Текст книги "Убить незнакомца"

Автор книги: Роберт Ллойд Фиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

II

Капитан Хозе Мария Карвальо Сантос Да Сильва, офицер, осуществляющий связь между бразильской полицией и Интерполом, резко остановил свой красный «ягуар» и с неприязнью посмотрел на залитое дождем ветровое стекло. Под навесом главного входа в аэропорт Сантос Дюмон все было забито машинами. Струи дождя били по верхушкам пальм и по крыше машины, словно требуя, чтобы капитан вышел и промок, как все вокруг; стеклоочистители метались из стороны в сторону, типично бразильским жестом отметая это идиотское предложение. Капитан Да Сильва разозлился, но не потому, что машины в нарушение всех правил были поставлены под длинным узким навесом, прямо перед зданием аэропорта, а потому, что позавидовал более удачливым и потому более умным, чем он сам, ухитрившимся остаться сухими.

Он посмотрел по сторонам. Поставить машину на стоянку в такой день – сущее безумие, потому что если в Рио-де-Жанейро дождь, то идет он с чисто тропической яростью. А оставить машину на неохраняемой стоянке значит напрашиваться на неприятности. В лучшем случае можно остаться без карбюратора, а то и без машины. Он прекрасно знал, что автомобильные воры в Рио – народ крепкий и промокнуть не побоятся. А полицейский значок на ветровом стекле делает кражу еще больше заманчивой – по крайней мере есть гарантия, что у добычи окажется приличный мотор.

Сзади негодующе взревел автомобильный гудок. Да Сильва неожиданно заметил, что ворота, ведущие на летное поле, открыты. Разбрызгивая лужи, он въехал прямо под навес погрузочной зоны. Местный полицейский, потрясенный таким пренебрежением к правилам, в изобилии вывешенным вокруг, с протестующим видом появился в дверях, но, увидев смуглое рябое лицо водителя, перечеркнутое пышными усами и увенчанное шапкой непокорных черных кудрей, поспешно отдал честь. Капитан Да Сильва и в лучшем настроении был непредсказуем, а уж в такую погоду его и вовсе лучше не трогать. Но серьезность нарушения, не говоря уже о грозящих ему неприятностях, заставила полицейского выразить протест, хотя и как можно дипломатичнее.

– Прошу прощения, капитан, но ставить здесь машину… – Он кивнул в направлении взлетных дорожек.

Там, поблескивая круглыми металлическими боками, стояли самолеты. Их очертания были слегка размытыми за стеной дождя. Позади них темнела вода залива.

Полицейский посмотрел на капитана умоляющим взглядом:

– Здесь стоят грузовые машины, те, что подвозят к самолетам еду для пассажиров. Если ваша машина загородит дорогу, им придется останавливаться под дождем…

– Вот и хорошо, – заявил Да Сильва, выключая зажигание. – Чем больше воды, тем больше супа.

Неужели этот кретин думает, что он будет терпеть неудобства ради самолетов или людей, достаточно глупых, чтобы летать на этих чудовищах? Он выпрямил свое мускулистое тело – все шесть футов, наклонился к машине за плащом, повесил его на руку и захлопнул дверцу. Потом остановился и похлопал себя по карману. Письмо, полчаса назад попавшее к нему на стол, было здесь, такое же загадочное и непонятное, как и в тот момент, когда полицейское управление переправило его к нему, решив, что оно скорее по его части. Он еще раз провел рукой по карману с письмом и легко вспрыгнул на невысокую платформу.

Полицейский все-таки не смог удержаться от последней попытки:

– Но капитан… – Один взгляд на свирепо вспыхнувшие глаза Да Сильвы – и он поспешно проглотил остаток фразы. – Есть!

– Приглядите за моей машиной. И хорошенько, – сурово приказал Да Сильва.

Полицейский беспомощно вздохнул:

– Конечно, капитан.

– Большое спасибо, – сказал Да Сильва, сердечно улыбаясь.

Полицейский, как и многие другие, поразился, каким милым и безобидным мог выглядеть улыбающийся капитан Хозе Да Сильва по сравнению с тем, каким он казался – и был, – когда ему приходилось хмуриться, и постарался выдавить из себя ответную улыбку. Было совершенно ясно: заставив водителей грузиться под дождем, трудно рассчитывать на их хорошее настроение и на то, что ему перепадет кое-что из продуктов, предназначавшихся для пассажиров, а это была единственная приличная еда, которую видело его семейство. Но, с другой стороны, мог ли человек в его чине – да, впрочем, и в любом другом – всерьез возражать капитану Да Сильве? Нет, печально признал полицейский, если у этого человека есть хоть капля здравого смысла.

Он задумчиво посмотрел на затянутое тучами небо, с которого обильно текли струи дождя, и горячо помолился, чтобы капитан Да Сильва закончил свои дела и убрался отсюда со своей чертовой машиной до того, как появится первый грузовик. Но даже во время молитвы он приглядывал за красным автомобилем, потому что был совсем неглупым человеком.

Да Сильва прекрасно понимал, что каким-то образом нарушил планы полицейского, но не испытывал ни малейших угрызений совести. Он быстро прошел через пустое багажное отделение, мимо билетных касс, атакуемых застрявшими в аэропорту пассажирами, раздвигая бестолково мечущуюся толпу, дошел до лестницы, ведущей в ресторан на крыше здания, и стал подниматься. Чем выше он поднимался, тем громче почему-то становилось беспокойное жужжание толпы внизу.

Наверху он бросил свой плащ на руки гардеробщику и еще раз погладил письмо в кармане. Потом через переполненный зал направился в сторону знакомой фигуры своего старого друга Вильсона, который одиноко сидел за столиком возле залитого дождем окна, задумчиво разглядывая блестящие мокрые взлетные дорожки и затянутый туманом залив позади них.

Внешне Вильсон был полной противоположностью крупному и яркому Да Сильве. В облике этого маленького человечка не было не только чего-то бросающегося в глаза, но даже чего-нибудь просто заметного, и эта неприметность отнюдь не была случайной. Она была результатом многолетних усилий и служила Вильсону неплохую службу. В отчетах о зарплате, которые американский посол вынужден был ежемесячно отправлять в Вашингтон, Вильсон числился офицером службы безопасности – мелкая должность, связанная в основном с решением проблем американских туристов и заботой о своевременной очистке мусорных корзин в посольстве и уничтожении их содержимого. В действительности его должность была куда более значительной, но знал об этом лишь посол. Он был сотрудником нескольких государственных служб Соединенных Штатов, занимающихся вопросами безопасности, и представителем Интерпола в Бразилии.

Да Сильва был одним из очень немногих, кто знал о действительном статусе Вильсона и имел основания с уважением относиться к деловым способностям этого мягкого с виду человека. Эти двое пережили вместе не одно приключение, и в момент опасности из всех, кого он знал, Да Сильва хотел бы иметь рядом именно этого тихого американца.

Наконец высокий бразилец пробрался мимо столиков с минимальным ущербом для себя и обедающих и улыбнулся другу:

– Привет, Вильсон.

– Здравствуй, Зе.

– Извини, что опоздал.

Начало носило явно стандартный характер – Да Сильва всегда опаздывал. Будучи бразильцем, он счел бы непатриотичным прийти вовремя. Он отодвинул стул, сел и улыбнулся извиняющейся улыбкой.

– Впрочем, на этот раз у меня есть уважительная причина. Я выехал заранее, но этот дождь, уличные пробки и проблемы с парковкой… – Он драматически поднял брови, подчеркивая всю сложность проблем с парковкой.

Вильсон насмешливо смотрел на него. Да Сильва слегка прищурился, вспомнив о лежащем в кармане письме, потом отогнал эту мысль, потянулся за заказанной Вильсоном бутылкой пятизвездочной масьеры и налил себе двойную порцию – ту, что стояла перед его другом, и ту, которую он, как предполагал Да Сильва, уже выпил. Капитан поднял бокал и постарался придать голосу небрежность.

– Почему ты так странно смотришь? Не потому же, что я опоздал… – Он отпил из бокала, испытывая удовольствие, которое дает первый глоток вина за день. – Вот теперь гораздо лучше! Ну так почему такой странный взгляд? Что расстроило тебя сегодня утром? Не мое же опоздание, правда?

– И да и нет, – ответил Вильсон.

– Типичный ответ посольского работника, – улыбнулся Да Сильва. – Ты с каждым днем становишься все больше похож на бразильца. Единственное, о чем ты забыл, – добавить «может быть». Так что же все-таки случилось?

Выражение лица Вильсона не изменилось.

– Это правда. Сегодня утром случилось нечто странное. Но это так, мелочи. И, разумеется, не это причина того, что ты называешь странным взглядом.

Да Сильва зажег сигарету, бросил обгоревшую спичку куда-то в направлении пепельницы и поудобнее откинулся на спинку стула.

– Тогда что же?

– Твой странный вид.

– Мой странный вид? – удивленно переспросил Да Сильва. – У меня опять криво завязан галстук? Или я забыл надеть его сегодня утром? – Он посмотрел вниз и, убедившись, что все в порядке, снова поднял глаза на собеседника.

Вильсон улыбнулся одними губами.

– Я имею в виду не твой галстук, а твой пиджак. – Он кивнул в сторону больших закрытых окон. – Даже в сравнительно прохладные дни ты обычно снимаешь пиджак, когда приезжаешь сюда пообедать; именно из-за этой свободы в одежде ты заставляешь меня терпеть здешнюю кухню. И вдруг сегодня, когда все окна закрыты и просто нечем дышать, ты сидишь в пиджаке. Да еще пьешь бренди, напиток, как известно, отнюдь не прохладительный.

– И тебе хочется знать почему?

– Вот именно. Хочется знать почему.

Да Сильва печально покачал головой.

– Трудно обедать с опытным сыщиком. Ничего не скроешь. На любой твой поступок смотрят с подозрением, все подвергают сомнениям. – Он пожал плечами. – А на самом деле все очень просто. Правда, я должен просить тебя сохранить это в тайне. – Он заговорщически наклонился вперед.

Официант, подходивший к ним с меню, немедленно отступил назад. Никто не сможет обвинить его в подслушивании, тем более капитан полиции. Да Сильва оглянулся, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, и понизил голос:

– Дело в том, что у нас скверная прачка. У меня на рубашке дырка. Если об этом станет известно, я буду опозорен. Изгнан из полиции. Мне придется стоять по стойке смирно, пока с меня срезают пуговицы, а мои рубашки, можешь мне поверить, и без того не ахти какие.

– Очень остроумно, – сказал Вильсон и тоже понизил голос: – А может, попробуем другую версию? Например, такую: ты сидишь в пиджаке, потому что большинство присутствующих до смерти перепугались бы, увидев, как одетый в плечевую кобуру человек попивает бренди и уплетает суп, а пистолет раскачивается при каждом движении ложки. Ну что, неплохо?

– Уплетаю суп? Я? – обиделся Да Сильва.

– Ну хорошо, уплетаешь бренди и пьешь суп.

– Это уже немножко лучше.

– И не надо менять тему. – В голосе Вильсона не чувствовалось никакого веселья. – Так зачем же оружие?

Голос Да Сильвы тоже утратил легкость и игривость. Он допил бренди и снова потянулся за бутылкой.

– Не такие уж пустяки, как ты можешь подумать. Просто следующую неделю – полторы всему нашему департаменту приказано постоянно носить оружие. Конечно, смешно и к тому же неудобно, но ничего не поделаешь.

Вильсон внимательно посмотрел на друга:

– Это из-за встречи ОАГ?

– Неужели ты читаешь газеты? – удивился Да Сильва.

– Нас, разумеется, предупредили. – Вильсон вытащил сигарету из пачки, зажег, глубоко затянулся и, нахмурившись, посмотрел на Да Сильву сквозь клубы дыма. – Но я посчитал излишним нагружаться килограммом железа. По крайней мере пока. В конце концов, встреча состоится только на следующей неделе. Участники начнут прибывать в воскресенье или понедельник.

– Участники-то да, – лениво возразил Да Сильва, – но у нас такое чувство, что в город уже потянулось немало других людей и кое-кто не прочь воспользоваться этим парадом, чтобы попрактиковаться в стрельбе. – В его голосе зазвучала обманчивая невинность. – Может, даже кто-то из твоих соотечественников…

Вильсон ошеломленно посмотрел на него:

– Что все это значит?

Да Сильва пожал плечами:

– Аргентину должен представлять Хуан Доркас, а он, насколько мне помнится, с удовольствием становится в оппозицию к Штатам по любому вопросу.

– И ты думаешь?..

Да Сильва посмотрел ему прямо в глаза:

– Я ничего не думаю. Но кое-что, однако, подозреваю. Я, например, подозреваю, что у вас в ЦРУ очень обрадовались бы, если бы сеньор Доркас свалился с приступом мигрени или, скажем, сломал ногу и был, к сожалению, вынужден не присутствовать на встрече. А возможно и нечто похуже сломанной ноги…

У Вильсона выступили желваки на скулах.

– Ты обвиняешь нас?..

– Мой дорогой Вильсон, я решительно ни в чем вас не обвиняю. Я просто констатирую факт. И если вас беспокоит совесть из-за подобных случаев в прошлом – их список, несомненно, знаком вам лучше, чем мне, – мне очень жаль.

Несколько мгновений Вильсон возмущенно смотрел на Да Сильву, потом рывком потушил сигарету и потянулся к бутылке.

– Если это поможет, – спокойно сказал он, – то могу дать тебе слово, как другу, что ничего подобного не планируется.

– Насколько тебе известно.

– Насколько мне известно. А мне это было бы известно.

Да Сильва широко улыбнулся:

– Вильсон, я тебя просто обожаю. И даже до некоторой степени доверяю тебе. Но на твоем месте, да еще имея инструкции из Вашингтона, я тоже был бы осторожен. – Да Сильва предостерегающе поднял руку. – И если бы я был директором ЦРУ, сидел в Вашингтоне и что-то замышлял, я бы не стал сообщать об этом всем и каждому, даже каждому сотруднику ЦРУ.

– Другими словами, – медленно произнес Вильсон, – ты не поверишь мне, что бы я ни сказал.

– Нет, так далеко я не захожу, – сказал Да Сильва, – но в данном случае, должен признать, к этому подошло довольно близко. – Он потушил сигарету и улыбнулся. – Во всяком случае в мои обязанности входит проверка всех версий. Если бы встреча происходила в Вашингтоне, ты сделал бы то же самое. В конце концов, это наша обязанность – следить, чтобы ничего не случилось. Если бы встреча состоялась в Вашингтоне, ты бы, возможно, ходил с пистолетом в каждом кармане и с кинжалом в зубах.

Вильсон постарался успокоиться. Он глубоко вздохнул и заставил себя ответить в тон Да Сильве.

– Только не я, – запротестовал он. – Мой дантист этого никогда не позволит. К тому же я по натуре очень мирный человек.

– А вот я совсем другой, – вздохнул Да Сильва. – Я ужасно любопытный. Мне, например, очень хочется узнать, почему людям не сидится дома. Нет, я не имею в виду туристов – эти нам просто необходимы, – но вот, например, дипломаты. По-моему, гораздо дипломатичнее сидеть у себя дома, чем подвергать опасности международные отношения из-за того, что в дипломата могут бросить камнем, – плюнуть или даже выстрелить. И, конечно, это даст возможность полицейским заняться своими непосредственными обязанностями.

Вильсон попробовал развить идею:

– Ты хочешь сказать – никаких международных встреч? Возвратиться к шестнадцатому веку?

Да Сильва покачал головой:

– Наоборот, я предлагаю перебраться в цивилизованный двадцатый век. В конце концов, специалисты из кожи вон лезут, изобретая спутники и телевидение. Почему бы не использовать все эти средства? Почему бы не использовать для этих встреч, скажем, кабельное телевидение? Тогда каждый мог бы оставаться у себя дома. По-моему, это гораздо более рационально, чем показывать по телевидению туземцам Занзибара пасхальный парад на Пятой авеню или крутить старые ковбойские фильмы.

– Неплохая идея, – согласился Вильсон, – хотя я вижу в ней и некоторые недостатки.

– Назови хоть один! – возмущенно потребовал Да Сильва.

– Ну, предположим, – Вильсон медленно крутил в пальцах бокал, – одному из участников не понравится то, что говорит другой. Он может просто протянуть руку и выключить телевизор.

Да Сильва изумленно уставился на него:

– И ты называешь это недостатком?

Вильсон улыбнулся, позабыв свое недавнее раздражение:

– Может, и нет. Но представляешь, какой шум поднимется в Конгрессе, если нельзя будет тратить деньги налогоплательщиков на увеселительные поездки за казенный счет? Это же может подорвать бюджет! А авиалинии останутся без работы уже через неделю. Не говоря уже о двух тысячах клерков в главном финансовом управлении.

– Да, это правда, – признал, улыбаясь, Да Сильва. – Должен сказать, что закрытие авиалиний меня мало беспокоит, но я с ужасом думаю о том, какой удар получит экономика США, если на улицах Вашингтона одновременно окажутся две тысячи безработных бухгалтеров.

– Ты хочешь сказать – еще две тысячи, – уточнил Вильсон.

– Плюс восемьдесят агентов ЦРУ, – невинным видом добавил Да Сильва.

Улыбка исчезла с лица Вильсона.

– Ты никак не можешь выбросить из головы эту мысль? Пожалуйста, постарайся понять, что ЦРУ…

– …это замечательная организация, полная преданных своему делу людей с высокими идеалами и красивыми профилями, – продолжил Да Сильва. – К сожалению, их мало интересуют бразильские проблемы, которыми озабочен я. – Он перестал улыбаться. – Во всяком случае мы постарались посадить под замок всех подозрительных ребят, которых смогли отыскать, и внимательно наблюдаем за вокзалами и аэропортами. Нам удалось убрать одного-двух типов, которые могли бы устроить неприятности, но мы не уверены, что поймали всех.

Вильсон саркастически посмотрел на него:

– И среди них ни одного американца?

– Нет, – сознался Да Сильва, – но это меня не слишком удивило. Теперь, когда вы продаете жевательную резинку, солнечные очки и яркие рубашки по всему миру, очень трудно отличить американца от местного жителя. И к тому же, разумеется, известны случаи, когда некоторые люди – я не называю имен – нанимали для своих дел местные таланты. – Он слегка улыбнулся.

Вильсон безнадежно покачал головой:

– Знаешь, Зе, когда тебе в голову приходит какая-то идея, ты уже не слушаешь никаких резонов. Что касается Хуана Доркаса, на него уже были покушения. И ты будешь уверять, что все они – дело рук ЦРУ?

– Нет, – серьезно посмотрел на него Да Сильва. – Не все. А может, и ни одно. Здесь, в Латинской Америке, эмоции частенько бьют через край; дипломаты иногда говорят от имени своих правительств, иногда нет, но они редко говорят от имени народа. А если и говорят, то часто совсем не то. Люди же остаются людьми, они пытаются найти скорейший способ решения проблем. Но кто бы ни хотел решить проблему Хуана Доркаса, наше дело – не допустить этого. Во всяком случае здесь, в Бразилии. – Он вздохнул. – Как будет хорошо, когда эта встреча наконец закончится.

– Могу себе представить, – произнес Вильсон с преувеличенной симпатией. – Тебе больше не придется выдумывать жуткие истории из серии плаща и кинжала, можно будет снова черпать их из телевизионных передач. – Он фыркнул. – Доркас! Он, похоже, просто сумасшедший!

Да Сильва с интересом посмотрел на него:

– Почему ты так считаешь? Ты когда-нибудь видел его? Говорил с ним?

– Нет, – признал Вильсон. – Я даже никогда не видел его хорошей фотографии. Насколько я понял, он не любит газетчиков и фотографов.

– И это, по-твоему, делает его сумасшедшим?

– Нет, не это. Он, говорят, фантастически богат, имеет капиталы почти во всех латиноамериканских странах.

– Да, это так, – кивнул Да Сильва.

– И все же, – продолжал Вильсон, – он возражает против любых мер, которые пытается принять наше правительство, чтобы удержать эти страны от революций. Хотя он первый потерпит убытки, если к власти придет правительство, которое решит провести экспроприацию. Вот поэтому-то я и считаю его сумасшедшим.

Да Сильва медленно покачал головой.

– Знаешь, – произнес он наконец, – может, тебе и трудно принять эту мысль, но не всем нравятся способы, которыми ваше правительство борется с революциями. Некоторые считают, что такие меры только провоцируют революции. – Он пожал плечами. – И Доркас один из таких людей.

– Провоцируют? Ты сошел с ума!

– Да? Может быть. С другой стороны, возьмем один маленький пример: когда вы отправились в Доминиканскую Республику, то сделали это на том основании, что, по сведениям ваших дипломатов, там было восемнадцать, а может быть, двадцать восемь или даже тридцать восемь активных коммунистов, которые являлись угрозой демократическому правительству…

Вильсон нахмурился:

– А ты не веришь, что они там были?

– Конечно, были, – мягко согласился Да Сильва. – Более того, зная точность дипломатических сообщений, уверен, что их было больше. Но дело-то в том, что после вашего появления их стало в сто раз больше. Вот это и значит «провоцировать». Если бы я был сеньором Доркасом и хотел защитить свои инвестиции, я бы внимательно изучил методы, которые приводят к такому бурному взлету революционной активности.

– Ты считаешь, что мы не должны ничего делать? – удивленно спросил Вильсон.

Да Сильва неожиданно улыбнулся:

– Я считаю, что не должен высказывать тебе свое мнение. Это ничего не даст мне и ничуть не изменит твои взгляды. – Его улыбка потухла. – Ты, вероятно, делаешь то, что считаешь нужным. Хуан Доркас делает то же самое. И то же делаю я, чтобы избежать неприятностей для своей страны. – Он откинулся назад, не сводя черных глаз с друга и продолжая крутить в сильных пальцах бокал. – Ну ладно, хватит политики. Мы умели раньше избегать этой темы, давай так и дальше.

Вильсон несколько мгновений смотрел в его черные глаза, потом кивнул:

– Что ж, договорились. Если только ты не будешь забивать себе голову жуткими идеями о коварстве ЦРУ.

Да Сильва улыбнулся в ответ:

– А как насчет КГБ? О нем ты разрешишь мне думать?

Вильсон попытался было нахмуриться, но не выдержал и рассмеялся:

– Нет, ты просто невозможен! Ладно, думай, о чем хочешь.

– Вот так-то лучше, – сказал Да Сильва. Он потянулся за сигаретой и закурил. – Да, а что случилось с тобой сегодня утром? Ну, тот странный пустяк?

– Надо же, ты помнишь! – с преувеличенным восхищением отозвался Вильсон. – Боюсь, после твоих полетов фантазии эта история покажется довольно скучной.

– Я люблю скучные истории, – заявил Да Сильва. – Так что же все-таки случилось?

– Ну, если уж тебе так интересно, – начал Вильсон, откинувшись на спинку стула, – это случилось в гостинице, как раз перед тем, как я туда пришел. Ты ведь знаешь, я один из попечителей госпиталя для иностранцев. И сегодня у нас как раз состоялось одно из бесконечных собраний… – Он умолк, словно стараясь подобрать слова.

– И обнаружили, что обанкротились?

Вильсон улыбнулся:

– Это, конечно, тоже. Но это дело обычное. Впрочем, на эту тему мы побеседуем, когда будем в очередной раз собирать пожертвования.

– Ну разумеется. Так что же все-таки случилось?

– Так вот, – продолжал Вильсон, – когда собрание закончилось и мы собирались пообедать, кто-то пришел и сообщил, что мы потеряли пациента…

Улыбка на лице Да Сильвы сменилась выражением сочувствия.

– Потеряли пациента? Кто он был? От чего умер?

Вильсон покачал головой:

– Да нет, совсем не то. Похоже, мы действительно потеряли пациента. Понимаешь, потеряли – как противопоставление слову «нашли».

– Как это можно потерять пациента? – С любопытством посмотрел на него Да Сильва. – Я даже представить себе это не могу – с легендарной американской организованностью администрации госпиталя…

– Именно легендарной, – отозвался Вильсон. – Был экстренный вызов «скорой помощи» – насколько я понял, тяжелый аппендицит; они забрали больного и аккуратно положили в машину, а когда приехали в госпиталь – что бы ты подумал? – Он пожал плечами. – Никакого пациента в машине не оказалось.

– Не оказалось пациента?

– Вот именно. Наверно, он так перепугался при мысли, что сейчас его начнут резать, что…

Да Сильва нахмурился:

– Больной с тяжелым приступом аппендицита вызывает «скорую» и вдруг передумывает на полпути к госпиталю? Тебе не кажется, что это довольно необычно?

– Я же сказал – странный случай, – терпеливо объяснил Вильсон. – Во всяком случае все произошло именно так. Должно быть, он выбрался из машины, когда они стояли у светофора.

Да Сильва покачал головой:

– В такой-то ливень? Не говоря уже о том, что скорая, стоящая перед светофором, – нелепость где угодно, тем более в Рио-де-Жанейро. Ее может остановить только каменная стена, и то только потому, что неясно, как ее преодолеть. – Он кивнул головой. – Но ничего, они это выяснят. Я уверен, что это просто вопрос времени.

– Во всяком случае, – заметил Вильсон, – я уверен, что он не выпрыгнул на ходу: они неслись, взвизгивая на поворотах, со скоростью девяносто миль в час. – Он пожал плечами и улыбнулся: – А может, они остановились выпить чашечку кофе. Меня бы это не удивило. В конце концов, это только считалось экстренным случаем.

Да Сильва взглянул на него:

– Но ведь обычно кто-то из бригады едет сзади вместе с больным?

– Только не в такую погоду, – возразил Вильсон. – Тогда впереди нужны двое – один рулит, а другой передвигает дворники.

– Я серьезно.

– Я тоже. Если подошлешь к нам хорошего механика из полицейского гаража, будем благодарны.

Да Сильва покачал головой:

– Полиция знает об этом? Я не имею в виду ваши дворники…

– Знает, – кивнул Вильсон. – Когда «скорая» вернулась, в приемном покое был дежурный сержант полиции. Но не думаю, что они стали тратить время на поиски человека, который не хочет ехать в госпиталь. У них и так хватает работы. – Он пожал плечами. – Во всяком случае, если мы найдем беднягу, его легко будет опознать.

– Каким образом?

– В такую погоду? Острый аппендицит плюс двустороннее воспаление легких.

– Да, и еще плоскостопие, если он выпрыгнул, – сухо добавил Да Сильва и посмотрел на часы. – Боже мой, сколько времени! – Он потушил сигарету и встал. – Платим – и пошли. У меня еще сегодня уйма дел.

– Платим? – удивился Вильсон. – Но мы же еще не ели!

– Что, не ели? – Да Сильва медленно опустился на стул и махнул рукой официанту. – Действительно, не ели. – Он покачал головой. – Скорей бы уж закончилась эта встреча. Если я не помню, ел или нет, дела совсем плохи.

– Да не расстраивайся, – успокаивающе произнес Вильсон, пододвигая к Да Сильве бутылку бренди, – выпей и расслабься. Это же легко объяснить. Просто ты сидишь в пиджаке. Обычно ты надеваешь его, когда уже поел и собираешься уходить. Естественно, обнаружив, что одет, ты автоматически решил…

– Искусство дедукции? – ухмыльнулся Да Сильва.

Вильсон скромно пожал плечами.

– На твоем месте, – сказал Да Сильва, наливая свой бокал до половины, – я направил бы свой дедуктивный дар на то, чтобы понять, почему вызвавший «скорую» человек с острым приступом аппендицита вдруг выскочил из машины по дороге в госпиталь… – Он говорил это легкомысленным тоном, но черные глаза смотрели серьезно.

– Я уже это сделал, – в тон ему ответил Вильсон.

– В самом деле?

– Разумеется. – Глаза Вильсона озорно блеснули; он с заговорщическим видом наклонился вперед. – Я сделал это, пока ты наливал себе бренди. Этот человек вовсе не выпрыгивал из машины. Во всяком случае не по своей воле.

– Понятно, – кивнул Да Сильва. – Ты хочешь сказать, что его похитили.

– Вовсе нет, – возразил Вильсон. – Я предполагаю, что бригада скорой, хотя они и не хотят в этом сознаваться, сильно превысила скорость, и на повороте пациент просто вылетел из машины…

– Он не мог вылететь в такую погоду, – покачал головой Да Сильва. – Аэропорт закрыт.

– Он обошелся без аэропорта. Вылетел просто благодаря силе тяжести. Другого объяснения нет. – Он гордо посмотрел на Да Сильву. – Когда исключено все невозможное, оставшееся, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина. – Он скромно пожал плечами. – К такому выводу мы пришли с одним моим приятелем по имени Конан Дойл.

Он ожидал, что друг улыбнется в ответ, но Да Сильва лишь как-то странно посмотрел на него.

– Весь вопрос в том, – медленно произнес бразилец, – что считать невозможным.

– Ну, это совсем просто. – Вильсон откинулся на спинку стула. – Например, твои подозрения насчет ЦРУ и твоего друга Доркаса явно из области невозможного.

Да Сильва ничего не ответил. Его руки скользнули в карманы пиджака; одна погладила лежащий в кармане конверт. Вильсон посмотрел на серьезное лицо друга и сам посерьезнел.

– У меня такое ощущение, Зе, что ты чего-то недоговариваешь…

Пальцы Да Сильвы сжали гладкий конверт. Письмо пришло сегодня утром из Салвадор-де-Байя и было адресовано в отдел безопасности министерства иностранных дел. На его стол оно легло за несколько минут до того, как он отправился обедать. Написанное мелким, угловатым почерком письмо было без подписи и даты. Оно было крайне лаконично:

«Хуан Доркас будет убит на предстоящей встрече ОАГ. Решите сами, какая страна больше всего выиграет от этой смерти».

Да Сильва внимательно посмотрел на друга.

– У меня такое ощущение, – медленно произнес он, – что мы оба, возможно, многое недоговариваем…

И он резко повернулся, чтобы сделать заказ терпеливо стоящему рядом официанту.