Соавторы: Джеральд Хаусман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Тремя днями позже он брел по лесу, перебравшись через три замерзших притока Иеллоустона. Ветер завывал, как неприкаянный дух, а снег кружил все быстрее и гуще. Он почувствовал, что что-то изменилось в атмосфере, но это было не похоже на ту ночь, когда он перед грозой полз по равнине. За пеленой мелькающих снежинок каждая деталь казалась частью чего-то большего; деревья возникали внезапно, словно оторвались от корней и скитались в этом призрачном мире, столь похожем на мир его сновидений, когда он прокладывал себе путь в долину.
Перед ним стоял медведь. Сначала Хью в рассеянном свете, не отбрасывающем теней, показалось, что это ствол дерева. Он был так близко, что можно было потрогать. Вот только его тихое шевеление не соответствовало порывам ветра, а происходило само по себе. Зверь высоко поднял морду, близоруко щурясь от порхающих хлопьев. Хью замер, желудок его болезненно напрягся. Скорее всего это был не гризли, а если и гризли, то совсем молоденький. Различить окраску животного было трудно из-за облепившего мех снега. Наверное, снег точно так же скрывал сейчас бороду Хью. Медведь покачивался, хватаясь лапами за воздух. Он был немного выше Хью, и дыхание его не отдавало гнилью, как у того гризли. От медведя исходил лишь запах мокрого меха.
Ружье застыло в руках. Он нес его заряженным, чтобы быть готовым в любой момент пустить в ход. Хью знал, что может поднять его и выстрелить. Разумеется, если не уложить медведя на месте, он вновь окажется лицом к лицу с раненым и очень разъяренным зверем. Поэтому он просто стоял и смотрел, вспоминая предыдущий случай.
– Я знаю тебя, медведь, – сказал он, – и, возможно, мы что-то должны друг другу, а может, и нет. Я за то, чтобы распрощаться и каждому пойти своей дорогой. А ты как?
Прищурив глаза, медведь поводил носом, затем упал передними лапами на землю, повернул налево и ушел. Он хрустел ветками все дальше, а Хью неподвижно стоял, не веря в удачу. «Ну и ну», – выдохнул он наконец. Потом тоже повернул налево и стал пробираться между деревьями. В ту ночь ему снился медведь, растворяющийся в белизне.
Три дня спустя он стоял вечером на небольшом пригорке, рассматривая частокол у слияния Маленького Большого
Рога и Большого Рога. Смотрел, как над строениями поднимается дымок, вдыхал его аромат. Наконец, он нашел… Ладони неожиданно вспотели, несмотря на холод.
Он шел вперед автоматически, ни о чем не думая. Теперь им управляло что-то более глубинное, чем разум. Низко над землей пронеслась белая сова. Несильный северо-восточный ветер крутил снежные хлопья.
Хью подошел к воротам и постучал прикладом ружья. Минуту спустя чей-то голос отозвался: «Кто там?»
– Хью Гласе, – ответил он, – и здесь чертовски холодно.
– Хью Гласе, – повторил голос после долгой паузы.
– Это я, Мартин. Долгая была охота.
– Слышали, что ты умер, Хью. Убит медведем.
– Не сказать, чтобы медведь поленился, Мартин. А кто тебе об этом рассказал?
– Джеми и ле Бон. Черт, я же сам тебя видел, ты лежал там при смерти.
– Да, представляю себе. Так ты собираешься впустить меня? Или думаешь, что я призрак? Опять наступила тишина. Потом:
– Нет, если бы ты был призраком, тебе не нужно было бы просить открыть ворота. Ты бы прошел сквозь них – правда?
– Ну конечно. Открывай же, шпингалет скрипучий. Через минуту ворота распахнулись, и Хью вошел. Мартин, невысокий худощавый охотник с бородой с проседью, колебался не дольше секунды, прежде чем стиснуть его руку.
– Никаких сомнений, – прокомментировал он. – Ты – настоящий.
Хью кивнул и, оглядевшись, увидел майора Генри и еще двоих, идущих к нему от блокгауза. Мартин захлопнул и запер ворота.
– Черт возьми, Хью! Ты жив! – воскликнул подошедший майор, обнимая его за плечи. – Что случилось? Мы думали, ты давно червей кормишь. Как ты сюда попал?
– Дополз до Киовы.
– Дополз?
– Да меня вроде как переломало всего. Правда, к тому времени как добрался туда, я уже ходил. Потом поднялся на лодке до манданской деревни. Там еще ри осели неподалеку, Оттуда дошел до вашего старого форта. А потом по реке – сюда.
– Я думаю, у тебя есть что рассказать, но сначала поешь, слушать будем потом, – сказал майор Генри. – Пойдем в дом, согреешься и выпьешь чарку.
– Хорошо, – сказал Хью. – Кстати, Джеми здесь?
– Нет, он ушел некоторое время назад. У нас есть сведения, что он заболел, его подобрали кроу. Это вверх по реке, в надежном месте.
Хью скрипнул зубами.
– А что ле Бон? – спросил он.
– Тоже ушел. Сказал, что подумывает вступить в армию. Хью поставил приклад на землю и оперся на ружье.
– А что случилось с Джеми? – спросил он.
– Лихорадка, слабость и хрип – вот все, что нам сказали кроу. Возможно, тиф.
– Возможно, – согласился Хью. – Наверное, я останусь поужинать с вами.
– Пойдем. Я устрою тебя на ночлег, там ты можешь положить вещи. Устроишься, отогреешься, примешь стакан огненной воды внутрь.
– Кружечка грога не помешает, – сказал Хью. – Да. Пойдем.
Позже, за жарким из кролика, обильно приправленным овощами, майор Генри заметил:
– Хорошо, что ты вернулся, Хью. Теперь мы сможем питаться гораздо лучше. Поможешь добыть нам завтра оленя?
– Хотелось бы, – ответил Хью. – Но я все-таки должен сначала отыскать Джеми. Как насчет того, чтобы указать мне дорогу к той деревне кроу?
Майор Генри откинулся на стуле и несколько минут смотрел в огонь.
– А что конкретно ты собираешься сделать, когда отыщешь мальчишку? – спросил он.
– При всем уважении к тебе это касается только его и меня.
– Ясно. Тогда я не уверен, что хочу сказать тебе, где это находится.
Хью пожал плечами:
– Я был бы совсем никудышным следопытом, если бы не смог отыскать его сам.
– Верно, – согласился майор Генри, кивая. – Тогда я предоставлю тебе такую возможность. В этом случае, если что-нибудь случится с Джеми, мне не будет казаться, что я приложил к этому руку.
– Справедливо, – сказал Хью, сделав глоток виски. – Я выйду утром.
– А, может, поживешь у нас, Хью? Отдохнешь немного. Хью покачал головой.
– Не хочу, чтобы он умер без меня, – произнес он. – Не хочу упустить его после того, как ждал так долго.
– Знаешь, он охотился для нас, – сообщил майор Генри. – И весьма неплохо. Ты хорошо учил его, Хью.
– Рад, что он хоть чему-то от меня научился, – сказал Хью.
– Когда они с ле Боном дежурили у твоего одра, им показалось, что приближаются ри. В самом деле, они были совершенно уверены в этом. Вот что заставило их смыться оттуда раньше времени, так сказать.
– Сказки. Ни одного там не видел – даже следов. За все время, пока полз.
– Я только хочу напомнить старую истину о том, что у каждого своя правда, Хью. Хью вздохнул.
– Наверное, ты прав, – сказал он. – Может, это и хорошо, что ты прав. Полагаю, кроу где-то на юге.
– Пожалуй, что так.
– Я должен вернуться немного назад к Роузбаду и спуститься вниз. Думаю, найду их у воды.
– Похоже на то. Хью громко рыгнул.
– Что ж, спасибо за угощение. Пожалуй, мне пора, хочу завтра выйти пораньше. Возможно, уже не увижу тебя, так что прощай.
– Ты зайдешь к нам – потом?
– Трудно сказать, – Хью поднялся. – Спокойной ночи, майор.
– Спокойной ночи, Хью.
Хью отправился в отведенную ему комнату и заснул без сновидений.
Снова в путь. Он прокладывал себе дорогу в предутреннем свете по западному берегу Роузбада. Болен. Теперь он думал только об этом. Помимо своей воли. Просто не мог думать ни о чем другом. Болен. Джеми лежит там и одному Богу известно, насколько опасно он болен. Просто больной ребенок. Заболел в самое неподходящее время. Скорее всего по своей же вине. Может быть, ноги промочил и не потрудился просушить обувь. Может, неправильно питался или выпил лишнего. Проклятый безмозглый ребенок. Заболел, будто назло. Для поединка ему нужен был бодрый, настороженный, здоровый, гибкий, огрызающийся Джеми. А вовсе не…
Хью выругался. Это входит у Джеми в привычку: все усложнять. Он размеренно шагал на юг, то и дело набредая на признаки человеческой деятельности. Хорошо, значит направление выбрал правильно. Возможно завтра или после завтра…
Болен. Узнать бы, насколько серьезна болезнь. Он содрогнулся при мысли о жуткой иронии судьбы: прийти и обнаружить, что парня уже нет, быть одураченным самой смертью.
Хью начал ругаться на ходу – по слову на каждый шаг, – чтобы проверить, насколько хватит словарного запаса. Покрыв немалое расстояние, он израсходовал все ругательства и начал снова. Снова… Он чуть не споткнулся, когда до него через некоторое время дошло, что вместо ругательств он шепчет молитву.
– …Только не забирай его пока, Господи, прошу тебя. После всего того, что мне пришлось пережить по его вине. Я хочу поговорить с ним. Я как никто заслужил право поговорить с ним. Это будет просто несправедливо… –
Тут он снова выругался и умолк. И долго потом шагал молча, лишь дыхание вырывалось морозным облаком, оседая кристаллами на бороде. Кролик выскочил из укрытия и сиганул через тропинку. Хью не тронул его. Не было нужды. Не до того.
Еще не совсем рассвело, а мир полным ходом начинал новый день. Холодный ветер дул в спину. В воздухе появилось предчувствие бури, и Хью заторопился, чтобы уйти как можно дальше.
Примерно через час пошел снег, первые редкие снежинки сменились густым снегопадом. Ветер, к счастью, продолжал толкать в спину, и белые хлопья неслись мимо него вперед. Деревья облепило снегом, и мир стал белым, точно обглоданная кость.
Болен? Вполне возможно, что он идет на юг, чтобы увидеть труп, отдать последний долг, попрощаться. Хью явственно увидел Джеми на равнине, верхом на гнедом жеребце. Ветер треплет русые волосы, конь скачет все быстрее, быстрее, пропадая во внезапных сумерках, где летают совы.
– Джеми! – позвал он, но мальчик не услышал его и растаял в сумраке. Хью скрипнул зубами вновь оказался один в белом безмолвии.
В то утро начался сильный гололед, и Хью несколько раз оступался, выныривая при этом из мечтательного забытья, где Джеми представал в образе его корабельного приятеля; он шел вместе с Хью сквозь кровь, выстрелы и разбой, плыл в холодных темных водах залива Гальвестона, скво сдирали с него, привязанного к столбу, кожу; Хью падал и поднимался со льда, снова падал и в конце концов пополз – снегоступы давно потерялись – он полз сквозь высокую траву, лежал на спине с открытым ртом посреди бушующей грозы, карабкался через перевал, смотрел на бегущих мимо бизонов и на старуху ри – ковыляющую скво, которую малейший толчок мог сбить с дороги, ведущей во тьму, и слышал голос Лафитта: «Разделайся с ним», он поднимал пистолет и видел, что перед ним стоит Джеми и кричит, чтобы его убили…
Хью проснулся, как от толчка, стуча зубами. Он лежал в каменной ложбине, защищенной от ветра елями. Хью и сам не помнил, как забрался сюда и заснул, завернувшись в одеяло. Вокруг была кромешная тьма, сквозь которую падали белые хлопья. Он стряхнул снег с лица и бороды, перевернулся на другой бок и опять уснул.
Проснулся, полностью засыпанный снегом. Он не шевелился и вспоминал о могиле, возле которой пришел в себя – когда это было? Вновь нахлынуло ощущение, будто он заживо погребен, – то самое ощущение, которое так разъярило его в тот солнечный день. Пусть так и будет, решил он. Здесь тепло и уютно. Нужно быть дураком, чтобы вылезти отсюда, из этой определенности, и идти в холодную неизвестность. Вполне возможно, что под соседним холмиком, окруженным камнями, лежит Джеми. И вот они оба лежат, отныне и навсегда, там, где ненависть и любовь – как все это ничтожно по сравнению с холодом! – не уходят в глубь земли, частью которой они стали.
А то, что нужно было сказать и сделать, никогда не будет сказано и выполнено. Прежде он отказывался от земли ради этого. И если соседний холмик всего лишь предостережение, а не реальность – а теперь он знал, что так оно и есть, ибо сонная одурь отступала, неуклюже, как медведь, – ему ничего не остается, кроме как встать, хотя так хочется спать. И он встал, отряхнул одеяло, скатал его, убрал в рюкзак. Позавтракал, закусил несколькими снежками, облегчился и пошел дальше.
Снег продолжал кружиться вокруг. Он больше не клялся и не молился, просто отпустил свой разум в свободное плавание среди белых деревьев, вспоминая давно забытые могилы, лица и силуэты давно умерших мужчин и женщин. Он думал о море, которое забрало себе многих, кого он знал, оно напоминало и эту холмистую белизну, и прерию, по которой он полз.
В полдень снегопад прекратился, и, прежде чем разбить лагерь, он наткнулся на свежие следы, уходящие на юг. Уже близко, подумал он. Деревня совсем рядом.
Ему снилась какая-то путаница из мыслей и снов последних дней, и Хью проснулся, убежденный в том, что, если он еще не опоздал, его цель близка. Джеми может быть при последнем издыхании в этот самый момент. Он быстро вскочил на ноги, умылся, как смог, сложил вещи…
Поел на ходу, устремляясь мыслями далеко вперед. Через некоторое время опять закружили снежинки. Так продолжалось все утро.
Вскоре после полудня, взобравшись на вершину холма, он увидел в отдалении то, что так давно ждал: тоненькую струйку дыма. Или ему только показалось; Ветер сдул ее так быстро, что полной уверенности не было. А потом повалил снег и все скрылось из вида.
Хью озадаченный спускался с холма. Далеко ли? И что там – деревня или костер одинокого путника? И ведут ли эти следы в правильном направлении?
Похоже все-таки, что он выбрал верный путь. Хью продолжал идти по следу, хотя снегопад усилился. Выбора не было.
Вот он спустился в низину, здесь следы начинали петлять. Это сбило его с толку, и он не мог вспомнить, в какой стороне видел дымок. Оставалось только идти по следу и надеяться, что индейцы придерживаются обычая селиться у реки.
Пробираясь сквозь снежную пелену, он снова думал о смерти, о том, как сам был близок к ней в последние месяцы, о Джеми. Ветер начал задувать слева – похоже, с юго-востока. Он надвинул шапку поглубже и опустил голову.
Ветер налетал порывами, бросая в лицо колючие кристаллы. Хью прикрыл лицо рукой. Немного погодя следы начали подниматься вверх по склону. Чем выше он взбирался, тем сильнее становился ветер. Однажды Хью упал, увяз в снегу, еле поднялся. Склонившись в три погибели, пошел дальше.
К тому времени как он добрался до вершины холма, началась настоящая буря. Лицо было иссечено колючим снегом. Ветер пел жуткую песню. Казалось, он ищет Джеми, чтобы вырвать у него душу из тела. Ветер-убийца. Готовый смести человека со смертного одра.
Ветер хочет украсть у него мальчишку, оттянуть время, задержать его в пути. Хью ускорил шаг и вскоре уже бежал, сгорбившись и пошатываясь. Нога задела за камень, и он опять упал. Встал и бросился вперед. Некогда. Ветер пожирает время.
«Быстрее, – решил он, добравшись до ровного места. – Здесь я могу идти быстрее».
Он увеличил шаг и вновь побежал, словно за ним гнались. Ветер пел и набрасывался на него, а сзади ощущалось присутствие чего-то темного, идущего по его следам. Может, это медведь, который преследует его с того самого дня, приходит и уходит, во сне и в реальности, а, может, какая-та иная мрачная сущность?
Он бежал и падал – сам не помнил, сколько раз – весь в синяках и ссадинах, поднимался и снова бежал. Ветер пел в верхушках деревьев, сдувая с них снег. Или это пела душа Джеми? Как холодно, как холодно!
Далеко ли еще? Может, там, за ближайшим поворотом? Или в необозримой дали вниз по реке? Он толкал себя вперед, морозный воздух обжигал легкие, темное существо, казалось, начинало настигать, звук его дыхания сливался с дыханием Хью.
Сердце колотилось в груди. Левый бок сводило судорогой. Поднимаясь после очередного падения, он с рычанием обернулся назад.
– Ты не получишь его, – сказал он преследователю. – Если ветер еще не забрал его, он мой.
Ветер был белый и живой. Это было похоже на то, как если бы он бежал под водой или сквозь бесконечную пустоту. Даже постоянный вой ветра превратился в особый род тишины. Хью охватило онемение, он перестал чувствовать холод.
И все же это была жизнь, пустая в самом сердце своей наполненности и наполненная в центре пустоты, она неистовствовала и замирала над ним, она принимала все, что он ей давал – и он полз сквозь нее, чтобы остаться в ней и дать или не дать то, что должен.
– Джеми! – позвал он, не слыша собственных слов. – Держись! Я иду!
И он побежал, как не бегал еще никогда в жизни, но ему казалось, что он стоит на месте. И тогда Хью представилось, что нет нужды возвращаться в тот мир, который он знал; что можно остаться в этом тихом белом безмолвии и познать истинный покой; что он находится в одном из тех духовных мест, о которых иногда рассказывают индейцы.
И тут Хью услышал собственный голос: «Джеми… Я иду!» И вновь побежал по снегу, и холод начал пробираться сквозь мокасины, и ветер опять хлестал и резал, а впереди уже виднелась небольшая рощица, а сквозь нее просматривались зимние типи и дымок над ними. Двое мужчин – индейцы – смотрели в его сторону.
