Текст книги "Спин"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Наелась я уже этим «большим домом».

Но больше она об увольнении не упоминала. Наверное, Кэрол отговорила ее.

* * *

Джейс, наконец, вернулся. Джинсы висели на нем, как паруса, обвисшие в отсутствие ветра, футболку пятнали призраки неотстирывающихся пятен.

– Тай, поможешь мне с барбекю? – крикнул он мне с порога.

Я вышел с ним на задний двор. Печка для барбекю работала на стандартном газовом баллоне. Джейсон такими в жизни не пользовался, я тоже. Он открыл кран, нажал кнопку зажигалки и вздрогнул от вспышки. Потом повернулся ко мне:

– У нас бифштексы. У нас бобы-ассорти. В городе в дели-лавку заскочил.

– А на закуску комары?

– Не должно быть. Весной опыляли. Проголодался?

И правда, несмотря на полное безделье, я умудрился нагулять аппетит.

– Мы на двоих готовим или на троих?

– Еще не звонила. Может, вечером брякнет. Конечно, на двоих.

Я кинул приманку:

– Если китайцы не пожалуют.

Джейсон клюнул:

– Да брось ты, Тай. Это уже даже и не кризис. Все урегулировано.

– Ну и слава Богу. – Так я в один и тот же день узнал и о кризисе, и о его разрешении. – Мне мать сказала по телефону. Она узнала из новостей.

– Китайцы хотели шарахнуть по объектам над полюсами ядерными ракетами. Они воображают, что, разрушив эти образования, снимут барьер. Великая радость! А велика ли вероятность того, что технология, способная манипулировать временем и гравитацией, чувствительна к нашему вооружению?

– Так что, мы пугнули китайцев, и они отступились от своей затеи?

– Можно и так сказать. Но и пряник им предложили. Пригласили поучаствовать.

– Не понимаю.

– Предложили участие в нашем проекте спасения общечеловеческой шкуры.

– Джейс, ты меня пугаешь.

– Дай-ка мне вон те щипцы, пожалуйста. Извини, я понимаю, что тут не все ясно. Но мне вообще-то не положено разговаривать на эти темы. Ни с кем.

– То есть для меня ты уже сделал исключение.

– Для тебя я всегда делаю исключение. – Он улыбнулся. – Давай после обеда поговорим.

И он окунулся в дым и чад гриля.

* * *

Администрации двух подряд президентских сроков пресса поедом ела за пассивность в отношении Большого Барьера. Но критика эта ни на чем не основывалась. Если и существовала какая-то практическая возможность что-то предпринять, то никто об этой возможности не догадывался. Любая же агрессивная акция, вроде задуманной китайцами, грозила непредсказуемыми последствиями.

«Перигелион» предложил качественно иной подход.

– Мы отказались от методов грубого воздействия, – сказал Джейс. – Не драка, не кулачный бой, а дзюдо. Использование превосходящей массы и инерции противника. Такой подход мы применим и к «Спину».

Мы сидели в кухне, он рассказывал и точными хирургическими движениями кромсал свой хорошо прожаренный бифштекс. Мы сидели за столом, а в москитную сетку, затягивавшую распахнутую заднюю дверь, бился здоровенный желтый шмель, похожий на клубок шерсти.

– Попытайся увидеть в «Спине» не угрозу, а возможность.

– Гм. Возможность преждевременной смерти.

– Возможность использовать время в своих целях. Не существовавшую ранее возможность.

– Время… Но ведь они отняли у нас время.

– Как раз наоборот. Вне земного пузыря в нашем распоряжении миллионы лет, которыми можно располагать по своему усмотрению. И у нас есть инструмент, который надежно работает с такими масштабами времени.

– Инструмент… – повторил я озадаченно, тупо глядя на очередной шмат отправляемого им в рот бифштекса.

Трапеза без излишеств. Мясо на тарелке, рядом бутылка пива. Без всяких финтифлюшек, бобовый салат-ассорти прямо из банки. Чего еще надо? На столе все предельно ясно. Только вот «инструмент»…

– Да, очевидный инструмент, сам просится в руки. Эволюция.

– Эволюция…

– Тайлер, что у нас за беседа? Перестань повторять за мной.

– Хорошо, согласен, эволюция как инструмент… Только во что мы, извини за выражение, эволюционируем за три-четыре десятка лет?

– Во-первых, не мы, а во-вторых, не за три-четыре десятка лет. Я имею в виду простые формы жизни. Я имею в виду тысячелетия. Я имею в виду Марс.

– Марс…. – Приехали.

– Тайлер, шевели мозгами.

Ну, Марс… Мертвая или практически мертвая планета. Может, когда-то обладавшая если не жизнью, то некоторыми ее предпосылками. Находится за пределами земного защитного пузыря, обогревается «забарьерным» расширяющимся Солнцем, однако «эволюционировал» Марс за прошедшие на нем миллионы лет все в ту же сухую, мертвую планету, что и подтвердили снимки космических зондов. Будь там зачатки жизни и благоприятные условия, возможно, часть его поверхности покрыли бы буйные джунгли. Но этого ведь не произошло…

– Был такой термин – терраформинг. Преобразование дальних планет с целью приспособить их для жизни человека. Часто встречается в фантастических романах, которыми ты в детстве зачитывался.

– Да я и по сей день их почитываю, Джейс.

– Тем лучше. Ну и что ты скажешь о терраформинге Марса?

– Что ж… Попытаться создать там газовую оболочку, получить тепличный эффект, разогреть атмосферу, кору… Растопить лед, получить воду. Засеять простейшими организмами. Но по самым оптимистическим оценкам это займет…

Он улыбнулся.

– Слушай, ты меня разыгрываешь, – спохватился я. Джейсон посерьезнел:

– Ничего подобного. Слишком важная тема.

– Ну и как это технически воплотимо?

– Начнем с синхронизированных пусков ракет со специально выведенными устойчивыми клонами бактерий. Замедление над поверхностью Марса с помощью простых ионных двигателей. Жесткую посадку одноклеточные переживут. Предусматриваются также капсулы для введения бактерий в кору планеты при помощи направленных взрывов, где, как мы надеемся, можно обнаружить воду. Пусков, конечно, понадобится немало, и спектр организмов достаточный. Цель – при помощи органики высвободить из коры углерод для образования атмосферы. Пройдет несколько миллионов лет – в нашем масштабе несколько месяцев – и посмотрим, что получится. Если поверхность разогреется и образуются хотя бы полужидкие водоемы, перейдем к следующему этапу с многоклеточными растениями, приспособленными к среде. Появится кислород, возникнут хоть какие-то миллибары атмосферного давления. Добавить и размешать хорошенько. Поварить еще – и бульон готов.

Идея захватывающая. Я чувствовал себя как один из попутных персонажей викторианского приключенческого романа, которому главный герой объясняет свой гениальный замысел. «План его, без сомнения отважный, на первый взгляд казался нелепым, но я, как ни старался, не смог отыскать в нем ни одного изъяна».

Мне, однако, казалось, что я разглядел изъян:

– Джейсон, это все прекрасно. Но что это нам даст?

– Если сделать Марс обитаемым, можно заселить его людьми.

– Переселить туда все семь или восемь миллиардов?

Он фыркнул:

– Вряд ли такое возможно. Конечно, несколько отважных переселенцев. На размножение, если выразиться несколько цинично.

– А дальше?

– Живут, размножаются, умирают. Миллионы поколений на каждый наш год.

– А цель?

– Да хотя бы выживание рода человеческого. Второй шанс в Солнечной системе. А в лучшем случае – мы передадим им все свои знания, у них будут миллионы лет для дальнейшего развития. Нам в нашем пузыре не хватит времени, чтобы сообразить, кто такие эти гипотетики, и чего они своими экспериментами добиваются. У наших марсианских наследников шансы лучше. Может, они и за нас подумают.

Или повоюют?

Тогда, кстати, я впервые услышал, как их, этих предполагаемых, невидимых, теоретических существ, носителей «гипотетического доминирующего интеллекта», заперших нас в свой ларец медленного времени, назвали гипотетиками. В массы термин проникал медленно, в течение нескольких лет, однако постепенно утвердился, к моему большому сожалению. Какое-то сухое, холодное, абстрактное слово; правда, конечно, гораздо сложнее.

– Конкретный план уже существует?

– Конечно. – Джейсон прикончил бифштекс на три четверти и отодвинул тарелку. – Он даже не чрезмерно обременителен в финансовом отношении. Главная проблема в создании стойких микроорганизмов. Поверхность Марса сухая, холодная, практически лишена атмосферы, обжигается радиацией при восходе Солнца. Использовали земных экстремофилов: бактерии из Антарктики, из охлаждающих систем ядерных реакторов. Использовали разные источники знания. Ракетная техника, эволюционные разработки. Новая отрасль здесь лишь наша перспектива. Что у нас получится за дни и месяцы после пусков. Это… это называют «телеологической технологией».

– Знаешь, это, пожалуй, почти то же, что делают эти гипотетики, – примерил я к языку новое слово.

Джейсон поднял брови, и я до сих пор вспоминаю этот его одобрительный, уважительный взгляд:

– Да. В какой-то мере так.

* * *

Когда-то мне попалась интересная деталь в книге о первой высадке на Луне в 1969 году. В то время жили еще на земле старики и старухи, родившиеся в девятнадцатом веке, которые помнили мир без автомобилей и телевидения. Им стоило больших усилий воспринять столь необычную информацию. Слова о прогулках по Луне встречались в их время лишь в сказках, а тут те же самые слова превратились в констатацию факта. И они не могли воспринять эту констатацию. Это противоречило их представлениям о том, что возможно и что невозможно, абсурдно.

Наступила моя очередь.

Терраформинг и колонизация Марса. Это сказал мой друг Джейсон в здравом уме и твердой памяти, не заблуждаясь. Во всяком случае, не больше заблуждаясь, чем десятки умных людей, людей науки и власти. Делу был придан ход, уже крутились колеса бюрократической машины – есть ли более веское доказательство серьезности процесса?

После обеда, пока еще не полностью стемнело, я ненадолго вышел прогуляться.

Майк-газонщик знал свое дело. Газон прямо проистекал из математической идеи образцового сада. За газоном сгущались тени в столь же ухоженном «девственном» лесу. Диане понравился бы лес в таком остаточном освещении. Я подумал о Диане, о лесе, о лете у ручья у «большого дома», когда она декламировала нам стихи из старых книг. Однажды, когда речь зашла о «Спине», она процитировала стишок английского поэта Л. Е. Хаусмена.

 
Разозлился косолапый мишка,
Слопал несмышленыша-мальчишку.
А мальчишка так и не узнал,
Что медведю завтраком он стал.
 

* * *

Когда я вернулся, Джейсон разговаривал по телефону. Он мельком глянул на меня и отвернулся. Голос его звучал сдавленно:

– Нет… Нет… Ну, если так… Да, я понимаю. Хорошо. Я сказал «хорошо»… Хорошо означает хорошо.

Он засунул трубку в карман.

– Диана? – спросил я. Он кивнул.

– Приедет?

– Приедет. Но, прежде чем приедет, я хочу тебе сказать, что того, о чем мы говорили за обедом, ей знать не следует. Собственно, этого никому знать не следует. Пока что это закрытая информация.

– То есть засекреченная.

– Да, пожалуй.

– Но мне-то ты сказал.

– Да. Я совершил преступление. – Он улыбнулся. – Моя вина, не твоя. Тебе я доверяю. Собственно, пройдет месяц-другой, и об этом объявят в новостях. Кроме того, я на тебя рассчитываю. Скоро «Перигелион» запустит эксперимент в суровых условиях, нужны кандидаты, в том числе врачи. Неплохо было бы, если б мы поработали вместе.

Я даже вздрогнул:

– Но, Джейс, я ведь только что окончил курс… Даже без интернатуры.

– Всему свое время.

– Ты не доверяешь Диане?

Улыбка исчезла.

– Честно – не доверяю. Больше не доверяю. Сейчас, во всяком случае, не доверяю.

– Когда она приедет?

– Обещала завтра до полудня.

– А что ты не хочешь мне говорить?

– Что она своего кавалера притащит.

– Думаешь, это вызовет осложнения?

– Увидим.

Ничто не пребывает…

Утром я понял, что не готов увидеться с нею. Проснулся в плюшевой летней спальне И-Ди на его даче в Беркшире, под лучами пронизывающего кружевные шторы солнца, и подумал: «Хватит херни». Действительно, я устал от фальши личной жизни последних восьми лет, включая мой пылкий роман с Кэндис Бун, которая, будучи вовсе не дурой набитой, видела, когда и в чем я вру. «Ты на этих Лоутонах достаточно зациклен», – сказала она мне однажды и попросила рассказать обо всей семье, не только о Диане.

Никак не мог я утверждать, что все еще в Диану влюблен. Наши отношения этого аспекта вообще не касались, вились вокруг, как виноградная лоза вьется вокруг опорной рейки. Но в лучшие периоды мы достигали полного эмоционального слияния, почти пугающего по степени серьезности и зрелости. Настолько, что мне хотелось убрать маскировку. Пусть даже испугав Диану.

Я часто вел с ней заочные беседы, обычно поздно ночью, под беззвездным небом. Я был достаточно эгоистичен, чтобы ощущать ее отсутствие, но достаточно здраво мыслил, чтобы понимать, что мы никогда не сможем быть вместе. И был готов напрочь забыть о ней.

Не был я готов лишь увидеться с нею.

* * *

Джейсон сидел внизу, в кухне. Я скомпоновал себе завтрак. Дверь Джейсон открыл и подпер, чтобы ее не захлопнул сквозняк. Ветерок продувал дом. Я всерьез подумывал, не швырнуть ли мне сумку на заднее сиденье своего «хюндая» и не дунуть ли прочь.

– Слушай, Джейсон, что это за «Новое царство» такое?

– Ты что, с луны свалился? – удивился он. – Газет не читаешь? Что, медиков в Стоуни-Брук на ночь запирают снаружи?

Разумеется, я кое-что слышал о «Новом царстве», как в новостях, так и – в большей степени – из разговоров. Знал, что это христианское – номинально христианское – движение вызвано Затмением, что его осуждают все традиционные церкви, особенно, разумеется, консервативные. Знал, что вовлекаются туда, главным образом, молодые люди, всякого рода разочарованные, недовольные, бунтари и так далее. Слышал об однокурсниках, бросивших учебу и окунувшихся с головою в «просвещенные истины» этого течения.

– По сути это хилиастическое движение, – сказал Джейс. – Второе Пришествие, Царство Божие на земле и прочий бред в том же роде, ничего нового они не изобрели.

– То есть культ?

– Не сказал бы. Видишь ли, их целый спектр, они довольно разномастные; есть, конечно, и группы культового типа. Единого лидера нет. Писания своего тоже нет, но разного рода мелкопоместные теологи взмыли на волне: Си-Ар Рэйтел, Лора Грингидж и еще в том же роде… – Книги этих гуру я видел на стойках в супермаркетах. Вся «Спин-теология» шла непременно со знаком вопроса: «Узрим ли мы Второе Пришествие?» Или: «Суждено ли нам пережить конец времен?» О каких-то богослужениях в их течении я не слышал, но не мог не знать о массовых мероприятиях, как правило, по выходным. – Толпы к ним стекаются, разумеется, не ради теологии. Видел репортажи о том, что они величают Экстазом?

Видел, разумеется, и, в отличие от Джейсона, ведущего монашеский образ жизни, понимал действенность их «святого призыва». Я просмотрел диск с записью сборища в Каскадах прошлым летом. Выглядело оно чем-то средним между баптистским пикником и концертом «Благодарных мертвецов». Луг с цветочками, церемониальные белые хламиды, парень без грамма лишнего жира дует в иудейский ритуальный рог. Спускаются сумерки, вспыхивает громадный костер, на сцене стараются музыканты. Белые хламиды спадают, начинаются танцы, переходящие в иные процедуры более интимного характера.

Средства массовой информации внушали народу отвращение к этим действам, но мне они казались не столь страхолюдными. Никаких скучных или же зажигательных проповедей, сплошь невинное зубоскальство да «возлюби ближнего своего» при полной взаимности. Сотни дисков расходились по кампусам, в том числе и по студенческим спаленкам Стоуни-Брук. А какая разница, под какой половой акт на каком диске онанировать одинокому медику?

– Как-то не верится, что Диану соблазнило «Новое царство».

– Наоборот. Такие, как она, – их главная опора. Она до смерти перепугана «Спином» и его последствиями. Такие, как она, цепляются за «Новое царство» как утопающий за спасательный круг. Как же – то, перед чем они дрожали, предстает вдруг предметом поклонения, вратами в Царствие Небесное.

– И давно она с ними?

– Да уж с год. С тех пор, как встретила Саймона Таунсенда.

– Саймон член «Нового царства?»

– Боюсь, что не просто член, а задубелый.

– Ты его видел?

– Она пригласила его раз на Рождество. Фейерверком, должно быть, полюбоваться. И-Ди, разумеется, Саймона не одобрил. И этого отнюдь не скрывал. – Тут Джейсон поежился, вспоминая, как И-Ди может не скрывать неодобрение. – Но эти двое применили свою фирменную штучку: подставили вторую щеку. Они заулыбали старого черта чуть ли не до смерти. Еще улыбочка – и его бы реанимация увезла.

Один – ноль в пользу Саймона, подумал я.

– И как он для нее?

– Он как раз то, чего ей больше всего хочется. И как раз то, что ей меньше всего нужно.

* * *

Они прибыли ближе к вечеру. К дому, чихая и кашляя, подкатила объемистая колымага возрастом лет не менее пятнадцати, сжигавшая, пожалуй, еще больше горючего, чем «Джон Дир» Майка-газонщика. За рулем восседала Диана. Она остановила машину и вышла с дальней от нас стороны, заслоненная кучей багажа на крыше. Зато Саймон выступил из противоположной дверцы, в полной красе, сияя широкой улыбкой.

Выглядел он весьма внушительно. Шести футов, а то и чуть выше, худой, но не тощий, с виду не слабак. Физиономия слегка лошадиная, разлохмаченная шапка золотистых волос. Улыбка обнажала просвет между верхними передними зубами. Одет в джинсы и клетчатую рубаху, левый бицепс обвязан выцветшим синим платком – как я узнал позже, знак приобщённости к «Новому царству».

Диана обогнула капот и остановилась рядом с ним. Теперь нас с Джейсоном облучала уже парная улыбка. На Диане тоже «новоцарский» прикид: васильково-голубая юбка до пят, голубая блузка и потешная широкополая шляпа, вроде тех, которыми прикрывают плеши меннониты-амиши. Одежда ее, однако, вовсе не портила, обрамляла и выставляла напоказ ее здоровую телесность и сеновальную чувственность. Физиономия ее сочностью напоминала несорванную ягоду. Она щурилась на солнце, улыбку свою адресовала непосредственно мне. Бог мой, что за улыбка! Искренняя и одновременно какая-то бесовская.

Я растерялся.

Из кармана Джейсона дал о себе знать мобильник. Он вытащил телефон, глянул на высветившийся на экране номер.

– О, это неотложно, – озабоченно пробормотал он.

– Джейс, не бросай меня, – взмолился я.

– Я на кухню и обратно. Мигом.

Он исчез как раз в момент, когда Саймон бухнул на крыльцо объемистый рюкзак войскового типа и протянул мне лапу:

– А ты, должно быть, Тайлер Дюпре?

Рукопожатие. Рука крепкая. Медовый южный акцент, гласные гладки, как отполированный течением топляк, согласные вежливы, как визитные карточки коммивояжера. Имя мое он произнес с выраженным каджунским луизианским выговором, хотя семья наша никогда южнее Миллинокета не спускалась. Диана принеслась вслед за ним, гравий смачно хрумкал под ее грубыми башмаками.

– Тайлер! – крикнула она мне прямо в ухо, обхватывая обеими руками. Волосы ее закрыли мое лицо, я ощутил ее солнечный, соленый дух.

Не выпуская меня, она тут же отпрянула на расстояние комфортного обзора, жадно озирая меня, продолжала восклицать:

– Тайлер, Тайлер! – Я почувствовал себя каким-то музейным экспонатом в стеклянном саркофаге. – Ты отлично выглядишь, а сколько лет прошло…

– Восемь, – подсказал я. Выглядел я, как мне казалось, полным идиотом. Да и голос звучал соответственно.

– Ух ты, неужели?

Я помог им с багажом, потыкал рукой в разные стороны, объясняя, где что находится, и удрал на кухню, где Джейсон все еще шептался со своим телефоном. Когда я вошел, на меня смотрел его затылок.

– Нет, – мрачно, напряженно. – Нет… А Госдеп?

Я замер. Госдепартамент. Ничего себе уровень.

– Я приеду через пару часов… Да… Да… Понимаю… Нет, все в порядке, но звоните, если что… Хорошо. Спасибо.

Он спрятал телефон и повернулся ко мне.

– И-Ди? – спросил я.

– Его штат.

– Что-то стряслось?

– Тай, ты хочешь, чтобы я тебе вообще все на свете выдал? – Он не слишком успешно попытался улыбнуться. – Лучше бы тебе во все не вникать.

– Да я ничего и не слышал, кроме того, что ты собираешься смыться и оставить меня ворковать с этой парой голубков.

– Ну… Что я могу сделать… Китайцы ерепенятся.

– Что значит ерепенятся?

– Ну… выдрючиваются. Не хотят начисто отказаться от своего ракетного удара. Хотят оставить этот вариант как опцию.

Он имел в виду ядерный удар по «полярным» артефактам «Спина».

– Но их, конечно, сдерживают? Отговаривают?

– Дипломатические каналы работают. Но не слишком успешно. То и дело упираются в тупик.

– Черт, Джейс, а что, если они и вправду врежут?

– Что ж… Это означает взрывы значительной мощности возле объектов неизвестного назначения, связанные со «Спином». А о последствиях… Очень интересный вопрос. Но пока что ничего не случилось. Может, и не случится.

– Может, конец «Спина», а может, конец всего. Судный день!

– Тайлер, убавь громкость. У нас гости, не забывай. И не кипятись. То, что задумали китайцы, конечно, глупо, но не думаю, что, даже если, они эту глупость совершат, случится что-то страшное. Гипотетики, кем бы они ни были, наверняка в состоянии защитить себя, не вредя нам. И эти объекты над полюсами вовсе не обязательно определяют «Спин». Может быть, это наблюдательные платформы, связные центры… Приманки для дураков, наконец, вроде наших китайцев. Если китайцы решатся, то мы об этом узнаем?

– Смотря кто – «мы». В новостях, возможно, сообщат, когда все уже закончится.

Тогда я впервые понял, что Джейсон уже вышел из учеников своего отца и начал ковать свои собственные связи в недрах вашингтонской администрации. Впоследствии я узнал больше о «Перигелион фаундейшн» и о работе Джейсона. Пока что это оставалось частью его теневой жизни. Теневыми аспектами жизнь Джейсона отличалась всегда. В детстве вне «большого дома» он блистал математическими способностями, восхищая преподавателей школы Райс, выделяясь на общем фоне, как чемпион, случайно завернувший в провинциальный гольф-клуб. А дома он оставался просто Джейсом, и все мы принимали это как должное.

Так это пока и оставалось. Но тень он теперь отбрасывал куда более обширную и глубокую. Теперь сценой его действия стал не математический класс школы Райс, теперь он выходил на мировую сцену и примерялся к курсу мировой истории, собираясь существенным образом на него повлиять.

– Если это случится, я об этом узнаю немедленно. Мы узнаем. Но я бы не хотел, чтобы этот вопрос беспокоил Диану. И тем более – Саймона.

– Да ладно, подумаешь… Забудем. Какой-то там конец света. Тоже мне, событие.

– Нет никакого конца света. Ничего не случилось. Успокойся, Тайлер. Отвлекись, займись чем-нибудь. Вон, налей чего-нибудь выпить.

Голос его звучал беззаботно, однако пальцы дрожали. Я заметил это, когда он доставал из кухонного шкафа бокалы.

Можно было уехать. Выйти, прыгнуть в свой «хюндай» и отбыть – даже незамеченным. Пусть Диана с Саймоном в своей комнате упражняются в христианской любви на «новоцарственный» манер, пусть Джейс развлекается в кухне с тематикой Судного дня по своему мобильнику. Я не хотел провести последний день своей жизни с этими людьми.

Но с какими же еще? На этот вопрос я не мог ответить.

* * *

– Мы познакомились в Атланте, – щебетала Диана. – Университет штата Джорджия устроил семинар по альтернативной духовности. Саймон хотел послушать лекцию Рэйтела. Я случайно увидела его в студенческой кафешке. Он сидел один, читал «Второе пришествие». Я тоже была одна и подсела к нему. Разговорились.

Диана и Саймон устроились на желтом плюшевом диване, ароматизированном пылью десятилетий. Диана полулежала на подлокотнике, Саймон держался прямо, как к столбу привязанный. Улыбка его начинала меня беспокоить. За все время она ни разу не исчезла с его лица.

– Так ты студент? – спросил я Саймона.

– Бывший.

– А теперь чем занимаешься?

– Путешествую, по большей части.

– Саймон может себе позволить покататься. Он наследником работает, – разъяснил Джейсон.

Диана строго посмотрела на брата:

– Не груби.

Саймон вступился за Джейсона:

– Но это правда. У меня есть кое-какие деньги. Мы с Дианой пользуемся возможностью познакомиться со страной.

– Дед Саймона, – продолжил Джейсон, – Огастес Таунсенд – король ершиков всего штата Джорджия. Ершиков, которыми горшки моют, курительные трубки драят – всяких ершиков.

Диана в безмолвном возмущении возвела очи к небу, сквозь потолок. Саймон, не теряя ни терпения, ни улыбки – мне казалось, что он в своей святости уже слегка воспарил над диваном, – и с этим согласился:

– Да, только это было уже давно. Их теперь и ершиками-то больше не называют. «Щетки» да «приспособления для…» – Улыбка Саймона родила взрыв радостного смеха. – И вот перед вами на диване наследник щеточного состояния.

Источником состояния, как впоследствии объяснила Диана, наряду с ершиками выступили различные предметы подарочного и галантерейного ассортимента. Огастес Таунсенд начал с ершиков, но ими не ограничился; производил жестяные детские игрушки, браслеты, расчески и иную пластиковую мелочь для розничных лавчонок всего Юга. В сороковые годы семейство Таунсендов вошло в социальную элиту Атланты.

– Саймон не интересуется карьерой. Он мыслит шире, – не унимался Джейсон. – Он свободомыслящий.

– Боюсь, никого не назовешь по-настоящему свободно мыслящим, – без запинки возразил Саймон и тут же согласился с начальной частью высказывания Джейсона: – Но карьерой я действительно не интересуюсь. Можно подумать, что я ленив. Что ж, ленив, не спорю. Мой порок, признаю. Но, не хочу никого обидеть, какая польза от любой карьеры, особенно в данных обстоятельствах? – Он повернулся ко мне: – Ты медик, Тайлер?

– Начинающий. Только что окончил.

– Это, впрочем, здорово. Пожалуй, самая стоящая из всех профессий.

По сути, Джейсон обвинил Саймона в никчемности его существования. Саймон возразил, что все профессии никчемны – кроме, скажем, моей. Удар, защита, контрудар… Пьяная драка в балетных тапочках.

Все же мне было неудобно за Джейсона. Его раздражала не философия Саймона, а его присутствие. Он планировал возродить в Беркшире нашу общность прежних дней. Он, я, Диана, воспоминания детства, возрождение утраченного комфорта. Вместо этого Диана сервировала нам своего кавалера, которого Джейсон рассматривал как чужеродное вкрапление, этакую испеченную на южном солнышке Йоко Оно.

Для нейтрализации обстановки я спросил у Дианы, долго ли они уже путешествуют.

– С неделю. Но вообще-то, мы все лето в разъездах. Джейсон тебе, конечно, о «Новом царстве» рассказывал. Но не верь ему, Тай, на самом деле это чудесно. У нас интернет-друзья по всей стране. Повсюду примут на день-два. Встречаемся, беседуем, даем концерты. От Мэйна до Орегона, с июля по октябрь.

– Ну да, за постой платить не надо, а на одежде особая экономия, – вполголоса добавил Джейсон.

Диана кольнула его взглядом:

– Экстаз вовсе не каждый раз.

– Только нашим разъездам скоро придет конец, если машина под нами развалится. – Саймон и жаловался с улыбкой. – Зажигание барахлит, скорость не набрать. Я, к сожалению, в механике не силен. Тайлер, машины, случайно, не лечишь?

«В чем же ты силен?» – подумал я, но ответил иначе:

– Я тоже не механик, но под капот заглядывать приходилось. Пошли, глянем. – Я понял его вопрос о машине как приглашение выйти и оставить Диану с Джейсоном наедине, чтобы они пришли к какому-то согласию.

Погода все еще радовала, теплый ветерок разгонялся по изумрудному газону. Я вполуха слушал Саймона, открывшего капот своего дряхлого «форда», и дивился, почему этот богатый наследник не может купить себе приличный автомобиль. Может быть, он, конечно, унаследовал расстроенное состояние или успел промотать наследство. Наконец, его может держать на голодной диете управляющий фонд.

– Я, конечно, чуть не в любой компании дураком выгляжу. Никогда не разбирался ни в науке, ни в технике.

– Меня тоже знатоком не назовешь, – утешил я его. – Кстати, даже если мы чуть и отладим двигатель, все равно надо в мастерскую ехать, к настоящему механику, если собираетесь по стране кататься.

– Спасибо, Тайлер. – Он зачарованно следил, как я исследую двигатель. – Обязательно учту.

В таких случаях чаще всего виноваты свечи зажигания. Я спросил Саймона, менял ли он их когда-либо. Ответ красноречивый:

– Н-не припомню.

Машина прошла шестьдесят с лишним тысяч миль. Я взял ключ с трещоткой из своего набора инструментов, вывинтил свечу, сунул ему под нос:

– Вот главная причина всех невзгод.

– Эта штучка?

– И ее подружки там, такие же. Плюс ситуации – самая дешевая деталь. Минус – не заменив, лучше с места не двигаться.

– Гм…

– Если вы останетесь, можно завтра утром съездить в город в моей машине, купить замену.

– Да, конечно… Большое спасибо. Мы не собирались уезжать сразу. Если Джейсон не будет возражать…

– Джейсон отойдет. Он просто…

– Я понимаю, можешь не объяснять. Я Джейсону, разумеется, не по вкусу, и это естественно. Меня это не удивляет и не шокирует. Но Диана не хотела принимать приглашения, не включающего меня.

– Ну… Рад за вас обоих.

– Но я мог бы и комнату снять где-нибудь в городе.

– Совершенно ни к чему, – заверил я, дивясь тому, что мне приходится уговаривать Таунсенда остаться. Не знаю, чего я ожидал от этого свидания с Дианой, но присутствие Саймона начисто перечеркнуло мои надежды. Вероятнее всего, оно и к лучшему.

– Джейсон тебе, должно быть, о «Новом царстве» много чего рассказал. Это главная причина раздора.

– Он говорил, что вы там замешаны.

– Не буду тебя агитировать, вербовать. Но твое беспокойство относительно нашего движения могу рассеять.

– Я знаю о «Новом царстве» только то, что по телику показывали.

– Некоторые называют наше движение «христианским гедонизмом». Я предпочитаю «Новое царство». Идея, по сути, проста. Построить Царствие Небесное житием своим. Здесь и сейчас. Пусть последнее поколение будет таким же идиллическим, как и первое.

– Ну-ну. Только у Джейсона терпения не хватает на разговоры о религии.

– Да, это заметно. Но только не религия его беспокоит.

– А что же?

– Честно говоря, я Джейсоном восхищаюсь. И не только потому, что он очень умен. Он один из многознатцев, прости мне древнее слово. И «Спин» он воспринимает всерьез. Население Земли что-то около восьми миллиардов, так? И уж каждый из них знает, по меньшей мере, что звезды с неба сгинули. Но они продолжают жить так, как будто не придают этому значения. Мало кто осознал наличие «Спина». «Новое царство» осознало. И Джейсон тоже.

Я подумал, что Джейсону не польстило бы такое сравнение.

– Однако несколько по-разному осознали, не так ли?

– В этом суть вопроса. Две точки зрения, два восприятия, на выбор. Рано или поздно людям придется признать реальность, хотят они этого или нет. И им придется выбирать между научным восприятием и духовным. Это и беспокоит Джейсона. Потому что, когда речь заходит о жизни и смерти, побеждает вера. Где бы ты предпочел провести вечность? В земном раю или в стерильной научной лаборатории?