Текст книги "Конан. Пришествие варвара (сборник)"

Автор книги: Роберт Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)

Тени в лунном свете

[8]8
  © Перевод Г. Корчагина.


[Закрыть]

I

Стремительный натиск на высокий тростник. Грохот падения, пронзительное ржание. Рядом с умирающим конем, шатаясь, поднялся всадник – стройная девушка в сандалиях и подпоясанной тунике. Ее темные волосы падали на белые плечи, в глазах застыл ужас затравленного зверька. Она не смотрела ни на заросли тростника, окружающие небольшую прогалину, ни на синие воды, что плескались о низкий берег позади нее. Взгляд широко раскрытых глаз не отрывался от наездника, который пробился через стену тростника и спешился перед девушкой.

Это был высокий мужчина, худощавый, но крепкий как сталь. С головы до ног его прикрывала легкая посеребренная кольчуга, она облегала гибкое тело, как перчатка. Из-под куполообразного шлема, украшенного золотом, на девушку насмешливо взирали карие глаза.

– Отойди! – Ее голос звенел от страха. – Не прикасайся ко мне, шах Амурас, не то я брошусь в воду и утону!

Он рассмеялся – эти звуки напоминали шелест меча, выскальзывающего из шелковых ножен.

– О нет, Оливия, дочь недоразумения, ты не утонешь. Здесь слишком мелко, я успею схватить тебя прежде, чем доберешься до глубокого места. Видят боги, это была нелегкая охота – охота на человека, и все мои люди остались далеко позади. Но к западу от Вилайета нет скакуна, которому по силам уйти от Ирема. – Он кивнул в сторону высокого, тонконогого степного коня.

– Отпусти меня! – взмолилась девушка, и слезы покатились по ее щекам. – Разве я мало страдала? Разве есть на свете унижения и пытки, которым ты меня не подвергал? Сколь долго еще мне мучиться?

– До тех пор, пока мне не наскучат твои слезы, мольбы, стоны и корчи, – ответил он с улыбкой, которая человеку, не знающему его, могла показаться чарующей. – Оливия, ты на удивление мужественна. Мне хочется узнать, надоешь ли ты мне когда-нибудь, как надоедали все женщины до тебя. Что бы я ни делал с тобой, ты остаешься свежа и незапятнанна. Каждый день, проведенный в твоем обществе, дарит мне новые радости. Иди сюда, пора возвращаться в Акиф, где народ все еще празднует победу над жалкими козаками, пока их победитель гоняется за негодницей-беглянкой!

– Нет! – Она отшатнулась и повернулась к воде, плещущей под ковром тростника.

– Да! – Неприкрытая ярость была как искра, высеченная из огнива. С тигриным проворством он настиг девушку, поймал ее руку и заламывал – жестокость ради жестокости, – пока Оливия не упала на колени, крича от боли.

– Дрянь! Надо бы привязать тебя к хвосту коня, чтобы бежала до самого Акифа, но я милосерден. Поедешь на луке моего седла. Смиренно благодари за эту милость, не то…

Он ахнул от неожиданности, отпустил Оливию, схватился за саблю и прыгнул в сторону, когда из зарослей тростника с нечленораздельным яростным воплем выскочило жуткое существо.

Лежа на земле, Оливия увидела незнакомца и сразу приняла его за дикаря или безумца. Дикарь был мощного телосложения, наг, если не считать набедренной повязки в пятнах крови и высохшего ила. Его черные волосы слиплись от крови и тины, тело было сплошь в грязи, а длинный прямой меч, который он держал в правой руке, тоже покрыт запекшейся кровью. Под беспорядочно спадавшими на лоб волосами сверкало синее пламя налитых кровью глаз.

– Гирканский пес! – с варварским акцентом процедил сквозь зубы незнакомец. – Не иначе демоны мести привели тебя сюда!

– Козак! – отпрянув, воскликнул Амурас. – А я и не знал, что кому-то из вас, псов, удалось сбежать! Я думал, что все вы легли костьми в степи у реки Ильбарс.

– Все легли, кроме меня, будь ты проклят! – крикнул варвар. – О, как я мечтал о нашей встрече, когда полз на брюхе по зарослям колючек, когда лежал под камнями, а муравьи жрали меня заживо, когда захлебывался болотной грязью! О боги ада, как я ждал этого мига!

Кровожадную радость незнакомца невозможно было описать. Его зубы скрипели, желваки перекатывались, на почерневших губах выступила пена.

– Не подходи! – рявкнул Амурас, следя за ним сузившимися глазами.

– Ха! – Возглас напоминал рык дикого волка. – Шах Амурас, великий правитель Акифа! Не передать, до чего же я рад видеть того, кто скормил моих товарищей стервятникам, того, кто разрывал их дикими конями, того, кто выкалывал им глаза, заживо сдирал с них кожу. Ах ты, пес! Грязный пес! – Его слова перешли в нечленораздельный вопль, и он бросился на шаха.

Выглядел безумец или дикарь поистине устрашающе, и все-таки Оливия ждала, что он упадет при первом же скрещении мечей. И правда, что он, нагой, может сделать защищенному кольчугой повелителю Акифа?

Клинки блеснули и разлетелись, будто и вовсе не касались друг друга. Затем меч промелькнул быстрее сабли и с ужасающей силой опустился на плечо шаха Амураса. Оливия вскрикнула – столь яростен был удар. Она явственно различила скрежет кольчуги и хруст костей. Гирканец отшатнулся, вмиг его лицо приобрело пепельный цвет, из-под кольчуги потекла кровь. Сабля выпала из руки.

– Пощады, – хрипло прошептал он.

– Пощады? – Голос незнакомца дрожал от бешенства. – А ты, свинья, пощадил моих друзей?!

Оливия закрыла глаза. Это уже не битва, а кровавая расправа, безумная и яростная, вдохновляемая ненавистью и бешенством, – безжалостная кара за пытки и бессмысленные убийства. Хотя Оливия и знала, что Амурас не заслуживает сострадания ни одного живого существа, она закрыла глаза и зажала ладонями уши. Она не могла смотреть на поднимающийся и опускающийся меч, не могла слышать отвратительного хруста, с каким он вонзался в поверженного врага, и захлебывающихся криков, которые становились все тише и наконец прекратились.

Оливия открыла глаза. Незнакомец отвернулся от кровавой груды, которая лишь отдаленно напоминала человека. Грудь победителя вздымалась от усталости или волнения, лоб был покрыт испариной, правая рука забрызгана кровью.

Он не заговорил с девушкой, даже не глянул в ее сторону. Оливия смотрела, как он идет сквозь заросли тростника к воде, нагибается, берется за что-то, тянет. Выплыла лодка, которую дикарь прятал в тростнике. Тогда девушка догадалась, как намерен поступить незнакомец, и эта догадка побудила ее действовать.

– Подожди! – Она вскочила на ноги и, пошатываясь, догнала его. – Не оставляй меня! Возьми с собой!

Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Теперь он выглядел по-другому. Воспаленные глаза не светились безумием. Как будто кровь, только что пролитая им, потушила огонь его бешенства.

– Кто ты такая? – хмуро спросил он.

– Меня зовут Оливия. Я была его пленницей. Я убежала. Он преследовал меня, потому и оказался здесь. О, не оставляй меня! Его люди где-то недалеко. Они найдут мертвеца, найдут меня рядом с ним… О!

Девушка застонала от ужаса и заломила руки. На лице варвара появилась растерянность.

– Ты действительно хочешь отправиться со мной? – суровым тоном спросил он. – Ведь я дикарь, и, вижу, ты боишься меня.

– Да, боюсь, – ответила девушка. Она была слишком потрясена, чтобы скрывать свои чувства. – Не могу не дрожать при виде тебя. Но гирканцев я боюсь сильнее! О, позволь мне плыть с тобой! Они запытают меня до смерти, если найдут рядом с телом своего мертвого повелителя!

– Что ж, садись.

Он посторонился, и Оливия быстро шагнула в лодку, стараясь не коснуться его. Варвар ступил в лодку, оттолкнулся от берега веслом и, орудуя им как шестом, стал с трудом прокладывать дорогу среди высоких стеблей тростника. Наконец они выбрались на чистую воду. Он сел и принялся широко, уверенно грести обоими веслами. Девушка невольно залюбовалась буграми его могучих мышц, которые перекатывались под грязной кожей.

Некоторое время они молчали. Девушка съежилась на носу лодки, мужчина работал веслами. Она наблюдала за ним с боязливым любопытством. Очевидно, размышляла она, что он не гирканец, и он не похож на уроженца какой-нибудь хайборийской страны. В нем явлена жизненная сила волка, отличающая варваров. Черты его лица, покрытого шрамами битв, болотной грязью и свежепролитой кровью, выражали неукротимую дикость. Но в них не было тупой злобы или извращенной жестокости.

– Кто ты? – спросила девушка. – Шах Амурас назвал тебя козаком. Ты был в шайке, которую он разгромил?

– Я Конан из Киммерии, – проворчал он. – Да, я был с козаками, как называли моих товарищей гирканские псы.

Киммерия? Девушке смутно припомнилось, что эта страна лежит где-то на северо-западе, намного дальше самых далеких государств белой расы.

– Я дочь короля Офира, – сказала она. – Отец продал меня повелителю шемитов, потому как я отказалась выйти замуж за принца Кофа.

Киммериец удивленно хмыкнул. Губы девушки искривила горькая усмешка.

– О да, в цивилизованных странах есть обычай продавать своих детей в рабство дикарям. И при этом твое племя, Конан из Киммерии, называют варварским.

– Мы не продаем своих детей, – процедил он, свирепо выпятив подбородок.

– Ну а меня продали. И король пустынной страны нашел мне самое «достойное» применение. Он хотел купить благосклонность шаха Амураса, и я была в числе даров, которые он привез в Акиф, город пурпурных садов. Потом…

Она вздрогнула и спрятала лицо в ладонях.

– Я должна бы давно утратить стыд, – сказала она. – Но каждое воспоминание для меня – все равно что удар плети для раба. Я жила во дворце шаха, пока несколько недель назад он со своим войском не отправился сражаться с бандой чужеземцев, которая бесчинствовала на границах Турана. Вчера он вернулся с победой, в ее честь начался пышный праздник. В суматохе, когда все перепились, я ускакала из города на украденной лошади. Я думала, побег удастся, но в погоню за мной бросился сам Амурас. Мне удалось оторваться от его воинов, но не от самого шаха. Он настиг меня, и тут появился ты.

– Я прятался в тростнике, – проворчал Конан. – Я один из тех отчаянных воинов, вольных козаков, которые жгли и грабили на границах. Нас было пять тысяч, мы вышли из двух десятков народов и племен. Большинство прежде служило в наемном войске мятежного принца Кофа, а когда он замирился со своим проклятым правителем, мы остались без дела. Деваться некуда, ну, мы и начали хозяйничать в приграничных землях Кофа, Заморы и Турана. Мы никому не давали спуску. Неделю назад Амурас заманил нас в ловушку на берегу Ильбарса. С ним было пятнадцать тысяч человек. Митра! Небо почернело от стервятников. Мы дрались целый день, а когда наши ряды дрогнули, некоторые из нас попытались прорваться на север, другие – на запад. Сомневаюсь, что кому-то удалось бежать. Степь была полна всадников, они преследовали беглецов. Я пробился на восток и долго блуждал по болотам на этом берегу моря Вилайет. Вплоть до вчерашнего дня гирканские псы прочесывали тростники – искали уцелевших козаков. Я закапывался в грязь, как змея, и питался мускусными крысами – сырыми, потому как не смел развести костер. Сегодня утром я нашел в тростнике эту лодку. Я собирался уйти в море не раньше наступления ночи, но теперь придется поспешить. Когда гирканцы найдут шаха, они быстро возьмут наш след.

– И как теперь быть?

– Наверняка они погонятся за нами. Если не заметят след лодки в тростниках, все равно догадаются, что мы пошли в море. Наверное, отправят вдогонку судно. Но у нас есть преимущество во времени, и я буду налегать на весла, пока мы не окажемся в безопасном месте.

– Где же мы найдем такое место? – уныло произнесла она. – Вилайет безраздельно принадлежит гирканцам.

– Кое-кто так не считает, – мрачно усмехнулся Конан. – Я имею в виду рабов, которые сбежали с галер и стали пиратами.

– И что ты намерен предпринять?

– Сотни миль юго-западного берега держат в своих руках гирканцы. Чтобы пересечь северную границу их владений, надо проделать долгий путь. Я собираюсь плыть на север, пока не решу, что граница осталась позади. Тогда мы повернем на запад и постараемся высадиться в необитаемой степи.

– А если встретим пиратов или попадем в шторм? – спросила она. – Да и какой смысл бежать в безлюдную степь? Мы там попросту умрем от голода.

– Я тебя не уговаривал плыть со мной, – напомнил он.

– Прости. – Она склонила темноволосую голову. – Пираты, бури, голодная смерть – все это гораздо милосерднее туранцев.

– Да. – Брови киммерийца сурово насупились. – Успокойся, девочка. В это время года бури на Вилайете бывают редко. Если доберемся до степей, как-нибудь прокормимся. Я вырос на голой земле. Но проклятые болота, с их вонью и комарами, чуть не лишили меня силы духа. Что же касается пиратов… – Он многозначительно усмехнулся и сильней налег на весла.

Солнце кануло, как тусклый медный шар в огненное озеро. Синева моря слилась с синевой неба, и все кругом превратилось в мягкий темный бархат, усыпанный звездами и отражениями звезд. Оливия сомлела на носу покачивающейся лодки. Ей казалось, она плывет по воздуху: звезды внизу, звезды вверху. Ее спутник безмолвствовал, весла поднимались и опускались, поднимались и опускались. Может быть, этот человек – легендарный перевозчик, которому поручено доставить ее на тот берег темного озера Смерти? Но уже не было сил бояться. Она погрузилась в спокойный сон.

Оливия проснулась на рассвете от жуткого голода. А может, оттого, что лодка теперь качалась гораздо слабее. Конан отдыхал на веслах, глядя вдаль над головой Оливии. Она догадалась, что он греб всю ночь без передышки, и восхитилась его выносливостью. Повернувшись, чтобы проследить за направлением его взгляда, девушка увидела зеленую стену деревьев и кустарника, она поднималась от самой воды и огибала бухточку с неподвижными, как стекло, синими водами.

– В этом внутреннем море немало островов, мы перед одним из них, – сказал Конан. – Считается, что они необитаемы. Я слышал, гирканские галеры навещают их редко. Они обычно держатся поближе к берегу, а мы отплыли далеко. Я перестал видеть берег еще до заката.

Несколькими взмахами весел он подогнал лодку к острову и привязал к воздушному корню дерева у самой воды. Ступив на берег, протянул руку Оливии. Девушка слегка вздрогнула, рука была запачкана кровью, но все же взялась за нее и ощутила буйную жизненную силу, которой дышало все тело варвара.

От леса, обрамляющего синюю бухту, веяло сонным покоем. Где-то далеко за деревьями птица завела утреннюю песню. Бриз шелестел листвой, заставлял листья перешептываться. Оливия поймала себя на том, что внимательно прислушивается, сама не зная к чему. Что может таиться в этом безымянном лесу?

Пока она робко всматривалась в тени среди деревьев, какая-то птица с громким хлопаньем крыльев выпорхнула на свет. Огромный попугай закачался на ветке, блестя нефритово‑зелеными и кроваво‑красными перьями. Попугай свесил набок увенчанную хохолком голову и посмотрел на пришельцев агатовым глазом.

– Кром! – пробормотал киммериец. – Никак это пращур всех попугаев? Ему, должно быть, тысяча лет. Посмотри, какой у него мудрый взгляд. Что за тайны ты стережешь, Мудрый Демон?

Птица неожиданно расправила яркие крылья и, покинув ветку, хрипло прокричала: «Йахкулан йок тха, ксуххалла!» С диким пронзительным хохотом, совершенно неотличимым от человеческого, попугай скрылся в прохладном сумраке леса.

Оливия смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляд, а дурное предчувствие гнало мурашки по ее спине.

– Что он сказал? – прошептала она.

– Могу поклясться, это слова человеческого языка, – ответил Конан. – Но какого именно, я не знаю.

– И я не знаю, – сказала девушка. – Должно быть, он им научился у человека. Или… – Она снова посмотрела в глубь леса и вздрогнула, сама не ведая отчего.

– Кром, до чего я голоден! – воскликнул киммериец. – Готов съесть целого быка. Поищем фруктов. Но сначала я смою всю эту мерзость. Прятаться на болотах – грязное занятие.

С этими словами он отложил меч и зашел по плечи в синюю воду. Когда вернулся на сушу, его бронзовая кожа сверкала, блестящие черные волосы уже ничем не напоминали кошмарные патлы. Синие глаза, хоть и горели неугасимым огнем, больше не были налиты кровью. Но тигриная ловкость и угроза, сквозящая в облике, не покинули его.

Он поднял меч и махнул девушке рукой, чтобы следовала за ним. Они вошли под арки огромных ветвей. Зеленый ковер травы пружинил под ногами.

Через некоторое время Конан заворчал от удовольствия при виде золотых и красновато-коричневых шаров, висящих гроздьями по нескольку штук среди листвы. Жестом велев девушке сесть на ствол упавшего дерева, он набросал ей в подол экзотических фруктов, а потом с волчьим аппетитом принялся за еду.

– Иштар! – воскликнул он, оторвавшись на миг от этого приятного занятия. – Со дня битвы у реки Ильбарс я питался только крысами и корнями, которые выкапывал из вонючей грязи. Эти фрукты великолепны, хоть и не слишком питательны. Но с голоду мы здесь не помрем, это точно.

Оливия была слишком занята едой, чтобы ответить. Как только киммериец утолил мучительный голод, он посмотрел на свою очаровательную спутницу с большим интересом, чем до сих пор. Оценил по достоинству роскошные темные волосы, персиковый оттенок нежной кожи и округлости гибкой фигуры, чье изящество почти не скрывала короткая шелковая туника.

Завершив трапезу, объект его пристального внимания поднял глаза. Встретив жгучий взгляд прищуренных глаз Конана, девушка залилась румянцем и выронила оставшиеся фрукты.

Скупой на слова киммериец жестом дал понять, что им надо осмотреть остров полностью. Оливия встала и последовала за ним. Они вышли на большую поляну, за которой деревья сплелись в непроходимую чащу. Неожиданно в чаще раздался треск. Конан прыгнул в сторону и увлек девушку за собой – как раз вовремя, уклоняясь от того, что пролетело в воздухе и со страшной силой ударилось о ствол дерева.

Выхватив меч, Конан пересек поляну и бросился в чащу. Но больше ничто не нарушало тишину. Испуганная и растерянная Оливия съежилась в траве. Наконец Конан вернулся, и был он мрачен.

– В чаще никого нет, – проворчал он. – Но кто-то ведь был…

Он изучил снаряд, едва не попавший в них, и хмыкнул, словно не мог поверить собственным глазам. Огромный куб из зеленоватого камня лежал на траве под деревом, чей ствол едва не раскололся при ударе.

– Странноватый камешек для необитаемого острова, – заключил Конан.

Прекрасные глаза Оливии расширились от изумления. Камень представлял собой правильный куб, несомненно, его вырубили и отшлифовали руки человека. Он был удивительно тяжел. Кряхтя от натуги, киммериец поднял его обеими руками над головой, отчего все тело взбугрилось мускулами, и бросил изо всех сил. Камень грянулся оземь в нескольких шагах. Конан выругался.

– Ни один человек в мире не мог перебросить такой камень через всю поляну. Это под силу только осадному орудию. Но здесь нет ни катапульт, ни баллист.

– Может, он пущен издали, с корабля? – предположила девушка.

Конан отрицательно покачал головой.

– Камень падал не отвесно. Он прилетел вон из той чащи. Взгляни на сломанные ветки. Кто-то швырнул его, как простую гальку. Кто? Или правильней будет сказать – что? Пойдем!

Она неохотно пошла за ним в чащу. Сразу за почти непролазным кустарником лес оказался не таким густым. Здесь царила полнейшая тишина. На упругой траве не осталось ничьих следов. И все же именно из этой таинственной чащи прилетел камень, стремительный и смертоносный. Конан опустился на корточки, пригляделся к траве и с сомнением покачал головой. Даже его опытные глаза не различили ни малейшего следа. Он поднял взор на зеленый свод у них над головами – прочный потолок из густой листвы и сплетенных ветвей. И замер, точно громом пораженный.

Сбросив оцепенение, он поднял меч и попятился, увлекая Оливию за собой.

– Уходим, быстро!

От его шепота у девушки кровь застыла в жилах.

– Что там? Кого ты увидел?

– Никого, – ответил он, настороженно глядя по сторонам.

– Почему же тогда мы уходим? Кто прячется в этой чаще?

– Смерть, – ответил он, не сводя взгляда с раскинувшихся над ними изумрудных арок.

Как только они выбрались из чащи, Конан взял Оливию за руку и быстро повел между деревьями, пока они не выбрались на почти безлесный склон, поросший сочной травой. По склону они поднялись на низкое плато, где трава была выше, а деревья встречались редко. Посреди плато возвышалось длинное приземистое сооружение из выветренного зеленоватого камня.

От изумления они застыли как вкопанные. Конан не мог припомнить ни одной истории, в которой бы упоминалась загадочная постройка на одном из островов моря Вилайет.

Варвар и дочь офирского короля осторожно приблизились к зданию. Каменные стены обросли мхом и лишайниками, кровля была вся в провалах. В траве валялись куски зеленоватого камня и даже целые блоки. На земле виднелись следы кладки. По-видимому, здесь когда-то стояло много домов, может быть, целый город. А теперь только продолговатая постройка, что-то вроде молитвенного зала, глядела в небо дырами в крыше, и ее покосившиеся стены обвили лианы.

Если и была дверь в широком проеме входа, она давно сгнила и обратилась в прах. Конан и его спутница остановились на пороге и заглянули внутрь. Солнечный свет струился сквозь дыры в крыше и стенах, заполняя зал путаницей рассеянных лучей и теней. Чуть наклонив голову и сжимая рукоять меча, Конан двинулся вперед мягкой, неслышной поступью охотящейся пантеры. Оливия на цыпочках последовала за ним.

Оказавшись внутри, Конан удивленно хмыкнул, а Оливия едва сдержала крик.

– Смотри! Смотри же!

– Вижу, – ответил он. – Нечего бояться, это статуи.

– Но они как живые! И до чего же злющими кажутся! – прошептала она, придвигаясь ближе к Конану.

Конан и девушка стояли посреди огромного зала, полированный каменный пол которого покрывали пыль и щебень. В щелях между плитами коренились лианы. Высокую и совершенно плоскую крышу поддерживали массивные колонны, они тянулись рядами вдоль стен. И в каждом промежутке между колоннами стояло удивительное изваяние.

Статуи. По-видимому, железные, они сверкали так, будто их ежедневно начищали. Статуи изображали в натуральную величину высоких, стройных и сильных мужчин с ястребиными чертами суровых лиц. Эти люди были нагими, и каждая впадина и выпуклость на теле, все суставы и мышцы изображались поразительно реалистично. И уже совсем как настоящие были их гордые, высокомерные лица.

Эти статуи оказались изваяны не по одному образцу. Каждое лицо обладало индивидуальными особенностями, хотя сходство некоторых черт говорило о том, что все эти люди принадлежали к одному народу.

– Кажется, будто они слушают… и ждут! – Девушка поежилась.

Конан постучал рукоятью меча по ближайшей статуе.

– Железо, – заявил он. – Кром! В каких формах их отливали? – Он озадаченно покачал головой и пожал могучими плечами.

Оливия робко осмотрелась. В огромном зале было тихо. Ее взгляду предстали только увитые плющом стены и колонны да темные фигуры в промежутках между колоннами. На сердце легла тяжесть, захотелось поскорее уйти отсюда, однако ее спутника, похоже, изваяния странным образом привлекали. Он рассмотрел их во всех подробностях и, как истинный варвар, попытался отломать кусок. Но материал, из которого они были сделаны, успешно выдержал покушение. Конану не удалось ни повредить статую, ни сдвинуть с места. Наконец он удивленно выругался под нос и сдался.

– Интересно, с кого их ваяли? – задал он риторический вопрос. – Статуи черные, но не похожи на негров. Я никогда не видел таких людей, как эти.

– Давай выйдем на свет, – попросила Оливия, и Конан кивнул, бросив последний озадаченный взгляд на темные фигуры.

Они выбрались из пыльного зала под прямые лучи яркого летнего солнца. Взглянув на светило, Оливия с удивлением поняла, что они пробыли в зале гораздо дольше, чем ей казалось.

– Может, вернемся в лодку? – предложила она. – Я боюсь. Тут все так странно, и я чувствую присутствие зла. Не забывай, где-то поблизости бродит тот, кто швырнул в нас камень. Вдруг он снова решит напасть?

– Думаю, пока мы не в лесу, опасаться нечего, – возразил он. – Пойдем-ка.

Плато, обрамленное лесистыми низинами на востоке, юге и западе, на севере шло на подъем и упиралось в нагромождение скал, вершина одной из которых была самой высокой точкой острова. Туда и направился Конан, соразмеряя свой размашистый шаг с походкой спутницы. Время от времени он бросал на нее взгляд искоса, и она это чувствовала.

Они добрались до северной оконечности плато и остановились перед высокими крутыми утесами. По краю плато к востоку и западу от утесов густо росли деревья, цепляясь за обрывистый склон. Конан подозрительно посмотрел на эти деревья, но все же начал восхождение, помогая спутнице. Скалы были не отвесные, к тому же на них хватало уступов. Киммериец, рожденный в горной стране, мог бы взбежать по ним, как кошка, но Оливия карабкалась с трудом. Снова и снова она чувствовала, как ее поднимают, переносят через препятствие, и все больше дивилась невероятной силе этого человека. Его прикосновения уже не вызывали у нее дрожи. Напротив, железная хватка Конана сулила надежную защиту.

Наконец они оказались на самой вершине, и морской ветер растрепал им волосы. От их ног скалы круто уходили вниз на три-четыре сотни локтей. Под обрывом лежала узкая полоса прибрежного леса. Посмотрев на юг, они увидели весь остров, плоский, как огромное овальное зеркало. Края плато загибались книзу и тонули в ободке зелени. Вокруг, насколько охватывал глаз, простиралась синяя морская гладь и исчезала в дымке на далеком горизонте. Оливия вздохнула с облегчением.

– Море спокойно, – произнесла она. – Почему бы нам не плыть дальше?

Конан, замерший на утесе подобно бронзовой статуе, указал на север.

Оливия увидела белое пятнышко – казалось, оно висит в дымке.

– Что это?

– Парус.

– Гирканцы?

– Поди определи на таком расстоянии.

– Они бросят здесь якорь и обыщут остров! – вскричала она, вмиг поддавшись страху.

– Не думаю. Судно идет с севера, значит, оно не гонится за нами. Но по той или иной причине оно может остановиться здесь. Тогда мы уйдем в лес и будем ждать. Но мне кажется, это или пираты, или гирканская галера возвращается из набега. Галера вряд ли бросит здесь якорь. Но кто бы это ни был, нам не выйти в море, пока они не скроются из виду, потому что судно идет с той стороны, куда надо плыть нам. Будем надеяться, за ночь они пройдут мимо острова, а на рассвете мы продолжим путь.

– Значит, придется ночевать на острове? – Девушка задрожала.

– Похоже на то.

– Тогда давай спать здесь, на скалах, – взмолилась она.

Конан отрицательно покачал головой, глядя на плато со скрюченными деревьями, на раскинувшийся внизу лес – он казался живым существом, он тянул зеленые щупальца, пытаясь уцепиться за скалы.

– Слишком много деревьев. Будем спать в развалинах.

Оливия ахнула от страха.

– Бояться нечего, – успокаивающе произнес он. – Тот, кто швырнул камень, не решился выйти за нами из леса. На развалинах я не заметил никаких следов хищных зверей. У тебя нежная кожа, ты привыкла к уюту. Я могу запросто переночевать голым на снегу, но ты к рассвету обязательно простудишься на таком ветру.

Возразить Оливии было нечего, и она неохотно кивнула. Они спустились со скалы, пересекли плато и снова приблизились к мрачным, окутанным тайной руинам. К этому времени солнце утонуло за краем плато. Фрукты, сорванные с деревьев около утесов, послужили ужином – едой и питьем одновременно.

Быстро опустилась южная ночь, рассыпала по темно-синему небу крупные белые звезды. Увлекая за собой Оливию, Конан вошел в сумрачные развалины. Она задрожала при виде черных статуй. В зал проникал слабый свет звезд, но она не могла различить их очертания, только чувствовала – они ждут. Ждут, одни боги знают, сколько веков.

Конан принес полную охапку веток с листьями, устроил ложе для Оливии, и она легла. Не выразить того, что она при этом испытывала, – наверное, нечто подобное переживает человек, который устраивается спать в змеином логове.

Каковы бы ни были ее предчувствия, Конан их не разделял. Киммериец сел рядом с девушкой, прислонившись спиной к колонне, и положил на колени меч. Его глаза светились в темноте, как у пантеры.

– Не бойся, девочка, – сказал он. – Я сплю чутко, как волк. Никто не проникнет в зал, не разбудив меня.

Оливия не ответила. Лежа на постели из веток, она смотрела на неподвижный силуэт, едва различимый во тьме. Как это все же странно – она, дочь офирского короля, завязала дружбу с варваром! О ней заботится, ее защищает выходец из страны, сказками о которой ее пугали в детстве. Он вырос среди угрюмых, свирепых и кровожадных людей. Дикость сквозит в каждом его движении, горит в его взоре. И все же он не причинил Оливии вреда. Хуже всего обращался с ней человек, кичившийся своей принадлежностью к «культурному» народу.

Когда усталое тело отдалось дремотной неге, а разум погрузился в туман сновидений, Оливии вспомнилось волнующее прикосновение сильных пальцев Конана к ее нежной коже.

II

Оливия спала, и во сне ее мучило ощущение близости тайного зла – в образе черной змеи, скрытно ползущей среди цветов. Сны были обрывочны, но ярки – разрозненные элементы незнакомого узора, которые в конце концов сложились в картину, исполненную ужаса и безумия; фоном ей служили циклопические каменные блоки и колонны.

Она увидела огромный зал. Его высокий потолок опирался на каменные столбы, которые выстроились ровными рядами вдоль массивных стен. Между колоннами порхали огромные зелено-красные попугаи. Зал заполнили темнокожие воины с ястребиными чертами лиц. Они не были неграми. Их обличье, одежда и оружие казались абсолютно чужды миру, в котором жила спящая.

Воины обступили привязанного к колонне человека. Гибкий белокожий юноша, его золотые кудри спадали на лоб, белизной не уступающий алебастру.

Красота его была не вполне человеческой. Она наводила на мысль о статуе бога, высеченной из белого мрамора.

Чернокожие воины смеялись над ним, что-то выкрикивали на незнакомом языке. Гибкое обнаженное тело корчилось под их безжалостными руками. Кровь стекала по бедрам цвета слоновой кости и капала на полированный пол. Залы откликались эхом на мученические крики. И вдруг, подняв лицо к потолку, юноша ужасным голосом выкрикнул имя. Кинжал в черной, как эбеновое дерево, руке оборвал его крик, и златовласая голова упала на грудь.

Словно в ответ на отчаянный предсмертный вопль раздался гром, как от ободьев небесной колесницы, и в воздухе среди мучителей материализовался человек. Вернее, только обликом он напоминал человека – еще ни один смертный не обладал такой сверхъестественной красотой. Между ним и юношей, который безжизненно повис на своих цепях, было несомненное сходство. Но ни одной из человеческих черт, что скрадывали богоподобность юноши, не было в облике незнакомца. Его красота была красотой статуи, холодного камня.