Текст книги "Железный Кулак. Сага великих битв"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Через какую-то минуту у меня уже вовсю шла кровь из носа и изо рта, а я меж тем даже ни разу не попал в него толком. Публика выла, Билл сыпал ужасными проклятиями, но я не шибко волновался. Впереди была целая ночь, и рано или поздно я в него попаду.

Это случилось даже раньше, чем можно было ожидать: сокрушительный правый хук под сердце – и сеньора Кортеса согнуло пополам! Я, не мешкая, от всей души добавил ему в голову за ухом, и он упал на колени, однако тут же, не выжидая счета, вскочил, нырнул под мой свинг, вошел в клинч, повязал меня по рукам и ногам, отдавил пальцы да еще скребанул шнуровкой перчатки по глазам. Я матерно выругался, но он прицепился ко мне, словно форменный осьминог, а Хайни и не думал разводить нас, и в конце концов оба мы рухнули на ковер.

Эта шуточка привела публику в полный восторг – особенно то, как Кортес вцепился зубами мне в ухо, пока мы кувыркались на ковре. Доведенный этим до бешенства, я вырвался, вскочил и, едва Кортес оказался на ногах, закрыл ему левый глаз ужасным правым свингом. Он отвечал сокрушительным левым хуком в корпус, ударил с той же руки в мое и так уже раскровяненное лицо и сам получил прямой левой в хавало. В этот момент прозвучал гонг.

– Хайни Штейнману я после этого боя шею сверну! – прорычал Билл, дрожа от ярости и отирая кровь с моего изжеванного уха. – В жизни не видел фола грязнее…

– Интересно, продадут ли нам полпая на эти пятьдесят центов? – отрешенно проговорил я. – Все же пять сотен долларов…

Начался третий раунд, и я рванулся вперед, намереваясь закончить бой поскорее, однако у Кортеса имелись другие планы на сей счет. Его левый хук рассек мне бровь, за ним последовал правый хук в поврежденное ухо, нырок под мой ответный удар и целых три удара в нос. Обезумев, я кинулся на него головой вперед, прижал к себе левой рукой и принялся молотить правой, пока он не связал меня в клинче.

В ближнем бою мы обменялись короткими ударами с обеих рук в корпус, и Кортес отступил первым, не забыв с дальнего расстояния достать мой глаз. Я рванулся следом за ним, и тут он, неожиданно наклонив голову, боднул меня в челюсть. Подбородок тут же онемел и залился кровью. Ягуар, не медля, нанес правый апперкот, разом выставивший мне несколько зубов, и, выдав замечательный вихрь хуков с обеих рук в голову, оттеснил меня к канатам.

Стоило мне почувствовать спиной канаты, я прибавил темпа, оттолкнулся от них и ударил правой под сердце. Это заставило Кортеса притормозить. Левый в челюсть сбил Кортеса с носков на пятки, зубы его лязгнули, как кастаньеты, и тут, прежде чем я успел ударить еще разок, зазвенел гонг.

– Пожалуй, оно выходит дольше, чем я думал, – сказал я Биллу, пока тот отирал с меня кровь и горячо объяснялся с Хайни.

– Черт побери, Билл, – оправдывался Штейнман, – ну, подумай головой! Если я остановлю бой и дисквалифицирую кого-нибудь, эти горлохваты разнесут здесь все к чертовой матери, а меня вздернут на стропилах. Нокаут им нужен!

– И они его получат! – зарычал я. – Черт с ними, с фолами! Слышь, Билл, ты видал когда-нибудь такой ясный, честный взгляд, как у Джоанны? Я, доложу тебе, знаю женщин, но никогда еще не встречал такой прямодушной, открытой девчонки…

Прозвучал гонг. Мы тут же вошли в клинч и начали работать в корпус, пока Хайни не развел нас. Кортес держался предельно осторожно, не допуская ни малейшего риска. Делая выпады левой, он постоянно держал правую повыше и не пускал в ход, если не был на все сто уверен, что попадет. В клинче он вовсю работал локтями и при всякой возможности норовил боднуть, но Хайни этого всего с понтом «не замечал». А публике было плевать – пока боец дерется, ее не волнует, как именно он это делает. Билл отпускал замечания, которые и готтентота проняли бы, но никто, казалось, его не слышал.

Где-то в середине раунда Кортес начал высказывать свое мнение о моих предках, и это придало мне сил. Ирландская кровь взыграла во мне, я диким быком кинулся на него, пригнув голову и молотя с обеих рук. Он ударил левой и сделал шаг в сторону, но таким ударом меня не остановить, если уж я вышел из себя. Я приблизился вплотную слишком быстро, и отступить вовремя он не успел. Я погнал его к краю ринга, но, едва собрался прижать к канатам, он снова шагнул в сторону, и я влетел в них сам.

Толпа взревела. Кортес, пока я выпутывался, трижды ударил с левой мне в голову, а стоило мне развернуться и ударить в ответ, уклонился и – едва не от самого пола – нанес правый хук в челюсть. Тут я впервые за тот вечер «поплыл». Чуя близость победы, Ягуар еще три раза подряд ударил с правой в голову, отшвырнув меня обратно на канаты, и воткнул левую мне в диафрагму чуть не по самое запястье.

У меня кружилась голова, слегка поташнивало, но в красной дымке перед моими глазами маячило лицо Кортеса, и я изо всех сил ударил правой в самую его середину. Ягуар ничего такого не ждал и совсем забыл об обороне. Голова его запрокинулась назад, словно на петлях, брызнула кровь, и публика взвыла от удовольствия. Я рванулся вперед, однако он пригнулся, нырнув под мой свинг, и заехал правой мне в пах. Ох, Гос-споди Боже! Я рухнул, словно мне подрубили ноги, и принялся корчиться на ковре, как змея с перебитым хребтом.

Тошнило так, что пришлось сцепить зубы, чтобы тут же не вырвало. Я поднял взгляд на Хайни. Тот, весь бледный, стоял надо мной.

– Один! – сказал он. – Два! Три!

– Ты, свинья тупая! – заорал Билл. – Скажешь «десять» – мозги вышибу!

Хайни затрясся, точно от холода, быстро взглянул на Билла, испуганно покосился на публику, втянул почерепашьи голову в плечи и продолжал:

– Четыре! Пять! Шесть!

– Тридцать шесть тысяч долларов, – простонал я, дотягиваясь до канатов.

На лбу выступил холодный пот.

– Семь! Восемь! Девять!

Я поднялся, широко расставив ноги и уцепившись за верхний канат, чтоб не упасть обратно. Кортес прыгнул вперед, чтобы покончить со мной, и я понял: позволю ударить – непременно свалюсь. Удар правой пришелся в выставленное плечо, однако левая попала в подбородок, а следующий удар правой – в висок, но тут прозвучал гонг. Ягуар ударил меня еще раз, прежде чем отправился в свой угол, но на Большой Международной Арене на подобные мелочи не обращают внимания.

Билл, ругаясь сквозь сжатые зубы, помог мне добраться до нашего угла, но моя способность быстро восстанавливать силы не изменила и на сей раз, и я уже мало-помалу оправлялся после подлого удара. Билл вылил на меня ведро холодной воды, и, к величайшему неудовольствию Кортеса, в пятом раунде я вышел на ринг как новенький. Ягуар, правда, по первости так не считал, но коварный удар с правой под сердце потряс его до глубины души и заставил поспешно отступить.

Я смерчем ринулся за ним, и он, вроде как обескураженный, вернулся к своей прежней тактике – ударь и отступи. Но тут мне внезапно стукнуло в голову: а что, если все акции уже раскуплены? Казалось, бой этот может длиться без конца. Что же получается? Я тут гоняю Кортеса-Ягуара по рингу, а там Но Сен скупает все акции Корейской Медной в пределах видимости? Удача с каждой минутой ускользает все дальше, а эта крыса не желает драться по-мужски?!

Я едва с ума не свихнулся от ярости.

– Дерись, вонючка желтозадая! – заорал я, заглушая кровожадный рев публики, тоже раздраженной тактикой Кортеса, который уже куда больше отступал, чем бил. – Дерись, бледная кишка, желтое пузо, ублюдок португальский!

Любого человека можно хоть чем-то да пронять. Мои слова проняли Кортеса так, что лучше и не требовалось. Может, в нем вправду была португальская кровь, а может, и нет, но он вовсе сошел с ума. Взвыв, точно обезумевшая от крови пантера, не обращая внимания на яростные вопли из своего угла, он бросился ко мне со сверкающими глазами и пеной на губах. Бац! Бац! Бац! На меня обрушился вихрь ударов. Бил он, будто настоящий ягуар. Но я только ухмыльнулся – вот это по-нашему! Это моя игра! Он наносил три удара на один мой, но в расчет-то следовало принимать только мои!

Рот был полон крови, кровь заливала глаза, кровь краснела на рубашке Хайни, ноги скользили на залитом кровью брезенте. Брызги крови оседали на лица зрителей в первом ряду. Но перчатки мои с каждым ударом все глубже погружались в тело Кортеса, и я был доволен. Мы дрались лицом к лицу, пока ринг не заволокло багровым туманом и гром ударов не заглушил рев публики. Но долго так продолжаться не могло. Кто-то должен был упасть, и это оказался Кортес.

Он рухнул на спину и тут же вскочил, не выжидая счета. Но я метнулся к нему, точно обезумевший от крови тигр, пропустил два удара в лицо, почти не почувствовав их, и ударил сам – правой под сердце и левой в челюсть. Глаза Ягуара остекленели, он зашатался, и сокрушительный удар правой в челюсть уложил его ничком под канаты. Может, он и посейчас там лежит – по крайности, до счета «десять» даже бровью не шевельнул!

– Гони сюда деньги! – рявкнул я, вырывая их у Хайни.

– Э-э! – запротестовал он. – А как насчет моей доли? Матч-то организовал я! И все расходы несу я! Или, по-твоему, в моем зале можно драться за бесплатно?..

– Мне бы твою наглость – я бы королем Сиама стал, – буркнул я, протирая глаза.

В тот же миг правый кулак Билла встретился с челюстью Хайни, как киянка встречается с обшивкой судна, когда конопатят щели. Голландец вырубился. Зрители разом поднялись с мест, тараторя что-то неразборчивое. Этот последний штрих был как раз тем, чего им недоставало, чтобы вечер вполне удался.

– На, отдай Кортесу, когда очухается! – С этими словами я сунул одному из секундантов Ягуара пятерку. – Подлый он тип, но боец. И вы с ним не знаете, но я ему все равно что пять тыщ долларов подарил! Идем, Билл.

В раздевалке я переоделся, глянув в зеркало и отметив, что лицо мое сплошь исцарапано, точно после драки с дикой кошкой. Да еще прекрасный синячище под глазом, если не под обоими. Мы прошмыгнули в дверь черного хода, но, я так полагаю, какие-нибудь головорезы из публики подметили, как мы забрали деньги. В Сингапурском порту, доложу я вам, полно людишек, которые и за дайм глотку перережут.

Стоило мне шаг ступить в темноту переулка, что-то обрушилось мне на голову, да так, что из глаз посыпались миллионы искр. Я упал на колени, поднялся, чувствую – по плечу лизнуло лезвие ножа. Тогда я ударил вслепую и, по счастливой случайности, попал. Моя правая сбила невидимого в темноте грабителя с ног, тот мешком рухнул наземь. Билл тем временем управлялся еще с двумя – я услышал, как головы их с треском стукнулись одна о другую.

– Ранен, Стив? – спросил Билл, ощупью отыскивая меня – темень была такая, что собственной пятерни перед глазами не видно.

– Ерунда, царапина, – сказал я. В голове до сих пор звенело после удара дубинки. – Пошли отсюда. А то, похоже, нам придется уложить всех в Сингапуре, пока доберемся до акций.

Выйдя из переулка, мы быстро зашагали вдоль улицы. Люди вокруг косились на нас. Да, пожалуй, было на что посмотреть – синяк под глазом, физиономия разбита, шишка на голове, плечо порезано. Но никто ни слова не сказал. Народ в подобных местах так здорово умеет не соваться в чужие дела, что вежливейшим из вежливых не худо б у них поучиться.

– Стив, давай сперва зайдем в портовую миссию, – сказал Билл. – Преподобные перевяжут тебе плечо и ни цента с нас не спросят. И даже будут держать рот на замке.

– Нет, нет, нет! – Из-за травм и задержки я стал малость вспыльчивым. – Сначала акции, потом уж все прочее!

Мы как раз проходили мимо игорного дома – оттуда слышались щелчки колеса рулетки. Глаза Билла заблестели.

– Чувствую, у меня нынче везучий вечер, – заговорил он. – Спорим, я из этих тридцати монет мигом сделаю сотню?

– И я бы отдал правую руку за порцию выпивки, – зарычал я. – Но нам рисковать нельзя! Вот станем богатыми – будем и пьянствовать, и в фан-тан играть, и в рулетку, и все, что душе угодно.

Казалось, целая вечность прошла, прежде чем мы добрались до отвратительного, темного, вонючего переулка, который китайцы кличут Аллеей Семи Мандаринов – почему, мне никогда не удавалось выяснить. Найдя дверь с зеленым драконом, мы постучали, и у меня аж сердце замерло от мысли, что вдруг там не окажется Джоанны. Однако дверь отворилась, и она ахнула, увидев меня.

– Давай скорее, не томи, – выдохнул Билл. – Акции что, все раскуплены?

– Нет, отчего ж, – ответила она. – Я могу купить для вас…

– Тогда поспеши, – сказал я, вкладывая ей в руку деньги. – Здесь тридцать один доллар и пятьдесят центов…

– И это все? – спросила она вроде как разочарованно.

– Видела б ты, как они достались, сказала бы, что целая уйма.

– Хорошо, – кивнула она, – подождите минутку. Тот человек, что продает акции, живет в конце аллеи.

Словом, растворилась Джоанна в темноте, а мы остались ждать. Казалось, прошло несколько часов. Сердца наши за время ожидания чуть ребра не проломили. Наконец Джоанна вернулась, выйдя из сумерек, словно этакий белый призрак, и сунула в мою горячую, потную пятерню длинный конверт. Я испустил глубочайший вздох облегчения и раскрыл было рот, но она прижала палец к губам.

– Ч-ш-ш-ш! Нельзя, чтобы нас видели вместе. Теперь я должна идти.

И прежде чем я успел хоть словечко вымолвить, скрылась наша Джоанна во мраке ночи.

– Открывай конверт, Стив, – затеребил меня Билл. – Поглядим, каково с виду счастье!

Открыл я конверт, вытащил полоску бумаги, подошел к фонарю, прочитал и разразился таким ревом, что во всех окнах вокруг начали появляться любопытные рожи. Билл вырвал у меня бумагу, заглянул в нее, взвыл, точно безумный, и вместе со мной принялся отчаянно ругаться – да так, что к нам немедля сбежались не меньше дюжины копов. Внятно все объяснить мы были не в состоянии, и потому гвалт не прекращался, пока они не вызвали подкрепление.

На бумажке, оказавшейся в конверте, который дала мне Джоанна Уэллс взамен так трудно доставшихся денежек, было написано:

«Сим удостоверяется, что вы являетесь владельцами тридцати одной с половиной акции Корейской Медной Компании, прекратившей существование в 1875 г. Насчет тонга Но Сен можете не волноваться: он распался еще до Боксерского Восстания. Из всех простаков, попадавшихся на эту удочку, с вами, ребята, обошлось проще всего. Но не горюйте – вы лишились всего лишь 31.50, тогда как одного дубоголового я вскрыла на целых три сотни. Нужно же девушке на что-то жить!»

  Бойцы побережья

Наша «Морячка» не простояла в порту Гонолулу и трех часов, как Билл О'Брайен прискакал в портовый зал, где я как раз демонстрировал Муши Хансену тонкости боксерского искусства, и заявил, он-де договорился, чтобы нынче вечером мне с кем-то там драться в «Американской Арене».

– Здесь, – сказал он, – стоит на якоре «Хулиган», и тамошние божатся, будто один ихний парень может любого с «Морячки» вздрючить прямо-таки по-королевски. Я сам его не видал, но он, говорят, родился где-то в самой середке Австралии и прыгал там с кенгуру, пока его, в раннем еще возрасте, не забрали, подпоив, в матросы. Говорят, на «Хулигане» он уложил всех, начиная с капитана и кончая судомойкой…

Тут я его перебил:

– Заткни пасть и веди меня к какому-нибудь идиоту с этой посудины, которому невтерпеж рискнуть получкой за рейс. У меня тут полторы сотни, которые жгут мне карман.

Ну, отыскать нескольких придурков с «Хулигана» оказалось проще простого, заключили мы пари при равных ставках отдали деньги бармену на хранение, и я, зная, что впереди тяжкий бой, перед которым не помешает потренироваться, остригся и отправился в «Гиберниан Бар» пропустить пару рюмок. И вот, выпивали это мы с Биллом и Мухомором, когда в бар ввалился Свен Ларсен – огромадный такой и совершенно ни на что не годный швед, которому с давних пор грезится, будто это он должен быть чемпионом «Морячки», и никакими взбучками эту идею из его мозгов до конца не вышибить.

Так вот, подошла эта большущая ошибка природы ко мне и заявила:

– Фстафай ф стойка, ирлантец!

Я с коротким вздохом обиды отставил свой бокал в сторонку.

– В этом порту, – попытался я объяснить ему, – тыща матросов, у которых кулаки чешутся. Иди своей дорогой. Не хочу я сейчас драться со своим однопалубником. У меня через пару часов бой.

Но этот маньяк все стоял на своем:

– Это я толшен с ним траться! Я толшен пыть тшемпион на «Морская дефа»! Фстафай, букай сторофый!

С этими словами он скрючился, то есть, по его глубокому убеждению, такой должна быть правильная боевая стойка. В этот момент мой белый бульдог Майк, чуя неладное, ощетинился и поднял взгляд от блюдца, из которого лакал пиво. Но, увидев, что подвалил к нам всего-навсего Свен, свернулся калачиком и задремал.

– Стив, побереги лучше руки, – с досадой поморщился Билл. – С-час я его…

– Не лесь не ф сфой тело, Пилл О'Прайен, – ответил швед, злобно потрясая кулачищами. – Улошу Стифа, потом и с топой расперусь.

– Ты ж отличный товарищ, Свен, – сказал я. – Ну, выпил…

– Я не пил! – заревел он. – Моя тефушка скасаль…

– Не знал, что у тебя здесь девчонка, – хмыкнул Билл.

– Претстафь сепе! Она скасаль: такой польшой парень толшен пыть тшемпион на сфой корапль. Пока я не тшемпион, она не иметь со мной тела. Потму – фстафай ф стойку…

– Да ты с ума свихнулся, – прорычал я, поворачиваясь обратно к стойке, однако внимательно следя за ним уголком глаза.

Опасения мои оправдались – он замахнулся правой и ударил так, что сокрушил бы любого. Я отпрыгнул, и он врубился в стойку, но, тут же вскочив, с кровожадным ревом бросился на меня. Видя, что разговаривать с этим заблудшим еретиком бесполезно, я подшагнул под его свинг и нанес аппперкот правой в челюсть, поднявший все двести сорок пять фунтов Свенова мяса на воздух и замертво опрокинувший его на пол. Майк, разбуженный грохотом, приоткрыл глаз, приподнял ухо и снова задремал с легкой собачьей улыбочкой на морде.

Мухомор выплеснул на бедолагу кувшин с какими-то ополосками.

– Осторожней же надо, – заворчал Билл. – А если бы руку разбил?! Почему не ударил в брюхо?

– Пачкать тут не хотелось, – ответил я. – И ничего я не разбил, так, ссадил слегка костяшки. Они у меня так просолились, что будь здоров!

Вскоре Свен смог сесть и тут же принялся ругать меня, бормоча что-то непонятное.

– Говорит: у него нынче свиданка, – объяснил Мухомор, – только ему стыдно возвращаться к своей девчонке с отметиной на челюсти и рассказывать, что его побили.

– Йа, – подтвердил Свен. – Ити, Стиф, скаши ей: я не смоку прийти.

– Ага, – кивнул я, – ладно. – Я ей скажу, что ты поскользнулся на пирсе и растянул лодыжку. Где она живет?

– Она тансует ф капаре «Траная Кошка». Пропустив еще стопочку «Олд Джерси Крим», я затянул потуже пояс, и мы с Майком тронулись в путь. Билл вышел за мной на улицу.

– Стив, – попытался он остановить меня, – ну его к черту! Нельзя тебе разгуливать по улицам, когда до матча всего пара часов! Эти, с «Хулигана», подлы, точно клубок змей, а ты сам знаешь, как у тебя в голове размягчается, если в дело замешана баба!

– Крайне оскорбительны мне твои замечания, Билл, – ответил я ему со своеобычным тихим достоинством. – Не припоминаю, чтобы какой-нибудь бабе удавалось меня одурачить. Они для меня все равно что раскрытая книга. И в любом случае, ты что – всерьез полагаешь, будто я могу втюриться в дамочку, вдохновившую размазню вроде шведа? Дьявол! Да это, наверное, какая-нибудь толстуха с физиономией бультерьера! Как там, он сказал, ее звать – Глория Флинн? В общем, за меня не волнуйся, я буду на месте задолго до начала.

Кабаре «Драная Кошка» находилось в мрачных припортовых кварталах. Когда мы с Майком разыскали его, солнце уже скрылось. Я спросил управляющего, как найти Глорию Флинн, и он ответил, что ее номер только что кончился и теперь она переодевается, так что мне лучше подождать у черного хода. Так я и сделал. Вскоре отворилась дверь, и наружу выпорхнули несколько девушек. Я, вежливо приподняв фуражку, поинтересовался:

– А кто из вас, дамочки, будет Глория Флинн? И тут – провалиться мне на месте! – самая сногсшибательная, самая симптичная из них ответила:

– Вот она я. А что такое?

– Ну, – начал я, пожирая ее восхищенным взглядом, – могу сказать только одно: и отчего такая девушка тратит время на бычий ливер типа Свена Ларсена, когда в порту имеются такие мужчины, как я?

– Не шибко-то вольничай! – огрызнулась она.

– О, да я вовсе не вольничаю, – заверил я ее. – Просто пришел передать, что Свен поскользнулся на пирсе и сломал ше… То есть растянул лодыжку и не может нынче свидеться с вами.

– О-о, – промурлыкала она, оглядывая меня внимательнее. – А кто вы такой будете?

– Стив Костиган, который его уложил, – брякнул я, позабыв обо всем на свете.

– О! – воскликнула она, точно у нее дух захватило. – Тот самый Стив Костиган?

– Ага, – кивнул я, – тот самый Стив Костиган, матрос первой статьи и чемпион «Морячки» в тяжелом весе. Понятное дело, вы меня раньше не видали, иначе не заставили бы своего дружка рисковать жизнью, угощая меня свингом.

Взгляд ее сделался вроде как удивленным.

– Не понимаю, о чем вы таком говорите.

– А, да все в порядке, – поспешно сказал я. – Свен мне сказал, что вы его настропалили полезть на меня, но ведь всякой даме, конечно же, хочется, чтобы ее парень был чемпионом чего-нибудь. Только одного не пойму: что вы нашли в таком растяпе, как Свен?

Она вроде как истерически хохотнула:

– О, понимаю. Что ж, мистер Костиган…

– Да просто Стив, – перебил я ее.

– Хорошо. Стив… – Она смущенно хихикнула. – Я не подбивала его ни на что подобное. Просто сказала, что такой здоровенный парень наверняка побьет любого на своем корабле. Он ответил, что чемпион у вас – другой матрос, Стив Костиган. Я и удивилась, что кто-то смог побить его, то есть Свена. Даже представить себе не могла, что он поймет это, будто я заставляю его с кем-то драться. Надеюсь, вы не поранили беднягу?

– Да не, разве что самую малость, – невольно расправил я свою широченную грудь. – С товарищами я всегда стараюсь полегче. Хотя… Ну да, с моей силушкой, бывает, не рассчитаешь… Но послушай, сестренка: я, кажется, знаю одну замечательную крошку, которая вовсе не принимает этого здоровенного болвана всерьез. Тебе просто жаль его, что он такой огромный, неуклюжий и бестолковый, верно?

– Да, – согласилась она, – что-то в этом духе. Он выглядел так одиноко…

– Ну, так это ж просто прекрасно! – чуть не заорал я. – Но забудь про него – после того как я ему задал, он уж не вернется. Найдет себе какую-нибудь туземку либо китаянку. Он же не как я, для него – что в юбке, то и баба… А вот я однолюб. Нет, детка, тебе вовсе не стоит связываться с таким олухом, как он. Тебе просто необходимо водить компанию только с лучшим. Со мной, например.

– Может, ты и прав, – ответила она, опустив глазки долу.

– Еще бы, – скромно заметил я, – я никогда не ошибаюсь. А теперь пойдем-ка выпьем чего-нибудь. От этих разговоров ужасно пересыхает в глотке.

– О, я совсем не пью спиртного, – ответила она с улыбкой. – Если не возражаешь, идем в то кафе, там подают мороженое.

– Договорились. Только прежде позволь представить тебе Майка. Побивает собственный вес как в диких котах, так и в собачьих галетах.

Ну, Майк подал ей лапу, хоть и без особого восторга. Он у меня не шибко-то любит женщин и держится с ними вежливо, но холодно. После этого мы отправились в кафе с мороженым, и, пока глотали эту дрянь, я во все глаза разглядывал свою очаровательную спутницу. Без сомнений, она была прекрасна – вьющиеся русые волосы, огромные темно-синие глаза…

– А отчего такая замечательная девушка работает в притоне типа «Драной Кошки»? – спросил я.

Она вроде как вздохнула и поникла головой.

– Девушкам часто приходится делать то, что им вовсе не нравится. Я работала в первоклассном акционерном обществе, которое разорилось, так как управляющий захворал и его пришлось отправить домой, в Англию. Нужно было на что-то жить, а другой работы, кроме этой, для меня не нашлось. Когда-нибудь я вернусь домой. У моих родителей – молочная ферма в Нью-Джерси… Какая я дура, что уехала от них! Прямо перед глазами стоит: старый наш белый домик, зеленые луга, ручеек журчит, коровки пасутся…

Пожалуй, с минуту она всхлипывала, потом вздохнула и улыбнулась:

– Кажется, с тех пор прошла целая жизнь…

– Ты очень храбрая девушка, – сказал я, тронутый до самых подковок на башмаках, – и мне бы хотелось увидеться с тобой снова. Сейчас я должен идти: дерусь сегодня в «Американской Арене» с одним парнем. Как, не возражаешь против лучшего места в первом ряду, а после – поужинать и потанцевать? Я, правда, танцевать не силен, зато насчет ужинов – зверь!

– О, – изумилась она, – так это ты дерешься с Рыжим Тараканом?

– Ну и имечко… Да, если он тот самый тип с «Хулигана».

– Я бы с удовольствием пошла, но у меня через полчаса еще один выход.

– Ну, – сказал я, – если я дерусь, так бой дольше трех-четырех раундов не затянется. Может, мне после матча подойти в «Драную кошку»? Если ты еще не освободишься, подожду.

– Это было бы здорово, – ответила она. И, видя, что я слегка расстроен, добавила: – Если бы знала, что тебе скоро драться, ни за что не заставила бы наедаться мороженым.

– Да нет, мне оно не повредит. Только бы еще выпить чего посерьезнее, для укрепления желудка.

Это правда, про моряков думают, будто им только дай дорваться до мороженого, и я сам видал ребят, поглощавших его в омерзительных количествах, но для моего желудка оно не годится. Майк – он дочиста вылизал свою вазочку, хотя тоже предпочел бы чего покрепче.

– Только давай не пойдем в салун, – попросила Глория. – В портовых барах подают сущую отраву. А у меня есть неподалеку бутылочка редкого старого вина. Сама я к ней и не притрагиваюсь, держу для хороших друзей, и они очень хвалят. У тебя ведь есть еще немножко времени?

– Веди, сестренка, – согласился я. – На выпивку или чтоб услужить прекрасной девушке у меня всегда есть время!

– Льстец! – рассмеялась она, слегка хлопнув меня по руке. – Спорю, что ты говоришь то же самое каждой встречной!

Словом, к немалому моему удивлению, мы подошли к какому-то ветхому дому, похожему на спортзал. Глория вынула из-под порога ключ.

– Я не сказала – со мной здесь младший братишка, – заговорила она в ответ на мой удивленный взгляд. – Приходится мне содержать и его. Бедняга, взял да поехал за мной… А мистер Салана, хозяин этого зала, позволил ему пользоваться снаряжением. Здорово пошло на пользу. Это его ключ. Вино у меня в одном из шкафчиков.

– Это не здесь ли тренируется Тони Андрада? – с подозрением спросил я. – Ежели так, здесь не место девушке. Бойцы вообще встречаются разные, а уж Тони ни в чем доверять нельзя!

– Он всегда вел себя как подобает джентльмену, – ответила она. – Конечно, я здесь бываю изредка, только когда брат тренируется…

Глория отперла дверь, мы вошли, и она прикрыла ее за собой. К еще большему моему удивлению, я услыхал скрежет ключа в замке. Она зажгла свет, нагнулась за чем-то, повернулась ко мне и, – ничего удивительнее со мной в жизни еще не случалось! В руках ее оказалась увесистая спортивная булава, которой она и треснула изо всех сил по моей голове!

Я был так ошарашен, что только стоял и глядел на нее, разинув рот, а с Майком едва не сделался припадок. Я-то его всю жизнь учил, что женщин кусать нельзя, и теперь он не знал, что делать. Глория тоже смотрела на меня – да так, словно глаза ее вот-вот выскочат из глазниц. Словно бы в оцепенении, она опустила взгляд к обломкам булавы на полу, а затем краска вовсе исчезла с ее лица. Побледнела Глория – вылитый призрак!

– Ну и ну! – укоризненно покачал я головой. – Хорошо вы угощаете друзей! Шутки шутками, но я чуть язык не откусил!

Глория прижалась спиной к стене и в мольбе протянула ко мне руки.

– Не бейте меня! – закричала она. – Пожалуйста, не бейте! Я должна была так сделать!

Ну, ежели я и видел когда перепуганную девушку, то именно в тот момент. Она прямо вся тряслась!

– Вовсе не стоило так оскорблять меня, – со спокойным достоинством сказал я. – В жизни ни разу не ударил женщину, даже в голову не приходило!

Тут она заплакала:

– Ох, мне самой за себя стыдно. Но выслушай меня, пожалуйста. Я тебя обманула. Брат мой – тоже боксер, и он как раз должен был драться с Рыжим Тараканом, но устроитель передумал и предпочел тебя. А этот бой должен был принести нам достаточно, чтобы вернуться в Нью-Джерси, где коровки пасутся на журчащих лугах. Я… Когда ты сказал, что дерешься с Тараканом, я решила устроить так, чтобы ты не явился, и им бы пришлось выпустить Билли, то есть моего брата. Хотела оглушить тебя и связать, пока матч не кончится. Да, я понимаю, ты теперь ненавидишь меня, но я пошла на это от отчаяния! Я умру от такой жизни!

Понятное дело, я перед ней был ни в чем не виноват, но все равно почувствовал себя, точно конокрад.

– Не плачь, – начал я утешать ее, – я бы тебе помог чем угодно, только все жалованье поставил, что выиграю нокаутом.

Она подняла заплаканное лицо:

– О, Стив, ты вполне можешь мне помочь! Просто останься здесь, со мной! Не ходи в «Арену»! Тогда тебя заменят Биллом, и мы сможем уехать домой! Пожалуйста, Стив! Прошу тебя, пожалуйста!

Руки ее обвили мою шею. Да, должен признаться, сердце у меня в отношении слабого пола мягкое, но все же…

– Господи Боже, Глория! Я для тебя хоть со Статуи Свободы спрыгну, но тут – извини. Товарищи поставили на меня все до последнего цента. Не могу я их так подвести.

– Ты не любишь меня! – зарыдала она.

– Ну как же не люблю, – возразил я. – Но, пес меня съешь, я должен! Пожалуйста, не упрашивай. У меня сердце разрывается оттого, что приходится говорить тебе «нет». Погоди-ка! Идея! У вас ведь с братом есть какие-нибудь сбережения, верно?

– Да, немного, – прохныкала она, утирая глаза дурацким платочком с бахромой.

– Так слушай, вы можете их удвоить! Ставьте все на мою победу нокаутом! Лучшего вложения для монет не сыскать! Сегодня весь порт ставит.

– А если ты проиграешь? – спросила она.

– Я?! – Я фыркнул. – Не смеши! В общем, детка, делай, как я сказал, а мне пора – я уже сейчас должен быть в «Арене»! И, слышь, у меня после матча тоже образуются деньжата, так что вернетесь вы с братишкой к своим зеленым коровкам и журчащим домикам. Но сейчас мне пора!

Прежде чем Глория успела что-нибудь сказать, я вышиб ногой дверь – слишком спешил, чтобы ждать, пока она отопрет, и в следующий миг мы с Майком уже со всех ног летели к «Арене».

* * *

Билл, меряя шагами раздевалку, рвал на себе волосы.

– А, наконец-то! Вот он ты, такой, растакой и еще вот этакий ирландский урод! – кровожадно заорал он. – Где тебя носит?! Хочешь, чтоб я заработал нервенный разрыв сердца?! Ты хоть понимаешь, что заставлять зрителей ждать целых четверть часа – непростительный грех?! Публика жаждет крови, а наши сидят в первом ряду и швыряют в этих кретинов с «Руффинана» сиденьями, чтобы не орали, будто ты смылся! Устроитель сказал: если тебя не будет на ринге через пять минут, он выпустит замену!