Текст книги "Гибриды (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

В пытливом духе, который поднял в воздух Орвилля и Уилбура Райтов [23]23
  Изобретатели первого реально летающего аэроплана.


[Закрыть] , Амелию Эрхарт [24]24
  Первая женщина-пилот, перелетевшая на самолёте Атлантику.


[Закрыть] и Чака Йегера [25]25
  Первый пилот, преодолевший звуковой барьер.


[Закрыть] …

Когда Мэри и Понтер вышли из здания Дебральской никелевой шахты, Мэри была потрясена тем, что снаружи темно, хотя по часам была ещё середина дня. Она посмотрела вверх и ахнула.

– Боже! Никогда не видела столько птиц!

Огромная туча птиц пролетала над ними, в буквальном смысле затмевая солнце. Многие из них кричали что-то вроде «Кек-кек-кек».

– Правда? – удивился Понтер. – У нас это распространённый вид.

– Да я вижу! – воскликнула Мэри. Она продолжала вглядываться в небо. – Господи, – сказала она, разглядев розоватые тела и сине-серые головы. – Да это же пассажирские голуби!

– Сомневаюсь, чтобы они смогли поднять пассажира [26]26
  Английское название этих птиц – passenger pigeon, или «пассажирский голубь». Изначально название птицы происходило от французского слова passager – «проходить мимо», но потом было переосмыслено. В других языках (в том числе и французском) птица называется странствующим/мигрирующим/перелётным голубем в соответствии с латинским названием вида.


[Закрыть], – сказал Понтер.

– Нет-нет. Просто мы их так называем. Так, или Ectopistes migratorius. Я хорошо их знаю, я работала над извлечением их ДНК.

– Я заметил отсутствие этих птиц ещё когда в первый раз к вам попал. Они у вас тоже вымерли?

– Да.

– По вине глексенов?

Мэри кивнула.

– Да. – Она пожала плечами. – Мы истребили их всех.

Понтер покачал головой.

– Неудивительно, что вам пришлось освоить эту штуку – сельское хозяйство. Мы называем эту птицу – Хак, не переводи следующее слово – кедрат. Они очень вкусны, и мы часто их едим.

– В самом деле? – переспросила Мэри.

Понтер кивнул.

– Да. Пока будешь здесь, я уверен, ты попробуешь их не раз.

Как только Хак восстановил связь с планетарной инфосетью, Понтер велел ему вызвать транспортный куб, который сейчас как раз полным ходом приближался к ним. Он был размером примерно с внедорожник, но двигался с помощью двух больших вентиляторов, установленных под днищем и в задней части, и трёх меньших для маневрирования. Куб был почти полностью прозрачен и содержал четыре седлокресла, одно из которых занимал водитель, худой мужчина 146-го поколения.

Транспортный куб замедлился и опустился на землю. Бо́льшая часть его боковой грани откинулась вверх, открывая доступ внутрь. Понтер взобрался на одно из задних седлокресел, Мэри устроилась на соседнем. Понтер что-то коротко сказал водителю, и куб поднялся в воздух. Мэри смотрела, как водитель орудует двумя рычагами, поворачивая куб и направляя его к дому Понтера.

Перед тем, как покинуть здание шахты, Мэри пристегнула к руке временный компаньон; все глексены, посещающие неандертальский мир, обязаны были носить такое устройство, которое следило бы за всеми их действиями и передавало бы информацию в архив алиби. Но проклятая штука зудела. Мэри запустила под компаньон шариковую ручку, которая у неё оказалась с собой, и попыталась почесать ею руку.

– Постоянные компаньоны тоже такие неудобные? – спросила она Понтера.

– Я вообще не ощущаю присутствия Хака, – ответил Понтер. После паузы он добавил: – Кстати, раз уж об этом зашла речь…

– Да?

– Временного компаньона хватает только на двадцать дней или около того – они ведь получают энергию от батарей, а не от химических процессов в твоём собственном теле. Хотя, конечно, уж тебе-то в замене не откажут.

Мэри улыбнулась. Она всё ещё привыкала к тому, что к ней относились по-особому просто из-за того, что она – та самаяМэри Воган.

– Нет, – сказала она. – Нет, я думаю, я должна установить постоянный.

Понтер широко улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он. Но потом, видимо, для того, чтобы не осталось никаких сомнений, добавил: – Только ты должна помнить, что постоянный – это именно постоянный. Удалить его после установки будет очень трудно, и такая операция может серьёзно повредить мышцы и нервы предплечья.

Мэри кивнула.

– Я понимаю. Но я также понимаю, что без постоянного компаньона я никогда не стану здесь своей.

– Спасибо, – снова сказал Понтер с теплотой в голосе. – Компаньон какого типа тебе бы хотелось?

Мэри рассматривала раскинувшийся вокруг первозданный ландшафт – обнажения коренных пород среди не знавшего топора леса.

– Что, прости?

– Ты можешь установить стандартную модель компаньона. Или, – Понтер поднял левую руку и повернул внутреннюю сторону предплечья к Мэри, – ты можешь выбрать компаньон как у меня, с полноценным искусственным интеллектом.

Мэри вскинула брови.

– Я даже не задумывалась об этом.

– Интеллектуальные компаньоны пока есть лишь у немногих, – сказал Понтер, – хотя я ожидаю, что в будущем они станут популярными. Тебе, несомненно, будут полезны вычислительные мощности продвинутой модели; они понадобятся для функций синхронного перевода. Однако тебе решать, какие ещё функции в него включить.

Мэри посмотрена на компаньон Понтера. Внешне, разумеется, он ничем не отличался от десятков других, которые она уже успела увидеть – за исключением, конечно, золотого компаньона Лонвеса Троба. Но она знала, что внутри этой коробочки живёт Хак.

– Каково это, – спросила Мэри, – иметь интеллектуального компаньона?

– О, это не так ужасно, как может показаться, – ответил голос Хака из внешнего динамика. – Я уже начинаю привыкать к этому здоровяку.

Мэри рассмеялась, не столько от самой шутки, сколько от её неожиданности.

Понтер закатил глаза – мимический жест, который он перенял у Мэри.

– И так всё время, – сказал он.

– Я не уверена, что готова к такому, – сказала Мэри, – чтобы кто-то каждую секунду был со мной. – Мэри задумалась. – А Хак на самом деле… ну, мыслит?

– В каком смысле? – не понял Понтер.

– Ну, я знаю, что вы не верите в душу; я знаю, что вы считаете свой собственный разум абсолютно предсказуемой программой, выполняемой аппаратным обеспечением вашего мозга. Но, всё-таки – мыслит ли Хак по-настоящему? Осознаёт ли себя?

– Интересный вопрос, – сказал Понтер. – Хак, что скажешь?

– Я знаю о факте своего существования.

Мэри пожала плечами.

– Но… но, я не знаю, скажем, есть ли у тебя собственные желания или стремления?

– Я желаю быть полезным Понтеру.

– И всё?

– И всё.

Вау,подумала Мэри. Кольму следовало бы жениться на одном из них.

– Что будет с тобой – Понтер, извини – что будет с тобой, когда Понтер умрёт?

– Я получаю энергию от биохимических и биомеханических процессов в его теле. В течение нескольких децидней после его смерти я прекращу функционировать.

– Это не беспокоит тебя?

– Вместе с Понтером исчезнет цель моего существования. Нет, это меня не беспокоит.

– Интеллектуальный компаньон очень полезен, – сказал Понтер. – Я сомневаюсь, что сумел бы сохранить рассудок, когда впервые попал в ваш мир, если бы не Хак.

– Я не знаю, – сказала Мэри. – Просто это… прости меня, Хак… это как-то… жутковато. А можно его потом проапгрейдить? Ну, то есть, начать с базовой функциональности, а искусственный интеллект добавить как-нибудь потом?

– Конечно. У моего компаньона изначально тоже не было интеллекта.

– Может быть, так и надо сделать, – сказала Мэри. – Хотя…

Нет. Нет, она пытается стать здесь своей, и для этой цели компаньон, который может давать объяснения и советы, будет весьма полезен.

– Нет, давай уж со всем фаршем.

– Я… прости, не понял?

– В смысле, я хочу мыслящий компаньон, как Хак.

– Ты не пожалеешь об этом решении, – сказал Понтер. Он посмотрел на Мэри с улыбкой гордости на лице. – Ты не первый глексен, посетивший этот мир, – сказал он, и это была правда. Первой была либо женщина из Лабораторного центра контроля заболеваний в Оттаве, либо другая женщина, из Центра по контролю и профилактике заболеваний в Атланте; Мэри не знала, которая из них первой прошла через портал. – Однако, – продолжал Понтер, – ты станешь первым глексеном, установившим себе постоянный компаньон – первым, ставшим одним из нас.

Мэри посмотрела сквозь прозрачную стену транспортного куба на прекрасный осенний пейзаж.

И улыбнулась.

* * *

Водитель высадил их на массиве солнечных батарей, которые выполняли также функцию посадочной площадки у дома Понтера и Адекора. Дом был выращен методом древокультуры, и его центральная часть представляла собой полый ствол массивного лиственного дерева. Мэри уже видела дом Понтера, но тогда его листва ещё не начала менять цвет. Сейчас он выглядел просто изумительно.

Внутреннее освещение обеспечивалось химическими реакциями, идущими внутри проложенных вдоль стен прозрачных трубок. Собака Понтера Пабо выскочила навстречу поприветствовать их. Мэри уже привыкла к её волчьей внешности и наклонилась почесать животное за ухом.

Потом она оглядела круглую гостиную.

– Как жаль, что я не могу остаться здесь, – сказала она с сожалением.

Понтер подошёл к ней, и она обняла его, положив голову ему на плечо. Всё равно четыре дня с Понтером – это лучше, чем весь месяц с Кольмом.

Когда бы она ни вспоминала про Кольма, в голове сразу всплывала затронутая им тема – тема, о которой Мэри, по-видимому, подсознательно заставляла себя не думать, пока Кольм её не упомянул.

– Понтер, – тихо сказала Мэри, ощущая, как его грудь поднимается и опускается в такт дыханию.

– Да, женщина, которую я люблю?

– В следующем году, – сказала Мэри, пытаясь говорить настолько нейтральным тоном, насколько возможно, – будет зачато новое поколение.

Понтер немного отстранил Мэри и внимательно посмотрел на неё, медленно приподнимая бровь.

–  Ка, – ответил он.

– Может быть, и нам завести ребёнка?

Понтер выпучил глаза.

– Я даже не думал о такой возможности, – сказал он, наконец.

– Потому что у нас разное число хромосом, да? Конечно, это серьёзное препятствие, но ведь должны быть способы его обойти. И, в общем, Джок ведь послал меня изучать неандертальские генетические технологии. И в процессе я могла бы поискать способы, с помощью которых можно бы было как-то объединить наши ДНК и произвести ребёнка.

– В самом деле?

Мэри кивнула.

– Конечно, оплодотворение можно провести in vitro.

Хак загудел.

– В пробирке. Вне тела.

– А, – сказал Понтер. – Я удивлён, что ваша система верований допускает такой процесс, запрещая многое другое, связанное с репродукцией.

Мэри пожала плечами.

– Ну, на самом деле Римская Католическая Церковь не разрешает оплодотворение in vitro. Но я хочу ребёнка. Я хочу ребёнка от тебя. И я не вижу, что плохого в том, чтобы чуть-чуть помочь природе в этом. – Она опустила взгляд. – Но я знаю, что у тебя уже двое детей. Возможно… возможно, ты не хочешь становиться папой в третий раз?

– Я всегдабуду папой, – сказал Понтер, – до самой смерти. – Мэри вскинула глаза и обрадовалась, увидев, что Понтер смотрит прямо на неё. – Я не задумывался о ещё одном ребёнке, но…

Мэри чувствовала, будто вот-вот лопнет. До этого момента она и не подозревала, насколько сильно хочет, чтобы Понтер ответил «да».

– Но что? – спросила она.

Понтер пожал своими массивными плечами – они двигались медленно, тяжело, будто перемещая на себе тяжесть целого мира.

– Но мы верим в нулевой прирост населения. У нас с Класт уже двое детей; они заменят нас, когда мы умрём.

– Но у Адекора и Лурт всего один ребёнок, – сказала Мэри.

– Ага, Даб. Но они ещё могут попытать счастья в следующем году.

– Они на самом деле планируют это сделать? Ты говорил об этом с Адекором? – Мэри не понравились прорезавшиеся в её голосе нотки отчаяния.

– Нет, не говорил, – ответил Понтер. – Думаю, я мог бы коснуться этой темы, но даже если они не станут пробовать снова, Серый совет…

– Чёрт возьми, Понтер, меня тошнит от Серого совета! Тошнит от этих правил и положений. Тошнит от того, что кучка стариков контролирует твою жизнь.

Понтер взглянул на Мэри; его бровь удивлённо взлетела вверх.

– Их, знаешь ли, избирают. Устанавливаемые ими правила – это правила, которые мой народ установил для себя.

Мэри глубоко вздохнула.

– Я знаю. Прости. Это просто… просто, это должно быть только наше с тобой дело, хотим ли мы ребёнка.

– Ты права, – согласился Понтер. – Собственно, у некоторых людей в нашем мире больше двух детей. Близнецы не так уж редки: у моего ближайшего соседа сыновья-близнецы. Да и женщине не так уж редко удаётся зачать трижды – в девятнадцать, в двадцать девять и тридцать девять лет.

–  Мнетридцать девять. Почему бы не пропробовать?

– Найдутся те, кто скажет, что такой ребёнок будет неестественным, – ответил Понтер.

Мэри огляделась. Потом села на край растущего из стены дивана и хлопнула ладонью рядом с собой, приглашая Понтера присоединиться. Понтер тоже сел.

– Там, откуда я пришла, – сказала Мэри, – многие считают, что когда двое мужчин… как это сформулировала Луиза, когда мы гостили у Рубена? «Нежно соприкасаются гениталиями»? Так вот, многие мои соплеменники считают, что этотоже неестественно. – Лицо Мэри словно окаменело. – Но они неправы. Я не знаю, могла бы я это сказать с полной уверенностью до того, как попала сюда, но сейчас я могу. – Она кивнула, больше для себя самой, чем для Понтера. – Мир – любоймир – гораздо лучше, когда живущие в нём люди любят друг друга, когда заботятся друг о друге, и, пока речь идёт о добровольных отношениях между взрослыми людьми, это никого не касается, кроме них самих. Мужчина и женщина, или два мужчины, или две женщины – это всё естественно, если между ними любовь. Глексенка и бараст – это тожеестественно, если они любят друг друга.

– Мы любим друг друга, – сказал Понтер, беря крошечную руку Мэри в свои массивные лапищи. – И всё же есть много людей и в моём мире, и в твоём, которые будут возражать против того, чтобы у нас был ребёнок.

Мэри невесело кивнула.

– Да, я знаю. – Она вздохнула длинно и печально. – Вот, к примеру, Рубен – чёрный.

– Я бы сказал, скорее тёмно-коричневый. – Понтер улыбнулся. – Довольно приятный оттенок, кстати.

Но Мэри не хотелось шутить.

– А Луиза Бенуа – белая. В моём мире до сих пор полно людей, которые возражают против того, чтобы чёрные мужчины имели отношения с белыми женщинами. Но они неправы, неправы, неправы. Так же, как и те, кто станет возражать против того, чтобы мы были вместе и у нас были дети. Они тоже неправы, неправы, неправы.

– Конечно, я согласен с тобой, только…

– Только что? Ничто не будет лучшим символом синергии между нашими мирами и нашей любви друг к другу, чем наш общий ребёнок.

Понтер заглянул Мэри в глаза; его золотистые радужки возбуждённо подрагивали.

– Ты права, любовь моя. Совершенно права.

Глава 13

В пытливом духе, заставившем смельчаков вроде Юрия Гагарина, Валентины Терешковой и Джона Гленна, оседлав столбы пламени, достичь околоземной орбиты…

Каждую неделю Джок Кригер делал обзор публикаций, посвящённых неандертальцам, как напечатанных в ста сорока журналах, на которые была подписана «Синерджи», так и собранных и обработанных различными компаниями-агрегаторами печатных, теле– и радионовостей. В текущей груде материала оказались: препринт интервью с Лонвесом Тробом для «Популярной механики»; серия из пяти статей в «Сан-Франциско Кроникл» о том, как повлияют неандертальские технологии на фирмы Кремниевой долины; появление бегуна Жалска Лаплана в передаче «Мир спорта» на канале «Эй-Би-Си»; редакционная статья в «Миннеаполис Стар Трибьюн», в которой говорилось, что Тукана Прат должна получить Нобелевскую премию мира за то, что она нашла способ предотвратить разрыв контакта между двумя мирами; спецвыпуск CNN, в котором Карл Вентнер беседует с Борлом Кадасом, главой неандертальского аналога Проекта «Геном человека»; документальный фильм «Эн-Эйч-Кей» о фактах и вымысле о неандертальцах; новый релиз фильма «Борьба за огонь» с аудиокомментариями неандертальского палеоантрополога; новое исследование Министерства обороны о проблемах безопасности в связи с межмировыми порталами.

Луиза Бенуа также спустилась в бывшую гостиную старого особняка, служившего теперь штаб-квартирой «Синерджи Груп», чтобы ознакомиться с материалами за неделю. Она читала статью в «Нью-Сайентист», которая задавалась вопросом о том, почему неандертальцы одомашнили собаку, хотя их собственное обоняние по меньшей мере ничем не уступает собачьему, из чего следует, что собаки практически ничего не добавляют к их охотничьим способностям. Она прервала чтение, когда Джок Кригер громко вздохнул.

– Что с вами? – спросила Луиза, глядя на него поверх журнала.

– Да тошнит уже от этого, – объяснил Джок, указывая на груду журналов, газетных вырезок, магнитофонных лент и видеокассет. – Надоело до смерти. «Неандертальцы – более мирный народ, чем мы». «Неандертальцы берегут природу в отличие от нас». «Неандертальцы свободны от предрассудков и суеверий». Да почему, чёрт возьми, так?

– Вы правда хотите узнать? – улыбнувшись, спросила Луиза. Она порылась в стопке журналов и выудила из неё «Маклинз». – Читали гостевую передовицу?

– Нет ещё.

– Она о том, что неандертальцы ближе к канадцам, а глексены – к американцам.

– И что же это должно означать?

– Автор говорит, что неандертальцы верят в ценности, отстаиваемые Канадой: социализм, пацифизм, защита природы, гуманизм.

– О Боже, – сказал Джок.

– Да ладно, – ответила Луиза. – Я слышала, как вы говорили Кевину, что согласны с Патом Бьюкененом, называвшим мою страну «Советским Канакистаном».

– Канадцы – тоже глексены, доктор Бенуа.

– Не все, – ответила Луиза. – Понтер – гражданин Канады.

– Не думаю, что пресса из-за этого так хорошо их принимает. Это извечный журналистский левый уклон.

– Нет, я так не думаю, – ответила Луиза, откладывая журнал. – Настоящая причина того, что неандертальцы так хороши, в том, что их мозг больше нашего. Объём неандертальского черепа на десять процентов больше, чем у нас. Нашего мозга едва хватало на то, чтобы продумать ситуацию на один ход вперёд: если мы сделаем копья получше, то убьём больше животных. Но без по-настоящему серьёзного усилия мы не способны увидеть следующий ход: если мы убьём слишком много животных, то их не останется, и мы умрём с голоду. Неандертальцы же, похоже на то, догадались об этом в самый первый день.

– Почему же это мы их победили здесь, на этой Земле?

– Потому что у нас было сознание – истинное самосознание – которого у них не было. Помните мою теорию: вселенная расщепилась на две, когда впервые появилось сознание. В одной ветви его имели мы и только мы. В другой – они и только они. Разве удивительно, что вопреки разнице в объёме мозга в каждой временной линии одержали верх существа, обладающие сознанием? Но теперь мы сравниваем мыслящих существ в объёмом черепа в 1400 кубических сантиметров, и таких же мыслящих существ, но с черепом в 1500 см ³. – Она улыбнулась. – Мы всё время ждали появления пришельцев с большими мозгами, и вот они появились. Только не с Альфы Центавра, а из мира по соседству.

Джок задумался.

– Большой мозг не обязательно означает более развитый разум.

– Нет, не обязательно. И всё же IQ [27]27
  Intellectual Quotient – «коэффициент интеллекта», одна из методик оценки умственных способностей.


[Закрыть]среднего Homo sapiens равен 100 – в силу самого определения IQ. И его значения распределены по Гауссу: для каждого с IQ 130 обязательно найдётся кто-то с IQ 70. Но представьте себе, что у них средний IQ был 110 вместо наших 100 – ещё до того, как они начали чистить свой генетический пул. Эта разница может вылиться в огромные различия.

– Вы сказали «распределены по Гауссу». Я читал ту книгу [28]28
  The Bell Curve – книга американского психолога Ричарда Хернстейна, изданная в 1994 году, в которой он пытается показать наличие существенной разницы в умственных способностях представителей различных расовых групп. «Bell Curve» – «колоколообразная кривая» – разговорное англоязычное название нормального распределения Гаусса. По состоянию на 2014 год на русский язык книга не переводилась.


[Закрыть], и…

– О, книга – полная чушь. Средний IQ расовых групп становится попросту одинаковым, если учесть фактор недостаточного питания. Вы же знакомы с моим другом Рубеном Монтего? Он доктор медицины, и он чёрный. Если бы «Кривая Гаусса» была права, он был бы невероятной редкостью, но это, разумеется, не так. В прошлом неравенство было вызвано экономическими и социальными барьерами на пути чёрных к образованию, а не врождённой отсталостью.

– Вы хотите сказать, что наша отсталость по сравнению с неандертальцами врождённая?

Луиза пожала плечами.

– В том, что физически мы от них отстаём, сомнений нет, я полагаю? Почему так трудно принять и умственную отсталость?

Джок скривился.

– Ну, если это так сформулировать… – Но потом он покачал головой. – И всё-таки меня это бесит. Когда я работал в «RAND», мы всё своё время тратили на то, чтобы перехитрить противника, равного нам по интеллекту. О, иногда у них было преимущество в материальной части, а иногда – у нас, но мы никогда не исходили из допущения, что одна сторона фундаментально сообразительнеедругой. Но здесь…

– Мы не пытаемся перехитрить неандертальцев, – сказала Луиза. Потом добавила, вскинув бровь: – Или пытаемся?

– Что? Нет-нет. Конечно, нет. Не говорите глупостей.

* * *

– Ребёнок? – переспросила Лурт Фрадло, уперев руки в широкие бёдра. – Вы с Понтером хотите завести ребёнка?

Мэри скромно улыбнулась. Понтер остался дома, а она транспортным кубом добралась до дома Лурт в Центре Салдака.

– Ага.

Лурт развела руки и крепко обняла Мэри.

– Здорово! – воскликнула она. – Просто здорово!

Мэри почувствовало, как вдруг расслабилось всё её тело.

– Я думала, ты не одобришь.

– С чего бы это? – удивилась Лурт. – Понтер – замечательный человек, и ты – замечательный человек. Вы будете отличными родителями. – Он помолчала. – Прости, я не знаю твой возраст, а с глексенами у меня не получается на глаз.

– Мне тридцать девять лет, – сказала Мэри. – Где-то пятьсот двадцать месяцев.

Лурт посерьёзнела.

– Нам в таком возрасте обычно тяжело забеременеть.

– Нам тоже, хотя у нас есть лекарства и другие методы, которые могут помочь. Но есть одна небольшая проблемка…

– О?

– Да. У барастов, как у тебя или Понтера, двадцать четыре пары хромосом. У глексенов вроде меня только двадцать три.

Лурт нахмурилась.

– Это сильно затруднит оплодотворение.

Мэри кивнула.

– О, да. Я вообще не думаю, что это возможно в ходе полового акта.

– Но вы всё же продолжайте пытаться! – засмеявшись, сказала Лурт.

Мэри тоже улыбнулась.

– Никаких шансов. Но я надеялась найти способ как-то скомбинировать мою ДНК и ДНК Понтера. Одна из хромосом моего вида образовалась путём слияния двух хромосом нашего общего предка. Генетическое содержание последовательностей ДНК очень похоже, только у Homo sapiens оно всё собрано в одной длинной хромосоме, а у Homo neanderthalensis – в двух покороче.

Лурт медленно кивнула.

– И ты надеешься одолеть эту проблему?

– Такая была идея. Я думаю, это можно сделать даже с технологиями, которыми мой народ уже владеет, только это очень сложно. Но ваш народ продвинулся гораздо дальше моего во многих областях. Вот я и подумала: может быть, ты знаешь какого-нибудь эксперта в этой области?

– Мэри, ты мне очень нравишься, но как тебе удаётся всё время куда-то вступать?

– В каком смысле?

– Решение твоей проблемы существует – идеальноерешение. Но…

– Но что?

– Но оно запрещено.

– Запрещено? Почему?

– Из-за опасности, которую оно несёт нашему образу жизни. Есть такая женщина-генетик, по имени Вессан Леннет. До недавнего времени она жила в Кралдаке.

– Это что?

– Город в 350000 саженей к югу отсюда. Но четыре месяца назад она ушла.

– Ушла из Кралдака? – переспросила Мэри.

Но Лурт покачала головой.

– Ушла отовсюду.

Мэри вскинула брови.

– О Боже – ты хочешь сказать, она убила себя?

– Что? Нет, она жива. По крайней мере, скорее всего – с ней невозможно связаться.

Мэри указала на левое предплечье Лурт.

– Ей нельзя позвонить?

– Нет. Я про это и говорю. Вессан ушла из нашего общества. Выдрала из руки компаньон и ушла жить в безлюдную местность.

– Почему она это сделала?

– Вессан была талантливым генетиком, и она разработала прибор, который Верховный Серый совет не одобрил. Местный Верховный Серый даже звонил мне и спрашивал моего мнения. Я не хотела, чтобы её исследования запрещали, но Верховный Серый совет посчитал, что у него нет иного выбора, принимая во внимание, что сотворила Вессан.

– Господи, ты говоришь так, будто она изобрела какое-то генетическое оружие!

– Что? Нет, конечно нет. Она не сумасшедшая. Прибор, который изобрела Вессан – это… это «кодонатор», думаю, так его можно назвать. Его можно запрограммировать на выдачу любой последовательности дезоксерибонуклеиновой или рибонуклеиновой кислоты, какую только можно вообразить, вместе с соответствующими им белками. Всё, что ты можешь придумать, кодонатор Вессан может произвести.

– Правда? Вау! Это звучит как жутко полезная штука.

– Слишком полезная, по мнению Верховного Серого совета. Видишь ли, помимо многих других вещей он позволяет производить… я не уверена, есть ли у вас термин: полукомплекты хромосом, существующие в половых клетках.

– Гаплоидный набор, – сказала Мэри. – Двадцать три – прости, двадцать четыре хромосомы, которые находятся в яйцеклетке.

– Точно.

– И в чём проблема? – спросила Мэри.

– В нашей системе правосудия, – ответила Лурт. – Не понимаешь? Когда мы стерилизуем преступника и его ближайших родственников, мы предотвращаем производство ими гаплоидных наборов хромосом; таким образом они становятся неспособными к размножению. Но кодонатор Вессан может позволить стерилизованному преступнику обойти наложенное на него наказание и передать свои гены следующему поколению, просто запрограммировав прибор на производство хромосом, содержащих его собственную генетическую информацию.

– И из-за этого прибор был запрещён?

– Именно, – сказала Лурт. – Верховный Серый совет приказал остановить исследования – и Вессан взбесилась. Сказала, что не может быть частью общества, подавляющего знание, и ушла.

– То есть… то есть, Вессан живёт на самообеспечении?

Лурт кивнула.

– Это не так сложно. В юности мы все проходим практику и приобретаем необходимые навыки.

– Но… но скоро ведь наступит глубокая зима.

– Ну, она наверняка построила себе хижину или какое другое убежище. В любом случае, кодонатор Вессан – это то, что тебе нужно. Был построен лишь один прототип, прежде чем Верховный Серый совет его запретил. Разумеется, обычно у нас ничего не пропадает – компаньоны всё видят и записывают. Однако Вессан забрала прибор уже после того, как удалила свой компаньон, и без свидетелей. Прототип, скорее всего, существует до сих пор, и это, без сомнения идеальный инструмент для того, чтобы произвести такого гибридного ребёнка, которого ты хочешь.

– Если только я его отыщу, – сказала Мэри.

– Именно, – согласилась Лурт. – Если только ты его отыщешь.