В самом зародыше, в самой игре во всевластие, в самом посыле – «интересы коллектива превыше всего». Субъективизм не лучше, когда он исходит не от индивидуума, а от группы лиц. В субъективизме для меня лично скрывается враг объективного признания добра, этичности и равенства в высоком смысле: признания над всеми нами закона, общего для всех.

Чучело – «Идиот» в масштабе этой повести (кстати, это еще не сделано), она – Донья Кихот, но и не то. Ведь это о Любви. Она не ищет мельниц и не живет ради высокого помысла, она не «ради», она естественно такова, она даже не ведает, кто она внутренне и кто она внешне, она сама являет собой ценность, редкость, искренность.

(Все слова верные, но ничего не дают, они бесплодны. Надо раскатиться хотя бы на заявку.)

Попробуем с другого боку!

В класс приходит новенькая. Это тот возраст, когда «новенький» заранее обречен на жесткую проверку складывающегося коллектива (детского). 4–5–6 классы – беда для «новеньких». Пришла девочка, нескладная внешне, по меркам пятиклассников – некрасивая, дефектная. «Новенький» – в этом возрасте всегда кандидатура на роль козла отпущения – и эта роль чаще всего вакантна. (Исполняют ее в классе попеременно.)

Почему? Она внешне как бы создана для этого. Чучело! Но драматургия складывается в следующем движении сюжета, она проистекает от характера девочки, от ее особости – она чиста и незлобива. Она еще не ведает горечи насмешки над собой – она воспринимает насмешку простодушно, как веселье всех, предложенное и ей тоже.

Тут уже начало от вольтеровского «Простодушного».

Она эмоциональна и свято проста. Она подходит к мальчику (герой класса) и выражает желание сидеть с ним. Это бесшумная бомба. «Новенькая», «чучело», и вдруг такой поворот! Ой, что будет?

Возникает особый комедийно-драматический сюжет (в отличие от трагикомического). Трагикомедия – жанр, который никакого отношения не имеет к жанру будущей картины. Но элементы комического в этой драме наверное будут очень сильны.

Комическое лежит в основе складывающегося положения: дурнушка думает, что первый красавец для нее – это с одной стороны, а класс, который «зачислил» новенькую в клоуны, – вместо клоуна получил героя, вместо аутсайдера – духовного лидера.

В этом же (комическом) причина всего драматизма фильма. Его трагедийный корень.

Герой фильма и класс! Школьный класс обыкновенных детей, где необыкновенность каждого именно обыкновение. Его динамическое содержание многолико и подчиняется малейшему дуновению ситуации. Он, как облако, все время меняет свой лик, превратившись в черную, страшную тучу, вихрем помчавшуюся на девочку.

Это обычная, стереотипная история, знакомая именно до слез очень многим: история чудака, человека нового в детском коллективе, неприятие чужого (новенький в это время – синоним чужого).

А может быть, все просто не верят в то, что есть фильмы для детей? Ибо ведь нельзя толком объяснить, что это за дело?

А ведь массовая культура, доминанта коей мода, сделав факт искусства или антиискусства непринципиальным явлением, тоже на чем-то рухнет.

Все государственности массовая культура устраивает политически.

07.12.81 г

Итак: 9-го – секретариат правления по детскому кино. Что же нужно говорить? Я не надеюсь больше на то, что мои отношения с Сизовым или Ермашом наладятся. Тем более что даже думать об этом почему-то отвратительно. Бой? Что он даст? Только чтобы получить небольшое удовольствие? На что я надеюсь? На то, что они поймут? Во-первых, не поймут, во-вторых, даже если поймут, то что? Пойдут стеной ломать Н. Сизова? Ермаша? Павленка? Богомолова? Вместо них будет только хуже – ничего другого не будет. Можно даже как декабристы, чтоб повесили, но за это не вешают, а не изменится ровным счетом ничего.

1. Надо обязательно оговорить верную постановку вопроса. В первую очередь ограничить объем проблем, ибо дело идет к тому, чтобы потопить вопрос в обилии всяких нерешенных. До разработки Союзом программы не втягивать в это дело прокатчиков, комсомол, любителей и т. д. И, наоборот, объединиться с ТВ.

2. Чтобы понять, что происходит, надо взглянуть, что изменилось. Было постановление 1972 года ровно 10 лет назад, где между прочим говорилось о необходимости развивать детское кино и реорганизовать студию им. Горького. В ответ на это была закрыта «Юность» на «Мосфильме» и на студии Горького были организованы объединения. К чему это привело? И какие тенденции Госкино СССР проявились в этих фактах. В этой связи рассмотрим факт смены руководства на студии Горького. К чему он привел и какие тенденции выявил. Тогда нам станет ясно, что происходит в кино для детей. Мы сравним эти мероприятия с организацией студии им. Горького.

Что делать со студией Горького? Меня не взяли на студию, когда я пришел с героической темой «Денис Давыдов»: Ростоцкий пробивал своего сына на эту роль. Так же подбирают детей. Я стал неугоден и в другом: Шишка [73]73
  Роль в фильме «Деревня Утка». См. с. 50 и далее.


[Закрыть]играл в атмосфере столкновения. Было указано Ермашом и Павленком не допускать меня к этой работе. Так мне было сказано.

(Вообще на себе можно сыграть.) Для меня закрытие «Юности» – это все равно что предложить Герасимову, Кулиджанову, Егорову, Ростоцкому, Лиозновой перейти на «Мосфильм». С интересами мастеров посчитались. Митта, Кеосаян, Зархи, Быков – все или ушли, или не ставят. Нет атмосферы. Нет соответствия реальному положению. И точно так же невозможно, чтобы ведущая группа ничего не делала в детском кино. Вот практическая картина в области кадров.

Судьба моих учеников: Алла Сурикова (идея «Ералашика») – не дали. Другой – декан института, третий расстался с детской темой, ибо «Мосфильм» она не интересует.

Студию Горького надо было слить с «Мосфильмом», организовав на ней два-три объединения. Но специализация объединений по жанрам – дело странное. Арнштам шутил: «Следующее объединение будет объединение лысых». У жанров есть специфика стоимости.

Надо искать Дом кинематографии для детей. Интересно, что Фрэз мечтает о том же – сделать детский киноцентр, собрать людей, ученых и т. д.

Надо делать ценник фильмов. Эта та работа, с которой вполне современный уровень математики и плановиков справится. Самый жесткий ценник лучше стихии волюнтаристского назначения цен.

Бондарчук имеет на картине «Красные колокола» 4 млн 200 тыс. (выходит на них), 6 автомашин и т. д. Надо поверять алгеброй гармонию, которую сочиняют руководители. Резерв на поправках и их безответственности. Это дни (сроки), это деньги, это лихорадка и т. д. Пусть правят, но пусть за это тоже отвечают. Лежат на полке «Операция “С новым годом”» [74]74
  Фильм А. Германа «Проверка на дорогах» («Операция “С новым годом”») вышел в 1986 году, пролежав на полке пятнадцать лет.


[Закрыть], надо ответить за эти деньги. За поправки никто не несет ответственности. А это перерасход (чаще спрятанный). Надо их осмечивать и давать время. Это в государственных интересах.

Надо уничтожить десятикопеечные билеты. Ведь в санаториях платит профсоюз. В театрах – государственные дотации. Пусть нам дают тогда 100 тысяч на картину, а 200 – дотация. Вешать это на студии нелепо. Это заставлять людей заведомо работать плохо. Или хитрить, как Котов с Ермашом.

Так ли уж мы боимся повышать цены на масло и мясо? Нет. Детская мебель дорожает, как взрослая. Причем качество то же. Тут и у подорожания будет смысл – фильмов будет больше и т. д. Сказка может быть, должна быть дороже. Но тут под сказку примажутся: вот это можно контролировать.

Союз все делает, чтобы мы стали организацией провинциальной.

Не нужно вдруг прибавлять зарплату, ее все равно в конце концов отнимут.

Статья в «Советской культуре» только о детском кино на телевидении.

Идея поощрения должна касаться не людей, а самого кинематографа. Надо давать творческие возможности. И не надо воровать успех. Решение секретариата о детских фильмах: сделал режиссер картину – пусть он и едет с ней на фестиваль (единственная поблажка). Надо, чтобы взрослый кинематограф пользовался своими достижениями.

Надо создать комиссию детского кино заново, надо, чтобы эта комиссия имела свою точку зрения хотя бы в Союзе.

08.12.81 г

 
Ах, какая печаль!
Как жаль!
Ах, какая сложилась погода!
В это странное время года
Ах, какая неясная даль!
Где ты?
 

Кажется, я нашел, что говорить, остается ограничить объем и придумать, как говорить. («И боль, и стыд, и смех и грех» – не обнаружить себя.)

Самое главное – это работа комиссии, высокой комиссии, где будут сделаны доклады, где будут разработаны планы, где будут обсуждены предложения.

Создание такой постоянно действующей комиссии – это цель, это конечная цель дела, которое начинается завтра. Эта комиссия очень трудна по достижению, но она может заново разработать положение о стимулировании роста кино для детей.

Посмотрел харлановскую картину «Андрей – маг и чародей»! Он не режиссер, и никогда им не будет. У него алкогольные мании собственного «ого-го» и трусость и паника – тоже алкогольные. Написал ему письмо с разбором. Не знаю, поможет ли. Мои идеи он все… не взял, нет, взять не мог, не смог, он их как-то своровал, и они в жутком виде. Надо, наверно, послать всё на х… «Чучело» делать, свои сказки, а Лене придумать многоликую стерву с перевоплощениями, чтобы в одном (последнем) куске она путала образы и менялась в процессе происходящего. А роль Анатаса сделать архисмешной. В этих трех сериях он должен, в конце концов, возродиться. И сделать это немедля. Немедля! Немедля!

 
Сегодня нам разлука предстоит,
Большая или нет – не в этом дело,
Давай воспользуемся ею смело —
Она нам наши чувства обновит!
Когда один другого бережем
В своей душе, и память не беспечна,
Разлукой чувство мы лишь стережем,
К словам: «Люблю тебя» мы прибавляем – «вечно!»
 
 
Давай же встречи ждать, поверь, без ожиданья.
Разлуки нет, и время – пустота!
В разлуке мука – смысл и красота!
Когда ты ждешь и меришь расстоянья.
 

26.12.81 г

Торговый представитель должен уезжать в Венгрию («на постоянку») – весь перепуганный, рассказывает «ужасы» (очень боится, что Венгрия сорвется):

– Стекло упало из книжного шкафа… У жены царапина… Иду, вижу пожар. Я кинулся, девочку вытащил (там телевизор загорелся)… приехали пожарные. Ругаются, говорят, надо бы телевизор отключить… А то могло бабахнуть… и никакой Венгрии.

Надо быстро сдать сценарий «Чучела», хотя писать его лень. Слабо верится в то, что все это может сбыться. Только сразу хочется быстро снимать. Как Савва Кулиш: сделаю легкую картину. А намучился так, как ни с одной.

07.01.82 г

Приехали из Ленинграда. Посмотрели «Фоменко». Это полное поражение. Катастрофа. И она закономерна. О Гаузнере речи нет: нечего и выдумывать – это человек, не имеющий никакого отношения к режиссуре. Но то, что сделали со Злотниковым, – классика кинопошлости. Господи, такой мерзкий ужас. Классный ансамбль «причин». Эта облысевшая… с комплексом творчества Вадик-гадик придумал себя порядочным и мягким человеком. Не могу писать – душит злоба.

Было новое предложение по драматургии, по языку, по образной системе. Исчез человек – и все заволновались, и оказалось… что каждый заволновался о себе. Вот это-то и должно было объяснить зрителю: «Почему исчез Фоменко?», а не «Куда он исчез?» Не выяснение прошлого важно, а происходящее на глазах. Острое беспокойство за себя… себя! Желание найти вину у всех подряд. Близкие люди – мать и дочь – не знают, какого цвета глаза у отца и мужа. А беспокоит их сегодня отношение к ним, к ним, к ним! Манечкин и Паршин о себе! И прочее. И нет главной причины – причина в целом.

1. Как могла появиться такая героиня фильма? Ведь тогда появилась главная причина – жена. Пошлость колоссальная – почти сплетня. Это тайное согласие – Ахеджаковой и самого Вадима. Это их «самостоятельность» – она сыграла на его волевой импотенции, он боялся «волка» Ролана, а его с потрохами съела лисичка Лиечка под сладкие «песенки».

2. Мельников выстроил «сюжет». (О!) Привел в порядок именно неразбериху. «Сюжет» был в развитии мысли, а не в том, как проходили дни и кто куда звонил. (Нет, не могу писать.) После убийства Володина [75]75
  Имеется в виду пьеса А. Володина «Блондинка».


[Закрыть]– это самое крупное киноубийство за последнее время. Это не просто неудача – это злой умысел. Вадик не мог и хитрил, Ахеджакова перехитрила себя тоже, Ханаева ни черта не поняла и еще всех презирала – хамы! Именно хамы!

Я тоже виноват. Я встал в позу – меня не спрашивают. Да мать его ети! И эту Лию и их всех! Я обязан был скандалить и бить им хари. Обязан был!

За Лену обидно до слез.

Видел фильм Кости Худякова [76]76
  «С вечера до полудня» по пьесе В. Розова.


[Закрыть]. Очень хорош Филатов, Санаев, Савельева, мальчик. Худяков – актерский режиссер – вот кому дорога на ТВ. Савельева оказалась актрисой – вот уж не думал. – Молодец.

…Он звал ее во сне, называл ее имя.

И она ему сказала:

– Ты даже во сне знаешь, что стоит тебе назвать меня, и я должна быть рядом.

(Называя во сне ее имя, он казался ей эгоистом.)

 
Откуда сумерки приходят?
 
 
От призрачности бытия одно спасенье —
Удивленье!
Как тускло за окном
И перед ним не светит,
Не греет теплотой постылый дом
И утро – не начало дня по всем приметам
Снег белый за окном,
Снег белый за окном.