Текст книги "Будни контрразведчика "

Автор книги: Роберт Тронсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

8.
НАЧАЛО КОНЦА ОДНОЙ ЭПОХИ.

Сэр Генри, точный как всегда, приехал на маленькую площадь вовремя и расплачивался за такси под мерный бой церковных часов.

После сердечного приступа сэр Генри возвратился на службу слишком рано, невзирая за запреты врача. Сэр Генри испытывал непреодолимое отвращение к своим коллегам, но не мог жить без служебной рутины, она была ему необходима как воздух, а колкости Бакстера Лавлейса он сносил легче, чем придирки своей супруги.

Сэр Генри был таким же рабом своих привычек, как старик Кроум. Вот уже многие годы в последнюю пятницу месяца в половине пятого вечера он приезжал сюда, на площадь с облезлыми старыми домами, окруженную тесным кольцом машин. И сегодня он снова стоял здесь, безучастно глядя перед собой. На церкви били часы, с платанов на землю падали осенние листья. Сэра Генри ждала здесь минута сладостного отдыха, которую он урывал от долгих и подчас мучительных заседаний. Ибо в последнюю пятницу каждого месяца он выполнял тяжкую обязанность: докладывал кабинету министров, как обстоит дело с государственной безопасностью… «Сколь печальные повести мне подчас приходится излагать», – горестно думал сэр Генри.

Сегодня битком набитый портфель казался тяжелее обычного. Но у подъезда дома № 28 он ощутил внезапный прилив сил. Сэр Генри распрямил усталую спину, лихо заломил набекрень шляпу и нажал кнопку звонка.

Под звонком на маленькой карточке было аккуратно напечатано: «Мисс Домина Уиплеш».

В эту же самую пятницу наступила передышка и для всей службы безопасности, где в последнее время развивалась непривычно бурная деятельность. Правда, в основном кипучая энергия контрразведчиков уходила на отчаянные попытки разведать что-нибудь об операции «Девять муз» в других отделах и заключалась в слежке друг за другом. Тем не менее это было занятие трудное и небезопасное. И вот в пятницу по всему Лондону руководящие деятели контрразведки со вздохом облегчения собирали принадлежности для гольфа – до понедельника наступало неофициальное перемирие.

Бойкотту, однако, эти дни не сулили отдыха. Последние две недели он был занят по горло операцией «Шпионская группа на Балморал-Касл-Драйв». Ежедневно его ЭВМ набивали информацией о каждой мельчайшей подробности из жизни миссис Кромес-ки, но аппарат упорно не желал дать ключ к разгадке загадочного дела, в котором она была замешана. Бойкотт с безрассудством отчаяния занимал слежкой все больше и больше людей, а Кислятина Крэбб, хладнокровно взирая на все это, выжидал, когда его обреченный заместитель сам себя погубит.

Конец недели не сулил отдыха и Рональду Бейтсу. Он вот уже полмесяца усердно трудился, осуществляя, правда в меньших масштабах и без ведома высокого начальства, операцию, подобную той, что проводил Бойкотт. Однако по странной иронии судьбы он в отличие от Бойкотта добился кое-каких результатов. Было установлено, что зловещая антенна регулярно появляется над крышей «Рокового дома», а кроме того, не оставалось сомнений, что там творятся какие-то темные дела в духе «плаща и кинжала». Но какие?… В пятницу по дороге домой Рональд томился дурными предчувствиями. Таинственный враг, возможно, прекрасно осведомлен о затее Хаббард-Джонса и лишь посмеивается в кулак. А вдруг Хаббард-Джонс вообще замахнулся не по плечу? Тогда отделу несдобровать. От этой мысли Рональд похолодел. Глубоко задумавшись, он стал переходить улицу, но вдруг услышал скрипучий голос:

– Бейтс! Подите сюда!

Рональд недоуменно оглянулся. Кто бы это мог быть? Машина рядом с ним нетерпеливо загудела, и водитель высунул в окно огромную лысую голову. Рональд увидел лицо, как масленый блин, и на лице очки с разными стеклами – темным и светлым. Машина была очень старая, маленькая, чуть ли не с детскую коляску, и неописуемо грязная.

– В чем дело? – спросил Рональд. – В чем дело, сэр? – поправился он: во внешности водителя было что-то начальственное, наводившее трепет.

– Влезай, парень! – Водитель пинком открыл дверцу, и Рональд, обойдя машину, послушно взобрался на ободранное сиденье. Он терялся в догадках, кто бы это мог быть, но тут заметил среди остроумных изречений, начертанных пальцем на грязном стекле, лаконичную фразу: «Радкинс – шпион» – и все стало ясно.

Рональд не знал, чего от него хотят, и застенчиво поглядывал краешком глаза на знаменитого контрразведчика… Машина внезапно дернулась, с оглушительным треском вылетела на шумную людную улицу и покатила по ней.

Некоторое время Рональд молчал, потом, собравшись с духом, подсказал:

– Сэр, на этой улице одностороннее движение. Потому они все нам и гудят.

Его совет не возымел никакого действия. Бригадир Радкинс лихо свернул вбок и сосредоточенно повел машину против движения со скоростью двадцать миль в час, не глядя на светофоры, не обращая внимания на другие автомобили и на оскорбительные выкрики в свой адрес…

Рональд закрыл глаза – ему было страшно смотреть на сумятицу, которая сопровождала их продвижение вперед. «Я попал в лапы к сумасшедшему», – с ужасом подумал он.

– С ума сошел! Окончательно спятил! – неожиданно откликнулся бригадир словно в ответ мыслям Рональда.

– Кто, сэр? – кротко спросил Рональд, боясь разгневать похитителя.

– Как кто? Ваш начальник, конечно. Остолоп. Тупица.

Рональд при всем желании не нашел, что ответить, и промолчал.

– Моих ребят называют «радкимены». Да, «радкимены». Все они у меня не профессионалы, а любители. Единственный профессионал – я сам. И так лучше. А взгляните на мои очки – ловко придумано, правда? У меня их две пары. В одной паре темное стекло левое, а в другой – правое. Если очки незаметно поменять, можно напугать собеседника до полусмерти. Помню, Генри Спрингбэк чуть однажды не рехнулся из-за этих очков.

Бригадир неожиданно резко повернул, въехал на тротуар.

По сравнению с мостовой, забитой транспортом, здесь было настоящее раздолье, и Радкинс погнал машину вдоль тротуара. Пешеходы разлетались от него, как испуганные голуби.

– От любителей куда больше пользы. Все двери им открыты. Кого только нет среди них: бизнесмены из Сити, букмекеры, сельские дворяне, актеры, юристы, даже парочка католических священников имеется.

Он внезапно остановился. Они находились посредине пустынной серой улицы. «Наконец-то, – подумал Рональд. – Теперь бригадир заговорит о деле». Рональд чувствовал, что сейчас услышит нечто исключительно важное.

– Какое у нас сегодня число, Бейтс?

– Двадцать девятое октября, сэр.

– Прекрасно. Ну всего доброго. Рад был встретиться.

Неожиданно бригадир ловким движением выбросил в бок огромную ногу и пинком открыл дверь, у которой сидел Рональд. Рональд очутился на мостовой, вокруг не было ни души, машина, стреляя отработанным газом, исчезла из глаз, оставив в прозрачном осеннем воздухе густое облако черного дыма.

На некотором расстоянии отсюда, в запущенной подвальной квартире сэр Генри и мисс Уиплеш пили чай. Сэр Генри был доволен и покоен.

– Как дела на службе, милый? – спросила мисс Уиплеш, будто преданная жена.

– Ужасно, – признался сэр Генри. – Ужасно.

– Бедняжка, – откликнулась она совсем по-матерински.

Обсудили здоровье сэра Генри, поговорили о странных болях в спине, мучивших в последнее время мисс Уиплеш. Потом, взглянув на часы, она воскликнула:

– Половина шестого! Сижу и болтаю, словно мне нечего делать. Сейчас надо будет принять одного выжившего из ума старикана. Он наверняка явится раньше положенного!

С этими словами она выбежала из комнаты и стала громко звать свою горничную Розу. Сэр Генри вздохнул. Волшебные минуты пролетели. «Может, она и про меня говорит «выживший из ума старикан»? – с горечью подумал он. Сэру Генри вдруг пришло в голову, что, пожалуй, это самое подходящее для него определение.

Не успел он выйти от мисс Уиплеш, как Роза закричала из прихожей:

– Старый дурак опять забыл портфель!

– Боже! – воскликнула мисс Уиплеш. – Вечная история!

Она взяла тяжелый портфель из блестящей кожи, туго набитый секретнейшими докладами, предназначенными только для глаз членов кабинета министров, – возвратясь в управление, сэр Генри обязан был тут же их уничтожить.

– Роза, голубка, догони его, пожалуйста!

– Эй! – закричала толстуха Роза, карабкаясь по ступенькам, ведущим из подвала на улицу. Сэр Генри был уже далеко, он заворачивал за угол. Роза бросилась следом со всей быстротой, на какую были способны ее стары ноги. Она побежала через сонную площадь, не замечая мчавшегося на нее фургона. Фургон сшиб старуху, отшвырнул ее далеко в сторону, и ей тут же пришел конец.

Фургон (вел его Мак-Ниш) направлялся к «Роковому дому». Мак-Ниш не обладал чувствительным сердцем и даже не подумал остановить машину. Он увидел, что свидетелей нет, и просто-напросто понесся дальше, не ведая, что судьба избрала его своим орудием…

Когда Розу сбило, портфель сэра Генри вылетел у нее из рук и, описав высоко в воздухе длинную дугу, упал на кучу осенних листьев в скверике посредине площади. Листья падали и падали, и через несколько часов портфеля уже не было видно. Портфель остался здесь лежать на всю долгую зиму и мало-помалу сгнил. К весне десяток государственных секретов особой важности превратился в кучку полезного и питательного удобрения.

В ту же самую пятницу вечером сэр Генри повесился у себя в кабинете. По случаю выходного дня тело его обнаружили только утром в воскресенье.

Он позвонил мисс Уиплеш и узнал, что Роза ушла с его портфелем и не вернулась. Но покончил он с собой не из-за этого. Хотя ему было отлично известно, что от дома мисс Уиплеш до русского посольства рукой подать, а за несколько шиллингов Роза готова расстаться со своей бессмертной душой, он в тот момент не предпринял ничего… Нет, он наложил на себя руки несколько позднее, когда, вернувшись в управление, нашел на своем столе вежливую записочку, приглашавшую его на неофициальное торжество – проводы, которые коллеги устраивали мистеру Кроуму в связи с его уходом на пенсию.

9.
НЕКРОЛОГИ ВЫБОРОЧНО.

Первыми о смерти сэра Генри узнали «Трое безымянных» из МИ-5.

Тот, который услышал эту весть по телефону, не промолвил ни слова. Он положил трубку и молча прошел мимо своих двух коллег («Безликих») к щиту, занимавшему целиком одну стену. Там на сложной схеме, отображавшей взаимосвязь всех отделов безопасности, значились фамилии их руководителей. «Безликий» зачеркнул фамилию сэра Генри и вернулся на свое место. Двое остальных кивком головы дали понять, что им все ясно, и заседание продолжалось.

Бакстер Лавлейс получил сообщение о смерти своего шефа по прямому проводу, соединявшему его элегантную квартиру с Управлением безопасности. Лавлейс не смог уехать за город на эти дни, а сидеть в воскресенье в Лондоне ему было обидно, поэтому он пребывал в дурном расположении духа. Чтобы как-то отвлечься, он лепил фигурку из пластилина, отрабатывая каждую деталь.

– Ну, конечно. В этом весь сэр Генри. Нарочно выкинул такой номер в воскресенье, чтобы не дать людям спокойно отдохнуть. Ладно, сейчас я приеду.

Он повесил трубку и вернулся к своему занятию. Фигурка была дюймов в девять высотой и сильно смахивала на Бойкотта.

Бакстер Лавлейс отыскал на письменном столе огромную булавку и с силой воткнул ее фигурке под ложечку…

– Ох! – простонал Бойкотт, отрываясь от мощного телескопа, направленного на открытую балконную дверь дома Кромески.

– Что случилось, сэр? – спросил полицейский инспектор, вошедший с каким-то донесением в руках.

– Не иначе, как язву заработал, – горделиво объявил Бойкотт, схватившись за живот. Язва, по его мнению, была болезнь достойная, полностью в духе века электроники.

– Вот, только что получено для вас, сэр.

Бойкотт решил, что труды его увенчались долгожданным успехом. Он нетерпеливо вырвал у инспектора бумажку. Оказалось, что это всего-навсего сообщение о трагической смерти сэра Генри. Бойкотт смял сообщение в комок и отшвырнул прочь.

– Кому это интересно! – пробормотал он в раздражении, возвращаясь к телескопу.

Командор Солт тоже наблюдал через окно за внешним миром, но при посредстве огромного морского бинокля.

– Что за унылая картина вокруг! – заметил он мрачно.

– Унылая картина сейчас на Уайт-Холле – старик Спрингбэк повесился у себя в кабинете, – с присущим ему остроумием сообщил лейтенант Игар, подавая шефу рапорт.

– Та-а-ак, – протянул бравый командор, вставил в глаз монокль и принялся за чтение. – Пожалуй, это сигнал опасности. Давай-ка, приятель, свернем на некоторое время все дела. Надо выждать.

– Ничего удивительного, – констатировал бригадир Радкинс.

– У бедняги Спрингбэка кишка была тонка для такой работы. Но все-таки это уж чересчур. Старый дурак.

– Сибилла! – позвал жену старик Кроум. – Достань-ка мне черный галстук. Только что трагически скончался мой бывший шеф.

Он узнал о смерти сэра Генри из шестичасового выпуска последних известий и огорчился до глубины души.

– Но я уже упаковала все галстуки, Эдвин.

– Прости, дорогая, я тебе доставлю столько хлопот, но сама понимаешь…

Завязывая галстук в спальне перед зеркалом, он сказал дрогнувшим голосом:

– Это конец целой эпохи. Он и я, пусть на разных ступенях служебной лестницы, были последние, – я в этом убежден самые последние хранители традиций государственной службы.

У старого честного труженика навернулись слезы на глаза, а жена посмотрела на него растроганным взглядом.

Но тяжелее всех воспринял печальную новость Хаббард-Джонс. Он попросту впал в неистовство.

– Черт побери! – вопил он. – Проклятье! Безмозглый осел! Да как он посмел!

Хаббард-Джонс метался по своей роскошной новой квартире, швыряя на пол и опрокидывая все подряд и изрыгая проклятия:

– Черт! Черт побери! Черт их всех побери!

10.
ОПЕРАЦИЯ «ЖМУРКИ».

Стоял холодный ясный вечер, какие бывают в пору первых заморозков. В небе висела полная луна, круглая и белая, словно тарелка. Безлюдные воскресные улицы в ярком лунном свете казались театральными декорациями. Фургон «Акционерного общества Футлус» с головокружительной скоростью несся по Кэмден-Хилл.

На крыше фургона под брезентом распростерся мертвецки пьяный Хаббард-Джонс, загримированный под Черного менестреля. [23]  [23] Черные менестрели – ансамбль негритянской песни.


[Закрыть]

За рулем сидел Джок Мак-Ниш. Ему было невдомек, что смерть толстухи Розы, случившаяся по его вине, послужила толчком для операции «Жмурки».

Сидя рядом с Мак-Нишем, Рональд Бейтс размышлял об удивительных событиях последних часов, из-за которых он попал теперь в эту историю.

Началось все с того, что Рональда срочно вызвали на службу. Факт сам по себе невероятный, ибо в обычное время Хаббард-Джонс скорее пустился бы вплавь через Ла-Манш, чем согласился работать в воскресенье. Вместо приветствия шеф торжественно объявил:

– Бейтс, сегодня вечером мы должны проникнуть в «Роковой дом». Начинаем операцию «Жмурки».

– Какую операцию?

– А вы что, черт возьми, не соображаете? Я вам сто раз о ней говорил. – В действительности мысль об операции «Жмурки» пришла ему в голову полчаса назад. – Это вторая часть «Плана Х.-Дж.», дубина вы эдакая.

Находясь в подпитии, Хаббард-Джонс снова и снова возвращался к идее о блистательном маневре, который раскроет тайну «Рокового дома». Но до сего дня все это оставалось заманчивой мечтой, не влекущей за собой решительных действий. Однако теперь над Хаббард-Джонсом нависла страшная угроза – место сэра Генри займет Бакстер Лавлейс, и тогда прости-прощай его привилегии, которых он только что добился. Наступало время укрепить свои позиции, доказать на деле, что его отдел – боевой отряд контрразведки. И доказать незамедлительно.

– Так вот, – продолжал он. – Массированный рейд. Как можно больше людей. Вооруженных до зубов. – Тут даже он понял что хватил через край, и несколько сбавил тон. – То есть, не поднимая особого шума, кто-то один из нас должен пробраться в дом.

– Вот оно что, – сказал Рональд. И добавил: – И кто же?

Хаббард-Джонс притворился, будто не слышит. Некоторое время он шагал взад и вперед по комнате, погруженный в раздумье. Наконец как ни в чем не бывало он объявил:

– Бейтс, как только мы туда приедем, вы перелезаете через забор, и после этого вам следует…

– Ни за что, – прервал Рональд с твердостью, неожиданной для самого себя.

– Вы отказываетесь выполнять приказ, Бейтс?

– Да.

Они молча уставились друг на друга. Трудно было сказать, кто из них удивлен больше.

И сейчас в уютной и теплой кабине Рональд вспоминал с некоторым даже удивлением, как впервые в жизни выказал неподчинение. Правда, Хаббард-Джонс сразу насел на него, пустив в ход весь набор приемов, которым располагает уязвленное начальство, и Рональд чуть было не утратил свой бунтарский дух. Еще немного – и он бы уступил, но тут нечто неожиданное и трогательное вновь придало ему мужество: Рональд откинулся на спинку подпрыгивающего сиденья, и перед его глазами опять прошла следующая сцена.

Место: отдел наблюдения за иностранными гражданами.

Время: вечер того же дня.

На сцене: передний план – Скромница, Рональд Бейтс. Задний план («святилище») – Хаббард-Джонс.

Рональд в тревоге ходит из угла в угол.

Хаббард-Джонс. Ох! Ой! Какая боль в спине! У меня, должно быть, смещен позвонок.

Рональд. Ничего не поделаешь. Придется мне взять это на себя. Ему такое сейчас не под силу.

Скромница. Нет! Пожалуйста, не надо, мистер Бейтс.

Рональд. О чем это вы?

Скромница (смущенно). Если… если все кончится плохо, если кого-то ранят или убьют, когда нужно будет лезть в этот дом, или еще что… пусть лучше его, а не вас…

Рональд. Но ведь… Вы и он…

Скромница (неожиданно взяла его за руку обеими руками). Да ничего у меня к нему нет… Просто я боюсь его – он командует, и я сразу теряюсь и не могу за себя постоять. Пожалуйста, мистер Бейтс, не подвергайте себя такой опасности!

Рональд (неожиданно дерзко). Надо бы и мне так командовать…

Скромница. Нет, нет! Глупый, ведь вы мне и нравитесь потому, что вы не такой, как он. (Глаза у нее сияют, Рональд зачарованно смотрит на нее. Волшебный миг.) Пожалуйста, мистер Бейтс! Поберегите себя. (Скромница дарит ему нежный поцелуй и выбегает из комнаты).

Рональд возвращается к действительности и смотрит на часы. Слежка за «Роковым домом» показала, что наиболее удобный момент для прорыва – это одиннадцать часов вечера. Сейчас двадцать пять двенадцатого. Время упущено. Их операция должна бы уже сейчас идти полным ходом.

Подготовительная стадия проведена удачно. В десять часов через забор в сад «Рокового дома» забросили несколько кусков мяса со снотворным. Через четверть часа свирепые сторожевые псы спали глубоким сном. Вокруг все дышало покоем. Хаббард-Джонс, смирившись наконец с тем, что Рональд не возьмет на себя его обязанности, тоже, казалось, успокоился. Весь день он пил, не переставая, но тем не менее позволил облачить себя в черный кожаный комбинезон и намазать лицо черной ваксой.

Скромница вслух читала по списку, а Рональд и Джок Мак-Ниш вооружали и снаряжали нетвердо стоящего на ногах и с ухмылкой озирающегося шефа.

1 нож с длинным тонким лезвием, 2 ножа с широким лезвием, 1 автоматический пистолет 32-го калибра, 2 микро-фотокамеры.

И так далее… Длиннейший список, но наконец отряд спецназначения в составе одного человека был полностью экипирован и готов к бою.

И только когда шефа укладывали на крышу фургона, стало ясно, что он мертвецки пьян.

Хаббард-Джонса спрятали под куском брезента, приставную лестницу унесли, и вдруг из-под брезента высунулась перекошенная черная физиономия:

– Мне не дали бомбы со слезоточивым газом!

– Дали, дали. Я все проверила дважды, – ответила Скромница. Она вышла с ними попрощаться и, дрожа от холода, стояла у фургона. Машина тронулась в путь, когда было далеко за одиннадцать. Скромница помахала им вслед рукой.

Джок гнал сломя голову и не обращал ни малейшего внимания на Хаббард-Джонса, если тот вдруг начинал отчаянно барабанить по крыше, требуя, чтобы машину остановили. Только благодаря Мак-Нишу налет вообще состоялся. Было уже без четверти двенадцать, когда веревку с крюком зацепили за платановую ветвь, и Хаббард-Джонс повис, качаясь, над забором «Рокового дома»… Рональд и Джок ждали, напрягши слух. Наконец послышался тяжелый глухой удар…

– Приземлился!

Затем раздались неверные шаги, приглушенные проклятия, что-то звякнуло. Хрипение, кашель, плевки – из-за забора поднялось клубящееся белое облако.

– Боже милостивый! Он хлопнул об землю слезоточивую бомбу, – догадался Джок.

Полицейский констебль Уорт любил ночные дежурства. Он с удовлетворением бродил в одиночестве по пустынным улицам, погруженный в свои мысли. Он перебирал в памяти все когда-либо нанесенные ему обиды, стараясь ни одной не пропустить. А в этот ясный вечер, совершая обход залитых луной улочек и переулков, Уорт неотступно думал о самой большой своей обиде. Это было нечто из ряда вон выходящее, и вот уже две недели воспоминание о ней наполняло его душу сладостной болью. Подумать только – явился инспектор и приказал (конечно, чтобы задержать продвижение Уорта по службе) освободить из-под ареста преступника (задержанного Уортом с риском для жизни), который выдал себя за слепца, оказал сопротивление властям и совершил нападение на офицера полиции… Тут Уорт заметил неподалеку в тени дерева огромный фургон. Констебль насторожился. Фургон мог быть связан с нарушением порядка, нарушение порядка могло означать арест, аресты же, по мнению простодушного Уорта, означали продвижение по службе.

Используя полицейский прием, известный под названием «растаять в ночной темноте», он стал крадучись подбираться к фургону.

Облако слезоточивого газа развеялось, кашель затих вдали, и Рональд и Джок принялись за запасное колесо, из которого предварительно был выпущен воздух. Они положили колесо на мостовую, разбросали вокруг инструменты, надеясь таким образом создать впечатление, будто заклеивают прокол, если вдруг привлекут к себе чьи-нибудь любопытные взоры.

– Дай бог ему унести оттуда ноги!

– Черта с два, – бесстрастно ответил Джок. – Ничего у него не выйдет. Поручил бы мне – я с четырнадцати лет взламываю замки и залезаю, куда надо. И сцапали меня всего два раза. Так-то. И вообще, на черта нам мерзнуть вдвоем, – рассудил он, забрался в кабину и тут же заснул.

Рональд остался один, он так замерз, что у него не гнулись пальцы. Он считал своим долгом думать и тревожиться о Хаббард-Джонсе, но мысли его были заняты только Скромницей…

Внезапно ему в лицо посветили фонариком.

– Что случилось, приятель?

– Ничего страшного, констебль, всего-навсего прокол. Я уже почти привел колесо в порядок.

Уорт прошелся с фонариком вокруг фургона и увидел надпись: «Акционерное общество Футлус. Документальные, видовые и короткометражные фильмы». Подозрения констебля мигом развеялись, он преисполнился доброжелательности.

– Снимаете фильм, сэр?

Рональд начал излагать легенду, сочиненную на подобный случай.

– Совершенно верно. Были на съемках с шести утра. А сейчас уже почти дома, и надо же такому случиться.

– Ну, ребята, вы вкалываете не хуже нашего. Давайте-ка я вам пособлю, устали небось.

– Ничего, констебль… Я и сам справлюсь… Уже почти все…

Рональд принялся завертывать гайки, надеясь так потянуть время, но Уорт, ткнув носком башмака в колесо, заключил:

– Верно, у вас тут все в порядке. Теперь гоните домой, и на боковую.

– А я не спешу… То есть, конечно, на боковую, – неумело изворачивался Рональд.

– Вы один, сэр?

– Э-э… не совсем.

Рональд открыл дверцу и изо всех сил встряхнул храпящего Мак-Ниша.

– Значит, он вернулся? – поинтересовался Джок спросонья.

Рональд отчетливо и громко прокричал ему в ухо:

– Констебль любезно помог мне, Джок. Можно ехать.

– Ну и ну! – вырвалось у Джока.

– Что делать? Не бросать же здесь шефа одного, – взволнованно зашептал Рональд. Джок лишь пожал плечами.

– Благодарю вас, констебль, – обратился Рональд к Уорту. – Пожалуй, мы двинем дальше.

Уорт закрыл за Рональдом дверцу и вежливо откозырял:

– Спокойной ночи, сэр. Поезжайте осторожнее.

Сразу же за углом Джок остановил машину.

– Пойдем глянем, – сказал он.

Они вылезли из машины и на цыпочках двинулись обратно. На Линкольн-Террас ни души, вокруг мертвая тишина.

Вдруг из «Рокового дома» донесся оглушительный взрыв. Джок и Рональд в ужасе посмотрели друг на друга.

– Смотри-ка, – прошептал Джок. – Он, кажется, провернул это дело.

На заборе появилась черная тень. Прыжок – и тень благополучно приземлилась, но в тот же миг из мрака вынырнула еще одна черная тень. Завязалась схватка, замелькали руки, ноги… И на середину мостовой в пятно лунного света выкатилась полицейская каска.

– Я смываюсь, – заявил Джок. – Он теперь в лапах у правосудия.

Рональд, к своему изумлению, каким-то образом очутился рядом с Джоком в кабине. Фургон понесся по улице. Рональд понимал, что не проявил должной храбрости, но трусость всегда заразительна.

Схватка на мостовой была недолгой – через минуту Уорт подтащил свою жертву к ближайшему фонарю. Крупные капли пота, стекая, оставляли следы на черной ваксе, и лицо у Хаббард-Джонса было все в полосах. Тем не менее Уорту не стоило большого труда узнать черты, столь глубоко врезавшиеся ему в память. Да, ночка сегодня выпала удачная.

– Ах, это опять ты! – воскликнул бравый констебль. – Ну уж теперь держись…