Текст книги "Наблюдатели"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

7

В течении трех дней Глэйр была на грани забытья. Все ее тело ломило от свирепой боли, оно опухло и посинело. Она знала, насколько плохо сейчас выглядит, и страдала от этого едва ли не больше, чем от боли.

Каким-то образом ей удавалось не потерять сознание окончательно и надолго. Когда она бодрствовала, боль была невыносимой, поэтому ей пришлось отключить все нервные окончания, без которых она могла обходиться. Тело расслабилось, и Глэйр начала погружаться в сладкое полузабытье. Но она не слишком доверяла себе, и поэтому, опасаясь, что погружение в забытье может зайти слишком далеко, время от времени активировала нервные окончания. И боль возвращалась, лишая ее рассудка, терзая не только земную оболочку, но и естественное тело. Иногда атаки боли оказывались настолько яростны, что вызывали перегрузку нервных цепей.

Глэйр смутно припоминала, что ее нашли в пустыне и принесли в жилище какого-то землянина. Она ощущала, что с нее сняли костюм и даже пояс. Ей давали какие-то лекарства, наверное болеутоляющие, – напрасный труд, ибо она не реагировала на них. Что-то делали с ее поврежденными ногами, но что – она не понимала, потому что все ее силы поглощала борьба с болью, захлестывавшей сознание.

Удалось ли спастись Ворнину? Жив ли Миртин?

В те ужасные минуты она настолько была поглощена своими переживаниями, что не видела, как они прыгнули. Снова и снова она оживляла в памяти свой прыжок. Как она была неуклюжа! Сначала споткнулась, потом, позволив ужасу парализовать все естество, камнем неслась к Земле. И только пролетев триста метров, она пришла в себя и раскрыла экран. Какое это было облегчение ощутить рывок и понять, что экран стал тормозить спуск!

Разумеется, уже не оставалось надежды на удачное приземление – слишком большую скорость она развила и слишком малое расстояние оставалось до поверхности. Лучшее, на что она могла рассчитывать, это то, что упав, не превратится в бесформенный студень.

Ей удалось приземлиться, хотя она и потеряла сознание от страха за мгновение до того, как коснулась Земли. И ее нашли.

Глэйр пришла в себя на четвертый день.

Она почувствовала прикосновение к руке, словно кто-то щекотал ее, это ощущение и раздосадовало, и заинтересовало. Глэйр открыла глаза. Над ней склонился крепкий землянин, прижимая гладкую коричневую керамическую трубочку к ее предплечью. Он выпрямился, как только их взгляды встретились.

– Наконец-то вы проснулись, – произнес он. – Как вы себя чувствуете?

– Ужасно. Что это вы пытаетесь сделать с моей рукой?

– Хотел сделать внутривенную инъекцию, чтобы покормить вас. Но оказалось чертовски трудно найти вены.

Глэйр попыталась рассмеяться. Она знала, что земляне привыкли таким образом снимать напряженность в отношениях друг с другом. Но она давно не практиковалась, и поэтому мышцы плохо подчинялись. Вместо улыбки получилась страдальческая гримаса, судя по сочувственному вздоху землянина.

– Вам очень больно? – спросил он. – Дать болеутоляющее?

– Нет, нет, – покачала головой Глэйр. – Это пройдет. Я в больнице? Вы – врач?

– Два раза нет.

Она испытала облегчение, но затем удивилась.

– Тогда где же я?

– У меня дома. В Альбукерке. Я ухаживаю за вами с того вечера, когда нашел вас.

Глэйр изучающе посмотрела на него. Это был первый землянин, которого ей довелось увидеть во плоти – совсем не то, что им показывали во время подготовки, – и вид его просто заворожил ее. Какое толстое у него тело!

Какие широкие плечи! Ее чувствительные ноздри уловили запах его тела, приятный и возбуждающий, совсем непохожий на резкий запах воздуха Земли.

Он столь же напоминал дикого зверя, сколь и разумное существо – настолько первобытно могучим было его телосложение.

И еще Глэйр показалось, что этот человек, ее спаситель, сам испытывал смертные муки. Ее неопытность во всем, что касалось землян, все же не помешала распознать признаки горя: челюсти были сжаты настолько сильно, что на скулах ходили желваки, язык то и дело облизывал губы, ноздри раздувались. Под глазами залегли темные круги, белки покраснели от бессонницы. В этом напряжении было нечто устрашающее. Забыв в это мгновение о собственных горестях, о ранах, о чувстве одиночества, о страхе разоблачения, Глэйр захотела согреть этого человека теплом участия.

Она огляделась вокруг. Небольшую комнату с низким потолком заливал солнечный свет. Скудность обстановки искупалась чистотой. Глэйр лежала на узкой кровати. Легкое одеяло прикрывало ее обнаженное тело до пояса.

Твердые полушария грудей были открыты, что ничуть не волновало ее, но, казалось, беспокоило хозяина, который смущенно отводил глаза в сторону.

Землянина, похоже, терзали не меньше дюжины разных комплексов.

Она неподвижно лежала, устав сопоставлять то, чему ее давным-давно учили, с действительностью. А ведь считалось, что она хорошо подготовлена.

Ее мозг лихорадочно работал, опознавая предметы, выискивая их названия: кровать, одеяло, стена… Трудность заключалась не только в подборе земных эквивалентов для дирнанских слов, но и в том, что дирнане не пользовались кроватями, одеялами и многими другими вещами, которые вдруг приобрели жизненную важность для нее.

– У вас сломаны обе ноги, – сказал землянин. – Я вправил кости. Мне удалось немного подкормить вас. Я ухаживал за вами три дня и три ночи. В первые сутки мне казалось, что вы вот-вот умрете. Но вы сказали: «Помогите мне», – помните? Вы были в сознании, когда я вас нашел. Это единственное, что вы произнесли за все время. Надеюсь, что помог вам.

– Вы были очень добры. Без вашей помощи я бы, скорее всего, умерла.

– Да, но было безумием привезти вас сюда. Мне следовало отправить вас в военный госпиталь. В строжайшей тайне. – Он задрожал, как будто мускулы его огромного тела вступили в борьбу друг с другом. – Я могу навлечь на себя гнев правительства. Чистое безумие! Военно-полевой суд и все такое!

Она не знала, что такое военно-полевой суд, но землянин, казалось, был на грани душевного срыва. Чтобы утешить его, она сказала:

– Вам нужен отдых. Ухаживая за мной, вы наверняка совершенно не спали. У вас такой измученный вид.

Он стал на колени рядом с кроватью. Быстрым движением подтянул одеяло до подбородка, будто вид ее грудей смущал его, а может быть, даже коробил.

Лицо его оказалось совсем рядом, и Глэйр разглядела страдание в его глазах.

Тихим срывающимся голосом он произнес:

– Кто вы?

Тотчас же с ее уст слетела давно приготовленная легенда:

– Я совершала учебный полет. Взлетела вместе с инструктором из аэропорта Таос сразу же после обеда, а над Санта-Фе в работе двигателя начались перебои…

Кисти его сжались в огромные кулаки.

– Послушайте! Да, это звучит вполне правдоподобно. Но меня не проведешь! Вы лежите голая в моем доме вот уже трое суток. Я оказывал вам медицинскую помощь. У меня была прекрасная возможность внимательно осмотреть вас. Я не знаю, кто вы, но знаю, кем вы не являетесь. Вы отнюдь не смазливая девчонка из Таоса, которой пришлось выбрасываться из самолета с парашютом, когда забарахлил двигатель. Вы вовсе не человек. Не притворяйтесь! Ради бога, скажите мне, кто вы, откуда вы? Я живу, как в аду, все это время, что вы здесь.

Глэйр задумалась. Она наизусть знала инструкции, касавшиеся случайных контактов с землянами. Полагалось любой ценой утаить свое происхождение, особенно от представителей властей. Но инструкции не возбраняли попытки сохранить жизнь и в определенных случаях допускали разглашение истинной своей природы. Главным было спастись и как можно быстрее покинуть Землю. А она не могла спастись без помощи этого человека, значит придется открыться ему. К тому же, если ей удастся убраться с Земли подобру-поздорову, никто не поверит его рассказам.

– Как вы думаете, кто я? – спросила она.

– Вы оказались в пустыне сразу же после появления в небе этого чертова огненного шара. У вас не было парашюта, а только что-то вроде резинового скафандра, начиненного таинственными инструментами и приспособлениями. В бреду вы разговаривали на языке, который я никогда раньше не слышал. Тогда я еще успокаивал себя мыслью, что вы шпионка какого-то иностранного государства. Сам не знаю, почему я привез вас сюда, а водителя своего вездехода отослал в Вайоминг, чтобы он не проболтался.

Снимая с вас этот скафандр и странную резиновую повязку, я не мог отделаться от мысли, что вы не человеческое существо.

Он поднялся, подошел к окну и сложил руки на груди.

– Я осмотрел вас, – продолжал он. – Обе ноги были сломаны. Но стоило мне слегка прикоснуться, как кость скользнула назад, на прежнее место. Так что это за кости у вас, а? Они должны быть переломаны вдоль и поперек, а вправляются запросто. И вы не потеете. И нет никаких выделений. Органы выделения есть, но вы ими не пользуетесь. Температура вашего тела тридцать градусов, а пульс мне вообще не удалось отыскать. Когда я пытался ввести вам внутривенное питание, я не смог отыскать вен, поэтому вынужден был запихивать пищу прямо вам в рот. Но я даже не знаю, нужна ли вам пища. – Он снова подошел к ней, наклонился и поглядел прямо в глаза. – Вы не человеческое существо, в этом я уверен! Вы только носите оболочку красивой девушки, а под ней один бог знает что. Вы только внешне человек. Так кто же вы?

– Я наблюдатель, – тихо вымолвила Глэйр. – Я родом с Дирны. Это далекая планета из другой звездной системы. Вы удовлетворены?

Землянин отреагировал так, будто в его тело воткнули кинжал. Он отступил назад, тяжело сопя, лицо побагровело, голос сел.

– Вы с летающей тарелки, да?

– Да, если вы так называете наши корабли.

– Повторите еще раз! Что вы с летающей тарелки! Произнесите целиком эту гнусную фразу!

– Я с летающей тарелки, – покорно пробормотала Глэйр, тяготясь нелепостью ситуации.

Землянин вновь отвернулся от нее.

– Я мог бы теперь отправиться на центральную площадь и начать проповедывать во славу Контакта, – как-то глухо произнес он. – Я бы рассказывал всем о красавице с летающей тарелки, которую я нашел в пустыне, привез к себе домой и выхаживал. Все это бред, за исключением того, что вы реальны. От этого никуда не денешься. Вы никакая не галлюцинация! Вы понимаете, что я говорю?

– Почти все.

– Значит, это все происходит на самом деле?

– Да, – прошептала Глэйр, – подойдите ко мне.

Она положила свою ладонь на его твердую сильную руку. Никогда прежде она не прикасалась к плоти землянина. С усилием вдавила свои пальцы плотная кожа и мышцы сопротивлялись ей.

– Прикоснитесь ко мне, – попросила она и сбросила одеяло на пол.

Землянин инстинктивно зажмурился, будто ослепленный. Глядя на себя, на возвышения и впадины тела, которое стало таким привычным для нее за десять лет, Глэйр увидела светло-коричневые повязки, закрывавшие ее ноги от лодыжек до колен. Он хорошо ухаживал за нею.

С робостью, странной для такого уверенного в себе зрелого мужчины, землянин положил ладони на ее плечи и провел ими вдоль ее рук, на мгновение прикоснулся к упругим вздутиям грудей, ласково дотронулся до живота и тугих бедер. Он тяжело и прерывисто дышал. Руки его дрожали, и она ощутила едкий запах пота, перебивший аромат, который исходил раньше от его тела. Теперь она уже овладела лицевыми мышцами, и улыбка не сходила с ее губ, пока его руки касались тела. Наконец, он отпрянул, поднял одеяло и прикрыл ее.

– Я реальна или снюсь вам? – спросила она.

– Реальна. У вас такая гладкая кожа… Это так убеждает…

– Наблюдатели должны выглядеть, как земляне. На тот случай, если мы окажемся среди вас. Но мы еще не умеем изменять свое внутреннее естество так, чтобы оно было копией вашего.

– Значит, это правда? Существа из космоса наблюдают за Землей с летающих тарелок?

– Это началось давно, задолго до вашего и моего рождения. Первые патрули прилетели сюда много тысяч лет тому назад. Сейчас мы следим за вами пристальнее, чем когда-либо.

Руки землянина безвольно повисли. Он попытался что-то сказать, но не смог. Наконец ему удалось вымолвить:

– Вам известно, что такое ИАО? Исследование Атмосферных Объектов?

Глэйр слышала об этом.

– Это организация, которую учредили вы, американцы, чтобы наблюдать за наблюдателями.

– Да. Наблюдать за наблюдателями! Так вот, я работаю на ИАО. Моя работа состоит в том, чтобы проверять все сообщения о том, что эти идиоты называют летающими тарелками, и выяснять, насколько эти сообщения соответствуют истине. Каждый месяц мне платят за то, чтобы я охотился на инопланетян. Понимаете, я не могу держать вас здесь! Мой долг передать вас правительству! Мой долг, черт побери!

8

Весь этот день Чарли Эстансио занимался своими делами, как будто ничего не случилось. Он проснулся, как обычно, на заре. И захочешь, да не разоспишься в глинобитной лачуге, где ютятся четверо взрослых и пятеро детей.

С первым криком петухов начинал реветь малыш Луис. В ответ раздражался бранью дядька, который был пьяницей и всегда плохо спал. Тогда взрывалась Лупе и утро вступало в свои права. Все вскакивали почти одновременно, сонные и злые. Бабушка разжигала печь, мать ухаживала за ребенком, братец Рамон усаживался перед телевизором, в то время как отец тихо выскальзывал из дома, пока не был готов завтрак. Сестра Росита, неряшливая и толстая в порванной ночной рубахе, опускалась на колени перед изображением Святой Девы и монотонно молилась, выпрашивая прощения за грехи, которые добавились к старым за прошлую ночь.

Каждое утро происходило одно и то же, пробуждая в Чарли ненависть.

Как ему хотелось пожить одному, избавиться от назойливости Лупе, тупости Рамона, рева Луиса, не видеть полуобнаженного тела Роситы, не слышать пронзительных жалоб матери и униженных извинений отца, забыть бредовые фантазии бабушки о том времени, когда возродится старая религия.

Жизнь в музее не из приятных. Чарли было противно все в поселке: его пыльные немощеные улицы, приземистые грязные дома, нелепая путаница старых и новых обычаев, а больше всего – орды туристов, которые появлялись каждые июль и август, чтобы поглазеть на обитателей Сан-Мигеля, будто это звери в зоопарке.

Но теперь у Чарли появилось нечто такое, что отвлекало его от неурядиц. В пещере возле высохшего русла его ждал человек со звезд.

Монотонная сутолока дня не могла погасить удивления и возбуждения.

Все было точно так, как сказал Марти Мачино: та вспышка на небе была вызвана не метеором, а взрывом летающей тарелки. Что сказал бы Марти, если бы узнал о Миртине??

Чарли вздрогнул: этого нельзя допустить. Марти продаст Миртина за сотню долларов журналистам, а на следующий день укатит из деревни. У него не должно мелькнуть и тени подозрения.

С девяти до двенадцати Чарли был в школе. Проржавевший старый автобус приезжал в поселок пять раз в неделю, за исключением времени уборки урожая, забирал всех детей от шести до тринадцати лет и отвозил в большое кирпичное здание школы для индейцев. Их не обременяли особыми премудростями: пусть остаются невежественными и довольствуются жизнью в резервации, чтобы туристам было на что поглазеть. Это приносило доход штату. В Лаосе, где находился самый большой индейский поселок, только за то, что вытащишь из футляра камеру, брали пару долларов.

Кроме основ грамоты и счета детей учили истории. Только это была история белых людей, история Джорджа Вашингтона и Авраама Линкольна.

«Почему бы не рассказать нам о том, как сюда пришли испанцы и превратили нас в рабов? – думал Чарли. – Или о том, как мы восстали против них и как испанец Варгас подавил бунт. Может быть, они не хотят, чтобы в наших маленьких головках завелись какие-нибудь мысли?» Иногда Чарли получал хорошие отметки, чаще – плохие. Все зависело от его интереса к предмету. Он умел читать, писать и считать. По учебнику алгебры он научился вычислять, как предметы соотносятся друг с другом.

Знал кое-что из геометрии и астрономии, а также принципы действия различных двигателей. Женщина, которая преподавала в школе, считала, что из него выйдет плотник, но у Чарли были другие намерения. Один учитель, очень хороший, мистер Джемисон, сказал, что Чарли следовало бы поступить в среднюю школу, как только позволит возраст. В средней школе в Альбукерке индейцы учились вместе со всеми, лишь бы было желание. Но Чарли знал, что не стоит и заикаться родителям о средней школе. Ему велят не дурить и учиться на плотника. Марти Мачино ходил в среднюю школу, скажут они ему, и что из этого вышло? Там он научился курить, пить виски, крутить мозги девчонкам. Стоит ли ради этого поступать в среднюю школу? Его туда не пустят, Чарли это точно знал, как и то, что ему, скорее всего, придется убежать из дома.

Промаявшись все утро в школе, к часу дня он вернулся в Сан-Мигель.

Днем у него было немало всякой работы. Весной все дети и женщины работали в поле. Летом наезжали туристы, и Чарли полагалось околачиваться возле них с дружелюбным видом и позволять им фотографировать себя в надежде, что ему бросят мелочь. Осенью убирали урожай. С приходом зимы наступал черед религиозных празднеств – начиная с Плясок Огня в декабре и кончая Встречей Весны в марте. Поселок нужно было вычистить и убрать яркими украшениями.

Мужчины чинили ритуальные одежды, женщины старались наделать побольше керамики на продажу. Предполагалось, что обряды должны привлечь весенние дожди, но Чарли знал: единственное, что они, без сомнения, привлекут, так это орды туристов. Бледнолицые могли без устали наблюдать за необычными примитивными обрядами туземцев. Сезон начинался в резервации Хопи, где к концу лета исполнялись Пляски Змеи, продолжался в резервации Суни, пока не достигал берегов Рио-Гранде.

До Плясок Огня оставалось еще несколько дней. Чарли делал вид, что работает изо всех сил, а сам тем временем стащил немного плоских маисовых лепешек и обернул их в расшитую материю, следя за тем, чтобы никто не увидел его за этим занятием. Когда начал опускаться вечер, он спрятал лепешки за старым заброшенным кива на окраине поселка, куда никто не заходил из страха перед злыми духами. Он наполнил пластиковую флягу чистой водой из родника и спрятал ее рядом с лепешками. Затем стал дожидаться темноты. Поиграл с собакой, поругался с Лупе, почитал взятую в библиотеке книгу о звездах. Смотрел на то, как священник пытался заманить нескольких прихожан на вечернюю молитву. Заметил, как Марти Мачино сгреб Роситу в охапку и поволок во двор сувенирной лавки, по дороге запуская руку ей под юбку. Быстро проглотил скудный ужин под бормотание телевизора, сливающееся со звуками брани.

Наконец наступила ночь.

Все вновь принялись за работу. Первые лица поселка – кацик, вождь племени, и жрец Общины Огня – вели беседу у кива, а Хесус Агильер, вновь избранный староста, с важным видом давал всем указания. Наступил подходящий момент, чтобы улизнуть к Миртину. Чарли, напустив на себя беззаботный вид, добрел до конца улицы, на которой жил, осмотрелся по сторонам, нырнул в старый кива, чтобы схватить лепешки, и побежал через сухие кусты, окаймлявшие поселок.

Двигался он быстро, вприпрыжку. Он вообразил, что стал взрослым и мчится, как ветер. На самом деле силенок у него было еще маловато, и не более чем в полумиле от поселка ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Он отдыхал рядом с силовой подстанцией, поглядывая на нее с восхищением. Электрокомпания построила ее два года тому назад, потому что деревне требовалось все больше электроэнергии. Но проектировщики догадались поставить ее на некотором удалении, чтобы не портить внешний вид поселка. Туристам нравилось представлять, будто они путешествуют во времени назад, куда-то в год 1500-й или около того. Их не очень смущали телевизионные антенны и автомобили, но силовая подстанция – это уже слишком! Чарли с восторгом глядел на сверкающие изоляторы, воображая далекую электростанцию, где распадающиеся атомы превращают пар в электричество, чтобы в деревушке ночью было светло, как днем. Он мечтал хотя бы раз побывать в таком удивительном месте.

Почувствовав прилив сил, он поднялся. Теперь он шагал по тропе, петляющей среди зарослей полыни и юкки, пересек первое пересохшее русло, затем широкую равнину, пока не вышел ко второму руслу, шире и глубже первого, где оставил в пещере человека со звезд.

На краю глубокой расселины Чарли остановился. Посмотрел наверх. Ночь была темной – новая луна взойдет лишь к Пляскам Огня. Звезды казались необычайно яркими и четкими. Чарли сразу же отыскал пояс Ориона и остановил взгляд на крайней слева звезде. Он не знал, как она называется, хотя и искал название в учебнике. Теперь она виделась ему самой красивой из всех звезд. По его спине пробежал холодок ужаса. Он подумал о планетах, вращающихся вокруг звезды, необычных городах, существах, которые не были людьми, но летали на ракетах и реактивных самолетах. Он пытался представить себе, какими могут быть города на этой другой планете, и улыбнулся своим мыслям. А что он знает о городах своей родной планеты?

Может ли он представить себе Лос-Анджелес, Чикаго или Нью-Йорк? Что же тогда говорить о городе, в котором живет Миртин?

Бешеная энергия обуяла его, он быстро спустился на дно расселины и столь же быстро поднялся к обрыву. Вошел в пещеру. Она была не более четырех метров в высоту и примерно шести метров в глубину. Глаза его привыкли к темноте, и он увидел Миртина там, где оставил, лежащим на спине и раскинувшим в стороны руки и ноги. Человек из космоса не шевелился.

Глаза его были открыты, в них поблескивал тусклый свет звезд, проникавший в пещеру.

– Миртин? Все в порядке? Вы не умерли?

– Привет, Чарли.

Облегченно вздохнув, Чарли присел на корточки рядом раненым.

– Я принес пищу и воду. Как вы себя чувствуете? Я пришел сразу же, как только сумел вырваться.

– Мне гораздо лучше. Чувствую себя вполне сносно. Кость заживает. Я скоро стану здоровым.

– Вот. Вот. Я достал тебе лепешек. Они холодные, но хорошие.

– Сначала воду.

– Пожалуйста, – сказал Чарли. Затем спохватился. – Извините. – Он открутил пробку и приложил флягу к губам Миртина. Вода струйкой побежала в рот. Когда Чарли решил, что Миртин утолил жажду, он убрал флягу, но тот попросил еще. На глазах изумленного мальчугана он опустошил всю флягу. Как много он пьет! Как быстро!

– Теперь лепешки?

– Да.

Чарли стал кормить Миртина. Лицо дирнанина оставалось абсолютно неподвижным, кроме нижней челюсти, которая методично откусывала кусок за куском. Миртин проглотил пять лепешек, прежде чем дал знак, что достаточно.

– Из чего они сделаны? – спросил он.

– Из кукурузы. Знаете, что такое кукуруза? Это растение.

– Да. Знаю.

– Мы перемалываем кукурузные зерна, затем делаем тесто и печем его на горячем камне, совсем как наши предки.

– Почему ты так сердито говоришь об этом? – спросил Миртин.

– А как же иначе? Какой сейчас год? 1982 или 1492??? Почему мы не можем приобщиться к цивилизации, как все остальные? Почему мы должны продолжать жить по-старому?

– Кто же заставляет вас так жить, Чарли?

– Белые!

Миртин нахмурился.

– Ты хочешь сказать, что они силой принуждают вас пользоваться допотопными методами? У них есть на сей счет соответствующие законы?

– Нет, нет! Ничего подобного! Они позволяют нам делать все что угодно, пока мы остаемся мирными. Мы можем избирать старосту, полицейских, в общем, всех-всех. Если бы мы захотели, мы могли бы снести поселок и поставить на этом месте город из стекла и пластика. Но тогда здесь больше не будет туристов, а значит, и доходов. Понимаете, наша деревня – музей.

Мы – смешные люди из прошлого. Понимаете?

– Кажется, – пробормотал Миртин. – Преднамеренное сохранение архаичного образа жизни.

– Какого образа жизни?

– Устаревшего.

– Вот-вот. Мы сами проголосовали за это, все племя. Мы решили разыгрывать представления для туристов. Это приносит неплохие деньги.

Некоторые из нас покинули деревню, работают на заводах в Альбукерке, других местах, но большинство предпочитает танцевать, мазать краской лица ради подачек. Наши обряды, танцы – все это показное, мы забыли, что все это означает. У нас завелись тайные общины, только вот никто не помнит слов посвящения, и поэтому придумали новые. Все это обман, сплошное надувательство! Обман! – Чарли затрясся от гнева. – Может быть, хотите еще одну лепешку?

– Да, пожалуйста.

Чарли удовлетворенно наблюдал, как ел его подопечный.

– Нам нужны холодильники, – продолжал мальчик. – Нужно тепло, мостовые, настоящие дома и дороги. Нам нужно все необходимое для жизни в двадцатом веке. А мы копошимся в грязи. У нас есть телевизоры и автомобили – и только. Все остальное – как в 1500 году! Вот за что они голосовали.

Мне тошно от этого. Знаете, чего я хочу? Выбраться отсюда! Податься в Лос-Анджелес и научиться строить большие ракеты. Или стать космонавтом. Я очень многое знаю. И могу выучить еще больше.

– Но ты слишком молод, чтобы оставить родительский дом.

– Да, мне всего одиннадцать. Черт, кому хочется, чтобы ему было только одиннадцать лет? Я убегу, меня быстро арестуют. Но что же делать?

Ведь в начальной школе электронику не изучают! О, как мне не хочется торчать здесь! – Он набрал горсть холодной земли с пола пещеры и швырнул в дальний угол. – Послушайте, Миртин! Мне не хочется больше говорить о своей грязной деревне. Лучше расскажите мне о своем мире. Расскажите как можно больше.

Миртин рассмеялся.

– Придется очень долго рассказывать. С чего же начать?

Чарли задумался.

– У вас есть большие города?

– Да, очень большие.

– Больше, чем Нью-Йорк? Чем Лос-Анджелес?

– Некоторые из них гораздо больше.

– У вас есть реактивные самолеты?

– Нечто подобное, – кивнул Миртин. – Они используют, – он засмеялся, – ядерные реакторы. Ты видел, как один из них взорвался в небе, помнишь?

– Да, да. Какой я глупец! Летающие тарелки – что заставляет их двигаться? Что-то вроде солнечной энергии?

– Да. Небольшой реактор, который создает плазму, заключаемую нами в сильное магнитное поле. То, что случилось с нашим кораблем, обусловлено ослаблением защитного магнитного поля. Вот так мы путешествуем, в своих плоских круглых кораблях, которые вы называете летающими тарелками.

– Как быстро они летают? – спросил Чарли. – Пять тысяч миль в час?

– Что-то около этого, – уклончиво ответил Миртин.

Удовлетворившись этим, Чарли продолжал:

– Значит, вы можете добраться отсюда до Нью-Йорка за час? Да? И на своей планете вы летаете так же быстро? Сколько людей живет на вашей планете?

– Мне не следует ничего тебе рассказывать. Это, как здесь говорят, секретная информация. Совершенно секретная.

– Расскажите! Я ничего не сообщу в газеты! – Чарли покачал лепешкой у губ дирнанина. – Хотите еще одну?

Миртин вздохнул. Глаза его блеснули во тьме.

– Нас восемь миллиардов. Наша планета чуть больше вашей, хотя сила тяжести примерно такая же, кроме того, мы не занимаем так много места, как вы. Мы очень маленькие. Теперь я получу лепешку?

Чарли протянул ее Миртину. Пока тот жевал, Чарли задумался над последними словами.

– Вы хотите сказать, что непохожи на нас?

– Да, непохожи.

– Верно, ведь вы сказали, что внутри вы совсем другие. Наверное у вас другие кости, может быть, сердце и желудок в другом месте. Или различия еще больше?

– Намного больше.

– Так какие же вы без маскировки?

– Маленькие. Меньше метра длиной. У нас вообще нет костей, просто утолщения хрящей. Мы… – Миртин запнулся. – Лучше я не буду описывать, Чарли.

– Значит внутри вас, того, что я вижу, свернулась вот такая штука? Не больше ребенка?

– Именно так, – признался Миртин.

Чарли поднялся и подошел к выходу из пещеры. Он был потрясен услышанным, хотя и не мог сказать почему. За то короткое время, что он знал Миртина, он свыкся с мыслью, что его новый знакомец, хотя и родился на другой планете, по сути, не имеет особых отличий, разве что умнее, чем землянин. На самом деле тот оказался чем-то вроде большого червя. Или еще хуже. Не зря же он не захотел описать себя. Чарли взглянул на три яркие звезды, и впервые понял, что подружился с чужаком.

– Я бы съел еще одну лепешку, – сказал Миртин.

– Это последняя. Я не думал, что вы так голодны, обычно раненые едят мало.

Чарли скормил пришельцу лепешку. Затем они возобновили беседу. Они говорили о планете Миртина, о наблюдателях и о том, почему они патрулируют Землю, рассуждали о звездах, планетах и летающих тарелках. Когда Миртин устал объяснять, они поменялись ролями, и речь пошла о Сан-Мигеле. Чарли попытался объяснить, что такое расти в деревне, в которой сохраняются доисторические обычаи. Путаясь в словах, он попытался выплеснуть переполняющие его чувства: горечь от сознания собственного бессилия, нетерпение, жажду знаний, страстное желание впечатлений и действий.

Миртин внимательно слушал. Он был хорошим собеседником, знал, когда промолчать, а когда задать вопрос. Казалось, он все понимал. Он велел Чарли не беспокоиться – просто продолжать внимательно присматриваться и задаваться вопросами, пока не придет время уехать в большой мир. Это приободрило Чарли. И все-таки мальчик никак не мог освоиться с тем, что этот маленький дружелюбный человек с волосами чуть тронутыми сединой на самом деле лишь оболочка для бесформенного существа без костей. Он был так добр, как врач или учитель, только гораздо внимательнее и ближе. Никто еще не говорил с ним так прежде, кроме учителя, мистера Джемисона. Но временами мистер Джемисон забывался и называл его Хуаном или Хесусом, а один раз – даже Фелипе. «Миртин никогда не сможет забыть мое имя!» – отметил про себя мальчик.

Через некоторое время он понял, что, должно быть, утомил больного. К тому же он не мог надолго отлучаться из дома.

– Мне пора идти, – сказал он. – Я вернусь завтра вечером. И принесу еще лепешек. И мы снова сможем поговорить. Хорошо, Миртин?

– Хорошо, Чарли.

– Вы уверены, что у вас все в порядке, Миртин? Вам не холодно?

– Мне вполне удобно, малыш, – успокоил его пришелец. – Просто надо полежать здесь, пока я не поправлюсь. И если ты придешь ко мне и принесешь лепешки и воду, мы будем беседовать с тобой каждый вечер, и, наверное, я поправлюсь гораздо быстрее.

Чарли усмехнулся.

– Вы знаете, мне это даже нравится. Вы вроде как друг мне. Это так нелегко, находить друзей. До скорого, Миртин. Берегите себя.

Он попятился к выходу, развернулся и помчался к деревне, пританцовывая и подпрыгивая от счастья. В голове у него гудело от рассказов о другой планете и ее ушедшей далеко вперед науке, но больше всего его привело в восторг то, что им удалось поговорить откровенно. На душе у Чарли было тепло, хотя все вокруг сковала декабрьская стужа. Тепло это исходило от Миртина. «Он нуждается во мне, и не только потому, что я приношу еду, – думал Чарли. – Я ему пришелся по вкусу. Ему нравится беседовать со мной. И он может многому меня научить».