Текст книги "Последний Поезд с Платформы “Погибель” (ЛП)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Эрик продолжал смотреть в окно. Он протяжно вздохнул, и по этому вздоху Лоусон понял, что Эрик думал о том, как ему хочется сесть из Хелены на любой поезд, кроме того, что идет в Омаху.
– Я увижусь с ним, – наконец, сказал Эрик. – Я не обещаю, что проведу с ним целый день, но…
– Это уж как тебе будет угодно. Мое дело с тобой и твоим отцом заключается в том, чтобы вы просто встретились. Я не заключал контракта на то, чтобы быть твоим ангелом-хранителем.
– Справедливо, – хмыкнул молодой человек.
Беседу прервал голос Энн.
– Тревор! Она приходит в себя!
Лоусон тут же поднялся на ноги и направился в заднюю часть вагона, где лежала Синица. Энн уже стояла на коленях рядом с ней, а проводник возвышался над девушками с обеспокоенным выражением лица. Он отошел, чтобы позволить Лоусону присесть рядом с Энн. Запах запекшейся крови на забинтованной ране ударил Тревора с силой, которую вряд ли кто-то из присутствующих мог вообразить. Его лицо напряглось, нижняя челюсть уже собиралась чуть втянуться, чтобы позволить клыкам выскользнуть сверху. Образы насилия и кровавой расправы над всеми в этом вагоне принялись атаковать его с жадной яростью, которую он хранил за железной дверью своего сознания. Эту дверь охраняло желание защитить людей от Темного Общества и… от самого Лоусона.
Глаза раненой дрогнули. Она была бледной, как смерть, и на миг ему пришла мысль о том, что обращение спасло бы ее… ей никогда больше не пришлось бы беспокоиться о свинцовых пулях, но все же…
– Воды… – прошептала девушка.
Рука пожилого человека с пигментными старческими пятнами протянула кожаный бурдюк. Лоусон принял его, снял крышку и – так осторожно, как только мог – поднес бурдюк к губам раненой. Ей удалось выпить совсем немного, большая часть жидкости сбежала по ее подбородку. Лоусон протянул бурдюк обратно.
– Спасибо, – кивнул он, борясь с собой.
– Сожалею, что она в таком состоянии, – сочувственно проговорил проводник. Он вернул бурдюк на полку, с которой достал его. – Кто из этих парней ее ранил?
– Тот, кому пришлось расплатиться за это собственной рукой, – хмуро отозвалась Энн.
– Вы обо мне? – заговорил Ребинокс. – Черт, я не виноват, что Дьюс ее толкнул! Я не собирался стрелять в девчонку!
– Но ты выстрелил, – парировал проводник. – И я бы с радостью выбил тебе пару зубов вдобавок к этому!
– Ну, так давай, папаша! – Ребинокс начал подниматься со своего места, на лице его отразилась подлая и глупая гримаса. – Я тебе задницу надеру и с одной клятой рукой!
– Сядь, – Матиас потянулся наверх и дернул Ребинокса за ворот куртки. Голос его при этом звучал призрачно, почти слабо. – В этом нет смысла, Джонни.
Ребинокс вырвался. Его щеки раскраснелись, и сросшаяся бровь опустилась угрожающе низко.
– Нет смысла? Нет смысла? Черт, да нам всем скоро на шею мексиканский галстук накинут, а мы просто сидим здесь и ничего не делаем! Дьявол тебя задери, Дьюс, ты должен был присматривать за нами! В прежние времена мы на таких молодцов сами петлю набрасывали и внутренности им наизнанку выворачивали! Мы бы захватили этот клятый поезд! А теперь – посмотри на нас, Кенни! – он обратился к своему второму партнеру, стараясь подключить его к своему восстанию. – Нас сгрузили сюда, как послушные мешки с углем, и мы сидим, размазываем дерьмо по штанам! Где это видано?!
Преско не ответил, продолжая глядеть в пол.
– Ну, – продолжил Ребинокс. – Вы оба можете отправиться собакам на корм, но я, по крайней мере, выбью дурь из этого старикашки!
– Давай, попробуй, малыш, – ухмыльнулся проводник, и лицо его раскраснелось от злости, на висках надулись желваки, брови дернулись. Он полностью повернул свой широкий торс к противнику, руки сжались в кулаки. Ноги его приняли широкую стойку, словно для рукопашного боя. – Один удар Славного Джорджа Гантта, и твоя голова улетит на луну!
– Сядь, – повторил Матиас.
– Похоже, пора прибраться тут и начать с этого мусора! – Ребинокс оскалился, показав свои плохие, позеленевшие зубы и ожег взглядом Эрика Кавано. – Я говорил, нам не следует брать его с собой! Посмотри, куда он нас привел!
– Сядь, дикси[11], – строго произнес Лоусон. Он поднялся, отбросил полы пальто и показал два своих пистолета. Разумеется, никто, кроме Энн, не знал, что кольт с рукоятью из пожелтевшей слоновой кости, висящий с левой стороны, был заряжен шестью серебряными пулями, смоченными святой водой и освященными его знакомым священником, отцом Джоном Дейлом. Серебряные ангелы – как он их называл – могли убить человека, да, но они были припасены специально, чтобы проникнуть в череп члена Темного Общества и сжечь тварь изнутри, превратив его в пепел. Также во внутреннем кармане пальто Лоусона покоился дерринджер с двумя освященными патронами. – Сядь, я сказал.
Повторив свой приказ, Тревор положил руку на рукоять кольта с палисандровой рукоятью.
– Ты же не станешь стрелять в безоружного человека! – Ребинокс отшатнулся назад. – Ты не из того теста! У тебя кишка тонка!
– Мы с тобой несколько по-разному смотрим на мужество. Энн, какое ухо мне ему отстрелить?
– Джентльмены, – послышался тихий голос. – Прошу вас.
Илай Эстерли поднялся на ноги. Он медленно прошел по проходу. И хотя поезд на плохой дороге сильно шатало из стороны в сторону, мужчина сохранил равновесие играючи, не прикасаясь к спинкам сидений, мимо которых шагал. Эстерли замер между Ребиноксом и Лоусоном и посмотрел на последнего.
– Я понятия не имею, что между вами произошло, – сказал он. – Но насилие – никогда не выход.
Его серые глаза на сером лице под серыми, аккуратно расчесанными волосами, буквально прожигали дыру в теле Лоусона.
– Вы интеллигентный человек. Вы ведь понимаете, насколько бессмысленно насилие.
– Я также понимаю, что иногда оно необходимо.
– Возможно. Но я сомневаюсь, что необходимо отстреливать человеку ухо, чтобы убедить его выполнить ваш приказ, – он повернул голову к Ребиноксу. – Вам лучше сесть, сэр. Господь наблюдает за вами. Он защитит вас, если вы ему позволите.
– Мне не нужна защита! Мне нужна чертова лошадь и два часа форы для начала!
Эстерли кивнул.
– Даже так… – тихо пробормотал он.
Момент словно застыл. А затем Ребинокс изобразил звук, будто пускает ветры, обратив свою гримасу к Славному Джорджу Гантту. Он сказал:
– Можешь отправляться прямо в Ад, жарить там свои орешки! Вы тоже, леди! Но прежде всего в ад отправишься ты, трус! – после этого заявления, адресованного Дьюсу Матиасу, он шаткой походкой пересек проход и сел на сидение, расположенное впереди.
Эстерли подошел к раненой девушке, которая издавала едва слышные стоны, но, похоже, снова была без сознания.
– Хм… в опасной близости от сердца, – констатировал Эстерли. – Она потеряла много крови.
– Да, – бесцветно отозвался Лоусон.
– Доктор Фоссенхёрст не смог извлечь пулю?
– Нет. Мы везем ее в госпиталь в Хелене.
– А эти люди?
– Преступники. Схвачены и направляются в Шайенн, в контору федерального маршала. Их разыскивают на территории штата Вайоминг.
– Ах… так вы и юная леди – представители закона?
– В некотором смысле.
Слабая улыбка заставила уголки рта Эстерли чуть подернуться вверх, но глаза его остались холодными.
– А я думал, что узнаю таких, как вы, с первого взгляда. Я видел многих из вашего племени, но впервые вижу женщину в качестве охотника за головами, – он учтиво кивнул Энн. Девушка осталась невозмутима.
– У нас есть работа, – Лоусон решил не исправлять впечатление, которое сложилось у этого человека. – И мы намерены ее выполнить без применения насилия. Насчет доктора Фоссенхёрста… вы его друг?
– Не совсем. Он написал письмо, в котором проинформировал меня о… – его серые глаза мигнули, и тень легкой улыбки испарилась. – О трагедии, постигшей мою семью.
– Я очень сожалею, мистер Эстерли, – кивнул Лоусон, тут же сообразив, какую совершил ошибку. Воистину, пьянящий аромат крови сделал его невнимательным и притупил его бдительность.
Лицо Илая Эстерли осталось непроницаемым. Голова немного наклонилась в сторону, словно он пытался сложить воедино куски мозаики, на которую смотрел.
– Не припоминаю, чтобы называл вам свое имя, – сказал он.
– Разве нет? – спросил Лоусон, чувствуя, как мир начинает вращаться перед его глазами от напряжения, а разум выходит из-под контроля.
– Точно. Не называл.
– Уверен, вы…
– Нет, – правая рука Эстерли скользнула под ворот пальто и тут же снова появилась, держа небольшое серебряное простое распятие, которое он носил на груди. – Преподобный Эстерли! – выкрикнул он, и Лоусон ощутил резкий укол в глазах, глядя на крест. В глазницах начинали разгораться болезненные угольки. Лоусон подумал: он не знает, но чувствует…
Мысль ускользнула с резким толчком поезда, заставившим Эстерли завалиться назад и ухватиться за сидение, чтобы не упасть. Джонни Ребинокс издал испуганный визг. Энн резко выдохнула и упала, и Лоусон подхватил ее, успешно сохранив равновесие.
Колеса поезда отчаянно заскрипели, издав звук, похожий на крик сильнейшей боли.
– Христос всемогущий! – воскликнул Гантт, пересиливая шум. Его едва не опрокинуло на колени.
В попытке сохранить равновесие, Эстерли потерял свое распятие. Оно упало на пол с металлическим звоном в нескольких дюймах от правого ботинка Лоусона.
Поезд замедлялся. Пар, вырывающийся из-под двигателя, немедленно заволок окна, которые тут же начали очищаться падающим с неба снегом. Состав продолжал терять скорость, колеса все еще стонали, а затем…
– Почему мы останавливаемся? – обратился Лоусон к Гантту.
– Черта с два я знаю! – отозвался проводник раздраженно. – Либо Тэбберс, либо Рустер должны быть на посту! Кто-то обязан ответить за это торможение!
Еще несколько секунд поезд замедлялся, а затем окончательно замер, качнулся немного назад и зашипел паром.
– В чем дело? – Дьюс Матиас поднялся на ноги. Он, похоже, вернул себе часть мужества и присутствия духа, хотя старался все еще не смотреть на бледного и устрашающего человека с двумя кольтами.
– Эх! – воскликнул Ребинокс. – Готов поспорить, нас пришли грабить! В округе водится множество опасных преступников! – он махнул своим приятелям здоровой рукой. – Дьюс, мы все еще можем выбраться из этой передряги.
– Заткнись, Джонни! – заорал Преско своим резким голосом. – Заткни свою чертову пасть!
– Всем тихо! – скомандовал Тревор.
Он заметил распятие Эстерли на полу. Один вид священного символа заставлял его глаза увлажняться и гореть. Пусть он знал, что зашел не так далеко, как другие, чтобы не смочь и вовсе смотреть на крест, но… как же давно он в последний раз брал распятие в руки!
Тревор начал наклоняться, но помедлил.
Обожжет ли оно его пальцы? Сумеет ли он дотронуться до креста, даже сейчас, на ранней стадии своей трансформации? Тревор боялся этого, потому что понимал, что если не сумеет коснуться распятия, то еще на несколько существенных ступеней отдалится от человеческой сути… Быть может, он уже отдалился, но осознать это было бы слишком мучительно.
– Вы не могли бы поднять мой крестик, пожалуйста? – спросил Эстерли, стоящий чуть поодаль.
Рука Тревора все еще тянулась, но, по правде говоря, он боялся… и теперь он понимал, как старшие вампиры пытались защитить глаза от одного вида этого символа, а плоть их начинала гореть от прикосновения к нему. Лоусон не знал, почему это так работает, почему вампирам хочется отшатнуться от знака Спасителя, но факт оставался фактом. Это, похоже, было настоящим проявлением борьбы между Светом и Тьмой, которая оставалась за гранью понимания Тревора.
Паническая мысль: “я не могу!” застучала в голове, едва не заставив потерять контроль, когда…
– Вот, – произнесла Энн, наклонившись, подняв распятие и протянув его Эстерли. Глаза ее остались холодными. – Возьмите.
– Премного благодарен, – отозвался преподобный, сжав распятие в руках и снова надев его на шею. Его леденящий взгляд обратился к Лоусону.
– Остановились посреди ничего! – воскликнул Гантт. Он потратил несколько секунд на то, чтобы зажечь фонарь. – Пойду, проверю, чем там занят Тэбберс!
Проводник прошел мимо Энн и Лоусона, бросив презрительный взгляд на Ребинокса перед тем, как покинуть вагон. Открыв дверь, он впустил внутрь вихрь снега, заставивший Энн содрогнуться и плотнее укутаться в пальто.
Лоусон вдруг почувствовал что-то.
Не могильный холод и не укол ледяного ветра. Это его не беспокоило, нет. То, что он почувствовал, было фактом чьего-то ядовитого присутствия, ощущение мощной силы, которая готовилась к удару. Она словно сворачивалась вокруг его горла, клала тяжелые лапы на его плечи и шептала вкрадчивым голосом ему на ухо то, что Лоусон не мог разобрать. Он снова понял, что не может унять дрожь, потому что рядом – совсем близко – находился кто-то из Темного Общества.
– Тревор… – шепнула Энн, заметив его состояние.
– Присмотри за ними, – сказал он. – Я пойду вперед.
– Что там? – опасливо спросила она.
– Возможно, ничего, – ответил он в попытке подбодрить ее, но они оба знали, что это ложь.
Лоусон покинул пассажирский вагон и оказался на припорошенной снегом земле. Его ботинки при каждом шаге вызывали хруст ледяной корки, покрывающей почву. Ветер набирал силу и дул все сильнее, и Лоусон решил привязать шляпу кожаным ремешком, чтобы не потерять ее. Острые кристаллики снега врезались ему в щеки. Этой ночью хорошо не могло быть никому: ни человеку, ни зверю, но Лоусон подумал, что их она вполне устраивала.
Фигура Гантта мелькнула впереди, фонарь в его руке причудливо блеснул в темноте, пока проводник шел в вагон-локомотив. Из двигательного отсека все еще поднимался пар. По обеим сторонам путей возвышались горы: огромные заснеженные скалы, и впереди, на рельсах своим острым зрением Лоусон разглядел огромные валуны, завалившие дорогу. Похоже, они оказались там неслучайно…
Лоусон подумал, что от платформы “Погибель” они проехали на юг, быть может, на семь или восемь миль, и оказались на настоящей пустоши, где поблизости не было ни одного признака чьего-либо обитания.
Когда Лоусон подошел, Гантт успел поднять фонарь и теперь изучал то, что показывали ему Тэбберс и чернокожий молодой человек, которого звали Рустер.
– Давай! – воскликнул Тэбберс. – Сам посмотри!
– Черт побери! – Гантт чуть не выскользнул из своих ботинок, когда обнаружил Лоусона рядом с собой. Его белые волосы дико разметались по плечам от ветра, и он придержал свою темно-синюю фуражку свободной от фонаря рукой. – Дружище, мне не нравится, когда ко мне подкрадываются!
– Мои извинения. Что произошло?
– Пути заблокированы, – сказал рыжебородый викинг, набросивший на себя темно-коричневое кожаное пальто и надевший грубые черные перчатки. – Примерно сорок ярдов впереди. Мы едва задницы свои не раскрошили по пути, почти въехали в камни. Благо, Рустер заметил… его глаза не подводят.
– Милостивый Иисус! – лицо Гантта искривилось так, будто он собирался сплюнуть кислотой. – Нужно же что-то делать!
Он прошелся вперед, стал перед дымящимся локомотивом, и Лоусон решил подстраховать его, держась позади. Они подошли вплотную к завалу и сквозь снежную пелену заметили, что огромные валуны блокируют путь, причем самые маленькие из них были ростом со среднего человека.
– Господи, господи, боже! – залепетал проводник, как заведенный. – Только посмотрите на это! Должно быть, обвал произошел совсем недавно… снег еще не припорошил камни, – он клацнул зубами от напряжения. – Ну… у нас есть кирки и лопаты. Нужно, чтобы к работе подключились все, кто сможет. Правда, труд будет адский. Сможете позвать остальных, пока я присмотрюсь получше, мистер Лоусон?
– Не надо этого делать, – тихо сказал Тревор.
– Простите?
Они были здесь. Они наблюдали. Лоусон чувствовал их – прячущихся в щелях и за камнями, припавших к земле на фоне скрюченных голых деревьев. Они ждали, и Тревор не представлял, как долго они пробыли здесь. Он не до конца понимал, как они обмениваются информацией, но прекрасно знал, что именно на его след они вышли. И сейчас… они ждали какой-нибудь глупости, вроде той, которую предлагал проводник.
– Этот двигатель обладает реверсивной функцией? – спросил Тревор?
– Обладает. То есть… обладает, если вас не заботит, что вагоны могут разорваться на куски. Вагоны нужно отцеплять, и сегодня мы этого сделать не сможем… – Гантт поднял фонарь, чтобы внимательнее рассмотреть напряженное лицо Лоусона. Тревор поспешил отвести глаза, чтобы свет ненароком не выхватил из темноты красный блеск чудовищной натуры в его взгляде. – Что вы имели в виду под “не надо этого делать”? Нам необходимо расчистить пути!
– Я имел в виду… не ходите туда.
– И почему, черт побери, мне не следует этого делать?
Лоусон посмотрел на упрямого человека, и на этот раз то, увидит он красный огонек в его глазах, или нет, не сильно его заботило. Пожалуй, на этот раз Тревор этого даже хотел.
– Потому что вы не вернетесь обратно.
– А? Вы, что… – и тогда что-то в лице Лоусона, похоже, выдало его истинную суть, потому что Гантт опустил фонарь и попятился в сторону груды валунов. Жестокий ветер насмешливо швырнул пригоршню снега ему в лицо.
– Та девушка… – выдохнул проводник. – Она умрет, если не доставить ее в Хелену.
Это утверждение вопросов не вызывало.
– Да, – отозвался Тревор, тут же подумав, что это ужасное слово.
– Тогда почему…
– Мы должны вернуться в вагон. Держитесь ближе ко мне. Нужно торопиться.
Лоусон подождал, пока Гантт двинется.
Пока они миновали локомотив, несколько маленьких объектов вылетело из темноты с удивительной скоростью и разбило стекло верхнего фонаря. Сила броска была достаточной, чтобы фонарь вспыхнул и выпустил на скотосбрасыватель поток синего пламени.
Фонарь замерцал… замерцал… и погас.
– Моя фара! – воскликнул Тэбберс, оглянувшись на вагон-локомотив. – Иисус-Спаситель! Что случилось со светом?
Лоусон проигнорировал этот вопрос. Были вещи похуже ночной темноты, которые только и ожидали впереди.
– У вас есть оружие?
– Что? – изумленно воскликнул Гантт.
– Оружие. Пистолеты, ружья, что угодно. У вас есть?
– Ну… у нас… две винтовки. А что?
– Заряженные?
– Нет, но…
– Зарядите их, – скомандовал Лоусон. – Немедленно.
Глава шестая
– Ты не можешь мне приказывать, приятель! – парировал Тэбберс, нахмурившись. – Кем ты себя возомнил?
– Человеком, который этой ночью постарается сохранить жизнь вам и всем остальным. Когда зарядите свои винтовки, возвращайтесь в пассажирский вагон. Смотрите в оба и реагируйте быстро, – сочтя этот ответ достаточным, Лоусон повернулся к Гантту. – Идемте со мной, – скомандовал он, и проводник не стал противиться.
В пассажирском вагоне в приветственном свете масляных ламп первым голосом, нарушившим тишину, был голос Джонни Ребинокса.
– Так чего остановились, босс? Что там, бандиты или индейцы? – издевательски хмыкнул он.
– Лоусон, что происходит? – осмелился спросить Матиас. В голосе его звучала нешуточная тревога.
Преподобный Эстерли вернулся на свое место и молча наблюдал, как Лоусон перемещается по проходу, чтобы проверить, в каком состоянии находится раненая.
– Несколько минут назад она ненадолго приходила в себя и стонала от боли, – сообщила Энн. – Старалась дотянуться руками до раны, но я ее удержала. После этого она снова потеряла сознание.
Несколько секунд Энн проникновенно смотрела на Лоусона, и ее глаза задали вопрос раньше, чем голос:
– Они здесь?
– Да.
Снова это короткое слово, значащее так много…
Девушка постаралась не подать виду, однако ее волнение не укрылось от зоркого взгляда Лоусона.
– Тревор… как они нас нашли?
– У них свои способы слежки. Возможно, у них есть шпион среди людей, который сообщил им о нас. Возможно, у них есть своя система отправки сообщений с этим шпионом, которая мне недоступна… по крайней мере, пока недоступна.
– Что-то случилось с двигателем, мистер Лоусон? – спросил Эрик.
– Нет, с двигателем – ничего, – ответил Гантт, повесив свой фонарь на гвоздь. На лице его явно читался испуг, который дал Лоусону понять, что бравый проводник все еще не знал, что делать с испорченной фарой поезда. – Путь заблокирован. Случился обвал.
– Ха! – уродливая гримаса Ребинокса стала шире. – Дьюс, слушай сюда! Мы же можем выбраться отсюда хоть прямо сейчас! Кенни, ты в деле?
– В каком деле? – резко рявкнул Преско, прислонив лицо к оконному стеклу и постаравшись разглядеть что-либо через темноту, но в таком снегопаде это было просто невозможно. – Получить пулю или замерзнуть насмерть в такую погоду? У нас шансы, как у младенца в Аду!
– Младенцы не попадают в Ад, тупица! – прорычал Ребинокс. – С чего бы безгрешным деткам оказываться в Аду, а? М-да, я всегда подозревал, что у нас в команде трусы…
Похоже, этого было достаточно, чтобы заставить Преско распалиться. Он встал и грузно, как медведь, навис над проходом.
– А ты горазд болтать, да, Джонни? – заорал он голосом, звучащим резко, как скрежет сотен пил по стеклу. – Но на деле у тебя только одна рука! И ты ничего не сможешь!
– Я могу надрать тебе то место, где у тебя должны быть яйца! – огрызнулся Ребинокс, однако вперед не подался.
– Успокойтесь! – Лоусон сделал несколько шагов, чтобы стать между ними и, если понадобится, обезвредить агрессоров, однако он тут же заметил, что мужество Ребинокса пошло на убыль, потому что он понял: никто из его подельников не собирается рисковать своей шкурой ради него.
Тем временем Тревор внушительно посмотрел на второго взбушевавшегося разбойника.
– Не горячись, Преско. Сейчас никто никуда не пойдет.
– Младенец в Аду, – прищурился Ребинокс, явно не собираясь оставлять эту перебранку. – Вот, кто ты, кретин!
Он фыркнул, словно до его носа только что долетела какая-то отвратительная вонь.
– Лоусон, о чем вы говорили там, снаружи? – Гантт двинулся вперед по проходу. – По поводу того, что мы не вернемся обратно. Вы знаете что-то, чего не знаем мы?
Что им сказать? – спросил себя Тревор. Его мучила страшная жажда, нервы были на пределе, а ихор вяло тек по венам от голода. В его сумке было еще две бутылки с коровьей кровью, но разве можно было сравнить этот пресный заменитель с живительным эликсиром, что бежал по человеческим телам? В последний раз Тревор ощущал этот божественный вкус около двух месяцев назад, впившись в горло владельца отшельничьей лачуги на берегу Миссисипи. Тогда он оставил человека в живых, но это милосердие далось ему не без труда. Теперь же, так долго не вкушая человеческую кровь, он чувствовал, что превратился в бледную тень, застывшую между миром людей и вампиров. И монстр внутри него отчаянно пытался процарапать себе путь на свободу. Удерживало только одно: осознание, что с каждым глотком человеческой крови Тревор все ближе подходил к краю пропасти.
Люди ждали ответа.
Что им сказать?
Послышался звук шагов в передней части вагона. Дверь открылась, и, запустив внутрь вихри снега и холодный ветер, на пороге появился Рустер в сером шерстяном пальто, черной шапке и черных перчатках. Ему было около двадцати четырех лет. Рост – ближе к среднему, телосложение – худое, хотя спина и плечи от постоянной работы раздались вширь. Этот юноша обладал широким лицом с коротко стриженной бородой и глубоко посаженными настороженными глазами. В руках Рустер держал винтовку “Винчестер”.
– Мистер Тэбберсон не вернулся… – сказал он, пока вихри снега окутывали его, проникая с улицы. Он осознал, что слишком долго позволяет зимнему ветру уносить тепло из вагона, и поспешил закрыть дверь. Несколько секунд юноша растерянно оглядывал пассажиров. – Мистер Тэбберсон… – повторил он, пока снег таял на его одежде. – Он пошел посмотреть, что можно сделать с теми камнями. Я звал его, но он не ответил…
– Почему ты не пошел и не помог ему? – требовательно воскликнул Гантт. – Тэбберс мог упасть и пораниться!
– Я собирался, но… этот человек ведь сказал явиться сюда, как только заряжу винтовки. Я решил так и сделать. Сказал: “Давайте, мистер Тэбберсон”, но он сказал: “Никто не смеет мне указывать на моем поезде”! Поэтому он приказал мне оставаться в вагоне, а сам взял лампу и ушел. Я предупреждал его, что не стоит этого делать, потому что никто не понял, что случилось с фарой… но он сказал, что дело, должно быть, в разнице температур на улице и в фаре… Через некоторое время я его позвал – так громко, чтобы он точно услышал – но он не вернулся. Я надеялся… что кто-нибудь из вас пойдет со мной, и мы вместе… узнаем, в порядке ли он.
– Он не в порядке, – качнул головой Лоусон.
– Сэр?
– Он взял винтовку?
– Взял…
– Ты слышал выстрелы?
– Нет, сэр… я слышал только ветер, но… – Рустер нахмурился. – А в кого, по-вашему, он должен был там стрелять?
– Так, мне плевать, что вы скажете, Лоусон, – Гантт снова снял свой фонарь с гвоздя. – Я собираюсь выйти туда и помочь Тэбберсу, если это необходимо. А это, скорее всего, так, потому что такой тертый калач, как он, обязан был отозваться. Если не отозвался, стало быть, что-то случилось.
– А что с фарой? – встрепенулся Эрик. – Она сломалась?
– Такое иногда бывает. Не о чем беспокоиться.
– Вы знаете, что она не разбилась сама по себе, – предупреждающим тоном произнес Лоусон. – И это было сделано не просто для того, чтобы лишить нас света. Это было посланием.
– Не говорите ерунды!
– Они так сообщают нам, что взяли ситуацию под свой контроль.
– Они? Кто? Индейцы? Сиу[12] выгнали отсюда уже давно!
– Поверьте, уж лучше бы это были индейцы, вышедшие на тропу войны.
– Если не индейцы, то кто же тогда?
И снова… что им сказать? Как заставить их понять? Лоусон осознавал, что, что бы он им ни сказал, они попросту сочтут его сумасшедшим. Он посмотрел на Энн в поисках помощи, но она смогла лишь покачать головой, потому что прекрасно помнила, как реагировала на месте этих людей, там, на болоте между Ноктюрном и Сан-Бенедикта. Она знала, что никто не поверит.
– Я думаю, – внезапно заговорил Илай Эстерли. – Что мистер Лоусон со знанием дела говорит кое о чем… нечестивом. И это нечто вернулось сюда, чтобы укусить его.
– Что ты там бормочешь? – в голосе Ребинокса прозвучало заметное опасение, не очень успешно маскируемое небрежностью.
– Взгляните на него! Внимательно посмотрите! Разве не отличается он своей внешностью от обычных людей? Я заметил, что он не осмелился коснуться Распятия, – Эстерли поднялся и вышел в проход. – Я видел многое в этой жизни. Я познал много Тьмы на своем опыте. Именно поэтому научился распознавать ее, – его палец указал на Тревора. – Этот так называемый человек, скрывающийся среди нас, друзья, может называться только одним словом: чернокнижник.
– Чернокто? – переспросил Преско.
– Мужской аналог ведьмы или колдуньи, – пояснил Эстерли. – Путешествует со своей ведьмой-спутницей, но она еще не полностью продала свою душу Дьяволу, поэтому смогла коснуться Распятия. У меня было странное чувство относительно этого человека с того самого момента, как я увидел его в первый раз и посмотрел на него. Он прочитал мои мысли. Он источает зло. Неужели вы не чувствуете, как оно разливается по этому вагону?
– Да! – воскликнул Матиас, голос его сорвался на предательский писк. – Черт, да! Я чувствовал это!
– Ох, да ради Бога! – закатил глаза Гантт. – Никаких ведьм не существует!
– Говорю вам, это существо перед нами! Просто посмотрите на него! И раз он боится чего-то, что блокировало пути, тогда есть всего два варианта, что это может быть: либо его колдун-соперник, такой же темный, как он сам, либо… отмщение и нечто светлое и праведное, посланное с Небес!
Лоусон нервно хохотнул, и это лишь распалило проповедника.
– Мы заставляем его нервничать, видите? – громогласно возвестил Эстерли, его палец все еще указывал на Лоусона. – Он не может выносить свет. Я заметил это, когда жил с ним и этой женщиной в одном отеле! Он никогда не выходил на улицу днем, только ночью. Она – могла, но он – никогда. О, нет… это существо не может вынести света истины! – рука проповедника медленно опустилась. – Господа, пред нашим Небесным Отцом нам выпало испытание оказаться лицом к лицу с чудовищем!
– А я считаю, что он обыкновенный мудак, – фыркнул Ребинокс.
– Преподобный Эстерли, – спокойно обратился к проповеднику Тревор. – Вы… скажем так… немного запутались после всего того, что вам пришлось испытать в жизни. Могу я называть вас Илаем? – он сделал паузу, позволив вопросу несколько секунд повисеть в воздухе. – Я соболезную вашей утрате, Илай, вы потеряли единственного сына. Пуля в спину и неизвестная могила в поле. Это было сложно для вас, я знаю. Особенно после того, как вы сами стольких людей отправили в такие же безвестные могилы, выстрелив им в спины…
Лоусон смотрел, как кровь – то ничтожное количество, что бежало по венам этого человека – отлила от лица Эстерли, и его бледность теперь делала его похожим на вампира.
– Я уверен, – продолжил Лоусон все тем же тихим тоном. – Что доброта все еще живет в вас, но она слишком долго пряталась на дне бутылки и прижималась Библией. Иногда вы блокировали ее обоими способами сразу. Я не чернокнижник, сэр, равно как и Энн – не ведьма. Хотя в ваших словах есть доля истины: я прочел ваши мысли, потому что у меня есть способность проникать в разум людей, я могу сделать это с каждым на этом поезде. И в том положении, в котором мы оказались, вам лучше считать меня… – он сделал паузу, представляя, какое слово следует сказать следующим. А затем он вспомнил недавний разговор с Эриком. Нечто, от чего он отрекся тогда, но должен был вновь принять на себя эту роль сейчас.
– Считать меня своим ангелом-хранителем, – вздохнул он, обращаясь теперь ко всем присутствующим. – Я – ваш единственный шанс на то, чтобы – как сказал мне мистер Матиас несколько часов назад – увидеть следующий рассвет, – он посмотрел туда, где лежала раненая девушка, имени которой он до сих пор не знал, и внутренности его скрутило тугим узлом от жажды. Ее кровь манила постоянно, но сейчас с каждой секундой все яснее становилась мысль, что, если в ближайшее время ничего не предпринять, девушка скорее всего умрет…
Так, может…
В конце концов, кем она была для Тревора? Кем был для него хоть кто-то из этого вагона? Кроме, разве что, мешков с кровью. Они были едой, которая может сделать сильнее, деликатесом. Так, может, пора принять это в себе и перестать идти путем Господа, который не желает принимать его в свои объятья?
– Мое имя Тревор Лоусон, – чуть подрагивающим от жажды голосом, заговорил он, уставившись в пол. Мгновенно повисло молчание, нарушаемое лишь завываниями ветра снаружи. – Я родился в Алабаме. У меня есть… у меня были жена и дочь. Я сражался на войне… под Шайло. Я человек. Я человек. Я человек… – он зажмурился так сильно, как только мог, и на несколько секунд застыл, руки его сжались в кулаки. – Я клянусь… что им и останусь.