Текст книги "Будни контрразведчика "

Автор книги: Роберт Тронсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Роберт Тронсон
Будни контрразведчика

Роберт Тронсон

Будни контрразведчика. – М.: СП «Амскорт интернэшнл», 1991. – 112 с.

Издание осуществлено совместно с издательством «КОСМОС»

Сокращенный перевод с английского Н. Гвоздаревой

Художник А.В. Ким

ISBN 5-85435-008-4

Управление внутренней безопасности было организовано в 1963 году, вскоре после того, как стало известно, что глава сектора СССР МИ-6 [1]  [1] «МИ-6» – британская военная разведка (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть], человек по фамилии Филби, около тридцати лет являлся советским тайным агентом. Столь печальное событие, завершившее целый ряд провалов в системе британской службы безопасности, послужило причиной, по которой некоторые министерства сделали вывод о необходимости укрепить дисциплину в своих отделах контрразведки. Итак, с малосбыточной надеждой на совместную деятельность этих многочисленных (и полностью самостоятельных) организаций вместо привычного их соперничества было создано УВБ.

«… Основная задача сейчас для нашей контрразведки – это не стать посмешищем для ЦРУ». (Сэр Генри Спрингбэк. Из речи на заседании Объединенного совета контрразведки по случаю вступления в должность первого главы британской службы внутренней безопасности. 1964 г.)

ПОСВЯЩАЕТСЯ НОНЕ

И РАСТВОРИМОМУ КОФЕ,

БЕЗ КОТОРЫХ

ЭТА КНИГА

НЕ БЫЛА БЫ НАПИСАНА

Часть первая.
МЫШИНАЯ ВОЗНЯ.
1.
ПОТАЙНОЙ ХОД.

Хаббард-Джонс спрыгнул с автобуса и нырнул в ближайший подъезд. Он украдкой огляделся по сторонам, посмотрел вперед, назад. Через минуту огляделся снова, на сей раз внимательно и не торопясь. Вдруг следом за ним подкатят какие-нибудь широколицые славяне в черной машине с дипломатическим номером или подъедет в такси элегантная черноволосая красотка, иностранная контрразведчица… Но ничего похожего он не увидел.

Значит, все в порядке: слежки за ним нет. Снова разочарование – никакого интереса к его персоне с их стороны. Он пожал плечами и двинулся через дорогу.

На противоположном тротуаре он остановился полюбоваться собой у витрины табачной лавки и остался много доволен тем, что увидел. Приподнятое настроение, в котором он покинул заседание Объединенного совета контрразведки, вернулось к нему.

– Хаббард-Джонс, – обратился он к своему отражению в стекле. – Хаббард-Джонс, приятель, ты, верно, что-то затеял.

– Доброе утро, сэр.

В стекле рядом с ним возникла высокая тощая фигура. Хаббард-Джонс пришел в неописуемую ярость, и хорошее настроение мигом улетучилось. Однако он даже не повернул головы и лишь процедил, как чревовещатель, сквозь зубы:

– За каким чертом вас сюда принесло, Джонсон?

– Я иду обедать, сэр. У меня сейчас перерыв…

– Сколько раз я вам говорил, – накинулся на провинившегося Хаббард-Джонс, позабыв о конспирации. – Сколько раз! И вам, и всем остальным: встретили меня на улице – сделайте вид, будто не знаете. А если я, черт побери, веду слежку за опасным агентом? И вообще! Вы нас провалите, Джонсон! – вопил он. – Нас всех поубивают из-за вас…

Тут он смолк, заметив, что вокруг в ожидании драки собралась небольшая толпа.

Окинув зевак гневным взглядом, Хаббард-Джонс круто повернулся и зашагал прочь.

Он пересек еще одну улицу и оказался в узком переулке под названием Пикок-Лейн. Там, между конторой строительного подрядчика и довольно сомнительным заведением, где перекрашивали автомобили, помещался его отдел. Хаббард-Джонса трясло от негодования.

– Я из этого Джонсона кишки выпущу! – гремел он на весь переулок, пиная ржавые мусорные контейнеры у входа в дом под вывеской «Акционерное общество Футлус. Производство документальных, видовых и короткометражных фильмов». – И вообще, мне положена шикарная контора на Мейфер [2]  [2] Аристократический район Лондона.


[Закрыть], а не такая дыра, – добавил он поспокойнее, прыгая на одной ноге и потирая другую: он больно ушиб ее о зловредный контейнер.

У Хаббард-Джонса настроение всегда менялось неожиданно и резко, в этом он походил на английскую погоду. Сейчас его терзала обида на несправедливость.

Войдя в контору, Хаббард-Джонс остановился у стеклянной двери с надписью «Постановочная часть» и злобно воззрился на пятерых сотрудников, которые лениво перебирали за столами бумажки.

– Забываете о конспирации! Распустились! – завопил на них Хаббард-Джонс.

Сотрудники подняли на него равнодушные глаза. Такие вспышки были им не в новинку, и они уже не принимали их всерьез. Хаббард-Джонс повернулся на каблуках и, громко топая, стал подниматься по лестнице. На полпути он остановился, подумал и дальше двинулся на цыпочках. На верхней площадке он неслышно подкрался к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и постоял минуту, прислушиваясь.

– В-девять, – услышал он. – В-девять. А-пять. А-семь…

Звучит неплохо, серьезная шифровальная работа, как и полагается на секретной службе. Хаббард-Джонс самодовольно усмехнулся.

За дверью в неприбранной комнате царил покой. Придурковатый шотландец Джок Мак-Ниш, положив ноги на стол, разглядывал картинки в порнографическом журнале и самозабвенно жевал резинку. Молодой человек и девушка играли в морской бой.

– …и А-восемь, там, наверно, что-то есть.

– Ничего, – объявила девушка. – У меня Г-три, ваш крейсер пошел ко дну, мистер Бейтс…

Дверь распахнулась, и на пороге возник жирный, пучеглазый Хаббард-Джонс. Сотрудники на миг оцепенели, потом с виноватыми лицами кинулись к своим бумагам. Хаббард-Джонс не произнес ни слова. Он лишь окинул всех скорбным взглядом и в горестном молчании проследовал в свой кабинет, или, как он его называл, «святилище».

– Вот это влипли! Подловил он нас все-таки, – проговорил, наконец, Рональд Бейтс.

– Ерунда, просто он не в духе. Видно, ему влетело на этом дурацком совещании за то, что много о себе понимает. И поделом ему, воображале, – сказала девушка, повернулась к своей машинке и с силой застучала по клавишам, словно вымещая раздражение на своего шефа.

– Неловко как-то получилось. Он приходит, а мы тут бездельничаем, играем в морской бой, конечно, ему неприятно, – сокрушался Рональд. Он слегка кривил душой – особой неловкости он не испытывал, а просто считал, что добросовестный человек должен на его месте устыдиться такого поведения.

– Заткнись, Рон, – злобно оборвал его Мак-Ниш. Рональд вспыхнул, но заткнулся. Это был обыкновенный молодой человек, совсем неприметный, и лишь что-то простодушное и открытое в его лице отличало его от других.

Дверь «святилища» отворилась.

– Скромница! Идите сюда, быстро, – скомандовал Хаббард-Джонс.

– И когда он перестанет называть меня Скромницей, – вздохнула девушка, вставая и поправляя белокурые волосы. – У меня есть имя – Джина, Джина Кафф.

Хаббард-Джонс перекрестил ее в Скромницу в честь своей любимой литературной героини – персонажа из серии приключений в картинках, которая публиковалась в «Ивнинг стандард». [3]  [3] Лондонская вечерняя газета.


[Закрыть]

Скромница остановилась на пороге кабинета, обернулась и с мольбой взглянула на Рональда – пусть хоть он поймет, как тяжело ей приходится. Рональд смущенно опустил глаза, а Джина вздохнула еще раз и исчезла в кабинете, с такой силой захлопнув за собою дверь, что на полках забренчали пустые коробки от кинопленки, загрохотали ящики с наклейками «Сценарии», «Последовательность кадров» и тому подобное. «Акционерное общество Футлус» служило всего лишь вывеской для одного из отделов службы национальной безопасности, но правила конспирации здесь блюлись свято.

Хаббард-Джонс гордился своей должностью. Он надувался спесью от сознания собственной значительности, хотя отдел его был не из особо важных и работа там была лишена всякой романтики. «Отделу наблюдения за иностранными гражданами» вменялось в обязанность совместно с иммиграционными властями и Особым управлением Скотланд-Ярда [4]  [4] Управление внутренней безопасности.


[Закрыть] вести повседневную слежку за подозрительными иностранцами, обосновавшимися в Соединенном Королевстве. До того как заведующим назначили Управление британской контрразведки, которое числится в системе уголовной полиции.

Хаббард-Джонса, на этом посту много лет находился отставной армейский майор, служака, начисто лишенный воображения. Единственным его вкладом в дело была подробнейшая картотека ресторанов и кафе с восточной кухней. Майор считал, что быстрый рост числа подобных заведений в Великобритании свидетельствует о наличии опасного заговора со стороны восточных государств.

Отдел не располагал особыми возможностями. На его счету не имелось ни одного пойманного шпиона, и роль он играл весьма незначительную, а вернее – он был попросту не нужен. Но теперь его шеф вознамерился все это изменить, по крайней мере так он всем говорил…

«Пока что никаких изменений не видно», – грустно размышлял Рональд. Несмотря на туманные разглагольствования шефа о великом будущем, в отделе царила все та же будничная рутина. Время от времени Хаббард-Джонс пытался оживить работу несогласованными с начальством безумными тратами. Крупные суммы из скудных ассигнований (которые, кстати говоря, сокращались из года в год) выбрасывались вдруг на:

а) сомнительные мероприятия: «Бейтс, всем сотрудникам нужно пройти специальную тренировку. Ходят слухи, что начальство УВБ [5]  [5] Управление внутренней безопасности.


[Закрыть] собирается переформировать отдел в отряд спецназначения»;

б) опасные мероприятия: «Да, вот еще что, Бейтс. Я взял нового сотрудника, Мак-Ниша. Официально его оформить нельзя, поэтому платить я ему буду из наличного фонда. Он туповат, но нам понадобятся крепкие ребята, если придется, – тут он перешел на невнятный шепот, – убивать, когда наступит время…»;

в) личные цели: «Хватит ворчать, Бейтс. Без вас знаю, что девчонка печатает плохо, но, черт побери, глава отдела имеет право выдавать денежные премии по своему усмотрению».

Рональда глубоко тревожили эти нелепые выходки. Он с пуританской бережливостью относился к деньгам налогоплательщиков. В особенное уныние его поверг последний неоправданный расход шефа – Хаббард-Джонс не только выбросил на ветер неслыханную сумму государственных денег, но и лишил своих сотрудников единственного прибежища, превратив уютную уборную в коварную западню.

Почти всю уборную теперь загромоздила старинная газовая колонка, настоящее страшилище. Казалось, будто она наглухо привинчена к стене, на самом же деле она стояла незакрепленная на полу и могла в любую минуту рухнуть на ноги незадачливому посетителю. Это тяжеловесное сооружение из труб, баков и кранов, памятник какому-то давно умершему хитроумному водопроводчику, скрывало за собой секретную дверь в потайной ход – очередная глупость Хаббард-Джонса, которая влетела в немалую копеечку.

– Нам нужен запасной выход, – повторял он несколько месяцев подряд. – Да нет же, Бейтс! Какой еще пожар, дурак вы набитый! Это на случай, – здесь он понижал голос до выразительного шепота, – на случай, если они нападут на нас с парадного хода.

Навязчивая идея об их (кто бы они ни были) нападении все чаще и чаще приходила в голову Хаббард-Джонсу. И когда получили очередную квартальную субсидию, он без зазрения совести истратил ее на аренду заброшенного гаража на пустыре позади конторы… И теперь (если допустить, что нашелся бы подобный смельчак) можно было через дыру за колонкой головой вниз соскользнуть между двумя стенами в набитый старыми покрышками стенной шкаф гаража.

«Но кто полезет туда по своей охоте?» – размышлял Рональд, стараясь не задеть злобную колонку. И в сотый раз спрашивал себя: «Что я делаю? Зачем я здесь? И что будет дальше?» И в сотый раз был вынужден признать, что не может ответить ни на один из этих вопросов.

В огромной картотеке Управления внутренней безопасности на одной маленькой карточке поместилась вся официальная биография Рональда. Там было сказано:

Бейтс Р. (образ. – средняя школа). Место прохожд. воен. службы – Кент. Перев. в разведывательный корпус. Имеет офицерское звание. По оконч. службы завербован в систему безопасности. Назначен зам. зав. отделом наблюд. за иностр. гражд. Дополнение: оч. добросовестен; отлично составляет документацию.

Рональд немало бы огорчился, доведись ему прочесть это бесстрастное жизнеописание. В нем не было ни слова о тяжелом детстве, которое он теперь винил во всех своих недостатках и слабостях. (Правда, там не упомянули также и причины, по которой Рональда перевели на секретную службу, – а именно: того, что он показал себя никуда не годным солдатом). Но разве могла официальная бумажка передать, каким разочарованием оказалась для Рональда служба в контрразведке? Солдатом он частенько мечтал о заманчивой стороне этой профессии – белых смокингах, бесшумных пистолетах и пышногрудых брюнетках. Реальность оказалась куда прозаичнее: томительные месяцы в продутых сквозняком коридорах службы внутренней безопасности и ускользающая призрачная мечта о романтическом задании, которое можно доверить только ему. Его не направили в блистательный МИ-5 [6]  [6] «Милитари Интеллидженс – 5» – британская контрразведка.


[Закрыть] или куда-нибудь в этом роде – нет, его ждал отдел Хаббард-Джонса. И Хаббард-Джонс преподнес ему самую горькую пилюлю (этого тоже не было в карточке), когда объяснил, почему он выбрал себе в помощники именно Рональда.

– А, Бейтс, рад видеть вас в числе своих сотрудников, – встретил он его. – Теперь слушайте: главная наша задача – это обскакать все другие отделы контрразведки.

Рональд тупо уставился на своего нового шефа, пораженный его необычайным уродством.

– Вот единственная причина, – безжалостно сообщил Хаббард-Джонс, – по которой я просил назначить вас сюда. Вы столько времени болтались в Управлении – у вас там должны быть полезные связи. Так вот, держитесь за них. Я не постою за расходами, чтобы получить информацию о других отделах безопасности и обскакать их. Ясно?

Сокрушительный удар? Но худшее было впереди…

Патриота Рональда привела в ужас легкость, с какой он сумел выполнить недостойное требование шефа. Пока Рональд набирался храбрости, чтобы обратиться к кому-нибудь из знакомых сотрудников Управления внутренней безопасности, один из них сам предложил ему свои услуги. В последующие несколько месяцев почти весь фонд отдела на «непредвиденные расходы» перешел в карман этого информатора, а картотека о соперниках Хаббард-Джонса необычайно разрослась.

Рональду не понадобилось много времени, чтобы понять, как мешают в избранной им карьере энтузиазм, преданность, трудолюбие и другие свойственные ему черты. И сейчас он угрюмо размышлял об этом, подпирая спиной газовую колонку в уборной. В дверь забарабанили.

– Ты здесь, Рон? Он тебя зовет, – пробасил голос с сильным шотландским акцентом.

Минута покоя истекла. Рональд тяжело вздохнул и вышел.

Хаббард-Джонс, казалось, был теперь в отличном расположении духа. Он сидел у Рональда на столе, хлопая себя линейкой по толстой ляжке. В «святилище» у открытой двери Скромница застегивала блузку.

– Живей, живей, живей! – орал Хаббард-Джонс. – Хватит ковырять в носу, Бейтс! Вы – контрразведчики. Нечего ворон считать.

Он игриво хлопнул Рональда линейкой по ноге.

Рональд тоскливо подумал, что выглядит как наивный мальчуган.

– Как прошло заседание, сэр? – спросил он вежливо, вспомнив, что шеф только что вернулся из Управления.

– Очень, очень интересно. Об этом я и собираюсь с вами поговорить. Кто-то что-то затевает… Мак-Ниш, убирайтесь, и вы, Скромница!

Мак-Ниш и Скромница нехотя вышли, а он продолжал:

– Видите ли, до начала совещания я постоял у сэра Генри Спрингбэка под дверью, я хотел… То есть, собственно, я приехал в Управление рано. И разыскивал столовую. Хотел выпить чашку кофе. Ну, вы сами знаете, Бейтс, это здание – настоящий лабиринт.

Рональд уныло кивнул. Его невыразимо угнетала привычка шефа подслушивать под дверью.

– Останавливаюсь я, значит, случайно в этом коридоре, хотел спросить у кого-нибудь, как оттуда выбраться, – оказалось, что я рядом с кабинетом сэра Генри… Этот старый дурак кудахтал, как истеричная наседка, и все было слышно: «Не могу, не могу – это же государственная измена», потом слышу еще кто-то (я не разобрал кто, он говорил чертовски тихо) отвечает… Знаете, что он сказал?

Рональд кротко покачал головой.

– Он сказал: «Ваше единственное спасение – никому об этом ни слова. Даже не упоминайте об этом курьере. Если вы проболтаетесь на заседании, все набросятся на вас». Вот так. Каково, Бейтс?

Рональд помолчал минуту и спросил:

– А что было потом?

– Чья-то идиотка секретарша вышла из соседнего кабинета, и мне пришлось спрятаться в шкафу со щетками и ведрами. Но они что-то затевают, это точно. Сэр Генри все заседание подпрыгивал и разевал рот, как издыхающая рыба, – и никто ни словом не обмолвился о курьере.

– Но…

– Бейтс, глава службы внутренней безопасности утаил информацию особой важности о вражеском шпионаже! Намеренно утаил от всего Объединенного совета контрразведки! И все, что вы, черт вас побери, можете сказать, – это «но»!

– Но…

– К черту, Бейтс, я вам сейчас сверну вашу дурацкую шею! – Хаббард-Джонс в ярости стукнул по столу кулаком.

Воцарилась долгая и напряженная тишина. Рональд ждал, затаив дыхание. Но, как ни странно, Хаббард-Джонс вдруг совершенно спокойно сказал:

– Слушайте внимательно, Бейтс, как раз такой возможности я и дожидался. Мне надо подсидеть старого Генри, значит, нужно разузнать, что именно он утаил… Итак, беритесь за это дело, дружище!

На Рональда надвигалось багровое лягушачье лицо с выпученными глазами.

– Бейтс, это приказ!

Совесть подсказывала Рональду, что нужно возмутиться. Но он свято верил в дисциплину, и неповиновение было для него столь же омерзительно, как джин для трезвенника. А кроме того, он попросту боялся своего шефа, когда тот входил в раж. Он с тяжелым сердцем снял трубку и набрал номер Управления внутренней безопасности.

– Не поиграть ли нам завтра после работы в гольф? – спросил он, когда его соединили.

Он говорил неестественно веселым голосом, хотя лицо у него было виноватое – и немудрено, ведь этот бывший бойскаут принимал теперь участие в купле-продаже государственных секретов.

– В гольф? Вообще-то я сейчас очень занят садом. У меня куча дел – надо пересадить пятьдесят кустов, – услышал Рональд в ответ.

– Да бросьте, вы проведете время в двадцать раз приятнее. Встретимся завтра, а?

Код был несложен. «Гольф» означал СЕМУВБ, «Сводку ежедневных мероприятий Управления внутренней безопасности», особую книгу с подробным отчетом о каждом действии в системе британской контрразведки, «пятьдесят кустов» – цену в фунтах за то, чтобы эту книгу просмотреть. Бодрое встречное предложение Рональда – двадцать фунтов было с презрением отвергнуто, собеседники долго торговались хитроумно подбирая фразы, и, наконец, сошлись на сорока пяти фунтах.

– Ну как? – осведомился Хаббард-Джонс, когда Рональд в изнеможении положил трубку.

– Я получу ее завтра вечером, значит, в субботу и воскресенье я смогу над ней поработать.

– Ладно, – сказал Хаббард-Джонс, даже не поблагодарив подчиненного за подобную самоотверженность.

Рональд задумался – единственное утешение было в том, что заключая столь позорную сделку, он все-таки сумел сберечь пять фунтов государственных денег.

2.
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ТАЙНЫ.

Антони де Вир Бакстер Лавлейс, член клубов Уайта Брукса и Будла [7]  [7] Лондонские фешенебельные клубы.


[Закрыть], дважды упомянутый в журнале «Закройщик и портной» в числе десяти самых элегантных мужчин Великобритании, отложил «Файнэншл тайме» и собрался идти обедать. Щегольская внешность этого невысокого, стройного человека странно не вязалась с обстановкой в запущенном здании на Уайтхолле [8]  [8] Улица в Лондоне, где расположены правительственные учреждения.


[Закрыть], где под вывеской одного из отделов министерства сельского и рыбного хозяйства скрывалось Управление внутренней безопасности. Лавлейсу было тридцать два года, он двигался изящно, как женщина, отличался аристократической внешностью, вкрадчивыми манерами и непомерным самодовольством.

В длинном коридоре, куда выходила дверь его кабинета, не было ни души, только вдалеке у лифта виднелась изможденная фигура, слегка напоминавшая одну из злых карикатур на Невиля Чемберлена [9]  [9] Английский премьер-министр, участвовавший в подписании мюнхенского соглашения с Гитлером (1938 г.).


[Закрыть] в дни Мюнхена. Это был сэр Генри Спрингбэк. Бедняга сэр Генри! Шесть лет службы в системе британской безопасности, превратили его из способного и дельного администратора в жалкого и беспомощного неврастеника.

Прошел всего лишь год, как Бакстера Лавлейса назначили на пост Главного офицера связи объединенной контрразведки, пост, созданный со специальной целью – глава службы внутренней безопасности явно терял способность здраво мыслить и нуждался в прочной опоре. Сейчас, подкрадываясь к понурому сэру Генри, Лавлейс испытывал законную гордость. Многие отделы контрразведки похвалялись тем, что они довели сэра Генри до нервного тика, агентство «Б» ставило себе в заслугу, что у их шефа постоянно трясутся руки. Но Бакстер Лавлейс превзошел их всех. По его вине сэр Генри страдал тяжелой нервной экземой. Она покрывала коростой его бледное и унылое лицо.

– Ой! – взвизгнул сэр Генри, когда ему на плечо опустилась затянутая в безукоризненную перчатку рука. Он испуганно отпрянул назад и, безмолвно открывая и закрывая рот, в ужасе воззрился на своего первого заместителя.

– Что у вас за привычка, Лавлейс, подкрадываться сзади! – вымолвил он наконец.

– Нечистая совесть?

Сэр Генри тихо застонал.

– Зачем вы меня на это толкнули? Это – сокрытие информации, должностное преступление…

– Я вас ни на что не толкал. Вы занимаете ответственный пост, от вас ждут самостоятельных решений.

– Но если узнает министр внутренних дел или эти ужасные типы из отдела борьбы со шпионажем…

Перед ними остановился лифт, и сэр Генри Фаулер Спрингбэк, королевский советник, кавалер ордена Британской империи, вошел в кабину, сопровождаемый своим злокозненным заместителем. В лифте уже находился один пассажир – маленький старичок с добрым лицом. При виде сэра Генри его слезящиеся глаза засияли собачьей преданностью.

– А, это вы, Кроум. – Сэр Генри заметно повеселел. – Лавлейс, вы ведь знаете, Кроума?

– Конечно, кто же его не знает?

Действительно, весь штат Управления внутренней безопасности знал и любил старика Кроума, старшего клерка центрального сектора документации. Он бродил по всему зданию, шаркая ногами, и благодушно улыбался, и где бы ни появился этот согбенный, тощий старичок в поношенном черном костюме, пахнущем чернилами, и сверкающих белизной воротничке и манжетах, везде ему были рады.

– Это чиновник старой школы, – говорили о нем. – Теперь таких не бывает.

Сэр Генри обожал Кроума.

– Как вы себя чувствуете, Кроум? – заботливо спросил он.

– В моем возрасте жаловаться не приходится, сэр. Подумываю об уходе на пенсию. Уже недолго осталось… Что с вами, сэр? – обеспокоился старик, увидев, что сэр Генри переменился в лице.

Откуда было Кроуму знать, что за последнее время сэра Генри терзали странные суеверия – он выдумывал свои собственные приметы. Если он замечал на улице монахиню или беременную женщину, то сидел, скрестив указательный и средний пальцы, пока машина не минует три светофора. Вид катафалка на много дней погружал его в уныние. Но старик Кроум был для него связан с самой опасной приметой. Сэр Генри убедил себя, что умрет в тот день, когда старик Кроум уйдет на пенсию.

– Что с вами, сэр? – повторил Кроум.

Лифт остановился, и двери растворились.

– А? Что? Ничего, ничего, благодарю вас, Кроум, – горестно ответил сэр Генри.

Бакстер Лавлейс, радуясь, что лицо у его шефа дергается сильнее обычного, пошел через вестибюль к выходу. Старик Кроум сочувственно покудахтал и тоже покинул лифт, но сэр Генри словно застыл на месте.

По пятницам старик Кроум всегда задерживался на службе – в нем жил природный ужас перед незаконченными делами, которые могли остаться на следующую неделю. Начальство всячески поощряло его рвение.

– Кроуму цены нет, – говорили они. – Чтобы мы без него делали?

И не один сэр Генри страшился того часа, когда старик выразит желание уйти на пенсию.

В эту пятницу Кроум завершил свою добровольную сверхурочную деятельность сравнительно рано. В 6.15 он взял котелок, зонтик и портфель, собрал ворох секретных бумаг, которые надлежало сдать в особый сейф, и на лифте спустился в подвал.

Несколько лет назад весь подвал был перестроен, и теперь, выйдя из лифта, вы попадали из помпезного интерьера конца прошлого века в обстановку, представляющую собой нечто среднее между декорацией к научно-фантастической пьесе и вокзалом в стиле модерн.

Кроум пошел по длинному коридору, миновал объявление «Только с пропусками класса «А» и остановился перед массивной стальной дверью. На ней было второе объявление, еще более грозное: «Внимание! Охрана имеет приказ стрелять в каждого, кто попытается проникнуть в данное помещение без пропуска».

У Кроума зажужжало над головой – он попал в зону телевизионного контроля. Затем стальная дверь в десять дюймов толщиной бесшумно отворилась, обнаружив замки, которые сделали бы честь Форту Нокс. [10]  [10] База, где хранятся золотые запасы США.


[Закрыть]

– Привет, мистер Кроум, вы сегодня пораньше, чем обычно, – сказал вооруженный автоматом охранник в черной форме, возникший по ту сторону двери.

Он провел старика Кроума во второй лифт – зловещую ультрасовременную коробку из бронированной стали, отливающей змеиным блеском.

Через мгновение Кроум очутился в просторном бетонном зале. Здесь двое охранников дежурили в будке из пуленепробиваемого стекла. Кроум пересек барьер с рентгеновской установкой – она проверяла, нет ли у входящего оружия, – затем попал под лучи аппарата с чувствительным элементом, реагирующим на фотопленку в любой, даже микроскопической фотокамере, и остановился перед будкой.

– Привет, мистер Кроум, все работаете?

– Что поделаешь, мистер Ледбеттер. Гм… я, значит, хотел бы…

– Кроум заглянул в свои бумаги: – Мне нужны Альфа Ноль Три, Гамма Две Единицы и Омега.

Старший охранник повторял кодовые группы, а второй вручал Кроуму соответствующие ключи. Затем они повернули в будке тяжелое колесо, и открылась еще одна стальная дверь – в противоположном конце зала. Дверь вела в хранилище, где под железобетонными, устойчивыми против ядерной радиации сводами в сорок футов толщиной хранились в сейфах самые секретные тайны державы.

– Почему это он проходит не как все? Пропуск не показывает, в книге не расписывается и вообще? – спросил второй охранник, когда согбенная спина Кроума исчезла за дверью. Охранник был новичок и еще не знал всех особенностей службы внутренней безопасности.

– Вот что, парень, – строго заметил ему старший, – старик Кроум здесь на особом положении. Для него, можно сказать, свои законы.

– Но ведь у него пропуск класса «В». Как же он проходит?

– Класс «В» или не класс «В», ты запомни: Кроум надежнее многих, кто ходит сюда по праву, – с жаром заявил начальник охраны. И уже спокойнее добавил: – Да и как не пустишь, если он один из всего Управления знает, где что находится.

В хранилище между тем Кроум уже засунул в свой портфель толстый фолиант, на обложке и на каждой странице которого стоял красный гриф: «Совершенно секретно. Ни при каких обстоятельствах не выносить из хранилища». Кроум запер сейф и двинулся к другому, обозначенному «Омега». Там в отдельных ячейках с особыми шифрами находились катушки магнитофонной ленты, числом более тысячи (на каждого сотрудника Управления внутренней безопасности, начиная с главы Управления и кончая официантом, разносившим по кабинетам чай). Это были записи всех телефонных разговоров с внешним миром.

Кроум раскручивал карандашом пленку в ячейке под своим именем и с законной гордостью патриота думал про себя, что за страну, где так замечательно обстоит дело с внутренней безопасностью, тревожиться нечего.

Он вытянул хвостик пленки с четкой надписью: «четверг, 23 сентября, время 12.53-12.56, звонил Бейтс, предмет разговора – гольф», аккуратно срезал его серебряным перочинным ножом и намотал на ручку зонтика.

Без двух минут семь Кроум был на вокзале Ватерлоо. Он купил вечернюю газету и не спеша спустился по мраморным ступеням в сверкающую белым кафелем уборную. Заплатив четыре пенса, Кроум получил салфетку и одежную щетку. Он снял пальто, повесил его вместе со шляпой, зонтиком и портфелем на вешалку, завернул манжеты и с наслаждением погрузил руки в теплую воду.

Через три умывальника от него другой посетитель поднял голову и стал энергично вытирать лицо. Это был Рональд Бейтс. Кроум украдкой наблюдал за ним в зеркале. Рональд надел пиджак, подошел к вешалке, взял портфель Кроума и, громко топая, побежал вверх по лестнице на перрон. На соседнем крючке он оставил точно такой же портфель, где лежали 45 фунтов стерлингов в мелких засаленных купюрах.