Текст книги "Пришелец и закон"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

*21*

– Обвинение вызывает Келкада, – объявила Линда Зиглер.

Капитана пришельцев привели к присяге.

Зиглер встала на место ведущего опрос. В этот раз она подбирала слова очень тщательно.

– Келкад, каковы были ваши служебные отношения с обвиняемым?

– Я капитан звездолёта, на котором он служит.

– То есть вы его начальник?

– Да.

– И вы также его друг?

– Мы не близки эмоционально.

– Келкад, как долго вы знаете Хаска?

– Двести девятнадцать ваших лет.

– Но большую часть этого времени вы провели в гибернации, не так ли?

– Это так.

– Сколько времени вы провели в гибернации?

– Двести одиннадцать земных лет.

– То есть, если исключить это время, то получится, что вы знаете Хаска в течение восьми лет?

– Да.

– Вам приходилось его наказывать?

– Конечно. Я его начальник.

– Другими словами, в прошлом Хаску приходилось нарушать правила?

– Время от времени.

– Не могли бы вы привести пример?

– Конечно. Правила требуют производить продувку корабельной установки утилизации отходов после каждого использования; Хаск иногда забывал следовать этому протоколу.

Двое присяжных усмехнулись.

– Прошу прощения? – сказала Зиглер.

– Это можно сравнить с несмытым унитазом, – пояснил Келкад

На этот раз рассмеялись все присяжные и сама судья Прингл. Зиглер немного покраснела.

– Вы можете привести пример более серьёзного проступка?

– Я не знаю, что именно вы посчитали бы более серьёзным, – сказал Келкад.

– Правда ли, что ваша команда поначалу состояла из восьмерых тосоков?

– Возражение, – сказал Дэйл. – Не относится к делу.

– Отклоняется.

– Да, – ответил Келкад.

– Правда ли, что один из членов команды погиб по пути к Земле?

– Возражение, – сказал Дэйл. – Не относится к делу.

– Отклоняется.

– Да, – ответил Келкад.

– Как звали погибшего члена команды?

– Её звали Селтар.

– Вы наказали Хаска за смерть Селтар?

– Я был недоволен, но её смерть выглядела неизбежной. Однако я наказал его за то, что он вышел на контакт с людьми, не разбудив меня; я посчитал, что Хаск самонадеянно превысил свои полномочия.

– Известно ли лично вам, что убило Селтар?

– Хаск сказал мне, что…

– Показания с чужих слов не принимаются во внимание, – прервала его Зиглер. – Известно ли лично вам, что убило Селтар?

– Да.

– Как вам это стало известно?

– Хаск проинформировал меня, что…

– Я повторяю: не с чужих слов.

– Я верю Хаску, – сказал Келкад.

– Не является ответом на вопрос, – сказала Зиглер. – Просим вычеркнуть.

– Присяжные не должны принимать во внимание последнюю реплику свидетеля, – сказала Прингл.

– Вы лично осматривали тело Селтар?

– Нет.

– Почему?

– Когда произошёл несчастный случай, я был в гибернации.

– А Селтар – нет?

– Нет.

– Кто ещё не был в гибернации?

– Хаск также бодрствовал.

– Только Хаск и Селтар бодрствовали в этот момент на борту вашего корабля?

– Да.

– И Хаск был единственным возможным свидетелем смерти Селтар?

– Да. Однако, мне неизвестно, был ли он свидетелем её смерти. Она погибла, осуществляя ремонт нашего корабля.

– Я не спрашивала вас об этом. Что стало с телом Селтар?

– Оно было выброшено в пространство.

– Целиком?

Щупальца на голове Келкада сложились в выражение озадаченности.

– Прошу прощения?

– В пространство было выброшено всё тело, все его части?

– Нет.

– Какие-то части не были выброшены?

– Перед этим с тела были собраны важные компоненты.

– «Собраны». Что вы имеет в виду?

Келкад ответил не сразу. Он взглянул на других тосоков, будто испытывая неловкость.

– Её органы были изъяты и законсервированы на случай, если в будущем кому-то понадобится пересадка. Конечно, когда повреждён лишь один орган из четырёх, то он регенерируется сам, но если одновременно пострадало два или три, то может потребоваться пересадка.

– Кто осуществлял изъятие органов?

– Хаск, разумеется.

– Подведём итог, – сказала Зиглер, поворачиваясь к присяжным. – Перед прибытием к Земле Хаск был пробуждён раньше остальных, и одной из его главных обязанностей в это время было выреза́ть органы из тела мёртвого тосока.

– Это не было его главной обязанностью.

– Но он это сделал.

– Да. Я видел органы Селтар в холодном хранилище на борту нашего звездолёта.

– То есть Хаск вскрыл её тело, изъял из него сердце, лёгкие и тому подобное.

– Да.

– Расплёскивая повсюду кровь.

Присяжный номер четыре издал сдавленный вздох.

– Ваша честь! – сказал Дэйл. – Возражение.

Судья Прингл неодобрительно посмотрела на обвинителя.

– Принимается. Задавайте вопросы, миз Зиглер.

– Хаск – не доктор, верно?

– Верно. Но он прошёл под руководством жреца-терапевта посвящение в выполнение определённых медицинских процедур; мы все получили такую подготовку.

– Несмотря на тосокское табу на подобные вещи?

– Наш взгляд на внутреннее устройство тела подобен вашему взгляду на сексуальное взаимодействие. Это интимная материя, но в должное время она должным образом познаётся. Учитывая тот факт, что в тосокском половом акте участвуют пятеро, у нас нет никаких табу на этот счёт, и я вас заверяю, миз Зиглер, что смущение, которые испытывают люди при разговорах о сексе, кажется нам таким же странным, как вам – наша скрытность в вопросах внутренней биологии.

– Понятно, – сказала Зиглер. – Когда перед Хаском встала задача изъятия органов Селтар, это был первый раз, когда он производил подобную процедуру на настоящем теле, ведь так? Во время обучения он имел дело с муляжами и виртуальными моделями, верно?

– Возражение, ваша честь, – сказал Дэйл. – Составной вопрос.

– Принимается.

– Насколько вам известно, – сказала Зиглер, – Хаск раньше никогда не расчленял настоящее тело?

– Возражение против термина «расчленял». Возбуждение неприязни.

– Принимается.

– Насколько вам известно, – сказала Зиглер, – Хаск раньше никогда не извлекал органы из настоящего тела, верно?

Часы на стене снова коротко зажужжали. Среди зрителей кто-то кашлянул.

– Верно.

Зиглер впилась взглядом в лицо капитана пришельцев.

– Можно ли предположить, что Хаск испытывал удовольствие от этого акта?

– Возражение! Требование строить догадки.

– Принимается.

– Хорошо. Как руководитель экспедиции, вы, несомненно, получили какую-то подготовку в области психологии, не так ли?

– Да.

– Тосокской психологии, верно?

– Да.

– То есть вы квалифицированный эксперт в этой области – в большей степени, чем любой земной психолог?

– Да.

– И из всей вашей команды вы получили наибольшую подготовку в области психологии?

– Ваша честь, – сказал Дэйл, разводя руками. – Возражение. Миз Зиглер уже пробовала этот фокус. Мы никак не можем это проверить. Разумеется, суд не может полагаться на подобного рода мнения.

– Обвинение не просит вас полагаться на высказываемые Келкадом мнения, ваша честь, – сказала Зиглер, – однако тосоки – единственные, кто может дать хоть какие-то показания в интересующих нас областях. Как таковые, они являются основанными на фактах и, безусловно, используются в доказательном контексте.

– Обычно я бы такого не позволила, – сказала Прингл, – но, мистер Райс, я разрешаю вам действовать сходным образом при опросе своих свидетелей.

– Спасибо, – сказала Зиглер. – Келкад, позвольте мне задать вам, как эксперту в тосокской психологии, гипотетический вопрос. Принимая во внимание имеющееся в вашей культуре табу на всё, связанное с внутренними физиологическими процессами, можно ли вообразить, чтобы какой-нибудь тосок мог находить удовольствие в выполнении изъятия органов?

– Не нормальный тосок.

– Нет, не нормальный тосок, – повторила Зиглер. – Но в анналах тосокской психологии встречались ли личности, находящие удовольствие в разрезании чужих тел?

Келкад молчал.

– Ну же, Келкад. Я понимаю, что вы хотите показать свой народ только с лучшей стороны, так же как наша раса пытается повернуться своей лучшей стороной к вам. Существуют люди, которым приятно делать подобные вещи. Мы считаем их больными и ненормальными, и они, к счастью, встречаются редко, но такие люди существуют. Вы хотите сказать, что среди тосоков таких нет?

– Есть, – нехотя ответил Келкад.

– В тосокской психологии имеются предиктивные тесты для такой предрасположенности?

– Я не понял вопроса.

– Я хотела сказать, как вы обнаруживаете наличие подобных отклонений? Можете вы это сделать, просто посмотрев на тосока?

– Нет.

– Могут обычные тосокские психологические тесты – скажем, те, которым подвергалась ваша команда перед зачислением в состав экспедиции – выявить подобную предрасположенность?

– Сомневаюсь в этом.

– То есть в большинстве случаев тосок может не знать, что испытывает удовольствие от подобных вещей, пока обстоятельства не заставят его лично заняться выемкой органов?

– Да, думаю, это возможно.

– И если тосок и правда почувствует при этом возбуждение, то испытает при этом немалое удивление, не так ли?

– Я, безусловно, испытал бы шок, если бы узнал такое о себе, – сказал Келкад.

– Не сомневаюсь, – сказала Зиглер. – Устроена ли психология тосоков таким образом, что он желает повторить снова то, что однажды доставило ему удовольствие?

– Возможно.

– Вы уклоняетесь от ответа, Келкад. Мне нужен более конкретный ответ.

– Возражение, – сказал Дэйл. – Давление на свидетеля.

– Отклоняется.

– Да, тосоки могут захотеть повторить то, что доставило удовольствие.

– Итак, – сказала Зиглер, – если бы Хаск обнаружил, что испытывает удовольствие от изъятия органов из…

– Возражение! Ваша честь, обвинение аргументирует свою версию.

– Принимается.

– Хорошо, – сказала Зиглер. Она посмотрела на присяжных. – Очень хорошо. Мистер Райс, свидетель ваш.

Дэйл поднялся.

– Келкад, в вашем присутствии Хаск когда-либо проявлял признаки садизма?

Транслятор Келкада пискнул.

– Садизма?

– Получение удовольствия от причинения другим боли.

– Нет, Хаск никогда не демонстрировал ничего подобного.

– Он никогда не проявлял неестественного увлечения сценами насилия?

– Нет.

– Кровожадности?

– Нет.

– Вы видели когда-нибудь, чтобы он намеренно причинял боль другому тосоку?

– Нет.

– А животным на вашей планете?

– Наоборот, Хаск держал ручного коглу, которого очень любил и всячески о нём заботился.

– Спасибо, – сказал Дэйл, возвращаясь на своё место. – Больше вопросов не имею.

*22*

Следующие две недели ушли на опрос множества второстепенных свидетелей – остальных тосоков, специалистов по человеческой девиантной психологии, разнообразных личностей, пытающихся подкрепить шаткое обвинение в предварительном умысле, которое, похоже, базировалось всего на двух фактах: во-первых, Хаск остался в общежитии в то время, как остальные пошли на лекцию Стивена Джея Гулда, зная, что Колхаун тоже на неё не пошёл, и, во-вторых, для того, чтобы стимулировать преждевременную линьку, он должен был заранее позаботиться о доставке со звездолёта специального химического вещества.

Наконец, пришло время для наиболее убедительного свидетельства обвинения. Линда Зиглер поднялась из-за своего стола.

– С разрешения суда, – сказала она, – обвинение просит приобщить к делу фрагмент видеоплёнки, отснятой жертвой на борту тосокского корабля.

– Мистер Райс?

С самого начала процесса Дэйл делал всё, что в его силах, чтобы этого избежать, но судья Прингл решила, что улика приемлема, и апелляционный суд с ней согласился.

– Не возражаю, – ответил он.

– Продолжайте.

На стенах зала суда были установлены два больших телеэкрана: один был обращён к присяжным, другой – к зрителям. На столе у судьи Прингл был собственный телемонитор меньшего размера; такие же имелись на столах защиты и обвинения. Бейлиф приглушил освещение в зале…

У всех фотографий шагающих по Луне астронавтов «Аполлона-11» была одна общая черта: все они изображали База Олдрина, по той простой причине, что камера была у Армстронга. Хотя Армстронг и был первым человеком, ступившим на Луну, фотографий, изображающих его на Луне, практически не существует.

Видео на борту тосокского звездолёта снимал Клетус Колхаун, и, кроме случайного попадания в кадр одной из его долговязых ног, он сам на нём полностью отсутствовал. Дэйл Райс был этому рад. Чем больше присяжные забудут о Колхауне – этом обаятельном рубахе-парне, обменивающемся шуточками с Джеем Лено – тем лучше.

Однако неторопливый голос Клита был слышен ясно и отчётливо на всём протяжении отснятого материала. Видео начиналось с его разговора с плавающим в невесомости Хаском, снятым крупным планом; Дэйл уже и забыл, какой синей была его старая кожа.

– Но вы, ребята, – говорил Клит со своим густым теннессийским акцентом, – способны отключаться на целые столетия, способны к этому от природы. Конечно, в космосе можно создать суррогат гравитации – летя с постоянным ускорением или раскрутив корабль вокруг оси. Но вот с продолжительностью космических путешествий ничего поделать нельзя. Вы же, с вашей естественной способностью к гибернации – вы даёте нам сто очков вперёд. Возможно, нам на роду написан ближний космос, но вы – вам назначено судьбой летать меж звёзд.

– Многие наши философы согласились бы с этим, – сказал Хаск. Через секунду: – Но, разумеется, не все. – Какое-то время они оба молчали. – Я голоден, – сказал Хаск. – Возврат к жизни потребует нескольких часов. Вы нуждаетесь в пище?

– Я взял кое-что с собой, – сказал Клит. – Флотские пайки. Не разносолы, конечно, но сойдёт.

– Идите за мной, – сказал Хаск. Пришелец согнул свои трёхсоставные ноги и оттолкнулся от стены. Клит отталкивался рукой – она на мгновение появилась в кадре, но, по-видимому, помогал себе и ногами. Они проплыли по ещё одному коридору; крупные жёлтые светильники на потолке перемежались с меньшими оранжевыми.

Вскоре показалась дверь, которая при приближении Хаска скользнула в сторону. Они вплыли в помещение. Как только они оказались внутри, на потолке зажглись дополнительные лампы.

Со стороны Клита послышался звук судорожного вздоха. Дэйл не имел возможности узнать, что он тогда почувствовал, но его самого в этом месте всегда начинало тошнить. В приглушённом свете зала суда он отметил, как содрогнулись некоторые присяжные.

В середине кадра была обширная окровавленная масса. Понадобилось несколько секунд, чтобы осознать её форму по мере того, как Клит обходил с камерой вокруг неё.

Это выглядело как длинный толстый канат из сырого мяса, поверхность которого поблескивала розовато-красной кровью. Канат складывался и извивался, образуя нечто, похожее на груду вынутых внутренностей. В диаметре он был около пяти дюймов, а в длину, если его размотать, достигал бы пятидесяти футов: огромная окровавленная анаконда с содранной кожей. Один его конец уходил в стену помещения; другой, заканчивавшийся круглым ровным срезом, был закреплён на керамической подставке в форме буквы Y.

– Боже праведный! – воскликнул голос Клита. – Что это?

– Это еда, – ответил Хаск.

– Это мясо?

– Да. Хотите попробовать?

– Э-э… нет. Нет, спасибо.

Хаск подплыл к свободному концу каната. Потом залез в один из карманов своей коричневой жилетки достал оттуда маленький синий цилиндр примерно десяти дюймов длиной и двух в диаметре. Он взял один его конец пальцами передней руки, другой – задней, и затем начал его сгибать. Цилиндр распался на две половинки пятидюймовой длины. Хаск задвигал руками так, словно оборачивал вокруг мясного жгута невидимую нить, соединяющую две половинки цилиндра. Потом он потянул их в разные стороны, и, к изумлению присяжных, крайние четыре дюйма мясной макаронины отделились от остальной ей части. Отрезанный кусок остался на месте, паря в невесомости, но на экране была ясно видна прикреплённая к Y-образной подставке посудина, в которую, вероятно, падает отрезанный кусок, когда звездолёт движется с ускорением.

– Как вы это сделали? – спросил голос Клита за кадром.

Хаск удивлённо на него посмотрел. Потом, по-видимому, сообразил.

– Вы про режущий инструмент? Это две рукоятки, соединённые длинной гибкой мономолекулярной нитью. Нить невозможно порвать, она же, по причине своей очень малой толщины, свободно проходит практически через что угодно.

Голос Клита:

– Нарезает! Измельчает!

– Что? – не понял Хаск.

– Это из старой рекламы кухонного комбайна. «Нарезает! Измельчает!» – В голосе Клита слышалось уважение. – Остроумная конструкция. Но если вы не видите нить – это не опасно?

Хаск ухватился обеими руками за рукоятки инструмента и развёл его так далеко, насколько смог. Через каждые пятнадцать дюймов или около того на невидимую нить были нанизаны крупные синие бусины.

– Бусины позволяют вам видеть нить, – пояснил Хаск, – и обращаться с ней осторожно. Изнутри они выложены мономолекулярным плетением, которое нить не способна разрезать, так что если бусина мешает, её можно отодвинуть в сторону. – Щупальца на голове Хаска сложились в эквивалент пожатия плечами. – Это многоцелевой инструмент, не только для нарезания мяса. К моноволокну ничто не пристаёт, так что не надо заботиться об очистке.

Взгляд Дэйла прикипел к лицам присяжных. Вот дошло до одного, вот до второго, и скоро уже все догадались – кто-то широко раскрыв глаза, кто-то кивнув – что им только что показали возможное орудие убийства.

Хаск свёл рукоятки инструмента вместе – мономолекулярная нить и украшающие её бусины втянулись внутрь – и спрятал его в карман. После этого он передней рукой взял висящий в воздухе ломоть мяса. Крови почти не пролилось – несколько шарообразных капель образовалось в месте, где молекулярная нить врезалась в плоть, но что-то – по-видимому, нечто вроде пылесоса – втянуло их куда-то в Y-образную подставку.

– Что это за животное? – спросил Клит. Снова появилась его рука, указывающая на освежёванную змею.

– Это не животное, – сказал Хаск. – Это мясо. – Изображение дёрнулось – Клит оттолкнулся от стены, чтобы дать крупный план того, что Хаск держал в руках. Клит, вероятно, не слишком уверенно передвигался в невесомости: Хаску пришлось протянуть ногу – которая изогнулась так, что у человека бы уже сломалась – чтобы остановить Клита. Клит поблагодарил его и сделал крупный план куска мяса. Теперь стало ясно видно, что кожа нём всё же была, и состояла она из таких же ромбовидных чешуек, что и кожа самого Хаска. Однако на мясе кожа была очень тонка и совершенно прозрачна.

– Мясо, но не животное? – голос Клита. Он звучал озадаченно.

– Просто мясо, – сказал Хаск. – Это не животное. Скорее, продукт генной инженерии. Нервной системы в нём лишь столько, чтобы обеспечить работу кровеносной системы, а кровеносная система проще некуда. Оно не живёт; оно не чувствует боли. Это просто химическая фабрика, превращающая исходные вещества, которые скармливаются ему через приёмное отверстие, в съедобную плоть, идеально сбалансированную под наши питательные нужды. Конечно, мы едим не только его – мы всеядны, как и вы.

– Ах, – сказал Клит. – Вы не могли взять в такое долгое путешествие животных, но таким образом взяли с собой их вкус.

Хаск несколько раз моргнул глазами.

– Мы не едим животных в нашем мире, – сказал он. – По крайней мере, больше не едим.

– О, – сказал Клит. – Ну, мы пока не умеем делать мясо. Чтобы его добыть, мы убиваем животных.

Щупальца на голове Хаска заволновались в раздумье.

– Поскольку нам нет необходимости убивать животных ради еды, мы больше этого не делаем. Некоторые считают, что тем самым мы многого себя лишили, что убийство собственной еды – это клапан, предусмотренный природой для сброса агрессии.

– Э-э… ну, я-то вырос в деревне, – сказал Клит. – Охотился в своё время. Но большинство людей сейчас покупают мясо в магазинах, уже упакованное. Они даже не видят этих животных, не говоря уж о том, чтобы их убивать.

– Но вам приходилось убивать? – спросил Хаск.

– Да.

– Каково это – убивать ради еды?

Камера подпрыгнула; похоже, Клит пожал плечами, не выпуская её из рук.

– Это может доставлять немалое удовольствие. Нет ничего вкуснее еды, которую выследил и добыл сам.

– Интересно, – сказал Хаск. Он посмотрел на свой мясной диск, словно он вдруг стал не таким аппетитным. Тем не менее, он поднёс его к своему фронтальному рту; внешняя горизонтальная щель и внутренняя вертикальная образовали квадратное отверстие. Его ржавого цвета дентальные пластины срезали кусочек с края мясного диска, а потом, к очевидному изумлению жюри, два длинных плоских языка высунулись изо рта, чтобы слизнуть попавшие на лицо капельки крови.

– Вы едите мясо сырым? – спросил Клит.

Хаск кивнул.

– В древности мы готовили мясо убитых животных – чтобы убить микробов и сделать его мягче, однако этому продукту никакая обработка уже не нужна. Сырое мясо гораздо ароматнее…

– Достаточно, – сказала Линда Зиглер, вставая в полутьме. Бэйлиф нажал кнопку паузы, и на мониторах замерцало застывшее изображение парящего в невесомости тосока с недоеденным куском сырого мяса в руке. В зале суда снова включили свет; присяжные и зрители протирали глаза.

Линда Зиглер приобщила к делу в качестве улики один из тосокских мономолекулярных резаков – тот, что принадлежал Хаску. Невозможно было продемонстрировать, что именно этот инструмент был использован в качестве орудия убийства; судмедэкспертам не удалось найти доказательств этого, так что она не стала продолжать эту линию.

Конечно, у Хаска теперь был другой такой же резак: на борту звездолёта были десятки запасных. Уменьшенная версия тосокской мясной фабрики была установлена в Валкур-Холле; Хаску нужен был этот инструмент, чтобы питаться, и Дэйл убедил суд, что обвиняемому в убийстве ножом обычно не запрещают доступ к столовым приборам.

Тем не менее, не было никаких сомнений в том, что демонстрация отснятого на базовом корабле видео и презентация режущего устройства Хаска произвели на присяжных неизгладимое впечатление.

Так что Линда Зиглер со злорадным удовлетворением вернулась на своё место, и сказала:

– Ваша честь, обвинение завершило опрос свидетелей.