Текст книги "Каждая мертвая мечта"

Автор книги: Роберт Вегнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Я осматриваюсь. – Генерал погасил их надежду двумя короткими словами. – В Империи есть люди, которые с большим беспокойством следят за событиями на Дальнем Юге. Особенно за тем, как тут относятся к рабам. И не только к меекханским.

Он обвел взглядом Молнию, командира лагеря из Фургонщиков и черного воина.

Поре Лун Даро фыркнул, и некоторое время казалось, что он сплюнет на пол.

– Эти люди слишком долго ждали. Слишком. Когда мы истекали кровью под кнутами надсмотрщиков, когда наши сыновья шли на рудники, а дочери – в бордели, когда Тростники устраивали на нас охоту – нами никто не интересовался. Не беспокоился. Только сейчас, когда некому собирать специи и присматривать за шелкопрядами, они вдруг заволновались. Меекханские купцы переживают, что караваны не пойдут на север, что корабли не покинут порты, груженные перцем, шафраном и шелком?

Ласкольник глянул ему в глаза. Твердо.

– Нам пришлось восстанавливать страну после визита неких диких гостей с востока. Отстроить города и села, заново засеять поля, заселить опустевшие провинции. Но, как я понимаю, здесь – это в прошлом.

– Верно. – Кахель-сав-Кирху положил руку на плечо кочевника. – И мы не станем к этому возвращаться. Но много людей, генерал, могут быть злы на то, что Империя так долго ждала, чтобы сделать хоть какой-то ход. И речь даже не о том, чтобы послать армию, мы не дураки. Но они могли сделать… хоть что-то, наверняка были другие пути, чтобы повлиять на здешнюю политику по отношению к рабам.

Его улыбка казалась вытесанной на лице тупым резцом.

А следующие слова кха-дара потрясли не только Кайлеан.

– А кто поддерживал здешнего князя и его младшего брата по дороге к трону? Ты полагаешь, что все решила только чистота крови Самереса Третьего? Как так случилось, что после стольких лет появился князь, который начал ослаблять рабские ошейники? Чьи ножи следили, чтобы его враги и конкуренты постучали в Дом Сна? Благодаря чьему золоту жесткое дворянство смягчалось, а ремесленные цехи не слишком сопротивлялись, когда вводили законы, что облегчали положение рабов? А второй из братьев? Лавенерес? Слепец в мешке змей, а ведь он удержался достаточно долго, чтобы его любовница получила власть.

Все в шатре, даже члены чаардана, таращились на Ласкольника, словно тот вдруг взлетел и заговорил чужими языками. В воздухе повисли вопросы без ответа. Собственно, насколько глубоко генерал оказался втянут в дела имперских тайных служб? Сколько он знает? Сколько может? От чьего имени говорит?

Генерал улыбнулся, словно чувствуя, какой тропой текут у всех мысли.

– Естественно, это только слухи. Империя со всей решительностью станет отрицать обвинения в том, что она пыталась влиять на политику других государств, чью свободу и независимость она ценит более всего на свете. Торговля и добрые отношения со странами юга для нас самое важное, а ведь здешние княжества – не вина тому, что кочевники продали сюда столько меекханских невольников.

Кайлеан моргнула. Это не был ее кха-дар: простой и немного жесткий командир с невероятным везением, удивительно умелый с лошадьми. Этот мужчина говорил голосом гладким и скользким, словно тончайший шелк. Одеть его в золото и дать хрустальный бокал – и его было бы не отличить от остальных аристократических шутов.

Ну ведь он как минимум десяток лет крутился в столице, – вспомнила она. Сам говорил об этом. Приемы, бега, поединки, интриги и политика. Сколько бы он прожил, если бы не умел лавировать среди старой и новой аристократии как один из них? Сказал, что ему это наскучило и что он сбежал на Восток, но может – вовсе не сбежал? Может, это была лишь часть игры, которую он вел.

Кахель-сав-Кирху хмыкнул, переламывая тишину, которая воцарилась после последних слов Ласкольника.

– Любовница Лавенереса не приняла власть, а захватила. Кроваво, сражаясь в Оке Агара насмерть с Обраром из Камбехии. А сам Лавенерес вот уже два месяца не приходит в сознание.

– Я слышал. Слышал и то, что кто-то перерезал глотку его брату, пытался похитить его самого и поддержал Обрара в претензиях на престол. И неясно, кто именно это был. Одна из тех вещей, которые я хотел бы узнать. В этой стране рабы – всюду, не только на полях, но и во дворцах, купеческих домах, в мастерских. У них есть глаза и уши. А самое важное – у них есть разум. Десять лет деяний людей, которые хотели изменить юг без пролития крови, были разрушены за несколько месяцев. А поверь мне, есть те, кто вне Норы и Псарни, кто не позабыл о сотнях тысяч подданных, что страдают в оковах.

Когда бы глаза были лампами, ох, когда бы глаза были лампами, то огонь, который вспыхнул в зрачках лейтенанта, осиял бы весь шатер.

– Император?

– Император не сделает ничего, что поставило бы под угрозу интересы Империи. – В голосе Ласкольника снова появился шелк и кружева, намоченные в масле. – Все сплетни о том, что его величество вмешался в дела, могущие повлиять на внутреннюю политику наших друзей, ложны.

– Тогда, чего же хот… чего хочешь ты, генерал? Зачем ты сюда приехал?

– Я уже говорил: за знанием. – Кха-дар снова стал собой: спокойным, деловым офицером. – Кое о чем из того, что меня интересует, я уже сказал, что до остального… до вас… Хорошо бы знать, каковы ваши планы, ожидания и надежды. Вы не можете сидеть на этих холмах, кормить людей трофейной кониной: коноверинцам и другим в конце концов надоест, и они перестанут посылать вам кавалерию. А кроме того, у вас и соль скоро закончится.

Кровавый Кахелле улыбнулся. Легонько, но это была первая искренняя улыбка, какую Кайлеан от него увидела.

– К Помве я пошел не за кониной, но соль и бочки взял, поскольку знал, что конины-то там окажется достаточно. Ее всегда достаточно, когда кавалерия полюбится с козлами и квадратом пикинеров.

– Тогда зачем ты дал им тот бой?

– Ты знаешь, что они сделали? Видел стены города?

– Да. Месть?

– И она тоже. Но они не остановились на убийстве собственных рабов. У них была тысяча Соловьев и две тысячи конных наемников, и они начали охотиться на наших людей. Высылали патрули по двести-триста лошадей, устраивали охоту на группки, которые бежали к нам. Вешали их на месте или в городе. В радиусе пятидесяти миль от Помве ни один раб не мог быть уверенным в своей судьбе. Тамошний городской совет платил золотом за голову каждого убитого.

– Палец ничего мне об этом не говорил.

– Тот, с Псарни? Для нас больше сделали меекханские купцы, чем Гончие.

– Как?

– Что?

– Как вам помогают купцы? И какие именно?

Стоящие у стола мужчины переглянулись. Нет. Такой информации они не выдадут никому. Даже стой перед ними сам император.

– Эти люди рискуют жизнью. Некоторые жизнью поплатились. А как? Информацией и деньгами. Золотом и серебром.

– А вы за него покупаете…

– Еду, железо, из которого можно ковать оружие. Лекарство. Готовое оружие – тоже. Здесь под всяким крупным городом есть караван-сарай, а в нем – охранники, наемники, бывшие солдаты, ищущие приключений. Часть из них имеет запасное оружие, которое им не нужно на каждый день. У многих – достаточно ума, чтобы понимать: пока продолжается восстание, купцы не отправятся на север. А потому легче продать оружие и доспехи, чем смотреть, как они покрываются ржавчиной. Кроме того… некоторые местные торговцы продадут тебе все, если только ты хорошо заплатишь. А мы платим самородками.

– Сколько рот сумеешь так вооружить?

– Немного. Главным образом мы используем то, что захватываем или делаем сами.

– И что вы планируете? – Ласкольник не дал соскользнуть с темы. – Как долго собираетесь тут сидеть?

Неожиданно отозвался Уваре Лев, причем, если судить по легкой гримасе на лице Кахела-сав-Кирху, неожиданно для остальных командиров восставших.

– Две луны, – проворчал черный великан. – Через два… на меекхане говорят «месяца», да? Через два месяца и десять дней начнется сезон дождей. Примерно так, но начнется – точно. Будет лить, каждый день сильнее, пока в конце месяца не польет без остановки. В таких лесах непросто жить и сейчас, а в сезон дождей они для этого совершенно не предназначены. Нельзя охотиться, обрабатывать землю, странствовать. Тропы превращаются в болото, черви ползут из любой щели, появляются болезни, жар, понос и смерть. Нам нужно выдвинуться отсюда самое позднее через два месяца – или оставим тут свои кости.

Кайлеан смотрела. На гримасу на лице Кровавого Кахелле, на злые глаза Молнии, гневный, непроизвольный жест Кор’бена Ольхевара. И все это было нацелено на Уваре. Она взглянула на Ласкольника. Видел ли он этот конфликт? Линии раскола? Командиры бунтовщиков не могли договориться.

– И куда вы собираетесь идти? – Ласкольник сложил руки на груди, поджал губы, фыркнул. – Половина Далекого Юга охвачена огнем, и о вас, чтоб его, все слышали. Все знают, что самая большая группа взбунтовавшихся рабов скрывается на холмах на пограничье Коноверина и Вахези. По дороге мы миновали верстовые столбы с надписями «К повстанцам – туда». Вы прославились. Матери пугают детей рассказами о том, как под Помве вы уничтожили десятитысячную армию, а князь Вахези, говорят, ссыт от одной мысли о непобедимых ордах взбунтовавшихся рабов у своих границ. И потому все, каждый раб, который снимет ошейник, отправляется на запад. К вам. Через два месяца тут может оказаться двести тысяч человек, а может, и все четверть миллиона. И что станете тогда делать? Куда пойдете?

Ему ответила тишина и взгляды столь гневные и твердые, словно камни, метаемые из-за угла. Кайлеан поводила глазами по командирам рабов, ища какие-то указания – у них есть планы, далеко идущие и подробные, или же они просто дают нести себя волне случайностей? Этот… город в джунглях выглядел довольно хорошо управляемым военным лагерем, с тренировочными площадками, огородами, курятниками и колодцами, и она могла бы поспорить, что где-то дальше в лесу нашла бы выкорчеванные поляны, на которых держали скот – у рабов же имелась собственная кавалерия и лагеря. Но все это было ужасно временным – немеекханским. Дерево, камыш и тряпки. Так куда же они намеревались отправить свою армию?

Кахель-сав-Кирху улыбнулся первым, но это не была улыбка, которую стоило ожидать.

– Этого маловато, генерал. На меня не действует магия имени того, кто разгромил се-кохландийцев, спас верданно, того, кто является доверенным человеком императора. Наши планы – конкретны, мы знаем, что хотим получить. Свободу. Свободу для всех, кто захочет снять ошейники, присоединиться к нам и вместе сражаться. Но они… – он зацепился взглядом за черного великана, – достаточно гибки, чтобы не раз и не два поймать врасплох наших врагов. Но если ты думаешь, что придешь сюда, сверкнешь именем, волчьей улыбкой и несколькими предположениями, а мы падем на колени, вознося благодарности Матери, потому что Меекхан о нас вспомнил, тогда у тебя помутилось в голове от постоянной скачки.

По мере того как вождь рабов говорил, плечи его распрямлялись, а голос становился резче. Кайлеан уже понимала, что волшебство имени Ласкольника на него и правда не действует, что он уже пришел в себя от удивления и принял решение.

– Мы знаем, что Империя не пришлет нам на помощь армию. Не только потому, что мы далеко. Меекхан продает сюда сталь, медь, олово, фаянс, стекло и много других товаров, везя взамен специи, хлопок, шелк, золото и драгоценности. А потому я соглашусь с Поре Лун Даро, что наш бунт не на руку многим людям в Империи. Нет! – Кровавый Кахелле вскинул обе руки, прерывая ответ Ласкольника. – Молчи. Мы из того поколения, которое узнало предательство. Когда я вступал в армию, я приносил слова клятвы: «и не брошу товарища в бою». Помнишь? Присяга одинакова и для пехоты, и для кавалерии. Я полагал, что эта клятва охраняет и меня. Но нас покинули. И все эти годы в рабстве выкупали дворян, богатых купцов и ремесленников, но о таких, как я, крестьянах и простых солдатах без поддержки, никто даже не вспомнил. О таких, как они, – он кивнул на товарищей, – тоже. И только когда мы вышли с полей, выползли из рудников, когда подожгли плантации и уничтожили мастерские… только тогда Империя вспомнила о нас. Когда я услышал, что ты здесь, подумал, – мощные руки стиснулись в кулаки, – подумал, что, возможно, что-то изменилось. Но ты пришел с одними вопросами. Как? Что? Где? Последнего такого, который крутился по лагерю и задавал такие вопросы, мы приказали…

– …закопать в муравейнике. – Уваре Лев смерил их ледяным взглядом. Подобные взгляды были и у остальных представителей повстанческой армии; куда-то исчезли сердечные хозяева, а Кайлеан поняла, что она – и остальной чаардан – тут в одиночестве, в чужом лагере, всего ввосьмером. – Перестал кричать, прежде чем солнце преодолело восьмую часть дороги по небу. Слабак.

Кахель-сав-Кирху вздохнул, расслабил кулаки и продолжил:

– Если ты тут по поручению императора, то у тебя должен быть какой-то контакт с ним. Может, магический, а может, ты просто умеешь громко кричать, не знаю… но скажи ему… скажи ему, что нам нужно больше, чем слова. И что тут нет меекханцев и прочих рабов. Тут есть только рабы. Носящие ошейники. И что если Империя могло выслать тебя сюда с шестью сотнями солдат, то может прислать их и шесть тысяч. Или десять. Это будет сила, которая не покорит Юг, но с которой все станут считаться. Потому что тут и теперь в расчет идет лишь сколько мечей при тебе. Сколько сабель и луков. А потому… – он снова вздохнул. – Приближается вечер. Ночью я не отошлю вас в обратный путь. Останьтесь. А завтра вы покинете лагерь и вернетесь в Белый Коноверин. Ты не спросил, генерал, что можешь сделать для нас, хотя наверняка хотел, я ведь прав? – Горькая усмешка искривила лицо бывшего лейтенанта. – Мне нужен некто, кто передаст весточку Госпоже Пламени. А теперь – отдохните. Можете ходить по лагерю Волчьего полка, говорить с людьми, осматривать их вооружение, видеть, как они тренируются. Но вам нельзя выезжать за валы. У вас нет следов от ошейников на шее. А утром я приглашу тебя на беседу, передам мое послание и дам людей, которые проведут тебя под Помве. Дальше – дело за вами.

Он отвернулся.

– Люка покажет вам, где заночевать и разместить лошадей. Ступайте.

Глава 14

Доклад Крысы подтвердил Велергорф, который уперся, что проверит все сам. Кеннет позволил, послав с ним полдюжины людей с оружием. Татуированный десятник вынырнул из дыры через полчаса, принеся еще несколько предметов: деревянный кубок и ложку, раковину, которая наверняка некогда выполняла функцию бокала, поскольку у нее была витая ножка, а еще горсточку просверленных камешков, кусок полотна из жесткой, грубо сотканной материи.

– Крыса прав, – сказал Велергорф, когда Кеннет и остальные десятники собрались вместе. – Кто-то забаррикадировался, подперев дверь досками, оторванными из столов, а потом взобрался на полку под стеной, чтобы прорубить путь наружу. Не знаю, сколько времени это заняло, потому что палуба в этом месте – в локоть толщиной, но когда человек напуган, то и гору насквозь пробьет.

– И?

Десятник еще раз показал свои находки.

– Кубок маловат для мужчины, и тут, видите, вырезаны цветочки и птички, я голову отдам на отсечение, что он принадлежал женщине. А эта раковина великовата, на глаз – с кварту емкости, а ее узоры? Гарпун, зубастая рыба, тварь со щупальцами. Пил из нее мужчина. Бусики из камешков, абы какие, совершенно как игрушка для ребенка. Видите?

Теперь видели. Ясно и отчетливо. Только что это им давало?

– И куда ведут забаррикадированные двери?

– Одна – туда, – десятник махнул в сторону кормы. – А вторая – в противоположную сторону, господин лейтенант. Обе дополнительно проклеены смолой, так что практически вросли в косяки. Если хотим проверить, перед чем их заперли, придется рубить. – Он заколебался. – А мы хотим?

Взгляды сержантов сделались внимательны и осторожны. Здесь были солдатами. А солдаты обычно не ищут проблем сами, поскольку военный опыт говорит, что любопытство – прямая дорога к куску стали в кишках.

Кеннет сжал губы.

– Мы на траханом корабле, что уже отвез нас на добрых сто миль на восток. Плывем вдоль Большого хребта – впрочем, в том направлении, в котором мы должны были идти, что почти забавно. Но за восемь-десять дней мы минуем горы, и никто не знает, какие земли и моря находятся к северу от Олекадов и плоскогорья Фургонщиков, а я предпочел бы не проверять этого первым. Также мы не знаем, кто правит этим кораблем, не знаем, отчего он пробудил такую ярость Владычицы Льда. Мы не знаем ничего. И у нас есть еды на семь – десять дней, а потом останутся нам псы и ремни.

Большая часть стражей скривилась при одном упоминание о таком. Псы были… почти членами отряда.

– Начнем с ахерских. А еще у нас потеряны все сани с припасами для животных. С сегодняшнего дня они получают половину ежедневной порции. Как и мы. Воды нам хватит, пока сможем растапливать снег и лед. Но важнее всего, что придется сидеть и ждать чуда. Ну разве что у кого-то из вас есть идея, как выбраться отсюда, не потонув и не замерзнув. Слушаю.

Некоторое время они молчали, наконец Андан поднял руку.

– Невод?

Они с Велергорфом уже раздумывали над этим, когда вчера бросали кусочки дерева в воду и смотрели, как те исчезают за кораблем.

– Борт тут как минимум восемьдесят локтей. Корабль плывет со скоростью бегущего человека и продирается сквозь море, полное льда, битого и целого. Все, что мы опустим в воду, будет порвано и раздавлено в несколько минут.

– Может, он замедлится.

– А может, помчится, Андан. А если бы нам это удалось, то что? Хочешь дрейфовать на этих бревнах посреди океана? Или ты умеешь маневрировать? Вот это была бы неожиданность, десятник.

Коренастый сержант махнул рукой в сторону выхода из комнаты, которую обследовал Велергорф.

– Ну так как, господин лейтенант, рубим эту дверь?

Кей-Треффер, как всегда, был конкретен.

– Нет. Скажу более, мы укрепим ее еще парой досок. Если там и правда тепло и сухо, мы можем использовать комнату как укрытие.

– Слушаюсь, господин лейтенант.

– Хорошо, Вархенн. Мы не спустимся туда все: скажем, половина отдыхает внизу, остальные осматриваются тут и контролируют палубу. Посменно. Меня интересует палуба, те остатки столбов. Хочу добраться до кормы, потому что на всех кораблях там находится руль.

В их глазах разгорался вопрос.

– Он поворачивал, – пояснил Кеннет. – Когда мы убегали по льду, он поворачивал и замедлялся. Потом повернул еще раз, на восток. А это значит, что кто-то им управляет. Вам не интересно, кто именно?

Они кивнули, мрачно кривясь. Им было интересно. Такой интерес раздражает до свербежа и заставляет кипеть кровь.

– Последний вопрос. – Кеннет смотрел на сержантов, переводя взгляд с одного на другого. – Как люди? Держатся?

Велергорф первым пожал плечами.

– Справляются. Пока есть работа – нет времени на раздумья. Некоторым страшно, но это не дурной страх, не такой, что отнимает разум и высасывает силы, а хороший, велящий быть осторожным, не лютовать, а думать. Ты жив, и еще есть надежда, что живым и останешься. Потому – не все плохо. Другие говорят: мы провели самый большой в мире караван через горы, мы сражались во Мраке, а потом вышли оттуда прямо в битву сотен тысяч кочевников и Фургонщиков. И мы все еще живы. Корабль размером с город не настолько уж и страшен рядом со всем этим, справимся и с таким.

«Другие говорят». Конечно, десятник, конечно.

Бергх блеснул ухмылкой из бороды.

– Тут горцы, господин лейтенант. Если ты видел лавину, завалившую село, если ты плевал в глаза горному медведю или взобрался по стене в тысячу локтей, то мало что сумеет тебя испугать. А кроме того, эта хрень настолько велика, что легко позабыть, что это корабль. Сейчас, например, и качка почти не чувствуется.

Корель-дус-Одерах, новый десятник Восьмой, покивал.

– Это было хорошее решение, господин лейтенант, пусть и безумное. Атаковать плавающую гору… Хороший приказ. Когда бы не он, мы бы кормили рыб. И парни знают об этом.

Кеннет уже собирался напомнить, что не все это вспомнят, но вовремя прикусил язык. Они уже попрощались с погибшими, а призывать их назад принесло бы неудачу.

– Хорошо. Но если вы увидите, что кто-то на грани, – дайте знать. Это приказ.

– Так точно! – Они отсалютовали неожиданно четко, по-военному.

– Хорошо. Четные десятки отправляются вниз, усиливают двери, а потом – обогреваются и отдыхают. Можно развести огонь, но такой, чтобы просто согреться и разогреть еду. Возьмите несколько кусков дерева отсюда. Только осторожно, я не хочу пожара. Собаки и нечетные десятки контролируют наверху. Когда подкрепимся, я беру свою десятку и пятую – пойдем проверим дома на середине корабля. Поищем дорогу на корму. Третья и седьмая остаются тут, присматривают за Крысами и за всем остальным.

– За чем – «остальным», господин лейтенант?

– Еще не знаю, Церес. Но падальщики обычно пожирают трупы тех, кто за этим «остальным» не присматривал.

Ему удалось вызвать несколько кривых ухмылок. Вот и славно.

– За работу!

* * *

Исследованию носа и середины корабля они посвятили несколько дней. Для разведки Кеннет выбрал своих людей и десятку Фенло Нура, рассчитывая на его талант. В этот момент только хмурый десятник и Моива Самрех обладали чем-то, что можно назвать магическими способностями, но крысиной колдунье он не доверял настолько, чтобы брать ее с собой. Кроме того, он немного надеялся, что они сумеют отыскать хотя бы следы Борехеда, а умения Нура видеть духов в этом случае оказались бы куда полезней, чем какая-то там Жгучая Игла.

Здания были целым городом. Им удалось увидеть улочки, небольшие площади и даже подобие рынка. Корабль в этом месте расширялся ярдов на двести, а дома тянулись, куда ни глянь. Сколько людей могло тут жить? Две, три тысячи? Понять было непросто, большинство строений оказались разбиты и, похоже, сметены с палубы, и только невысокие контуры стен свидетельствовали о том, где они стояли. Там, где разрушения были поменьше, в нескольких местах остались даже целые четырехугольники стен – и тогда становилось понятным, что некоторые дома поднимались на три, а то и на четыре этажа.

В путанице бревен поменьше и гнилых канатов посреди городка лежал огромный столб, вырванный, скорее всего, из палубы. Клочья толстой ткани, саваном покрывающей его, выдавали предназначение конструкции.

Мачта.

Одна из многих, которые, похоже, некогда гордо вставали к небесам.

Все из того же материала, что и корпус. Из дерева настолько черного, что непросто заметить слои на его поверхности, и столь твердого, что непросто его рубить. Даже материал паруса выглядел словно сотканным из толстых, древовидных волокон.

Они осторожно ходили меж домов. Кеннет распорядился, чтобы шли под охраной, каждый солдат все время находился в поле зрения как минимум двух других. Они не знали, есть ли дыры и здесь, как на носу, а кроме того, в голове лейтенанта все еще оставался образ комнаты с дверьми, забаррикадированными изнутри. К счастью, улочки были достаточно широкими, чтобы не приходилось использовать специальные фокусы вроде обвязывания веревками.

Там, где остались стены, люди могли дивиться точности соединения балок, четкости выполнения затесов. Уцелевшие двери идеально подходили к косякам, в стенах не было ни дыр, ни щелей. Несколько фрагментов крыш с – кто бы мог подумать! – деревянным гонтом, казалось, давали неплохую защиту от дождя и снега. Тут тоже получилось бы неплохое место для лагеря, решил Кеннет. Даже лучшее, чем дыра в корпусе, откуда нет пути к бегству. Если сегодня они не найдут дорогу на корму, завтра утром перейдут сюда.

Багор, один из людей Фенло Нура, вошел в ближайший дом, один из тех, в которых сохранилась большая часть крыши и стен. Кеннет смотрел сквозь дверь. В комнате было ярдов восемь длины, шесть ширины, один вход и два окна на противоположных стенах, а остатки крыши говорили, что это не просто сельский дом. Стол тут, как и в помещении под палубой, прикреплялся к полу, а из стен вырастали полки. И внутренности комнаты были чернее, чем остальной корабль.

Багор проехался ладонью по столу, подняв в воздух тучу черной пыли.

– Тут горело. – Он осмотрелся вокруг, подошел к стене и поцарапал ее ножом. – Везде горело, господин лейтенант. Причем – сильно.

Ударил в одну из полок, и та отвалилась от стены несколькими кусками.

Ну вот и нечто новое. Поджечь это дерево – для такого требовалось немало масла или же использовали магию. Да и то, как видно, не добились большего, чем осмолить стены изнутри. Багор понюхал гарь, нахмурился и – словно что-то пришло ему в голову – сунул это в рот.

– Проголодался?

– Немного, господин лейтенант. – Стражник улыбнулся, обнажая почерневшие зубы. – А кроме того, уголь хорош для освобождения от газов.

– Сегодня ты спишь снаружи. – Нур перебросил арбалет в другую руку, протянул руку через порог внутрь комнаты и проехался пальцем по стене. – Это то, что я думаю?

Сунул палец в рот, попробовал, сплюнул черной слюной.

– Соль. Пожар гасили морской водой.

В принципе, это было очевидным, они же находились на корабле, где для гашения огня навряд ли использовали бы пресную воду, но выражение лица десятника указывало, что он имел в виду что-то другое.

– Могу я кое-что проверить, господин лейтенант?

– Давай, только чтобы мы это видели.

– Так точно.

Сержант присоединился к своему солдату, подошел к дырам от вырванных окон, минутку посвятил полкам, заглянул под стол. На несколько ударов сердца исчез за стеной, которая находилась напротив окон.

– Двери открываются наружу?

– Я вижу это, Нур. Что с того?

– Войдите и гляньте.

Кеннет отдал приказ, и, прежде чем он переступил порог, несколько стражников встали в охранный круг вокруг дома. Пол заскрипел под его ногами угольками, он почувствовал кислый, с легкой тухлостью, запах.

– И что тут?

Фенло показал ему кучу обломков, что лежали под стеной. Какие-то деревянные планки, обугленные кубки и нечто, что выглядело остатками сломанных стульев.

– Вы заметили, господин лейтенант, что ни в одном из этих домов нет ничего, что напоминало бы кровать?

– Нет. Но ты прав. И какой вывод?

– Пока – никакого, но стоит запомнить эту подробность. Так я думаю. Хочу осмотреть еще несколько мест, поскольку то, что я подозреваю, несколько безумно. Нужно бы удостовериться.

Кеннет уже научился доверять подозрениям своих людей.

– Действуй.

Они двинулись вдоль улицы. Тут уцелело несколько домов, более или менее разрушенных. Во всех некогда безумствовал пожар, порой столь интенсивный, что стены можно было пробить сильным пинком. Два завалились полностью, открывая внутренности дождю и снегу.

Нур ходил по руинам, проверял, пробовал обугленные остатки на вкус, что-то бормотал под нос. Наконец остановился и некоторое время смотрел на большую кучу, сбившуюся под стеной. Кеннет не подгонял его, поскольку и сам начал подозревать, к чему ведет десятник. Однако выводы и вправду были настолько абсурдными, что лучше бы их огласил кто-то другой.

– Был пожар, – наконец произнес десятник. – Пылала вся улица. Но огонь вспыхивал внутри, всегда внутри дома, словно все одновременно подожгли свое добро. А потом пришла волна. Ударила оттуда, – он указал на левый борт, – перевалила через город, ворвалась в комнаты через окна, смела все, что было внутри, под противоположную стену и погасила огонь. Может, это она уничтожила остальные дома, сломала мачты… проклятие, не верю. Но готов поклясться головой, что пожар она погасила. Потому-то там, где стены устояли, окна выломаны внутрь, а все, что смыла вода, лежит кучей под стеной.

Солдаты загудели, а кто-то, кажется Сомнель из Пятой, фыркнул. Кеннет утихомирил их нетерпеливым движением руки. Нур говорил именно то, о чем догадался и он сам.

– Волна? – спросил он ради уверенности.

– Да, господин лейтенант. Волна. Чтобы погасить пожар.

– Но ты ведь знаешь, что у этого корабля борта высотой в сорок ярдов? А то и выше?

– Знаю.

– И насколько высокой должна быть волна?

С другой стороны, такое недоверие не имело смысла, раз уж они стояли на корабле размером с город. Что-то же придало ему настолько монструозный вид. Как знать, по каким морям он плавал раньше.

– Ну, ей не обязательно оказываться высокой, человек. Может, и вообще не было никакой волны.

Дюжина арбалетов нацелилось в сторону, откуда раздались слова, прежде чем пали первые три из них. Только одна персона во всем мире говорил Кеннету «человек».

– Ты прямо напрашиваешься на смерть, шаман.

– Может. Может, смерть была бы лучше того, что близится. Если бы я знал… если бы знал, что мы тут встретим, не просил бы вас о помощи, а повел бы племена за горы. Даже без позволения других родов, даже на войну и смерть. А теперь… Слишком поздно.

Лейтенант наконец взглянул на ахера. Борехед сидел в десятке шагов от них на чем-то вроде кучи обугленных бревен и досок. Черный от сажи и угольной пыли, он выглядел словно странная, угловатая носовая фигура. Глаза были погасшими и пустыми.

– Опустить оружие. Ты ранен?

– Неважно. – Шаман покачал головой, исчезнув на миг в туче черной пыли. – Я потерял собак, – добавил он ни к селу ни к городу. – И сани разбил. Въехал за вами и вдруг провалился в дыру. Псы поломали кости, пришлось добить. Всю ночь я искал выход… под нами – город… тысячи комнат, коридоры, залы, даже сады… мертвые. Все мертвое.

– Дайте ему попить.

Ближайший стражник подошел к шаману и подал ему флягу.

– Отчего ты полагаешь, что та волна не была высокой?

Борехед сделал пару больших глотков, заморгал, в глазах его мелькнуло нечто дикое.

– У-ух. Водка. Одна из тех вещей, которые люди делают лучше нас. – Он глотнул еще раз. – Он поднял нас с моря. Этот корабль. Склонился на один борт, ты ведь видел, и позволил нам въехать на палубу. Когда бы накренился сильнее, а потом резко выпрямился, мог бы набрать достаточно воды, чтобы та прокатилась по нему волной.

– Чтобы погасить пожар?

– Может. А может, чтобы погасить кое-что иное. Потом поговорим об этом. Вы идете на корму?

– Верно. Там должен быть руль. И рулевой.

Шаман оскалился, пожелтевшие зубы блеснули на грязном лице, словно два стилета.

– На кораблях Бессмертного нет рулевых. И никогда не было. Я заснул, там, внизу… или потерял сознание… Пришли ко мне сны… старые сны древних шаманов. Они видели корабли, подобные этому. Большие, красные, черные, золотые… Те резали моря на западе, когда ахеры еще жили там, где открывается вид на западный океан. Им приказали уплыть… заставили это сделать, а теперь… один вернулся. Пробудил гнев Владычицы Льда, а потом похитил нас. Зачем?

Голова Борехеда раскачивалась в стороны. Глаза закрылись. Фляга выпала из рук.