Текст книги "Во имя любви"

Автор книги: Роберта Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11

Повинуясь совету доктора Мейджора, в последующие недели Николас не предпринимал попыток увидеться с Джейн. Однажды во время бессонной ночи он отправился в клинику, когда только начинало светать, и взглянул через стеклянную дверь на кровать, на которой она лежала. Неужели эта болезненно худая девушка с серым лицом и была та Джейн, которую он любил? Блестящие черные волосы, теперь потускневшие, были забраны белой ленточкой со лба, обнажая выпирающие скулы и темные круги под глазами. В ужасе он повернулся и побежал к машине. Его страдания были еще более мучительными, потому что ему не с кем было их разделить, и, хотя он часто виделся с тетей Агатой и с родителями Джейн, он не мог поделиться всей глубиной своих чувств с ними. И все же они понимали, как он страдает, и делали все возможное, чтобы убедить его в том, что, как только Джейн станет лучше, ему не составит труда убедить ее в том, что Кэрол лгала. Но это было пустое утешение, так как недели текли, а положение Джейн не улучшалось, заставляя Николаса думать, что ей уже ничто не поможет.

Но однажды октябрьским вечером, когда он сидел за столом в библиотеке, просматривая какие-то документы, позвонил доктор Мейджор и сказал, что к Джейн вернулось сознание.

– Но вы не сможете ее увидеть, в противном случае я не отвечаю за последствия.

– Насколько ей лучше?

– Она на все реагирует нормально, за исключением всего того, что связано с вами.

– Что это значит? – резко спросил Николас.

– Мы не упоминаем ваше имя, – последовал прямой ответ.

Известие, что Джейн наконец пришла в сознание, ослабило напряжение, в котором пребывал Николас, и он вспылил, услышав такой ответ:

– Джейн моя жена, доктор. И я имею право увидеть ее.

– Я понимаю это. Но вы ждали так долго, уверен, что сможете подождать еще немного.

– Ваше представление о времени может отличаться от моего, – уныло сказал Николас. – Как долго?

– Я еще не знаю. Она пробудет в клинике еще месяц, по крайней мере. После этого, я предполагаю, отправится домой.

– Я должен буду переехать в мой клуб?

– Я имел в виду, что миссис Гамильтон следует вернуться в родительский дом, – последовал ответ. – Затем до наступления зимы – если прогресс будет очевиден – ей следует отправиться на длительный отдых. Не впадайте в отчаяние, мистер Гамильтон. Относитесь к этому как к первому этапу ее выздоровления.

Если Николас с трудом переносил болезнь Джейн, то ожидание во время ее выздоровления было для него просто невыносимым. Знать, что ей лучше, но не иметь возможности увидеть ее было для него мучительней всего; он заставлял себя работать на пределе своих физических сил, что, по иронии судьбы, позволило его компании добиться еще больших успехов. Но именно успех наполнял его горечью, так как теперь он осознавал, что триумф сам по себе не имеет цены, если у тебя нет возможности разделить его с любящим человеком.

– Так не может продолжаться дальше, Николас, – сказала ему мать Джейн, когда они как-то обедали вместе.

Прошло уже шесть недель с тех пор, как Джейн покинула клинику и поселилась у родителей, и, так как это означало, что он не мог больше проводить с ними свои редкие выходные, мистер и миссис Роберте взяли за правило видеться с ним в Лондоне так часто, как они могли, но не вызывая при этом подозрения у Джейн.

– Само ожидание для меня невыносимо, – ответил он. – Было не так трудно, когда она была еще больна, но знать, что она поправляется, но все-таки не может увидеться со мной…

– Сегодня она упомянула твое имя.

Николас с шумом уронил вилку:

– Что она сказала? Как это случилось? Позволит ли она мне прийти к ней?

– Нет, – покачала головой миссис Робертс, отвечая на последний вопрос, – она не хочет тебя видеть, но она говорила о тебе вполне спокойно. Она ела печенье и вдруг сказала, что это твое любимое.

– И что она после этого сделала? – горестно сказал он. – Бросила печенье в огонь?

– Не мучь себя. – Миссис Робертс пожала его руку. – По крайней мере, она признает, что ты все еще присутствуешь в ее жизни. Это первый шаг вперед.

– А следующий шаг?

– Мы поедем с ней в круиз. Доктор Мейджор предложил это. Мы уезжаем в пятницу.

– Так скоро?

– Чем скорее поедем, тем скорее вернемся. Я уверена, за время путешествия она совсем поправится.

– Есть у меня шанс увидеться с ней до вашего отъезда?

Умоляющие нотки в его голосе наполнили миссис Робертс сочувствием, но, помня совет врача, она покачала головой:

– Оставь ее, Николас. Наберись еще немного терпения.

– На каком корабле вы отправляетесь? Если я не могу поговорить с ней, я могу, по крайней мере, увидеть ее, хотя бы издалека.

Он быстро записал название корабля и время отправления из Тильбери, ответив на непроизнесенный вопрос миссис Робертс обещанием, что сделает так, что Джейн не увидит его.

Он сдержал обещание, и Джейн не увидела его, когда вместе с родителями прошла по причалу к изящному белоснежному лайнеру, который становился ее домом на ближайшие четыре месяца.

– Как бы я хотела, чтобы ты тоже поехал, – сказала она своему отцу. – Ужасно, что ты остаешься один на такое долгое время.

– Если бы я захотел, то тоже поехал бы. – Мистер Робертс быстро взглянул на жену. – Но оставлять дом на долгое время… В любом случае мне пойдет на пользу вновь ощутить себя холостяком!

– Надеюсь, после этого ты будешь больше меня ценить, – заметила его жена.

Чувствуя, что ее родители хотят остаться наедине на несколько минут, Джейн отошла и сделала вид, что следит, как стюард руководит погрузкой их багажа. Она все еще стояла около трапа, когда почувствовала чью-то руку на своем плече; задрожав, она обернулась, но страх исчез, когда она увидела, что это Джон.

– Я не мог позволить тебе уехать не попрощавшись со мной. – Он сунул ей в руки огромный букет.

Джейн быстро нагнулась, ее слезы смешались с росой, лежащей на лепестках цветов, но не так быстро, чтобы Джон этого не заметил. Он нежно обнял ее за плечи.

– Не плачь, дорогая. Тебе предстоит чудесная поездка.

– Я не плачу, – солгала она. – Я стала слишком чувствительной из-за пустяков.

– Из-за пустяков! – воскликнул он в комическом испуге. – Эти цветы стоили мне целое состояние!

Как всегда, он заставил ее засмеяться, и она крепко обняла его.

– Ты так был добр ко мне эти последние месяцы, – прошептала она. – Не стоило было так беспокоиться. Трудно было найти худшую компанию, чем я.

– Это вклад в будущее. – Хотя он все еще шутил, его глаза смотрели серьезно. – Я люблю тебя, Джейн, и когда ты освободишься…

– Не надо! – Она опять содрогнулась. – Я не могу загадывать так далеко вперед.

Прозвучал свисток, и, хотя Джейн знала, что до отправления еще много времени, она воспользовалась этим, чтобы попрощаться с ним, так как была не в состоянии выдержать столь длительное эмоциональное напряжение.

И только когда она стояла на корабле, держась за поручни, наблюдая, как медленно уплывает порт, она почувствовала себя в безопасности: как будто она оставляла позади все то, что превратило последний год в кошмар. Но хотя она знала, что мир в ее душе воцарится, только если она сосредоточится на будущем, она не могла удержаться от одного мимолетного воспоминания прошлого года, когда она отправилась к мистеру Траппу, чтобы обсудить свое будущее.

Если он и был удивлен, увидев ее, то скрыл это весьма искусно, приветствуя ее с таким видом, как будто ждал ее визита.

– Никто не знает, что я здесь, – начала она без предисловий, – но мне нужно поговорить с вами – конфиденциально. Я хочу знать, что я должна делать, чтобы стать свободной.

– Вы имеете в виду, чтобы добиться развода?

– Да. Я знаю, что должна ждать три года, но когда наступит срок… – Она запнулась, помолчала, а затем продолжила: – Я имею в виду, должна ли я написать вам официальное письмо, что не хочу возвращаться к моему мужу?

– Но почему?

– Но так было условлено. Это даст ему основание утверждать, что я бросила его. Так можно, вероятнее всего, избежать нежелательных слухов.

– Я не это имел в виду своим вопросом. Мне надо знать, почему вы не хотите вернуться к мистеру Гамильтону.

Никто со времени ее болезни не задавал ей такого прямого вопроса; дрожь, пронзившая ее, заставила адвоката вскочить на ноги.

– Стакан воды, – торопливо сказал он, – я принесу вам стакан воды.

– Нет! – Она задыхалась. – Сейчас все будет в порядке. – Она перевела дыхание. – Я никогда не вернусь к нему. Никогда!

– Понятно, – вздохнул мистер Трапп. – Я так понимаю, что мистер Гамильтон уже обращался к вам с просьбой о вашем возвращении. С точки зрения суда ваш отказ вернуться к нему делает ваш уход от него вполне очевидным.

– Можно как-нибудь ускорить дело?

– Нет. Ваш муж не собирается жениться еще раз, так что, если у вас не появятся причины самой обратиться в суд, вам придется ждать установленные законом три года.

Теперь, когда ее лицо омывал влажный морской ветер, она снова вспомнила эту встречу, размышляя, сколько времени понадобится Николасу, чтобы вернуться к Кэрол; то, что он в конце концов сделает это, было для нее очевидно: он слишком легко поддавался своим страстям, чтобы долго оставаться верным одной женщине.

– Джейн, ты можешь простудиться.

Голос ее матери заставил Джейн вернуться в каюту, которая располагалась на солнечной палубе. Чемоданы уже были распакованы, и Джейн виновато смотрела на них.

– Почему ты не позволила мне помочь тебе? Тебе не следует обращаться со мной как с инвалидом.

– Это в последний раз, – пообещала мать. – С завтрашнего дня, я надеюсь, ты снова будешь той Джейн, которую я всегда знала.

Но вернуться к нормальной жизни оказалось не так легко, и первые несколько недель Джейн предпочитала проводить в своей каюте. Но постепенно она начала принимать участие в развлечениях, организованных для пассажиров. Бодрящий воздух, сверкающее солнце и веселое общество вскоре помогли ей избавиться от ее тревог.

В каждом порту, где они останавливались, ее ждали письма от Джона и иногда от тети Агаты. Его были полны надежд на улучшение ее самочувствия, с изредка проскальзывающим желанием увидеть ее, в коротких письмах тети Агаты содержались пожелания скорейшего выздоровления и просьбы по возвращении в Англию поселиться с ней в Корнуолле.

Но Англия теперь казалась Джейн такой далекой. Новые впечатления, которые она так жадно впитывала, прогнали ее прошлые несчастья; хотя иногда чья-нибудь темноволосая мужская голова или низкий смех напоминали ей Николаса, все же большую часть времени она пребывала в безмятежном очаровании разворачивающимися перед ней пейзажами: яркой зеленью сахарных плантаций Ямайки с рядами колыхающегося сахарного тростника, напоминающего бамбук; маленькими портами Вест-Индии, где звуки музыки, смеха, драк производили дикий шум; сверкающей роскошью Буэнос-Айреса и неожиданной скукой Рио-де-Жанейро, чьи бетонные кварталы лишь подчеркивали буйную красоту окружающей природы.

Недели текли, составляя месяцы, и вскоре голубые воды Тихого океана вновь уступили место зеленым волнам Атлантики, а затем неспокойным водам Ла-Манша.

– Мы почти приехали, мама! Мы причалим через минуту.

Услышав волнение в голосе дочери, миссис Робертс перегнулась через перила и взглянула на дочь. Она совсем не походила на бледную, хрупкую девушку, которая взошла на борт четыре месяца назад, хотя миссис Робертс догадывалась, что зачастую веселость Джейн была наигранной. Что теперь произойдет с ее дочерью? Это был вопрос, на который у нее, как и раньше, не было ответа; тихо вздохнув, она посмотрела на медленно приближающийся причал.

– Вон твой отец, – внезапно сказала она.

– Где? – спросила Джейн.

– В переднем ряду. Он сможет нас увидеть. Помаши ему.

– Ты видишь еще кого-нибудь?

– Я думаю, это Джон рядом с ним… Да, это он. – Миссис Робертс посмотрела на Джейн. – Ты хочешь, чтобы я попросила его поехать с нами домой?

– Нет, дорогая. Я дам тебе знать, когда от тебя потребуются услуги свахи.

– Нет смысла сватать Джона, – сухо заметила миссис Робертс, – он уже сосватан.

Джейн вздохнула:

– Я знаю. Он просто ждет, когда я скажу «да».

Они ощутили резкий толчок под ногами и невольно схватились за поручни.

– Мы причалили, – радостно сказала Джейн, – я так счастлива снова оказаться дома.

Эти слова звучали в ней и позже, когда, уже лежа в постели в тишине своей спальни, она смотрела в окно на залитый лунным светом сад. Но чем ей заняться теперь, когда она вернулась домой? Продолжать жить с родителями – это было бы похоже на поражение, но, если она вернется в Лондон и устроится на работу, у Николаса могут возникнуть проблемы. Как странно, теперь она могла думать о нем, а ее сердце не начинало биться быстрее. Она с иронией и в то же время с благодарностью подумала, что как бы ни были глубоки ее чувства, но время все сглаживает, и если даже не до конца забываешь о прошлом, то, по крайней мере, можешь вспоминать о нем без боли.

На столике рядом с кроватью лежало письмо от тети Агаты с приглашением пожить в Корнуолле, и Джейн раздумывала: принять ли ей приглашение или отправиться в Канаду или Австралию и поискать там работу. Эти страны были достаточно далеко, и там никто не знал, что она жена Николаса Гамильтона. Но все же при мысли о расставании с Англией ей становилось неуютно, она еще не была готова уехать так далеко от нескольких своих друзей, поэтому решила поехать в Корнуолл. Там у нее, по крайней мере, не будет шанса случайно повстречаться с Николасом.

Когда она рассказала о своем намерении отправиться в Корнуолл, родители одобрили ее решение.

Тетя Агата жила в большом поместье в пятнадцати милях от Плимута. Джейн была очарована великолепием природы: на плодородной красной почве росла такая яркая зеленая трава, что казалось, это цветная фотография. Нереальной была красота и самого поместья Ньютон, когда она впервые увидела его, с серыми стенами и башенками, выкрашенными в розовый и золотой цвета корнуоллским закатом. Но ощущение нереальности исчезло, как только машина подкатила и остановилась перед лестницей, ведущей к массивной дубовой двери, около которой стояла тетя Агата, напоминая сверкающую драгоценными камнями сказочную птицу.

– Ты все еще слишком худа, – прозвучало вместо приветствия, – но мы тебя откормим.

Ужин, который подали спустя несколько минут после ее прибытия, подтвердил, что слова тети не были пустыми угрозами. Уставшая от путешествия и слишком обильной пищи, Джейн отправилась в кровать, слишком измученная, чтобы обращать внимание на окружающую обстановку.

Следующим утром Джейн разбудил легкий прохладный бриз, ворвавшийся в открытое окно, и нежное тепло солнечных лучей. Какое-то время она лежала, оглядывая свою уютную розовую спальню, затем вскочила с кровати и подбежала к окну. Чистое небо было бледно-голубым, ярко-зеленые лужайки, все еще покрытые росой, простирались до скалистых вершин. Издалека доносился мягкий, непрекращающийся ропот моря, придавая воздуху, который она вдыхала, влажную, освежающую терпкость.

Зябко поежившись, Джейн закрыла окно и начала одеваться. Она не чувствовала себя здесь незнакомкой, ощущение, что она приехала домой, предзнаменовало приятное времяпрепровождение.

Внизу дом был пуст, но, когда Джейн вошла в холл, та же девушка, что прислуживала ей за ужином, появилась из-за лестницы, неся поднос.

– А я как раз несла вам завтрак, мадам! – воскликнула она с сильным корнуоллским акцентом. – Тогда я отнесу его в комнату для завтраков.

Миссис Кэрью спустилась, только когда Джейн, расправившись с теплыми булочками, пила кофе. Потягивая бодрящий напиток, они сидели на террасе, закутавшись в теплые пледы.

– Мне кажется, что я все еще в круизе, – сказала Джейн.

– Превращаешь свою жизнь в нескончаемые каникулы, а? Как долго ты собираешься убегать от жизни?

– Но я только что приехала сюда, – запротестовала Джейн.

– Я не гоню тебя, детка. Ты можешь считать это место своим домом, если хочешь. Мне просто интересно: это все, что ты хочешь от жизни?

– В настоящее время – да. Потом я уеду работать за границу.

– А Николас?

– Все кончено, и я не хочу говорить о нем.

– Ты самая упрямая…

Телефонный звонок требовательно вмешался в их разговор, и тетя Агата помахала рукой в сторону гостиной, чтобы Джейн взяла трубку, что она и сделала. Звонил Джон, чему девушка очень обрадовалась.

– Я слышу твой голос так близко! – воскликнула она.

– Я как перелетная птица. Сейчас живу в коттедже рядом с гаванью.

– Рядом с нами? Я не знала, что у тебя есть дом в Корнуолле.

– Это дом моего друга, он сейчас за границей и сдал мне его на время. Через пару месяцев у меня откроется персональная выставка, так что мне нужны покой и уединение. – Он понизил голос. – К тому же я хотел быть поближе к тебе. Когда мы сможем увидеться? Могу я прийти прямо сейчас?

– Я сама приду, – быстро сказала Джейн, – мне нужно немного прогуляться, а гулять без всякой цели я не люблю.

– Тогда прогуливайся по направлению к моему дому. Это последний коттедж у стены, ограждающей гавань, если идешь от деревни.

Джейн вернулась на террасу, и тетя Агата вопросительно посмотрела на нее. Услышав ответ, она издала неподражаемое фырканье и осведомилась:

– Все еще преследует тебя?

– Это мне льстит, – засмеялась Джейн. – Хотите пойти со мной?

– Гулять в моем возрасте? Иди одна! А если не придешь к ленчу, то обязательно позвони.

Следуя указаниям Джона, Джейн прошла вдоль небольшой рыболовецкой деревни к гавани и повернула налево, к низкой серой каменной стене, которая ограждала гавань от пляжа. Она шла, наслаждаясь видом деревенских домиков, которые усеивали весь полуостров. Дойдя до последнего коттеджа, она остановилась. Он точно не мог принадлежать рыбаку! Она залюбовалась домиком: фасад из белых клинообразных досок гармонировал с голубой дверью и наличниками, маленький садик удивлял обилием уже распустившихся цветов.

– Ну же, входи! – послышался голос Джона, и, взглянув вверх, она увидела его, выглядывающего из самого верхнего окна.

Помахав ему рукой, она прошла по широкой дорожке и оказалась сразу в главной комнате коттеджа. Она была несколько беспорядочно, но уютно обставлена: диван, несколько удобных стульев. Джейн, не задерживаясь, отправилась на второй этаж.

Джон был в запачканном краской свитере, который она помнила еще с тех времен, когда он рисовал ее портрет, его волосы были длиннее, чем когда она видела его в последний раз, но лицо излучало доброту и тепло, как и всегда.

– Джейн, – сказал он радостно, – как хорошо, что ты здесь.

Он провел ее в комнату, которая хотя была в два раза меньше, чем нижняя, но казалась больше, потому что была пуста. В одном углу стоял мольберт и старый стол, заваленный кистями и красками; по всей комнате стояло несколько полотен с пейзажами.

– Так вот где ты творишь свои шедевры?

– Некоторые из них! Моя лучшая работа еще впереди – если ты этого захочешь.

– А при чем здесь я? Чем я могу тебе помочь?

– Позволив мне написать тебя.

– Ты уже рисовал меня.

– Тот портрет не закончен, и я не хочу его заканчивать.

– Но он был так прекрасен.

Он пожал плечами:

– Он был стереотипным. Ничем не лучше, чем дюжина других портретов хорошеньких девушек. – Он подошел к ней, засунув руки в карманы потертых брюк. – Но ты не просто красивая девушка – у тебя есть не только красота, но и характер, – и я хочу написать это.

– А все это не предлог, чтобы чаще видеться со мной? – напрямик поинтересовалась она.

– А если и так, неужели это плохо?

– Это было бы нечестно по отношению к тебе. Я уже не раз говорила тебе, Джон, что я…

– Не делай скоропалительных выводов, – со смехом перебил он и, притянув ее к себе, крепко обнял. – Конечно, я хочу видеть тебя каждый день, но я не стал бы рисовать твой портрет, если бы не испытывал в этом потребности. Твое лицо преследует меня, Джейн, и я должен запечатлеть его на холсте.

– Теперь мне будет трудно отказать тебе.

– Значит, согласна позировать?

Она кивнула, и он еще раз обнял ее и отпустил.

– Тогда мы начнем немедленно.

– Что ты хочешь, чтобы я надела?

– Ничего. – Заметив выражение ее лица, он рассмеялся. – Я имел в виду, дорогая, что твоя одежда не имеет значения. Меня интересует твое лицо. Все остальное придет позже.

Весь следующий месяц Джейн каждый день посещала коттедж, и вскоре им уже казалось, что они никогда и не расставались. Джон был единственным человеком, с кем она чувствовала себя совершенно свободно; она могла обсуждать прошлое без всякого смущения, не боясь, что он попытается заставить ее вернуться к Николасу.

Работа над портретом занимала почти все утро, а после ленча, который они устраивали либо в коттедже, либо в одном из маленьких местных кафе, где подавали свежих омаров, они исследовали окрестности на машине или пешком; а иногда просто сидели на узкой стене гавани за коттеджем, наблюдая, как чистят лодки, стоящие на песке.

Когда пронзительные весенние дни удлинились до мягких дней раннего лета, на Джейн снизошло спокойствие; исчезли последние следы тревоги, и она почувствовала невыразимое удовлетворение.

Случилось ли это благодаря постоянному присутствию Джона, его пониманию и сочувствию? Или она сама приняла неизбежное, придя к согласию с самой собой? Она не знала ответа, но ее философия, родившаяся в мучительные месяцы болезни, научила ее, что и не нужно его искать.

Портрет был готов только в середине мая. Джон не разрешал ей смотреть на него, но однажды утром, когда она пришла в коттедж, то увидела, что он сидит за столом в сером костюме вместо рабочей одежды. Она поняла, что их совместная идиллия закончилась, и, как ребенок, у которого отобрали игрушку, почувствовала себя расстроенной и сердитой.

– Сегодня ты не будешь рисовать, Джон?

– Я закончил.

– Наверное, ты закончил все свои дела здесь? Теперь возвращаешься в Лондон?

Он кивнул:

– Я должен проследить, чтобы картины правильно развесили. Выставка откроется через две недели.

– Ты должен был сказать мне об этом раньше.

Хотя ее раздражение его явно удивляло, он ничего не ответил, а взяв за руку, повел вниз по ступенькам.

– Пойдем и взглянем на портрет – ты мне скажешь, что о нем думаешь.

Едва она взглянула на картину, ее настроение тут же изменилось. Как она могла сердиться на человека, который так глубоко постиг ее и с такой любовью изобразил на холсте?

В полный рост она стояла на краю скалы – тонкий намек, который Джейн с грустью оценила. Ее фигура выделялась на фоне темно-голубого неба с редкими облаками, указывающими на теплый ветер, который буквально продувал полотно, взметнув ее темные волосы с нежного спокойного лица. Ее тело было свободно задрапировано в серую ткань, складки которой подчеркивали каждую линию ее безупречно выточенной фигуры. Руки были сложены на груди, на лице застыло выражение ожидания.

– Тебе нравится? – спросил он.

Она взглянула на него:

– Если бы Фрейд мог рисовать, то он изобразил бы меня точно так же.

– Ты не сердишься?

– Потому что ты сорвал с меня внешний лоск? Как я могу? – Ее голос слегка дрогнул. – Это прекрасный портрет, Джон. Это одна из твоих лучших работ. Я просто хотела бы, чтобы ты выбрал другую модель.

– Неужели ты думаешь, что мне это нужно? Что мне нужна всего лишь модель для позирования? Это ты на картине – как ты только что сказала – такая, какая ты есть на самом деле, со своими чувствами и мыслями. – Увидев выражение ее лица, он пришел в волнение. – Я не буду выставлять ее, если ты не хочешь.

– Конечно, ты должен ее выставить, – медленно сказала она, – это лучшее, что тебе удавалось сделать.

– Когда мужчина рисует женщину, которую он любит, он на полпути к дому.

– Я бы не хотела, чтобы ты был таким преданным, – с грустью заметила Джейн.

– Я думал, что это качество в мужчине необходимо тебе.

Хотя он и не думал шутить, эти слова прозвучали как насмешка, и она вздрогнула, когда осознала их смысл. Ничего не ответив, она снова взглянула на портрет. Джон сумел раскрыть ее подлинную суть. Лицо на холсте было лицом девушки, преисполненной ожидания, цветущей и страстной. Такой она и останется на картине, но что с ней случится в настоящей жизни? Вдруг ожидание затянется, превратив страстность в холод, а цветы увянут, так и не успев полностью раскрыться? Отчаяние навалилось на нее с такой силой, что, вскрикнув, она бросилась в объятия Джона. Она не хочет ждать всю жизнь, она не хочет увянуть и умереть, не оставив после себя никакой памяти!

– Джон, – прошептала она, спрятав лицо у него на груди, – если ты хочешь меня, если ты думаешь, у нас есть шанс…

Она была не в состоянии продолжать, но слова были не нужны, так как он оторвал ее от себя и впился взглядом в ее лицо, сияя радостью.

– Если я хочу тебя… разве ты не знаешь, что ты – это все, что мне нужно? Я люблю тебя, Джейн, и принимаю тебя на любых условиях.

Он снова прижал ее к себе и поцеловал, обняв так крепко, что она не могла пошевельнуться. Уже давно мужские руки не сжимали ее в объятиях, но, хотя она приникла к нему и отвечала на его поцелуи, она не была захвачена его страстью, и именно теперь, когда она менее всего этого хотела, образ Николаса всплыл в ее памяти.

Она слабо застонала, и, истолковав это по-своему, Джон поднял голову и погладил ее по длинным черным волосам.

– Я так люблю тебя. Мы поженимся, как только ты станешь свободна. Как обстоят дела с твоим разводом?

Слово «развод» – такое уродливое и неумолимое – вонзилось в ее мозг словно нож, но она смогла ответить не выдавая своих чувств:

– Я виделась с мистером Траппом перед круизом. Он сказал, что, если я не вернусь к Николасу, он может преследовать меня по закону за уход из семьи.

– Он сможет преследовать тебя за измену!

– Нет! – Слово вырвалось непроизвольно, и она замолчала, увидев, как ранила его ее мгновенная реакция. – Прости, – поспешно попросила она, – я не это имела в виду.

– Именно это. – Его голос был мрачен. – Но ведь мораль здесь ни при чем, не так ли? – Она не ответила, и он продолжал: – Если бы ты любила меня, тебе не нужен был бы документ, узаконивающий твои чувства ко мне. Ты не ребенок, Джейн, – ты женщина. Ты любила, ты потеряла ребенка. Неужели это ничего не изменило в тебе?

Эти слова были слишком правдивы, чтобы их отрицать, чувствуя ужасное раскаяние, она поняла, что не может ему солгать.

– Ты прав. Я никогда не говорила, что выйду замуж за тебя; я не настолько люблю тебя.

– Но я тебе нравлюсь?

– Больше, чем кто-либо другой в… – Она остановилась, озадаченная выражением его лица. – Что ты собираешься сделать?

– Доказать тебе, что я не дурак. – Он опять превратился в того эксцентричного человека, которым она его всегда знала. – Я не обманываю себя по поводу твоих чувств ко мне, Джейн, и я хочу заставить тебя понять, что для нас обоих будет лучше, если ты перестанешь обманывать саму себя.

С пунцовым лицом она отвернулась к окну.

– Я действительно все испортила, не так ли?

– Наоборот. Я все еще хочу жениться на тебе, несмотря на то что ты не любишь меня… пока. – Он подошел и встал сзади, положив руки ей на плечи. – Я думаю, что ты полюбишь меня, Джейн: через некоторое время наш брак будет скреплен чем-то более прочным, чем страсть.

– Ты сможешь быть счастливым без страсти? – холодно спросила она.

– Это придет со временем, я готов ждать.

Она обняла его за шею.

– Я не заслуживаю тебя.

– Может быть, и нет, – шутливо сказал он, – но ты меня получишь!

Повинуясь своему желанию, она нагнула его голову и прижалась к губам, целуя его с теплотой любви, дающей ему надежду на их будущее.