Текст книги "Индекс страха"

Автор книги: Роберт Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Я бы и сам хотел, чтобы ты оказалась здесь. Однако боюсь, это невозможно.

– Приду только я. Обещаю тебе. Все остальные останутся снаружи.

– Ты так говоришь, Габи, но не думаю, что они с тобой согласятся. Боюсь, произошло слишком много недоразумений.

– Подожди минутку, Алекс, – сказала она, и ее лицо исчезло с экрана.

Теперь Хоффман видел лишь бок полицейской машины, потом услышал, как начался спор, однако Габриэль приложила руку к микрофону, и он ничего не мог разобрать. Александр перевел взгляд на телевизионные экраны.

«ДОУ УПАЛ БОЛЕЕ ЧЕМ НА 400 ПУНКТОВ» – сообщала бегущая строка «Си-эн-би-эс».

– Сожалею, Габи, но мне нужно идти.

– Подожди! – закричала она.

На экране внезапно появилось лицо Леклера.

– Доктор Хоффман, это я. Откройте ворота и впустите вашу жену. Вам нужно с ней поговорить. Обещаю, мои люди не будут входить.

Александр колебался. Странно, но полицейский был прав. Ему требовалось поговорить с Габриэль. Или хотя бы показать – пусть она все увидит, прежде чем он уничтожит свое творение. Это поможет ей все понять гораздо лучше, чем любые его слова.

На экране телевизора появилось новое сообщение:

«НАСДАК ОБЪЯВИЛ САМОПОМОЩЬ ПРОТИВ НЙФБ в 14.36.59».

Хоффман нажал кнопку, чтобы впустить Габи.

Глава 18

Бегущая толпа есть следствие угрозы. Все бегут; все оказываются вовлеченными в бегство. Угрожающая опасность одинакова для всех… Люди бегут вместе, потому что так лучше всего. Они разделяют общие чувства, и энергия одних дает силы другим; люди подталкивают друг друга в одном направлении. И, пока они бегут вместе, им кажется, что опасность распределяется между всеми…

Элиас Канетти.

Толпы и власть (1960)

Страх на рынках США заражал всех, алгоритмы совершали постоянные купли и продажи, стараясь найти источники ликвидности. Количество торговых сделок увеличилось в десять раз по сравнению с нормой; сто миллионов акций было продано и куплено за одну минуту. Но цифры – вещь обманчивая. Позиции, которые удерживались доли секунды, затем перепродавались дальше – так называемый эффект «горячей картофелины». Такой ненормальный приступ активности уже сам по себе стал критическим фактором растущей паники.

В тридцать две минуты девятого вечера по женевскому времени алгоритм вышел на рынок с продажей семидесяти пяти тысяч «Е-минус» – электронной продажей фьючерсных контрактов Эс энд Пи 500 – с воображаемой ценностью четыре целых и одна десятая миллиарда долларов от имени «Айви эссет стрэтеджи фанд». Чтобы ограничить влияние таких огромных объемов, алгоритм был запрограммирован на запрет торговли до уровня, не превышающего средние продажи на девять процентов всего рынка в любой конкретный момент: при такой скорости распродажа занимала от трех до четырех часов. Но в ситуации, когда рынок увеличился в десять раз по сравнению с обычным, алгоритм соответственно увеличил верхнюю границу – в результате все продажи завершились через девятнадцать минут.

Как только в воротах появился достаточный просвет, Габриэль проскользнула внутрь и быстро зашагала через пустую парковку. Она не успела уйти далеко, когда услышала за спиной крик. Обернувшись, увидела Квери, устремившегося вслед за ней. Леклер закричал, чтобы финансист вернулся, но тот лишь отмахнулся от него рукой.

– Я не позволю тебе пойти туда в одиночку, Габи, – сказал он, догнав ее. – Тут моя вина, а не твоя. Я его уговорил ввязаться в эту историю.

– Хьюго, здесь нет ничьей вины, – сказала она, не глядя на него. – Он болен.

– И все же, ты не против, если я увяжусь за тобой?

Она стиснула зубы. Увяжусь за тобой – словно они идут на прогулку.

– Тебе решать.

Но, когда они свернули за угол и Габриэль увидела мужа возле открытого входа в грузовой отсек, она была рада даже Квери. Алекс держал в одной руке ломик, в другой – большую красную канистру, и все в нем вызывало у нее тревогу. И то, как он неподвижно стоял, и кровь с машинным маслом на лице, волосах и одежде, и жуткое выражение лица, и запах бензина.

– Быстро заходите, – сказал он, – пора начинать.

И, прежде чем они успели к нему подойти, он повернулся и исчез внутри.

Габриэль и Хьюго поспешили следом, мимо «БМВ», через грузовой отсек, мимо материнских плат и роботов. Внутри было жарко. От паров бензина сразу стало трудно дышать, и Габриэль пришлось прикрыть нос жакетом. Откуда-то спереди доносились какие-то жуткие звуки.

«Алекс, – подумала она, – Алекс, Алекс…»

– Господи, Алекс, здесь все может взорваться… – в панике воскликнул Квери.

Они вошли в большой зал, откуда доносились крики паники. Хоффман увеличил звук больших телевизоров. Сквозь шум пробивался голос, напомнивший Габриэль комментатора на последнем фарлонге больших скачек. Она его не узнала, но Квери сразу понял, что это прямой репортаж из Чикаго.

– Они снова продают! Теперь девять вторых, продают двадцатки, сейчас пошли четные, восемь вторых в деле. Снова, парни, – восемь ровно! Ровно семь…

На заднем плане кричали люди, словно они стали свидетелями катастрофы. Габриэль прочитала бегущую строку на одном из телевизионных экранов:

«ДОУ, ЭС ЭНД ПИ 500, НАСДАК – САМОЕ БОЛЬШОЕ ПАДЕНИЕ ЗА ОДИН ДЕНЬ В ЭТОМ ГОДУ».

– Хедж-фонды пытаются разорить Италию, – говорил мужчина с другого телеэкрана, – они пытаются разорить Испанию. Нет никакого решения…

Изменилась бегущая строка: «ВИКС ПОДНЯЛСЯ ЕЩЕ НА 30 %».

Габриэль не понимала, что это значит. На ее глазах строка поменялась снова.

«ДОУ УПАЛ БОЛЕЕ ЧЕМ НА 500 ПОЗИЦИЙ».

Квери стоял совершенно ошеломленный.

– Только не говори, что это делаем мы, – пробормотал он.

Хоффман наклонил большую канистру и вылил бензин на процессоры.

– Мы это начали. Атаковали Нью-Йорк. Вызвали лавину.

– Парни, мы сегодня упали на шестьдесят четыре позиции, парни…

Девятнадцать и четыре десятых миллиарда акций были проданы на Нью-йоркской фондовой бирже в течение одного дня – больше, чем за целую декаду в 60-х годах XX века. Все происходило за миллисекунды, много быстрее способности человека понимать происходящее. Лишь позднее, когда компьютеры расстались со своими тайнами, процессы смогли реконструировать.

В 8.42.43.675 вечера по женевскому времени, согласно отчету компании «Нанекс», работающей в режиме реального времени: «скорость передачи информации для акций НЙФБ, АФИ и Насдак достигла уровня насыщения в течение семидесяти пяти миллисекунд». Спустя еще четыреста миллисекунд алгоритм «Айви эссет стрэтеджи фанд» выбросил в продажу еще один транш в сто двадцать пять миллионов «Е-минус», не обращая внимания на растущие цены. Через двадцать пять миллисекунд другой алгоритм выпустил в продажу еще сто миллионов долларов фьючерсов. Индекс Доу-Джонса уже опустился на шестьсот тридцать единиц; секунду спустя – на семьсот двадцать. Все происходило на глазах загипнотизированного Квери. Позднее он сказал: «Это напоминало один из мультфильмов, в которых персонаж бежит к обрыву, сваливается, продолжает перебирать ногами и только после того, как оказывается в воздухе, смотрит вниз – а потом исчезает».

Снаружи три пожарных машины остановились рядом с полицейскими автомобилями. Так много людей, так много света… Леклер сказал им, чтобы они начали разворачиваться. Гидравлические резаки – когда их установили на место – напоминали гигантские челюсти насекомых. Они разгрызали тяжелые железные столбы ворот так, словно это были травинки.

– Пожалуйста, Алекс, – умоляла Габриэль. – Пожалуйста, брось все, и уйдем отсюда.

Хоффман вылил остатки бензина и отшвырнул канистру. Потом зубами разгрыз пакет с протирочными тряпками.

– Сначала нужно все закончить. – Выплюнул кусочек пластика. – Вы оба уходите, я сразу за вами. – Он посмотрел на нее и на мгновение стал прежним Алексом. – Я люблю тебя. А теперь уходите, пожалуйста. – Он тщательно намочил ткань в луже бензина, образовавшегося на материнской плате. – Уходите! – повторил он, и в его голосе было такое отчаяние, что Габриэль начала отступать.

Между тем комментатор «Си-эн-би-эс» говорил:

– Это настоящая капитуляция, классическая капитуляция; страх поселился на рынке – взгляните на ВИКС, сегодня он взлетел на необычайную высоту…

Квери смотрел на экран и не верил своим глазам. За несколько секунд Доу упал с минус восьмисот до минус девятисот. ВИКС поднялся на сорок процентов – боже милосердный, только по этой позиции получалась прибыль в полмиллиарда долларов. ВИКСАЛ использовал свои опции на короткие акции, покупая их по неслыханно низким ценам – «Проктор энд Гэмбл», «Аксенчер», «Уинн резортс», «Экселон», «ЗМ»…

– …предложение в семьдесят пять ровно, парни, семьдесят ровно, и вот появляется в продаже Морган Стенли…

Квери услышал щелчок и увидел огонь на пальцах Хоффмана.

«Только не сейчас, – подумал он, – только не сейчас – пусть ВИКСАЛ завершит сделки».

– Алекс! – пронзительно закричала Габриэль.

Квери бросился к двери. Огонь соскочил с руки Хоффмана, мгновение танцевал в воздухе, а затем превратился в ослепительно яркую звезду.

Второй – и решающий – кризис ликвидности фондового рынка начался, когда Хоффман бросил пустую канистру без четверти девять по женевскому времени. По всему миру инвесторы смотрели на экраны – они либо вообще перестали торговать, либо продавали все.

Вот слова официального отчета:

«Из-за того, что цены одновременно упали на многие виды ценных бумаг, они опасались катастрофических событий, суть которых никому не была известна, и с которыми их системы не сумели справиться… Существенное число игроков полностью ушло с рынков».

В течение пятнадцати секунд, начавшихся в 8.45.13, высокоскоростные алгоритмические программы совершили двадцать семь тысяч электронных мини-сделок – сорок девять процентов от общего количества, – но только двести из них были действительно проданы: всего лишь игра с горячими картофелинами; настоящие покупатели отсутствовали. Ликвидность упала до одного процента от прежнего уровня. В 8.45.27, за пятьсот миллисекунд, когда Хоффман щелкнул зажигалкой, удачливые продавцы ринулись на рынок, и цена на Е-минус упала с тысячи семидесяти до тысячи шестидесяти двух, тысячи пятидесяти девяти и даже до тысячи пятидесяти шести, после чего волатильность вызвала то, что получило название «АРКИ [67]67
  Альтернативная реальность компьютерных интерфейсов.


[Закрыть]Глобальная Остановка Цен». На пять секунд заморозилась вся торговля на чикагской фьючерсной бирже «Эс энд Пи», чтобы позволить ликвидности вернуться на рынок. Доу опустился на тысячу позиций.

Записи переговоров на открытых полицейских каналах зафиксировали, что в тот самый момент, когда Чикагский рынок замер – в 8.45.28, – раздался взрыв. Леклер бежал к зданию, отставая от других полицейских, но взрыв его остановил, и он присел, прикрыв руками голову – унизительная поза для старшего офицера, как он подумал потом, но все произошло именно так. Некоторые более молодые полицейские с бесстрашием, рожденным неопытностью, продолжали мчаться вперед, и к тому моменту, когда Леклер поднялся на ноги, успели обогнуть угол здания, увлекая за собой Габриэль и Квери.

– Где Хоффман? – закричал Леклер.

Со стороны здания послышался рев.

Ночной страх перед вторжением. Страх перед нападением и насилием. Страх перед болезнью. Страх перед безумием и одиночеством. Страх остаться в ловушке горящего здания…

Камеры бесстрастно зафиксировали, как Хоффман пришел в сознание в центральном зале. Все экраны взорвались. Материнские платы были мертвы, ВИКСАЛ уничтожен. Лишь рев пламени нарушал тишину. Огонь завладел деревянными перегородками, фальшивыми дверями и потолком, километрами пластикового кабеля, горючими элементами компьютеров.

Хоффман поднялся на четвереньки, потом на колени, а еще через несколько мгновений выпрямился во весь рост. Он стоял, с трудом удерживая равновесие. Сорвав куртку, выставил ее перед собой и бросился в охваченную пламенем комнату, где находилось оптоволоконное оборудование; мимо обугленных, застывших в неподвижности роботов – в грузовой отсек. Он видел, как опустилась стальная дверь. Как такое могло произойти? Хоффман нажал ладонью на кнопку, чтобы ее открыть. Никакой реакции. Он еще несколько раз ударил по кнопке, словно стучал в стену. Ничего. Свет погас везде: должно быть, огонь закоротил все цепи. Он повернулся, и его взгляд остановился на камерах наблюдения – в его глазах возникла буря эмоций: ярость, безумный триумф и, конечно, страх.

Когда страх переходит в агонию ужаса, мы наблюдаем, как и при всех сильных эмоциях, самые разнообразные результаты.

Теперь у Хоффмана появился выбор. Он мог остаться здесь и умереть. Или вернуться в огонь и попытаться добраться через помещение с роботами к пожарной лестнице. Он прикидывал шансы…

В конце концов, Александр выбрал второй вариант. В последние несколько секунд жар заметно усилился, пламя отбрасывало на стены яркое сияние, плексиглас превратился в нечто текучее. Загорелся один из роботов, его корпус расплавился, и автомат упал вперед, рухнув на пол у Хоффмана за спиной.

Железо пожарной лестницы так раскалилось, что к нему было не прикоснуться. Хоффман ощущал жар металла даже сквозь подошвы ботинок. Лестница выводила только на следующий этаж, который погрузился в темноту, а не на крышу. В алом сиянии пламени у себя за спиной Хоффман увидел огромное помещение с тремя дверями. Со всех сторон доносился шум, словно гудел сильный ветер. Он услышал, как где-то обрушилась секция пола. Приблизил лицо к сенсору первой двери, чтобы ее открыть. Когда ничего не произошло, Александр вытер лицо рукавом: на коже накопилось слишком много сажи и грязи. Однако сканер вновь не сработал. Не открылась и вторая дверь. А вот третья сразу распахнулась, и он шагнул в полную темноту. Камеры ночного слежения зафиксировали, как Хоффман слепо шарит руками по стенам в поисках следующей двери. Наконец, он нашел новую дверь и двинулся вперед, через лабиринт комнат, пока не распахнул дверь в пекло. Язык пламени метнулся к новому источнику кислорода, словно голодное живое существо. Хоффман повернулся и побежал. Казалось, пламя его преследует, освещая блестящий металл лестницы. Александр оказался в мертвой зоне для камер наблюдения. Через секунду в камеру ударил огненный шар. Система наблюдения перестала существовать.

Для людей, наблюдавших за пожаром со стороны, горящий склад напоминал автоклав. Пламя оставалось невидимым, лишь дым поднимался через швы и вентиляционные отверстия здания, и все это сопровождалось несмолкаемым ревом. Пожарные направили на стены струи воды, пытаясь их охладить. Старший пожарный офицер объяснил Леклеру, что, если открыть двери, огонь вспыхнет еще сильнее из-за увеличившегося притока кислорода. Тем не менее инфракрасные датчики показывали, что внутри здания имеются более темные зоны, где температура не так высока, – значит, там могли уцелеть люди. Отряд пожарных в тяжелых защитных скафандрах был готов войти внутрь.

Габриэль и Квери отвели за периметр оцепленной территории. Им на плечи накинули одеяла. Они молча наблюдали за происходящим. Неожиданно с крыши горящего здания в небо устремилась струя оранжевого пламени. По форме, если не по цвету, оно напоминало огонь на нефтеперерабатывающем заводе; горело нечто газообразное. Затем от огня отделилось что-то темное, и они не сразу поняли, что это человек. Он пробежал к краю крыши, раскинул руки в стороны и прыгнул, как Икар.

Глава 19

Глядя в будущее… какие группы восторжествуют, не сможет предсказать ни один человек; ведь нам очень хорошо известно, что многие группы, в прошлом прекрасно развитые, сейчас исчезли.

Чарлз Дарвин.

Происхождение видов (1859)

Была уже почти полночь; улицы, ведущие к Лез-О-Вив, опустели, магазины и рестораны закрылись. Квери и Леклер молча сидели на заднем сиденье патрульной машины.

– Вы уверены, что не хотите, чтобы вас отвезли домой? – нарушил долгое молчание инспектор.

– Нет, благодарю вас. Сегодня я еще должен связаться с нашими инвесторами, прежде чем они все узнают из сводок.

– Несомненно, это станет главной новостью дня.

– Конечно.

– И все же, после столь трагических событий, вам следует соблюдать осторожность.

– Не беспокойтесь, я не стану рисковать.

– По крайней мере, мадам Хоффман в больнице, где ей помогут пережить шок…

– Инспектор, со мной все будет в порядке, не волнуйтесь.

Квери подпер подбородок рукой и стал смотреть в окно, чтобы прекратить разговор. Леклер отвернулся в другую сторону. Подумать только, всего двадцать четыре часа назад он начинал обычную вечернюю смену! Никогда не знаешь, какие сюрпризы преподнесет тебе жизнь. Шеф позвонил прямо с торжественного обеда в Цюрихе, чтобы поздравить Леклера с «быстрым разрешением потенциально затруднительной ситуации». Министерство финансов довольно: репутация Женевы, как центра инвестирования, не пострадает из-за произошедших событий. И все же инспектор чувствовал, что потерпел поражение: он постоянно отставал на час или два в этой игре.

«Если бы я поехал с Хоффманом в больницу на рассвете, – подумал он, – и настоял, чтобы он остался там, то ничего страшного не произошло бы».

– Мне бы следовало действовать иначе, – пробормотал он себе под нос.

Квери искоса посмотрел на него.

– О чем вы?

– Я подумал, месье, что мог бы разобраться со всем этим лучше, и тогда удалось бы избежать трагедии. К примеру, мог бы раньше заметить – с самого начала, если уж на то пошло, – что Хоффман серьезно болен.

Он подумал о книге Дарвина и безумном предположении Хоффмана, что человек на фотографии каким-то образом должен подсказать полиции, почему на него совершено нападение.

– Может быть, – с сомнением ответил Квери.

– Или на выставке мадам Хоффман…

– Послушайте, – нетерпеливо перебил его Хьюго, – хотите знать правду? Алекс был очень странным человеком, всегда. Мне с самого начала следовало понимать, во что я ввязываюсь. Так что к вам это не имеет никакого отношения, вы уж меня простите.

– Но все равно…

– Поймите меня правильно: мне ужасно жаль, что для него все закончилось именно так. Но представьте себе: все это время он устраивал прямо у меня под носом шоу – шпионил за мной, за своей женой, за собой…

Леклер подумал, сколько раз он слышал подобные удивленные речи от жен и мужей, любовников и друзей; как мало они знали о том, что на самом деле происходило в умах близких им людей.

– А что будет с компанией без Хоффмана? – кротко спросил Леклер.

– С компанией? Какая компания? С компанией все кончено.

– Да, я понимаю, такая реклама может причинить большой вред.

– В самом деле? Вы так думаете? «Гений-шизофреник окончательно потерял контроль над собой, убил двух человек и сжег здание»? Вы об этом?

Машина подъехала к офисному зданию. Квери откинулся на спинку сиденья, посмотрел на крышу и тяжело вздохнул.

– Какая отвратительная история, – сказал он.

– Что верно, то верно.

– Ну ладно, думаю, утром мы с вами еще поговорим.

– Нет, месье, только не со мной. Дело передано очень способному молодому офицеру – Муанье. Вы убедитесь, что он действует весьма эффективно.

– Ну ладно. – Казалось, Хьюго слегка разочарован. Он пожал руку полицейскому. – Значит, мне предстоит общение с вашим коллегой. Доброй ночи.

Он вылез из машины, и его длинные ноги легко коснулись тротуара.

– Доброй ночи. Кстати, – быстро добавил Леклер, – ваши технические проблемы, которые возникли ранее, – я все время хотел спросить, насколько они серьезны?

Ложь всегда давалась Квери без малейших усилий.

– Так, ерунда, ничего страшного.

– Однако ваш коллега сказал, что вы утратили контроль над системой…

– Он не имел этого в виду в буквальном смысле. Ну, вы же знаете, компьютеры…

– О да, конечно, компьютеры!

Квери захлопнул дверцу. Патрульная машина тронулась. Леклер посмотрел вслед финансисту, входящему в здание. В сознании инспектора промелькнула какая-то тень, но он слишком устал, чтобы ее преследовать.

– Куда теперь, босс? – спросил водитель.

– На юг, по дороге к Аннеси-ле-Вьё, – ответил Леклер.

– Ваш дом находится во Франции?

– Около самой границы. Не знаю, как тебе, но мне больше не по карману жить в Женеве.

– Понимаю, о чем вы. Все захватили иностранцы.

Водитель заговорил о ценах на недвижимость. Леклер откинулся назад и прикрыл глаза. Он заснул еще до того, как они добрались до границы с Францией.

Полицейские покинули офисное здание. Один из лифтов заклеили черно-желтой лентой и прикрепили плакат: «Опасно. Лифт не работает». Однако второй лифт сразу открыл двери, и после коротких колебаний Квери в него вошел.

Ван дер Зил и Джулон поджидали его в приемной. Увидев его, встали. Оба выглядели потрясенными.

– Все было в новостях, – сказал ван дер Зил. – Они показали пожар, склад – все.

Квери выругался и посмотрел на часы.

– Пора отправлять электронные сообщения основным клиентам. Пусть узнают о том, что произошло, от нас. – Он заметил, что ван дер Зил и Джулон переглянулись. – Ну, что еще случилось?

– Сначала вам следует кое-что увидеть, – сказал Джулон.

Квери последовал за ними в операционный зал. К его удивлению, ни один из аналитиков не ушел домой. Когда он открыл дверь, все молча встали. Что это означает – проявление уважения? Директор надеялся, что они не ждут от него речи. По привычке он бросил взгляд на бизнес-каналы. Индекс Доу-Джонса вернул две трети своих потерь, теперь его общее падение за день составляло всего триста восемьдесят семь пунктов; ВИКС поднялся на шестьдесят процентов. Результаты выборов в Великобритании были предсказаны после опроса граждан на выходе с избирательных участков: ни одна партия не получила большинства. «Пожалуй, это вполне соответствует сегодняшним результатам», – подумал Хьюго.

Он проверил на ближайшем мониторе прибыли и потери, заморгал, прочитал еще раз, а потом с удивлением повернулся к остальным.

– Это правда, – сказал Джулон. – Мы получили прибыль от кризиса в четыре и одну десятую миллиарда долларов.

– А главное, – добавил ван дер Зил, – что это лишь четыре десятых процента от общей волатильности рынка. Никто ничего не заметит, за исключением нас самих.

– Боже мой… – Квери быстро сделал прикидку собственных капиталов. – Значит, ВИКСАЛ успел завершить все сделки до того, как Алекс его уничтожил.

– Он его не уничтожил, Хьюго, – негромко сказал Джулон после небольшой паузы. – ВИКСАЛ все еще ведет торги.

– Что?

– Он продолжает торговать.

– Но этого не может быть. Я сам видел, как все оборудование сгорело дотла.

– Значит, существует другое оборудование, о котором мы ничего не знаем. Произошло нечто чудесное. Вы видели Интрасеть? Лозунг компании изменился.

Квери посмотрел на лица аналитиков. Они выглядели пустыми и сияющими одновременно, словно их хозяева были членами культа. У Хьюго появилось жуткое чувство. Несколько человек энергично кивали. Он наклонился, чтобы прочитать надпись на экранной заставке.

«У КОМПАНИИ БУДУЩЕГО НЕ БУДЕТ РАБОЧИХ.

У КОМПАНИИ БУДУЩЕГО НЕ БУДЕТ МЕНЕДЖЕРОВ.

У КОМПАНИИ БУДУЩЕГО БУДЕТ ЦИФРОВАЯ ЛИЧНОСТЬ.

КОМПАНИЯ БУДУЩЕГО БУДЕТ ЖИВОЙ».

Квери сидел в своем кабинете и писал письма инвесторам.

«Кому: Этьену и Клариссе Мюсар, Эльмире Гюльжан и Франсуа де Гомбар-Тоннелю, Эзре Клейну, Биллу Эстербруку, Амшелю Херсхаймеру, Иену Моулду, Мечиславу Лукашински, Ху Ливэю, Ки Чану.

От: Хьюго Квери.

Тема: Алекс.

Мои дорогие друзья, к тому моменту, когда вы будете читать мое письмо, вероятно, вам уже станут известны трагические события, которые произошли вчера с Алексом Хоффманом. Сегодня я лично позвоню каждому из вас, чтобы обсудить ситуацию. Сейчас я хочу вас заверить, что он получает лучший медицинский уход из всех возможных, и мы в эти трудные минуты молимся о благополучии Алекса и Габриэль. Конечно, еще слишком рано говорить о будущем компании, которую он основал, но я хочу заверить вас, что все системы работают, из чего следует, что ваши вложения будут продолжать увеличиваться. При личном разговоре я все расскажу вам более подробно».

Аналитики провели голосование и сошлись на том, что они будут хранить в тайне все произошедшее. В свою очередь, компания предоставит каждому бонус в размере пяти миллионов долларов. Они и дальше будут их получать – в соответствии с успехами ВИКСАЛа. Никто не стал возражать. Квери полагал, что это связано с судьбой, которая постигла Раджамани.

Послышался стук в дверь.

– Входите, – крикнул Хьюго.

Оказалось, что это Жену.

– Привет, Морис, чего ты хочешь?

– Я пришел, чтобы снять камеры, если вы не против.

Квери задумался о ВИКСАЛе, представил себе сияющее божественное цифровое облако, периодически приближающееся к земле. Оно могло находиться в любом месте – в душной подземной промышленной зоне, где воняет авиационным топливом, окруженной стрекотом цикад, рядом с международным аэропортом в Юго-Восточной Азии или Латинской Америке. В прохладном лиственном парке под прозрачным теплым дождем в Новой Англии или в бассейне Рейна; в редко посещаемом и темном этаже совершенно нового офиса в Лондоне, Мумбае или Сан-Паулу. Или пустило корни в сотнях тысяч домашних компьютеров.

«Оно вокруг нас, – подумал Квери, – в воздухе, которым мы дышим». Он посмотрел в скрытую камеру, едва заметно поклонился и сказал:

– Оставь их на прежних местах.

Габриэль вернулась туда, где начался ее день. Она сидела в университетской больнице, только на этот раз возле постели мужа. Его положили в отдельную палату в конце темного коридора на третьем этаже. На окнах были решетки, снаружи стояли на посту двое полицейских – мужчина и женщина. Лицо Алекса скрывали повязки и трубки. Он не приходил в сознание с того момента, как упал на землю. Габриэль сказали, что он получил множественные переломы и ожоги второй степени. Алекса привезли из операционной, поставили капельницу, подсоединили к монитору и ввели трубки. Хирург отказался дать прогноз. Он лишь сказал, что следующие двадцать четыре часа будут критическими. Четыре ряда ярких изумрудно-зеленых линий ползли по монитору, производя на Габриэль гипнотическое воздействие. Она вдруг вспомнила их медовый месяц, когда наблюдала, как волны Тихого океана набегали на берег, бесконечно сменяя одна другую.

Александр вскрикнул во сне. Очевидно, его что-то ужасно тревожило. Она коснулась его забинтованной руки – какие мысли проносятся в его могучем разуме?

– Все хорошо, дорогой. Теперь все будет хорошо.

Габриэль положила голову на подушку, рядом с его головой. Странное дело, она ощущала необычное удовлетворение, несмотря на все, что произошло. Теперь он находился рядом с ней. За решетчатым окном церковные часы пробили полночь. Габриэль начала тихонько напевать для мужа колыбельную.