Текст книги "Конклав"

Автор книги: Роберто Пацци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Капеллан наконец очнулся и поспешил к следующему пролету лестницы.

Дошли до большой круглой площадки, еще раз спустились, теперь же по широкой лестнице, вошли в крыло дворца, где собрались итальянцы. Проходя в дверь с гербом папы Пия X над ней, услышали:

– Ах, Ваше Высокопреосвященство, какая честь! Преосвященные кардиналы уже у архиепископа Палермо – ждут только вас, – так встретил его приход прелат камеры Его Святейшества. И, после того как поцеловал кольцо, пропустил гостей в помещение.

Тем временем Контарини быстро удалился, чтобы не опоздать на совещание.

– Пожалуйста, Ваше Высокопреосвященство, сюда, в эту сторону.

И быстро-быстро пошел вдоль стены, где были размещены гербы последних понтификов с портретами их секретарей: Мерри дель Валь, Мальоне, Гаспарри, Тардини. Мальвецци последовал за ним. Повернули за угол, обнаружилась длинная лоджия, обращенная на двор Сан Дамазо. В лоджии, сплошь уставленной цветочницами с растущими в них лимонами, он увидел новый коридор, освещенный витражами. Прелат подошел к вырезанной в стене, той же расцветки и поэтому неразличимой, небольшой двери. Открыл ее без стука и посторонился, пропуская вперед кардинала из Турина.

Появился Рабуити, архиепископ из Палермо, пророкотал приветствие глубоким басом. Лицо его излучало веселье, впрочем, как всегда. Губы растянуты в улыбке, создавалось впечатление, что она никогда не исчезает, даже когда нужно решать серьезные и секретные дела, наподобие тех, к которым они должны были вот-вот приступить.

– Как мило с твоей стороны, что пришел, как любезно! Ах, я же говорил нашим друзьям: «Вот увидите, Этторе обязательно придет, увидите, он не пропустит наш завтрак!» – и легонько, как воробей, прихватил Мальвецци за локоть, разворачивая его в сторону другой двери, при проходе через которую из Рабуити полились новые излияния чувств:

– А вот и наш бесценный друг, а вот и наш Этторе!

Вошел в помещение, увидел – гости сидят вокруг роскошно уставленного стола. Накрыто к завтраку, угощение приготовлено с соблюдением установленных правил монахинями из центральных кухонь, – много обильнее того, что ему подавал утром Контарини. Из стены, над головами собравшихся выступало огромное деревянное распятие. Выполненное в классическом стиле Донателло, оно отличалось от того готического, что огорчало его, коленопреклоненного, в собственной келье. Присутствовавшие были в тех же парадных одеяниях, что и он, готовые в любой момент проследовать в Сикстинскую капеллу, где через час должно проходить голосование.

Осмотрел одно за другим лица сидящих. Потом годами они будут появляться вместе с ним на страницах журналов, газет и на экране телевидения. То готовые принять его в своих резиденциях, то в тот момент, когда, рассекая толпу показными улыбками на губах, – как Рабуити, улыбающегося особенно слащаво, – они садились в машину позади него, чтобы сопровождать его в пастырских поездках по Италии. Он не помнил своих комментариев обхаживавшим их журналистам, которым удавалось пробраться за престол святых дворцов, на вопрос о возможности выхода папы из конклава. Кое-кто из сидящих здесь дрожал тогда от одной только мысли об этом, боясь представить себе что-либо подобное. Кое-кто уходил в себя не в силах понять, не то что принять эту горькую чашу. Кое-кто считал себя самым последним человеком, не заслуживающим даже думать об этом. Тем более что, согласно заклинанию против дурного глаза, сложившемуся века назад, каждому иерарху Церкви отказывалось в такой возможности, не говоря уже о надежде на что-либо подобное.

Только у архиепископа из Венеции журналисты не спрашивали ни о чем.

Заметил серебряные сосуды, наполненные шоколадом, тем самым, которым обычно угощали понтификов после первой мессы для восстановления сил после длительного поста. Пока разглядывал волшебство серебряной барочной посуды на столе, которое усиливалось сверканием люстры муранского стекла, зажженной при полном свете дня, увидел Рабуити, придвигающего к нему стул.

– Садись, лучше разговаривать на полный желудок; шоколад все еще горячий, выпей чашечку.

3

– Да, человек незаменим! Не было другого такого папы, как почивший, который способен был бы нести покой миру и тонко понимать тревоги всего человечества… Теперь мы должны назвать следующего. И надо найти такого, который хотя бы отчасти напоминал прежнего, это не только очень важно, но и трудно, – сразу приступив к главной теме разговора, начал речь экспрессивный архиепископ из Сицилии. И тут же продолжил: – Поэтому мы должны хорошо подготовить голосование и очень постараться организовать большинство. Но для этого надо найти практически идеальные и самые глубокие аргументы. Наша согласованность по цифре большинства обязательна, недопустимо шатание в наших рядах, как это происходило, к сожалению, в последние дни. И до сегодняшнего дня я не хотел опираться на различие в рангах нашей среды.

– Нет, Челсо, я не согласен, – эти дни мы провели не без пользы. Следует вспомнить, что так же мучительно проходили и прежние конклавы: в первые дни были только фейерверки, можно сказать театральные огни, но и они служили для того, чтобы понять, до какого пункта Санто Спирито снизится, – высказал свои соображения епископ из Генуи, Сильвио Марусси.

– Санто Спирито нужно помочь, и прав Рабуити, – откликнулся своим медленным и тяжелым голосом Альфонсо Черини, архиепископ из Милана, которого внимательно выслушали, удовлетворившись тем, что его слова понял каждый.

– Верно, нельзя оставлять Санто Спирито во власти наших долгих размышлений, – согласился архиепископ из Венеции, Альдо Мичели.

– Возможно я тут самый старый, – откликнулся епископ из Флоренции, Никола Джистри, – и хотел бы напомнить, что, когда умер Пий XII, [19]19
  Пий XII (Эудженио Пачелли; 1876–1958); римский папа с 1939 г. Отлучил от церкви коммунистов. Автор многочисленных энциклик.


[Закрыть]тоже было трудно найти последователя. Так было и после Пия XI, [20]20
  Пий XI (Акилле Амброзио Рати; 1857–1939); римский папа с 1922 г. Заключил Латеранский договор с Муссолини и конкордат с Гитлером, поддержал мятеж Франко в Италии. Призывал к «крестовому походу» против СССР.


[Закрыть]и после Бенедикта XV [21]21
  Бенедикт XV (Джоком дела Кьеза; 1854–1922); римский папа с 1914 г. В церковной политике, в отличие от Пия X, придерживался умеренного курса.


[Закрыть]и, более того, после оставившего нас сиротами перед Первой мировой войной Пия X, которому сегодня возносим славу на алтарях…

– Да, не должны мы унывать, это ведь только мешает обдумывать наиболее благоприятный вариант, – повернувшись к кардиналу из Болоньи, сказал Сиро Феррацци, и в этот момент он коснулся своей груди, обнаружив что оставил нагрудный крест в келье.

– Таким образом, героические добродетели нами почитаемого понтифика, если они будут продемонстрированы, добавят в список святых имя еще одного папы, – подтвердил архиепископ из Неаполя Сальваторе Карапелле, никогда не забывавший задумчивого выражения лица коллеги из Милана.

– Если будут продемонстрированы… – «Да, таки бросил второй камень на гроб покойного», – подумал Этторе Мальвецци, уже понимая, что все ждут его очереди вступить в этот «военный переворот».

И он кинулся на амбразуру, бросая перчатку всем присутствующим:

– Но мы здесь потому, что хотим проголосовать за итальянца, а не для того чтобы выбрать более заслуженного, разве не так?

– Этторе, что ты такое говоришь? Итальянец как раз и будет наиболее заслуженным, если это возможно, – откорректировал его Рабуити, и по причине этой, несколько недипломатичной, выходки он потерял на мгновение слащавость своей улыбки. Он считал себя центральной фигурой в этом разговоре и гордился этим.

– Чего бы нам это ни стоило – итальянец!.. Нужно испробовать все, – пытался настаивать Карапелле, но тут же остановился, когда услышал слова Черини:

– Именно, чего бы нам это ни стоило – именно, итальянца! Чего бы нам это ни стоило!

В воздухе повисла гробовая тишина.

Последние слова последователя Сант Амброджо [22]22
  Сант Амброджо, святой Амвросий Медиоланский (ок. 339–397) – видный представитель латинской патристики, один из Учителей Церкви, небесный покровитель города Милана (Медиолана).


[Закрыть]говорили о том, что он и есть тот самый кандидат, и все должны принять это во внимание. Его фигура и его город наиболее престижны. Однако здесь не хватает кардиналов курии – видимо, не были приглашены на совет, заметил Мальвецци. Это было странно, потому что они были из тех же мест, откуда сам Черини произошел. Может быть это такой тактический ход: прежде они были пасторами епархии, потом стали политиками ватиканской курии.

– Этторе, твой шоколад остыл… – сказал предупредительный Рабуити.

Мальвецци не мог проглотить ни глотка, пораженный быстротой этой неуместной игры в договоренность, в согласованность, начальная попытка испытать души, прежде чем «выстрелить». Но почему это его так удивляет? Миллионы верующих всего мира ожидают имя нового представителя Христа на земле. И нормально, что эта старая машина начинает бежать впереди самой себя, чтобы достичь наилучшего результата. Конклав – это закулисная игра, которая может завершиться любым результатом: поражением, победой и компромиссами. Но главным итогом должно быть явление в мир новой белой фигуры, от которого подавляющее большинство человечества пока еще отказаться не может.

Этой потребности в пастыре отвечает и Далай-лама, и имам, и патриарх Московский, и патриарх Константинопольский, и аятоллы. Каждый из них делает свое дело – для того, чтобы убедить человека, что он не один на свете и что его мучения, несчастья, его старение и, наконец, его смерть занимают место в Его сердце. Ни на минуту Бог не оставляет свои создания, все высчитано, взвешено, прослежено, но ничто не бесплатно. Ведь эта необходимость в Вере появилась у людей еще в давние времена, когда они боялись молнии и грома, считая их проделками громовержца Зевса. И теперь, в эпоху интернета и мирного сосуществования атома и антибиотиков, то же самое. Чувствуется часть этого властного могущества общества, вспомоществования, поддержки взаимопомощью религиозными людьми, объединенными состраданием к отдельному человеку, который «никогда не вырастет», который до сих пор не может посмотреть прямо в лицо Ему, который это все сотворил.

Мальвецци наконец допил шоколад, удовлетворенный неестественной тишиной после слов Черини, не предполагая даже нарушать ее, на что его толкала умоляющая улыбка Рабуити.

Хныкающий голос Карапелле, когда он взял слово, хотя никто не хотел его слушать, еще больше поднялся до фальцета:

– Итак, Альфонсо, сойдемся на том, что голосовать будем за тебя, я уверен, что многие кардиналы других национальностей сделают то же самое… нас ведь здесь всего только семеро.

– Необходимо проделать еще немалую работу, чтобы убедить других, – заметил архиепископ из Венеции.

– Италия должна восстановить свой примат в католичестве, в Риме и возобновить в фигуре папы свою сильную кровь, свое происхождение, гордость уникального призвания, разумную логику умственных способностей и латинский вкус, что теряются в сердце Церкви в смешанной культуре, все еще слишком близкой к ее варварским корням…

Кто более подходящ, кроме последователя Сант Амброджо, особенно теперь, когда ему обещали поддержку? Ведь слава его ораторского искусства уже давно покорила университетский мир, общества культуры, философские круги, – нигде и никто не оставался равнодушным к его очарованию.

Кто-то пришел предупредить Их Высокопреосвященства, что в Сикстинской капелле начинается опрос участников голосования. Может статься, что опоздание этой группы на заседание вызовет подозрения, – итальянцы пытаются сговориться отдельно ото всех.

Кандидатура Альфонсо Черини никого не удивила. Только Джистри, епископ из Флоренции, мог бы быть больше подойти, если бы не был таким старым. Теперь он почти исключен из голосования в конклаве. Как все главные кардиналы в епархиях, перевалившие за семьдесят пять лет: они обязаны уходить в отставку, не имеют право голосовать, даже за епископа из Рима, – в отличие от коллег в курии, у которых возрастной ценз несколько выше.

Так закончился этот разговор, и они пошли в Сикстинскую капеллу «рассредоточенным боевым порядком», как рекомендовал им Челсо Рабуити.

Этторе Мальвецци думал о возрасте своих коллег, когда, в сопровождении Контарини, спускался по винтовой лестнице. До них донеслись молодые голоса, с интонациями, полными напора и намеков, язвительные, колкие и четкие, насмешливые, обиженные, слышались взрывы громкого смеха, голоса молодых, способных встать и аплодировать, если им что-то нравилось, не то что эти старики.

Кто бы это мог быть? Ах да, это обслуживающий персонал, капелланы Их Высокопреосвященств, тайные служки, помощники священников в алтарях и почетные капелланы…

О, швейцарская гвардия, [23]23
  Швейцарская гвардия – особый корпус Швейцарской гвардии, учрежденный в 1506 году и предназначенный смотреть за порядком в Ватикане.


[Закрыть]эти военные, никому и ни для чего не нужные, но проживающие в страстях и соперничестве, иногда трагических, как это было годы и годы назад, и участвовавшие в этом страшном тройном убийстве, в том числе одного из молодых солдат. Мир тогда замер, затих от уникальности этого суда, когда всего за несколько дней дело было решено по единственной версии совершенного преступления; дело легло в архив. Он знал точно, что случилось с теми тремя: комендантом гвардии, его женой и молодым солдатом. Он был знаком с тем молодым солдатом, племянником одного из его однокашников по семинарии. Вспомнил подробности переворачивающего душу рассказа его друга, которого он встретил вечером в монастыре на занятиях по теологии.

Наконец перед ним открылась дверь в Сикстинскую капеллу, заполненную услужающими прелатами и швейцарской гвардией, капелланами и кардиналами.

Кардиналы, один за другим, вошли, чтобы занять свои кресла. Сто двадцать шесть кресел под балдахинами, расположенных по двум длинным сторонам капеллы, напоминали небольшие троны. Кресло камерленга, сто двадцать седьмого члена Священной Коллегии, стояло отдельно, вблизи алтаря.

Только один из этих балдахинов был приподнят на постамент, подготовленный к моменту провозглашения нового римского великого понтифика, другие же сто двадцать пять были ниже, чтобы снизу приветствовать выбор его пением Tu es Petrus. [24]24
  Tu es Petrus (лат.«Ты есть Петр») – гимн поется кардиналами, выбравшими нового папу, наследника апостола Петра.


[Закрыть]После чего камерленг вместе с кардиналом-деканом направится сквозь лабиринт залов, проходящих по всем ватиканским дворцам, к базилике Св. Петра. Туда, наверх, в лоджию, чтобы объявить Риму и на весь мир Habemus Papam. [25]25
  Habemus Papam (лат.«обрели папу») – «Ликуйте! У нас есть Папа!» – объявляет кардинал-камерленг народу с центрального балкона Св. Петра, вскоре после того как народ на площади увидит белый дым из Сикстинской капеллы, когда сжигают бюллетени без мокрой соломы.


[Закрыть]

Этторе Мальвецци наблюдал за восточными кардиналами, за группой японцев, вьетнамцев, индусов, филиппинцев, которые к вызову на голосование приходят всегда вместе и каждый раз показывают свое изумление искусством Микеланджело, поднимая головы, сначала восхищаются сводом и стенами, где чередуются сивиллы и пророки, затем их взгляд перемещается на короткую стену, где написан «Страшный Суд».

Кто знает, какой должна представляться людям той культуры система символов и знаков в творениях Микеланджело! Все они воспитаны в католических семинариях и университетах, но с детства заложены в них образы Брахмы, Вишну и Шивы, борьба Добра и Зла. Может быть, всматриваясь в великолепные фрески этих гигантомахий, [26]26
  Гигантомахия – борьба богов с гигантами, один из известных мифов Древней Греции.


[Закрыть]они обращаются взглядом к Бали, Бангкоку, Лхасе и Калькутте… Перед их глазами Микеланджело, представляющий человека из Афин и Рима. Обнаженные мужские фигуры Микеланджело проникнуты классической гармонией, неиссякаемый источник вдохновения для изображения которых он находил в произведениях Фидия, Праксителя, Скопаса, Лизиппа. Значит, можно благодаря культурному посредничеству католицизма навести мосты между Востоком и Западом, православием и иудаизмом, римским миром и германским. Доказательством этому служило и то веристское распятие, [27]27
  Веристское распятие выполненное в веризме (итал. vero – правдивый), натуралистическом направлении изобразительного искусства второй половины XIX века.


[Закрыть]перед которым он преклонял колени у себя в комнате каждый день, – продукт фламандского готического искусства, близкого по мрачности предопределению Лютера.

Все у Микеланджело входило в единое театральное представление. Все части гармонировали между собой без преимущественного выделения какой-либо из них, каждый верующий по своему разумению существовал в сценарии, полном ожидания новых страниц, разрешению драмы, далекой от катарсиса. Мальвецци обнаружил, что и он, как восточные кардиналы, забыв об окружающем, уже несколько минут рассматривает фреску «Страшный Суд». [28]28
  В 1508 г. Папа Юлий II делла Ровере заказал Микеланджело Буонаротти роспись потолка Сикстинской капеллы. Работа над знаменитыми сценами творения заняли около 4-х лет. В 1535–1541 гг. по заказу Папы Павла III Фарнезе Микеланджело написал над алтарем сцену Страшного Суда.


[Закрыть]

– Ваше Высокопреосвященство, извините, но мы должны проверить Ваш документ, – послышался сладкий голос прелата у входа.

И тут же он узнал рядом с собой архиепископа из Милана, тишайшего, с таинственным выражением лица. Кто знает, с какой душой он перейдет этот порог и как воспримет главное событие в своей жизни?…

Внезапно в Сикстинской капелле зажгли все люстры, и тут же с хоров папской капеллы зазвучавший «Veni Creator Spiritus». [29]29
  «Veni Creator Spiritus» (лат.)– «Приди Дух Творящий» – начальные слова старинного католического гимна, приписываемого Храбану Мавру.


[Закрыть]Последние кардиналы, облаченные в пурпур, поторопились занять свои кресла.

И сейчас же пение закончилось, а кардинал-камерленг Владимиро Веронелли закрыл входные двери в капеллу, опечатав их.

Extra omnes.

Все должны выйти. Останутся только сто двадцать семь голосующих и прелаты, ассистирующие им.

Чем-то обеспокоился камерленг, это было видно по его нахмуренным бровям. Ах, вот что: ему сообщили, что четверо кардиналов заболели и не могут оставить свои комнаты. Камерленг встряхнул головой, по-видимому протестуя, и решил отложить перекличку, чтобы сначала попробовать призвать отсутствующих. В зале зашумели. Неожиданный перерыв оставил место для комментариев, а тем временем атмосфера торжественности, созданная пением «Veni Creator Spiritus», исчезла.

4

Величественный, опирающийся на пастырский посох, один, без помощи – от услуг домашнего прелата он отказался – появился перед мраморным воротами почти полчаса спустя маронитский [30]30
  Марониты (слово произошло от имени основателя Map Марона) – приверженцы особой христианской церкви. Общины маронитов возникли в V–VII вв. в Сирии; живут они, главным образом, в Ливии, Сирии, Египте и др.


[Закрыть]архиепископ Абдулла-Жозеф Селим. Настоятельное указание камерленга из всех «новобранцев» повлияло только на него одного. О других трех кардиналах – из Рио-де-Жанейро, чилийского Сантьяго и Сиднея – не о чем было говорить, как убеждал камерленга, шепча ему в ухо разные подробности, заинтересовавшие других, секретарь кардинальской Коллегии, монсеньор Аттаванти.

– У кардинала из Сиднея страшные боли; поэтому он не хотел слушать меня, спрятавшись под простыню. Архиепископ из Рио-де-Жанейро не дал мне закончить фразу, попросил уйти и оставить его спокойно умирать.

– А кардинал из чилийского Сантьяго? – недовольно заметил камерленг, время от времени звоня в колокольчик, тем самым прося тишины в зале.

– Ваше Высокопреосвященство… он был в туалете и не имел мужества даже бросить слово в переднюю, после того как его секретарь сказал ему о моем приходе.

Призрак одного из облаченных в пурпур сдался стульчаку с ночным горшком, отводя подозрения Веронелли. Хорошо хоть можно считать голос маронитского архиепископа, который тем временем приближался мелкими шагами к камерленгу и, казалось, угрожал ему своим посохом. Лицо бледное, глаза одухотворенные, круглая шапочка на голове, из-под которой свисали две иссиня-черные ленты, длинная седая борода – все это придавало его облику величественность, которая привлекла к себя общее внимание и подавило сплетни.

– Если я не выйду из конклава живым, Преосвященнейший камерленг, это ляжет на твою совесть. Что случится… – ливанец задохнулся от приступа острого кашля, вырвавшегося из его груди, несколько секунд не дававшего ему говорить, – что случится, если сегодня я не буду участвовать в голосовании? И вообще, слишком рано говорить о том, что выборы созрели, все в конклаве имеют драгоценное время на размышления, твоя торопливость – плохой советчик.

– Да, же прошло несколько дней, дорогой брат, не осталось больше времени на этот конклав; его давно следует ограничить по времени, он и так идет в два раза медленнее предыдущих.

– Мы не должны гнать, а болезнь, между прочим, – это тоже приглашение к размышлению, не надо имитировать бег времени, потому что это сводит с ума людей вне Ватикана. И потом, надо быть осторожным с душами, иначе можно прийти к слабости тела!

И кардинал Веронелли не нашелся, что ответить.

Души, собравшиеся в этом зале, казалось, возбудились и заметались от противоположных мнений; все имели что сказать еще и с чем сопоставить свое состояние. Маронитский архиепископ обладал божественным даром слова, кроме того, его несомненные физические мучения увеличили пафос его речи.

Веронелли наконец успокоился, увидев, как больной, упражняясь в добродетели подчинения, с трудом, но проследовал к своему креслу, стоящему вблизи архиепископа из Турина.

Это он торопится закрыть конклав? Но ведь его собственное чувство ответственности только и держит этот конклав – один из самых трудных в последние тысячелетия. Кто знает, как трудно ему приходится устоять перед давлением правительств половины стран мира. Он должен отвечать по телефону президенту Италии, генеральному секретарю ООН, французскому президенту, лидеру Украины, лауреату нобелевской премии мира, который советовал ему выбрать папой цветного человека из уважения ко всем преследуемым… А евреи? Кто не знал архиепископа из Ливии, который собирался ополовинить недруга ислама, кардинала из Сараево, и готов был на что угодно, чтобы ни за что не рассматривалась кандидатура палестинца, как нашептывали многие религиозные круги Ближнего Востока? А этот палестинец, который. сейчас выглядит ангелочком, – сидя там, слева, на одном из кресел, что ближе всего к дверям, и, может быть, читает спокойно часослов, не принимая ни одну из сторон дискутирующих и не переговариваясь с соседями, – при всей своей мифической и невозмутимой наружности этот иерарх Церкви, по правде говоря, способен спрятать в своем автомобиле с дипломатическим номером хорошую порцию маузеров и автоматов в помощь своим «овечкам» в Иерусалиме…

Настало время объявлять список имен и, еще до голосования, начинать дискуссию. Уже половина двенадцатого. Не следует больше ни на минуту терять контроль над этой непокорной ассамблеей.

Кардинал-декан Антонио Лепорати прочел лист преосвященнейших и преподобнейших кардиналов в алфавитном порядке, включая названия римских церквей, в которых они титулованы. Воцарилась тишина, и все встало на свои места.

Окончено объявление, камерленг открыл дискуссию – любой из превосходительнейших до начала голосования мог взять слово.

Прошли долгие минуты, казалось все застопорилось, кардиналы переговаривались между собой то тихо, а то и в полный голос.

Никто не хотел брать на себя ответственность быть первым в этом открытом море конклава. Имена, что уже «сгорели» в прежних голосованиях, казалось, ушли в землю фантазма, фаты морганы, заблуждений.

Голос, который кардинал из Милана мог бы принять в свою пользу, а может быть, к нему бы прибавились и голоса итальянцев, французов и испанцев, не настало время обнародовать; не все еще в Священной Коллегии были к этому подготовлены. Да и обмен «ударами» между камерленгом и маронитским архиепископом показал только, что большинство кардиналов сейчас в плохом настроении.

– История совсем ничему не учит итальянцев, они все хотят начать сначала, – сказал вдруг архиепископ из Гаваны.

Этторе Мальвецци огляделся, изучая лица ближайших соседей: архиепископа из Ливии, епископов из Палермо, Болоньи, Парижа, Вены, Колонии, Бордо, Мадрида, Толедо, дальше взгляд его опустился до расположенных внизу, туда, где развернулись «легионы Востока», как однажды назвал их с антипатией и боязнью Рабуити: кардиналы униатов и латинский из Львова, кардиналы из Риги, Будапешта, Загреба, Варшавы, Кракова, Минска, Каунаса, Праги, Фагариса и Альбы Юлия, Нитры и Сараево.

Откуда ждать враждебности?

Кто будет больше маневрировать, древняя и безоружная Европа?

По левую сторону, около Черини, услышал гомон; кто-то возбужденно требовал внимания своего соседа, архиепископа из Палермо. Перехватил слова беспокойного генуэзца Марусси:

– Ты должен вписать кандидатуру…

Но Рабуити казался статуей мыслителя, осматривал на своде капеллы пророков и сивилл, якобы глухой к любому призыву. Задвигались секретари камерленга, начали разносить подносы с избирательными бюллетенями, пошли по Сикстинской капелле, распределяя их между голосующими.

Продолжительная тишина в зале убедила членов Священной Коллегии, что, по предложению маронитского архиепископа, наступило время для размышления, но не для того, чтобы быстро завести мотор машины конклава.

От камерленга поступило распоряжение начать собирать бюллетени без промедления. Колокола собора Св. Петра отбили полдень.

Кардиналы склонились над своими столами: кто искал очки, кто водил туда-сюда пальцем по бюллетеню, чтобы выбрать лучшего, кто отворачивал колпачок авторучки, кто уже быстро вписывал имя, кто продолжал нашептывать что-то соседу на ухо, кто, как Мальвецци, остался неподвижным перед открытым бюллетенем, ничего не вписывая, глядя на этот белый лист с гербом Святого апостола.

– Папа? Сколько дивизий у папы? – этот иронический вопрос Сталина возник в памяти Мальвецци, когда ему на глаза попался униатский кардинал из Львова, обращавшийся к первому из своих подчиненных, чтоб забрал бюллетень.

Попробовал написать имя Черини, соответствовавшее слову, данному им итальянским коллегам. Не смог. Бюллетени контролируются, никто не знает, каким образом, но всегда удается узнать – кто и как голосовал, даже если потом бюллетени сжигали.

Склонился и медленно стал писать имя архиепископа из Милана, Альфонсо Черини.

Более половины голосующих уже положили свои бюллетени на серебряные подносы, которые снова были принесены, содержание первых уже высыпали в золотую чашу на алтаре, когда Этторе наконец стряхнул с себя фантазии, пришедшие к нему издалека.

Это напоминало ему пробуждение мертвых, погруженных в сон на большой фреске Микеланджело, и, о чудо! вновь разбуженных к жизни трубами архангелов. Кто это из современных писателей рассказал о житии святого Лазаря, воскресшего, разлученного со смертью и вынужденного во второй раз дышать и принимать несчастья живущих?… Может, это был итальянский поэт? Коррадо Говони? [31]31
  Коррадо Говони (1884–1965) – итальянский поэт-футурист.


[Закрыть]Рильке? Мозг его неустанно возвращался к недавнему сну, куда жаждал вернуться.

– Ваше Высокопреосвященство, Вы не хотите отдать мне бюллетень? – спросил его прелат, заставив приоткрыть глаза, которые он закрыл, стараясь вспомнить автора жития святого Лазаря.

– Ты заснул? Я тебя понимаю, они разбудили и тебя, эти ночи, чтобы убедить тебя… – прокомментировал его сосед, маронитский архиепископ.

Улыбнулся молча, не ответил. Но ливанец, вполне ему симпатичный, не отступал.

– Я голосовал за тебя.

Кровь бросилась в голову архиепископа из Турина, он вскочил, повернулся к марониту и схватил его за руку:

– Что ты наделал? Пошутил?

– Нет, и вовсе я не шутил. Подумал, что ты самый достойный…

– Не делай больше такого, прошу тебя, это же потерянный голос, я бы никогда не смог…

Фразу он не закончил, странный ужас охватил его оттого, будто что-то или кто-то запретил ему продолжить ее. Обнаружил, что повторяется то, что было сегодняшним утром, пока служил мессу с кубком руках, и он тогда не смог ответить на вопросы: «А ты сам – веруешь ли? Веришь, что я твой Бог?» Теперь они у него в душе запечатлились навек. Помолчал.

Этот ливанец, (он что – провидец?) не слыша безответных вопросов, внезапно вымолвил:

– И что ты знаешь о возможностях Бога из того, что ты не смог бы сам?

Могущественный ливанец, с трудом опирающийся на посох, задержал свой сверкающий взгляд на нем, на мгновение напомнив трагический свет открытого глаза одного из проклятых, другой закрыт ладонью, целиком обращенного в слух, к вечности ада. Вспомнил и всю фигуру – на первом своде, там, на фреске «Страшный Суд» Микеланджело, – более всего поразившую его еще в юности.

Секретарь же помогал маронитскому архиепископу сходить по ступеням. Он уходил на перерыв перед объявлением результатов голосования. Ливанцу обязательно надо было попить воды, температура у него поднималась, и он обезвоживался. К тому же и камерленг дал согласие на его возвращение в келью, без ожидания результатов подсчета голосов.

Мальвецци посмотрел на стоявший рядом с ним пустой стул с высокой спинкой – свет того взгляда все еще жил. Казалось, не прошло и секунды с тех пор как тот человек, единственный из Священной Коллегии голосовавший за него, ушел.

Он был уверен, что ни один из его соседей, и главное – Рабуити, не слышал их разговор. Да и голос больного был очень слабым, иначе Рабуити, разговаривавший по-французски с участником тайной сходки кардиналов с Востока, сидевшим в нижнем ряду, мог все-таки услышать.

– Прошу вас, Ваши Преосвященства, займите свои места.

Веронелли в сопровождении двух кардиналов-»счетчиков» встал и начал читать большой регистр, составленный монсеньером Аттаванти.

– Сообщаю результаты одиннадцатого голосования по выборам высочайшего понтифика универсальной Церкви и епископа Рима. Допущены до голосования сто двадцать семь кардиналов, голосовало сто двадцать четыре. Получили голоса…

Монотонный голос камерленга, как бы поющего псалмы, с первых же слов давал понять, что на этот раз наконец появилась возможность прийти к чему-то определенному. Дисперсия была огромной. Только один кардинал из Милана получил большее число голосов – двенадцать, что в конце концов очень опасно, потому что может поставить его кандидатуру под угрозу при будущих голосованиях.

Когда Мальвецци услышал свое имя с одним голосом за него, он вновь ощутил ужас. Ироническая улыбка Рабуити, который по этому поводу повернулся и смотрел на него, вызвала у него сомнения в правильности собственного голосования.

– Итак, кворум не достигнут, подсчет провели пять раз, продолжим работу сегодня после полудня, то есть после пяти вечера будет двенадцатое голосование. Пожалуйста, Ваши Преосвященства, будьте по возможности пунктуальны.

Голос Веронелли доставал его до самых печенок и уже вынуждал выйти из аудитории, чтобы, наконец, вернуться в свою келью, где его ждал Контарини с обедом.

Толпа двинулась к выходу. Кардиналы на разных языках увлеченно комментировали осложнившуюся ситуацию, очередной раз заблокированную.

Имя архиепископа из Милана перелетало из уст в уста. К нему, далеко еще несостоявшемуся понтифику, подходили, кто с сочувствием, кто с поддержкой. Некоторые выражали ему свою симпатию, другие молча просто пожимали руку, поздравляли.

Только в момент получения знаков уважения от Рабуити он позволил себе пожаловаться:

– Не хотят меня, дорогой Челсо, но что более всего любопытно: нельзя было даже предположить что-либо подобное.

– Было слишком преждевременным называть твою кандидатуру, так и сгореть недолго. Но дело всегда можно поправить. Я уже составил расписание встреч с примасами из Германии, Дублина и Лондона. В день дискуссии с ними речь пойдет и о другой возможности, французы и испанцы будут с нами, но об этом лучше говорить в другом месте…

– Уверен, разумно будет встретиться и с кардиналом из Бейрута.

«Как всегда, этот «синьора» – именно так в действительности враги Черини обычно называли архиепископа Милана – экстравагантен», – подумалось Рабуити. Вот оно, сейчас же готов перекинуть мост противникам, чтобы превратить их в друзей и тогда действительно надеяться на более высокий результат. Теперь принимает вид laudator temporis acti [32]32
  Ludator temporis acti (лат.)– «восхвалитель прошлого времени».


[Закрыть]– ностальгическая античная ленность, любовница созерцания… Тем временем, чтобы выйти из капеллы, нужно ввести наши удостоверения личности в компьютер… То, с чем действительно надо считаться, это голоса… этот араб… Однако красиво я вышел из положения… Надо будет вписать Мальвецци, не ожидал, что за него проголосуют.