Текст книги "Журнал "Если" 1999, номер 11"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Владимир Гаков,Дмитрий Караваев,Константин Дауров,Джим Коуэн,Уильям Джеймс,Дж Слейдек,Михаил Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Угроза ядерной войны, действительно, отодвинута. Мир в значительной мере перестанет быть ареной противостояния двух сверхдержав (Запад – Восток), уступив место, увы, не многополюсной схеме (как предсказывали политологи в 1989 году), а фактически однополюсной – пока! Налицо и тенденция к другому противостоянию: «богатый, зажравшийся Север» – «бедный, раздираемый противоречиями Юг». (Как образно сказал один из опрошенных: «В то время, как меньшинство человечества будет проживать в высокотехнологичном мире, похожем на сказку, большинство останется прозябать в перенаселенных, загаженных промышленными отходами мегаполисах, похожих на кошмар»).
Сверхзвуковые поезда, пересекающие Европу в считанные часы. Двух-трехдневная рабочая неделя в большинстве промышленно развитых стран Старого Света. Всепроникающая механизация, все более отдаляющая (имеется в виду физический контакт) индивидуума от родственников, соседей и коллег по работе. Флотилии такси, управляемых роботами, на улицах городов. Успехи нанотехнологии, позволяющие ввести миникомпьютеры в кровеносные сосуды, после чего электронные доктора сами поставят диагноз и проведут сеанс лечения на клеточном уровне. Дома, «оживленные» электроникой, и школьные классы, превращенные из площадок дрессуры и зубрежки в центры досуга и раскрытия творческих резервов личности. Мультимедиа, «информационное сверхшоссе» (superhighway) и «виртуальная реальность», сделавшие легкодоступным освоение какого угодно объема знаний, связавшие домашние компьютеры со всемирными базами данных; и одновременно катастрофически увеличившими пропасть между «ментальным образом» мира и собственной физической активностью индивидуума в этом мире. Африканские пустыни, преобразованные в гигантские солнечные энергокомплексы с помощью новых технологий, позволяющих существенно снизить потери электроэнергии. Искусственные органы и кибердиагностика на дому. Американская лунная колония, население которой к 2033 году достигло 2,1 миллиона человек (после чего Сенат официально признает их новым штатом Америки).
Все это должно стать привычным в первые три десятилетия XXI века. Молодым читателям судить, что сбудется, что – нет.
Но вот еще два конкретных прогноза, органично и теснейшим образом связанных с предыдущими.
В 2033 году советско-американская экспедиция, стартовав с космодрома на Луне, высадилась на Марсе. (Сначала проект финансировался обеими Академиями наук, но забуксовал из-за отсутствия средств, после чего требуемый один триллион долларов инвестировали американская компания «Орбитад Индастриз» и советская частная венчурная фирма «Гласность, Инкорпорейтед».) А после завершения строительства дополнительных транссибирских газопроводов Советский Союз станет основным энергетическим донором Европы.
Стоп-стоп! Какой-такой Советский Союз?!
Вот и все. Напрогнозируешься тут, когда все рушится, лопается, как мыльный пузырь, из-за неучета одной-единственной детали, качественно изменившей всю конфигурацию электронной кофейной гущи, на которой гадают современные оракулы.
Между прочим, английское словосочетание think tank, традиционно преподносимое нам как «мозговой центр», точнее переводится, как «чан, в котором кипят мысли». Так и хочется добавить: когда мысль закипает, убавьте огонь – убежит!
На научной идее, овладевшей массами, можно ставить крест.
Вообще-то причины не отрицаемого сейчас никем фиаско футурологии очевидны. Пророки, маги, волхвы имеют дело с таинственным и непостижимым, а ученые связаны законами природы, которые сами же и открыли.
Первым вольно молоть языком все, что заблагорассудится. Сбудется предсказание – хорошо, не сбудется – пророк «отмажется» ссылками на тайны светил (темна, мол, вода во облацех), после чего оперативно примется уточнять свое предсказание. Ученому сложнее, он убежден и убедил других, что работает «по науке» и что все тайное со временем станет явным для тех, кто изучает законы природы. Поэтому, угадай ученый с прогнозом – повысится его рейтинг в глазах обывателя; а промажет – не миновать ехидных подковырок: тоже мне – наука! Гадание на кофейной гуще…
За примером ходить далеко не надо: точность работы всех метеоцентров мира стала темой анекдотов – при том, что часто они предсказывают погоду абсолютно верно.
Только этой оглядкой на статус «безошибочной науки», сложившийся не без активной саморекламы самих ученых, можно объяснить ту робость, с которой они приступают к предсказаниям. Кроме того, кому-кому, а ученым-то хорошо известно: во всякой попытке заглянуть в завтрашний день заложен парадокс, по-научному называемый нарушением принципа причинности.
Если Будущее можно «подсмотреть» в какую-то щелку, значит, его в принципе можно изменить. А тогда это будет уже «не то» будущее из первоначального прогноза.
Итак, либо вы угадаете точно, но тогда ваша догадка окажется бесполезной для современников: это все те самые «затерянные чертежи», «неизданные книги» и тому подобное, о чем уже шла речь. А если читающая публика примет ваше предсказание всерьез, то – см. выше.
Поэтому поистине революционные предсказания ученых столь редки, в сравнении с океаном «добропорядочных», то есть в рамках известного, привычного, общепринятого, статей, диссертаций, монографий. Последние небесполезны, потому что медленно, но верно двигают науку. Однако рывком ее толкают вперед как раз те, кто идет «не в ногу».
Все вышесказанное хорошо резюмируют два точно подмеченных закона.
Один из авторов – хорошо знакомый любителям фантастики Артур Кларк. Закон Кларка гласит: «Когда заслуженный, но старый ученый заявляет, что что-то возможно, он почти наверняка прав. Когда он утверждает, что что-то невозможно, то почти наверняка ошибается».
Впрочем, это совсем не означает, что абсолютно все, чему официальная наука выносит приговор, обязательно верно или сбудется. «Вечный двигатель», нарушающий фундаментальный закон сохранения энергии, не построить даже легиону новаторов, выступающих против упрямых ортодоксов-догматиков. Как невозможно и принести в настоящее достоверную весть из будущего – до тех пор, пока ученые не откроют путь в обход закона причинности.
Лакмусовой бумажкой, позволяющей хотя бы на глазок отличить научный прогноз от лженаучной «туфты», обычно служит уровень рекламной шумихи. Если развертывается бурное обсуждение в средствах массовой информации, а толпы дилетантов в миг становятся адептами и проповедниками «нетрадиционной» науки, клеймя ретроградов в ученых мантиях, можно быть почти уверенным: это все мимо науки.
Широким массам, в общем-то, все равно, излучают ли «черные дыры» гравитационные волны и какова структура ДНК. И правильно – пусть этим занимаются ученые. Но зато обещание вечной молодости, «халявного» (то есть без усилий) обретения знании и мудрости, инопланетной «заграницы, которая нам поможет» или дешевого рецепта быстрого экономического процветания государства не пройдут мимо внимания масс.
И вот тут вступает в силу другой закон, сформулированный не менее известной личностью – Айзеком Азимовым. Закон Азимова звучит так: «Однако когда обыватель возбужден идеей, которая опровергнута заслуженным, но старым ученым, и поддерживает ее с горячим энтузиазмом и почти священным восторгом, – тогда заслуженный, но старый ученый, в конце концов, окажется почти наверняка прав».
Вот и все по поводу предсказаний ученых.
И все-таки память подсказывает: как же так, научные прогнозы нередко сбывались! Полеты на Луну, роботы и компьютеры, клонирование, атомная бомба, экологический кризис… Разве обо всем этом не написали задолго до того, как упомянутые явления стали приметами нашей повседневной жизни?
Верно, писали. Но только не в научных журналах и не в тезисах научных конференций. Об этих в большинстве своем сбывшихся предвидениях – в следующий раз.
Всякая доктрина проходит 3 этапа: сначала ее атакуют, объявляя абсурдной, потом допускают, что она, очевидно, справедлива, но незначительна. Признают, наконец, ее истинную важность, и тогда ее противники оспаривают честь ее открытия.
Уильям Джеймс, английский психолог и философ
Леонид ШКУРОВИЧ
"МЫ – ОПТИМИСТЫ!»
Продолжаем знакомить наших читателей с делами издательскими. Сегодня вашему вниманию предлагается беседа нашего корреспондента с заведующим редакцией фантастики издательства ЭКСМО Леонидом Шкуровичем.
– Леонид Владиленович, ЭКСМО – один из лидеров книжного рынка как в сфере традиционной литературы, так и в области фантастики. Как давно вы обратились к фантастике, чем это было вызвано?
– Официальная точка отсчета – апрель 1996 года, когда мы выпустили в серии «Абсолютное оружие» новые романы Е.Гуляковского «Красное смещение» и В.Михайлова «Посольский десант». Официальная, потому что мы все-таки выпускали фантастику до того в иных, «нефантастических» сериях. А интерес к ней был вполне естественным, любое издательство, стремящееся к развитию, неизбежно обращает внимание и на фантастику. И тогда ЭКСМО, изначально выпускающее классическую литературу, а также и детективы в знаменитой серии «Черная кошка», вторглось в сферу фантастики. Это было неизбежно, поскольку анализ тенденций мирового книгоиздания показывает, что спрос на такую литературу имеет устойчивый характер. Поэтому решение об издании фантастики было мотивировано не вкусовыми или эмоциональными аспектами, а сугубо экономическими. Разумеется, сработал и личностный фактор. Поскольку я к фантастике был неравнодушен, то всячески лоббировал проекты. В этом был некий риск, необходимо было доказать жизнестойкость проектов, и ответственность за успешную их реализацию иногда даже подавляла творческую инициативу.
– Ну и как, удалось доказать? Какие серии выжили, какие нет?
– У нас исчезла всего лишь одна серия – «Абсолютная магия», начатая осенью 1996 года. Причем, на самом деле эта серия трансформировалась в два издательских проекта. Один из них можно связать с именем Ника Перу-мова, хотя там выходили книги и Святослава Логинова, и Перумова в соавторстве с Сергеем Лукьяненко. Концептуально расширения этой серии не предвидится, круг авторов здесь ограничен Перумовым или теми, кто работает в его мирах. Второй опирается на книги харьковчан, работающих под псевдонимом Г.Л.Олди, а также «примкнувших к ним авторов». Вышла, например, работа в соавторстве с Валентиновым; на очереди книга, где выступят киевляне Марина и Сергей Дяченко. Рассматривается возможность издания в серии и сольных книг этих авторов.
– Иными словами, вы не авторов подбираете под серии, а серии – под авторов?
– Да, можно сказать и так. Но здесь есть свои издержки. Порой приходится отвергать интересные рукописи лишь потому, что они не укладываются в уже имеющиеся фэнтезийные проекты, реализуемые, действительно, под конкретных авторов. Это очень грустно, и пока я не вижу, как найти новую модель. К сожалению, мы иногда упускаем многих талантливых авторов лишь потому, что этого требует издательская дисциплина. В противном случае произойдет эрозия серии, а это может привести к ее коммерческому провалу. Но, возвращаясь к разговору о сериях, новых проектов у нас возникло множество. Мы сохраняем установку на издание российской остросюжетной фантастики, однако не жестко «боевой» и не жестко остросюжетной. Умные, философские произведения серьезных авторов у нас выходили неоднократно. Можно назвать Вершинина, Громова…
– Так сколько же у вас серий?
– Кроме вышеупомянутых, это серия «Абсолютное оружие», а из переводных – «Стальная крыса» и фэнтезийная – «Знак единорога». К фантастике можно отнести проект под названием «Холодный огонь». Сюда вошли книги Дина Кунца и подобных ему авторов. Но это не просто «ужастики», а произведения с весьма значительным компонентом фантастики. С нового романа Гуляковского мы запускаем еще одну серию под названием «Нить времен». Стало традицией начинать серию книгой Гуляковского.
– Но тогда, следуя этой логике…
– Правильно, за ней идет новый роман Михайлова «Беглецы ниоткуда». Эта серия опирается не на дебютантов, а на авторов, состоявшихся в рамках нашего издательства. Мы исходим в этом случае не из оценок прессы или критики, а насколько была успешной та или иная книга в контексте проекта.
– Ведется ли работа с молодыми писателями?
– Работа с молодыми безусловно ведется. Много ныне известных фантастов дебютировали именно у нас. Например, в серии «Абсолютное оружие» впервые были опубликованы Дивов, Бессонов, Ильин… Список можно продолжить. Многие из этих авторов имеют свой круг почитателей, критика не остается к ним равнодушной – одни хвалят, другие ругают, а значит – это на самом деле интересно, раз возникает схлест мнений. К нам присылают много рукописей, и если мы находим что-то интересное – сразу же заключаем с автором договор. Могу сказать, что скоро вы услышите о трех или даже четырех новых именах. Это нормальный результат. По зарубежным авторам ситуация сложнее, мы здесь ориентируемся на известных писателей. Приоритет на апробированные варианты, в этой сфере мы не претендуем на звание законодателей мод.
– Как соотносятся книги отечественных и зарубежных авторов?
– Примерный паритет. Но пока мы не видим серьезных перспектив по резкому увеличению выпуска книг российских авторов. И дело не в насыщении рынка, а в том, что для каждого нового проекта нужна своя изюминка. А пока нет оригинальной концепции. Что же касается зарубежных авторов, то мы прорабатываем два проекта, но о них пока рано говорить.
– Кстати, не ваше ли издательство стало пионером совместного творчества наших и западных фантастов?
– ЭКСМО можно назвать пионером в том смысле, что наше издательство честно и во всеуслышание заявило об этом, а также правильным образом оформило взаимоотношения между соавторами. В принципе, это достаточно распространенная мировая практика. У нас же ко всему еще были хорошие отношения с Гарри Гаррисоном, потому и возникла идея написать продолжение его известной трилогии «Мир смерти». Гаррисону тоже было интересно, что из этого получится. Получилось, судя по тиражам, неплохо.
– Ходят слухи, что понижение после августовских событий прошлого года авторских гонораров, и до того не очень высоких, есть на самом деле итог некоего тайного сговора между издателями.
– Ни о каком сговоре речь идти не может! Другое дело, что мы живем в одном мире, между издательствами существуют вполне нормальные взаимоотношения, и любому издателю всегда интересно знать, на какие экономические принципы опираются коллеги-конкуренты. Консультации, естественно, были, но говорить о сговоре, всяких там клятвах на крови и прочих ужасах просто смешно! Никаких догматических установок не было и быть не могло. Мы наблюдаем, как идет перемещение авторов по издательствам, а был бы сговор, рынок бы заморозился.
– Значит, не было ни передела рынка, ни «раздела» авторов?
– Не передел, а подбор и привлечение к сотрудничеству перспективных авторов. Это первоочередная задача любого серьезного издательства, и она имеет долговременный характер. Процесс «конвертации» авторов шел и до 17 августа, идет сейчас и будет идти всегда в условиях свободного книгоиздания. Не надо называть это переманиванием. Вот, например, сейчас наиболее крупными издателями российской фантастики являются ACT и ЭКСМО. Так вот, за последнее время у нас не было никаких конфликтных ситуаций в связи с тем, что вы называете переделом.
– Ваше личное отношение к фантастике, влияют ли ваши предпочтения на издательскую политику?
– Я пытаюсь быть предельно объективным. Мои вкусы не оказывают влияния на отбор произведений. Я стараюсь никогда не декларировать свои предпочтения, чтобы не обидеть того или иного автора. Тем более, что порой приходится ориентировать авторов, исходя из интересов серии, а не собственных вкусов. Мне нельзя делить авторов на любимчиков и прочих. Впрочем, от некоторых писателей ждешь новых вещей с особым нетерпением.
– Как вы полагаете, некоторый, пусть даже уместный цинизм современного книгоиздания – все эти бригадные подряды, сомнительные соавторства, бесконечные продолжения – не приведут ли они (если уже не привели) к выпадению фантастики из традиций российской художественной словесности?
– Здесь мы чисты как слеза! Кроме единственного коммерческого проекта (речь идет о соавторстве Гаррисона и Скаландиса), мы не издавали ни одной заказной книги. Все остальные авторы – люди свободные в своем творчестве, и никакого насилия над ними мы себе не позволяем. Даже для Скаландиса, который работает в коммерческом проекте, это достаточно мучительный в творческом плане процесс. Ему как писателю не очень интересно жить в чужом мире. А когда к нам приходят дебютанты, то я всегда пытаюсь их сориентировать не на подражание образцам, пусть даже вполне достойным, а наоборот, на сохранение самобытности. Приятно, когда приходят авторы не «затусованные», а люди со свежими взглядами.
– Странно! Обычно в некоторых окололитературных кругах приходится слышать, что ваше издательство как раз ориентировано на ширпотреб, тогда как некоторые другие издатели иногда не боятся риска, издавая так называемую элитарную фантастическую прозу.
– Несмотря на то, что мы изначально не собирались издавать элитарную фантастику, все же ряд наших книг можно назвать элитарными в том смысле, что они выламываются из общего потока современной фантастики. К сожалению, многим начинающим авторам хорошее знание фантастической литературы сильно вредит, они топчутся там, где корифеи давно прошли. Отсюда бесконечные подражания, повторы, компиляции. Конечно, надо знать, что сделали твои предшественники, но это не повод перепевать их сюжеты! Злопыхатели могут называть нашу продукцию ширпотребом. Но мы никогда не скрываем нашу нацеленность на успех. Наша задача популяризации фантастики зависит от того, насколько успешно мы будем работать на книжном рынке. Все остальное – лицемерие.
– Есть ли будущее у российской фантастики в свете падения книжных тиражей?
– Несомненно, будущее есть! Вообще русскоязычная литература имеет большой потенциал, а фантастика – в особенности! Да и говорить о падении тиражей следует осторожно. Во времена не столь отдаленные фантастика почти не издавалась, зато тиражи были астрономические. А теперь в своей деятельности мы исходим не только из количественных параметров, но к тому же из богатства «ассортимента». Причем, я уверен, что суммарные тиражи книг не упали, а возросли, притом существенно. У нас нет горестных настроений, наоборот, мы – оптимисты!
– Что бы вы пожелали нашим читателям?
– Я высоко ценю ваш журнал, считаю его высокопрофессиональным изданием. Надеюсь, все читатели разделяют мое мнение. Призываю всех подписываться на него, а если кому-то трудно, то кооперироваться с друзьями. Все мы, по большому счету, делаем одно дело.
Кир БУЛЫЧЕВ
КАК СТАТЬ ФАНТАСТОМ
(Окончание. Начало в «Если» № 8, 10)
12.
Я не думал, что попаду в кино.
Случилось это в 1976 году. Одновременно мне позвонили два режиссера. Роман Качанов с «Мультфильма» предложил поставить полнометражную ленту по повести «Путешествие Алисы». А Ричард Викторов после успеха его двухсерийного фильма об отроках во Вселенной решил вернуться к фантастике.
С Ричардом Викторовым мы встретились так. Он позвонил мне и позвал на премьеру его фильма. Помню, что премьера происходила в Доме литераторов, где я никогда раньше не был, меня схватили на входе вахтерши и долго не пускали, а Ричард, появившийся наконец, чтобы меня спасти, был потрясен тем, что существуют писатели, которые не бывали в таком месте.
Я тоже был удивлен видом Ричарда, так как представлял себе режиссеров совершенно иначе и даже имел опыт актерской работы в кино, что случилось незадолго до описываемой встречи с Викторовым.
Мои друзья – Слава Шалевич сотоварищи, молодые и весьма небогатые актеры, жили в одной громадной коммуналке в стареньком доме, прилепившемся к их театру Вахтангова. И когда ребят позвали играть в фильме «Хоккеисты», они взяли меня с собой. У меня только что отросла бородка, так что за отсутствием актерских данных режиссер заставил меня изображать скульптора (конечно же, с сомнительной бородой) и держал в кадре на фоне портрета Хемингуэя, полагая, что это смешно. За это я сорвал ему съемки, используя приобретенный недавно в Бирме опыт хироманта. Свободный от съемок, я сидел в сторонке, гадал актерам и членам группы по руке, что им было куда интереснее, чем работа. В конце концов, мне пришлось покинуть площадку, и актера из меня не вышло.
Так вот, на той картине был настоящий режиссер: он бегал, кричал, командовал и вел себя адекватно.
Ричард сильно хромал, у него было массивное тело, лицо доброе, но всегда серьезное и задумчивое; внешне он был сдержан, а внутри кипел от страстей, увлечений, мыслей и идей.
Жизнь обошлась с Викторовым сурово, но это никак не испортило ему характер.
Мальчиком он заболел костным туберкулезом, и летом сорок первого года его отправили в Крым лечиться в санаторий.
А вывезти не смогли.
Когда пришли немцы, Ричард отступал вместе с нашими войсками. В Керчи он лежал у пулемета – там уже не приходилось разбираться, кто взрослый, а кто ребенок. На одном из последних катеров его, тяжело раненного в ногу, вывезли в Новороссийск. Затем – в район Теберды, в больницу. Туда вскоре тоже прорвались немцы, и детей уводили по горным тропам.
Все эти месяцы мать искала его, не веря, что мальчик погиб. Она разыскала сына в Баку.
К тому времени, когда Ричард пригласил меня в Дом литераторов, он уже прославился двумя фантастическими фильмами для детей – «Москва – Кассиопея» и «Отроки во Вселенной». В те годы (впрочем и в последующие) они были лучшими фильмами подобного рода в нашей стране.
Мы подружились – с таким хорошим человеком нельзя было не подружиться. И сценарий двух фильмов написали хоть и не быстро, но без конфликтов.
Работа с Викторовым для меня связана с Ялтой. С разными временами года, с Чайной горкой – общежитием Ялтинской студии, гостиницами, от шикарной по тем временам «Ялты» до общежитий в блочных пятиэтажках на крутых склонах ялтинских окраин.
Самой запоминающейся поездкой была первая, когда мы писали киносценарий «Через тернии к звездам». Писали вчетвером: я, Викторов, художник Загорский и оператор Антипенко. Все чудесные люди, но мне с ними было тяжело.
И вот почему.
Они жили наверху, на Чайной горе, где находился студийный дом, вернее, общежитие. Я же остался внизу, на набережной, в моей родной «Ореанде».
Беда заключалась в том, что Викторов в те недели питался только овощами. Очищал организм от мясной скверны. Костя Загорский проходил «сыроядский» этап в своей биографии, то есть ел только сырые овощи. Но всех перещеголял Антипенко, который голодал «по Бреггу».
К девяти я поднимался на крутую гору, цвела глициния, пахло морем, утром было прохладно, и подъем не казался трудным. Мы садились работать.
На столе стоял поднос с морковкой, салатом и редиской. Работали мы до трех, и желающие грызли морковку. К трем часам, когда кончали это занятие, я доходил до точки.
Попрощавшись, Загорский с Ричардом шли соображать себе скромную растительную пищу, а Антипенко брал большую бутыль, чтобы купить на набережной в аптеке дистиллированной воды – единственное, что ему разрешил употреблять Брегг. Мы спускались до набережной минут десять – пятнадцать, и весь этот путь Саша рассказывал мне о работе своих внутренних органов – голодающих эти проблемы живо волнуют.
Пока мы брели вниз, я узнавал последние сводки с поля боя: и цвет испражнений, и оттенки мочи, и состояние шлаков – все волновало этот мощный ум!
На набережной мы прощались с Антипенко, он уходил к аптеке, а я мчался в ресторан, где в пустом зале меня уже ждал бифштекс и сто грамм водки.
И я приходил в себя.
Все это чуть не кончилось трагически.
Когда через месяц голодания Саша стал выходить из него, то он что-то не так сделал и угодил в реанимацию. К счастью, откачали…
Киногруппа почти всегда похожа на своего режиссера, как собака на старого хозяина. Викторовская группа была солидной, семейной, в ней не ломались тонвагены, не пропадали в запой осветители, а актеры не дрались в ресторанах. Вечером Ричард садился к телефону и подробно выяснял со своими детьми Аней и Колей, оставшимися в Москве, что сегодня было в школе, что задали и что предстоит завтра. Я сочувствовал его ребятам, но семейство, включая маму Ричарда, которая жила в том же доме и на том же этаже, было настолько дружным, что слезы, если и бывали, оставались невидимыми миру. А если случалось, что мы, примкнувшие к группе, загуливали и возвращались в гостиницу в час ночи, то всегда рисковали увидеть Ричарда на балконе. Молчаливого, глядящего на звезды и ни в чем нас не упрекающего. Мы переходили на бег трусцой и охваченные стыдом и ужасом разбегались по комнатам.
Через несколько лет мы возвратились в Ялту, чтобы дописывать сценарий и снимать новый фантастический фильм «Комета». Несчастливый, неладный, убивший Ричарда и оставшийся практически неизвестным. Хотя по тем временам мы с Ричардом старались сказать в нем куда больше, чем было положено, и если бы не болезнь Ричарда, наверное, фильм стал бы событием. Недаром Госкино сразу же потребовало фильм целиком переделать.
Никто не знает, что «Комета» оказалась чемпионом страны по числу режиссеров, которые в нем сыграли. В Крыму летом немало групп или вольных кинодеятелей. Ричард загорелся идеей всех их задействовать в нашем фильме. Так что там играли В.Басов, Ю.Чулюкин, П.Арсенов и так далее.
«Комета» интересна мне и сегодня как попытка осмыслить сюжет-катастрофу, не новый в фантастике, но на нашем российском материале; увидеть, к какому идиотизму приведет эта ситуация в одном отдельно взятом Советском Союзе. Задано: к Земле летит комета (а задумали мы фильм, когда к Земле летела комета Галлея). Все ученые, комментаторы и знающие люди уговаривают наш народ, что комета ничем страшным не грозит.
А на берегу Крыма, в курортном городке всех охватывает паника. Доведенная нами до бескрайнего идиотизма. Оказывается, никакая комета не сравнится по опасности с нами самими…
Мы сделали «Комету», и в последний день съемок Ричарда поразил инсульт. Викторов прожил еще полгода, но так и не пришел в себя.
А на материал фильма накинулось Госкино. Дело в том, что режиссеры не любят показывать чужим людям, а тем более начальству, сырой, несмонтированный, неозвученный материал, потому что чужие люди, а тем более начальство, воспринимают «полработы» как окончательный продукт. Без Ричарда с его пробивной силой фильм оказался осиротевшим. Госкино накидало полную корзину убийственных замечаний, утверждая, что советским людям не свойственно паниковать и питаться слухами, и требуя снять реплику попавшего в кораблекрушение узбека: «Даже чаю нет!», – как намек на нехватку некоторых товаров в торговой сети.
С намеками всегда плохо. Они называются научным словом «аллюзия». Под аллюзию можно подвести что угодно.
Я позволю себе отвлечься и вспомнить о драме, имевшей место в журнале «Химия и жизнь» именно из-за очередной аллюзии.
Шла статья о биодобавках в корм скоту. Над заголовком был нарисован грузовик, едущий на читателя, в кабине сидели счастливые свинья и корова, а сам грузовик был с верхом гружен мешками с этими самыми добавками.
Когда журнал уже был в производстве, кто-то вспомнил, что надвигается очередной съезд нашей любимой партии. И тогда по требованию редактора над заголовками всех материалов номера появилась надпись: «Навстречу двадцать какому-то съезду КПСС!»
Все было хорошо, но чин в ЦК, который курировал популярные журналы и пролистывал их перед выпуском, посмотрел на картинку, где ехали свинья и корова, а над ними было написано: «Навстречу…», перепугался, побежал к заведующему сектором, тот бросился к заведующему отделом. Не знаю, рассматривали ли вопрос на Политбюро, но этот казус послужил одной из причин изгнания из журнала милейшего и умнейшего заместителя главного редактора Черненко (главный – академик Петрянов-Соколов – был существом олимпийским и появлялся в редакции в торжественные дни). Решение ЦК гласило: тираж отправить под нож! То есть все 400 тысяч экземпляров!
История зловеще повторялась – вспомните эпизод с «Искателем».
И тогда редакция, чтобы спасти журнал, обратилась ко всем авторам и друзьям журнала отправиться в город Чехов и там принять участие в операции: вырезать из номера злополучную страницу и вклеить на ее место другую, без свиньи и коровы.
Несколько дней, сменяя друг друга, мы работали в Чехове. Ударным трудом мы спасли журнал от участи худшей, чем смерть.
Кстати, в соседнем цехе то же самое происходило с журналом «Работница» (а может, «Коммунальное хозяйство» – не помню точно). Там на обложке были сфотографированы работницы передовой прачечной. В ЦК КПСС заметили, что на груди одной из прачек поблескивает нательный крестик. Обложку содрали. Подозреваю, что сотрудника ЦК, принявшего это решение, сегодня можно встретить в церкви.
Ни в одной антиутопии никто из фантастов ничего подобного придумать не смог. Возможно, это и послужило причиной современного кризиса фантастики: наша действительность всегда была фантастичнее вымысла!
А что касается «Кометы», то нам дали другого режиссера, которому за эту работу посулили заграничную командировку, может, даже съемки в Кении, если он перевернет фильм с ног на голову и сделает слабого, несчастного и неустроенного героя человеком сильным, справедливым и партийным.
Дальше начался шантаж. Оператора фильма Рыбина и меня вызвали куда надо и дали понять, что если мы откажемся участвовать в «поправках к фильму», то картину положат на полку, и семья Викторова, который был человеком бескорыстным и небогатым, вообще останется без средств к существованию – и его жена, и двое детей. И мы с Рыбиным сдались.
Я писал новые тексты и сидел целыми днями с Аленой Аникиной, умевшей подгонять тексты к движению губ, что важно при синхронном переводе фильма, и разминали фразы и слова, которые должен был произнести Александр Кузнецов вместо тех, что произносил ранее.
Надежда Семенцова, жена Ричарда, была на нас сердита, и справедливо сердита, потому что для нее важнейшей была память о муже.
В конце концов фильм закончили, он вышел в нескольких копиях, и его никто не видел. Правда, в последние год-два его показали по телевидению.
Второй режиссер, который появился в моей жизни одновременно с Викторовым, был Роман Качанов.
Это был шумный, веселый, говорливый жизнелюб с записной книжечкой, куда он заносил собственные острые мысли и анекдоты. Он ловил тебя в коридоре и раскрывал книжечку. Тут тебе и приходил конец.
