Текст книги "Индекс страха"

Автор книги: Роберт Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Сколько мы рассчитываем получить?

– Я хотел бы миллиард, но соглашусь на семьсот пятьдесят миллионов.

– А комиссия? Что мы решили? Оставим два двадцать?

– Твое мнение?

– Я не знаю. Это твоя область.

– Если мы назовем цифру выше, чем принятая, то будем выглядеть жадными, ниже – лишимся их уважения. Учитывая наши успехи в данной области, это рынок, но я все равно склоняюсь к двум двадцати. – Квери отодвинул стул и положил на стол ноги одним легким уверенным движением. – Сегодня для нас очень важный день, Алекс. Мы целый год готовились к тому, чтобы им это показать. И они с нетерпением ждут нашей презентации.

Два процента годовых с миллиарда долларов равнялись двадцати миллионам, и это всего лишь за то, что он пришел сегодня утром на работу. Поощрительная премия в двадцать процентов с вложения в миллиард долларов, если эти двадцать процентов вернутся – скромные деньги по меркам Хоффмана, – еще сорок миллионов в год. Иными словами, ежегодный доход в шестьдесят миллионов долларов за работу, которая займет половину утра, и еще два часа мучительной болтовни в дорогом ресторане. Даже Хоффман был готов за это пострадать.

– А кто именно к нам приедет? – спросил он.

– Ну ты же знаешь, обычные подозреваемые. – Квери в течение десяти минут рассказывал о гостях. – Но тебе нет нужды беспокоиться. Я возьму их на себя. Ты только расскажи им про свои драгоценные алгоритмы. А теперь иди, отдохни немного.

Глава 5

Едва ли существует способность человека более важная для его интеллектуального прогресса, чем внимание. Животные обладают этим качеством – например, кошка, наблюдающая за норкой мышки, когда она готовится прыгнуть на свою жертву.

Чарлз Дарвин.

Происхождение человека (1871)

Кабинет Александра ничем не отличался от кабинета Квери, если не считать отсутствия чертежей яхты и любых других украшений за исключением трех фотографий в рамках. На одной из них Габриэль, снятая на пляже Памплон в Сен-Тропе, смеялась, глядя в камеру; солнце освещало ее лицо со следами засохшей соли на щеках после долгого заплыва в море. Хоффман никогда не видел человека, столь же полного жизни, и всякий раз, когда на нее смотрел, у него поднималось настроение.

На другой сам Александр, в 2001 году, в жесткой желтой шляпе стоял на глубине 175 метров под землей, в туннеле, в котором будет находиться Большой адронный коллайдер. Третья изображала Квери в смокинге – он получал в Лондоне премию, как лучший менеджер года Алгоритмического хеджевого фонда от министра правительства лейбористов. Как и следовало ожидать, Александр отказался присутствовать на церемонии. Хьюго поддержал его решение, что позволило повысить таинственность компании.

Хоффман закрыл дверь и обошел прозрачные стены своего кабинета, опуская жалюзи. Потом повесил на крючок плащ, вытащил из кармана диск с результатами сканирования своего мозга и постучал по нему костяшками пальцев, раздумывая, что делать дальше. На его письменном столе ничего не лежало и не стояло, за исключением шести экранов информационной системы Блумберга, клавиатуры, мыши и телефона. Он сел в ортопедическое вращающееся кресло с подголовником и пневматическим механизмом наклона, которое стоило две тысячи долларов. Затем открыл нижний ящик и засунул диск подальше, чтобы больше его не видеть. Захлопнув ящик, включил компьютер. В Токио Никкэй 225 [23]23
  Один из важнейших фондовых индексов Японии.


[Закрыть]опустился к закрытию торгов на 3,3 процента. Корпорация «Мицубиси» потеряла 5,4 процента, «Джепэн петролеум эксплорейшн компани» – 4 процента и «Никон» – 3,5 процента. Фондовый индекс «Шанхай композит» упал на 4,1 процента – минимум за последние восемь месяцев.

«Все превращается в беспорядочное бегство», – подумал Хоффман.

Внезапно, еще до того, как он понял, что происходит, экраны начали расплываться у него перед глазами, и он заплакал. У него задрожали руки, он услышал тихий вой, верхняя часть тела конвульсивно задергалась.

«Я разваливаюсь на кусочки», – подумал он, в полнейшем расстройстве опустив голову на стол.

И в то же время Александр отстраненно наблюдал за своим срывом, словно находился на потолке и смотрел на себя сверху. Он быстро и тяжело дышал, как загнанный зверь. Через пару минут, когда приступ прошел и Хоффман сумел восстановить дыхание и понял, что чувствует себя гораздо лучше, его охватила легкая эйфория – дешевый катарсис после слез: он вдруг сообразил, что это может войти в привычку. Александр сел, снял очки, вытер глаза дрожащими кончиками пальцев и нос тыльной стороной ладони, потом щеки.

– Господи, – прошептал он. – Господи.

Пару минут Хоффман просидел в полнейшей неподвижности, пока не ощутил уверенность, что окончательно пришел в себя. Затем встал, подошел к плащу и взял книгу Дарвина. Положив ее на письменный стол, сел в кресло. Зеленая ткань – прошло сто тридцать восемь лет с момента издания – успела слегка потускнеть. Да и вообще, книга совершенно не соответствовала его кабинету, в котором не было ни одного предмета старше шести месяцев. После некоторых колебаний Хоффман открыл ее на том месте, где закончил чтение вскоре после полуночи.

«Глава XII. Неожиданность – Удивление – Страх – Ужас».

Хоффман вытащил закладку и разгладил ее. «Розенгартен энд Нидженхьюз, антикварные научные и медицинские книги», основана в 1911 году.

Он потянулся к телефону, после коротких колебаний принял решение и набрал номер магазина в Амстердаме.

Довольно долго никто не брал трубку: но тут удивляться не следовало, часы показывали только восемь тридцать утра. Хоффман к времени относился своеобразно: если он сидел за своим письменным столом, то остальные тоже должны были работать.

Александр не клал трубку, размышляя об Амстердаме. Ему довелось побывать там дважды, и город поразил его своей элегантностью и бережным отношением к истории; этот город обладал разумом. Хоффман решил, что нужно будет съездить туда с Габриэль, когда он разберется со своими проблемами. Они смогут покурить травку в кафе – ведь в Амстердаме все так поступают? – а потом будут весь день заниматься любовью в изящной спальне модного отеля.

Александр слушал длинные гудки в трубке и представил, как телефон звонит в пыльной книжной лавке, откуда через панели толстого викторианского стекла открывается вид на мощенную булыжником улочку, деревья и канал. Высокие полки и расшатанные лестницы; старинные инструменты, сделанные из полированной латуни – секстант и микроскоп; старый библиофил, сутулый и лысый, поворачивает ключ в замке и спешит к письменному столу, чтобы поднять трубку…

– Goedemorgen. Rosengaarden en Nijenhuise.

Голос оказался молодым и женским; мелодичным и протяжным.

– Вы говорите по-английски? – спросил Хоффман.

– Да. Чем я могу вам помочь?

Он откашлялся и наклонился вперед.

– Похоже, вчера вы прислали мне книгу. Меня зовут Александр Хоффман. Я живу в Женеве.

– Хоффман? Да, доктор Хоффман! Естественно, я помню. Первое издание Дарвина. Красивая книга. Вы ее уже получили? Надеюсь, никаких проблем с доставкой не возникло.

– Да, получил. Но с книгой нет никакой записки, поэтому я не знаю, кого мне следует благодарить. Вы можете сообщить мне эту информацию?

Последовала небольшая пауза.

– Вы сказали, вас зовут Александр Хоффман?

– Совершенно верно.

На этот раз пауза была дольше, и, когда девушка заговорила снова, в ее голосе послышалось смущение.

– Вы сами купили эту книгу, доктор.

Александр прикрыл глаза. Когда он снова их открыл, ему показалось, что все в его кабинете слегка сместилось.

– Это невозможно, – сказал он. – Я ее не покупал. Должно быть, кто-то назвался моим именем.

– Но вы сами за нее заплатили. Вы уверены, что ничего не забыли?

– Как я за нее заплатил?

– Вы перевели деньги из банка.

– Сколько?

– Десять тысяч евро.

Свободной рукой Хоффман ухватился за край стола.

– Подождите минутку. Как такое могло произойти? Кто-то зашел в ваш магазин и сказал, что его зовут Александр Хоффман?

– Магазина нет. Уже пять лет. Мы рассылаем книги по почте. Остался только склад, который находится в пригороде Роттердама.

– Но тогда кто-то должен был разговаривать со мной по телефону?

– Нет, теперь мы очень редко говорим с клиентами по телефону. Мы получаем заказы по электронной почте.

Хоффман зажал трубку между подбородком и плечом, запустил свою электронную почту и начал просматривать сообщения.

– И когда я отправил вам заказ?

– Третьего мая.

– Что ж, я смотрю на отправленные мной в этот день письма и могу вас заверить, что среди них нет такого сообщения. Какой там стоит адрес?

– А. Хоффман «Хоффман инвестмент текнолоджиз.ком».

– Да, адрес мой. Но я не вижу, чтобы я отправлял письмо в ваш магазин.

– Быть может, вы послали его с другого компьютера?

– Нет, я уверен, что не делал этого.

Но как только Александр произнес последние слова, он почувствовал, как его покидает уверенность, наваливается слабость и паника, словно у его ног разверзлась пропасть. Рентгенолог упомянула, что слабоумие может быть возможным следствием белых точек, обнаруженных при сканировании его мозга. Возможно, он послал сообщение с мобильного телефона или ноутбука, или с компьютера, стоящего дома, а потом начисто об этом забыл – но даже если так случилось, должны были остаться какие-то следы?

– Что именно написано в моем письме? Вы можете его прочитать?

– Никакого послания не было. Процесс автоматизирован. Клиент щелкает по названию в нашем онлайновом каталоге и заполняет специальную форму – фамилия, адрес, способ платежа… – Должно быть, она заметила неуверенность в его голосе и заговорила осторожнее. – Надеюсь, вы не собираетесь аннулировать заказ?

– Нет, я просто хочу разобраться. Вы говорите, что деньги пришли через банк. С какого счета вы их получили?

– Эту информацию я не имею права раскрывать.

Хоффман собрал все оставшиеся силы.

– Послушайте меня. Очевидно, я стал жертвой серьезного мошенничества. Речь идет о краже личности. И я наверняка аннулирую заказ и передам дело в руки полиции и моих адвокатов, если вы не сообщите мне номер счета прямо сейчас, чтобы я мог выяснить, что происходит.

Женщина довольно долго молчала.

– Я не имею права раскрывать подобную информацию по телефону, – холодно заговорила она, – но могу отправить ее по электронному адресу, с которого пришел заказ. Более того, немедленно. Вас устроит?

– Да, вполне. Благодарю вас.

Хоффман положил трубку и выдохнул. Потом поставил локти на письменный стол и подпер кончиками пальцев голову, не сводя взгляда с монитора. Казалось, время течет очень медленно, но прошло лишь двадцать секунд, и он получил сообщение по электронной почте. Никакого приветствия, лишь последовательность из двадцати цифр и букв, а также имя владельца счета: А. Дж. Хоффман. Он тупо посмотрел на строку и вызвал по интеркому секретаршу.

– Мари-Клод, вы можете прислать мне номера моих личных счетов? Прямо сейчас, пожалуйста.

– Конечно.

– Вы следите за кодами безопасности моего дома?

– Да, доктор Хоффман.

Мари-Клод, энергичная уроженка Швейцарии примерно пятидесяти пяти лет, работала на Хоффмана уже пять лет. Она единственный человек во всем здании не обращалась к нему по имени. Александр не мог себе представить, чтобы она оказалась замешана в каких-то противоправных действиях.

– И где вы их храните?

– В вашем личном файле моего компьютера.

– Вас кто-нибудь спрашивал о них?

– Нет.

– Вы говорили о них с кем-нибудь?

– Конечно, нет.

– Даже с мужем?

– Мой муж умер в прошлом году.

– В самом деле? О, да, извините. Вчера ночью в мой дом кто-то проник. Полиция, возможно, задаст вам несколько вопросов. Я хотел, чтобы вы были готовы.

– Да, доктор Хоффман.

Дожидаясь, пока она пришлет ему номера счетов, Александр листал книгу Дарвина. В содержании он нашел главу «Подозрительность».

«Сердце человека может быть наполнено чернейшей ненавистью или подозрениями, или изъедено завистью и ревностью; однако все эти чувства сразу не ведут к действию, обычно они длятся некоторое время, и внешне никак не проявляются…»

Со всем уважением к Дарвину, но опыт Хоффмана подсказывал, что ученый ошибался. Его собственное сердце было наполнено чернейшими подозрениями, и он не сомневался, что это отражается на его лице – в опущенных уголках рта и мрачном, сузившемся взгляде. Кто слышал о краже личности, сделанной для того, чтобы преподнести подарок жертве? Кто-то пытается свести его с ума: вот что происходит. Они хотят заставить его усомниться в собственном здравом смысле, а возможно, намерены его убить. Или так, или он действительно сходит с ума.

Хоффман поднялся на ноги и принялся расхаживать по кабинету. Раздвинул жалюзи и посмотрел в операционный зал. Есть ли у него здесь враг?

Его шестьдесят квонтов были разбиты на три команды. Развитие – они занимались разработкой и тестированием алгоритмов. Технология – эта команда превращала прототипы в оперативные средства. Исполнители непосредственно наблюдали за торговлей.

Некоторые из них были странными, тут не могло быть никаких сомнений. К примеру, венгр Имре Сабо – когда он шел по коридору, то прикасался к каждой дверной ручке. А еще один парень все ел при помощи ножа и вилки, даже бисквиты или картофель фри из пакетика. Хоффман нанимал всех лично, не обращая внимания на причуды, однако знал своих людей не слишком хорошо. Они являлись его коллегами, но не друзьями. Сейчас он об этом жалел.

Александр опустил жалюзи и вернулся к терминалу. Список банковских счетов уже появился. У него их было восемь – швейцарские франки, доллары, фунты, евро, текущий счет, депозит, офшор и общий. Хоффман сверил номера с присланным ему из Голландии. Ни один не совпал. Несколько секунд он постукивал пальцами по столу, потом снял трубку и позвонил своему старшему финансисту Лин Джулону.

– Эл-Джи? Это Алекс. Сделай мне одолжение, проверь для меня номер счета, ладно? Счет на мое имя, но я не знаю, откуда он взялся. Я хочу знать, есть ли он в нашей системе… – Он переслал номер из книжного магазина. – Я тебе его сейчас посылаю. Получил?

– Да, – ответил финансист через несколько секунд. – Кое-что я могу сказать сразу: он начинается с «КАО» – сокращение для долларового счета на Каймановых островах.

– Он может иметь какое-то отношение к нашей компании?

– Я проверю. У тебя какие-то проблемы?

– Нет. Просто я хочу кое-что проверить. И я буду благодарен, если это останется между нами.

– Хорошо, Алекс. Сочувствую…

– Я в порядке, – быстро сказал Хоффман. – Ничего страшного не случилось.

– Ну вот и хорошо. Кстати, Гана с тобой говорил?

Гана – Ганапати Раджамани – отвечал за риски.

– Нет, а в чем дело? – сказал Хоффман.

– Ты поручил покупать «Проктор энд Гэмбл» вчера ночью? Два миллиона по шестьдесят два за акцию?

– И что?

– Гана встревожен. Он утверждает, что ты перешел грань. Он хочет собрать Комитет риска.

– Ну пусть поговорит с Хьюго. И дай мне знать о счете, хорошо?

Хоффман слишком устал, чтобы заниматься чем-то еще. Он соединился с Мари-Клод и попросил, чтобы его не беспокоили в течение часа. Потом выключил мобильник, улегся на диван и попытался представить, кто мог украсть его имя, чтобы купить редкую книгу викторианских времен, использовав долларовый счет с Каймановых островов, который якобы принадлежит ему. Однако ничего не придумал и заснул.

Инспектор Леклер знал, что шеф женевского полицейского департамента, настоящий фанатик пунктуальности, неизменно появляется в своем кабинете на бульваре Карл-Фогт ровно в девять часов и первым делом читает отчет о происшествиях в кантоне за ночь. Поэтому, когда в восемь минут десятого у него на столе зазвонил телефон, инспектор не сомневался, кому он понадобился.

– Жан-Филипп? – раздался энергичный голос.

– Доброе утро, шеф.

– Нападение на американского банкира Хоффмана.

– Да, шеф?

– Что у нас есть?

– Он покинул университетскую больницу, отказавшись от госпитализации. Судебные эксперты сейчас находятся в его доме. Мы составили словесный портрет возможного грабителя. Один из наших людей следит за домом. Вот, пожалуй, и всё.

– Значит, никто серьезно не пострадал?

– Видимо, да.

– Уже неплохо. И какие можно сделать выводы?

– Все очень странно. Дом напоминает крепость, однако преступник каким-то образом проник внутрь. Он принес с собой наручники и кляп, но находился на кухне и готовил ножи. А все закончилось тем, что он ударил Хоффмана по голове и сбежал. Ничего не украдено. Честно говоря, у меня складывается впечатление, что хозяин не рассказал нам всей правды, но я не понял, поступает он так сознательно или сам плохо понимает, что случилось.

Наступило недолгое молчание. Леклер слышал, что в кабинете шефа кто-то двигается.

– Ты уже заканчиваешь смену?

– Да, я собирался уходить, шеф.

– Сделай одолжение, отработай еще одну смену, ладно? Мне уже звонил министр финансов, спрашивал, что происходит. Будет замечательно, если ты как можно быстрее доведешь дело до конца.

– Министр финансов? – удивленно повторил Леклер. – А почему он проявил к этому делу такой интерес?

– Ну, обычная история, я полагаю. Один закон для богатых, другой – для бедных. Держи меня в курсе, хорошо?

Повесив трубку, Леклер тихонько выругался, поплелся в коридор к кофейному автомату и получил чашку очень черного и неожиданно отвратительного эспрессо. Показалось, что в глаза ему швырнули песка. Заболели носовые пазухи.

«Я слишком стар для этого», – подумал он.

К тому же ему было нечего делать: он отправил одного из своих помощников побеседовать с прислугой. Леклер вернулся в свой кабинет, позвонил жене и сказал, что не приедет домой. Потом вошел в Интернет, чтобы выяснить, нет ли там чего-нибудь о докторе Александре Хоффмане, физике и менеджере хедж-фонда, но, к своему удивлению, не нашел практически ничего – ни статьи в Википедии, ни в газете и ни одной фотографии. Однако министр финансов проявил интерес к расследованию.

«Проклятье, а что такое хедж-фонд?» – подумал Леклер. Он нашел определение: – «Частный инвестиционный фонд, который может вкладывать средства в большое количество проектов, используя разнообразные стратегии для поддержания хеджированного портфолио, способного защитить своих инвесторов от колебаний рынка».

И тут Леклеру не удалось извлечь для себя ничего полезного. Он снова обратился к своим записям. Во время их беседы Хоффман сказал, что восемь последних лет он работал в финансовой сфере; а за шесть лет до этого – над созданием Большого адронного коллайдера. Так уж получилось, что Леклер был знаком с бывшим инспектором полиции, который сейчас трудился в системе безопасности ЦЕРНа. Он позвонил ему – и уже через пятнадцать минут сидел за рулем своего маленького «Рено», медленно продвигаясь вперед по запруженным утренним улицам.

Инспектор направлялся на северо-запад от аэропорта, по Рут-де-Мерен и мрачному индустриальному району Зимейза. Впереди, на фоне далеких гор, вставал огромный ржавого цвета деревянный глобус ЦЕРНа; казалось, он поднимается над распаханными полями, точно гигантский анахронизм: таким в 1960 году виделось будущее.

Леклер припарковался и направился к входу в главное здание. Он назвал свое имя и прикрепил значок гостя к штормовке. Дожидаясь, когда его знакомый спустится, изучал небольшую выставку в вестибюле. Очевидно, тысяча шестьсот сверхпроводящих магнитов, каждый из которых весил около тридцати тонн, были расположены у него под ногами в круговом туннеле, длиной в двадцать семь километров. Там частицы разгонялись до такой скорости, что проходили весь круг одиннадцать тысяч раз за секунду. Соударения пучков лучей с энергией в семь триллионов электрон-вольт на протон должны были помочь понять принципы происхождения вселенной, открыть новые измерения и объяснить природу темной материи. Леклер никак не мог понять, какое все это имеет отношение к финансовым рынкам.

После десяти начали прибывать люди, приглашенные Квери. Первыми появилась пара из Женевы – Этьен Мюсар, пятидесяти шести лет, и его младшая сестра Кларисса – они приехали на автобусе.

– Они придут пораньше, – предупредил Хьюго Хоффмана. – Они всегда появляются первыми.

Вечно безвкусно одетые, не имеющие семей, они жили вместе в маленькой квартире с тремя спальнями в Ланей, [24]24
  Коммуна кантона Женева в Швейцарии.


[Закрыть]которую унаследовали от родителей. Они водили машину. У них не бывало праздников. Они очень редко ели в ресторанах. По оценкам Квери, личное состояние мистера Мюсара составляло около семисот миллионов евро, а мадемуазель Мюсар – пятьсот пятьдесят. Дед их матери, Робер Фейзи, владел частным банком, который был продан в восьмидесятых годах прошлого века сразу после скандала, связанного с еврейскими состояниями, захваченными нацистами и размещенными в этом банке во время Второй мировой войны. Вместе с Мюсарами пришел их семейный адвокат, доктор Макс-Альберт Галлан, чья фирма, ко всеобщему удовольствию, обслуживала также «Хоффман инвестмент текнолоджиз». Именно благодаря Галлану Квери познакомился с Мюсарами.

– Они относятся ко мне как к сыну, – продолжал Квери. – Ведут себя с поразительной грубостью и постоянно жалуются.

За унылой парочкой появился, пожалуй, самый экзотичный из всех клиентов Хоффмана – Эльмира Гюльжан, тридцативосьмилетняя дочь президента Казахстана. Она закончила INSEAD [25]25
  Известная международная бизнес-школа и исследовательский институт.


[Закрыть]в Фонтенбло и постоянно проживала в Париже. Эльмира управляла частью семейного состояния Гюльжанов, которая находилась за границей – в 2009 году ЦРУ оценивало его в 19 миллиардов долларов. Квери умудрился познакомиться с ней, когда катался на лыжах в Валь-д’Изере. В данный момент Гюльжаны вложили 120 миллионов долларов в хедж-фонд, и Квери рассчитывал, что они удвоят эту сумму.

На склонах гор Квери сумел подружиться и с ее многолетним любовником, Франсуа де Гомбар-Тоннелем, парижским адвокатом, пришедшим вместе с ней. Эльмира Гюльжан вышла из своего бронированного «Мерседеса» в изумрудно-зеленом шелковом сюртуке и таком же шарфике, удерживавшим великолепные блестящие черные волосы. Квери встречал ее в вестибюле.

– Только не дай себя обмануть, – предупредил он Хоффмана. – Она выглядит так, словно только что вернулась со скачек, но можешь не сомневаться, она с легкостью справится с работой у Голдмана. И она может без проблем организовать через своего папочку, чтобы тебе вырвали ногти.

Следующими на лимузине прибыла пара американцев из отеля «Президент Уилсон», находящегося на другой стороне озера. Они специально прилетели на презентацию из Америки. Эзра Клейн являлся главным аналитиком «Уинтер Бэй», фонда фондов, который, по словам их рекламы, «стремился сгладить риски, получая высокую прибыль от инвестирования в разные портфолио, а не в индивидуальные облигации или обыкновенные акции». Клейн считался очень умным и производил сильное впечатление в разговоре – произносил шесть слов в секунду, что в два раза быстрее нормальной человеческой речи. К тому же каждое третье слово было сокращением или экономическим жаргоном.

– Эзра человек необычный, – сказал Квери. – Ни жены, ни детей, никаких сексуальных органов, насколько мне известно. «Уинтер Бэй» способен внести еще сто миллионов. Посмотрим, что у нас получится.

Рядом с Клейном стоял коренастый человек лет пятидесяти с лишним в деловом черном костюме-тройке и полосатом бело-красном галстуке. Он даже не делал вид, что слушает словесный поток Клейна. Это был Билл Эстербрук из банковского конгломерата «АмКор» Соединенных Штатов.

– Ты уже встречался с Биллом, – предупредил Квери Хоффмана. – Помнишь его? Он динозавр, который выглядит так, словно только что сошел с экрана одного из фильмов Оливера Стоуна. С вашей последней встречи он перешел в организацию, которая называется «АмКор олтернатив инвестментс», бухгалтерский трюк, позволяющий успокоить законодателей.

Сам Квери работал на «АмКор» в Лондоне в течение десяти лет, он и Эстербрук знали друг друга уже очень давно. «Очень, очень давно», – как он мечтательно выразился. Так давно, что прошлое успело подернуться дымкой – в далекие дни кокаина и девочек по вызову девяностых годов прошлого века. Когда Хьюго покинул «АмКор», чтобы объединиться с Хоффманом, Эстербрук – за комиссию – предоставил им первых клиентов. Теперь «АмКор олтернатив» стал крупнейшим инвестором компании Хоффмана, и его вложения составляли почти миллиард долларов. Его Квери также встретил лично.

Наконец, собрались все: двадцатисемилетний Амшель Херсхаймер, представитель банковской и торговой династии, чья сестра училась в Оксфорде с Квери, а сам он готовился взять под контроль частный семейный банк, которому исполнилось двести лет; скучный Иен Моулд, представляющий еще более скучную строительную компанию из Файфа, пока она не выпустила акции в начале этого века и за три года наделала столько долгов, что они равнялись половине валового дохода Шотландии, что привело к вмешательству Британского правительства; миллиардер Мечислав Лукашински, бывший профессор математики и лидер Польского коммунистического союза молодежи, теперь владеющий одной из трех крупнейших в Восточной Европе страховых компаний; наконец, два китайских предпринимателя, Ху Ливэй и Ки Чан, представлявших шанхайский инвестиционный банк; они появились в сопровождении шести помощников в темных костюмах. Китайцы заявили, что это адвокаты, но Квери не сомневался, что они компьютерные эксперты, приехавшие проверить безопасность его сетей. После продолжительной патовой ситуации «адвокатам» пришлось уйти.

Ни один из инвесторов, приглашенных Квери, не отказался прибыть на презентацию.

– Они приедут по двум причинам, – объяснил Хьюго. – Во-первых, за последние три года, несмотря на тяжелое положение финансовых рынков, мы выдали доход в восемьдесят три процента, и я уверен, что никто не сможет назвать другой хедж-фонд, который способен похвастаться такими же результатами. Иными словами, им страшно интересно узнать, что здесь происходит, ведь до сих пор мы отказывались принимать от них дополнительные инвестиции.

– А какова вторая причина?

– О, излишняя скромность тебя не красит.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Если это так, то ты полнейший болван. Они хотят посмотреть на тебя и понять, что ты задумал. Ты становишься легендой, и они желают к тебе прикоснуться, чтобы увидеть, как их пальцы превращаются в золото.

Александра разбудила Мари-Клод.

– Доктор Хоффман? – Она осторожно потрясла его за плечо. – Доктор Хоффман? Мистер Квери просил передать вам, что вас ждут в зале заседаний.

Ему снилось нечто удивительное, но, как только он проснулся, образы исчезли. На мгновение секретарша напомнила мать: такие же серо-зеленые глаза и крупный нос, и такое же умное и встревоженное выражение лица.

– Благодарю, – сказал Хоффман и сел. – Передайте, что я буду через минуту. – Затем он импульсивно добавил: – Сожалею о кончине вашего мужа. – Он беспомощно взмахнул рукой. – Я отвлекся.

– Все в порядке. И спасибо.

Напротив его кабинета находился туалет. Хоффман отправился туда и принялся снова и снова брызгать ледяной водой в лицо. Он уже не успевал побриться. Кожа на подбородке и вокруг рта, обычно мягкая и гладкая, стала колючей и щетинистой, как у животного. Странное дело – иррациональное изменение настроения, вызванное травмой, привело к тому, что Александр вдруг почувствовал воодушевление. Он пережил встречу со смертью – что возбуждало уже само по себе, – а теперь его поджидал полный зал людей, которые, как сказал Хьюго, хотели к нему прикоснуться, чтобы его гений в обращении с деньгами перешел к ним. Богатейшие бизнесмены земли покинули яхты, бассейны, ипподромы и биржи Манхэттена и Шанхая, чтобы собраться в Швейцарии и выслушать доктора Алекса Хоффмана, легендарного – снова слово Хьюго – создателя «Хоффман инвестмент текнолоджиз», узнать, какова его версия будущего. Ему предстоит рассказать удивительную историю. Он предложит им новое евангелие.

Пока эти мысли бродили в его травмированном мозгу, доктор Хоффман вытер лицо, расправил плечи и направился в зал заседаний. Ему навстречу быстро двигалась изящная фигура Ганапати Раджамани, старшего офицера безопасности компании, но Хоффман от него отмахнулся – сейчас ему было не до других проблем.