Текст книги "Лорд Престимион"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

11

В городе Стойен было тихо, до рассвета оставался еще по крайней мере час. Престимион почти совсем не спал. Сейчас он стоял у большого полукруглого окна своей спальни на самом верху Хрустального павильона и пристально смотрел на восток, словно одной силой взгляда мог ускорить восход солнца.

Там, на востоке, под покровом темноты, словно саваном окутавшей западный Алханроэль, сейчас решалось будущее Маджипура. Там пишется история правления короналя Престимиона. Весь период, который будет носить его имя, определится в течение нескольких следующих недель. А он почему-то находится в Стойене, за тысячу миль от места действия, и позволяет другим действовать от его имени. Он – запасной игрок в собственной судьбе. Как он допустил, чтобы такое произошло?

Там затаился Дантирил Самбайл, подобно злобному пауку в центре паутины, которую он сплел в опасных джунглях полуострова Стойензар. Он был готов начать разрушительную войну, которую планировал с момента своего бегства из туннелей Сангамора. И там находились Септах Мелайн, Гиялорис и Навигорн, с запада прокладывающие дорогу к прокуратору сквозь джунгли во главе вооруженного отряда, пока второй отряд солдат двигался с востока через тот же полуостров к той же цели. Эту армию должен был вести сам корональ или в худшем случае Акбалик или Абригант, но вместо них ею командовал какой-то капитан понтифексата, чьего имени Престимион был не в состоянии помнить больше двух дней кряду.

Престимиона приводило в ярость то, что он попал в ловушку в этом Стойене и не мог разместить ни себя, драгоценного помазанника, ни свою мать поближе к опасной зоне. Абригант уже вернулся в Малдемар, выполнять обязанности принца, свалившиеся на него после того, как старший брат стал короналем. А Акбалик, на которого Престимион в последнее время полагался до такой степени, что начал думать о нем, как о своем преемнике, сейчас находился где-то в центре Алханроэля и ехал в Замок, измученный полученной в джунглях раной, которая могла оказаться смертельной.

Престимион постарался убедить Акбалика, что ему необходимо сопровождать леди Вараиль в Замок и ждать там рождения ребенка, точно так же, как Акбалик постарался убедить короналя, что его рана не так уж серьезна. Но никто из них не поддался обману. Кроме Акбалика, много других офицеров могли сопровождать Вараиль в путешествии по Алханроэлю. Акбалик отправился с ней, а не возглавил атаку на лагерь Дантирии Самбайла потому, что яд болотного краба с каждым днем все глубже проникал в его тело, а врачи, которые могли его спасти, находились на другом краю планеты, на Замковой горе.

Если Акбалик умрет…

Престимион прогнал от себя эту мысль. У него сейчас и так достаточно забот, чтобы размышлять над подобными несчастьями. В данный момент другие любимые его друзья рисковали своей жизнью в Стойензаре, пока сам он застрял здесь. Он был вне себя от ярости. при мысли о том, что должен оставаться в тылу, в безопасности, где его священную персону будут оберегать от превратностей боя. А Дантирия Самбайл, несомненно, понимает, что приближается момент расплаты, и, весьма вероятно, готовится выйти из своего укрытия и обрушиться на них со всей своей дьявольской яростью.

Самое главное – эта эпидемия безумия, которая постепенно расползалась по планете, словно злокачественная опухоль, угрожая рассудку каждого ее обитателя, за которую один лишь Престимион нес ответственность, какими бы невинными ни были его побуждения.

Какой мир он создал в тот ужасный день у Тегомарского гребня для своего сына, который скоро появится у «них с Вараиль? Какое наследство оставит лорд корональ Престимион миру, кроме самого ужасающего хаоса? По сравнению с этим жалкие потуги прокураторы Ни-мойи выглядели пустяком. Легко можно было предвидеть поражение и свержение Дантирии Самбайла в результате схватки с войсками, сейчас стягивающимися к его лагерю. Но безумие – безумие! – он сам сошел с ума, когда принимал подобное решение!

В дверь его спальни постучали.

Престимион отвернулся от окна. Неужели кто-то пришел к нему в столь ранний час? Что еще это может быть, как не известие о какой-то новой катастрофе?

– Да? – хрипло крикнул он. – Что такое?

Из коридора донесся голос Нилгира Сумананда.

– Милорд, прошу прощения за беспокойство, но принц Деккерет прибыл, чтобы встретиться с вами, и не может ждать. Дело очень срочное, так сказал мне принц, – произнес слуга с легким сомнением в голосе.

А потом другой голос, голос Деккерета, с нетерпением прибавил:

– Нет-нет, не принц Деккерет. Просто Деккерет, и все.

Престимион нахмурился. Его одежда измялась, лицо осунулось после долгой, бессонной ночи.

– Попроси его подождать, пока я немного приведу себя в порядок, – Я могу сказать ему, если желаете, чтобы он пришел попозже.

Кажется, Деккерет опять что-то начал говорить, тихим, настойчивым голосом что-то объяснять Нилгиру Сумананду. Престимион подавил раздражение. Это может продолжаться все утро, если он не вмешается. Он подошел к двери и распахнул ее. Нилгир Сумананд, еще не совсем проснувшийся, моргал и взглядом просил у него прощения. Деккерет стоял прямо за спиной старика, возвышаясь над ним, подобно стене.

– Видите ли, милорд, – сказал Нилгир Сумананд, – он поднял меня с постели и очень настойчиво заявил…

– Да. Я понимаю. Все в порядке. Ты можешь идти, Нилгир Сумананд.

Престимион поманил Деккерета, приглашая войти.

– Мне очень жаль, что сейчас столь ранний час, милорд, – начал Деккерет. – Но ввиду серьезности ситуации и важности этих новых событий, я подумал, что будет ошибкой ждать до…

– Все это не важно, Деккерет, переходи к делу. Если ты попытаешься оправдываться еще раз, я просто взорвусь. Расскажи мне, в чем дело.

– Один человек пришел к нам ночью из лагеря прокуратора. Думаю, вас очень заинтересует то, что он принес. Очень заинтересует, ваша светлость!

– А, вот как? – бесцветным голосом отозвался Престимион. Он уже жалел, что позволил так бесцеремонно ворваться к себе. Очевидно, Дантирия Самбайл прислал послание. Возможно, ультиматум. В любом случае, это могло немного подождать.

Но Деккерет дрожал от едва сдерживаемого возбуждения, и это лишь усугубляло положение. Внезапно Престимион ощутил почти парализующую, огромную усталость. Бессонная ночь, напряжение последних недель, груз сомнений и вины, которые мучили его в последнее время, все это навалилось на него сейчас. А в юношеской кипучей энергии Деккерета, в его неловкой, жеребячьей готовности угодить было нечто такое, от чего усталость Престимиона лишь росла. Он и сам был еще сравнительно молодым; но сейчас ощущал себя почти таким же старым, как Конфалюм. Словно Деккерет, ворвавшись сюда, полный энергии, силы, надежды, за несколько секунд лишил его еще оставшихся жизненных сил.

Было бы глупо и жестоко, понимал Престимион, прогнать сейчас Деккерета. И это предполагаемое послание прокуратора, хотя оно, вероятно, было просто еще одним длинным, полным сарказма письмом, стоило хотя бы выслушать. И Престимион утомленным жестом приказал Деккерету продолжать.

– Когда мы были во Внутреннем храме, милорд, вы рассказывали мне, что надевали серебряный обруч вашей матери, Хозяйки, и заглядывали в мысли всей планеты, как она делает каждую ночь. Вы сказали, что условно быть Божеством. Обруч позволяет Хозяйке в одно и то же мгновение находиться во всех местах Маджипура. И все же, сказали вы, тот, кто надел обруч, не становится всесильным Божеством. Хозяйка может проникнуть в мысли спящего и участвовать в его снах, передавать ему некоторые собственные мысли, руководить, даже дарить утешение. Но сама создать сон и внедрить его в мозг спящего – нет. Отдавать спящему приказы, которым он должен повиноваться, – нет.

Я правильно понял, милорд?

Престимион кивнул. Он с великим трудом сдерживал нетерпение.

– А я вам сказал тогда, милорд, что то устройство, которым воздействовал на меня Венгенар Барджазид в Сувраэле, гораздо более мощное, чем у Хозяйки, и что если он объединится с Дантирией Самбайлом, они вместе разнесут всю планету на куски И как мы недавно узнали, ваша светлость, Барджазид добрался до лагеря прокуратора и начал использовать свое дьявольское устройство в интересах Дантирии Самбайла.

Престимион снова коротко кивнул.

– Ты рассказываешь мне много такого, что я уже знаю, Деккерет. Чего ты этим добиваешься? Ты сказал, что пришло послание от Дантирии Самбайла?

– О, нет, ваша светлость, я такого не говорил. Не от Дантирии Самбайла, а из его лагеря, и не послание, а посланец. Можно мне пригласить его сюда, милорд?

Он ждет за дверью.

Все более и более загадочно. Престимион согласился, махнув рукой.

Деккерет подошел к двери и позвал кого-то.

Вошел мальчик лет пятнадцати-шестнадцати, стройный, с жестким взглядом, хорошо владеющий собой. т Что-то знакомое было в чертах его лица – это тонкие губы, узкий подбородок. Он больше походил на уличного попрошайку: сильно загорелый, едва прикрытый рваными лохмотьями, его щеки и лоб были покрыты шрамами от едва заживших царапин, словно он не так давно пробирался сквозь колючие заросли. На его левой руке висел большой джутовый мешок.

– Милорд, – сказал Деккерет, – это Динитак Барджазид, сын Венгенара Барджазида.

Престимион задохнулся от удивления.

– Если это какая-то шутка, Деккерет…

– Отнюдь, ваша светлость.

Престимион пристально посмотрел на парня, а тот, в свою очередь, разглядывал его со странным выражением, в котором смешались одновременно благоговение и вызов. И он явно был сыном своего отца! Перед Престимионом стоял человек, очень похожий на старшего Барджазида. Вся яростная решимость Венгенара Барджазида и его жгучая энергия проступали на напряженном лице парня. Но ему недоставало некоторых ключевых особенностей внешности его отца. Ему недостает коварства, подумал Престимион, он не излучает утонченного лицемерия Венгенара Барджазида; во взгляде мальчика отсутствует предательский блеск.

Несомненно, со временем все это в нем появится. Или возможно, в этом мальчике, который искуснее умеет скрывать внутреннюю тьму, старый Барджазид создал улучшенную модель самого себя.

– Ты объяснишь? – через некоторое время произнес Престимион. – Или мы будем и дальше стоять вот так?

Но Деккерета торопить было бесполезно. Он явно намеревался вести разговор в собственном ритме.

– Я хорошо знаю этого парня, милорд. Я встретил его впервые в Сувраэле, во время того путешествия, которое совершал по пустыне, когда его отец развлекался, играя с моими мыслями. И когда я выхватил у отца машину для похищения снов и сказал, что отвезу ее – и его тоже – на Замковую гору, чтобы показать короналю и совету, именно этот парень заставил старого Барджазида подчиниться. «Мы должны поехать, – сказал он. – Это для нас редкая возможность».

– Возможность причинить зло Замку?

– Нет, ваша светлость. Вовсе нет. Старик, милорд, – он негодяй. У него на уме нет ничего, кроме зла. Но этот мальчик совсем другой.

– Неужели?

– Пусть он сам расскажет, – предложил Деккерет.

Престимион почувствовал, как у него тяжелеют веки. Чего ему действительно хотелось больше всего, это отослать этих двоих и немного поспать. Но нет, нет: он обязан проникнуть в суть этой тайны. Он знаком велел молодому Барджазиду говорить.

– Милорд… – начал мальчик.

Он перевел взгляд с Престимиона на Деккерета и обратно. Любопытно, подумал Престимион, как меняется его лицо, когда он поворачивается от одного к другому. На Престимиона он смотрел с глубоким уважением, почти с раболепием. Но то было мимолетное и механическое выражение, автоматическое признание подданным присутствия короналя Маджипура, и ничего больше, и Престимиону даже показалось, что он заметил в этом скрытую обиду, нежелание полностью признать ту власть, которую имеет над ним корональ.

Когда же Динитак Барджазид смотрел на Деккерета, глаза мальчика вспыхивали и выражали просто обожание. Его завораживала физическая сила Деккерета, его харизма, его энергия. Возможно, это потому, что они близки по возрасту, подумал Престимион. Он смотрит на меня, как на представителя старшего поколения. Но это было грустным показателем того, что его собственная юношеская энергия уходит после самых первых лет на вершине власти.

– Милорд, – заговорил Барджазид, – когда мы с отцом прибыли в Замок, я надеялся, что мы сможем предложить вам машину для управления снами, что сможем поступить к вам на службу и стать нужными для вас. Но по какому-то недоразумению нас арестовали. Это глубоко огорчило моего отца, хотя я не уставал повторять ему, что произошла ошибка.

Да, подумал Престимион. И я мог бы сказать тебе, чья это ошибка.

– Потом мы бежали. Мы сумели это сделать с помощью старого друга отца. Но люди прокуратора Нимойи тоже в этом участвовали. Он пользуется влиянием среди стражи Замка, знаете ли. – Престимион переглянулся с Деккеретом, но промолчал. – И поэтому мы бежали именно к прокуратору, который казался нашим единственным союзником, – продолжал мальчик. – В его лагерь на полуострове Стойензар. И там мы узнали, что прокуратор планирует начать войну против вашей светлости и против его величества понтифекса и стать владыкой планеты.

Престимион подумал, что это очень звучное выражение: владыка планеты. Он очень хорошо говорит, сказал себе Престимион. Несомненно, парень неделями репетировал эту небольшую речь.

Но ему было очень трудно сосредоточиться. Его захлестнула новая волна усталости. Он осознал, что начал ритмично покачиваться взад и вперед, чтобы не уснуть.

– Милорд? – спросил мальчик. – Вам нехорошо, милорд?

– Всего лишь немного устал, вот и все, – ответил он. Собрав все свое самообладание, он заставил себя почти проснуться. Очень наблюдательный мальчик, если во время своей речи заметил, что я ослабел, подумал Престимион. Он налил себе воды. – Сколько тебе лет, парень?

– В следующем месяце будет шестнадцать, милорд.

– Шестнадцать в следующем месяце. Интересно.

Ладно, продолжай. Дантирия Самбайл хочет стать властелином планеты, ты говоришь.

– Когда мы это услышали, я сказал отцу: «Для нас здесь нет будущего. Нас здесь ждут одни неприятности». И еще я ему сказал: «Нам не следует участвовать в этом мятеже. Корональ уничтожит этого человека, и нас уничтожат вместе с ним». Но мой отец полон гнева и обиды. Он не такой уж злой человек, просто сердитый. Его душа полна ненависти. Не знаю даже почему.

Когда я сказал, что мы должны покинуть лагерь Дантирии Самбайла, он меня ударил.

– Ударил?

Престимион сейчас же увидел ярость, вспыхнувшую в глазах парня.

– Это правда, милорд. Ударил меня наотмашь, как можно ударить дикого зверя, который укусил тебя за ногу. Сказал, что я глупец и ребенок, что я не способен разглядеть, где лежит истинная выгода, сказал, что… неважно, что он мне сказал, милорд. Ничего хорошего.

В ту же ночь я ушел из лагеря прокуратора и пробрался через джунгли. – Мальчик снова бросил взгляд на Деккерета, полный такого же обожания. – Я слышал, милорд, что принц Деккерет находится в городе Стойен. Я решил пойти к принцу Деккерету и поступить к нему на службу.

– К нему на службу, – повторил Престимион. – Но не ко мне, а? Как это должно быть лестно для тебя, Деккерет. Мне следовало сказать «принц Деккерет». Поскольку все, по-видимому, считают тебя принцем, то, полагаю, мне придется сделать тебя принцем, когда мы вернемся в Замок. Что скажешь?

Обычно невозмутимый Деккерет казался шокированным.

– Милорд, я никогда не стремился…

– Нет-нет. Прости мой сарказм, Деккерет. – Наверное, я действительно очень устал, подумал Престимион, если говорю такие вещи. Он еще раз взглянул на Динитака Барджазида. – Продолжай. Итак, ты пробрался сквозь джунгли…

– Да, милорд. Не слишком приятное путешествие, милорд. Но мне пришлось его совершить. Показать сейчас, принц Деккерет? – спросил он, бросая взгляд в его сторону.

– Да, покажи.

Парень поднял джутовый мешок, до сего момента лежавший у его ног. Достал из него сложный округлый предмет: искусно переплетенные стержни и проволока из нескольких различных металлов: золота, серебра, меди и еще некоторых других. Среди них сверкали камни и кристаллы, сапфиры, изумруды и что-то похожее на гематит, закрепленный на внутренней поверхности в оправе их слоновой кости. Предмет был немного похож на королевскую корону или на какой-то магический прибор-талисман, такой, как рохилья, только немного покрупнее. Но на самом деле, догадался Престимион, это какой-то механизм.

– Это, – с гордостью произнес парень, протягивая эту вещь Престимиону, – одна из трех действующих моделей машины сновидений. Я взял ее из палатки отца в джунглях и благополучно принес сюда. И я готов показать вам, как ее использовать в войне против мятежников.

Это хладнокровное утверждение поразило Престимиона, словно гром среди ясного неба.

– Можно мне посмотреть на нее? – спросил он, немного придя в себя.

– Конечно, милорд.

Он вручил устройство Престимиону. Это была красивая блестящая штука сложной и изящной конструкции, легкая как перышко, которая, казалось, пульсировала под напором заключенной в ней энергии.

Престимион осознал, что уже видел нечто подобное. Во время гражданской войны, когда они стояли лагерем в лугах Марраитиса к западу от реки Джелум, накануне великого сражения, которое вскоре там разыгралось, он зашел в палатку врууна Талнапа Зелифора и увидел, как тот работает над устройством похожей конструкции. Вруун объяснил, что это устройство, когда он его усовершенствует, позволит ему усиливать волны, излучаемые мозгом других людей, и читать их самые потаенные мысли, и внедрять собственные мысли в их головы. Со временем он действительно усовершенствовал его, и в конце концов оно попало в руки Венгенара Барджазида, а теперь… теперь…

Престимион резким движением поднес аппарат к своей голове.

– Нет, милорд! – закричал юный Барджазид.

– Нет? Почему?

– Сначала нужно пройти обучение. В этом приборе скрыта огромная сила. Вы себе навредите, милорд, если просто наденете его на голову.

– Вот как? Возможно. – Он отдал механизм обратно мальчику так осторожно, словно тот мог вот-вот взорваться.

Возможно ли, подумал он, что этот юноша действительно принес ему то единственное оружие, которое способно дать ему надежду победить узурпатора?

А Деккерету он сказал:

– Как ты думаешь, с чем мы имеем дело? Этому парню можно доверять? Или это какая-то новая хитрость Дантирии Самбайла, который заслал его к нам?

– Поверьте ему, милорд, – ответил Деккерет. – О, умоляю вас, лорд Престимион, поверьте ему.

12

Путешественники, возвращающиеся из Стойена на Замковую гору, сначала двигались на восток вдоль побережья до Траймоуна, откуда можно было плыть на корабле вверх по реке Трей, пока она оставалась судоходной. Затем необходимо было отклониться к северу, чтобы обогнуть мрачную пустыню, которая окружала развалины Велализиера, древней столицы метаморфов. Дорога вела в широкую плодородную долину реки Ийянн, через которую они должны были переправиться у Трех Рек, там, откуда Ийянн поворачивает на север. Там они опять сворачивали на юг и попадали на поросшую травой равнину – в долину Глойна – и пересекали западную часть центрального Алханроэля, а потом прибывали в Сайсивондэйл, центр купечества срединных земель, откуда шел основной тракт к Горе.

Это была прямая дорога через самое сердце континента до подножия могучей громады.

Престимион снабдил Вараиль и Акбалика самым просторным экипажем для путешествия в столицу. Они ехали в комфортабельных условиях, на мягких подушках, а несколько неутомимых скандаров-водителей управляли большими и быстрыми машинами так, что они парили прямо над самой дорогой. Вооруженный эскорт из скандаров-воинов сопровождал их в нескольких бронированных экипажах. Три машины ехали впереди, а три сзади на случай любых непредвиденных происшествий, которые могут случиться в дороге.

Ни один человек в здравом уме не посмел бы поднять руку на супругу короналя, но здравый смысл становился большой редкостью в этих местах, и Престимион не намерен был рисковать. Снова и снова, когда они ненадолго останавливались в каком-либо городе или деревне, чтобы пополнить запасы, перед Вараиль мелькали дикие, искаженные лица, глядящие на нее с обочин дорог, и до нее доносились хриплые, резкие крики сумасшедших. Но скандары удерживали этих обезумевших людей на безопасном расстоянии.

Теперь они уже находились за Глойном и двигались по незнакомым местам, носящим такие названия, как Дроун, Гунзимар, Ганнамунда. До сих пор Вараиль довольно легко переносила дорогу. Она ожидала гораздо больших неудобств, особенно по мере того, как час появления на свет принца Тарадата приближался. Но, не считая все тяжелеющего тела и опустившегося живота да периодической боли в ногах, беременность мало влияла на ее самочувствие. Вараиль никогда особенно не задумывалась о материнстве, у нее даже не было возлюбленных, пока в ее жизнь, подобно вихрю, не ворвался Престимион и не умчал ее прочь. Но она была высокой, сильной и молодой, и предвидела, что сумеет выдержать испытание родами без особых трудностей.

Но Акбалик… Вараиль ясно понимала, что для него путешествие на восток – тяжелое испытание.

Его нога становилась все хуже. Он ничего ей не говорил, конечно, ни слова жалобы. Но его лоб часто блестел от пота, а лицо горело, словно он постоянно страдал от лихорадки. Время от времени она видела, как он прикусывает нижнюю губу, чтобы побороть боль, или отворачивается от нее и с его губ слетает сдавленный стон, а она притворялась, что ничего не замечает. Для Акбалика было важно делать вид, что с ним все в порядке или, по крайней мере, что он выздоравливает. Но легко было понять, что это только видимость.

Насколько он в действительности болен? Может быть, его жизнь в опасности?

Вараиль знала, как высоко Престимион ценит Акбалика. Он был опорой трона. Возможно даже, Престимион рассматривал Акбалика как вероятного кандидата на пост короналя, если что-то случится со старым Конфалюмом и Престимиону придется взойти на более высокий трон. «Корональ должен все время думать о преемнике, – не раз говорил ей Престимион. – В любой момент он может очутиться на месте понтифекса, и для планеты плохо, если под рукой не окажется человека, готового стать его преемником в Замке».

Если Престимион уже выбрал человека, которого призовет в таком случае, то он никогда ей о нем не говорил. Наверное, коронали не любят говорить о таких делах, даже со своими женами. Но она уже понимала, что Септах Мелайн, хотя Престимион любил его больше всех на свете, слишком эксцентричный человек, чтобы доверить ему трон, а Гиялорис, еще один самый близкий друг Престимиона, слишком доверчив и медлителен.

Тогда кто? Навигорн? Сильный человек, но его очень беспокоит то, что весьма напоминает начало безумия. Конечно, есть еще Деккерет: многообещающий, способный. Энергичный. Но он на десять лет младше, чем требует высокая ответственность должности короналя. Весьма вероятно, он придет в ужас, если Престимион завтра обратится к нему и предложит звездную корону.

Действительно, оставался только Акбалик. Потеря Акбалика из-за глупого укуса злобного мелкого стойензарского краба нанесла бы большой удар по всем планам Престимиона. Особенно в такое трудное время, как сейчас, когда неприятности вырастают со всех сторон, как грибы.

Мы скоро приедем в Сайсивондэйл, подумала Вараиль. Это был крупный город: она помнила, что его отцу принадлежали тамошние склады, банк и компания по фасовке мяса. Наверняка в таком городе найдутся знающие врачи. Сможет ли она убедить Акбалика полечиться у кого-то из них? К этому надо подойти очень деликатно. «Акбалик всегда такой здравомыслящий, что мы все обращаемся к нему за советом со своими проблемами, – говорил ей Престимион. – Но это рана его изменила. Он стал нервным и странным. Теперь надо вести себя очень осторожно, чтобы его не обидеть».

Но у нее самой есть законные основания пожелать остановиться в Сайсивондэйле для медицинского обследования. Очень ли он обидится, если она мягко предложит ему заодно показать врачам и свою ногу, раз уж они будут там?

Она попытается. Должна попытаться.

Однако до Сайсивондэйла оставалось еще много сотен миль пути. Слишком рано поднимать этот вопрос.

Они сидели рядов и молчали, час за часом наблюдая, как мимо окон проплывают монотонные, высохшие, пыльные равнины западной части срединного Алханроэля.

– Скажите, здесь шли бои во время гражданской войны? – спросила наконец Вараиль исключительно ради того, чтобы завести разговор.

Акбалик как-то странно посмотрел на нее.

– Откуда мне знать, миледи?

– Я думала..

– Что я в ней участвовал? Наверное, участвовал, миледи. Многие из нас участвовали. Но у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Вы понимаете, почему, не так ли?

Пот снова выступил на его лбу и щеках. В его глубоко запавших серых глазах, теперь почти всегда налитых кровью, появилось затравленное выражение. Вараиль пожалела, что заговорила.

– Я знаю, что сделали маги у Тегомарского гребня, – сказала она. – Но… послушайте, Акбалик, если разговор о войне вам неприятен…

Казалось, он ее почти не слышит.

– Насколько я понимаю, в этих местах не было боев, – сказал он, глядя не на нее, а на пейзаж за окном, на выжженную бурую равнину с редкими рощицами зеленых деревьев, которые росли странными спиралями. – Было сражение к северо-западу отсюда, у реки Ийянн. И еще какое-то у Джелума, на юге, и одно на равнине Аркилона, так, кажется, говорил Престимион.

И разумеется, битва у Тегомарского гребня, но это далеко на юго-востоке. Мне кажется, война обошла эти районы. – Акбалик внезапно повернулся в своем кресле и пристально посмотрел на нее. – Вы ведь знаете, миледи, что я сражался в этой войне против лорда Престимиона?

Если бы Акбалик заявил, что он – метаморф, Вараиль была бы поражена меньше.

– Нет, – ответила она со всем доступным ей самообладанием. – Нет, я ничего не знаю об этом. Вы сражались на стороне Корсибара? Но как это возможно, Акбалик? Престимион очень вас ценит, вы же знаете – И его тоже, миледи Но, тем не менее, я думаю, что во время восстания сражался на стороне гримасу противника.

– Вы только предполагаете это? Вы не уверены?

Его лицо на мгновение исказилось, словно от приступа боли. Он попытался замаскировать гримасу кривой улыбкой.

– Я вам уже говорил, у меня не сохранилось никаких воспоминаний о войне, и у всех остальных тоже, кроме Престимиона, Септаха Мелайна и Гиялориса. Но я находился в Замке, когда разразилась война, это я знаю. Даже несмотря на то, что восшествие Корсибара на трон произошло необычным и не правильным путем, мне кажется, я все равно считал бы его истинным короналем, просто потому, что он был помазан и коронован. Поэтому, если меня просили сражаться за него – а Корсибар, безусловно, просил меня об этом, – я бы так и поступил. Корсибар находился в Замке, а Престимион – в провинциях, собирая армию из местных жителей. Большинство принцев Замка непременно служили офицерами в войсках, которые считались законной королевской армией. Я знаю, что Навигорн служил. А я, как племянник принца Сирифорна, несомненно, не стал бы бросать вызов моему могущественному дяде, перейдя на сторону Престимиона.

У Вараиль кружилась голова.

– Сирифорн тоже был на стороне Корсибара?

– Вы спрашиваете меня о том, чего я уже не помню, леди Но думаю, да, по крайней мере какое-то время. Тогда нелегко было разобраться, кто на чьей стороне.

Он внезапно привстал, морщась.

– Акбалик, что с вами?

– Ничего, миледи. Ничего. Процесс заживления… иногда… проходит болезненно… – Акбалик выдавил из себя еще одну неубедительную улыбку. – Давайте перестанем обсуждать эту войну, хорошо? Вы теперь понимаете, почему лорд Престимион стер все это из нашей памяти? Это было самое разумное решение. Я лучше буду его другом до гроба, чем бывшим врагом; а теперь я не помню о том, что когда-то был его врагом, если я им действительно был. И Навигорн тоже. Септах Мелайн говорил мне, что Навигорн был самым крупным генералом Корсибара; но все это забыто, и Престимион полностью ему доверяет во всем. Война ушла от нас.

Поэтому война никогда не сможет повлиять на наши отношения. И следовательно…

У него снова вырвался стон, который он не смог скрыть. Он приподнялся было, повернулся, потом снова упал на сиденье, содрогаясь в конвульсиях.

– Акбалик! Акбалик!

– Миледи, – пробормотал он. Но внезапно, казалось, впал в забытье. – Нога… я не знаю… она… она…

Вараиль схватила кувшин с водой, налила в стакан и насильно прижала к его губам. Он сделал глоток и слабо кивнул, прося еще. Потом закрыл глаза. На секунду Вараиль показалось, что он умер, но нет, он еще дышал. Но ему явно было очень плохо. Очень плохо. Она намочила ткань в воде и вытерла его горящий лоб.

Затем поспешно прошла к передней кабине и постучала в дверной косяк, чтобы привлечь внимание водителя. Водитель, скандар, заросший коричневым мехом, по имени Вартан Гутарц, который носил на мясистых бицепсах трех из четырех своих рук амулеты какого-то скандарского культа, склонился над панелью управления экипажем, но быстро поднял глаза.

– Миледи?

– Сколько нам еще ехать до Сайсивондэйла?

Скандар бросил взгляд на приборы.

– Часов шесть, миледи.

– Доставь нас туда за четыре часа. А когда мы прибудем туда, поезжай прямо в самую крупную больницу в городе. Принцу Акбалику очень плохо.

Казалось, пригороды Сайсивондэйла растянулись на тысячу миль. Плоская, сухая центральная равнина теперь практически лишилась растительности, и лишь иногда ее монотонность прерывалась небольшими кучками хижин под жестяными крышами, потом снова пустое пространство, потом еще одна группа хижин, в два раза больше, потом пустота, пустота, пустота, а после отдельные склады и мастерские. И постепенно пригороды переходили в окраины, а затем в сам огромный город.

И очень уродливый. Вараиль видела мало уродливых городов во время своего, недавнего путешествия по планете, но Сайсивондэйл был действительно мрачным промышленным городом и совсем не отличался красотой. Здесь сходилось много главных дорог. Много товаров по пути из порта Алаизора к Замковой горе или в города северного Алханроэля шло через Сайсивондэйл. Это был чисто функциональный город: миля за милей гигантские склады тянулись вдоль широких, непривлекательных бульваров. Даже растения в Сайсивондэйле были скучными и утилитарными: коренастые пальмы камаганда с пурпурными листьями, которые легко выдерживали бесконечные месяцы долгого засушливого сезона, продолжающегося большую часть года; массивные кусты лумма-лумма, которые можно было принять за большие серые камни; и жесткие, колючие розетки гараведас, которые лишь раз в сто лет выбрасывали высокие черные шипы с цветком на конце.