Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 02"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Олег Дивов,Дмитрий Володихин,Пол Дж. Макоули,Питер Ф. Гамильтон,Эдуард Геворкян,Нэнси (Ненси) Кресс,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Сергей Кудрявцев,Грег Иган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Эдуард Геворкян
ПОСЛЕДНИЙ БАСТИОН

Любой разговор о состоянии дел в современной научной фантастике вызывает вспышку эмоций. Одни полагают, что всерьез рассуждать о ней не имеет смысла, поскольку НФ повсеместно вытесняется ныне в маргинальные области беллетристики, другие отвергают научность как творческую доминанту, противопоставляя ей художественность, третьи и вовсе уверены, что время истинно научной фантастики истекло, а ныне грядет торжество литературы фэнтезийной, психоделической, экспериментальной… Но так ли это? В состоянии ли мы сейчас определить, в какой фазе развития находится научная фантастика – расцветает, стагнирует или же готовится отойти в лучший мир литературных памятников, дабы найти упокоение где-то рядом с классицизмом или какими-то там одами на восхождение?..

Известно, что лучший способ достойно уйти от прямого ответа – это начать долгое и пространное размышление о категориальной сущности предмета исследования, о его природе… Так вот, о природе фантастического в литературе, искусстве и культуре вообще мы говорить не будем. Если пытливого читателя заинтересует эта проблема, то есть немало интересных публикаций – от капитальной работы Татьяны Чернышевой «Природа фантастики» (1984) до блестящего эссе Евгения Лукина «Взгляд со второй полки» («Если» № 2, 1998).

Нас же больше интересуют «чисто конкретные» вопросы – к чему пришла научная фантастика и есть ли у нее будущее. Причем речь пойдет не обо всей ее истории (корни уходят в замшелую старину), а только с момента ее становления как самостоятельного и самоценного направления в художественной словесности. Следует также учесть, что автор этих тезисов отнюдь не настаивает на их безусловной истинности. Если они станут поводом для размышлений или споров, он будет считать свою цель достигнутой.

Вряд ли кто будет оспаривать тот непреложный факт, что расцвет научной фантастики, ее востребованность вызваны исключительно явлением, которое принято называть научно-технической революцией (НТР). Минувший, XIX век, прошел именно под знаком НТР, хотя ее плоды в разных регионах были восприняты и усвоены весьма своеобразно.

НТР – процесс неодномоментный и пока еще не завершенный. Ее реализация может быть условно разбита на несколько этапов.

Первый этап – эпоха пара и электричества. Его певцом стал Жюль Верн. Герои Верна – люди предприимчивые, инициативные, полные идей и ради их воплощения часто готовые жертвовать собой и другими. Используя терминологию Льва Гумилева – это типичные пассионарии: от капитана Немо до Робура-Завоевателя. Любопытно, что, хотя со временем изменился общий интонационный строй НФ-повествования, образ неукротимого героя тем не менее вошел в плоть и кровь современной фантастики во всех ее разновидностях. Исключения редки.

Характер первого этапа НТР обладал некоей двойственностью. С одной стороны, рост и развитие промышленности и производства требовали большого количества работников, причем совершенно не обязательно, чтобы все они имели высокую техническую квалификацию. Нужны были добросовестные исполнители, а все остальное обеспечивала своеобразная «каста» инженеров. Неудивительно, что с тех пор и до недавнего времени инженеры были главными героями НФ. Что же касается ученых, то они и вовсе казались «жрецами» – в силу исключительной малочисленности и особого положения. С другой стороны, воспроизводство «касты» сдерживалось сословными предрассудками, социальными и региональными традициями и т. п. Фантастика жюль-верновского образца являлась своего рода инспиратором общественного интереса к достижениям науки и техники, она стимулировала молодое поколение, ставя новые ориентиры – как частные, так и глобальные. Успех и процветание все меньше зависели от происхождения и все больше – от личных качеств.

Но все же НФ-литература того времени не имела массового характера – большинству населения не было дела до книг вообще. И не по причине неграмотности, а просто потому, что сельское население преобладало над городским.

Второй этап НТР сформировался, как нам кажется, к 20-м годам нашего века. Именно тогда в обыденном сознании масс возникла готовность к новому технологическому рывку. То, о чем говорили и над чем трудились гениальные одиночки, стало восприниматься как вполне реализуемые проекты. Принципиальная возможность использования атомной энергии, развитие аэронавтики, восприятие космического пространства как сферы интересов человечества… Ко всему еще великие потрясения первых десятилетий привели к усилению военного аспекта научных и технических разработок. А уже одно это вызвало не только потребность в подготовке квалифицированных исполнителей, но и необходимость энергичной ориентации творчески активной части населения в соответствующем направлении.

Уже создан «Ральф 124 С 41+» Хьюго Гернсбека (1912), и скоро обратится к фантастике Александр Беляев в своем дебюте «Голова профессора Доуэля» (1925). Интерес к науке и технике стимулируется повсеместно, отношение к ученым, как к могущественным магам, укрепляется в сознании людей, образ гениального изобретателя бесконечно тиражируется.

Войны и революции перекроили карту мира, рост грамотности и увеличение численности городского населения создали благоприятную среду для потребления НФ во все более и более возрастающих количествах. Тем более что, в отличие от традиционной фабульной литературы – авантюрного романа или душещипательной сентиментальной прозы, – научная фантастика привлекала внимание своей необычностью, новизной. Возникла обратная связь. Число писателей, обратившихся к научной фантастике, росло. Количество неизбежно стало переходить в качество. К 70-м годам практически все направления в НФ были уже сформированы, однако научная фантастика к этому времени пережила свою весну и лето.

Третий, последний на сегодняшний день, этап начался приблизительно в конце 70-х годов, когда прогресс в информационных технологиях вызвал до сих пор идущие тектонические сдвиги в общественно-политическом мироустройстве.

Глобализация этих процессов имеет как своих сторонников, так и противников. Оптимисты полагают, что создание «инфосферы» благотворно повлияет на экологическую обстановку, благо ведет к сокращению ресурсоемких производств, делает более доступным образование, стирает культурные и языковые границы между различными регионами и этносами, и в итоге создаст некое единое поле деятельности человеческой цивилизации, объединенной едиными же «правилами игры». Пессимисты, напротив, пугают вытеснением сырьезатратных и экологически грязных производств в страны третьего мира, а доступность к информационным потокам всего лишь приведет к росту иллюзий о сопричастности масс к творческим элитам.

Так вызовет ли распространение компьютеров и развитие Интернета взлет потребности в бойцах научно-технического фронта? Оценить ситуацию на мировом рынке интеллектуальных услуг весьма непросто. Одно можно сказать – именно возможность использования Сети делает состав этой «армии творцов» однородным независимо от языковой, конфессиональной и культурной среды. Но тогда возникает подозрение, что НФ-3, которая вроде бы должна влиять на формирование и пополнение такой касты, тоже будет иметь характер глобальный, и кто первый застолбит участок на этой территории, того и приоритет. Разумеется, эти домыслы имеют резон в том случае, если миссия НФ-3 практически совпадает с НФ-2. А вот тут как раз и возникают новые вопросы.

Можем ли мы на них ответить? Попробуем. Но для этого придется все же сделать несколько шагов назад и вернуться к неким сущностным аспектам НФ в пору ее невинного цветения.

Сразу же привлечем внимание читателя к тому, что мы не обратились к фантастике социальной, и даже Герберт Уэллс интересует нас в первую очередь как автор ряда произведений «твердой» НФ. Оставили вне поля зрения утопии и антиутопии. Даже такие направления, как «космические оперы», «фантастические детективы», «катастрофы и посткатастрофические миры», «космические робинзонады» и т. п., отложили в сторону. Необходимо ограничить сферу нашего интереса, чтобы выяснить – имеет ли место эволюция НФ в каком-либо направлении или мы наблюдаем ее самое заурядное угасание. Разумеется, современная НФ опирается не только на естественные науки, но и на дисциплины гуманитарные. Однако выделяя «классическое» НФ-ядро так называемой «твердой» научной фантастики, мы тем самым отсекаем успехи и достижения смежных направлений, дабы узреть – крепка ли сердцевина или могучий с виду ствол уже поражен гниением.

Любопытно, что многие адепты научной фантастики не боялись признать тот факт, что человек – не главный объект ее интереса. Еще Кингсли Эмис в «Новых картах ада» (1960) рассматривал «идею как героя» современной НФ. Приблизительно в этом же смысле высказывались в те годы и Брайан Олдисс, Иван Ефремов, Станислав Лем, Кобо Абэ и др. Разумеется, речь все же шла в первую очередь о «научно-технической», «естественно-научной» или даже «инженерной» фантастике. Эта литература, в отличие от традиционной, должна была привлечь интерес не к «судьбе человека», а к «судьбе открытия». Впоследствии почти все из вышеупомянутых писателей своим творчеством блестяще доказали, что без человека нет литературы.

Аркадий и Борис Стругацкие изначально были приверженцами гуманистического содержания фантастики, определяя ее так: «…отрасль литературы, подчиняющаяся всем общелитературным законам и требованиям, рассматривая общие литературные проблемы (типа: человек и мир, человек и общество и т. д.), но характеризующаяся специфическим литературным приемом – введением элемента необычайного» (1965). Во многом именно благодаря Стругацким советская фантастика времен ее Золотого века свернула с тропинки инженерно-технической НФ на магистраль литературы традиционной. Но век тот длился недолго…

Итак, ожидание научного прорыва, вера в неизбежность материального прогресса, формирование идеологии социального оптимизма – ко всему этому приложила руку НФ второго этапа НТР (НФ-2). А что касается ее практической задачи, так о ней много лет назад проговорился Александр Казанцев, заявив, что фантастика должна готовить молодежь в «технические ВТУ-Зы» и вместе с тем она должна быть литературой «крылатой мечты». Как ни странно, оба эти тезиса не противоречат друг другу, поскольку дело касалось, в общем-то, изощренной эксплуатации юношеского энтузиазма в рамках существующей идеологии.

Вот, кажется, мы и подобрались к одному из базовых понятий НФ-2. Энтузиазм определяется как «высокая степень воодушевления, состояния подъема, восторга». И впрямь герои большинства произведений НФ-2 – сплошь и рядом энтузиасты, а попросту говоря – люди, перманентно находящиеся в состоянии аффекта.

Аффект – естественное состояние персонажей научной фантастики в эпоху ее расцвета. Причем неважно, является ли герой примером для подражания, как, например, персонажи книги «Легенды о звездных капитанах» (1961) Генриха Альтова и Валентины Журавлевой, или являют собой психопатическую личность, наподобие Гулли Фойла из романа Альфреда Бестера «Тигр! Тигр!» (1956). Следует обратить внимание на зачины множества произведений – «Это было время, когда…» Величие эпохи, апофеоз грандиозных свершений, словом, весь событийный ряд словно выдавливал незаурядную личность на авансцену, заставляя демонстрировать свои лучшие и худшие качества, созидать миры или восставать против мироздания.

Вам это ничего не напоминает?

Исключительная личность в исключительных обстоятельствах – приблизительно так в школьные годы нас учили формулировать сущность романтизма как литературного направления. Кто-то в свое время остроумно заметил, что НФ – это плод греховной любви готического романа и научно-популярного очерка. Как бы то ни было, именно романтизм первой половины XIX века раскрепостил литературные роды и, жанры, «вывел в свет» фантастическую повесть и, собственно говоря, выткал основу, которую впоследствии с удовольствием использовали фантасты для своих нужд.

Но не будем забывать, что родиной «классического» романтизма была Германия. Великолепные образцы литературы «штурма и натиска» впоследствии отрыгнулись такой «гибелью богов», что мир содрогнулся! Многие исследователи истории взлета и падения третьего рейха, обращая внимание на мистическую составляющую нацистской идеологии, игнорируют тот факт, что мироощущение ее творцов в немалой степени базировалось на научной фантастике, правда, весьма дурного пошиба. Все эти теории вечного льда, расовые фантазмы и прочий бред были сформированы в том числе под воздействием НФ того времени. Ну, а противопоставление героя толпе, или, как тогда говорилось – активной массе, пестовалось со времен романтизма. Люди были винтиками, их удел – с энтузиазмом воплощать мегаломанические проекты избранных судьбой или высшими силами героев.

Впрочем, люди-винтики, безмолвные массы, расходуемый материал, которым можно пожертвовать во имя глобальных проектов – неизбежная составляющая даже весьма достойных НФ-произведений: от романа Френсиса Карсака «Бегство Земли» (1960) до эпопеи Сергея Снегова «Люди как боги» (1966, 1982). Герои тоже готовы к самопожертвованию во имя очередной великой цели или даже ради того, чтобы просто удовлетворить свое любопытство, как это делает персонаж повести Георгия Гуревича «Инфра Дракона» (1958) или действующие лица романа Пола Андерсона «Время: ноль». Но чаще и они были безликими и даже безымянными придатками к машинам. Так, например, в повестях раннего Лема персонажи просто обозначены по своим функциям – Астогатор, Биолог, Врач… Справедливости ради повторим, что советская, а за ней и российская фантастика даже в «твердо» научно-фантастических вещах была все же литературой судьбы, а не события. «Экипаж «Меконга» Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова (1961), «Открытие себя» Владимира Савченко (1967), «Люди Приземелья» Владимира Михайлова (1964) – вот характерные образцы НФ-литературы того времени, и кто посмеет сказать, что они устарели как художественные произведения! Как это увязывается с миссией НФ в качестве «коллективного агитатора и пропагандиста» НТР? Да очень просто: что у нас, что за пределами нашей страны в первую очередь полагалось думать о деле, о долге, о служении идеалам, а лишь потом о себе. В эпоху противостояния двух цивилизаций, которое грозило в любой момент закончиться самоистреблением рода человеческого, каждый обязан был «знать свой маневр», быть на своем посту. А поскольку битва идей в конечном итоге имела свое воплощение в металле, то и требовалось все больше и больше «оружейников».

Но и рядовые «бойцы» не остались без внимания. Для них множилась и расцветала буйным цветом другая отрасль фантастики – фэнтези.

Здесь не место рассматривать ее генезис и эволюцию. Скажем только, что и ее массовый накат на читателя пришелся на второй этап НТР. Фэнтезийная литература способствовала развитию или активизации таких личностных качеств, как способность действовать быстро, решительно и, по возможности, не раздумывая. Раз уж тебе указали, где Добро, а где Зло, руби-коли во имя долга и чести. Удар меча решает все проблемы, а в случае затруднения рядом всегда найдется добрый маг (его эквивалент в НФ – гениальный ученый), который поможет могущественным заклинанием.

Медиевальный пафос большинства фэнтезийных произведений – явление объективное и, скорее всего, не случайное. Средневеково-феодальный кодекс чести идеально подходил для формирования устойчивых стереотипов. А ко всему еще однообразие фэнтезийных сюжетов, практически однотипная атрибутика многотомных эпопей, саг и хроник неизбежно порождает определенные поведенческие модели. Исследователям ролевых игр есть где наблюдать проявления группового бессознательного.

Итак, имело место своеобразное разделение обязанностей: научная фантастика обеспечивает воспроизводство научно-технической элиты, а фэнтези – воинов грядущих битв, которые, используя разработки вышеупомянутой элиты, огнем и мечом истребят супостата. Фэнтези в нашей стране в силу идеологических причин в те годы категорически запрещалось, а когда НФ стала увядать, то компенсировать недостаток энтузиазма оказалось нечем. Справедливости ради отметим, что и на Западе научная фантастика не благоденствовала. Появление так называемой «Новой Волны» ее чуть было не утопило, а творчество таких писателей, как Филип Дик, Курт Воннегут, Урсула Ле Гуин и ряда других не менее значительных фигур грозило окончательно увести англо-американскую фантастику с дороги, которую проторили Хьюго Гернсбек, Джон Кэмпбелл, Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн и другие…

К чему же мы пришли?

Во-первых, сейчас мы наблюдаем попытки возродить «твердую» НФ в Соединенных Штатах, Великобритании, Канаде, Японии. Весьма образованные и талантливые авторы, имена которых украшают антологии и журналы, обратились к истокам. Грегори Бенфорд, Грег Иган, Дэвид Брин, Нэнси Кресс, Грег Бир… Квантовая механика и психология, космология и генетика – круг интересов несколько сместился, но вектор остался прежним – популяризация идей, элиминация людей. Во-вторых, что было неоднократно замечено критиками и рецензентами, имеет место возвращение чуть ли не к жюль-верновским сюжетам, а романы, например, о колонизации Марса получают премии, их спешат экранизировать.

Что сей сон означает?

Неужели НФ-3 – всего лишь бледная тень НФ-2, и речь идет об очередной попытке привлечь теперь уже американскую молодежь в «технические ВТУЗы»? Вряд ли все обстоит так примитивно.

Третий этап НТР, в силу развития компьютерных технологий, выжигает рынок квалифицированной рабочей силы, а заодно ликвидирует за ненадобностью массу специальностей. Одновременно с этим исчезают и традиционные потребители современной научной фантастики, те, кого мы называем научно-технической интеллигенцией или инженерно-техническими работниками. Но и у фэнтези перспективы не блестящие. Как нам представляется, компьютерные игры в первую очередь рассчитаны на любителей фэнтезийной литературы, усиливая, с одной стороны, эскапистские тенденции, а с другой – в общем-то тоже формируя психотип бойца, который готов отстреливать все, что бежит, летит и вообще шевелится.

Новые технологии формируют новый тип элит – локально-замкнутых и вместе с тем обладающих доступом практически к любой информации. Интерактивные технологии не вызывают у них состояние аффекта, поскольку они сами являются творцами этих технологий. Возникает вопрос: что будет стимулировать творческие способности нарождающейся НТ-элиты?

Ответ кажется простым – новая волна «твердой» НФ. Пусть сейчас в ней маловато психологизма, люди в основном озвучивают авторские идеи, но рано или поздно она окрепнет, ей достанет художественности, и сделав виток спирали, она выйдет на новый, более высокий уровень.

Ответ и впрямь оказался простым, а стало быть, неверным.

Более правдоподобным может показаться иное допущение. Мне уже приходилось не раз выступать на тему о возрастающей стратификации художественной литературы. Расслоение и жесткая привязка тех или иных направлений к фиксированным группам читателей, вполне вероятно, является предвестником грядущего переформатирования цивилизации. В этом свете возвращение «твердой» НФ весьма симптоматично. Действительно, твердая научная фантастика и сейчас ориентирована на НТ-элиту, но задачи у нее другие. Она превращается в узкоцеховую литературу, потребление которой является своего рода маркером, знаком. Киберпанк не стал такой литературой, хотя он был «классово не чуждым». Однако его погубила именно избыточная художественность, многовекторность, к тому же его героями были, как правило, маргиналы. А отличительным признаком литературы цеховой, клановой, является не только сленг, но и определенные препоны для непосвященного или представителя иного цеха; возмутители спокойствия не приветствуются, восхваление своих коллег поощряется.

Свою НФ получат генетики и биологи, химики и геологи, а бравые вояки давно уже, наверное, зачитываются технотриллерами и космическими боевиками.

Вполне можно предсказать, что произведения наподобие романа Умберто Эко «Имя розы» (1980) вызовут к жизни «твердую» НФ гуманитарного направления для лингвистов, социологов, психологов, историков… Возникает подозрение, что, например, так называемые «альтернативные истории» – это провозвестники цеховых предпочтений историков, антиутопии – социологов и философов, и так далее…

Социальный заказ трансформировался в заказ профессиональный.

Что в этом плохого, может спросить читатель? Преимущество рынка в том, что каждый покупатель может найти нужный ему и только ему товар, а книги, как уже говорилось не раз, такой же товар, как и все остальное. Конечно, тиражи будут снижаться, зато каждый писатель окажется в своей экологической нише.

Не исключено, что рано или поздно автор вынужден будет как бы присягать профсоюзу своих читателей на верность, а шаг в сторону… ну и так далее…

Это пугает.

Не исключено, что третий этап научно-технической революции кончится грандиозным пшиком, интеллектуальные и сырьевые ресурсы человечества исчерпаются, и в итоге всем будет не до книг.

Это удручает.

Не исключено, что в действительности положение дел в российской научной фантастике внушает больший оптимизм, чем это следует из пафоса этих заметок. Интерес к НФ медленно, но верно растет. Сергей Лукьяненко, Александр Громов, Олег Дивов и некоторые другие известные писатели предпочитают работать именно в этом направлении, возвращая авторитет фантастике, как достойной разновидности художественной литературы. Бастион русской словесности еще не пал под натиском клишированных поделок, потрафляющих самолюбию интеллектуальных снобов. Возможно, сама природа фантастики обладает гораздо большей сопротивляемостью к давлению среды. Сколько бы ни пытались редуцировать художественность, изъять ее из НФ – все эксперименты почему-то проваливались. Элемент откровенного вымысла в любом повествовании заставляет срабатывать какие-то древние механизмы, из темных глубин сознания всплывают тени архетипов Рассказчика-у-Костра и Маленького Слушателя. В итоге очередная чудесная история, которая является, как известно, всего лишь еще одной вариацией бесконечно рассказываемой истории, находит новых благодарных слушателей.

Это радует. □