Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 12"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Томас Терстон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Даже похожие на кружева крохотные пузырьки, извергнутые дырами, напоминали крылышки разбившихся при ударе насекомых.

Алоис Давенпорт был, естественно, не прав. Питер знал, что чудом миновавшая их катастрофа изменит практически все.

Вытащить в шесть часов утра людей из домов и заставить их копать во имя спасения собственной жизни – уже одно это заставит задуматься. Некоторые, а то и многие поймут, что конструкция фермы Стоунбрук далека от совершенства.

Даже малое дитя сможет сообразить, что в дренажной и теплообменной системах следует установить клапаны на случай экстренного запирания. Это просто неудачное инженерное решение: сделать систему самовключающейся и саморегулирующейся, наподобие вечного двигателя.

В течение будущих дней и недель Питер Камен найдет благодатные умы, в которых он посеет идею о необходимости технологических перемен в колонии, страховки на случай возможных более серьезных аварий.

В каком-то смысле, сколь бы кощунственно это не звучало, но едва не происшедший отказ ирригационной системы обернулся для них благом.

Питер Камен весело оттолкнулся от поверхности обменника и энергично принялся двигаться наверх, к корпусу станции.

Глава 28
Голоса в небе

Угол падения

   Угол отражения

      Исходный угол отражения

         Исходный угол падения

Компания «Мюррей Хилл лабораториз»,

23 марта, 14.18 местного времени.

Перебирая возможные варианты, Харви Соммерштайн напоминал сам себе бильярдиста, выбирающего, в какую лузу следует загнать шар. Ничуть не облегчало задачу то, что он трудился без устали вот уже двадцать часов, с тех пор, как рано утром в субботу получил бюллетень НАСА, или то, что его бильярдный стол имел три измерения.

В ящике электронной почты оказался ряд сообщений, которые подстегнули воображение и пробудили жажду деятельности.

Во-первых, НАСА дало объяснение всеобщему сбою связи в Западном полушарии в пятницу. Хотя Соммерштайн и не испытал лично на себе последствий катастрофы, однако он наблюдал за неправильным освещением хода событий со все возрастающим беспокойством. Все связанное с нарушением работы лучевых телефонов немедленно возбуждало его профессиональный интерес и требовало подробного объяснения.

Во-вторых, космическое агентство предупредило об извергнутой Солнцем волне энергизированных ионов, которая должна была достигнуть орбиты Земли где-то между двадцатью и сорока часами после вспышки. Как высчитало НАСА позднее, вспышка произошла в районе часа дня местного времени, то есть начало тревожной поры приходилось на девять утра в субботу, в то самое время, когда Харви принялся читать бюллетень, чувствуя нарастающий интерес. Работа закипела.

Во-первых, Харви следовало определиться с выбором цели. Затем ему нужно было связаться с принимающими станциями через ретрансляторы, используя восстановившуюся после периода помех связь с тем, чтобы найти операторов, которые дежурили бы в момент апробирования нового способа связи. Следом требовалось забрать на время крупнейший экспериментальный радиоузел компании в Ред-Бэнке, то есть быстро отыскать в субботу руководителя лаборатории и получить от него устное разрешение провести несколько длительных испытаний. Наконец, Соммерштайну предстояло определить смещение волны в различных измерениях, используя имитатор планетария для размещения планет и их спутников, а также программу, которая будет изображать движущийся по Солнечной системе фронт ионной волны.

Для математического ума это было хорошее упражнение. Сначала выбрать цель, потом организовать исчисление маршрута смещения.

Для испытаний Харви в конце концов выбрал неосвещенную сторону Марса. Подумав минуту, он решил не связываться со спутниковыми колониями вокруг Юпитера и Сатурна, поскольку те слишком зависимы от фирм и чересчур ориентированы на выгоду, а не на сотрудничество. Отверг он и независимые станции из пояса астероидов, которые слишкомнезависимы, чтобы пойти навстречу вежливой просьбе с матушки-Земли.

Марс подходил для его задачи как нельзя лучше: установившийся мир, где есть не слишком занятые люди, готовые поучаствовать в испытаниях. Единственную трудность создавал период вращения Марса. За время предупреждения планета сумеет, скорее всего, совершить полный оборот. Поэтому Харви Соммерштайн решил отправить свое послание ко всем работающим на Марсе станциям, запросив, чтобы они назначили кого-либо прослушивать с рассвета до заката эфир на частоте, которую пока еще не воспринимал широкополосный ретранслятор на Фобосе.

Харви вместе с операторами сошлись на том, что радиограмма будет передана на частоте в десять герц миллионометрового диапазона. Передатчик лаборатории легко сумеет осуществить сеанс связи на частоте, на которую могут настроиться все приемники Марса. Разумно было предполагать, что на такой необычно длинной волне отсутствуют другие передающие станции, и в то же время длина волны позволит Харви обеспечить наилучшее отклонение от рассеянного и экспоненциально возрастающего облака частиц.

Предварительная подготовка отняла все субботнее утро и добрую часть дня. К полудню по нью-йоркскому времени Харви получил извещение о том, что первый поток частиц уже достиг Земли. Столь стремительное развитие событий означало, что ионное облако несется исключительно быстро. Похоже, высокозаряженные частицы двигались плотными рядами, что обеспечивало хорошую отражательную способность. Между тем скорость прохождения облака по Солнечной системе не давала Соммерштайну возможности испробовать пуск по внутреннему углу. При такой скорости фронт волны достигнет Марса не позднее чем через десять часов после прохождения Земли, то есть к семи вечера в субботу.

К этому времени Соммерштайн всерьез подумывал о том, чтобы изменить место проведения эксперимента. Однако большинство согласившихся участвовать уже были вовлечены в подготовку. Изменение главных приемных станций в последний момент могло привести к тому, что смещение будет направлено в сторону Плутона, где на его послание никто не ответит. Так что Харви оставил договоренность в силе, отказавшись от запуска под внутренним углом, а также от моделирования с целью совершенствования техники проведения испытаний.

Всю вторую половину дня и вечер Харви потратил на спор с помощником администратора Полом Пирсом, который решил под конец лыжного сезона отдохнуть в Зеленых горах. Используя чисто голосовую сотовую связь, Харви вел переговоры со всем аппаратом Пирса, который проводил свой выходной день в Нью-Йорке: дома, в ресторанах, барах, на дискотеках и представлениях двух разных театров на Бродвее. Все упорствовали: пусть, мол, передатчик продолжает испытания внутри атмосферы. Затем, уступая просьбам, стали интересоваться, каким образом Соммерштайн, в распоряжении которого имелась лишь предоставленная субсидия, собирается оплатить использование оборудования и электроэнергии, затраченной на испытания. В свою очередь, Соммерштайн давал обещания, заключал сделки, подчинялся ограничениям и скрещивал пальцы при всяком произносимом им слове.

Поздно вечером Харви предстояло объяснить все заново одному из программистов лаборатории, вызванному в неурочное время и назначенному для ввода волны в планетарную систему. По крайней мере, к тому времени Харви уже имел достаточно надежные данные о скорости, плотности и внутренней энергии магнитного шторма, чтобы сообщить их технику, которого звали Кэл Уорнер. Специалист казался настолько сонным и раздраженным тем, что его втянули в это дело, что Харви не мог с уверенностью сказать, использовал ли тот сообщенные ему данные.

Рано утром в воскресенье облако направлялось к поясу астероидов. Соммерштайну предстояло решить, повлияют ли на отражающие свойства ионной массы кремнистые и углеродистые камушки с добавлением железистых сплавов. Харви счел предпочтительной мысль, что это не повредит, хотя и погоды не сделает. Главная проблема заключалась в том, что чем дальше от Марса продвигалась волна, тем шире становились каналы передачи сообщений.

Но Харви Соммерштайн продолжал эксперимент.

К текущему времени, ранним воскресным полуднем, Марс находился над горизонтом Нью-Йорка. Инженеры внимательно слушали эфир на станциях, а сама программа была создана, отлажена и работала как хронометр. В виртуальном шлеме Харви провел целых семь часов, просчитывая все возможные углы для передачи сообщения и надышавшись собственным углекислым газом до помутнения в голове. А между тем он по-прежнему не мог передать привет посланникам Марса.

Внутри шлема над головой Харви распростерлось темное пространство. Светло-серые линии представляли основные созвездия, соединяя яркие точки звезд. Перед ним расстилалась условная карта неба, используемая для исчисления астрономических координат с точки зрения наблюдателя на Земле.

Марс отклонился на семнадцать градусов к северу с подъемом над горизонтом небесной сферы в два часа пятьдесят минут. Харви считывал позицию внутри шлема и одним касанием пальца вносил изменения в программу. Маленькая красная точка горела в двадцати градусах справа от ярко-белого солнечного диска. Максимально используя возможности имитации, Харви мог смоделировать блеск ледников, однако был далек еще от того, чтобы ввести в программу спутники Марса: Фобос и Деймос, которые были значительно меньше и ближе к главной планете, чем Луна к Земле.

Ионная волна от солнечной вспышки, направляющаяся к красной точке, предстала его взору в виде растянутой по карте неба серебристой фигуры, напоминающей по форме пончик.

Соммерштайн второй раз произвел касание для пуска новой радиограммы. Во исполнение команды по черному пространству побежали серые столбцы цифр, показывавшие небесные координаты и дальность в километрах до цели.

За десятую долю секунды машина сообщила ему два угла: Земли и Марса, определяя характер отклонения. Показался голубой конус, указывавший движение луча, вонзавшегося дальним концом в красную точку.

– Хорошо, Дональд, – сообщил Харви оператору, сидевшему в кабине передатчика, – передавай сообщения этим путем.

Соммерштайн знал, что сейчас в шлеме у оператора бегут те же самые цифры, которые надо всего-навсего переадресовать киберу, управляющему оконечным устройством станции.

– Понял, – послышалось в ответ.

Антенна повернулась и обеспечила связь, отправив в пространство луч, окрашенный в программе Соммерштайна желтым. Когда предполагаемый и истинный пути сошлись, появились зеленые участки, показывавшие места совпадения.

Зеленых мест было не так уж много, накрыть полностью планету не удалось.

Проблема возникла с передатчиком. Снова и снова антенна, двигающаяся на гидравлической платформе и вращающаяся внутри противовесной люльки, не поспевала за командами Харви и сигналами имитатора, как если для бильярда у него был не кий, а небольшое сосновое поленце.

– Ничего, Дональд, – приободряюще сказал Харви, – это только начало. Посмотрим, будет ли сейчас ответ.

Пройдет без малого тридцать три минуты – двадцать на передачу и еще тринадцать на ответ с ночной стороны Марса, переданный через ретранслятор на Фобосе, – прежде чем Харви узнает, какая часть зеленых совпадений конуса сумела донести его сообщение, или вообще имеет ли смысл принцип отражения сигналов от ионизированной волны.

– Жди, – сказал Харви оператору. – Но будь в готовности попробовать еще раз без десяти три.

– Слушаюсь, босс.

Зачем вообще Соммерштайн взялся за это? За какой надобностью ему потребовалось тратить усилия, время, часы сна и драгоценные премиальные на это нелепое занятие? Особенно если учесть, что солнечная вспышка, как отмечалось в бюллетене НАСА, является просто аномалией, явлением, которое на Земле не наблюдали уже сотню лет.

Да потому что в глубине души Харви Соммерштайн не верил этому. То, что произошло в космосе единожды, может повториться снова. А вдруг вспышки и ионизированные волны станут неизбежным явлением, возникая столь же неожиданно, как тайфуны или ураганы? Как продемонстрировали последние три дня, эти феномены могут оказаться очень опасными для разбросанного по планетам Солнечной системы человечества. В особенности это касается линий связи. Если луч смещения Соммерштайна сработает хоть раз для оповещения, защиты, а может статься, и спасения жизней, то все затраченные усилия не напрасны. А если взрывы солнечной активности станут частым явлением, то его вкладу не будет цены.

Однако в тот момент, после тринадцати последовательно неудачных попыток, вклад Харви в теорию и практику межпланетных коммуникаций не стоил, казалось, и ломаного гроша.

Но Соммерштайн намеревался попытаться снова, еще через двадцать восемь минут, а если понадобится, он был готов работать всю ночь.

Хребет Тарсиса

   Олимпийские горы

      Долина Маринерис

         Плато Хрисеиды

Компания «Мюррей Хилл лабораториз»,

24 марта, 11.23 местного времени.

Харви Соммерштайн показался на рабочем месте в лаборатории как раз перед ленчем. Его била нервная дрожь, и он часто позевывал, ведь поспать удалось лишь четыре часа. Перед глазами плясали разноцветные точки и линии – не то последствия чрезмерного физического и умственного напряжения, не то образы, оставшиеся после пятнадцати часов непрерывного сопоставления планетных координат и векторов передачи внутри компьютерного шлема.

Здравый смысл подсказывал Харви, что в таком состоянии лучше провести денек дома. Но инстинкт политика говорил, что ему надлежит быть в готовности, доложить результаты – любыерезультаты – администраторам лаборатории, после того как он израсходовал огромные объемы эфирного времени и денег в бесплодных попытках поздороваться с обитателями Марса.

По прибытии Соммерштайн первым делом опустошил ящик с электронной почтой. И точно, поверх бумаг лежал электронный запрос от Пола Пирса, предлагавший явиться на официальную встречу тет-а-тет в кабинете администратора. Записка гласила: «как только вам будет удобно», что на языке политических терминов означало: «немедленно, сукин сын».

Соммерштайн уже собирался дать ответ, но некое шестое чувство подсказало ему задержаться на пару минут и просмотреть содержимое почты до конца. В ящике было двадцать три письма, и все с инопланетной маркировкой. Харви всмотрелся пристальнее. На всех стояло слово «Марс». Соммерштайн немедленно принялся читать.

– Получили вашу радиограмму от 13.45 единого времени, – сообщил оператор ночной смены из Аэрополитанского центра на Хребте Тарсиса.

– Передача чистая, без искажений, – был ответ из обсерватории в Олимпийских горах.

– Привет, Харви!.. Поздравляем! – пришло послание от пятнадцатилетнего корреспондента из долины Мариерис.

– Уже получили три ваших сообщения. Все получены без единой ошибки, – ответили с геофизической станции неподалеку от кратера Домор.

– Продолжаем принимать сообщения, – прокомментировали со станции на Тарсисе немного позже.

– Уже целых семь! – восторгался подросток.

– Наверное, хватит! – из Майя-Валлис.

– Харви, это начинает надоедать…

– Ваша точка зрения элегантно подтвердилась… В завершение Харви получил письмо, подписанное кем-то из руководства центра на Тарсисе, в котором просили «освободить оператора для других задач».

Каждая из двадцати девяти переданных Соммерштайном радиограмм была принята кем-либо на Марсе, а две уловили даже на освещенной стороне.

Эксперимент Харви успешно претворился в жизнь. Но почему же он ничего не слышал от получателей во время своих двадцати девяти сеансов радиосвязи?

Ответ лежал на самом «донышке»: записка от кибера, который отвечал за доставку электронной почты в лабораторию. Текст пришел последним и, в соответствии с протоколом «первый входящий – первый исходящий», лежал в самом конце.

«Документы через Межпланетную Почтовую службу Марса были задержаны на двенадцать – двадцать часов при прохождении в силу систематических отказов ретранслятора на Фобосе. Почтовая служба приносит официальные, пусть и не гарантирующие восполнение потерь, извинения за опоздание при доставке».

Теперь становилось понятным упорное молчание абонентов, когда он снова и снова слал сигналы, а также хлынувший поток ответов.

Собрав распечатки всех писем, Соммерштайн принялся оформлять отчет для собеседования с заместителем администратора. Все прочее было уже делом техники.

Часть 6
Через тридцать дней

Сколь превосходны дела рук твоих,

Повелитель Вечности!

По небу катит воды Нил,

открытый для странников,

для тварей со всей земли…

Восстающий, сияющий,

уходящий и возвращающийся,

всю тьму вещей сотворил ты один:

города и деревни, дороги и реки.

Всякий видит тебя,

О Атон над Землей.

Из «Гимна Солнцу» фараона Эхнатона

Глава 29
В ожидании

Валет бубей

   Туз треф

      Двойка треф

         Дама червей

Кабина Б-9 на борту исследовательского космолета

«Юла-3», 24 апреля 2081 года.

Питер Спивак уставился на появившуюся перед ним червонную даму. Когда карта мелькнула в первый раз, Питер подумал было, что это еще один валет, идущий к открытому им бубновому валету и валету пик, которого Питер держал закрытым. С тремя валетами кон останется за ним.

Но сейчас, при детальном рассмотрении, выяснилось, что перед ним вероломная дама. Плохая карта во всякой игре для Питера, так что увидеть ее было двойным потрясением. Он уставился на лицо дамы, сиявшее холодной жеманной улыбкой Моны Лизы.

– Пит, ты собираешься играть? – спросил Митч Норт. – Двадцать за тобой.

– Он по-прежнему волнуется насчет своей девушки, – заметил Эрик Портер, точно прочитав мысли Питера.

– Я… м-м… ну, может быть, немного, – ответил Питер, надеясь, что смущением сумеет скрыть правду: он втайне надеялся на третьего валета.

– Женщины – это боль, – заметил бывалый космоплаватель Митч. – Люби и оставляй их на Земле, где им и место.

– Пит хочет, чтобы она прилетела к нему на Марс, – объяснил Портер.

В кабине Б-9, где четверо мужчин размещались всего на пятнадцати кубометрах пространства, всякий раскрытый в ночной тьме секрет рано или поздно становился известным всем. Но черт побери Эрика за его болтливость!

– Она спросила, можно ли ей приехать, – тихо сказал Спивак.

– До того, как ты улетел? – громко осведомился «космический волк».

– Нет, потом. Ей понадобилось время, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности покинуть Землю. Она ничего не решила, пока я не уехал.

– А как ты узнал об этом?

– Она послала мне пленку с записью через неделю после того, как мы вышли на орбиту Марса… Кто-то избил ее в Нью-Йорке, и она решила покинуть Землю.

– Ну и что ты ей сказал?

– Естественно, пригласил к себе.

– Ты говорил с ней лично? По двусторонней связи?

– Нет, я не был уверен во временной разнице. Поэтому оператор предложил мне просто послать ночное письмо.

– Весьма интересно, – заметил космолетчик.

– Это было очень энергичное письмо, – пустился в объяснения Питер, – ведь я действительно хотел, чтобы она представила свои работы Фонду как технический иллюстратор – и вылетела со следующим кораблем.

– Но она ничего не ответила, – объяснил Портер. – Ни строчки в ответ.

– И все это в ту неделю, когда мы достигли орбиты и сошли с нее, – произнес задумчиво Норт. Он постукивал картами по столу, словно о чем-то размышляя. – Это было как раз в то время, когда нас настиг взрыв на Солнце, так?

– За день или два до этого.

– Правильно, – согласился член экипажа, хотя было неясно, к чему он клонит. – Ты потом связывался с ней?

– Ну… – Питер сделал паузу.

Его глубоко обидело молчание Шерил и отказ, который это молчание подразумевало.

Ему не очень-то хотелось, чтобы сотоварищи разбирали по косточкам его личную жизнь и затрагивали мужскую гордость…

Но какая разница! Так или иначе все дойдет до их ушей.

– Она не совсем была уверена в своих планах, когда отсылала кассету, – выговорил Питер. – Поэтому, раз на мое послание ответа не последовало, я склоняюсь к мысли, что она опять передумала.

– Но ты больше с ней не связывался?

– Нет.

– И даже из радиорубки, просто, чтобы убедиться, что твое письмо получили?

– А зачем мне это делать? – Хотя Норт задавал вопросы в весьма дружелюбном тоне, от такого допроса Питер постепенно приходил в ярость.

– А почему бы и нет? У нас здесь исследовательский космолет, а не гостиница. Порой письма задерживаются в пути или даже… Господи! Тебе же никто ничего не сказал!

– Так скажи мне ты,в чем все-таки дело?! – Питер просто устал от разговора.

– Был сбой связи. Солнечная вспышка вызвала к жизни волну насыщенных энергией статических помех, которые разорвали все линии. Это случилось примерно за день до того, как мы свернули работу, готовясь к магнитному шторму. Так что если твое ночное письмо в этот момент транслировалось, следов его теперь не сыскать.

– Но почему же связист ничего не проверил? – изумился Питер.

– Что? Проверить неофициальный разговор? Да он наверняка даже не зарегистрировал письмо при передаче.

– Тогда… она наверняка думает… что я не…

– Месяц – большой срок, парень. Наверное, ты снова ее потерял. – Митч Норт снова склонился над картами. – Так будешь делать ставку, или как?

Кручение

   Вращение

      Удар!

         Удар!

Дак Понд Серкл, 112,

Сэг-Харбор, Большой Нью-Йорк, 25 апреля.

Вилка в руке Шерил ходила все быстрее и быстрее, превращая розанчик масла в желтое месиво.

Когда оно стало сползать с тарелки, Джейн Хастингс кинула на дочку укоризненный взгляд.

– Дорогая, ты так все размажешь, – тихо заметила она.

– Извини, мама.

– Надо отдавать себе отчет в том, что же ты делаешь.

– Знаю, но не могу думать…

– Шерри, ты и не думала. Ты мечтала. – Джейн Хастингс энергично сдвинула на край стола книгу рецептов и выставила вперед локти. Лекция начиналась. – Одни мечты уносят нас куда-нибудь, а другие – просто водят по замкнутому кругу.

– Хорошо, мама. Значит, я мечтала.

– Не можешь ли ты назвать мне предмет мечтаний?

– М-м… Мне нужно услышать ответ из Фонда. Либо да, либо нет, но они вообще молчат! Я не могу понять причину. То есть мои труды не настолько хороши, чтобы понадобилось созывать какой-нибудь всемирный комитет для экспертизы. С другой стороны, они не настолько плохи, чтобы никто не решился мне позвонить, боясь обидеть. Так почему никакого ответа? Полная неопределенность.

– Может, у них слишком много обращений, так что быстро и не решить, – предположила Джейн. – Прошел только месяц. К тому же все эти обсуждения в комитетах, судейских группах, бумажная работа отнимают столько времени.

– Но хоть что-то мне следовало уже услышать.

– Это все, что тебя волнует?

– Ну… Питер тоже. И от него давно должна была прийти весточка.

– Разве я не предупреждала тебя, что не нужно посылать пленку из больницы? Дорогая, ты выглядела не самым лучшим образом.

– Я хотела быть честной с ним.

– Быть честной означает держать лицо подальше от видеокамеры, пока оно не залечится. Нет, мне кажется, ты хотела быть жестокой – показать Питеру, к чему привел его отъезд… Или надавить на жалость.

– Я просто думала, что он может увидеть…

– Ты хотела показать ему, что сама о себе позаботиться не умеешь? Чтобы он решил, что ему следует это сделать за тебя? Мне кажется, ты показала ему, какой дурочкой можешь быть.

– Ладно, мама. Пусть будет так. Джейн Хастингс вздохнула:

– Нет, дорогая. Я не хочу этого «пусть будет так». Я хочу, чтоб у тебя было то, что сделает тебя счастливой.

– А я хочу поехать на Марс. Хочу быть с Питером.

– Тогда хватит мечтать об этом.

– Почему?

– В дни моей юности – о которой ты можешь думать, как о временах юбок с разрезом и открытых автомобилей, – от женщины вовсе не требовалось быть столь застенчивой и далекой от практики жизни. Или столь же глупой.

– Мама!

– Почему бы тебе самой не сделать что-то? Позвонить в Фонд и вежливо спросить, получили ли они твое прошение или оно потерялось на почте? Свяжись с Питером и спроси его о том же.

– Не знаю. Наверное, я боюсь быть отвергнутой. Дважды.

– Когда впереди долгий путь, знать наверняка менее болезненно, чем просто ждать и надеяться.

Бум

   Бум

      Бум

         Бумм!

Радиорубка космолета «Юла-3», 25 апреля.

Связист первого класса Уилбар Фредрикс оторвался от игры и увидел, как, держась за левый локоть, к нему приближается Питер Спивак.

– Ударился? – дружелюбно спросил он.

– Неудобное место для поворота, – смутился Питер.

– Да, я сам здесь всегда притормаживаю… Чем могу быть полезен?

– Хочу послать кассету. Нет, лучше двусторонняя связь, если можно.

– Почему ж нет… Куда?

– Как и в прошлый раз: Сэг-Харбор, Большой Нью-Йорк.

– Так, а временная разница… неплохо, – заметил Фредрикс. – Мы только что получили почту, и на одном из писем стоит обратный код Сэг-Харбора. Интересное совпадение, правда?

– Сообщение вернулось? – Лицо молодого человека застыло, словно после удара по голове чем-то тяжелым.

– Да нет же! Кто заплатит, чтобы вернуть испущенные волны?.. Я имел в виду, что пришло письмо из Сэг-Харбора.

– Для меня?

– Так, посмотрим. – Фредрикс отложил в сторону игру, повернулся к пульту и стал прогонять список сообщений. Под номером семнадцатым он отыскал искомое сообщение. – Ну если ты Питер Спивак, то для тебя.

– Я могу его получить?

– Парень, нам надо все рассортировать. Сначала я отделю официальные послания от частной переписки, затем декодирую и отправлю деловые бумаги, а уж затем займусь письмами. Давай после обеда…

Питер слабо улыбнулся:

– Не мог бы ты один раз нарушить обычный порядок, вытащить письмо под номером семнадцать и просто отдать его мне?

– Придется делать специальный отбор.

– А это тяжело?

Фредрикс изучал молодого человека.

– Да, работа тяжелая, – важно заметил специалист по связи. – Но вот что я тебе скажу. Для такого друга, как ты, разобьюсь в лепешку!

– Ур-ра!

– А однажды – скажем, когда мы вернемся на Землю, – может быть, ты сделаешь одолжение для меня.

– М-м… конечно. Какое?

– Познакомь меня с этой девушкой.

– Почему нет? Я думаю, она будет рада тебя видеть.

– Вдруг у нее есть сестра, которая хочет эмигрировать.

Спивак долго смотрел на Фредрикса.

– Извини, у нее нет сестер.

– А настоящая близкая подруга?

– Конечно. Шерил знает массу интересных людей на Земле.

– Тогда по рукам! – Оператор повернулся к пульту и стал распаковывать сообщения. Вдруг он внезапно повернулся к Питеру: – А ты собираешься послать свое?

Питер улыбнулся:

– Дам тебе знать через две минуты.