Текст книги "Журнал "Если" 1999, номер 11"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Владимир Гаков,Дмитрий Караваев,Константин Дауров,Джим Коуэн,Уильям Джеймс,Дж Слейдек,Михаил Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Я заново увидел их первую встречу: отец с дедом охотились, а Весна, которая тогда жила в Тотни, собирала зимние орехи на краю болота. Моя мать выглядела очень красивой в глазах отца, и все воспоминание было наполнено волнением и теплом. Весна покинула Тотни в тот же день, приехав в нашу деревню на спине отцовского локса. И после разнообразных обоюдных любезностей они занялись сексом.
На этом мой доступ к памяти отца кончается: сцепленный с половой хромосомой мнемогеном перешел в оплодотворенное яйцо, как объясняет мистер Мак-Нейл. Я так и не узнал, почему мать и отец продолжают встречаться. Возможно, все дело в этих любезностях, которые мистер Мак-Нейл называет брачным ритуалом?
Из транса меня вывели крики Триггера и Каунтера.
– Нет, нет и нет! Я не напоролся на скалу, Каунтер. Не было там никакой скалы.
– Говорят, тебя выудил из воды какой-то жалкий головастик, – заметил Триггер с ноткой презрения.
– Тот, кто это сказал – лживый отморозок.
– Говорят, ты визжал, как недобитый хрипун, – ухмыльнулся Триггер. – Говорят, девчонке пришлось врезать тебе по морде, чтобы ты заткнулся. А ей всего-то лет восемь.
– Уж не меньше шестнадцати! – не выдержал я.
– Ага! Ага!
– Ну хватит! Какой-то отморозок продырявил мою лодку. И я хочу узнать, кто именно.
Это их охладило.
– Ты не шутишь? – осторожно спросил Каунтер.
– Какие там шутки. Ракс побери, ты только представь, как скиммер под тобой уходит на дно! Тот, кто просверлил дыру, мог меня убить. И если я узнаю, что это дело ваших рук…
– Это не мы, – поспешно сказал Каунтер.
– Отец привез лодку из Носса семь дней назад на упряжке локсов, – задумчиво сказал я. – До моего дня рождения она лежала на улице у дома. Это мог сделать кто угодно и когда угодно.
– А может, твой отец купил дырявую лодку? – предположил Каунтер.
– Да ладно вам! – завопил Триггер. – Здесь скучно. Пошли на речку!
По дороге мы высмотрели на заливном лугу небольшой пруд и бросили в воду остатки сушеного мяса, припасенные Триггером. Раздался слабый треск – и пруд мгновенно закристаллизовался.
– Не могу понять, как они это делают, – пробормотал Триггер, с восхищением взирая на сверкающую поверхность.
– Мистер Мак-Нейл говорит, это перенасыщенный водный раствор какой-то соли, – неуверенно сказал Каунтер. – Плотнее грума, но по виду не отличишь от простой воды. Мистер Мак-Нейл говорит, что ледяной дьявол ждет, когда вода колыхнется, и тогда выпускает из себя добавочное количество соли. А чтобы разморозить пруд, он писает или что-то вроде того.
Объяснение было прозаичным, но развлечение – захватывающим. Мы набросали на поверхность кристалла широкие листья водорослей, выловленных из реки. Игра состояла в том, чтобы с разбегу вспрыгнуть на лист и лихо доехать на нем до дальнего берега, оглашая округу восторженными воплями. Мы знали, что играем со смертью, но преимущество оставалось на нашей стороне… До поры.
Впрочем, нам было далеко до Дурочки Мэй, которая играет со смертью каждый день. Эта девушка родилась без наследственной памяти, что случается крайне редко. Предки никогда не будут направлять ее, и всю жизнь она проживет одинокой, ведь таким уродам не рекомендуется иметь детей.
Конечно, Мэй понемногу учится на собственном опыте, но она нередко допускает грубые практические и социальные ошибки. Когда врожденный изъян был выявлен, девушку отстранили от обычной женской работы. «Я ни за что не подпущу дефективную к своим посевам!» – раскричалась предводительница Ванда, и вскоре Дурочку Мэй назначили стригальщицей.
С религиозной точки зрения эта работа довольно ответственная; на деле же она проста и незамысловата, хотя и очень опасна. Предыдущую стригальщицу удушило анемоновое дерево, когда бедняжка срезала с него черенки для питомника. Хорошо, что эта женщина уже почти выполнила весеннюю норму, и у Дурочки Мэй было целое лето, чтобы выучиться ухаживать за молодыми деревцами: в День Благодарения, сразу после окончания грума, их высаживают в священном лесу.
Это случилось три года назад, а теперь Мэй уже шестнадцать. Девушка она красивая и, в общем, смышленая, но по-прежнему склонна к нелепым высказываниям.
– Надо погрузить все саженцы на телегу, – сказала она мне за день до паломничества в священный лес. – Тогда деревца не помнутся в дороге. А телегу можно прицепить к мотокару. И быстро, и хорошо, не правда ли? К тому же мы избавимся от неприятностей с анемонами. Они всегда вцепляются в тех, кто их несет.
– Неплохая идея, – сказал я вежливо, ведь Мэй очень хорошенькая, хотя и странная. – Но боюсь, сейчас неподходящее время.
– А по-моему, самое подходящее. Паломничество начинается завтра, разве не так?
Пока я раздумывал, как отговорить ее от очередной глупости, не обидев при этом, появился мой дядя Станс, и Мэй тут же закричала:
– Иам-Станс, у меня есть предложение!
Каждое предложение Мэй дядя Станс неизменно воспринимает как личное оскорбление.
– В чем дело? – грозно вопросил он. Дурочка пустилась объяснять. Станс густо побагровел и, не дослушав, рявкнул:
– Святотатство! Мы всегда носили деревца на руках и впредь будем носить! Неужто у тебя нет никакого понятия о традициях?
– Зато я понимаю деревья, – отрезала Мэй. – Половина саженцев погибнет прежде, чем процессия доберется до леса. А если бы лорины не помогали нам с поливкой, побеги пропали бы все. Корни не могут так долго находиться на воздухе! Так или иначе, – быстро проговорила она, поскольку Станс снова открыл рот, – за посадки отвечает Ванда, а не ты.
– А за паломничество отвечаю я! И только я!
– Что ж, придется поговорить с Вандой.
Похоже было, что дядя вот-вот взорвется в самом прямом смысле слова, и я вступил в разговор:
– Разве мы не можем обсудить это дело спокойно, как подобает рассудительным стилкам?
– Тут нечего обсуждать! Мотокаром распоряжаюсь я, что бы там ни сказала Ванда. И я не допущу святотатства!
Но дяде Стансу не удалось внушить почтение Дурочке Мэй. Частично потому, что он предводитель мужчин и не имеет над ней власти. Частично потому, что Станс выглядел довольно нелепо, пыхтя, как мотокар, и яростно брызгая слюной.
– Козел-прародитель будет очень недоволен, – твердо сказала девушка.
– К Раксу Козла-прародителя! – взревел мой дядя прежде, чем успел осознать весь ужас своего богохульства. Затем он смертельно побледнел и бросил боязливый взгляд на небо, словно ожидая, что гром и молния без проволочки разразят его на этом самом месте.
Но кары не последовало.
Станс молча повернулся и ушел, а мне досталась широкая улыбка Мэй.
– Не люблю, когда меня называют дурочкой. А так бы я только радовалась, что мои мозги не забиты всякой древней чепухой.
– Я не считаю тебя дурочкой, Мэй.
– Это хорошо, – сказала она серьезно. – Потому что мне нужен друг, и лучше тебя не найти. Когда-нибудь ты станешь предводителем, Харди.
– Нет. Предводителем будет мой братец Триггер.
– Я не умею заглядывать в прошлое, но это помогает смотреть в будущее. Триггер ни на что не годен. Предводителем станешь ты.
Я поглядел вслед дяде Стансу, который вышагивал по дороге в ужасном гневе и растерянности. У нашей культуры столь глубокие корни в прошлом, что о будущем мы почти не задумываемся. Возможно, зря. А может статься, мы не найдем там ничего, кроме страха.
СТАНЦИЯ ДЕВОН
Настал День Благодарения, паломничество прошло своим чередом, и никто ничего не слышал о предложении Дурочки Мэй. Мы донесли ее крошечные анемоны и чашечные деревца до священного леса и аккуратно высадили в почву. Количество молодых саженцев с лихвой перекрывало число погибших от старости деревьев. Кругом сновали ло-рины, обильно мочась на каждый саженец. Большие анемоны поджали щупальца и вели себя удивительно спокойно, как и обычно в этот праздничный день. Возможно, деревья каким-то образом понимают, что мы работаем на благо леса. А может, лорины оказывают на них то же умиротворяющее воздействие, что и на нас.
За Днем Благодарения приходит время уборки урожая, а после него – ненастье: тоскливый сезон увядания, бесконечных дождей, холодных туманов и вечно раздраженных старших. В такое время года нет ничего лучше горячего кирпича за пазухой, когда ты вынужден брести куда-то под ледяным дождем.
В ненастье, последовавшее за моим семнадцатилетием, мне, как племяннику предводителя, было разрешено присутствовать на собраниях взрослых жителей деревни. Отец не уставал напоминать мне об этом.
– Сегодня тебе непременно надо пойти, – сказал он однажды, засовывая под меховую одежду нагретый кирпич. – Пора набираться опыта. Кто знает, какое положение ты со временем займешь в Иаме.
– Я стану советчиком предводителя, когда дядя Станс умрет. Отец пронзил меня взглядом.
– Возможно, – сказал он наконец. – Но мы будем обсуждать проблему нехватки продуктов. И хотелось бы услышать мнение молодого человека.
– О Ракс, все ваши собрания такая скукотища. К тому же там будет Триггер, он и выскажется от лица молодежи.
– Подумай как следует, Харди, – произнес отец, задержавшись в дверях. – Ты что, доверяешь Триггеру говорить за себя?
Тут он попал в точку.
– Ладно, я приду попозже.
Собрание было назначено в пивном зале. Скоро они устанут от болтовни, подумал я, крепко ударят по пиву и приступят к распеванию развеселых куплетов.
Я почти угадал, но только почти.
В зал набилось столько народу, что даже кружку к губам было трудно поднести. Вместо веселых припевок певцы нестройно тянули заунывное. Прислушавшись, я разобрал слова: «Великий Фа, избави нас от зла…» Религиозный гимн в пивнушке? Воистину, в этом мире нет ничего святого!
Когда меланхолические голоса вывели последние дрожащие ноты, над публикой восстал дядя Станс, утвердившись на стойке бара.
– Мой добрый народ! – воскликнул он, картинно простирая руки. Гомон немедленно смолк, и в тишине раздался ехидный голос Ванды:
– Мужчины твой народ, Станс!
– Я выражаюсь фигурально. Могу и по-другому. Добрый народ Иама! – взревел он.
Это было впечатляющее зрелище. Дядя Станс – очень среднего роста, но умеет себя подать: спина прямая, грудь колесом, ноги слегка расставлены, подбородок упрямо вздернут, взгляд острый и проницательный. Вздумай мой старикан резво вскочить на стойку бара, он наверняка шарахнулся бы башкой о балку и свалился замертво. С дядей Стансом ничего подобного произойти не может, к сожалению.
– Давайте помолимся! – Властное лицо дяди внезапно приняло смиренное выражение.
Все присутствующие дружно склонили головы. Станс разразился замысловатой речью в духе единственной истины, где темные суеверия, подвергнутые уклончивой трактовке, плавно перетекают в прозрачные эвфемизмы. Не думаю, чтобы он верил в это сам: как бы я ни относился к дяде, Станс достаточно умен.
Сперва он обратился к Дроуву и Кареглазке (чисто легендарным персонажам) со страстным призывом немедля оседлать Великого Локса (наше светило Фа), дабы вырвать мир из цепких щупалец Ледяного Дьявола (мертвой планеты Ракс) и благословить нас всех вечно сияющим светом (что сделало бы Иам невыносимо жарким местечком). Затем он воззвал к Рагине, королеве ледяных дьяволов (живущих в прудах), предлагая ей отказаться от своего легендарного любовника Ракса, а взамен навеки возлюбить Фа. Тут дядя Станс не преминул живописно обрисовать ошеломляющий сценарий, согласно которому Рагина взмывает в небо подобно земному шаттлу и, заключив коварного Ракса в могучие объятия, уносит его куда-нибудь подальше от Фа, где сия злополучная пара, по-видимому, должна образовать то, что мистер Мак-Нейл называет бинарной системой. Под конец мой дядя эффектно призвал Козла-прародителя тотчас же приступить к оплодотворению наших полей и нив… Слушатели были в полном восторге и показывали ему пальцами знак Великого Локса.
Окрыленный успехом дядя ловко спрыгнул со стойки и присоединился к нам с отцом.
– Ну как, недурная проповедь, Бруно?
– Сам хранитель храма не сказал бы лучше, – откликнулся отец. – Правда, насколько я помню, Козел-прародитель – специалист по плодовитости людей, а не растений.
Козел-прародитель – наша местная и гораздо более удобная версия земных Адама и Евы, поскольку нам не приходится размышлять над тем, кто его создал: он просто всегда был и есть! Честно говоря, мне трудно принять на веру существование этого персонажа, но мистер Мак-Нейл никогда над ним не смеется. Иногда даже можно подумать, что он и впрямь верит в козлоподобного прародителя стилков, а ведь мистер Мак-Нейл землянин. Однажды я спросил у него, почему земные люди все еще почитают богов, если так много знают. Мистер Мак-Нейл надолго задумался, и когда я уже предвкушал глубокое откровение, сказал: «Должно быть, ради забавы».
– Это символ плодородия и щедрости, – обиженно возразил дядя Станс.
– Мы помолились, и теперь все будет в порядке? – невинно спросил отец.
– Сомневаюсь. – Реальность наконец возобладала, и Станс потух и постарел на глазах.
– Я пропустил начало, дядя, – сказал я. – Как там насчет рационов?
– Я подумываю о визите на станцию Девон, Бруно, – дядя Станс, как обычно, проигнорировал меня. – До наступления стужи, если возможно.
– Расскажи ему о рационах, – напомнил отец, благослови его пресветлый Фа.
– С завтрашнего дня, – проговорил дядя нетерпеливо, глядя поверх моей головы, – каждому будет выдаваться полчашки зерна на день или же равноценное количество хлеба. Насчет этого визита, Бруно… У меня большие надежды на то, что земляне окажут нам весомую помощь.
– Не лучше ли сперва поговорить с мистером Мак-Нейлом?
– Ты так думаешь?
– Таковы правила, Станс, – вполголоса заметил отец.
Мой старикан всегда спасает дядю Станса от дипломатических промахов, которые, правда, случаются с ним довольно редко и никогда на публике. Интересно все-таки, не был ли мой дядя в детстве таким же идиотом, как его сыночек Триггер?
– Мы проконсультируемся с мистером Мак-Нейлом! – приосанившись, громко объявил дядя Станс. Он снова выглядел помпезно и доминировал над всем окружением, невзирая на статную фигуру стоящего рядом отца. И все окружающие дружно выразили одобрение: Станс всегда прав, уж он-то знает, как следует поступать.
Я посмотрел на отца, мой старикан ухмыльнулся.
Солнце Фа казалось маленьким оранжевым глазком на блеклом небе и совсем не давало тепла. Мы все сгрудились в заднем конце кабины, поближе к топке: отец, дядя Станс, Ванда, Триггер и я. Дядя сидел за румпелем и делал все возможное, чтобы тяжелые железные колеса не пропустили ни единого ухаба и выбоины носской дороги. Остальные хватались то друг за друга, то за металлические планки кабины. Напряжение нарастало. Нет, мы вовсе не были дружной деловой командой.
– Ради Фа, Станс! – не выдержала наконец Ванда. – Да отдай ты румпель Бруно!
Ничто не поколебало выражение решительности на дядином лице. Я начал с опаской поглядывать вправо: там был крутой обрыв, а под ним струился бурный поток.
– Думаю, мы уже приехали, Станс, – сказал отец немного погодя: узкая дорожка, ответвлявшаяся влево от основной трассы, мелькнула и осталась позади.
– Стой, проскочил! – завопила Ванда. – Назад, назад!
С задним ходом у дяди было не вполне. Он поспешно рванул тормозной рычаг, так что пассажиры посыпались вперед, а после с той же глубочайшей уверенностью резко крутанул винт реверса. Лучше бы он сперва отключил подачу пара! Машина тут же стала разгоняться назад, и все мы разом окаменели: прямо под нами река встречалась с морским приливом. Внизу кипел губительный водоворот.
Отец проворно ухватился за румпель, и мы свернули в последний момент. Потом мотокар, натужно пыхтя, задним ходом вскарабкался по склону, и наше драматическое прибытие завершилось в ожесточенной перепалке и пышных клубах пара.
– Всем пива? – Если мистер Мак-Нейл и заметил разброд в делегации, то не подал виду. – Или кто-нибудь желает кружечку стувы?
– Бурдюк спирта был бы в самый раз, – пробормотала Ванда так, чтобы мистер Мак-Нейл не услышал. Крепче пива он нам ничего не подает. Землянам очень не нравится, что мы пьем спирт, хотя, какое им до этого дело, я понять не могу.
Он указал нам на стулья и сам присел, большой и улыбающийся. Каждый раз, когда я вижу мистера Мак-Нейла, я первым делом замечаю, какой он крупный. Это не только рост, хотя землянин на голову выше моего отца, тут еще и массивное тело, и выпуклая мускулатура, и громкий звучный голос. В остальном же между нашими расами удивительно мало физических различий, если учесть, что мы эволюционировали в разных мирах.
А кроме того, я ощущаю поразительную доброту мистера Мак-Нейла. Это очень хороший человек. Он всегда принимает наши интересы близко к сердцу и всегда старается помочь.
– Рад видеть вас снова, друзья, – сказал мистер Мак-Нейл.
Тут я впервые заметил, что в темном углу сидит Ничей Человек. Зачем? Что ему здесь нужно? На физиономии дяди Станса, застывшего с открытым ртом, изобразилось почти комическое замешательство. Отец кивнул Ничьему Человеку со слабой улыбкой, Триггер при виде живого воплощения зла глупо вытаращил глаза. Ванда негодующе фыркнула и уставилась на мистера Мак-Нейла, словно требуя от него объяснений.
Я постарался сохранить бесстрастность. В конце концов, я никогда не слышал, чтобы Ничей Человек сделал что-то действительно дурное. С виду он ничем не хуже обыкновенного мужчины, и если одна нога у него с перепонками, как говорят, ходит-то он обутый.
Потом мы все наперебой затараторили и тут же конфузливо смолкли. Наконец Ванда произнесла:
– Я хочу объяснить цель нашего визита.
Крайне бестактное начало переговоров. В смущении я принялся изучать обстановку комнаты: вещи были земными и выглядели довольно странно. Мне приходилось бывать в жилых помещениях станции Девон, но там я не видел ничего подобного. Безделушки с разных концов галактики, огромное количество местных изделий и почти ничего с Земли.
В доме мистера Мак-Нейла не было ни одной нашей вещи, словно он не желал признавать само существование этой планеты. И тем не менее мы, стилки, ему действительно нравились, я хорошо чувствовал это. Именно этим мистер Мак-Нейл и отличался от большинства землян, с которыми мне доводилось общаться.
Он вежливо не заметил бестактности Ванды. На Земле считается дурным тоном приступать прямо к делу, поэтому мы немного поговорили о шахте, заложенной землянами несколько поколений назад.
– Первоклассная руда, – отметил мистер Мак-Нейл. – Это предприятие обещает хорошие доходы.
– Кому? – грубо выпалила Ванда.
– Всем, разумеется. Когда шахта начнет давать прибыль, мы поделим ее поровну между землянами и стилками.
– И мы сможем приобрести на нашу долю земную технику? – спросил отец.
– Ну, если вы того хотите… А чем вам не нравится нынешний уровень развития? Земной образ жизни далеко не так хорош, как кажется.
– Однако вы не голодаете, – резко сказал дядя Станс.
– Неужели все так плохо? Зерновые не уродились, как я слышал?
– Насчет этих доходов, о которых ты толковал… Можно купить земледельческие машины и расширить наши плантации, – гнула свое Ванда.
– И еще охотничьи ружья и вездеходы, – поспешно добавил дядя Станс.
Вот теперь мистер Мак-Нейл действительно был встревожен. Мы, стилки, уже восемь поколений изучаем мимику землян, и я заметил в его глазах не только беспокойство, но и нечто иное… Печаль?
– Вы называете преждевидением вашу способность призывать память предков, – помолчав, сказал он. – Вам следовало бы тщательно изучить свою наследственную память, прежде чем заводить разговор о машинах! К тому же вы знаете, что Земля проводит политику невмешательства. Возможно, мы сочли бы допустимым приобщить вашу расу к науке, чтобы со временем вы сами научились делать машины. Но искажать нормальный путь общественного развития мы не имеем права… Весьма вероятно, что ваше общество вообще не принадлежит к категории развивающихся, – вздохнул он. – Бывает, что некие стабилизирующие факторы не позволяют цивилизации подняться выше определенного уровня. К примеру, ваша одержимость прошлым.
– И что тогда проку от нашей доли доходов? – резко сказала Ванда.
– Ну, если дела пойдут неважно, вы сможете импортировать продукты питания. В конце концов, это всего лишь один неурожай. Главное – пережить зиму, а там будет видно.
– Я преждевидел, – сказал отец. – Неурожай будет повторяться и повторяться.
– Ты прав, Бруно, – с достоинством кивнул дядя Станс.
– Пищи нам не хватает уже сейчас, мистер Мак-Нейл, – спокойно продолжил отец. – И я слышал, что во многих деревнях положение гораздо хуже.
– Но шахта еще не приносит прибыли, – возразил землянин.
– Снабдите нас продуктами в счет будущих доходов.
– Это невозможно. Мы завезли продукты для собственного населения, примерно на шестьсот человек. Ты думаешь, мы способны накормить из этих запасов всю планету?
– Потребуйте дополнительных поставок, объясните, что наши дела плохи.
– Будь справедлив к нам, Бруно, – устало сказал мистер Мак-Нейл. – Ты был на станции Девон и видел вещи, которые у вас считаются волшебными. Но мы отнюдь не маги, мы только космические путешественники, ничуть не лучше кикихуахуа.
– Кикихуахуа?..
– Забудь, они вам не помогут. Слишком уж медлительны. Но и мы не сможем удовлетворить вашу просьбу в мгновение ока. Потребуются время и деньги. Честно говоря, слишком много времени и столько денег, сколько вам и не снилось.
– Вы наверняка можете что-то сделать, – упрямо твердил дядя Станс.
– Что именно?
– Ты эксперт, ты мне и объясни!
Типичное заявление в стиле дяди, но мистер Мак-Нейл воспринял его раздраженно.
– Поезжай на станцию Девон, Станс. Это все, что я могу тебе посоветовать.
– Я же говорил, надо было ехать сразу туда, – брюзгливо буркнул дядя.
Перед тем, как мы отправились в обратный путь, у меня состоялась странная беседа с мистером Мак-Нейлом.
– Вы, наверное, хотите кое-что обсудить, – сказал он, заново наполнив кружки стувой. – Я оставлю вас на несколько минут. Пойдешь со мной, Харди? Я покажу тебе новые растения.
Никто не удивился, ведь все знают, что я интересуюсь земной флорой. Мы вышли в сад и обозрели печальные разрушения, произведенные ненастьем. Земные цветы погибли, их краски смешались с глиной. Под обрывом, над глухо ревущей рекой, медленно поднимался густой туман.
– Я сохранил семена, – сказал мистер Мак-Нейл. – Ваш год короче земного, но большинство растений приспособилось. Мне даже удалось получить новые разновидности.
Было ясно, что он никак не может показать мне эти разновидности. Теряясь в догадках, я молчал.
– Побереги себя, Харди, – внезапно сказал он.
– Что?..
– Будь осторожен. Наступают тяжелые времена. Возможно, очень опасные.
– Это вы о голоде?
– Не только. И не столько. – Видно было, как мистер Мак-Нейл нервничает, ведь землянин не должен вмешиваться в дела стилков. – Твой отец очень хороший человек, Харди.
– Я знаю.
– Смешно, но я никогда не мог до конца разобраться в иерархии стилков. Наверное, потому, что не умею преждевидеть.
На что он намекает? Что отец должен стать предводителем? Идея, конечно, здравая, но нереальная.
– Это взаимосвязано, – сказал я. – В любой общине предводителем становится тот, кто может дальше всех заглянуть назад.
– А если он не самый лучший кандидат для этой работы?
– Так не бывает. Лучший всегда тот, у кого самый большой опыт предков. Возьмем, к примеру, нашу мужскую линию: это мой отец, дядя Станс, Триггер и я. Говорят, других таких нет во всем мире, поскольку мы способны вернуться к первоначалу вещей. Но это вовсе не означает, что потенциальная возможность реализована. Для этого пришлось бы много-много дней лежать на спине, покуривая зелье и концентрируясь изо всех сил… – Я помолчал. – Возможно, когда-нибудь я и попытаюсь. Интересно все-таки узнать, с чего началась наша цивилизация! И все эти мифы про Великого Локса, Дроува, Кареглазку и остальных.
– Но если Станс и Бруно – единокровные братья, у них должна быть одинаковая генетическая память?
– Станс моложе, значит, у него больше воспоминаний дедушки Эрнеста. Поэтому Станс предводитель. А следующим будет Триггер, когда мой дядя умрет.
– Но Триггер просто ОСЕЛ, даже я это вижу.
Я решил, что «осел» – нечто крайне незавидное.
– Мы с отцом будем его советчиками.
Мистер Мак-Нейл посмотрел на меня испытующе, но он был землянин и не мог проникнуть в мысли стилка.
– Вы четверо – величайшая ценность своей цивилизации, – пробормотал он скорее для себя, чем для меня. – Учитывая полное отсутствие письменности… А мы прилетели лишь несколько поколений назад. Мы знаем слишком мало. Должно быть, родственная связь между отцом и сыном имеет для вас огромное значение?
– Разумеется. Если у мужчины нет сына, вся память его предков пропадет, ведь дочери наследуют по материнской линии. Вот так и теряются воспоминания. Когда у человека нет ребенка того же пола.
– Или когда он умирает молодым. Я вздрогнул.
– Будь осторожен, Харди, – повторил он. Все это было более чем странно.
– Что вы хотите сказать? Что мне грозит опасность? Что кто-то намерен уничтожить мою наследственную память? Но это невозможно, мистер Мак-Нейл. Наш народ благоговеет перед памятью предков. И стилки не убивают друг друга. Никто не сможет жить дальше с таким ужасным воспоминанием.
– Я слышал, твой дед был убит несколько лет назад.
– Да, можно подумать и так. Но дед уже передал сыновьям свои воспоминания.
– Но он был убит. Заколот. Я хочу сказать, что нет ничего невозможного. Каждый может впасть в отчаяние, даже стилк. В особенности в тяжелые времена.
Чепуха, попытался уверить я себя. А что до скиммера, это просто несчастный случай. Однако этот странный разговор оставил у меня в душе неприятный осадок.
Туман кристаллизовался в снежные хлопья, и весь мир стал ослепительно белым. С охотой и плантациями в этом году было покончено, и локсы погрузились в глубокую спячку в амбарах. Только лори-ны были настолько неразумны, что покидали свои убежища по каким-то делам, неуклюже ковыляя по сугробам. Люди собирались у очагов поболтать, переждать сильный мороз, заняться преждевидением.
А я мечтал о Чаре.
Зима – прекрасное время для преждевидения, именно зимой мы стараемся расширить наш опыт и знание истории. Но стоило мне раскурить трубку и лечь на мягкие подушки, как прелестное лицо Чары с сияющими карими глазами снова вставало передо мной. И каждый раз я заново воскрешал нашу встречу – слово за словом, минута за минутой.
Не знаю, понимал ли отец, что со мной происходит. Сам я не смог бы ему объяснить. Это было совсем не похоже на обычное сексуальное влечение.
Маленький старый домик, где жили мы с отцом, издавна принадлежал нашей мужской линии. Согласно своему общественному статусу, дядя Станс и Триггер обитали в солидной резиденции. Но так как наши дома стояли бок о бок посреди деревни, мы виделись с родней слишком часто.
Хранитель храма, невзирая на стужу, ежедневно внушал суеверным и слабодушным, что Великий Локс, поправший ледяного дьявола Ракса, по-прежнему хранит нас от вселенского зла, а легендарные Дро-ув с Кареглазкой ждут не дождутся, чтобы прилететь к нам на помощь, буде дела пойдут еще хуже, чем сейчас.
Я ни разу не зашел в храм, но однажды, прихватив пару горячих кирпичей, добрался до большого амбара на краю женской деревни. У нас с отцом закончилась мука.
Моя мать, Иам-Весна, занималась распределением припасов. Увидев меня, она просияла.
– Не может быть! Это ты, Харди?
Какой кошмар. В амбаре было несколько человек, мужчин и женщин, и все они обернулись, чтобы поглядеть на меня. Большинство матерей имеет достаточно здравого смысла, чтобы игнорировать своих сыновей, в особенности на людях. Но только не Весна. Это крупная женщина с круглым веселым лицом и очень громким голосом. Ее приветствие прокатилось по всему амбару. Да еще с нежной ноткой, какую сыну положено слышать лишь от своего отца! Готов поклясться, даже локсы на минуточку вышли из спячки и с любопытством приоткрыли глаза.
– О, ради Фа, Весна, – пробормотал я.
Но она уже надвинулась на меня, неотвратимая, как грум, и пухлыми руками прижала к своей гигантской груди.
– Как ты вырос! – Ухватив за локти, она отодвинула меня на расстояние вытянутой руки и критически осмотрела. – Ты большой, красивый парень, Харди. Ты очень похож на своего отца.
В амбаре находилось не менее десяти человек, включая юного от-морозка Каунтера. Как минимум, десяток идеальных свидетелей моего позора! Эта кошмарная сцена войдет в историю, и бесчисленные поколения потомков будут потешаться над ней бессчетное количество раз. Да, репутация моя была обречена.
– Как там Бруно? – спросила Весна, разжав свои цепкие пальцы. – Давненько не виделись! Я уже собралась навестить вас вечерком.
– Не стоит, – поспешно сказал я. – Сегодня к нам придет дядя Станс. Они с отцом планируют поездку на станцию Девон.
– Вот как? Надеюсь, они намерены переждать стужу?
– Они намерены отправиться завтра. Я тоже еду.
– О нет, – она внезапно побледнела. – И ты, и Бруно? Это же опасно! Я не смогу жить, если потеряю вас обоих.
– Послушай, ты не можешь говорить потише? Об этой поездке не должны знать посторонние.
– Ради Фа, о чем ты толкуешь, Харди? Завтра вся деревня увидит, как уезжает мотокар.
При виде ее доброго, пухлого, ужасно расстроенного лица во мне шевельнулось забытое чувство, и я непроизвольно дотронулся до ее руки.
– Не беспокойся, у нас все будет в порядке! Кстати, нам нужно немного муки. Отец опять просчитался.
Весна взяла у меня горшочек и отмерила несколько горстей из дощатого ларя. Все присутствующие внимательно следили за процедурой, запоминая каждую горсть.
– Не только Бруно просчитался, – спокойно сказала она. – Мучные рационы будут урезаны. Ванда завтра же объявит об этом.
– Что ж, придется восполнить рацион овощами.
– С завтрашнего дня выдача овощей ограничена. С мясом тоже серьезные проблемы. Не будь в Носсе избытка рыбы, мы уже оказались бы в большой беде… – Она вздохнула и взяла меня за руку. – Одиннадцать поколений назад была суровая зима, хотя и не такая плохая, как эта. Но люди восстали против своих предводителей, взяв штурмом амбар, и предводительница женщин погибла.
– Как, ее убили?! – Беседа с мистером Мак-Нейлом была еще свежа в моей памяти.
– Нет, ее засыпало зерном. Кто-то выдернул заслонку бункера. Когда предводительницу откопали, она уже задохнулась.
– Хорошо, что это был не предводитель, – только и мог сказать я. – А то, глядишь, я бы вовсе не родился.
Лицо Весны омрачилось.
– Знаешь, я должна увидеться с Бруно. Тем более, что завтра вы уезжаете.
Я представил, как толстая немолодая женщина вдруг появляется в мужской деревне. Кошмар.
– Не понимаю, зачем тебе это нужно.
– Что тут непонятного? Я люблю его, – сказала она на весь амбар.
