Текст книги "Порубежная война"

Автор книги: Роберт Святополк-Мирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава шестая
СУДЬБА ВЛАСА БОЛЬШИХИНА (1486)

Когда из черной бездны пустоты и небытия сознание Медведева стало очень медленно и постепенно возвращаться, первым, что он осознал, было странное чувство, будто когда-то он уже испытывал точно такие же или очень похожие ощущения…

Снова звенели, переливаясь, колокольчики, будто в степной дали, и в то же время Василий как бы осознавал, что далекое степное прошлое давно позади, так что это никак не может быть Дикое поле, потому что после него было еще много-много разных событий. И вдруг он вспомнил…

Ага! Вот оно что – это замок Горваль… Князь Семен Бельский улыбнулся и повернул шар в подлокотнике кресла, а я рухнул в какую-то каменную бездну, ударился головой и потерял сознание… Нет, какой Бельский? Это же было очень давно, после этого была Анница, Ванечка, Настя… Что это? Где я?..

Медведев ощутил холодное прикосновение чего-то мокрого ко лбу, от чего назойливый звон бубенцов как бы слегка утих, и Василий попытался открыть глаза, с трудом приподняв невероятно тяжелые веки.

Кто это склонился надо мной? Ах да, Сафат, тот самый Сафат, который потом… Нет, какой Сафат? Это же не замок Горваль. Но кто же это такой, чье это лицо, будто знакомое, виденное когда-то давно…

Даже в этом тяжелом пограничном состоянии между небытием и возвращением к жизни феноменальная память Медведева работала безошибочно…

Да, конечно – это Влас Большихин… Ага… Значит мы в Новгороде… Нет, что за чертовщина? Это не я лежал с окровавленной головой, это Влас… Как же это было… какие-то люди напали на нас во дворе дома купца Манина, Ивашку ранили, но я с ними со всеми справился, а один убежал… Меня еще за эти подвиги Патрикеев в темницу усадил, но Филипп нашел этого сбежавшего Большихина, Влас рассказал как было дело, и с меня сняли обвинение. Да нет, это тоже было давно, и с тех пор я его больше не видел, потому что Филипп помог ему деньгами и, кажется, Влас с новой женой скрылся в Литве!

И вдруг ярко и отчетливо вернулась, словно обрушилась на голову, память и Василий сразу вспомнил все. В том числе и то, последнее, что он видел, перед тем как потерять сознание: шестопер, занесенный над головой Филиппа.

Да, конечно, это мы с Филиппом поехали к Аристотелеву, а там нас поджидали Воротынские! И вот образовалась заварушка, только при чем здесь Большихин, откуда он тут мог оказаться?

Поморщившись и непроизвольно застонав, Медведев повернул голову, пытаясь осмотреться.

Теперь сознание почти полностью вернулось к нему, и стало ясно почти все: Воротынские все же захватили их, и вот теперь Василий с окровавленной головой сидит, прочно привязанный к столбу, который представляет собой опору большого деревянного сарая, по-видимому, для хранения сена, потому что с прошлого года еще остались там и тут его остатки, а к другой опоре – такому же столбу – сидит привязанный Филипп Бартенев и сочувственно смотрит на него. Прошло, наверно, довольно много времени, потому что тогда был полдень, а сейчас уже вечер, судя по желтым лучам низкого солнца, пробивающимся сквозь щели в бревенчатых стенах сарая; словом, понятно почти все, кроме одного: откуда здесь взялся давным-давно забытый исчезнувший из жизни печальный неудачник Влас Большихин… Но это пустяки, это потом выясниться сейчас главное другое:

– Ты как, Филипп? – хрипло спросил Медведев.

– Да я то ничего, за тебя все переживаю. Боялся, как бы вовсе тебе голову не проломали, но раз очнулся и можешь внятно говорить, значит все нормально, и скоро мы с тобой отсюда выберемся. А твоя голова в этом деле нам очень пригодится, – Филипп говорил так, будто с ним ничего не случилось.

– Но мне, кажется, твоей голове тоже изрядно досталось: я помню шестопер, который над ней занесли?

– Шестопер? Какой шестопер? – удивился Филипп и тут же вспомнил, – ах да, кто-то, помню, действительно, замахивался, да я успел его руку перехватить и, кажется, сгоряча ее переломал. Но, ты уже без памяти был, не помнишь… Да я, Вася, после того шестопера почти всех раскидал, сеть порвал, тебя левой рукой поднял, через плечо перекинул, а правой все отбивался, но тут человек пять огромным бревном с ног меня сбили… Вот от этого бревна у меня на каких-то пару минут разум помутился, а когда очнулся, гляжу, – все! Лежим мы с тобой связанные, с ног до головы, прямо, как младенцы спеленатые… Но, слава тебе Господи, что ты очнулся… Мы с Власом за тебя переживали, но я вспомнил про твое знаменитое средство, которое когда-то блестяще вылечило мою рану в груди – слава Богу у тебя на шее кроме крестика и мешочек с ним висел… Влас намазал им твою рану, потом водичкой лоб протер – ты и очнулся!

– А Влас-то откуда здесь взялся?

– Влас, – Филипп огляделся и сказал шепотом, – Влас поможет нам выбраться отсюда. Ты ведь часов шесть был без сознания, ничего не знаешь! А за это время князья перевезли нас в свое имение – Воротынск!

– Послушай, так что получается? Мы сказали нашим, что если не вернемся…

– Завтра до полудня, – напомнил Филипп.

– То есть, только завтра в полдень они начнут собираться, – стал прикидывать Медведев, – на сборы им нужно время, допустим, на ночь выедут, это значит, будут здесь не раньше, чем утром послезавтра…

– И опоздают, потому что братцы Воротынские решили нас с тобой, как московских разбойников и захватчиков завтра в полдень прилюдно казнить прямо вон там, на площади, – Филипп мотнул головой куда-то в сторону. Но до этого времени мы отсюда выберемся – Бог во время послал нам Власа, и он тебе сейчас все расскажет…

– Да-да, расскажи, Влас, а то я вообще не пойму как ты-то тут очутился?

– Во-первых, Василий Иванович, я уже давно не Влас Большихин, а Ян Курилович, благодаря, между прочим, вашей доброте и рублю Филиппа Алексеевича…

– Ладно-ладно, забудь об этом, – смутился Филипп.

– Одним словом, мы с Пелагеей – она еще тогда беременна была – в Литву переехали. За деньги, что Филипп Алексеевич дал, нам один человека все нужные грамотки выправил и работу хорошую нашел. В общем, стали мы Яном и Яниной Куриловичами, а работу получили очень хорошую в доме купца одного. Янина горничной, а я, поскольку грамотен, всякими купеческими бумагами занимаюсь. Сыночек родился у нас – Филиппом вот назвали в память о Филиппе Алексеевиче… – Он тяжело вздохнул и на секунду задумался. Потом продолжал: – Да видно по всей жизни какой-то я невезучий. Вот, вроде, наладилось все, денежек с Пелагеей накопили, – купец, надо сказать, очень щедрый, хороший человек, да только тут новая напасть пришла с той стороны, с какой меньше всего ожидал… В общем, пока я по купеческим делам туда-сюда ездил, дома подолгу не бывал, стал вдруг замечать я, возвращаясь, что супруга моя Янина все больше и больше охладевать ко мне стала. А тут еще добрые люди – слуги в купеческом доме – помогли, как водится: рассказали, будто нарочно купец меня в дальние поездки посылает, приглянулась, мол, ему Пелагея моя, то бишь, Янина. Я не поверил, спросил у нее. Она у меня женщина честная, правдивая, так, мол, и так, говорит, действительно, пока тебя тут не было завязалась любовь у нас. И говорит, мол, сердце ее разрывается, потому что и ко мне привязана, и его вдруг полюбила, а я ей не удивляюсь – он человек статный, мужчина красивый и возраст подходящий – только сорок недавно исполнилось. «Что ж теперь делать будем?» – спрашиваю, а она: «Не знаю» – говорит. А тут вдруг купец меня снова в поездку посылает, вот сюда в Воротынск. Привез я по заказу братьев-князей товар кое-какой, ну, они мне денежки для купца передали, приняли нормально, и должен был я сегодня обратно ехать, а тут утром вдруг возвращаются откуда-то князья и вас привозят. Я, было, сначала едва не проговорился, что хорошо знаю вас, а потом язык прикусил, думаю, надо проведать. что и как, может и я вам помогу, как вы мне когда-то. А князь Семен Воротынский мне и говорит: «Схватили мы московских разбойников, которые землю нашу забрать хотели!» И еще добавил; «Это все из-за сестры, она за такого же московита замуж вышла, а эти, мол, дружки ее мужа.» В общем, я так понял, что сестру с ее мужем тогда же через рубеж, через речку Угру, в одних нательных рубахах отвезли без вещей и денег, чтобы, мол, в Московию пешком, как нищие, возвращались, а на вас они очень обозлились. Говорил Семен, будто вы много людей его убили и покалечили. Одним словом, решили они с братом казнить вас завтра смертной казнью. Палача уже нашли и топор точить велели, чтоб головы вам отрубить, но пока князей не было дома, я тут с одним слугой их близко сдружился – Денисом его зовут. Так вот у этого Дениса беда большая и деньги ему нужны, а взять неоткуда. А когда вас сюда посадили, Денис мне сказал, что сегодня в ночь его к вам в охрану поставят. Тут я и придумал выход: я предложил ему все деньги, которые от князей для купца получил – потом дома я из своих отложенных купцу верну – а деньги эти может и Дениске и вам жизнь спасут, как мне когда то деньги Филиппа Алексеевича… Только я обещал ему, что после того как ночью он поможет вам бежать, вы его с собой возьмете, чтоб мести князей ему избежать…

– Разумеется, – сказал Филипп.

– Конечно, – подтвердил Медведев. А тебя-то самого, как сюда пустили?

– Не только пустили – сами попросили. Дело в том, что я за эти годы кое-какие лекарские навыки усвоил, Меня купец часто к одному своему знакомому доктору в Вильно посылал, я там, бывало, месяцами бумаг каких-то для купца дожидался, а доктор тот, тем временем, меня кое-чему в лекарском деле научил. Так вот сегодня князь Семен вернулся с рукой пораненной…

– Да-да, помню, кажется, я его мечом полоснул, – сказал Медведев.

– Наверно, а своего лекаря у него нет. Ну, я ему рану очистил, перевязал, а он мне и говорит: «Раз ты, мол, хорош в этом деле, сходи, глянь на одного из этих московитов, а то, он все без сознания, боюсь, помрет. Так, мол, позаботься, чтоб хотя бы до завтра протянул, потому что я, мол, своими глазами хочу увидеть, как его голова в корзину упадет!» Я вам и Филиппу Алексеевичу веревки немного ослабил так, чтоб незаметно было. В полночь Дениска на охрану заступит, и часа в три, когда все крепко уснут, он меня сюда впустит, я вот уже ножик острый припас веревки разрезать, а Дениска обещал нас дворами до леса провести и коней там подготовить, так что вы тут как-нибудь только до ночи продержитесь – а там все!

– Отлично, – сказал Медведев, – будем ждать.

… Чудодейственное средство грека Микиса залечивало раны быстро, и к полуночи голова Медведева перестала болеть, полностью прояснилась и лишь саднящая боль в затылке напоминала о ране. Благодаря тому, что Влас расслабил веревки, руки и ноги не так затекали, и Василий с Филиппом решили пару часиков вздремнуть, чтобы освежить силы перед ночным побегом.

Воины опытные, закаленные в схватках и сражениях, прошедшие множество воинских испытаний, они научились спать в любых условиях, переносить любые неудобства, не поддаваясь страху и опасению грядущих несчастий, неизменно веря в успех, победу и в то, что из любой ситуации они рано или поздно выберутся.

Они проснулись около трех ночи, переговорили шепотом, обсудив детали поведения и всевозможные повороты событий в процессе предстоящего побега.

Ночь выдалась темная безлунная, тихая, так что слышны были шаги охранника, мерно ходившего взад-вперед за стенами сарая и вот, наконец, когда едва-едва забрезжил летний рассвет, за стенами послышались какие-то шорохи, шепот, холодный звон оружия, дверь сарая скрипнула, и темный силуэт приблизился к ним.

– Это я, – полушепотом сказал Влас, – Денис просил подождать еще немного, он заглянет и скажет, когда можно выходить, а я тем временем перережу веревки, чтобы вы были готовы.

Медведев почувствовал, как руки Власа нащупывают веревки на его груди, и в ту же секунду произошло нечто совершенно неожиданное.

Обе створки дверей сарая внезапно широко распахнулись, замелькали в темноте искорки кремней, с десяток факелов ярко вспыхнули, осветив привязанных к столбам узников и растерянного Власа, застывшего с ножом в руке возле Медведева.

– Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай, – с насмешливым укором произнес князь Семен Воротынский, стоя рядом со своим братом Дмитрием в окружении толпы вооруженных людей с факелами, – я не думаю, что купец Елизар Бык обрадуется, когда узнает, на что его слуга решил потратить хозяйские денежки. Ты кого хотел подкупить? Не знал, что Дениска мой преданный слуга? – Князь повернул голову в сторону молодого человека с длинными черными усами.

Несмотря на необычность и напряженность ситуации, несмотря на полный провал плана побега, несмотря на неизвестное будущее, Медведев в эту секунду подумал вовсе не об этом.

Елизар Бык??? Тот самый Елизар Бык, возле дома которого мы хотели спасти Настеньку, тот самый Елизар Бык, который под Новгородом, насмешливо улыбаясь, вывернул мне под ноги три бочонка с рыбой, где я так ничего и не нашел и, возможно, тот самый Елизар, который еще в юные годы в компании с каким-то Симоном и Корнелиусом пытали старца Иону… Неужели именно к нему в дом попал Влас? Почему я вчера не спросил у него, как зовут купца?..

Тем временем события развивались быстро.

Черноусый Денис насмешливо сказал Власу:

– Да мне князь в три раза больше заплатит за верную службу, не придется скитаться с вами, бандитами, а деньги твои и так моими станут.

– Нет, все-таки я законченый неудачник, – тихо сказал Медведеву Влас, – А мне так хотелось вам помочь. Ничего мне в жизни ни разу не удалось, может, напоследок хоть одно доброе дело сделаю – убью негодяя!

– Стой, – крикнул Медведев, но было поздно.

Влас, вскинув нож, бросился на Дениса с криком: «Сдохни, предатель!» Но Влас еще в Новгороде показал себя плохим воином, да он им никогда и не был, а потому не успел преодолеть даже те три шага, которые отделяли его от Дениса.

Денис мгновенно выхватил саблю, сделал резкий выпад вперед и проткнул насквозь Власа, тут же выдернув саблю. Влас остановился как вкопанный, уронил нож и удивленно посмотрел на кровь, сразу хлынувшую из раны на груди.

– Прости все грехи мои, Господи, – прошептал он и рухнул замертво.

– Ваш план не удался, – сказал Семен Воротынский и кивнул своим людям, – свяжите-ка их покрепче, заприте в погребе возле нашего дома да поставьте усиленную охрану. Уж оттуда-то они точно не убегут…

Василия и Филиппа отвязали от столбов, положили на землю и крепко стянули руки и ноги прочной веревкой.

Филипп лежал прижавшись щекой к остаткам прошлогоднего сена, вдохнул его аромат и подумал, как должно быть хорошо сейчас в Бартеневке, где его возвращения ждут не дождутся лив Генрих Второй и Утренняя Звезда Чулпан…

Глава седьмая
НЕВЕСТА КНЯЗЯ МОСАЛЬСКОГО (1486)

… В теплый солнечный июньский день немногочисленные жители городка Воротынска, который, собственно, и городком-то назвать нельзя, – так себе, окруженное частоколом поселение, – не намного больше Медведевки, стекались к центральной площади.

Еще вчера всем было объявлено, что в полдень состоится казнь каких-то московских разбойников и поскольку старожилы городка Воротынска не могли припомнить проводилась ли еще когда-либо в прошлом эта процедура, любопытных набралось довольно много, преимущественно людей мастеровых и крестьян, поскольку остальные, находясь на княжеской службе, исполняли свой долг в качестве воинов, оцепивших площадь.

Войско князей Воротынских было не очень многочисленным – не больше сотни, да и то половина из них пострадали в имении Аристотелева, а остальные все были здесь. Надо отдать справедливость, не все воины, служившие князьям Воротынским, были столь слабыми и необученными как те, что едва справились с Медведевым и Бартеневым. Человек двадцать приближенных воинов княжеской дружины обладали довольно высокими навыками в боях и потому составляли элиту княжеской дружины, и сейчас именно эти воины сопровождали князей Дмитрия и Семена, когда те появились на площади и заняли свои места в специально огороженном для них месте, куда слуги вынесли из дома и поставили два золоченых кресла.

Прямо перед ними возвышался наспех сколоченный помост из пахнущих смолой досок, на самом краю помоста большая колода, а под ней внизу плетеная корзина для падающих голов.

Одним словом, все было обставлено, как полагалось, народ шумел и волновался, князья заняли свои места, Семен взмахнул шелковым платком, толпа расступилась и на площадь выехала повозка, в которой под конвоем дюжины стражников везли осужденных на казнь.

Медведев и Бартенев стояли в этой повозке на коленях, их руки за спиной были крепко стянуты, да к тому же еще короткая веревка соединяла связанные руки со связанными ногами, так что они не могли даже пошевельнуться. Несмотря на протесты, на головы им набросили холщевые мешки так, что они не могли ничего видеть, однако это не мешало им переговариваться.

– Давай, Вася, думай, – говорил Филипп, – надо что-то делать, а то они и вправду отрубят нам головы.

– Я думаю, думаю, – отвечал Медведев. У меня есть один хороший план, надо только вынудить их, чтобы они разрезали хотя бы веревки между руками и ногами. Сейчас обожди, я придумаю, у нас еще есть время. Я убежден, что князья будут говорить речь, потом священник будет читать молитву, а к тому времени я что-нибудь придумаю.

Медведев был прав: князь Семен действительно обратился к собравшимся с речью.

Он горячо заклеймил московских захватчиков, выразил глубокую преданность королю Казимиру и Великому Литовскому княжеству.

Тем временем с голов приговоренных сняли мешки и, зажмурившись от яркого солнца, Медведев сказал на ухо Филиппу:

– Я все придумал, слушай внимательно…

Он начал шепотом излагать Филиппу свой план, но тут тишину, которую нарушал лишь голос князя Семена, патетически проклинающий московских захватчиков вдруг резко прервал другой звук – стук копыт по деревянным настилам, ведущим к городской площади.

Прискакавший всадник спрыгнул с коня возле помоста, и князь Семен, прервав свою речь, воскликнул:

– О, здравствуй, дорогой друг, как ты вовремя! Мы тут затеяли, как видишь, небольшое развлечение!

– Ты узнаешь его? – спросил Василий Филиппа.

– Конечно, – шепнул Филипп, – это князь Тимофей Мосальский, которого мы с тобой допрашивали в прошлом году и отпустили. Хороший парень.

– Ну, сейчас и увидим, какой он хороший, – сказал сквозь зубы Медведев.

– Я случайно проезжал неподалеку, – сказал, слегка запыхавшись, Тимофей Мосальский князьям Дмитрию и Семену, – и узнав имена людей, которых вы схватили, тотчас помчался сюда.

– Да-да, – скривился в насмешливой улыбке Дмитрий, – ты, кажется, знаешь, по крайней мере, одного из них. Помнится, ты угодил к ним в плен, и, я слышал, они даже пытали тебя…

– Ты прибыл во время, – подхватил князь Семен. – Через несколько минут они поплатятся за все, в том числе и за тебя.

– Друзья, – немного волнуясь, сказал Тимофей, – мне нужно срочно поговорить с вами. Мы не можем пойти в дом?

– Можем, – широко улыбнулся Семен, – вот сейчас отрубим им головы и пойдем.

– Нет, минутку, – стал нервничать Тимофей, – приостановите это действо, нам необходимо срочно поговорить наедине.

В это время слуга принес третье кресло.

– Зачем наедине? Садись и говори! А ты чего так разволновался?

Дальнейший разговор друзей звучал негромко, и Медведев с Филиппом не слышали, о чем шла речь.

На звоннице церкви ударил колокол.

– Полдень, – сказал Филипп.

– Да, – кивнул Медведев, – наши начали собираться. Я уверен, что к утру они будут, нам надо продержаться…

– Мне кажется, Тимофей хочет нам помочь, – сказал Филипп.

Филипп был прав. Князь Тимофей Мосальский действительно пытался помочь приговоренным.

– Дмитрий, Семен, мы дружим с детства, поймите меня правильно, вы сделаете большую ошибку, если лишите их жизни. Я участвовал в прошлом году в набеге на Бартеневку и говорю вам, эти люди очень опасны: у них много воинственных друзей, неизвестно, сколько людей они могут собрать, и если они начнут мстить вам, тут начнется такая бойня, что трудно себе представить.

– Плевать на московитов, – воскликнул Семен, – ничего они нам не сделают. Мы сами можем собрать недурную армию, – нас вон сколько, посчитай: Белевские, Одоевские, Мезецкие, Любутские! Да если мы объединимся – нам никакая Москва не страшна.

– Но это порубежная война!

– Не мы ее начали, – сказал Дмитрий и указал пальцем на Медведева и Бартенева. – Это они в компании с нашим шурином хотели отнять наши исконные земли! Они не подчинились нашим просьбам о мирном решении и побили наших людей, они заслуживают смерти!

– Однако Дмитрий, Семен, опомнитесь – это же произвол! Вы должны отвезти их в Речицу или Смоленск и сдать королевскому наместнику! Вы не имеете права чинить самовольный суд и расправу!

– А ты что, – может, поедешь и донесешь на нас?

– В прошлом году, когда мы наехали на Бартеневку, вы все отступили, а я попал к ним в плен…

– Да я помню – во всем виноват был вон тот здоровый – Бартенев или как его, – из-за какой-то татарки он сделал калекой хорошего парня, – вставил Семен.

– Послушайте, друзья, – горячо продолжал Тимофей, – я не об этом, правы мы были или нет, но эти люди поступили со мной благородно, они меня отпустили. И не забывайте, что тогда же к ним приезжали наши отцы и старшие братья, в том числе и ваш ныне покойный батюшка! Они просили за меня и обещали, что в дальнейшем между нами будет мир. Зачем вы хотите снова разжечь войну? Нежели вы не понимаете, что либо мы все погибнем в ней, либо, что еще хуже – вынуждены будем стать московскими слугами! Вы этого хотите?

– Мы никогда не станем служить Москве! – надменно сказал Семен.

– Мы подданные Великого Литовского княжества и присягали королю Казимиру, и пусть какие-то там дворянчики с берегов Угры не думают, что могут безнаказанно распоряжаться на наших землях! Они убили пятерых и покалечили два десятка наших людей и уже потому заслуживают смерти! А если вдруг начнется расследование, мы скажем, что они погибли в бою, нападая на нас и все тут! Мои люди это подтвердят – все до единого – я уже говорил с ними об этом! А если ты, предав нашу дружбу с детских лет, посмеешь донести – никто тебе не поверит – но нашим другом тебе больше не быть – это точно!

Тимофей Мосальский начал было снова что-то горячо говорить, но в эту секунду его слова вдруг заглушил грохот мощного взрыва, раздавшегося где-то неподалеку. Вслед за ним подряд грохнули еще три столь же сильных и оглушительных. Казалось, несколько бочек пороха взорвались неподалеку одна за другой.

Столбы черного дыма взметнулись в небо сразу с четырех сторон, народ всполошился и тут же на площадь вбежал стражник и заорал истошно:

– Городскую стену взорвали сразу с четырех сторон! Какие-то люди ворвались в город и мчаться сюда! Их много!

Братья Воротынские вскочили с места.

– К оружию! – скомандовал Семен, выхватывая саблю – Всем ко мне! Сплотить ряды!

Но было уже поздно.

Давно покойному Яну Кожуху Кроткому, который, несмотря на его пристрастие к медовым напиткам, был опытным воином и держал под свои началом более сотни отлично вышколенных и вооруженных людей, не удалось когда-то более десяти минут продержаться против необыкновенно опытного и беспощадного противника – Леваша Копыто – все люди Кроткого были убиты в течение нескольких минут, Синий Лог мгновенно захвачен, а сам Ян Кожух едва успел бежать, пользуясь тайным ходом.

Люди князей Воротынских были далеко не так хорошо обученными, их оказалось меньше сотни, а опыта у Леваша за последние семь лет отнюдь не убавилось, а потому внезапный захват маленького городка, обнесенного даже не стеной, а старым, прогнившим частоколом занял не более нескольких минут.

Не успели еще братья-князья выхватить оружие, как на площадь с гиком ворвался ударный отряд конников Леваша – всех на подбор грузных, огромных, с длинными украинскими казацкими усами, страшных и беспощадных, а сабли-молнии сверкали в их руках налево и направо с бешеной скоростью.

Невзирая на то, оказывали им сопротивление или нет, попадались ли на пути люди с оружием или мирные жители, они буквально прорубили себе в разбегающейся толпе широкую кровавую дорогу прямо на глазах онемевших от ужаса братьев-князей, и уже через минуту, оба брата Воротынские и Тимофей Мосальский были безжалостно брошены на землю мощными ударами огромных кулаков, придавлены сапогами и, едва дыша и теряя сознание, с трудом осознали, что их связывают по рукам и ногам.

Несколько всадников первым делом подлетела к помосту, и кто-то из них очень ловко, оставаясь верхом, виртуозными движениями сабли, не нанеся ни одной царапины, разрезал веревки на руках и ногах узников.

И как раз в ту минуту, когда Медведев и Бартенев, распрямили плечи и, растирая руки, огляделись вокруг, на площадь, неторопливо, будто на прогулку, въехал Леваш Копыто, окруженный как обычно несколькими своими приближенными – такими же, как и он сам толстяками.

Позади этой группы ехали верхом Зайцев со старшим сыном и Андрон Аристотелев.

– Я же говорил, что мы успеем как раз вовремя, – сказал Леваш спешившись. – Здравствуйте, мои дорогие, – он обнял Василия и Филиппа. – Что они с вами сделали, негодяи! Но ничего, не пройдет и часа как они за все заплатят. Что я тут болтаю – вы, небось, проголодались?! Фома, – обратился он к своему постоянному стольнику, – давай, накрывай прямо вон там на площади!

– А как вы здесь оказались? – спросил Медведев. – Вы же только час назад должны были выехать.

– Э-э-э, Вася, если б мы только час назад выехали, тебе пришлось бы серьезно поломать голову как сойти живым с этого помоста.

– У меня был недурной план, – сказал Медведев, – Я как раз начал рассказывать о нем Филиппу, когда…

– Я не на секунду не сомневаюсь, – перебил его Леваш, – что ты выбрался бы и сам, но кто-то же должен наказать этих негодяев за их неслыханную дерзость, и сделаю это я. Семаш, – обратился он к одному из своих спутников, – вели вкопать три кола прямо вон там, напротив столов, где мы будем обедать, да прикажи как следует смазать их свиным жиром, и мы посмотрим какую песенку споют нам сидя на них эти вот князья.

– Подожди, – сказал Медведев, – из тех троих, что здесь были, – он указал на кресла, – один ни в чем не виноват. Впрочем, ты, возможно, его даже помнишь – это тот парень, которого мы захватили в прошлом году, во время набега на дом Филиппа…

– А-а-а! – воскликнул Леваш, – То-то мне его лицо показалось знакомым – Он из Мосальских что ли? Да ведь я еще в том году был у них в гостях вместе с купцом Маниным… А как он тут оказался?

– Я слышал, он говорил, будто проезжал мимо и узнал о готовящейся казни. Он хотел отговорить от нее Воротынских, и я думаю, он помог бы нам…

– Семаш, – позвал своего слугу Копыто, – выпусти на свободу молодого князя Мосальского, а Воротынским дай священника, и пусть молятся – скажи через час их ждет нелегкая смерть!

Медведев хотел что-то сказать, но Леваш не позволил ему.

– Все остальное потом, Василий! – тоном, не допускающим возражения, сказал он. – А сейчас вы с Филиппом идете прямо в княжеский дом, и пусть только попробуют княжеские слуги не помыть, не причесать и не одеть вас как подобает! А насчет их хозяев не беспокойся – без вас не начнем.

Медведев махнул рукой и, обняв Филиппа за плечо, направился вместе с ним к дому. По дороге они поздоровались с Зайцевыми и Аристотелевым.

– А ты-то откуда здесь? – удивился Медведев. – Мне говорили, будто Семен с Дмитрием перевезли вас с Ольгой на ту сторону Угры, едва ли не раздетыми?

– Но он оказался парень не промах, – ответил за Андрона Зайцев, – он тут же нашел коня и через три часа уже был у нас, но это еще не все. Он оказался великолепным специалистом по инженерному делу: мы прибыли под Воротынск еще ночью, и под утро Андрон мастерски подложил под стены их частокола четыре бочки пороха. Это обеспечило нам внезапность и молниеносность нашего появления.

– Хорошенькое дело, – воскликнул Филипп, – а если б мы ночью убежали, как собирались.

Макар Зайцев улыбнулся:

– Никуда бы вы не убежали – Леваш обставил весь городок вокруг – мышь не проскочит.

Казалось, темная тень пробежала по лицу Филиппа. Он вспомнил вдруг Сарай-Берке и то, как они когда-то подбирались к этому городу, которого теперь уже не существует.

– И что? – спросил Филипп. – Всех входящих и выходящих..?

– Я сначала был против, – вздохнул Зайцев, – но потом понял, что Леваш прав: не должно было остаться никого, кто мог бы предупредить Воротынских. Мы ведь знали, что вас повезут на плаху. Неизвестно было, какой приказ получили ваши охранники. Перерезать горло связанным людям ничего не стоит… Нет, Леваш был прав. У него все-таки огромный опыт. С того момента как взорвалась первая бочка с порохом и до того как мы появились на площади прошли считанным мгновения.

– Ладно, Филипп, – сказал Медведев, – пойдем и вправду приведем себя в порядок…

… Через два часа порядок в городке Воротынске был полностью восстановлен.

Разумеется, тот порядок, который посчитал нужным навести в захваченном поселении Леваш Копыто: следы крови смыты, убитые убраны, оставшиеся в живых воины посажены под замок, часть перепуганных горожан, отправлена на кладбище хоронить покойников, другая часть (тоже под охраной) собрана на площади для того, зачем она сюда и пришла вначале – посмотреть на казнь, только теперь – на другую.

В центре помоста, на котором недавно стояла плаха с топором, теперь высились два прочных заостренных кола густо смазанных стекающим по ним свиным жиром – народу объявили, что через час на эти колы будут посажены князья Семен и Дмитрий Воротынские.

Несчастные горожане, сбившиеся кучкой на площади, уже не переговаривались, парни не приставали весело к девушкам, а те не хихикали и не лузгали семечек, как это было в ожидании той, первой казни.

Женщины плакали, мужчины угрюмо молчали. Но не только потому, что им было жаль своих князей – их страшило собственное будущее.

Они прекрасно понимали, что казнь, затеянная братьями, была беззаконием и произволом, и что теперь, когда московиты захватили столицу маленького и слабого Воротынского княжества, всего-то и состоявшего из десятка деревень, – а значит фактически все княжество – победители имеют полное право на месть, что было вполне естественным по представлениям того времени; более того – княжество со смертью молодых князей, скорее всего, вообще перестанет существовать и, по-видимому, тут установится власть Москвы. А коль так случится, новая власть вряд ли хорошо отнесется к тем, кто раньше не только служил Воротынским, но и готов был закрыть глаза на убийство двух московитов, один из которых, как разнеслось шепотом по толпе – был ни больше не меньше, как приближенным самого Великого московского князя…