Текст книги "Порубежная война"

Автор книги: Роберт Святополк-Мирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава вторая
ХРОНИКИ ОТЦА МЕФОДИЯ (1486)

«… лета 6994…» [3]3
  В XV веке летоисчисление велось, как тогда считали, от сотворения мира. Год 6994 соответствует году 1486. В дальнейшем в произведении все даты будут указываться в современном летоисчислении.


[Закрыть]– Начал писать, аккуратно заточенным гусиным пером отец Мефодий, да приостановился, и перо повисло в воздухе. Чтоб не упала на драгоценную бумагу жирная клякса от только что разведенных густых чернил из хорошо настоявшейся березовой сажи, отец Мефодий убрал руку подальше и задумался.

А что, собственно, произошло в этом 1486 году?

Вон уже лето за окном, считай, полгода прошло, а как будто ничего особенного и не случилось…

Ну, вот разве что Ксения Кудрина, вышедшая в прошлом году замуж за зверолова Якова, родила два месяца назад сыночка, но разве это событие достойно упоминания в серьезной хронике? Вот Анна Алексеевна – хозяйка Медведевки должна скоро родить – это, конечно, следует отметить…

Но опять же, а что если вот этот два месяца назад рожденный сын Ксении и Якова окажется в будущем каким-нибудь прославленным человеком – великим воином, ученым или подвижником церкви, тогда, выходит, надо было упомянуть в хрониках день его рождения, дабы потомки не забывали, но с другой стороны, как узнаешь, кто кем станет…

Отец Мефодий вздохнул, отодвинул в сторону, аккуратно прошитую руками его жены-кружевницы тетрадь из листов дорогой бумаги, и пододвинул другую. Эта тетрадь была гораздо толще – почти книга, со страницами грубыми, желтыми, из худшей бумаги, и страницы эти густо пестрели ровной скорописью.

Отец Мефодий начал аккуратно вписывать туда дату рождения никому пока неведомого, только что пришедшего в этот мир человечка.

Вот если проявит он себя чем-нибудь достойным, когда вырастет, тогда отец Мефодий (а может уже сын его? или внук?) перепишет его имя из этой «черной» тетради в ту «белую» хронику и вставит в соответствующий год.

Внося в хронику записи о разных значительных событиях, в конце каждого года Мефодий оставлял 5–6 строк, для того чтобы потом можно было внести необходимое дополнение.

Впрочем, за последние семь лет, записывая в «черную» книгу ежедневно практически все будничные, и любые мало значительные события, отец Мефодий еще ни разу не столкнулся с необходимостью дополнить чем-нибудь ту самую – «белую» хронику, которая представляла собой предмет его тайной гордости. Он тешил себя надеждой, что, быть может, его скромный труд когда-нибудь, хоть несколькими строчками, вольется в настоящую летопись из тех, кои пишут десятилетиями монахи в знаменитых монастырях, и по которым спустя столетия потомки смогут узнать хоть что-нибудь о далекой прошлой жизни.

Сегодня, как и каждый раз, делая запись в «черновую» книгу, отец Мефодий снова перечитал от начала до конца ту, чистовую – с главными событиями – а вдруг уже появилось что-нибудь, достойное быть туда внесенным…

ХРОНИКИ

дел и событий в порубежных местах Угорских,

составленные смиренным служителем Божьим Мефодием,

протоиреем храма во имя пресвятой Троицы,

что в селении Медведевка,

на западном рубеже Великого Московского княжества

Год 1479

Март

Пожаловал Великий князь Московский Иван Васильевич дворянским званием простого воина Василия Медведева и дал в кормление ему лежащее на берегу реки Угры имение Березки.

Апрель

Дворянин Медведев, приехав в свое имение Березки, нашел дом разрушенным и сожженным, имение разоренным, а на всей принадлежащей ему земле не жил тогда ни один человек, за исключением банды грабителей под командой некоего Антипа Русинова, засевшей глубоко в Черном болоте Татего леса, и нападающей оттуда на окрестных дворян, как московских, так и литовских.

Медведев сразу познакомился со своими ближайшими соседями – дворянами Картымазовым и Бартеневым и узнал, что в ночь его приезда дочь Картымазова Анастасия была похищена неизвестными.

Медведев, воин славный и мужественный, немедля вступил в борьбу с разбойниками и вскоре одержал решительную победу, выручив попутно из их плена литовского дворянина князя Андрея Святополка-Мирского, который впоследствии наряду с Федором Картымазовым и Филиппом Бартеневым станет одним из его близких друзей.

В тот же месяц разбойники покинули земли Медведева, переправившись на литовскую сторону, однако часть их, преимущественно семейных и с детьми, глубоко раскаявшись в своем прошлом, решила остаться жить с новым хозяином.

Руками этих людей было отстроено новое поселение, названное Медведевка, и они же стали его коренными обитателями.

Май

Узнав, что дочь Картымазова похищена по приказу литовского князя Семена Бельского, Медведев, Картымазов и Бартенев отправились на поиски девушки.

Июль

После многочисленных приключений друзьям удалось освободить Настеньку.

В это же время завязалась их дружба с татарским мурзой Сафатом, верным слугой крымского хана Менгли-Гирея, друга и союзника Великого московского князя Ивана Васильевича.

Август

Друзья вернулись, и в это же время по благословению игумена волоцкого Иосифа, прибыл в Медведевку и я – автор этих строк, дабы заложить здесь новый храм во славу Господа нашего и православной Церкви, что и было в тот же год исполнено…

Сентябрь

Состоялась свадьба Филиппа Бартенева и Настасьи Картымазовой.

Ноябрь

Дворянин Василий Медведев взял в жену сестру Филиппа Бартенева Анну, называемую по обычаю здешних мест Анницей.

Вспыхнуло у князей Андрея Большого и Бориса Углицкого недовольство их старшим братом Великим московским князем Иваном Васильевичем, и постановили удельные князья возвратить свои отнятые братом права.

Стали созывать они дворян своих и Федор Картымазов, будучи служилым дворянином князя волоцкого, отправился по его призыву в Углич.

По вызову же Великого князя в Москву уехали Медведев, а с ним и Бартенев, земли которого находились на противоположной стороне Угры, но принял он согласно воле пропавшего без вести отца московское подданство.

Год 1480

Зимой

Зимою был схвачен Филиппом Бартеневым по приказу государя князь Оболенский.

Наместник Боровский воевода Образец наградил Филиппа Бартенева за поимку князя, а государь принял Филиппа в Московское подданство.

Зимою того же года подошли к Изборску ливонцы, и Филипп Бартенев в составе русской рати был отправлен на Ливонскую войну.

Василий Медведев по приказу Великого князя прибыл в Новгород, в сопровождении своих слуг Алеши Кудрина и Ивашки Неверова.

Во время осады Новгорода Ивашко был тяжело ранен и оставлен Медведевым в доме купца Манина, где за раненым ухаживала купеческая дочь Любаша.

Федор Картымазов все это время находился в ставке мятежных братьев Великого князя.

Зимою этого ж года прибыла на берега Угры ордынская сотня во главе с Богадуром, сыном хана Золотой Орды Ахмата. Хан Ахмат поручил сыну разведать броды, ибо готовился летом идти в поход на Москву, за давно не плаченной в Орду данью.

В ходе неожиданной стычки на льду реки Угры Анница Медведева – прекрасная лучница – убила девятерых ордынцев и в качестве ответной акции людьми Богадура была уведена в плен Настасья Картымазова.

Переговоры по ее освобождению вел сосед и приятель московских друзей, литовский дворянин Леваш Копыто. Богадур согласился вернуть плененную Настасью, при условии: Анница должна состязаться с ним в стрельбе из лука.

Анница выиграла состязание и Настенька была освобождена, но Богадур, униженный поражением и в то же время восхищенный восемнадцатилетней супругой Медведева, попытался напасть на Медведевку, в результате чего был убит самой Анницей.

Филипп Бартенев прославился во время отражения нападения ливонцев, как славный воин и разбогател.

Федор Картымазов помог примирению братьев с государем, за что был достойно вознагражден.

Май

Настасья Бартенева родила близнецов: Алексея и Елизавету.

Июль

После длительного отсутствия возвратились домой Медведев, Картымазов и Бартенев.

Филипп привез с собой мастеров для постройки нового дома и слугу-приятеля лива Генриха.

В Медведевке поселились также купец Манин и его дочь Любаша, вышедшая замуж за Ивашку Неверова.

В тот же месяц все Угорские дворяне отправились на службу к Великому князю, поскольку ожидалось нашествие огромного войска хана Ахмата.

Осень

Началось то событие, которое потом стали называть Великим стоянием на реке Угре.

Ордынское войско расположилось на правом берегу реки Угры, а московское – на левом. Ни одна сторона не решалась перейти реку. Хан Ахмат ожидал поддержки от польского короля Казимира.

Но король хану помочь не мог, поскольку трое православных князей – Федор Бельский, Иван Ольшанский и Михаил Олелькович – затеяли заговор.

Заговор, однако, был раскрыт, князья Олелькович и Ольшанский схвачены, а князю Федору Бельскому при помощи Василия Медведева удалось бежать.

Поздней осенью того же года случилось страшное несчастье: ордынцы полностью сожгли имение Бартеневка, и в их руки попала Настасья Картымазова.

Она была поймана ошибочно, в результате стечения обстоятельств, вместо Анницы, которую хотел повидать сам хан Ахмат, и героически погибла в плену, не выдав свою золовку и подругу.

Октябрь

Стояние на Угре завершилось отступлением обоих войск, и хан Ахмат вскоре был убит.

Говорят, что к его смерти приложил руку Сафат, который отомстил, таким образом, за смерть Анастасии Бартеневой.

Филипп Бартенев, вернувшийся еще более разбогатевшим, после выполнения очередного поручения Великого князя, был настолько потрясен гибелью своей молодой жены, что впал в глубокое отчаяние и, казалось даже, у него навсегда помутился рассудок: всю зиму он просидел босым в рубище на развалинах своего дома и все уже стали думать, что он никогда не поправится. Один лишь Генрих ухаживал за ним, не отходя ни на шаг.

Год 1481

В этот год наступил, наконец, долгожданный мир, и много новых людей из разоренных после нашествия Ахмата мест, перешли жить в Медведевку, Картымазовку и Бартеневку.

Купец Манин построил свой дом в отдалении от господского, и вскоре вокруг выросло сельцо, которое стало именоваться Манино. Купец Манин с большим успехом торговал медом и напитками, а также стал одним из первооткрывателей нового необычайно крепкого напитка, которому еще нет названия, но который настолько чист и прозрачен, что в народе его называют просто вода или чаще уменьшительно – водка.

Год 1482

Январь

В Москве состоялась свадьба наследника престола Ивана Ивановича Молодого с юной волошской княжной Еленой, дочерью молдавского господаря Стефана.

Летом

В столице Литовского княжества, городе Вильно за участие в заговоре и покушении на жизнь короля были публично казнены князья Олелькович и Ольшанский.

Осень

Пришла в Бартеневку молодая убогая татарочка именем Чулпан. Позже говорили, будто ее и Филиппа связывает какая-то тайна в прошлом. Но, так или иначе, с ее приходом Филипп начал выздоравливать не по дням, а по часам.

Сентябрь

Девятого сентября родился у Медведева первый сын, нареченный Иваном, и был крещен мною в нашей церкви, а на крестины съехалось множество гостей, даже приехал из Литвы друг Медведева князь Андрей.

Именно тогда, впервые со времени ужасной трагедии, показался впервые на людях Филипп и был он на крестинах вместе со своими малютками-близнецами.

Год 1483

Январь

Князь Василий Удалой со своей супругой Марьей, племянницей Великой московской княгини Софьи, согласно проездной грамоте, подписанной самим Великим князем, хотели проехать за рубеж в Литву через земли Медведева.

Однако князь Туреня-Оболенский, ссылаясь на другую грамоту, тоже за подписью Великого князя, хотел задержать князя Василия и его супругу.

Медведев, защищая своего гостя, вступил в вооруженное столкновение с людьми Турени-Оболенского и ранил самого князя.

Вскоре после этого он был вызван гонцом в Москву, где, однако, полностью оправдался перед Великим князем.

Узнали мы также, что летом друг Медведева в Литве князь Андрей Святополк-Мирский двадцати семи лет отроду женился на пятнадцатилетней Варваре Русиновской, которую многие жители Медведевки знали с раннего детства как дочь разбойника Антипа Русинова.

Выяснилось, впрочем, что Антип Русинов в прошлом знатный придворный и воевода, а встал на путь разбоя из-за смерти своей горячо любимой супруги, в которой он винил Великого московского князя. Дела это старые да темные, а нынче осенью Медведев, Картымазов и Бартенев – все ездили на свадьбу своего друга в Литву.

Август

Не смогла поехать вместе с Медведевым его супруга Анница, поскольку незадолго до этого родила дочку, нареченную Анастасией.

Октябрь

В Москве у наследника престола Ивана Ивановича и Елены Волошанки родился сын Дмитрий.

1484

В этом году кончилась льгота на дань, прописанная в жалованной грамоте Великого князя Василию Медведеву.

С этого года Медведевка должна платить дань в государеву казну в полном объеме.

Купец Манин предложил Василию Медведеву, что он сам из собственных купеческих средств будет вносить ежегодную дань, а за это Медведев разрешил Манину построить невдалеке от деревушки по его имени названной, винокурню, которая будет производить в больших количествах изобретенный Маниным тот самый крепкий напиток.

Я отношусь к этому сдержанно и призываю жителей Медведевки в своих проповедях не слишком увлекаться Манинским питьем, которое гораздо быстрее, чем обычный мед делает трезвого человека пьяным.

К лету этого же года Филипп Бартенев полностью отстроил сожженный во время нашествия Ахмата дом, однако прямо во время празднования новоселья, когда собрались все окрестные дворяне, произошел неприятный случай. Не успели еще гости разъехаться как толпа вооруженных и нетрезвых молодых людей из-за рубежа – жители Верховских княжеств – напали на дом Бартенева.

Говорят, что причиной тому послужила какая-то ссора, возникшая несколько дней до того на торгу в Опакове, из-за пришлой татарочки Чулпан, живущей в доме Бартенева.

Бартенев, Медведев, Картымазов и Леваш Копыто легко отразили нападение и захватили в плен одного из молодых людей – юного князя Тимофея Мосальского.

Вскоре приехали с извинениями родители молодых шалопаев – представители верховских княжеств, привезли, дары, просили прощения за своих дерзких отпрысков, и молодой князь был отпущен. Однако, все наши дворяне посчитали это событие дурным знаком того, что вскоре в угорских краях снова разгорится порубежная война, потому что Верховские князья все время меж собой чинят какие-то распри.

Той же осенью в нашем храме во имя Пресвятой Троицы свершил я обряд крещения в православную веру Чулпан и нарек ее православным именем Дарья – в честь нашей святой великомученицы.

1485

Самым значительным событием этого года было взятие Великим московским князем Твери и присоединение к Москве Тверского княжества.

Ездили на Тверь по призыву Великого князя все наши дворяне – Медведев, Картымазов с сыном, Филипп Бартенев, наш новый сосед Макар Зайцев с сыном, а также Леваш Копыто.

Великий Тверской князь бежал в Литву, Тверь пала и теперь наше княжество еще больше выросло и укрепилось, а вместе с ним растет и укрепляется самодержавная власть московского государя, который именует себя теперь во всех грамотах Великим князем всея Руси.

1486

…

Нет, ничего такого, что можно добавить…

Внимание отца Мефодия привлек какой-то шум со двора, и он выглянул на улицу сквозь распахнутое окошко.

Мимо церкви к хозяйскому дому направлялся небольшой кортеж.

Впереди верхом на лошадях ехали Филипп Бартенев, лив Генрих Второй и между ними крещеная татарочка Дарья. Следом на небольших, но крепких лошадках, прирученных и дрессированных Филиппом – большим любителем лошадей – непринужденно держась в седлах, словно заправские наездники, двигались вслед за отцом шестилетние близнецы Алексей и Елизавета. Шествие замыкал уже поседевший, но все еще очень сильный и ловкий пятидесятичетырехлетний грек Микис, некогда учитель и наставник самого Медведева, дающий ныне уроки верховой езды и рукопашного боя по-гречески близнецам Филиппа.

Медведев и Анница встречали гостей. Четырехлетний Ваня и двухлетняя Настя тоже были тут как тут, радуясь и прихлопывая в ладоши. Несмотря на то, что Анница находилась на седьмом месяце беременности, это по ее фигуре было почти незаметно – воспитанная в постоянных физических упражнениях, живущая всю жизнь на лоне природы, она легко переносила беременность, легко рожала, не оставляя своих привычных дел и занятий вплоть до последнего дня. Родив двух детей и будучи беременной в третий раз, она даже не располнела, только еще больше похорошела, как хорошеет и расцветает женщина в самую лучшую пору молодости – Аннице только что исполнилось двадцать четыре года.

Отец Мефодий улыбнулся и вернулся к прерванным занятиям.

В приезде Филиппа не было ничего необычного – сегодня воскресенье и каждую неделю по воскресеньям, отстояв обедню в своих церквах, собирались в гости в Медведевку ближайшие друзья со своими семьями.

Вот сейчас, верно, Картымазовы явятся, возможно, вместе с Зайцевыми – но те живут подальше и не каждое воскресенье бывают, а вот Леваш Копыто наверняка прибудет – разве он может упустить такой случай?! За последний год, после возвращения из тверского похода в котором все они вместе участвовали и даже составляли отдельный Угорский отряд, они так сблизились, что решили, вернувшись не прерывать доброй традиции и с тех пор, вот уже целый год собираются по воскресеньям – Леваш Копыто, например, ни одной встречи не пропустил…

Отец Мефодий подумал и решил вписать этот факт, в свою черновую книгу. Нет, не о том, что Леваш Копыто весь год бывал на обедах в Медведевке, но о самих этих обедах и доброй традиции еженедельных семейных встреч близких друзей и родственников…

А вдруг спустя лет пятьсот кому-нибудь станет интересно узнать, как же люди жили этом далеком пятнадцатом веке в промежутках между боями, войнами и кровопролитными схватками – ведь была же у них, наверно, нормальная человеческая жизнь…

И делая с доброй улыбкой запись в свою черновую книгу, отец Мефодий даже не подозревал, что этот обыкновенный мирный воскресный обед был достоин записи не в эту обыденную книгу незначительных событий, а в ту, другую – белую хронику…

Потому что вот-вот, уже очень скоро, случится маленькое, но, как это часто бывает, роковое в своих последствиях событие, которое снова разрушит, только было установившийся хрупкий мир на реке Угре и ввергнет все окрестные землю в пучину новой жестокой и кровавой войны, которая получит впоследствии название – «Порубежная война»…

Глава третья
ЦВЕТОК НА ВЕТРУ ИЛИ СМЕРТЬ ВЕЛИКОГО МАСТЕРА (1486)

…Аристотель Фиорованти, которому в этом году исполнялось семьдесят лет, терпеливо ожидал, когда Паола, сидящая чуть поодаль на скамье и углубленная в какое-то рукоделье, скажет, когда ему, наконец, можно войти в палаты Великой московской княгини.

Внезапное приглашение вместе с сыном удивляло, но не вызывало опасений, поскольку Аристотель всегда видел в лице Софьи некую тайную покровительницу и никому в этой жутковатой стране с дикими нравами и непредсказуемыми людьми он не доверял больше чем ей.

Уже в ту далекую минуту, когда он впервые увидел ее в Риме, еще совсем юную, восемнадцатилетнюю девушку, любимицу папы Римского Павла II и воспитанницу кардинала Виссариона – его болонского друга, он сразу же тайным чутьем художника ощутил, что эту девушку ждет большое будущее.

В то время на самого Аристотеля обрушились серьезные неприятности, а ведь все так хорошо начиналось…

Еще будучи двадцатилетним юношей, едва успев закончить старейший в Европе Болонский Университет, он уже стал известен в кругах итальянских зодчих, и даже мастер Гаспаро Нади написал о нем в своей хронике, как об ученике, помощнике и даже употребил слово «соавтор», описывая сложную операцию подъема нового колокола на башню дворца дель Подеста.

После этого карьера Аристотеля стремительно пошла вверх, и в 1455 году он уже стал известен во всей Италии, тем, что изобрел совершенно уникальный механизм и с его помощью на целых пять саженей передвинул высокую и неимоверно тяжелую колокольню церкви Санта-Мария Маджоне так, что от нее не отпал ни один кусочек штукатурки.

В Болонье он был назначен городским инженером, затем строил канал в Парме. И тогда же начался период его многолетней дружбы с семейством герцогов Сфорца, – сначала со старым Франческо, а затем с его сыном, почти ровесником Аристотеля – Галеаццо-Мария, о котором Фиорованти всегда вспоминал, как об одном из замечательных и щедрых господ-друзей.

Наконец, по личному приглашению короля Матияша I он отправился в Венгрию, где выполнил множество работ по укреплению королевского замка, а в 1471 году его пригласил сам папа Римский, считая, что кроме него, никто не сможет передвинуть, не повредив, обелиск Калигулы поближе к базилике Святого Петра, потому что именно возле этого обелиска во времена Нерона был распят апостол Петр.

И вот тут-то Аристотеля постигла сокрушительная неудача, впрочем, не первая.

Еще в 1455 году в Венеции он лихо выпрямил наклонившуюся башню храма Сант-Анжела, но случился неожиданный конфуз – эта башня на третий день рухнула и навсегда погребла под своими развалинами доброе имя Аристотеля в глазах венецианцев.

И вот сейчас, в Риме, Аристотель позволил себе необдуманный и роковой поступок. По какому-то пустяку он поссорился с мастером гильдии чеканщиков, которые били монету для римского двора. И надо же было Аристотелю, желая еще выше утвердить свой авторитет мастера, изготовить в своей мастерской несколько десятков монет, для эксперимента: он хотел доказать, что сделанные его руками монеты ничем не отличаются от тех, которые чеканят члены гильдии. Совершенно неожиданно его коварный недруг явился в мастерскую с отрядом городской стражи, Аристотеля арестовали по подозрению в изготовлении фальшивых монет, и ему даже пришлось несколько недель отсидеть в тюрьме.

На этот раз его репутация действительно очень серьезно пострадала, официальное судебное разбирательство затягивалось, и не видно было ему конца, и вдруг Аристотель почувствовал себя в пустоте: все от него отвернулись, никто не давал никаких заказов и вскоре он, вдовец, один воспитывающий сына, начал испытывать серьезные материальные затруднения.

Именно тогда и отыскал его через некоего Альдо Мануцци, прибывший из Москвы посол Семен Толбузин и, многозначительно передав ему привет от бывшей знакомой, сиротки Зои, а ныне Великой московской княгини Софьи, предложил необыкновенно выгодный контракт на инженерно-строительные работы в далекой Москве.

Десять рублей в месяц, собственный дом и полное содержание – вот, что обещал ему Великий Московский князь Иван Васильевич, и по тем временам это были вполне приличные деньги, если учитывать, что небольшая деревня стоила три рубля, а поселение с землей и тяглыми людьми, – например, крупное село Степанковское в Коломенском уезде на реке Москве – всего 22 рубля.

Одним словом, это было предложение, от которого Аристотель Фиорованти в данный момент своей жизни никак не мог отказаться. Он взял с собой сына, своего верного слугу Пьетро, и отправился в далекое путешествие.

Да, деньги действительно были хорошие, и Аристотелю удалось скопить приличное состояние; да, работа была интересной, и он воздвиг одно из лучших строений своей жизни – Успенский собор; и Великий князь относился к нему вроде бы неплохо, и Великая княгиня Софья покровительствовала, и пить по-русски научился, да вот к одному никак не мог привыкнуть итальянский мастер: к ничтожной стоимости человеческой жизни, как таковой, в Московском княжестве.

Когда для строительства Успенского собора ему откуда-то пригнали несколько сот каких-то людей, которые целыми сутками без устали дробили камень, обтесывали глыбы, сновали, как муравьи и мерли, как мухи, трудясь в ужасных нечеловеческих условиях, Аристотель попытался у Патрикеева (до Великого князя его не допустили) как-то вступиться за этих несчастных, попросить для них лучшей пищи, одежды и больше отдыха.

Патрикеев посмотрел на него как-то странно, будто не понимая, о чем он говорит, а его ответ совершенно потряс Аристотеля: «Да ты о деле думай! Для тебя главное дело – храм возвести! А людишек-то этих у нас тыщи, одни помрут, новых дадим, больше прежнего, а ты работай, работай! Понял?»

И потом еще много раз видел Аристотель странное и непонятное ему пренебрежение человеческой жизнью, притом больше всего его поражало то, что люди, которые вот так бессмысленно гибли, – не роптали, не противились, напротив, они сами считали, что жизнь их не важна, а важно дело, которое они совершают, и эту великую загадку русского народа Аристотель так никогда и не смог постичь.

И когда в прошлом году беспощадно, бессмысленно и нелепо был зарезан, как овца, под мостом славный, милый и добрый человек, замечательный доктор, немец Антон, которого Аристотель хорошо знал и с которым успел подружиться, коротая в интересных беседах при свече время в длинные осенние вечера, – из-за чего? – из-за одной-единственной профессиональной ошибки, но притом даже родственники несчастного больного не желали смерти врача, а Великий князь повелел! – этого, надорванные трудом, преклонными годами и страхом, нервы Аристотеля не выдержали.

Какое-то безумие нашло на него и, не слушая ничьих советов, не имея никаких документов, он вскочил в кибитку и велел погонять, погонять и погонять, чтоб поскорее и подальше умчаться от этого ужасного города…

Если бы не постоянная заступница земная – Великая княгиня Софья, да не заступница небесная Пресвятая дева Мария, так бы верно и сложил бесславно свою голову Аристотель Фиорованти на московской земле.

Да вот, слава Богу, вроде все обошлось. Вступилась за него Софья, сменил свой гнев на милость Великий князь, взял даже его с собой в Тверской поход в прошлом году и потом еще проявлял милость не однажды, так что, вроде, все уладилось…

…И тут вдруг вышел из покоев Великой княгини потрясенный и счастливый Андреа, бросился отцу на шею, и пока Паола покинула их на несколько минут, Аристотель с изумлением выслушал столь восхитительную и неожиданную новость.

У него вдруг словно камень с души спал, – ведь главной, тоскливо мучавшей его заботой было будущее Андреа, которое неизвестно как было устроить, потому что талантов к отцовскому делу у него, увы, не было, а какая ужасная судьба могла ожидать его после того, как Господь примет к себе отцовскую душу, было совершенно неизвестно.

Матерь Божия, Пресвятая дева Мария, неужели все так хорошо обернулось?! Аристотель готов был прямо тут пасть на колени и молиться, но Паола вышла из покоев Великой княгини и пригласила его войти.

Наспех попрощавшись с сыном, который обещал дожидаться отца дома, готовясь вместе со своей юной супругой к завтрашнему тайному отъезду из Москвы, Аристотель не вошел – вбежал в покои Великой княгини и со слезами на глазах бросился ей в ноги, целуя краешек парчового платья.

– Мой дорогой Родольфо, – растроганно сказала Софья и соизволила прикоснуться своей царственной рукой к небритой щеке старого мастера. – Как я рада тебя видеть!

– Государыня, благодарю за сына – теперь я могу умереть спокойно!

– Ну что ты, Родольфо, не будем говорить сегодня о смерти. Помнишь, когда-то я сказала тебе, что ты обретешь в моем государстве великую славу, если, конечно, выживешь. А чтобы выжить и сотворить нечто великое, тебе придется стать сильным, ибо только тогда твое имя останется в веках, потому что Господь помогает сильным. Я думаю, Господь помогал тебе, ибо ты совершил много замечательных дел: изготовил лучшие в мире орудия, чеканил монеты, построил замечательный мост через Волхов, набросал план перестройки Кремля, по которому теперь работают твои земляки, наконец, ты построил Успенский собор, которого одного достаточно, чтобы прославить твое имя в веках. Я уже не говорю о десятках твоих свершений на далекой первой родине. Чего еще может желать человек? Слава, величие, благодарность потомков – все это связано с твоим именем. Я уже не говорю о некоторых замечательных твоих свершениях, которые в силу определенных обстоятельств должны остаться в глубокой тайне: помещение, которое ты соорудил для моей библиотеки, сохранит ее не на века – на тысячелетия. Кстати, я уже забыла – Андреа во всем помогал тебе, когда вы строили это хранилище?

Аристотель насторожился.

– Только до определенной степени, государыня. Я не мог обойтись без его помощи во время самой постройки и укладки внутренних стен из особого стекловидного камня, секрет, которого я тут же уничтожил. Однако весь сложный и уникальный механизм доступа к помещению я разрабатывал один, Андреа ничего не знает о нем.

– Это хорошо, – сказала Софья. – То есть я хотела сказать, хорошо что кроме меня и ты еще знаешь как туда попасть. Если вдруг я забуду, ты мне напомнишь.

Это плохо, – подумал Аристотель,  – это очень плохо. Похоже, что она хотела бы остаться единственной обладательницей этой тайны…

– Я всегда к твоим услугам, государыня, а после твоего сегодняшнего благодеяния я в неоплатном долгу.

– Пустяки, Родольфо, пусть твой сын, раз, у него нет твоего божественного дара, применит свои способности в другом месте, и пусть твои потомки послужат, как и ты послужил, величию и славе моей державы.

Великая княгиня вынула откуда-то из многочисленных складок своего роскошного парчового платья маленькую золотую монетку и, улыбаясь, протянула Аристотелю.

– Это твоя?

Аристотель повертел монету и тоже улыбнулся.

– Да, – ответил он.

– Я обнаружила ее случайно и провела несколько часов перебирая сотни других твоих монет, но нигде больше не нашла вот этого маленького цветочка с пятью лепестками, который вытеснен здесь. Я догадалась – fiori a venti – цветок на ветру – это твоя фамилия.

– Да, государыня, я помечал этим знаком каждую тысячную монету, чтобы не сбиться со счета. В Болонье я гравировал на монетах другое изображение – всадник, скачущий против ветра и разбрасывающий цветы.

– Никто кроме меня не называет тебя «Родольфо», это ведь твое подлинное имя, верно?

– Если признаться честно, государыня, я не знаю толком своего подлинного имени. Батюшку моего – тоже архитектора и инженера – звали Фиорованти ди Родольфо, и с детства он называл меня Родольфо, хотя при крещении мне дали совсем другое имя, но уже в дипломе Болонского университета я был вписан как Аристотель… Возможно потому, что, желая похвалить за успехи, так называл меня именем греческого мудреца мой учитель Гаспаро Нади.

– Я думаю, что и в нашу историю ты войдешь под этим именем. Подай нам сладкое, Береника.

Софья пригласила Аристотеля к столу, собственной рукой наполнила два серебряных кубка красным вином из бутыли венецианского стекла и тут появившаяся, как из под земли Береника, поставила на стол большое блюдо с маленькими ароматными ломтиками сушеной дыни.