Текст книги "Бей или беги (СИ)"
Автор книги: Рита Лурье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Ей нужно было поговорить с Малкольмом, но подходящий случай так и не подвернулся. Ночью к стенам лагеря пришли мертвецы.
Битва была выиграна, но огромной ценой – погибли многие охранники, храбро бросившиеся рубить монстров в ближнем бою. Нашествие тварей истощило запасы патронов, камней и стрел. Томасин израсходовала все болты для арбалета, хотя за последние месяцы собственноручно выстругала ножом целую коробку. И она чуть не умерла от ужаса, со стены наблюдая, как Малкольм прореживает ряды тварей на мотоцикле, расколачивая головы битой направо и налево. В сражении участвовала даже Гвен, она, как оказалось, неплохо обращалась с огнестрельным оружием. Каждый внес свой маленький вклад. Каждый, кроме Зака, бросившегося бежать, как только началась заварушка.
Томасин обошла весь лагерь в поисках друга. Она едва стояла на ногах от усталости, а правая кисть затекла и ныла после долгих часов, что она не выпускала арбалет из рук. Она убедилась, что последняя тварь повержена, а все, находившиеся за стенами, кому удалось уцелеть, включая Малкольма, вернулись, и отправилась разыскивать Зака. Она догадывалась, что лучше ему попасться ей, а не другим участникам битвы, обезумившим от бурлящего в крови адреналина.
Зак отыскался на последнем этаже корпуса, использовавшегося для хранения припасов и хозяйства. Здесь царила страшная разруха – люди ломились сюда, вынося все пригодное для обороны, наплевав на все списки и осторожность. Томасин долго пробиралась через нагромождение из перевернутых, выпотрошенных ящиков, прежде чем смогла добраться наверх. Вопреки ее ожиданиям, Зак не сидел в углу, трясясь, словно трусливый зайчишка. Он стоял у узкого окошка, прижимая к груди какую-то папку.
– Эй, – окликнула его Томасин, – что ты тут делаешь?
Папка выскользнула у друга из рук и шлепнулась на бетонный пол. Листы разлетелись, но он не попытался их собрать, а поднял ладони вверх, словно сдаваясь.
– Ты меня убьешь? – спросил он слабым от волнения голосом.
– Господи, нет! – воскликнула девушка, – но это не отменяет того, что я тобой очень недовольна.
– Ясно, – пробормотал Зак, – но тогда меня убьют они. Или сейчас… или на гонке.
– Что за чушь? – возмутилась Томасин, – тебя накажут, но не убьют…
– Ты еще не поняла!? – перебил парень, – кто они такие?! Куда пропадают люди? Тогда смотри!
Он подобрал папку, протянул девушке и отступил, стоило Томасин забрать ее, словно и она представляла для него угрозу. Томасин заметила, как дрожат пальцы у друга.
– Я… – виновато начал он, – я… да, я спрятался… здесь. И нашел это. Теперь мне точно конец…
– Что это? – спросила девушка, листая страницы. Она толком не понимала, что попало к ней в руки. На стопке листов были фотографии каких-то незнакомцев, окруженные плотным машинописным текстом, сплошь состоящим из загадочных терминов. Томасин пролистнула бумаги и зацепилась взглядом за знакомое лицо на снимке – она опознала человека из группы охотников, что когда-то грубил ей в столовой. Следом – еще одного. Ее пальцы непроизвольно разжались, и страницы, кроме одной, разлетелись во все стороны. С последней фотографии на нее смотрел Малкольм, моложе, без шрама, но все равно легко узнаваемый. Рядом со снимком стояло совсем другое имя.
– Как это понимать? – пробормотала Томасин.
– Это заключенные, что содержались в этой тюрьме, – пояснил Зак, прикусив пухлые губы, – до того, как… ну… ты понимаешь. Убийцы. Педофилы. Насильники. Маньяки. Это была тюрьма строгого режима для самых… отбитых. Почитай за что они тут сидели…
– Нет! – девушка помотала головой и судорожно скомкала листок, – это теперь не важно, Зак. Прежнего мира больше нет. Все по-другому…
– Вот тебе и ответ, что такое эта «волчья гонка», – продолжал парень. Он вытащил из рукава нож и выставил на ладони перед Томасин, – пожалуйста. Убей меня. Быстро. Они…
– Да ты спятил! – рассердилась Томасин, отнимая у него оружие, – никто не…
Она не успела договорить. Чуткий слух охотницы уловил шаги на лестнице. Две или три пары ног. Инстинкты подсказали Томасин, что она слышит ни что иное, как тяжелую поступь палача, идущего за своей жертвой, чтобы привести приговор в действие.
Томасин успела спрятаться за мгновение до того, как за Заком пришли. Она забежала в соседнее помещение и забралась в вентиляционную шахту, радуясь своему маленькому росту и миниатюрной комплекции. Карабкаться по скользкому металлу было сложнее, чем по шершавой коре и веткам деревьев, но ее подстегивало отчаянное желание выжить. Скорчившись в душной темноте, она прислушивалась, но не могла разобрать, что происходит с Заком. Вроде как, его не убили, а просто куда-то увели. Но вряд ли его ждет что-то хорошее за бегство с поля боя. Томасин решила, что придумает, как помочь ему и при возможности организует побег. Друг сам вырыл себе яму, да только она не могла позволить ему погибнуть. Она по-своему к нему привязалась.
Она сразу отмела идею попросить за Зака у Малкольма. Он неоднократно подчеркивал, что правила есть правила – он не преступит их даже из-за привязанности к Томасин. Зак облажался. Возможно, он переоценил урон из-за найденных им бумаг, но трусость в Цитадели все равно порицалась.
Сама Томасин еще толком не поняла, как ей реагировать на правду о прошлом многих обитателей лагеря. Она засунула скомканный листок с досье Малкольма в карман, но не нашла его, вернувшись в комнату. Скорее всего, она потеряла его, выбираясь из вентиляции.
Это была первая ночь за долгое время, когда она осталась в своей камере, а не пошла к Малкольму. Она боялась проболтаться о своих планах по спасению Зака, которые мужчина едва ли оценит. Он сам зашел к ней утром, чтобы коротко поцеловать, пока Томасин старательно прикидывалась спящей.
– Просыпайся, крошка, – шепнул он, – сегодня особенный день. Ты же сама этого хотела.
Томасин дождалась его ухода, вскочила и принялась шустро собираться. Она догадалась, что за «особенный день» Малкольм имел в виду. Выглянув в крошечное окошко, девушка увидела во дворе заметное оживление. Мусор после битвы прибрали и уже накрывали столы.
В первую очередь она отправилась проверить список. Все так. Она вышла на лидирующую позицию, а Зак спустился в самый низ. Дайана, прохлаждавшаяся в главном корпусе, панибратски похлопала Томасин по спине. Будто они старые подруги.
– Поздравляю, – сказала она и подмигнула, – не зря ты тогда отобрала у меня шмотки.
Томасин едва сдержалась, чтобы не ударить Дайану за такое откровенное оскорбление. Этой фразой женщина разом обесценила все ее труды, все ее заслуги, сведя все достижения девушки к связи с лидером. Так это, наверное, и выглядело в глазах Дайаны – Томасин запрыгнула в койку к Малкольму, чтобы утереть всем нос. Имя самой Дайаны болталось где-то в среднечках, не заслуживших внимания.
Они долго бурили друг друга ненавидящими взглядами, пока Дайана не ушла, торопясь к началу речи. Томасин же не хотела ее слушать, но ее вынесло во двор толпой людей, хлынувших поглазеть на счастливчиков. Девушке хотелось закрыть уши. Каждое слово Малкольма впивалось ей прямо в мозг, подпитывая паническую мысль: сегодня Зака убьют. Он тоже был здесь – стоял хмурый, молчаливый, по правую руку от предводителя. Томасин встрепенулась, лишь услышав собственное имя. Глаза всех присутствующих разом нацелились на нее.
– Впервые за время существования этой традиции чести участвовать в «Волчьей гонке» удостаивается девушка, – провозгласил Малкольм, в отличие от всех остальных, даже не глядя в ее сторону. – Особенная девушка, – подчеркнул он, – ее вклад в жизнь лагеря превзошел всех остальных. Она доблестно сражалась минувшей ночью. И она лучшая охотница.
Толпа вытолкала Томасин к нему. Мужчина собственнически приобнял ее за плечи и вдруг поцеловал. У всех на виду. Этот поцелуй не походил на все прежние – он был сухим и исполненным злости.
Он знает – поняла Томасин. Знает, что она была вместе с Заком, когда он нашел те бумажки. Сомнений быть не могло. Она ощутила, как незаметно от всех, Малкольм что-то всунул в ее вспотевшую от волнения ладонь. Смятый лист. Она догадалась, но не осмеливалась посмотреть и получить подтверждение.
Всю дорогу она не выпускала страницу из руки, даже когда обнимала Малкольма, сидя позади него на мотоцикле. Томасин боялась смотреть на него. Ее взгляд был прикован к Заку, ей нужно было успокаивать себя, что с ним все в порядке. Хотя бы пока. Словно, если она упустит его из виду, он тут же умрет самой страшной смертью.
Процессия завершила свой ход на опушке леса. Пять машин и один мотоцикл. Тринадцать человек – и последний, тринадцатый, едва передвигал ноги от ужаса, пока его тащили из машины силой. Зака не стали связывать, никто не ждал от него побега, он выглядел сломленным и сдавшимся. Его толкнули на землю, и он упал, за мгновение до столкновения с землей, выставив перед собой ладони, чтобы смягчить падение.
– Господа, – Малкольм снова взял слово, – в этом году мы проводим «гонку» раньше, чем обычно, но всем нам нужна разрядка после атаки мертвецов. Один день в году мы позволяем себе все, что запрещено в стенах лагеря. Вы – лучшие представители общества Цитадели и заслужили возможность отпустить себя на волю. Никаких ограничений. Никаких правил. Ни в чем себе не отказывайте. Да прольется кровь!
Томасин наконец оторвала взгляд от скорчившегося на земле Зака, чтобы взглянуть на Малкольма. Она не узнавала этого человека – с безумно блестящими глазами и зловещей битой, заброшенной на плечо. Кто-то другой обнимал ее зимними ночами. Кто-то другой заботился о ней и учил любви.
Ее внутренний зверь чувствовал угрозу в этом чужаке и скалил зубы. Ей не нравился этот чужак. Она ненавидела его. Он забрал у нее не только Зака, но и того Малкольма, в котором она нуждалась.
– А что касается тебя… – Малкольм приблизился к Заку и указал на него битой, – сегодня твой последний шанс себя проявить. Ты можешь бежать, как трус, пока кто-то из нас не настигнет тебя, чтобы совершить правосудие. А можешь умереть сейчас, как герой – быстро и без стыда.
Выбор без выбора.
Томасин сжала руки в кулаки, и зажатая в них бумажка впилась в ладонь, противная, склизкая от ее пота.
– Выбирай, – поторопил Малкольм и кивнул девушке, – миледи. Моя королева.
Томасин сделала неуверенный шаг вперед. Ноги налились свинцом, она словно проталкивалась через толщу воды. Малкольм протянул ей биту.
– Пусть расправу совершит моя королева, – с ядовитой улыбкой сказал Малкольм.
Девушка поймала затравленный взгляд Зака.
– Беги, – произнесла она одними губами.
Глава седьмая.
– Ваша фамилия?
– Не знаю.
– Национальность?
– Не знаю.
– Религиозная принадлежность?
– Не знаю.
– Возраст?
– Двадцать один год.
Они все равно не смогли бы сражаться – последняя неделя выдалась тяжелой, и люди были сильно измотаны. Они снялись с места, к которому уже успели прикипеть, не имея доступной альтернативы, как и четкого плана, и шли, шли, шли... куда-то на юг. Такое бывает, когда приходит орда. Две последних зимы, а Томасин измеряла время именно так, здание заброшенной школы служило им укрытием. Но оно не имело ни надежных стен, ни оборонительных сооружений, чтобы выстоять перед нашествием крупной стаи мертвецов. Хорошо, что никто не погиб. Но, экстренно эвакуируя лагерь, им пришлось оставить большую часть своего хозяйства. В единственный автомобиль забросили только предметы первой необходимости: оружие, какие-то припасы и теплые вещи. Несколько дней назад бензин закончился, а баки во всех встречных им транспортных средствах были также пусты. Необходимость тащить на себе тяжелые пожитки истощила не только силы путников, но и запасы их боевого духа. Только Томасин не унывала.
Она не имела права. Она взяла на себя ответственность за эту малочисленную группу выживших, потому не могла демонстрировать слабость. Даже когда ей в грудь уперлось дуло автомата, а рослый, явно недружелюбно настроенный детина в маске преградил дорогу. Она обернулась к остальным, чтобы приободрить:
– Все хорошо. Я разберусь, – хотела бы она и сама в это верить!
– Что вам нужно? – рука под краем куртки нащупала припрятанный в подкладку нож. Тянуться за арбалетом было слишком опасно – едва ли девушка успеет выхватить и зарядить его до того, как незнакомец спустит курок.
– Кто вы такие? – откликнулся вопросом на вопрос мужчина.
– Выжившие, – спокойно сказала Томасин, – очевидно, что не мертвецы, – она подавила смешок, ощутив, как Зак незаметно от остальных толкнул ее под ребра, сопроводив жест осуждающим взглядом. Нашла время шутки шутить. Но она помнила его бесценные уроки, данные давным-давно – смех способен снизить градус напряжения. А заодно Томасин требовалось потянуть время, чтобы оценить обстановку. Незнакомцев с оружием было семеро. Меньше, чем ее людей, но на их стороне было заметное преимущество в виде автоматов и брони. Даже если они пускают пыль в глаза, и магазины автоматов пусты – ее группа устала от долгой дороги, а драться с живыми куда сложнее, чем с мертвыми. Томасин завалит двоих, Зак, если постарается, еще одного, а остальные…
– Сдайте оружие и проследуйте с нами, – распорядился тот, кто держал девушку на прицеле.
Их привезли в какое-то место. Томасин не имела представления о том, как оно выглядит, потому что пленников транспортировали в глухом кузове небольшого грузовика, запертом снаружи. Без единой щелочки, через которую она могла бы выглянуть наружу. Все, что она знала – в пути они были около часа, часть дороги ехали по шоссе, но потом съехали на грунтовку, ровный асфальт резко закончился, и машину затрясло на камнях и ухабах. Дальше был двор, со всех сторон огороженный высоким забором, и здание, из-за высоких окон и примитивной архитектуры напоминающее завод. Группу разделили – отдельно женщин, отдельно мужчин. Зак напоследок успел сжать ее руку в обещании отыскать друг друга после. После допроса.
Томасин осмотрел доктор – немногословный пожилой мужчина в латексных перчатках. В первую очередь он проверил зубы, чтобы убедиться, что пленники не имеют привычки питаться человеческим мясом. Остальной осмотр был беглым и поверхностным. Следом за доктором к ней явился еще один человек, лысый, без маски, но в форме, похожей на ту, что носил перехвативший ее группу отряд. Незнакомец жестом пригласил ее присесть на жесткий стульчик перед столом, и начались бесчисленные вопросы, на большинство которых у Томасин не было ответа.
– Возраст?
– Двадцать один год.
– Образование?
– Да вы шутите, – не сдержала фырканья она, – восточный университет выживания в экстремальных условиях имени Джеймса Кука, – к несчастью, лысый человечек не оценил юмора и сжал губы в нитку, – ладно, извините, – выдавила Томасин, – зачем все это? Что вам от нас нужно? Что это за место?
– Капернаум, – сказал он, – вы, юная леди, обязаны пройти процедуру идентификации, чтобы мы могли принять решение на ваш счет.
– Какое решение? – насторожилась девушка.
– Достойны ли вы получить гражданство в Возрожденной Америке.
– Оу, – только и могла, что сказать Томасин. Ей доводилось слышать от странников, кочевавших по всему континенту, о возникновении больших, организованных поселений, но она всегда относилась к их рассказам с должной долей скепсиса. Она на собственной шкуре ощутила прелесть этих самых «организованных поселений». Они с Заком едва унесли ноги. Она чуть не умерла от огнестрельного ранения и обзавелась некрасивым шрамом, ставшим отличным напоминанием о том, что от таких мест лучше держаться подальше. Да и библейское словечко не внушало доверия. Теперь Томасин разбиралась в таких вещах, она использовала время, проведенное в заброшенной школе, с максимальной пользой. Там была библиотека, где девушка скрупулезно, в любую свободную минуту, восполняла пробелы в знаниях.
Капернаум – село утешения. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И даже если оправдать их транспортировку сюда в закрытом грузовике разумной мерой предосторожности, Томасин не сомневалась: всегда найдется какое-нибудь «но». Быть может, эти славные, организованные господа ставят жуткие эксперименты над людьми, приносят кровавые жертвы древнему Молоху или другому неведомому божеству. Возможно, они тоже раз в год устраивают охоту на людей, когда безжалостно убивают, грабят и насилуют всех, кто подвернется под руку.
– Продолжим, – сказал лысый человек, утомившись ждать, пока она переварит полученные сведения, – какими полезными навыками вы обладаете?
– Я умею охотиться, – честно призналась Томасин, не без гордости. Она уже было открыла рот, чтобы продолжить озвучивать пункты своего резюме и добавить, что к тому же она еще и отличный следопыт, и, как выяснилось, неплохой руководитель, ведь именно благодаря ей выжил Зак и другие ее спутники, прибившиеся к ним позднее. Но запретила себе это делать. Девушка вспомнила о своем долге перед этими людьми. Они ей доверились, она не могла обмануть ожиданий.
– Где мои люди? – спросила она, – что вы с ними сделали? У нас есть право голоса? Мы не хотим быть гражданами вашего… государства. Отпустите нас.
– Нет, – отрезал незнакомец, – вам придется остаться здесь.
Ну началось, – устало подумала Томасин, приготовившись выслушать очередную лекцию о принудительно навязанном благе.
Томасин стоически выдержала все необходимые процедуры – и анкетирование неприятным лысым типом, и еще один осмотр у врача, и даже беседу со священником. Старый пастор со скрежещущим голосом долго пытал ее на тему религиозных взглядов и познаний в этой области. Услышав, что девушка посещала церковь лишь однажды – полуразрушенный костел, где она подростком пережидала зимнюю ночь, он был разочарован. В конце разговора пастор мягко, но настойчиво, советовал ей посетить местный храм, ведь вера может стать «надежным фундаментом среди царящей вокруг безнадежности». Томасин поклялась заглянуть туда в воскресенье на проповедь (еще бы она знала, какой сегодня день недели!), но на деле планировала отыскать Зака и остальных, и убраться отсюда намного раньше.
Ей выдали новую одежду и что-то вроде паспорта – карточку с именем и другими данными, откуда Томасин почерпнула, что ее приписали к продовольственной службе. Дальше ее вверили в руки высокой, грубой женщины с косынкой на голове, назначенной сопроводить ее в место пребывания. Незнакомка чем-то напомнила Томасин Гвен, но она прогнала эти мысли. Она запрещала себе вспоминать времена в Цитадели. Последние несколько лет она только и делала, что старалась забыть малейшие детали своего пребывания в бывшей тюрьме. Зак – последняя ниточка, связывавшая ее с прошлым. Но они были солидарны в желании начать жизнь с чистого листа. И ведь неплохо же выходило, пока мертвецы не разорили убежище, вынудив их пуститься на поиски нового дома, завершившиеся здесь.
Женщина заставила напялить косынку и Томасин, объяснив, что в Капернауме женщине не пристало разгуливать с непокрытой головой. Как и носить брюки – новая одежда включала простое платье из грубой ткани, скромное белье и обувь. Сопровождающая подчеркнула, что охотиться Томасин никто не позволит, ведь это занятие считалось типично мужским. Пометка о продовольственной службе в ее паспорте подразумевала работу в поле. Томасин видела его, как и трудящихся там женщин, пока они добирались до общежития.
Понурое одноэтажное здание из темного кирпича напоминало не то казарму, не то училище для благородных девиц из старых книжек. Населяли его исключительно незамужние, бездетные женщины. Счастливые обладательницы мужей жили со своими семьями и отпрысками в другой части поселения. Из-за этого Томасин на ум невольно пришло сравнение с «Красным центром» из романа, найденного в нижнем ящике директорского кабинета заброшенной школы. Не ровен час – ее пристроят к кому-то власть имущему и прикажут спасать род человеческий от вымирания.
Она не нашла в общежитии никого из знакомых и забеспокоилась. Томасин не понравилось, что руководство Капернаума предвосхитило намерение пленников сбежать и приняло соответствующие меры. Скорее всего, догадалась она, они сделают все, чтобы разделить Томасин с ее людьми. Ничего. Она планировала найти их и высвободить из царства дурацких косынок, ботвы, репы и кукурузных полей.
Время шло, и Томасин не заметила, как оказалась втянута в скучную рутину жизни в Капернауме. Она-то рассчитывала, что за пару дней отыщет свою команду и смоется на все четыре стороны, но задача оказалась куда сложнее, чем рассчитывала девушка.
Все передвижения жителей города четко контролировались солдатами в глухой форме, навроде патруля, что повстречал Томасин с группой на трассе и транспортировал сюда. Подъем – завтрак – работа в поле – обед – работа – ужин – отбой. Ночью количество охраны удваивалось. Неделя заканчивалась походом в церковь, где тот скрипучий старый дед зачитывал фрагменты из Библии и других священных текстов, а потом уныло распинался о прекрасном будущем, которое они строят тут своими мозолистыми от работы руками.
Томасин так и не повстречался никто из ее людей. Она боялась выдвигать хоть какие-то предположения об их судьбе, утешая себя, что Капернаум по-настоящему огромное поселение, а их просто раскидали по разным его частям. Это был город, вероятно, когда-то являвшийся милым пригородом сгинувшего мегаполиса, обнесенный со всех сторон глухой стеной, даже выше, чем ограда тюрьмы Цитадели. Она очутилась в фермерском районе – между редкими домами лежали поля и огороды. Кроме бараков, другие постройки, включая мельницу и церковь, были деревянными, явно возведенными совсем недавно. Собранная провизия на конных повозках свозилась в склады, расположенные чуть дальше, но добраться туда не представлялось возможным. Радиус доступных передвижений Томасин ограничивался полем, церковью и бараком. Там же работницы получали свою пищу, состоявшую преимущественно из овощей, безвкусных каш и куриного мяса. Еда была пресной, но девушка не привыкла жаловаться. Она знала, как трудно уснуть, когда желудок сводит спазмами от голода; как тяжело передвигать ноги, если темнеет в глазах.
Остальные тоже не роптали на питание, да и на свою участь в целом. К огромному удивлению Томасин, ей не удалось найти среди других женщин хоть кого-то, кто стремился бы попасть на волю. За стенами Капернаума простирался страшный, мертвый, голодный мир, каждый день в котором мог стать последним. Город гарантировал своим жителям хоть какую-то стабильность. Стоило Томасин завести речь о том, что вольная, пусть и опасная жизнь, лучше рабского труда и беспрекословного подчинения, ей приказали заткнуться. Если она не хочет нажить себе проблем. Трудиться в поле – не самое худшее, что могло с ней случиться. Она сохранила свою точку зрения, но теперь вынужденно держала ее при себе.
До этого дня, когда среди высокой, почти в человеческий рост, кукурузы ей померещилось знакомое лицо. Томасин стащила косынку с головы и вытерла ей пот со лба, засомневавшись. Наверное, она просто перегрелась на солнце. Невозможно было поверить своим глазам, ведь именно этого человека труднее всего было представить в таких обстоятельствах.
Стебли зашуршали, пока она проталкивалась поближе.
– Дайана?
Женщина замерла. Ее смуглая рука зависла над корзинкой, так и не бросив туда последний спелый початок. Она медленно подняла глаза, непривычно маленькие без яркого макияжа и ее блесток, какие-то ввалившиеся, на чуть опухшем лице с «крестьянским» загаром.
– Не может быть, – хрипло сказала Дайана. Она прокашлялась, хлебнула воды из фляжки, промочив пересохшее горло, и выпрямилась во весь рост.
Томасин огляделась, проверяя, что поблизости нет других работниц, и напрягла слух, улавливая малейший шорох листьев, ведь кто-то мог притаиться в зарослях, чтобы подслушать, о чем болтает маленькая бунтарка. Своими вольнолюбивыми разговорами девушка заработала себе не самую лучшую репутацию, потому теперь за ней следили особенно пристально.
Никого.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Не заметно? – ощерилась Дайана, – собираю злоебучую кукурузу.
Быть может, главная красотка Цитадели и изменилась внешне, но ее язык остался по-прежнему острым. Впрочем, у них больше не было повода враждовать, а старые недомолвки стоило оставить в далеком прошлом. Они в одной лодке. Дайана явно не выглядела удовлетворенной своим нынешним положением.
– Глупый вопрос, – согласилась Томасин, таким образом протягивая бывшей сопернице оливковую ветвь, – но я не об этом. Как ты угодила в лапы этих чокнутых пуритан?
– Надо же, – присвистнула Дайана, – ты пополнила свой словарный запас! Умница девочка. Но зря старалась – чем ты тупее, тем легче выжить среди этих, как ты выразилась, «чокнутых пуритан».
– Так почему ты здесь?
– А сама как думаешь? – нахмурилась женщина, – я ушла из Цитадели. Нашла другое убежище, но туда заявились солдаты Капернаума и всех забрали.
Вопрос «почему» так и повис между ними, как и бесчисленные другие. Томасин себе запретила. Дайана ушла, потому что считала нужным. Томасин напомнила себе, что ее не волнует дальнейшая судьба обитателей бывшей тюрьмы. И в частности…
Она тряхнула головой и, опомнившись, натянула обратно косынку, пока никто не заметил, что она безнравственно демонстрирует взгляду посторонних заплетенные в косу волосы.
– Да, – задумчиво кивнула Томасин, – с нами было то же самое. Они перехватили нас, пока мы меняли локацию, спасаясь от мертвяков. Но я хочу найти своих людей и…
– Заткнись, – потребовала Дайана, – мне не интересно. Уж я-то знаю, что ты отлично умеешь создавать всем проблемы, так что держись от меня подальше.
Она подхватила свою корзинку, полную кукурузы, и исчезла в густых зарослях, оставив ошарашенную Томасин осмыслять судьбоносную встречу в одиночестве.
