Текст книги "Гоморра"

Автор книги: Роберто Савьяно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

«ГОЛЛИВУД»

Именем дона Пеппино Дианы назвали Центр экстренной помощи и временный приют для несовершеннолетних сирот в Казаль-ди-Принчипе. Он расположился на вилле, конфискованной у Эджидио Копполы, члена клана Казалези. Огромный роскошный дом, который можно было разбить на большое количество комнат. Агентство по обновлению, развитию и безопасности территории, Agrorinasce, объединяющее коммуны Казапезенны, Казаль-ди-Принчипе, Сан-Чиприано-д'Аверсы и Вилла-Литерно, приспособило часть имущества каморры для нужд местного населения. Секвестрированные у боссов виллы хранят ауру бывших владельцев до тех пор, пока зданиям не найдется новое применение. Опустевшие, они все равно символизируют могущество. Если пройтись по окрестностям Аверсы, то возникает ощущение, будто разглядываешь каталог с перечислением всех архитектурных стилей последних тридцати лет. Самые внушительные виллы, принадлежащие застройщикам и землевладельцам, являются примером для коттеджей простых служащих и торговцев. Если первые опираются на четыре ряда бетонных колонн дорического ордера, то у вторых рядов два, а сами колонны в два раза ниже. Игра в подражание привела к образованию целых конгломератов из вилл, соревнующихся во внушительности, архитектурной изощренности и нерушимости с целью стать единственными и неповторимыми, ради чего владельцы даже воспроизводят на воротах абстрактные линии с картин Мондриана.

Каморристские виллы подобны бетонным жемчужинам, затерявшимся на просторах Казерты под защитой мощных стен и видеокамер. Десятки и десятки вилл. Мрамор и паркет, колоннады и парадные лестницы, камины с выгравированными на граните инициалами боссов. Но одна из них затмевает остальные по известности и величию или, во всяком случае, плодит вокруг себя самое большое количество легенд. Здесь ее называют «Голливудом». Услышав это название, все сразу понимают, о чем речь. «Голливуд» принадлежит Вальтеру Скьявоне, брату Сандокана, отвечающему в клане за цементооборот вот уже на протяжении многих лет. В голову сразу приходят предположения о происхождении названия. Так и представляешь огромные площади и роскошь. На самом же деле причина не в этом. Дом Вальтера Скьявоне действительно связан с Голливудом. В Казаль-ди-Принчипе рассказывают, босс попросил архитектора построить виллу, идентичную той, на которой в Майами жил кубинский гангстер Тони Монтана, персонаж фильма «Лицо со шрамом». Мафиози пересматривал фильм тысячу раз и был настолько им поражен, что даже стал отождествлять себя с героем Аль Пачино. Если проявить фантазию, можно увидеть определенное сходство между его худым, изможденным лицом и лицом актера. Все истории, связанные с этим домом, звучат как легенды. Местные говорят, что босс дал своему архитектору видеокассету с фильмом: ему нужна вилла, как в «Лице со шрамом», и никакая другая. Описанный случай из тех, которые обязательно украшают историю о приходе к власти любого босса, его образ со временем обрастает легендами, современными урбанистическими мифами. Если кто-то упоминал «Голливуд», то рядом обязательно оказывался тот, кто еще в детстве видел сам процесс строительства, приезжал вместе с другими мальчишками на велосипедах и наблюдал за тем, как посреди улицы постепенно вырастала вилла Тони Монтаны, словно ожившая картинка с экрана. Одно настораживает: в Казале обычно сначала возводят высокий забор, а потом уже начинают строительство. В сказку о Голливуде я никогда не верил. Снаружи вилла Скьявоне – вылитый бункер, окруженный внушительными стенами с угрожающего вида решетками. Вход преграждают бронированные двери. Что внутри – непонятно, но, судя по солидным защитным укреплениям, нечто очень ценное.

Есть только один внешний опознавательный знак, безмолвное послание прямо у главного входа. По бокам от решетки, напоминающей ворота на ферме, стоят две небольшие дорические колонны, над которыми расположен тимпан. [55]55
  В архитектуре углубление над дверьми или окном, имеющее треугольное, полукруглое или стрельчатое очертание; часто украшено рельефом или мозаикой.


[Закрыть]Они резко выделяются на фоне скромных домиков с толстыми стенами и красными калитками. На самом деле неоязыческий тимпан – это своеобразный фамильный знак, послание интересующимся виллой. Одного взгляда мне хватило, чтобы наконец поверить в существование постройки, ставшей легендой. Миллион раз я порывался войти внутрь и увидеть Голливуд своими глазами. Но это казалось невозможным. Здесь и после конфискации всем заправляли каморристы. Пока власти размышляли о дальнейшем использовании здания, однажды утром я набрался смелости и вошел внутрь. Через боковой вход, чтобы избежать настороженных взглядов. Вилла предстала предо мной во всем блеске и великолепии, ее фасад внушал благоговейную робость, какую испытываешь при виде общепризнанных шедевров. Над колоннами нависали два этажа с тимпанами разных размеров, самый большой находился сверху, в центре каждого было высечено по полукругу. Вход казался делом рук безумного архитектора: две широких лестницы подобно мраморным крыльям соединяли первый и второй этажи, на втором соорудили открытую галерею, откуда просматривался нижний зал. У Тони Монтаны был точно такой же лестничный пролет с основным входом в кабинет, именно там в финале фильма происходила хрестоматийная перестрелка. Вилла поражает обилием дорических колонн. Те, что внутри дома, покрыты розовой штукатуркой, снаружи – зеленовато-аквамариновой. По бокам здания двойные колоннады, декорированные дорогостоящим кованым железом. Площадь участка – 3400 квадратных метров, самого трехэтажного дома – 850, в конце 90-х годов его оценивали примерно в пять миллиардов лир, сегодня же рыночная стоимость этого объекта составляет четыре миллиона евро. Комнаты на первом этаже ошеломляют своими размерами, в каждой есть своя ванная, что, по-моему, уже перебор. Одни огромные и шикарные, другие небольшие и довольно простые. В детской до сих пор на стенах висят постеры с певцами и футболистами, маленькая потемневшая картинка с двумя ангелочками – под ней наверняка раньше стояла кровать. Газетная вырезка под заголовком «Альбанова берется за оружие». Альбанова – это группировка из Казальди-Принчипе и Сан-Чиприано-д'Аверсы, созданная на деньги клана и обезвреженная в 1997 году Комиссией по борьбе с мафией. Любимая игрушка боссов. Обугленные листки на потрескавшейся штукатурке напоминали о сыне Вальтера, подростком погибшем в автокатастрофе. С балкона открывался вид на сад, усаженный пальмами, и на маленькое искусственное озеро; деревянный мостик соединял берег с заросшим деревьями и кустарником островком, который не осыпался благодаря технологии сухой кладки. При Скьявоне в этой части дома обитали грозные сторожевые собаки – еще одна примета обладания властью. За виллой начинался газон, а за ним элегантный бассейн неправильной формы: в углу сделали полукруглый выступ, на котором росла пальма, дававшая летом густую тень. При взгляде на эту часть территории сразу вспоминалась скульптурная композиция «Купание Венеры» – настоящая жемчужина Английского сада на территории Королевского дворца в Казерте. Богиня любви грациозно располагалась у кромки воды, точь-в-точь как у Ванвителли. [56]56
  Луиджи Ванвителли(1700–1773) – итальянский архитектор, построивший королевский дворец в Казерте.


[Закрыть]После ареста босса в 1996 году прямо в этих комнатах вилла опустела. Вальтер не последовал примеру своего брата, Сандокана, построившего под своей роскошной виллой в центре Казаль-ди-Принчипе по-королевски просторное убежище. Сандокан скрывался от правосудия в надежной крепости без дверей и окон, подземные ходы и пещеры обеспечивали пути отступления, а само жилое пространство занимало 100 квадратных метров и было идеально продумано.

Фантастическое жилище с полами из белой майолики, освещенное неоновыми лампами. Не забыли и о видеодомофоне. В бункер вели два входа, оба были отлично замаскированы. Дверей, в обычном понимании, действительно не было, их заменяли бетонные стены, отъезжающие в сторону. В случае угрозы обыска босс через люк в полу столовой попадал в сложную систему соединенных между собой тоннелей, всего их было одиннадцать, и они образовывали «редут», последнее убежище, куда по приказу Сандокана принесли несколько походных палаток. Бункер в бункере. Год и семь месяцев потратило Управление по расследованию деятельности мафии, чтобы в 1998 году поймать босса: все это время велось наблюдение из засады. В результате было принято решение разрушить стену, закрывавшую вход в укрытие. Уже после того, как Франческо Скьявоне сдался, нашли наконец главный вход, он находился в кладовке виллы на виа Салерно, между пустыми пластиковыми коробками и садовым инвентарем. В бункере было все необходимое для жизни. Два холодильника, забитых продуктами, которых хватило бы, по меньшей мере, шестерым на пару недель. На одной из стен располагалась мощная стереоустановка с видеомагнитофонами и проекторами. Криминальный отдел неаполитанской квестуры десять часов разбирался с охранной системой и аппаратурой, отвечающей за перекрытие обоих входов. В укрытии нашлась даже ванна с гидромассажем. Подземная берлога в лабиринте лазов и тоннелей.

Вальтер под землей не прятался. Несмотря на преследования полиции, он все равно приезжал на особо важные встречи. При свете дня возвращался домой в сопровождении телохранителей, будучи уверенным в неприступности своей виллы. Его арестовали благодаря случайности в результате обычной проверки. Как правило, полицейские и карабинеры по десять-двенадцать раз на дню заходят домой к родственникам беглецов, изучают обстановку, делают обыск, но в первую очередь давят на психику, убеждая хозяев не поддерживать скрывающегося от правосудия члена семьи. Синьора Скьявоне всегда вела себя с полицейскими любезно и одновременно дерзко. Невозмутимо предлагала чашку чая с печеньем, хотя в ответ на свое предложение всегда получала отказ. Но однажды вечером во время такого обхода жена Вальтера повела себя необычно: ее голос по домофону звучал крайне напряженно, дверь она открывала очень долго, и полицейские тотчас заподозрили неладное. Синьора Скьявоне ходила за ними по пятам по всей вилле, а не стояла, как раньше, внизу у лестницы, разговаривая так громко, что слышно было в любой части дома. В спальне на кровати нашли стопку выглаженных мужских рубашек, принадлежавших, судя по размеру, явно не сыну. Здесь был Вальтер. Он вернулся домой. Полицейские тотчас рассредоточились по вилле, разыскивая беглеца. Поймали его, когда он пытался перелезть через стену, которую сам велел построить, чтобы наглухо огородить свой дом. Попался как воришка, повиснув на гладкой поверхности и пытаясь нащупать ногой хоть какую-нибудь опору. Виллу сразу же конфисковали, но за шесть лет новый владелец так и не нашелся. Вальтер приказал своим людям позаботиться о его доме. Если он не мог принадлежать хозяину, то должен был быть разрушен. Или его, или ничей. Двери сорвали с петель, выломали рамы, разобрали паркет, сняли мраморные плиты на лестнице, демонтировали стоившие бешеных денег камины, сбили даже плитку в ванных комнатах, с корнем вырвали поручни из цельной древесины и светильники, вынесли кухонный гарнитур, антикварную мебель XIX века, стеклянные шкафы и картины. Напоследок Вальтер распорядился разбросать по дому покрышки, их подожгли, чтобы нанести непоправимый ущерб стенам, штукатурке и колоннам. В произошедшем можно разглядеть послание от босса. Единственным предметом, оставленным на месте и не пострадавшим при пожаре, оказалась ванна в зале на третьем этаже, любимое детище хозяина. Такой позавидовал бы и король. Она находилась на возвышении, состоявшем из трех ступеней, а вода текла из пасти позолоченного льва. Из большого стрельчатого окна открывался чудесный вид на сад. Ванна напоминала о могуществе Скьявоне как автора замысла, так и каморриста: будто художник уничтожил картину, но оставил на холсте свою подпись. Медленно прогуливаясь по «Голливуду», я пришел к мысли, что истории, воспринимавшиеся как выдумки и небылицы, на самом деле оказались правдой. Дорические капители, величественность постройки, двойной тимпан, ванна посреди комнаты и в первую очередь две парадные лестницы в точности соответствовали прототипам из фильма «Лицо со шрамом».

Я бродил по закопченным комнатам и ощущал, как все внутренние органы увеличились и слились в одно большое сердце. Его биение отдавалось в каждой клеточке моего тела все сильнее и сильнее. Стараясь унять волнение, я глубоко дышал, во рту пересохло. Если бы кто-нибудь из каморристов, присматривавших за виллой, обнаружил непрошеного гостя, то мне бы не поздоровилось: здесь можно было орать во всю глотку, и никто не услышал бы. Но мое вторжение либо осталось незамеченным, либо вилла больше никому не принадлежала. Меня пронизывала пульсирующая ярость, перед глазами вставали размытые видения, сливавшиеся в одну картину: друзья-иммигранты, новоиспеченные члены клана и солдаты, неспешные вечера в этих пустынных краях, отсутствие каких-либо занятий помимо бизнеса, насквозь коррумпированные политики, империи, зародившиеся на севере Италии или в Европе, а на юге представленные исключительно мусором и диоксином. Я почувствовал, что сейчас взорвусь. Требовалось излить на кого-то свою злобу. Искушение было непреодолимым. Я поднялся по ступеням, встал на бортик ванны и помочился в нее. Пусть поступок и идиотский, но мне сразу же стало легче. Вилла являла собой подтверждение «общего места», материализовавшийся миф. Мне все казалось, что сейчас в дверях появится Тони Монтана и самоуверенно, с наглой усмешкой заявит: «Всё, что у меня есть в этой жизни, – мои яйца и мое слово. Зато за эти две вещи я отвечаю, вам понятно?» Быть может, Вальтер мечтал умереть как Монтана, попав под ураганный огонь и рухнув с лестницы на пол в вестибюле, но вместо этого его ожидала тюремная камера и базедова болезнь, разрушавшая глаза и повышавшая кровяное давление до критического уровня.

Кинематограф уже не обращается к жизни мафии в поисках интересных сюжетов. Теперь все наоборот. Будущие боссы не следуют традиционной манере поведения, не проводят дни напролет на улице, ориентируясь на местных главарей, не носят в кармане нож, не могут похвастаться шрамами на лице. Они смотрят телевизор, учатся, ходят в университет, получают дипломы, ездят за границу и в первую очередь изучают механизмы инвестирования. Лучший пример – фильм «Крестный отец». Никто в самих преступных организациях, как в сицилийских, так и кампанийских, этот термин – дословный перевод английского Godfather – никогда не использовал. Главу семьи или члена клана называли «собратом». Но после выхода фильма представители живших в США мафиозных семей итальянского происхождения обратили внимание на неологизм и заменили им уже вышедшего из моды «собрата». Молодые италоамериканцы, связанные с мафией, подражали своим кумирам: носили темные очки и костюмы в тонкую полоску, цитировали легендарные фразы. Босс Джон Готти во всем хотел походить на дона Вито Корлеоне. А Лучано Лиджа, босс коза ностра, специально фотографировался с выдвинутой вперед челюстью, как у героя из «Крестного отца».

Прототипом для Марио Пьюзо послужил не сицилийский мафиозо, а история и внешний вид Альфонсо Тьери, босса Пиньясекки, рынка в историческом центре Неаполя. После смерти Чарльза Гамбино он возглавил союз итальянских мафиозных семей в Америке. Неаполитанский босс Антонио Спавоне – Каналья, связанный с Тьери, заявил в интервью одной американской газете: «Сицилийцы приучили всех, что надо молчать и быть тише воды ниже травы, неаполитанцы же показали миру, как надо командовать. Сразу показать, кто здесь главный, а не нюни распускать». Источник большей части архетипов криминального мира и концентрата мафиозной харизмы находился в Кампании, на участке всего в несколько километров. Аль Капоне родом из этой области, его семья жила в городе Кастелламаре-ди-Стабия. Он первым из боссов стал прототипом киногероя. Его прозвище, полученное из-за изуродованной щеки, – Лицо Со Шрамом – известно по фильму Брайана де Пальмы 1983 года о кубинском мафиозо, но еще раньше, в 1932 году, оно было использовано в названии картины Говарда Хоукса. Аль Капоне приезжал в сопровождении охраны на съемочную площадку, когда намечались натурные съемки или сцены перестрелок, чтобы помочь советом. Босс следил, чтобы образ Тони Камонте – списанного с него персонажа Лица Со Шрамом – не опошлили. Он хотел во всем походить на Тони Камонте, ведь после выхода фильма именно киногероя стали бы воспринимать как истинного Капоне, а не наоборот.

Кинематограф – это подспорье в считывании знаков в поведении боссов. В Неаполе яркий тому пример – Козимо Ди Лауро. Каждый, кто видит его поместье, сразу вспоминает картину Брендона Ли «Ворон». Каморристы должны создавать себе определенный имидж, не всегда соответствующий действительности, поэтому им приходится прибегать к помощи кино. Примеряя узнаваемую голливудскую маску на себя, они идут кратчайшим путем к превращению в фигуру, внушающую страх. Фантазия киношников влияет даже на такие, казалось бы, сугубо технические вопросы, как манера держать пистолет и способ стрельбы. Однажды ветеран Криминального отдела неаполитанской квестуры рассказал мне, как каморристы подражают киллерам из фильмов:

«После Тарантино они все стали стрелять как бог на душу положит. Ствол прямо больше не держат, теперь только плашмя или скособочат его, наклонят оружие и стреляют, как в фильмах, а от этого одни неприятности. Попадают в живот, в пах, в ноги, не убивают, а калечат. В результате приходится приканчивать жертву выстрелом в затылок. Такое варварство, когда все вокруг залито кровью, не соответствует преследуемой цели».

Женщины-телохранители женщин-боссов выглядят как Ума Турман в фильме «Убить Билла»: коротко стриженные светлые волосы и ярко-желтый комбинезон. У Винценцы Ди Доменико из Испанских кварталов, недолгое время сотрудничавшей с органами правопорядка, было весьма красноречивое прозвище Никита в честь главной героини картины Люка Бессона о девушке-киллере. Кинематограф, американский в первую очередь, не воспринимается здесь как нечто далекое, как место, где реальность искажается, где невозможное становится возможным. Наоборот, связь с ним самая тесная.

Я медленно двинулся прочь от виллы, отыскивая дорогу среди зарослей ежевики и сорняков, наводнивших любимый Английский сад босса. Калитку я не запер. Еще несколько лет назад на одно приближение к вилле моментально отреагировал бы десяток часовых. Я же спокойно вышел, засунув руки в карманы и опустив голову, как выходит из кинозала зритель, еще находящийся под впечатлением от увиденного.

В Неаполе сразу чувствуешь, что фильм Джузеппе Торнаторе «Каморрист» оказал большое влияние на местных жителей. Достаточно услышать их шутки, одни и те же на протяжении многих лет.

– Скажите Профессору, что я не предатель.

– Я прекрасно знаю, кто он такой, но и я не промах!

– У Малакарне кишка тонка!

– Кто тебя послал?

– Меня послал тот, кто может тебя порешить, а может и помиловать!

Музыка из фильма превратилась в своего рода гимн каморры: его насвистывают при виде проходящего мимо местного главаря или, например, чтобы действовать на нервы какому-нибудь лавочнику. Дошло до того, что на дискотеках стали крутить целых три ремикса на основе самых известных фраз Раффаэле Кутоло, произнесенных в фильме актером Беном Газзарой.

В Казаль-ди-Принчипе двое мальчишек, Джузеппе М. и Ромео П., декламировали по памяти диалоги из «Каморриста». Разыгрывали целые сценки из фильма. «Какой вес у „шестерки“? Такой же, как и у подгоняемого ветром перышка».

Они стали верховодить своими сверстниками из Казале и Сан-Чиприано-д'Аверсы, когда у них самих и прав водительских даже не было. Не было, потому что им еще не исполнилось восемнадцати. Они росли хулиганами. Хвастуны и шуты, они оставляли в ресторане на чай столько же, сколько должны были заплатить по счету. Носили рубашки, расстегнутые на по-детски безволосой груди, и сопровождали свое передвижение шумом и гамом, будто демонстрируя право на каждый шаг. Смотрели на всех свысока, твердо уверенные в собственном могуществе, которое на самом деле существовало только в их воображении. Ходили только вместе. Джузеппе, как босс, всегда шел на шаг впереди товарища. Ромео играл роль телохранителя, правой руки, преданного соратника. Джузеппе часто называл его Донни, в честь Донни Браско. Пусть тот и был агентом под прикрытием, но при этом стал настоящим мафиозо, до глубины души, что оправдывает его в глазах поклонников, искупает тяжкий грех. Их панически боялась вся молодежь Аверсы, особенно те, кто только-только сел за руль. Хулиганы ехали на мопеде, выбирали в жертву какую-нибудь парочку, провоцировали столкновение, а пока шел обмен необходимой для страховых компаний информацией, один из бандитов подходил к девушке, плевал ей в лицо и ждал реакции юноши, чтобы получить повод для драки. Нападали и на людей постарше, в том числе и на достаточно влиятельных. На своей территории юнцы чувствовали себя хозяевами. Они родились в Казаль-ди-Принчипе, и этого, по их мнению, было достаточно. Им хотелось внушать всем страх и уважение, чтобы простые смертные не решались даже глаза на них поднять и смотрели бы в пол. Но однажды новоявленные гангстеры перегнули палку. Раздобыли где-то автомат, наверняка на каком-нибудь оружейном складе клана, вышли с ним на улицу, привязались к группке ребят и открыли огонь. Видимо, какой-то опыт у них все же был, потому что обошлось без пострадавших, это явно была акция запугивания, чтобы дать почувствовать запах пороха, услышать визг пуль. Один из бандитов перед началом стрельбы что-то продекламировал. Никто не понял, что именно, но очевидцу происшествия показалось, это была цитата из Библии, он даже высказал предположение, будто бы подростки готовились к ожидающей их конфирмации. Но, судя по долетевшим до свидетелей фразам, к церковному обряду они не имели никакого отношения. Это действительно оказалась Библия, но не в катехизической интерпретации, а в переложении Квентина Тарантино. В фильме «Криминальное чтиво» данный отрывок произносит Джулс Уинфилд перед тем, как пристрелить парнишку, виновного в исчезновении драгоценного чемоданчика Марселласа Уоллеса:

«Путь праведника окружен со всех сторон несправедливостью эгоистичных и тиранией злых. Благословенен тот, кто во имя милосердия и доброй воли ведет слабых сквозь долину тьмы, ибо он воистину страж брату своему и спаситель детей заблудших. И я обрушу мою месть и неистовый гнев на того, кто пытался отравить и разрушить братьев Моих, и ты узнаешь, что Я Господь, когда совершу над тобой Мое мщение!» (Иез. 25)

Джузеппе и Ромео разыграли эту сцену из фильма, а потом открыли огонь. Отец Джузеппе был из каморристов, решил сдаться полиции, но потом вернулся обратно в коалицию Куадрано – Де Фалько, потерпевшую поражение от Скьявоне. Одним словом, неудачник. Мальчик подумал, что, выбрав правильную роль, он сможет изменить сценарий своей жизни. Молодые бандиты знали наизусть шутки и главные сцены из всех гангстерских фильмов. Часто кулаки шли в ход из-за одного лишь взгляда, к которому во владениях каморры относятся крайне серьезно. Косой взгляд приравнивается к вторжению на чужую территорию: это то же самое, что ворваться в чужой дом, высадив входную дверь. Взглядом можно оскорбить сильнее, чем словами. Чтобы бросить вызов, достаточно посмотреть кому-то прямо в лицо и не отводить глаз:

– У тебя какие-то проблемы? Я не понял, у тебя что, проблемы?

А после знаменитого диалога из «Таксиста» начиналось рукоприкладство, толчки в грудь такой силы, что отдавались во всей грудной клетке и, казалось, гул был слышен на километр вокруг.

Боссы Казалези крайне серьезно отнеслись к действиям этих мальчишек. Потасовки, выяснения отношений и угрозы кланами не приветствовались, поскольку провоцировали беспокойство со сторон матерей и заявления в полицию. Поэтому местным главарям было дано указание «вежливо предупредить» зарвавшихся ребят и призвать к порядку. Подростков обнаруживают в баре и сообщают им, что терпение кланов подходит к концу. Но Джузеппе и Ромео продолжают действовать по тому же сценарию: избивают, кого хотят, мочатся в бензобаки мотоциклов местных жителей. Боссы посылают за ними, чтобы поговорить лицом к лицу: кланы не могут допустить такого поведения на своей территории, о привычной покровительственной толерантности надо забыть, пора переходить к наказанию, так что хорошей взбучки им не избежать, прилюдная порка напомнит о необходимости послушания. Юнцы игнорируют приглашение, просиживают штаны в баре, играют в «Видеопокер», вечера проводят дома перед телевизором – смотрят диски с любимыми фильмами, заучивая реплики, обороты речи, уделяя особое внимание позам и фасону ботинок. Они полагают, что справятся с кем угодно, даже с боссами. И верят: достаточно одного противостояния тем, кто могущественнее, чтобы внушить настоящий страх окружающим. Им все нипочем, и друзья скоро станут как Тони и Мэнни из «Лица со шрамом». Они держатся независимо, продолжают набеги, запугивания, превращаясь потихоньку в неофициальных хозяев Казерты. В планы мальчишек не входило вступление в клан. Они даже попыток таких не делали. Этот путь был слишком долгим и трудоемким, пришлось бы начинать с самого низа. К тому же наиболее ценных людей Казалези привлекали к экономической деятельности организации, а не к силовой. Джузеппе и Ромео являли собой полную противоположность каморристского солдата-новобранца. Они считали, что дурная репутация родного района делает их всемогущими. Хотели, не вступая в клан, пользоваться всеми привилегиями каморристов. Обложили всех данью: требовали бесплатного обслуживания в барах, бесплатного бензина для мопедов на заправках и полного, тоже бесплатного, обеспечения их матерей. В случае неповиновения они навещали непокорного и, например, разбивали стекла, применяли силу, чтобы припугнуть зеленщика или продавщицу. Весной 2004 года посланцы клана назначают юным гангстерам встречу на окраине Кастель-Вольтурно, в районе Парко Маре. Песок, море и мусор там неотделимы друг от друга. Быть может, ребят ожидало выгодное деловое предложение, а может, и перспектива участия в засаде. Первой засаде в их жизни. Если кнут не приводил к желаемому результату, боссы прибегали к прянику. Я представлял себе, как они мчатся во весь опор на своих мопедах и ощущают себя участниками тех сцен из фильмов, в которых признанные авторитеты вынуждены отступать под напором новых героев. Молодые спартанцы шли на войну с мыслью о подвигах Ахилла и Гектора, здесь же проливали кровь, и свою, и чужую, ориентируясь на фильмы «Лицо со шрамом», «Славные парни», «Донни Браско» и «Крестный отец». Когда я оказываюсь в Парко Маре, перед моими глазами оживает сцена, многократно потом описанная в газетах по результатам полицейского расследования. Джузеппе и Ромео приехали значительно раньше назначенного времени. Оставалось дождаться каморристов. Нервы были на пределе. Наконец появилась машина, из нее вышло несколько человек. Мальчишки двинулись им навстречу, но даже не успели поздороваться: Ромео сразу же схватили, лишив возможности двигаться, и принялись избивать Джузеппе. Потом приставили пистолет к груди поверженного противника и нажали на курок. Я уверен, что в памяти Ромео всплыла сцена из фильма «Славные парни», где Томми Де Вито приглашают в Америке на встречу с коза ностра, но ведут не в зал, где собрались все боссы, а в пустую комнату и выстрелом в голову убивают наповал. Кино – не выдумка, тот, кому кажется, что нельзя жить, как в фильмах, ошибается; мнение, что происходящее на экране не соответствует действительности, тоже ошибочно. Есть лишь одно отличие: в кино Аль Пачино вылезет из бассейна, в который упал каскадер, изрешеченный пулями противника, и вытрет с лица бутафорскую кровь, а Джо Пеши вымоет голову и остановит фальшивое кровотечение. Но зритель об этом не задумывается, потому что ему все равно. Я знаю наверняка, хоть и никогда не смогу доказать верность своей догадки, что Ромео при виде лежащего на земле Джузеппе внезапно осознал различие между кинематографом и реальностью, между постановочной сценой и настоящими неприятностями, между жизнью и сценарием. Очередь дошла и до него. Ему выстрелили в горло, а потом пустили пулю в лоб. Общий возраст на двоих еле дотягивал до тридцати. Клан Казалези просто вырезал опухоль, образовавшуюся под влиянием кино и доставляющую хлопоты. Анонимных звонков в полицию или «скорую помощь» никто делать не стал. Мафиози оставили тела на растерзание чайкам, клевавшим их руки, и бродячим псам, обитавшим на заваленных мусором пляжах, которые обглодали лица. Но в фильмах такие подробности остаются за кадром, повествование всегда обрывается чуть раньше.

Между зрителями, живущими на территории каморры, и любыми другими зрителями нет никакой разницы. Повсюду кинематограф воспринимается как набор архетипов для подражания. Если ты не местный, то тебе может нравиться «Лицо со шрамом» и ощущение идентификации себя с главным героем, здесь же ты можешь быть им, но быть им надо до конца.

Земли каморры богаты еще и любителями искусства и литературы. У Сандокана в его доме-бункере была огромная библиотека, он подобрал книги в основном по двум темам: история Королевства обеих Сицилий и личность Наполеона Бонапарта. Скьявоне превозносил эпоху правления Бурбонов и гордился наличием среди своих предков чиновников из Терра-ди-Лаворо, [57]57
  Историческая область на юге Италии, более или менее соответствует территории нынешней провинции Казерта.


[Закрыть]восхищался гением Бонапарта, который сумел завоевать пол-Европы, поднявшись с самого низа, как и сам Сандокан, прошедший путь от простого новобранца до главнокомандующего одного из самых влиятельных кланов Европы. В прошлом студент медицинского факультета, он коротал часы вынужденного заточения в убежище за написанием икон и портретов Бонапарта и Муссолини. В неприметных на первый взгляд лавочках Казерты до сих пор можно приобрести ценнейшие изображения святых, выполненные Скьявоне, на которых вместо лика Христа красуется лицо самого босса. Еще он питал слабость к эпической литературе. Особенно любил читать Гомера, Артуровский цикл и Вальтера Скотта. Он даже назвал одного из своих многочисленных сыновей громким и гордым именем Айвенго.

Имена потомков всегда указывают на пристрастия отцов. У Джузеппе Миссо, главы неаполитанского клана из квартала Санита, три племянника: Бен Гур, Иисус и Эмилиано Сапата. Миссо, который во время судебных процессов вел себя как политический лидер, как мыслитель, консервативный и мятежный, написал недавно роман «Мраморные львы». За несколько недель в Неаполе распродали сотни экземпляров этой книги, отличающейся исковерканным синтаксисом и яростным стилем изложения. Речь в ней идет о Неаполе 80–90-х годов, о становлении босса: он предстает одиноким борцом против каморры, промышляющей рэкетом и наркоторговлей, и пропагандистом еще довольно туманного рыцарского кодекса грабежей и воровства. За годы продолжительной криминальной карьеры Миссо не раз попадал под арест, и его всегда сопровождали книги Юлиуса Эволы [58]58
  Юлиус Эвола(1898–1974) – итальянский мыслитель, эзотерик и писатель.


[Закрыть]и Эзры Паунда.