Текст книги "Проклятье хаоса"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Руфо кинулся вниз с кошачьей грацией. Вампир сразу схватил жреца за подбородок и волосы на затылке и, когда тот открыл рот, чтобы закричать, дернул так свирепо, что голова жертвы развернулась у него на плечах с тошнотворным хрустом костей.

Вампир распрямился, озирая четверых спящих. Он разбудит их одного за другим и даст им шанс отречься от своего бога, шанс преклонить колени перед ним, олицетворением Tuanta Quiro Miancay.

Слова Ромуса Скалади

– Пора прощаться, – сказала Шейли, когда следующим утром три спутницы подошли к развилке. Одна дорожка сворачивала на юг, к Библиотеке. Другая по-прежнему тянулась на запад. – Король Элберет будет рад услышать все, что я собираюсь ему сообщить.

– Все? – переспросила Дориген, и проницательная эльфийка поняла, что колдунья говорит о себе, о том, что она жива, здорова и готова предстать перед лицом правосудия и ответить за свои преступления.

Улыбка Шейли послужила исчерпывающим ответом.

– Элберет не из мстительных, – с надеждой добавила Даника.

– Король Элберет, – быстро поправила Дориген. – Я останусь в Библиотеке, – обратилась она к Шейли, – каково бы ни было решение жрецов, и буду ждать вестей от твоего короля.

– С удовольствием доставлю честный приговор, – откликнулась Шейли и, кивнув, зашагала прочь по западной тропинке, скользя по земле так грациозно и бесшумно, что казалась двум женщинам почти видением, искусным гобеленом, вытканным самой природой.

Эльфийка исчезла из виду почти мгновенно, ее серо-зеленый плащ слился с лесными тенями, хотя Даника и Дориген даже не сомневались, что она все еще видит их.

– Меня всегда поражали их движения, – заметила Дориген. – Они так гибки и изящны, даже в бою, хотя я не знаю расы, которая могла бы сравниться с эльфами в жестокости.

Даника не стала возражать. Во время войны в Шилмисте воительница впервые по-настоящему познакомилась с эльфами, и гармония движений, которой она достигла долгими годами тренировок, казалась ей чем-то сродни природе народа Шейли. Даника пожалела тогда, что не родилась эльфом или хотя бы не выросла среди них. Тогда она наверняка стала бы ближе к духу записок великого учителя Пенпага Д'Ана.

Все еще глядя на пустую тропу, она представила, как вернется в Шилмисту и будет работать с народом Элберета, неся им науку Пенпага Д'Ана. Девушка нарисовала себе просторный луг, полный эльфов, исполняющих грациозный танец боевого стиля учителя, и сердце ее даже подпрыгнуло от возбуждения.

Затем Даника отстранила заманчивый образ, отмела его в сторону, припомнив поведение эльфийской расы и то, что в моральном плане означает быть эльфом. Они были спокойны и поверхностны, легко отвлекались и, несмотря на суровость в бою, жили играючи. Изяществом движений они обладали от рождения, а не приобрели его путем тренировок, а это слишком разнилось с жизнью Даники. Следуя за своим наставником, юная воительница редко была беспечна, она всегда пребывала в состоянии сосредоточенности. Даже Шейли, которой Даника с радостью доверила бы прикрывать свою спину в случае опасности, не могла следовать каким бы то ни было курсом долгое время. Пока они неделями дожидались перелома зимы в пещере, эльфийка целыми часами, даже днями просто сидела, уставившись на снег, иногда вскакивая в танце, словно в комнате никого больше не было, словно все в мире потеряло значение, кроме снежных хлопьев и чарующих движений, в которых Шейли вряд ли отдавала себе отчет.

Эльфы не приспособлены для жесткой дисциплины учения Пенпага Д'Ана. Даника не претендовала на то, чтобы понять их, любого из них, даже Шейли, ставшую столь дорогой для нее. Она знала, что верность эльфов вечна, но даже предположить не могла, какими мотивами руководствовалась Шейли. Шейли видела мир в перспективе, которой Даника не способна была постигнуть, под углом, под которым дружба видится совсем в ином свете. Хотя Даника и не сомневалась, что Шейли искренне любит ее, она знала, что эльфийка будет встречать рассветы еще несколько столетий после того, как она, Даника, умрет от старости. Скольких еще друзей-людей узнает и полюбит Шейли за эти века? Выдержит ли память о Данике проверку столь долгим временем, или она станет лишь неясным проблеском в будущем Дремлении Шейли?

Короче говоря, в глазах Шейли Даника никогда не будет так важна, как Шейли – в глазах Даники. Ведь яркая память об эльфийке будет жить в сознании девушки до самой ее смерти.

Она какое-то время размышляла об этой разнице между ними и решила, что ее способ жить лучше и существование больше наполнено страстями. И все же Даника обнаружила, что все еще завидует Шейли и ее роду. Золотоволосая эльфийка от природы обладала тем, о чем грезила Даника: миром и грацией истинной гармонии.

– Мы будем там сегодня? – спросила Дориген, и впервые Даника заметила легкую дрожь в голосе решительной женщины.

– Сегодня, – подтвердила она и зашагала по тропе, ведущей на юг.

Дориген на секунду замешкалась, собираясь с духом. Она знала, что поступает правильно, что она должна так сделать, должна, по крайней мере, Библиотеке и эльфам. И все же первый шаг по этой дороге тяжело дался колдунье, но она сделала и второй, и третий, и все остальные.

Совсем неподалеку на западной тропе стояла Шейли, следя за каждым шагом Дориген. Она не сомневалась в искренности Дориген, знала, что чародейка честно намеревается пройти через все, что ей суждено, но эльфийка знала и то, что путешествие предстоит куда более трудное, чем предполагает Дориген. Вполне возможно, что колдунья идет к своей смерти. Где-то на пути Шейли поняла, что Дориген придется сражаться с собственным инстинктом выживания, основной и самой могущественной силой, таящейся в любом человеке.

Шейли подождала еще мгновение и неслышно нырнула в густой подлесок, обступивший южную тропу. Если Дориген проиграет битву, эльфийка будет наготове.

На данный момент Шейли называла Дориген другом, но эльфийка не могла забыть шрамы Шилмисты. Если Дориген не сумеет превозмочь себя и предстать перед правосудием победителей, то Шейли осуществит суд Шилмисты… с помощью одной-единственной меткой стрелы.

– Где Брон Турман? – нервно спросил один из младших жрецов.

Он облокотился на низкое ограждение, окружающее алтарь одной из библиотечных молелен первого этажа.

– И декан Тобикус? – добавил другой. Ромус Скалади, невысокий смуглый жрец Огма, чьи плечи были так широки, что фигура его казалась почти квадратной, попытался успокоить пятерых братьев-жрецов из обоих орденов, похлопав в ладоши и сказав им: «Тсс», словно маленьким детям.

– Кэддерли наверняка вернется, – с надеждой сказал третий, стоя на коленях перед алтарем. – Кэддерли все приведет в порядок.

Два других молодых человека, единственные жрецы Денира в этой компании, слышавшие предостережение Тобикуса относительно Кэддерли, переглянулись друг с другом и пожали плечами: они разделяли общий страх – а вдруг за всеми странностями, происходящими сейчас вокруг них, действительно стоит Кэддерли? Целый день никто не видел ни одного из глав обоих орденов, а с тех пор, как исчезли Тобикус и Брон Турман, прошло уже два дня.

Ходили слухи, правда ничем не подтвержденные, что полдюжины младших жрецов этим утром были обнаружены мертвыми в своих комнатах, мирно лежащими… под своими кроватями! Однако жреца, рассказавшего эту ошеломительную историю, нельзя было считать надежным источником информации. Он совсем недавно присоединился к ордену Огма – маленький, слабый человечек, сломавший ключицу при первом же единоборстве. Все догадывались, что он не желает оставаться в ордене, а его просьбы о вступлении в орден Денира тамошние жрецы приняли не слишком благосклонно. Так что когда шестеро присутствующих сегодня днем столкнулись с ним, топающим с пожитками в заплечном мешке прямиком к выходу, никто из них не запаниковал.

Однако нельзя было отрицать, что сегодня в Библиотеке необычайно тихо – кроме одного угла на втором этаже, где брат Чонтиклир укрылся в своей комнате, распевая гимны богам. Ни одна живая душа не показывалась на территории наставников. Итак, было необычайно тихо и необычайно темно; почти каждое окно что-нибудь да загораживало. Обычно в Библиотеке проживали около восьмидесяти жрецов – а до неприятности с Проклятием Хаоса куда больше ста, – и в любое время тут присутствовали от пяти до тридцати посетителей. Сейчас список гостей, конечно, невелик, зима только-только пошла на попятный, но и список жрецов, ушедших в Кэррадун или Шилмисту, весьма короток.

Так где же все?

Еще одним тревожным ощущением, которое шестеро жрецов никак не могли игнорировать, было слабое, но вполне определенное чувство, что Библиотека Назиданий как-то изменилась, словно мрак, сгустившийся вокруг них, был чем-то большим, нежели просто отсутствием света. Даже полуденный ритуал, на котором брат Чонтиклир пел обоим богам в присутствии всех жрецов, уже два дня не проводился. Ромус сам ходил к комнате певца, опасаясь, что тот заболел. Он нашел дверь запертой, и только через несколько минут непрерывного стука Чонтиклир отозвался, велев ему убираться вон.

– Я чувствую себя так, словно кто-то воздвиг надо мной потолок, – заметил один из жрецов Денира, поверивший во вселенные в него Тобикусом подозрения касательно Кэддерли. – Потолок, отделяющий меня от Денира.

Его товарищ кивнул, а жрецы Огма сперва переглянулись друг с другом, а потом посмотрели на Ромуса, самого сильного клирика среди них.

– Я уверен, что тут есть простой ответ.

Ромус постарался сказать это как можно спокойнее, но остальные пятеро знали, что он согласен с определением жреца Денира. Библиотека всегда считалась одним из самых священных мест, где жрецы, да и любой верующий, могли ощутить присутствие своего бога или богини. Даже заходившие сюда друиды поразились, отыскав ауру Сильвэнуса в стенах построенного людьми здания.

А для жрецов Огма и Денира и вовсе не было более святого места на всем Фаэруне. Здесь они отдавали дань богам, здесь учились наукам и искусству. Здесь, где пел Чонтиклир.

– Мы будем бороться! – неожиданно провозгласил Ромус Скалади.

После секундного шока жрецы Огма закивали, а люди Денира продолжали ошарашенно пялиться на коренастого Скалади.

– Бороться? – переспросил один из них.

– Дань нашему богу! – ответил Скалади, сбрасывая черный с золотом жилет и белую рубаху, открывая грудь, бугрящуюся мускулами, густо заросшую черным волосом. – Мы будем бороться!

– О-о, – раздалось за их спинами женское воркование. – Я так люблю бороться!

Шестеро жрецов разом обернулись, все как один уверенные, что это, наконец, вернулась Даника, женщина, не только любящая борьбу, но и способная победить любого жреца в Библиотеке.

Но увидели они не Данику, а Хистру, соблазнительную жрицу Сьюн, в обычном для нее малиновом платье с таким глубоким декольте спереди, что в нем, кажется, мелькал даже пупок, и с разрезом до бедра, демонстрирующим стройные ножки. Ее длинные пышные волосы, покрашенные на этой неделе в такой светлый цвет, что выглядели почти белыми, как всегда, вились буйными локонами; на лицо густым-густым слоем наложена косметика – никогда еще жрецы не видели таких ярко-красных губ! Аромат духов, которых она тоже не пожалела, заструился по молельне.

Что-то тут не так. Все шестеро жрецов понимали это, однако никто не мог определить точно, что именно. Под обильной раскраской Хистры кожа была мертвенно-бледна, как и нога, выставленная из-под платья. А запах духов, сладкий до тошноты, почему-то не привлекал мужчин.

Ромус Скалади внимательно изучал женщину. Ему никогда особенно не нравилась Хистра и ее богиня Сьюн, единственной доктриной которой было физическое любовное наслаждение. От вида вечно голодной Хистры у Скалади всегда шевелились волосы на затылке – и сейчас тоже, но куда сильнее, чем обычно.

А еще Скалади знал, как это необычно – встретить Хистру на первом этаже: жрица практически никогда не покидала свою комнату, а точнее, свою постель.

– Почему ты здесь? – спросил озабоченный жрец, но Хистра вроде бы даже не заметила его слов.

– Я так люблю бороться, – промурлыкала она снова с неприкрытой похотью, открыла рот и дико расхохоталась.

Шестеро жрецов все поняли: все шестеро нервных жрецов не могли не определить вампира по клыкам.

Пятеро из шести, включая Скалади и обоих жрецов Денира, немедленно схватились за свои священные медальоны.

Хистра продолжала смеяться.

– Поборитесь-ка с этими! – воскликнула она, и в комнату, шаркая и покачиваясь, вошли несколько изувеченных, разлагающихся людей – людей, которых жрецы знали.

– О мой Денир, – беспомощно выдохнул один жрец.

Ромус прыгнул вперед, бесстрашно выставив перед собой символ Огма:

– Убирайтесь из этого священного места, нечистые твари! – выкрикнул он, и зомби прекратили шаркать, а двое из них даже повернули обратно.

Хистра яростно зашипела на монстров, заставляя их продолжать.

– Я отвергаю тебя! – взревел Ромус, и Хистра, попятившись, едва не упала.

Один зомби неуклюже потянулся к жрецу, тот рявкнул на нежить и, взмахнув священным символом, отважно ударил им монстра по щеке. Из раны тут же вырвался едкий дым, но чудовище устояло, а его компаньоны меж тем обогнули Ромуса, пытаясь добраться до остальных.

– Я не могу прогнать их! – закричал позади Ромуса кто-то. – Где Денир?

– Где Огм? – взвыл другой.

Одеревеневшая рука, словно дубинка, стукнула Ромуса по плечу. Он охнул от удара и поддел кулаком подбородок зомби, отгибая его голову назад, а затем полоснул краем священного символа по горлу монстра. И снова из легко разошедшейся гнилой плоти вылетел клуб дыма.

Но зомби не нуждались в воздухе, так что рана оказалась не слишком серьезной.

– Сражайтесь с ними! – воскликнул Ромус Скалади. – Бейте их!

Чтобы подкрепить примером свой призыв, могучий жрец Огма, суля зомби все кары земные, схватил не-мертвый труп, вскинул его над головой и швырнул в статую у стены. Затем жрец обернулся проверить, как там его друзья, и обнаружил, что они не дерутся, а отступают с искаженными от ужаса лицами.

Ну конечно, сообразил Скалади. Эти не-мертвые чудовища, с которыми они столкнулись, были при жизни их друзьями!

– Не смотрите на их лица! – приказал он. – Они больше не принадлежат к ордену. Они просто инструменты, оружие в чужих руках! Оружие Хистры, – закончил Ромус Скалади, оборачиваясь к вампирше. – Теперь ты умрешь, – пообещал он, поднимая пылающий священный символ навстречу чудовищу. – От моей руки.

Хистре не хотелось сталкиваться со Скалади. Как Баннер и Тобикус, она еще не вошла в полную силу, но даже если бы обращение уже свершилось, она все равно подумала бы дважды, поскольку видела: служитель полон веры и она может забрать его сердце, но не душу, ибо он отринул всякий страх – а чужой страх был, возможно, сильнейшим оружием вампиров.

Хистра демонстративно плюнула на выставленный Скалади священный символ, но жрец разглядел за дерзостью блеф. Если он сумеет добраться до нее и впихнуть божественный символ в ее поганую глотку, то зомби лишатся главаря и их легко можно будет изгнать.

Внезапно Хистра метнулась в сторону, к алтарю, вглубь молельни, и Скалади обнаружил между собой и вампиршей двух зомби.

Но теперь сражались и остальные жрецы. Двое служителей Денира принесли с собой оружие, освященные булавы, а двое других бросились к алтарному столику, мудро воспользовавшись его отломанными ножками как дубинками.

Последний жрец Огма, тот самый, который не вытащил священный символ, когда Хистра разоблачила себя, прижался к стене, мотая головой в неприкрытом ужасе. А как возросла его паника, когда Хистра оттолкнула приблизившихся к человеку зомби и предстала перед ним со своей зубастой улыбкой!

Зомби теснили Скалади, ему приходилось нелегко. Теперь он знал, что Библиотека больше не дом ни Огму, ни Дениру и что осквернение почти завершено. День снаружи выдался пасмурный, но солнце, их союзник, все же иногда проглядывало сквозь хмурые тучи.

– Гоните их из комнаты! – велел Скалади. – Из комнаты и из Библиотеки!

Он рванулся вперед и оттолкнул двух зомби к стене, пытаясь расчистить своим друзьям дорогу к бегству.

Настал черед служителей Денира, их тяжелые булавы разбрасывали врагов по сторонам. Внезапно оказалось, что путь открыт, и сперва жрецы, а потом и Скалади кинулись к двери. Люди Огма с дубинами рванулись следом, но один, перепрыгивая через ограждение алтаря, зацепился ногой и рухнул лицом вниз на каменный пол.

Зомби мгновенно сгрудились над ним; товарищ упавшего повернулся и кинулся на подмогу.

Скалади уже добежал до дверей молельни, когда оглянулся и увидел случившееся несчастье. Первым порывом было возвратиться и умереть рядом с соратниками, и он уже сделал шаг обратно. Но двое жрецов Денира поймали его за плечи, и, хотя они не смогли бы оттащить могучего бойца назад, если бы он стал сопротивляться, пауза дала Скалади мгновение, чтобы взглянуть на вещи трезво.

– Ты не поможешь им! – выкрикнул один жрец.

– Мы должны выжить и предупредить город! – добавил другой.

И Скалади, шатаясь, покинул молельню. Стая зомби разорвала двух служителей Огма на кусочки.

Но прижавшегося к стене жреца, человека, не раз тайком проводившего вечера с Хистрой, ждала участь куда страшнее. Он чувствовал слишком большую вину, чтобы противостоять сейчас вампирше. Он нерешительно качал головой, шепотом умоляя ее уйти.

Женщина улыбнулась и придвинулась, и жрец, несмотря на ужас, сам предложил ей свою шею.

Трое сбежавших служителей мчались по коридору, не встречая сопротивления. Парадные двери уже виднелась впереди, одна створка стояла открытой, и в холл Библиотеки струились тусклые лучики солнца.

Один из служителей Денира вскрикнул и схватился за шею, а потом рухнул наземь.

– Дверь! – взвыл Скалади, волоча за собой второго.

Жрец оглянулся на своего собрата и увидел, как тот дико отбивается от беса с крыльями летучей мыши, скачущего по его плечам, кусающего человека за ухо и беспрестанно жалящего его ядовитым острием хвоста.

Скалади метнулся к двери, а та качнулась от него, словно по собственной воле, и захлопнулась с гулким треском, так что он рухнул у ее подножия.

– О мой Денир, – услышал он шепот своего последнего спутника.

Скалади перевернулся и заметил стоящего в тени декана Тобикуса и Кьеркана Руфо – Кьеркана Руфо! – бесшумно приближающегося к сморщенному старику.

– Денир покинул это место, – спокойно, без всякой угрозы произнес Тобикус, шагнув к человеку, широко, словно для объятий, раскинув руки. – Пойдем со мной, я покажу тебе новый путь.

Молодой жрец дрогнул, и на миг Скалади показалось, что он сейчас отдаст себя Тобикусу, который был уже всего в двух шагах от него.

И тут юноша начал действовать – его булава с хрустом врезалась в морщинистое лицо декана. Голова Тобикуса резко дернулась, и он отшатнулся. Но всего на один шаг – и вновь выпрямился, сурово уставившись на не верящего своим глазам молодого жреца Денира. В результате повисла долгая пауза, долгая и жуткая, как перед прыжком припавшего к земле хищника.

Затем Тобикус вскинул руку с согнутыми, словно когти, пальцами и, издав нечеловеческий рев, ринулся на юного жреца и свалил его с ног неистовыми ударами.

Скалади, пошатываясь, наконец, поднялся и навалился на дверь, толкая ее изо всех своих немалых сил.

– Она не откроется, – заверил его Кьеркан Руфо.

Скалади не сдавался. Он услышал, как Руфо шагнул к нему, встав прямо за спиной.

– Она не откроется, – вкрадчиво повторил он.

Скалади развернулся, выбросив вперед руку со священным символом. Вампир отпрянул подальше от внезапного сияния.

Но Руфо, в отличие от Хистры, был полон клубящегося внутри Проклятия Хаоса. Это делало его во много раз могущественнее. Момент удивления быстро прошел.

– Теперь ты умрешь! – пообещал Скалади, но к тому времени, как он закончил это простое предложение, из его голоса улетучилась всякая уверенность.

Он ощутил присутствие Руфо, проникшего в его голову, заставляющего его сдаться, вселяющего чувство неуверенности.

Ромус Скалади всегда был бойцом. Он, сирота, вырос на улицах Сандабара, каждый день бросая и принимая вызовы. Так же он дрался и сейчас, всей своей волей противостоя вторжению Руфо.

Зеленые стрелы обжигающей энергии вонзились в его руку, выбивая священный символ. И Скалади, и Руфо обернулись к улыбающемуся Друзилу, все еще восседающему на поверженном теле жреца.

Руфо очнулся первым, и Скалади оставалось лишь беспомощно смотреть, как Руфо схватил его за запястье и рванул к себе так, что лицо вампира оказалось лишь в дюйме от его собственного.

– Ты силен, – проговорил Руфо. – Это хорошо.

Скалади плюнул в ненавистную рожу, но Руфо не взорвался от гнева, как Тобикус. Проклятие Хаоса вело вампира, помогая ему сосредоточиться на том, что считало наилучшим.

– Я предлагаю тебе силу большую, – шептал Руфо. – Предлагаю бессмертие. Если бы ты знал, сколько удовольствия…

– Ты предлагаешь проклятие! – прорычал Скалади.

На другом конце холла закричал жрец, потом вопли стихли, и Тобикус приступил к трапезе.

– Что ты можешь об этом знать? – требовательно спросил Руфо. – Я жив, Ромус Скалади! Я изгнал отсюда Денира и Огма!

Скалади опустил голову в попытке защитить шею.

– Библиотека моя! – продолжал Руфо. Одной рукой он схватил Скалади за густые волосы и с силой, ужаснувшей жреца, легко оттянул его голову назад. – И Кэррадун будет моим!

– Это всего лишь места, – твердо сказал Скалади с простой и неопровержимой логикой, которая всегда вела этого человека по жизни.

Он знал, что Руфо желает большего, чем завоевание зданий и городов. Он знал, чего жаждет вампир.

– Ты можешь примкнуть ко мне, Ромус Скалади, – уверенно, но предсказуемо предложил Руфо. – Можешь разделить со мной силу. Ты же любишь силу.

– У тебя нет силы, – заявил Скалади, и его подлинное спокойствие, казалось, смутило Руфо. – У тебя есть лишь ложь и фальшивые обещания.

– Я могу вырвать твое сердце! – взревел Руфо. – И проглотить его, а ты, умирая, будешь смотреть на это!

Тут в холл вошла Хистра в сопровождении парочки зомби.

– А хочешь стать как они? – спросил Руфо, указав на кадавров. – Так или иначе, ты станешь служить мне!

Скалади взглянул на гниющих монстров и, к ужасу Руфо, улыбнулся. Они были всего лишь жалкими ходячими трупами, не больше, жрец знал это, верил всем своим сердцем. Хранимый этой верой, служитель Огма взглянул прямо в налитые кровью глаза вампира, прямо в его слюнявое, звериное лицо.

– Я – больше, чем мое тело, – провозгласил Ромус Скалади.

Руфо запрокинул голову жреца Огма еще круче, ломая позвоночник. Одной рукой разъяренный вампир отшвырнул Скалади через весь холл так, что тот врезался в стену и скорчился на полу.

Хистра злобно зашипела, Тобикус присоединился к ней, и они разразились жуткими аплодисментами во славу своего хозяина, закружившись вокруг него в хороводе. Обезумевший Руфо отринул ненавистные слова Скалади и теперь рычал и шипел от всего своего нечистого сердца.

– …Больше, чем тело, – прилетел из угла слабый шепот.

Трое вампиров остановили свой танец смерти, перестали петь и все как один повернулись к изломанному жрецу, приподнявшемуся на локте с неестественно запрокинутой головой.

– Ты мертв! – заорал на него Руфо, впустую опровергая слова жреца.

Скалади быстро поправил его:

– Я нашел Огма.

И человек умер, оберегаемый своей верой.

Снаружи Библиотеки возбужденный Персиваль перепрыгивал с ветки на ветку, прислушиваясь к мучениям тех, кто там, внутри, был все еще жив. Зверек спустился на землю, как раз тогда, когда Руфо захлопнул дверь перед носом Скалади.

Сейчас Персиваль поднялся высоко-высоко, так высоко, как только смог взобраться. Бурно вереща и перескакивая с сука на сук, он кружил по всей рощице. Персиваль слышал крики, а из одного окна на втором этаже неслась Песнь Денира, молитва брата Чонтиклира.

Но крики были громче.