Текст книги "Каждая мертвая мечта"

Автор книги: Роберт Вегнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 13

Через несколько часов езды им приказали завязать глаза, что Кайлеан немного развеселило. Лея и Дагена тоже улыбались себе под нос, но Ласкольник рявкнул коротко: «Спокойно», – и первым позволил наложить себе повязку. Кайлеан удержалась от пожатия плечами: кха-дар был прав, решительное выказывание легкомыслия в такой ситуации могло склонить кого-нибудь к глупым вопросам.

Лучше, чтобы никто, даже потенциальный союзник, не знал, какими способностями располагает их группа.

Прежде чем им завязали глаза, она подошла к своему коню.

– Торин, только не кусаться.

Жеребчик фыркнул и тряхнул головой.

– Я серьезно, не стану больше платить за потерянные пальцы.

Воин, что держал узду ее коня, резко передвинул руку вниз.

– Лучше не дергай слишком сильно, – сказала она вежливо. – Он может еще и пинаться.

Мужчина – судя по лицу, один из ветеранов в отряде рабов, возможно, даже бывший солдат, – послал ей кривую ухмылку и пробормотал что-то о проклятых коневодах.

– Еще он умеет понимать, что кто-то его не любит, – продолжала она, когда ей подали кусок материи. – Но вообще-то он – хороший конь, только характер у него вредный.

Завязала себе глаза. Один из невольников проверил, хорошо ли, а потом она вслепую вскочила в седло. Уселась поудобней.

Бердеф появился рядом, явно заинтересованный происходящим. Она установила контакт и позволила, чтобы ее захлестнули картины, видимые его глазами.

Странно было смотреть на себя саму. Небольшая девушка со светлыми волосами, заплетенными в короткую косу, сидящая на крупном жеребце; на его спине она казалась малым ребенком, который влез на коня своего отца. Кольчуга, темные штаны – дух пса не передавал ей цвета так, как она привыкла, – сабля на боку и сагайдак с луком у седла. Колчан по другую сторону топорщил перья стрел. Собственно, решила она через мгновение, не так уж и плохо она выглядит. Уселась на коне поудобней, смотря глазами пса. Подняла ладонь ко лбу, откинула волосы.

– Внимание! Едем!

Торин двинулся шагом, приспосабливаясь к шагам проводника. Согласно просьбе, не пытался никого кусать, хотя, если путешествие затянется и конь начнет скучать, он все же попробует использовать зубы.

А может, и копыта.

Они углубились в лес. Детство Кайлеан прошло в Олекадах, и она хорошо помнила тамошние еловые и сосновые заросли, ряды стволов, поросших снизу папоротниками и кустиками травы. Здешние леса были другими, деревья и кусты дико, безумно разрастались, свободное пространство появлялось только там, где поработали люди с железом в руках. Кусты, лианы, заросли, встающие, казалось, с каждой пяди земли. Если вся эта страна выглядит так, то ничего странного, что армия рабов не боялась кавалерии. Здесь десять пеших стрелков могли остановить хоругвь всадников. И ничего странного, что Кахель-сав-Кирху, если именно он и командовал армией, выбрал Халесийскую возвышенность местом для лагеря. Для меекханского пехотинца это были идеальные условия.

Вот только нельзя добиться победы восстания, просто сидя между взгорьями и ожидая чуда.

Они шли гуськом, узкой просекой, вырванной у джунглей. Зелень окружала их повсюду, хотя, передаваемая глазами призрачного пса, она выглядела скорее как серая стена, а туннель, казалось, не имел ни начала, ни конца. В какой-то момент Кайлеан даже почувствовала себя так, словно ее проглотила огромная змея. Несколько раз они сворачивали, петляли и уходили в сторону, но она не слишком-то переживала. Бердеф сумел бы указать ей обратную дорогу даже в ночи и под дождем.

Где-то через четыре часа езды они остановились над потоком, почти речушкой, где им позволили снять повязки, сойти с коней и дать отдохнуть ногам.

Члены чаардана следили за отрядом невольников с интересом, но не нахально. Из нескольких десятков людей осталось лишь пятнадцать, прочие исчезли, растворились в лесу. Наверняка возвратились сторожить Помве. В этот момент их сопровождало трое ветеранов, в том числе седобородый Люка-вер-Клитус, и дюжина легковооруженных. Все действовали умело и быстро, напоили лошадей, раздали сухари и по горстке сушеных фруктов. Постой не должен был затянуться.

– Не боишься, что упадешь с такого большого коня?

Кайлеан даже вздрогнула. Проклятие, она не ожидала, что кто-то сумеет так к ней подкрасться. Рядом стояла Колесо, девушка, которую Йанне подхватил с земли несколькими часами раньше.

– Ты тихая. А я сильно сжимаю его ногами, – произнесла она привычно, наклоняясь и поправляя подпругу.

– Ага. – Худое личико нахмурилось задумчиво, словно Колесу нужна была минутка, чтобы обдумать это простое утверждение. Потом она послала Кайлеан широкую улыбку. – Сильные бедра. А кони вкусные. Я ела.

Ела? Что это значит? Издевается? Смеется над ней, отыгрываясь за то, что они ее поймали? Черные глаза оставались совершенно невинными, но что-то в этом лице заставляло Кайлеан чувствовать себя неловко. К тому же меекх девушки был странным, носовым, шелестящим, раньше она говорила по-другому, без этого акцента.

– Колесо? – Седобородый ветеран быстро подошел к ним, но в движениях его была какая-то осторожность. – Это друзья.

Девушка улыбнулась, а Бердеф, которого Кайлеан призвала миг назад, вдруг переслал ей целую гамму эмоций: беспокойство, страх, гнев. Абсолютно как если бы через миг собирался броситься в битву. В улыбке Колеса было что-то странное. Кайлеан уже видела такие гримасы на лицах людей, охваченных безумием битвы, пьяных от крови и смерти.

– Колесо! – Люка-вер-Клитус схватил черноглазую за плечо, обернул к себе и произнес медленно: – Это друзья. Не они. Понимаешь?

– Носит железо. – Худая ладошка протянулась к Кайлеан, прикоснулась к кольчуге.

– Я тоже. Ступай. Иди проверь, чистая ли дорога впереди. – Он легонько подтолкнул девушку. – Ну, ступай!

Колесо вздрогнула, протерла глаза, улыбнулась снова, уже нормально, потом несколькими прыжками с камня на камень перебралась через речку и скрылась из виду.

Кайлеан смотрела, как движется девушка, с каждым шагом иначе, словно сбрасывая с себя некий балласт, а потом рявкнула:

– Что это, проклятие, было?

Мужчина не отрывал взгляд от стены леса, а выражение его лица стало странно мягким.

– Не что – кто, – поправил он ее тихо. – Колесо, как и сказано. Обычно такого не случается днем, но сегодня она нервничает, потому что ее схватили, а кроме того, вот уже несколько часов она не видит солнца. Насколько я понимаю, скоро придет в себя.

Ну да. Колесо. Не видела солнца и нервничает. Конечно же. В объяснении было столько же смысла, сколько в подтирании крапивой, но одно казалось совершенно ясным.

– Эта девушка – безумна.

– Верно. Но я не знаю второго такого разведчика. Только порой, когда она устала или нервничает…

– Или долго не видит солнца.

– Ага. Тогда она слишком легко уходит. Ну и во время боя. Во время боя – всегда.

– Одержимая?

На пограничье, где племенной магией пользовались так же часто, как и чарами аспектов, разрешенными Великим Кодексом, говорили, что безумцы – это открытые двери для духов и демонов. В Империи таких людей экзорцировали, запирали в башнях или – по необходимости – убивали. Но здесь? В этой странной стране, посредине восстания? Кто знает, каким странностям тут позволяют жить?

«Ты и сама – странность, – подумала она. – Когда бы не чаардан и Ласкольник, ты бы наверняка была сейчас прикована к стене в каком-то храмовом госпитале. Или сгорела бы на костре».

Люка покачал головой.

– Нет. Мы нашли ее в Усварре. На золотом руднике, который мы освободили… который мы пытались освободить. – Что-то странное случилось с его голосом и глазами. Словно лед сковал одно и другое. – Через четверть часа выдвигаемся! – крикнул он вдруг. – Хочешь послушать?

Кха-дар дал четкий приказ: слушать и запоминать, что станут говорить. Собирать информацию не только о том, как велика армия и хорошо ли она вооружена, но и о том, какие люди ее составляют. Но Кайлеан не была уверена, что такая история будет чего-то стоить.

– А зачем?

Ветеран пожал плечами.

– Чтобы ты знала, с кем имеешь дело, как понимаю? Чтобы в следующий раз, если Колесо будет странно себя вести, не пытаться ее оттолкнуть или ударить, как понимаю? Я не хотел бы объяснять генералу, отчего ты погибла.

Да уж! Колесо мало того что была ниже ее и легче, так еще и не воспитывалась в Степях и не сражалась с бандитами и се-кохландийцами, будучи под командованием лучшего кавалериста Империи.

– Не улыбайся так. Ты видела ее в битве?

– А ты меня?

– Ты из чаардана Ласкольника, и я верю, что ты хорошо машешь саблей и бьешь из лука, как понимаю. Но я видел, как Колесо перегрызла взрослому мужчине глотку.

– Зубами?

– Нет, жопой. Ясное дело, что зубами. – Старый солдат перевел взгляд на лес, почесал голову, скривился. – Усварр был золотым рудником под самыми Магархами. Тяжелый рудник, твердые скалы, жилы золотоносной руды между слоями гранита как жаба, расплющенная камнями, некоторые – шириной всего в фут. На таких рудниках работает много детей. Невольничьих детей, понимаешь? Матери на плантациях говорят: лучше бы родить тебя мертвым, чем отдать на рудник. Лучше бы тебя на пол выронили. А Усварр был худшим среди рудников. Понимаешь? Спускали людей футов на сто под землю, туда, где находился главный туннель длиной в четверть мили, а от него шли во все стороны черные дыры в скале, которые глотали ребятенков и не выпускали их никогда. Если какой-то туда попадал, ему давали молоток и долото, несколько мешков для руды и приказывали копать. Еду и воду они получали, только когда выползали с добычей. Некоторые туннели там, говорят, были по несколько сотен локтей длины и шириной вот такими. – Он развел руки на два фута. – Понимаешь. Как черви в земле, ребятенки рыли дыры так, как вела жила, и никогда не выходили к поверхности.

Кайлеан попыталась представить себе: туннель такой узкий, что там можно только ползать на коленях или животе, темнота, сотни, может, и тысячи футов скал над головой.

– Я бы сошла с ума.

– Тебя бы туда не взяли. Слишком большая. Ну, разве что ты была бы аувини – пепельная, и тебя сделали бы стражницей. Ты бы носила кожаный панцирь, короткий меч и кнут.

Это напомнило ей, что Люка сказал раньше Колесу. «Это друзья, не они».

– Они?

– Они. – Он кивнул, а глаза его вдруг сделались дикими и гневными. – Суки, проклятые богами. Аувини – пепельные, рабыни, но высшей касты, знаешь, такие, у кого есть власть над остальными рабами. Некоторым не нужно больше счастья, как понимаю. А знаешь, отчего хозяин рудника послал присматривать баб? Потому что мужчины якобы были мягкими. Потому что порой давали ребятишкам отдыхать – естественно, не задаром, немного развлечения с добрым дядюшкой, особенно если товар был свежим, только принятым на работу… собственно, все едино, мальчик или девочка… понимаешь? Что? Возмущаешься? Стыдишься?

Нет. Она родилась в семье поселенцев в Олекадах. Росла в Степях, хорошо знала, что, если бы ее не приняли Фургонщики, ей и самой пришлось бы найти «доброго дядюшку». За миску еды и угол для сна. Такова жизнь. Но она чувствовала злость. Бердеф ответил на ее настроение, обнажил призрачные клыки. Она почти зарычала, словно пес.

Седой ветеран кивнул.

– Бабы не теряли времени на такие развлечения, зато выжимали из детей все, пока не оставалась только шкурка. Вроде бы именно они придумали крысиную бочку.

Воображение подсунуло ей наиболее очевидный образ, но следующие слова Люки убедили ее, что даже воображение того, кто воспитан в Степях, иной раз подводит.

– Думаешь о старой пытке, как понимаю. – Седой солдат сплюнул на землю и покачал головой. – Нет, не то, девушка. Иной раз ребенок не выходит из туннеля, да? Долго не выходит. Может, умер, может, его завалила осыпь, а может, добралось до него скальное безумие, и он предпочел умереть в темноте. Долгое время стражники посылали в такой туннель другого ребенка, но порой этот безумец сражался и убивал посланца, а тогда приходилось объяснять уже два трупа. А потому одна из них придумала: сажали в бочку несколько десятков крыс и держали в ней, полуобезумевших от голода. Когда ребенок не появлялся слишком долго, выпускали крыс в туннель. А через день или два, когда последняя крыса убегала, другой ребенок влезал туда, убирал кости и копал дальше. Мудрые суки, как понимаю.

Кайлеан глубоко вздохнула. Бердеф дергался в ее голове, и в этот миг не только Колесо могла перегрызть кому-нибудь глотку.

– Не хочу… не хочу больше слушать. Хватит.

– Многовато, как понимаю? Этот рассказ уже подходит к концу. Кахель послал нас туда, триста человек, мы должны были прочесать округу, освободить тех, кто захочет снять ошейник, достать из рудника детей. Застали мы уничтоженные машины, мельницы, молоты для измельчения руды, печи для выплавки золота – все сожжено и разбито. С дымом ушло и водяное колесо, которое приводило в действие меха, качавшие воздух в шахты. Внизу, в главном туннеле, еще можно было выдержать, но в меньших… Суки, прежде чем сбежали и уничтожили рудник, забили все дыры грязью и камнем. Один из наших спустился туда… Мы думали, что никто не выжил, и тут вдруг из какой-то дыры вышла она.

– Колесо?

– Именно. Веса в ней было, на глазок, фунтов шестьдесят, голая, только на локтях и коленях – кожаные накладки, протертые почти насквозь от постоянного ползанья по туннелям. Провела под землей общим счетом три года, шесть месяцев и восемнадцать дней. Судя по дате на ее ошейнике, потому что владельцы рудника выбивали на металле информацию о дне, когда приставили раба к работе. Была единственной, у кого нашлось достаточно сил, чтобы выползти из закрытого туннеля. Потом пыталась вызвать других… но больше никто из них не вышел.

Кайлеан взглянула ему в глаза.

– Это ты сошел в туннели, правда?

– Я. Нашел только гору костей в конце главного туннеля – и ее. И вытянул ее, как последний дурак, не думая ни о чем, понимаешь? К счастью, солнце уже зашло, но и так ее почти ослепил вечерний свет в небе.

– Отчего вы назвали ее Колесом?

– Потому что она не помнила собственного имени, а это было первое слово, которое она произнесла, и целый месяц не говорила ничего другого. Мы кормили ее, следили, чтобы она не ослепла от солнца: повезло, что у меня в отряде был медик. А вот когда она наконец начала говорить, то, казалось, не остановится уже никогда. Болтала три дня кряду. О руднике, о стражницах, о туннелях, крысах… Порой плакала, порой кричала. А порой появлялась и такая, которую ты недавно видела.

– И что мне тогда делать? Мне или кому другому из чаардана?

– Найди ей какую-то работу. Попроси, чтобы привела кого-нибудь или чтобы нечто проверила. Пойдет, потому что она – хорошая девушка. Не провоцируй ее, не ищи ссоры. Тот мужчина, которому она перегрызла глотку, был одним из наших. Некогда раб, как и она. Если бы другие девушки не сказали, что он любил лезть к молодухам и что попытался ее изнасиловать, Колесу не выйти бы из этой истории живой и здоровой. Но если кто-то причинит вред кому-то из отряда прославленного генерала Ласкольника, которого одни боги знают что привело сюда…

Он сделал паузу, а Кайлеан почти рассмеялась ему в лицо.

– Это ты зря. Кха-дар говорит – мы идем. Он вождь-отец, ему нет нужды говорить нам обо всем, правда?

– Правда, – ответил он улыбкой в стиле «что ж, не получилось, но всегда стоит попытаться». – Как оно в армии и бывает.

– Именно. Четверть часа, пожалуй, уже прошла?

Люка-вер-Клитус пожал плечами, послал ей еще одну понимающую ухмылку и вдруг рявкнул во всю глотку:

– Выдвигаемся! Глаза завязать! Лошадников – на лошадей, люди – пехом!

Ха. Это было почти забавно. Завязывая глаза и вскакивая на коня, Кайлеан думала о девушке, которая провела целые годы, роя туннели в жилах золотоносной руды, и о седовласом мужчине, что спустился в шахту и нашел кучу детских костей. Ласкольник приказал проверить, какие люди создают армию рабов.

Именно такие. Соски Лааль, именно такие!

* * *

Едва они выехали из густого леса, им позволили снять повязки. Бойцы чаардана смогли осмотреться. Лагерь невольничьей армии был велик. Они видели его с вершины одного из многочисленных взгорий, но Кайлеан могла оценить его размеры только приблизительно, поскольку он состоял из полутора десятков огромных, огражденных валами кругов, что раскинулись на вершинах ближайших возвышенностей, и боги знают сколько еще палаток, шалашей и примитивных халуп стояли ниже. Каждый круг выглядел как укрепленное селение с собственным предместьем.

Оставалось непонятно, спланировали это или же все выросло, как дикий куст, по мере того как на взгорья приходили все новые отряды бунтовщиков. Холмы тут были довольно высокими, удобными для обороны, но наверняка не могли вместить всех рабов – а сколько их, собственно? Сто тысяч? Сто пятьдесят? Она не сумела бы этого прикинуть, поскольку их проводники вели чаардан так, чтобы обойти самые большие группки людей. Якобы для безопасности своих «гостей»: любой, кто не имел на шее следов от рабского ошейника, мог кончить с ножом в спине. Кайлеан не дала себя обмануть. Судя по лицу Ласкольника – он тоже, хотя следовало признать, что и протестовал он не слишком. Похоже, даже имя прославленного победителя кочевников не помогало тут в обретении доверия. Ну, для того командира и сопровождали она, Йанне, Лея и Дагена. Кайлеан начинала подозревать, что генерал взял их не только ради безопасности.

Впрочем, когда их ввели в самый большой лагерь, она сумела осмотреться. Здешний лес был пореже, чем тот, сквозь который они продирались в последние часы, к тому же неплохо выкорчеванный. В притворно хаотичном скопище палаток и шалашей Кайлеан замечала проложенные, намеченные деревом тропы, выкопанные колодцы, грядки, на которых росли какие-то корнеплоды и овощи, небольшие курятники с орущей птицей и даже ряды выгребных ям, причем, похоже, используемых с умом, поскольку Бердеф не нашел нигде вне их человеческой мочи и дерьма. Не то чтобы специально искал, но этот четвероногий негодник выкаблучивал порой такие номера. Она же заметила, что даже мусор здесь высыпали в специальные ямы. Всюду царил меекханский порядок и чистота – естественно, для укрытого в чащобе лагеря бунтовщиков.

Они проехали и мимо нескольких огражденных площадок, где молодые парни и девушки вместе тренировались с луками, пращами и дротиками. Начинало казаться, что армия бунтовщиков куда более управляема, чем имперские части.

Наконец они взошли к самому лагерю и въехали внутрь сквозь ворота – усиленные и увенчанные сторожевыми башенками. Вершину взгорья оголили и выровняли, создав что-то вроде большого военного плаца. Везде стояли палатки, пошитые из разной материи, но одинаковой величины, а проходы между ними были прямыми, словно древки копья. На глаз палаток было штук двести пятьдесят, что Кошкодур коротко описал так:

– У них тут целый, мать его, полк, – и сразу замолчал под укоризненным взглядом Ласкольника. Кха-дар не желал, чтобы его люди что-либо комментировали или о чем-либо разговаривали. По крайней мере сейчас.

Главная дорога сквозь лагерь привела их к самому большому шатру, который, казалось, сделали из кусков шелковых завес. Люка-вер-Клитус остановился перед входом и сказал, исчезая внутри:

– Останьтесь, вас пригласят.

Ласкольник, не ожидая разрешения, соскочил с коня, остальной чаардан – тоже. Приятно было расправить кости после нескольких часов езды шагом. К тому же здесь, на вершине, легкий ветерок холодил кожу, да и насекомых кружило, казалось, поменьше.

Кайлеан похлопала Торина по шее.

– Ты хорошо справился. Скоро отдохнешь.

Конь по-приятельски толкнул ее башкой, а она вынула удила, потянулась к суме и сунула Торину в зубы кусок морковки. Пусть порадуется.

Помня о поручении командира, она пошла по ближайшему проходу меж палатками, нахально осматриваясь. Ведь такого и можно ожидать от любопытной девицы, верно?

Перед палатками сидели, стояли либо тренировались мужчины, в большинстве своем не настолько старые, чтобы считать их ветеранами войны с се-кохландийцами – хотя хватало и таких, – но все равно они были решительно старше молодежи, что тренировалась на площадках ниже. Возможно, из поколения, которое попало на Дальний Юг детьми, подростками, оторванными от семей. Теперь они тренировались с оружием – Кайлеан видела копья, мечи, сабли и топоры, но преимущественно были это какие-то длинные, расширяющиеся на концах тесаки и нечто вроде серпов или кос, насаженных вдоль коротких древков. Импровизированное оружие, хорошо известное тому, кто рос на неспокойном пограничье, где вилы и серпы порой спасали жизнь. Впрочем, и тут она видела немало тех и других.

Перед некоторыми палатками также лежали пучки длинных, в пятнадцать футов бамбуковых пик, заостренных и обожженных в огне. Мужчины, которые не занимались с оружием, что-то варили в котелках, подшивали одежду, ремонтировали обувь или учились биться – один на одного, двое на двое, четверо на четверо.

Она заглянула в ближайшую палатку и, как и ожидала, увидела десять лежек.

Отряды из десятка человек, спящих в одной палатке, сражающихся плечом к плечу, едящих из одного котелка. Рабы перенесли сюда способы обучения и тактику меекханской армии. Но у них не было ее вооружения. Как она заметила, большинство повстанцев не носили шлемов, используя нечто похожее на тюрбаны, а роль панцирей играли стеганые кафтаны, нагрудники из жесткой кожи или одежда из многочисленных слоев материи. Щиты в большинстве своем тоже выглядели импровизированными, сколоченными из дощечек или из лозняка, обтянутого сукном или кожей. В центре каждого, однако, была намалевана багряная морда какой-то твари.

То есть обстоятельства прояснились: несмотря на множество выигранных схваток и одну или две битвы, повстанцы все еще отчаянно нуждались в оружии и доспехах. Имперская армия побеждала не только благодаря дисциплине и тактике, но и благодаря хорошему и единообразному снаряжению. Даже сто слоев материи, обмотанной вокруг головы, не заменят хорошего стального шлема.

Кайлеан повернула назад, когда завеса главного шатра отошла в сторону и седобородый ветеран пригласил их внутрь:

– Входите. Кахель-сав-Кирху встретится с генералом и его людьми. Ваши проводники могут остаться.

Внутри было холоднее, чем Кайлеан ожидала. Тут царил полумрак, а когда ее глаза привыкли, она начала различать подробности. Во-первых, никакой постели, то есть командир повстанческой армии считал этот шатер своим штабом, а не символом статуса. Во-вторых, возле стола посредине шатра не было ни стульев, ни лавок, а потому придется стоять. В-третьих, около стола некто поставил высокую, в семь с половиной футов, фигуру из черного дерева.

И зачем бы?

Фигура блеснула ослепительной улыбкой, белыми, будто снег, зубами и произнесла на безошибочном, хотя и со странным акцентом, меекхе:

– А вот и славный победитель людей-лошадей и его отряд, где почти половина женщин, ну да и что ж. У нас женщины тоже сражаются, а потому я знаю, чего они стоят. Кахелле просил вас поприветствовать, а потому – так и поступаю. Приветствую в лагере Полка Волков, первого полка невольничьей армии.

Это был мужчина с черной, словно смола, кожей, орлиным носом и резко очерченными скулами, коротко, на палец, не больше, остриженными, а при висках – Седоватыми волосами. Широкая улыбка смягчала хищные черты, да еще этот рост! О широкий зад Сероволосой, даже Йанне доставал бы ему всего-то до плеча.

Кха-дар слегка поклонился.

– Генно Ласкольник, как ты уже наверняка знаешь. А ты?..

– Простите, ох, простите. – Черный мужчина широко развел руками. – Я Уваре Лев, владыка Буйволового Рога племени гуаве из Уавари Нахс. Нынче я гость Кровавого Кахелле, как и вы. Это честь для меня.

– Владыка буйволового рога? – Лея, кажется, была убеждена, что мужчина продолжит говорить и заглушит ее или что она шепчет совершенно негромко. – Отчего мужчины всегда начинают с самых глупых бахвальств?

Кошкодур фыркнул, за ним – Файлен, Даг и сам Ласкольник. Скоро хохотали все из чаардана, только Лея стояла, молчаливо краснея – все сильнее. Тогда раздался звук, который мог бы отгонять ночных демонов. Уваре Лев засмеялся во все горло, откидывая голову назад; ржал так, что, казалось, тряслись стены шатра.

Когда он утих и вытер глаза, они взглянули друг на друга: пришельцы из далекой Империи и чернокожий великан. Чувство подавляющей чуждости куда-то улетучилось.

– Малышка – словно нож для ошкурки: такая же острая. – Уваре заговорил первым. – Как тебя зовут?

Кошкодур отер усы и начал:

– Это…

– Я сама скажу. Я – Лея Каменей из харундинов. – Лея выпрямилась во все свои пять футов. – Лучница чаардана Ласкольника.

– Приветствую тебя, лучница из чаардана Ласкольника. Желаю тебе, чтобы дни твои шли спокойно, а стада всегда были толсты. В эти времена редко есть оказия для смеха, а ты дала мне ее, ничего не прося взамен. Я твой должник.

В этот момент одна из стен шатра поднялась и внутрь вошли трое мужчин. Первый был широк в плечах, среднего роста, одет в льняной кафтан и такие же штаны, его товарищ слева носил суконные портки и кожаный доспех, а кривые ноги говорили о его кавалерийском прошлом больше, чем татуировка на груди. При виде этой татуировки Кошкодур засопел, а Дагена фыркнула, словно рассерженная кошка.

Раздвоенная молния.

Это был один из Наездников Бури. Уж каким капризом судьбы он оказался тут в сопровождении…

Кайлеан даже рот раскрыла. В третьем из вошедших было шесть футов роста, темные волосы заплетены в короткую косичку, а его штаны и рубаху украшали узоры, которые она распознала бы и с закрытыми глазами.

Верданно. Один из Фургонщиков. В возрасте Анд’эверса или чуть старше. То есть мог помнить Кровавый Марш… И спокойно стоял плечом к плечу с Молнией.

Она почувствовала взгляд. Ласкольник движением глаз указал ей на Фургонщика. Естественно. Как только представится случай, кха-дар.

Плечистый в центре заговорил первым:

– Приветствую. Я Кахель-сав-Кирху, лейтенант меекханской армии, сраный пехотинец, как бы вы сказали. Это, – он указал на кочевника, – Поре Лун Даро, некогда он командовал а’кеером Молний. А впрочем, судя по радостным ухмылкам, вы наверняка уже и сами догадались – но помните, это в прошлом. Теперь Поре командует тем, что мы называем своей кавалерией. И прекрасно это делает. А это Кор’бен Ольхевар, он был фелано Ручья лагеря Кай’ве. Имел под своей рукой двенадцать колесниц. Занимается нашими лагерями. Я – командир пехоты. Как видите, у нас тут собраны все военные искусства востока Империи, включая, – кивнул в сторону чернокожего, – местных варваров.

Уваре Лев только улыбнулся. И вовсе не выглядел задетым.

– Лагерь Кай’ве добрался за Амерту почти полностью. – Ласкольник подошел к Фургонщику, протягивая ладонь и заговорив на анахо. – Больше пятисот фургонов.

– Но не его колесницы. – Если мужчина и был застигнут врасплох звучанием родного языка, то никак этого не показал.

– У каждого странствия – своя цена. – Кха-дар пожал ему руку. – В лагере говорили, что, если бы не их фелано, они бы вообще не добрались до Империи.

Лицо Кор’бена просияло улыбкой.

– Так говорили?

– Именно.

Ласкольник отвернулся и быстро загудел на гортанном, твердом языке се-кохландийцев. Кочевник ответил тихо, потом фыркнул смехом и протянул руку. Кайлеан знала этот язык поверхностно, ее се-кохландийский словарь ограничивался несколькими проклятиями, но тут, кажется, не произнесено было ни одного, потому что оба мужчины пожали друг другу руки.

– Можем говорить на меекхе, – сказал наконец Молния. – Я хорошо его знаю.

– Я тоже. – Фургонщик подошел к столу и оперся о него.

– Как и большинство людей в этом лагере. – Кахель-сав-Кирху пожал ладонь Ласкольника. – Меекх за последние двадцать лет сделался вторым языком в Коноверине – после суанари.

– Я слышал об этом, – кивнул кха-дар. – Палец говорил, что в этом больше минусов, чем плюсов. Никогда не известно, кто тебя слушает и сколько понимает.

– Палец?

– Гончая.

Предводитель рабов скривился, словно ему пришлось выпить кубок кислого вина.

– Может, об этом позже. Представишь нам своих людей?

Они подошли к столу, на котором лежало несколько больших листов бумаги, покрытых линиями и знаками. Ласкольник коротко представил своих: имя, фамилию, когда говорил о Кошкодуре, добавил и военное звание. Кахель-сав-Кирху присматривался к каждому из них на протяжении удара сердца, не более, кивал, пожимал ладонь. У него была довольно деликатная, но не мягкая хватка.

– Я рад принимать вас, – обронил он. – Когда до нас добралась весть, кого встретил наш патруль, я не мог поверить. Я слышал об атаке под городом во время Битвы за Меекхан. И о разбитой и прореженной орде кочевников. Слышал также и обо всех возможных почестях и наградах, которые после обрушились на Генно Ласкольника, генерала и создателя меехканской Конной армии. Говорили, что если бы этот проклятый варвар хотел взять себе в жены дочь любого из имперских родов, то дочки эти наперегонки бросились бы в его спальню, чтобы он мог испытать их и выбрать себе лучшую.

Кайлеан обменялась взглядами с Даг. Что-то в голосе Кахела приказывало быть настороже.

– Оттого, повторю, я не мог поверить, что кто-то из самых сильных людей Меекхана лезет через полмира от Империи с горсточкой наемников. Это глупо. Безрассудно и глупо настолько, что у меня не хватает слов.

Ого, так вот он к чему вел. Вождь армии рабов не любил длинных вступлений, шел, будто полк тяжелой пехоты в атаку, напрямик.

Ласкольник пожал плечами.

– Я лошадник. Атакую врага, сидя на спине большой, злобной, вонючей скотины, которая может меня сбросить и затоптать. Не ожидай от меня рассудительности. Но если не принимать этого во внимание, ты ведь веришь, что я тот, за кого себя выдаю, верно?

– Я видел тебя, генерал, и уж извини, но такую морду не позабудешь. Наш полк шел на север, под Ласаверию, а ты приехал с приказом насчет того, что те две хоругви кавалерии, которые нас прикрывали, должны остаться. Пятью днями позже меня уже гнали канчуками на восток.

– Обижаешься?

– Нет. Два полка кавалерии нисколько бы нам тогда не помогли, даже пять. Мы наткнулись на самого Йавенира, никто не ожидал его там. Впрочем, это старые дела. Но я помню тебя, и несколько прочих людей, которые видели собственными глазами Генно Ласкольника, подтвердили, что это ты. В том числе Люка, а ему я верю безоговорочно. А потому – вопрос. Что ты здесь делаешь, генерал?

Кайлеан обменялась взглядами с Дагеной. Может, и они наконец-то узнают. Кха-дар в последнее время был куда более молчалив, чем обычно: отправляемся на юг, нужно осмотреться, гасить пожары, служить Империи – и всякая такая ересь. А потому они поехали, хотя их служба пока что состояла только в том, чтобы отбивать себе задницы и отгонять тучи летучих кровопийц. Так, может, сейчас…