Текст книги "Балин. Сын Фундина. Государь Мории (СИ)"

Автор книги: Ринат Мусин

Соавторы: Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 26

Эльф на четвереньках выполз на залитое светом пространство. Башня Дарина, высеченная в живой скале Зиракзигиль, представляла из себя обыкновенную площадку на вершине горного пика. «Она открыта всем ветрам. Здесь всегда светит солнце. Тучи никогда не затмевали ее, а ночью звезды здесь такие большие, что кажется – протяни лишь руку…» – обессилено слушал эльф собственные мысли.

«Пожалуй, я поторопился с обещаниями. За два дня отсюда до Лотлориэна точно не добраться. На равнине надо будет идти лесом. Слава Эру, что деревья близ земель владычицы Галадриэль не сбрасывают листьев», – думал эльф. Он долго отдыхал, прислонившись спиной к камням, слушая песню ветра, солнца и неба. Скоро черствый хлеб кончился, как и снег, до которого он смог дотянуться сидя. С трудом он поднялся, чувствуя, как свежий воздух и море солнца наполняют измученное тело новой легкой силой. Ветер завывал, принося с заснеженных горных вершин обжигающий холод.

Путь вниз по скалам показался не в пример легче подъема по ровно вырубленным ступеням Бесконечности. Тартауриль быстро передвигался, не чувствуя опасности, перепрыгивая с камня на камень. Он миновал несколько троп, но решил не следовать ни одной из них, опасаясь засад. Потом спуск стал положе. Среди камней, покрытых мхом, начали появляться чахлые пучки трав и низкорослые кустарники. Еще через два дня он вышел на равнину. Три пика, прячась сейчас в холодном тумане, остались по левую руку. Тартауриль взял наизготовку лук, и, пригнувшись, побежал на восток, прочь от заходящего солнца.

Здесь опасность подстерегала за каждым камнем, в каждой лощине. Но пока эльфу удалось благополучно миновать несколько групп орков. Грязные и болтливые существа выдавали себя смрадным запахом, бесконечной возней и ссорами.

Один раз Тартауриль почувствовал, что орки очень близко. Они впереди и внизу, как будто под землей. Справа от эльфа находился овраг, и перворожденный не сомневался, что гнусные твари прячутся на дне размытой дождями земли – ждут захода солнца. Их было слишком много, а роща, в которой притаился эльф, слишком маленькая. Надо пробежать совсем чуть-чуть, каких-то полмили, и он окажется в настоящем буковом лесу, в трех-четырех лигах от границы Лотлориэна. Тартауриль несколько раз глубоко вздохнул и побежал, вырвавшись из-под деревьев подобно пущенной умелой рукой стреле. Едва начав свой бег он понял, что его заметили. Множество уродливых фигурок выскочило из оврага. Некоторые пустили стрелы, другие побежали вдогонку. Но все они – и стрелы, и орки – останутся далеко позади стремительного легконогого эльфа.

Под сенью спасительных деревьев эльф заметил темные фигуры, которые затаились в высокой сухой траве и за стволами. Тартауриль на ходу выхватил меч из ножен, отбросил в сторону лук и колчан. Два десятка стрел устремились к нему, невидимые в своем губительном порыве. Эльф упал на землю, пополз, забирая вправо. Несколько стрел вонзились в землю совсем рядом. Орки, приближаясь, что-то возбужденно кричали на своем жутком языке, скрипя тетивами. Их было много, очень много, не менее трех сотен. Они ровным кольцом окружали залегшего в траве Тартауриля. А он так устал, так давно не отдыхал! «Я должен здесь пройти, – сказал твердый голос в душе. – И я пройду».

– Именем Балина, Государя Мории! – с яростью прошептал эльф и вскочил, будто подброшенный пружиной. Он помчался, а вокруг вновь засвистела оперенными древками смерть. Согнувшись почти вдвое, эльф вложил в рывок все силы, которые только мог найти в своем теле. Но одна из стрел нашла цель. Тартауриль почувствовал сильный удар в бок, и мышцы вдруг начали неметь, словно тело окунули в ледяную воду. Превозмогая боль, нолдор ворвался под раскидистые кроны, ударил мечом раз, другой, третий. Отбросил клинок в сторону. Отстегнутые ножны и шлем полетели следом. Эльф подпрыгнул, ухватился за ветку – и исчез в жухлой листве. Серо-зеленая молния мелькнуласреди ветвей и пропала, растворилась среди высоких стволов.

Солнце ушло за горизонт, когда Тартауриль остановился, чтобы осмотреть рану. Она не была серьезной, в какой-то мере ему повезло. Стрела угодила в поясницу, наконечник едва прошел сквозь кожу широкого ремня. Из оружия у Тартауриля оставался длинный охотничий нож. Перворожденный еще раз поблагодарил Эру за то, что не внял уговорам Ори надеть кольчугу. Будь на нем лишние двадцать фунтов веса и неизвестно, чем бы кончилсясумасшедший полет-бег по ненадежным ветвям.

«Просто царапина, – думал Тартауриль. – Наконечник, конечно, отравлен, но я сумею справиться с ядом». Однако, осмотрев стрелу, он помрачнел. Что-то необычное чувствовалось в ржавом металле наконечника. Слишком старым было полусгнившее древко, оперение из неведомой птицы выцвело. Странные знаки, которые он вначале принял за грязь, теснились на поверхности стрелы. Эльф сделал на ране несколько надрезов, надеясь что вместе с кровью выйдети яд. "Но на стреле не яд. Надо надеяться, что заклинания не слишком быстро действуют. Если бы я точно знал, какие из них поразили меня, тогда ничего страшного…", – думал Тартауриль, возобновляя свой бег на восток. Он не сумел пробежать и лиги, как холодная боль запульсировала в боку, расползаясь по телу, подкрадываясь к сердцу. Эльф снова остановился, снял пояс. На пояснице расползлось кроваво-синюшное пятно, размером с кулак. Стиснув зубы, он снова попытался бежать, но уже через несколько шагов остановился. Боль скрутила его, заставила упасть на колени. На какое-то мгновение Тартауриль потерял сознание. Когда очнулся, весь в холодном поту, то с ужасом вспомнил, что увидел в темно-красном провале полусна-полуяви.

Собрав всю волю в кулак, Тартауриль побежал. Ему удалось преодолеть целую милю, прежде чем он вновь свалился в траву. Грудь тяжело вздымалась, глаза невидяще смотрели в затянутое дымкой небо. Немеющими руками он вытащил нож. Перевернулся на живот иизогнулся, вставляя оружие лезвием вверх, прямо под тело.

– Именем Балина, Государя Мории! – сказал нолдор второй и последний раз в жизни. Уголки губ дрогнули – ни один эльф не умирал с именем гномьего владыки на устах. Тартауриль резко опустился, обхватывая руками весь мир. Тело непроизвольно выгнулось, пытаясь избавиться от холодной стали. Какое-то время эльф прислушивался к зову, который уже успел поселиться в сознании. Улыбка заиграла на лице перворожденного, когда он почувствовал, что голос внутри теряет силу, удаляется, и, неистово призывая к себе, затихает навсегда.

– Упустили остроухого, – ярился здоровенный орк со знаком Багрового Ока на щите. – Хозяин всыплет каждому, он вас с потрохами съест!

– Как его возьмешь? Выскочил прямо у меня перед носом, пошел махать мечом. Двоих моих ребят прикончил, одному пузо напрочь распахал, пришлось добить, – оправдывался низкорослый кривоногий орк, вооруженный луком.

– Что, молодчики? Это вам не свиней потрошить! Обос. сь? – ревел высокий.

– Гарр! Что кричишь? – послышался голос. Маленький орк, одетый в грязные лохмотья, с луком за спиной, выбирался из кустов. В руках он держал широкий пояс с серебряной пряжкой.

– А где же сам эльф? Или ты его уже съел? – насмешливо закричал воин.

– Арр, – прорычал маленький орк, и широкие ноздри его раздулись еще шире. – Хватит орать. Я следопыт, и не привык, когда все вокруг орут, не умея тремя сотнями справиться с единственной лесной собакой. Вот эльфийский пояс, а на нем след от моей стрелы.

– Отличный трофей. Хозяин Уругу сварит тебя и этот пояс в одном котле. Тогда он узнает, что мягче – твое вонючее мясо или свиная кожа!

– Одной царапины от моей стрелы хватит, чтобы прикончить сотню, таких как ты. Гарр! – огрызнулся следопыт. – Эта стрела с заклятьем развоплощения. Сам великий вождь, что живет в большой крепости возле Огненной Горы, сковал ее. Я поцарапал шкуру эльфу. Скоро его дух, отделенный от тела, предстанет перед нашим хозяином и будет служить ему до конца времен.

Орки притихли, услышав слова маленького орка.

– А теперь, вшивые собаки, идите и ищите дохлое тело без души. Арр! – зарычал следопыт. – Я чую, он где-то близко.

Глава 27

Многим гномам Сили не нравился. Например, Фрар его здорово недолюбливал, да и не только Фрар. Даже Тори «зятька» на дух не переносил. Может, это происходило из-за того, что Сили был красив? Гном, которому еще и шестидесяти лет не было, и в самом деле отличался тонкими, благородными, даже, можно сказать, изысканными чертами лица. Карие, почти черные глаза всегда весело и открыто смотрели на собеседника, небольшая, изящная бородка позволяла разглядеть яркий румянец на щеках. Тяжелая работа камнетеса никак не отразилась на его внешности, Сили и у точильного колеса оставался «царевичем-королевичем» гномьих сказок. Правда, он был лучшим стрелком в отряде, и именно поэтому приглянулся Оину…

Но, несмотря на такую внешность, Сили не был избалован женским вниманием. Целый год он мучился, пытаясь разобраться в своих чувствах, или забыться в работе. А потом, видя, как к его мечте зачастили сваты, решился. Так как Сили происходил из бедной семьи, то сватами выступили его собственные отец и мать. Не зная даже, как себя вести, он, сорокалетний недоросль, то краснея, то обливаясь холодным потом, попросил руку и сердце прекрасной Силверлаг, очень серьезной и трудолюбивой девушки княжеской фамилии, двадцати лет от роду. Возраст Сили не был помехой – ведь именно в сорок лет гномы допускались к работе, теряли звание «подмастерье», становились пока еще не «мастерами», но «умельцами». Тогда они могли свободно распоряжаться плодами своего труда – а значит могли и жениться. Но Сили был самым молодым среди толпы претендентов и никто не воспринимал его всерьез.

Женщины из гномьих родов и кланов должны были выходить замуж как можно раньше, потому что могли рожать детей до определенного возраста. После достижения пятидесяти-шестидесяти лет женщина уже не могла забеременеть или родить. Поэтому женами гномов-мужчин они становились очень рано, в шестнадцать – семнадцать лет. Каждая женщина должна была иметь свою семью к двадцати годам. Если этого не случалось, ее выдавали замуж насильно. Конечно, гномы не раз задумывались, как скомпенсировать такое неравноправие. Древний обычай, который так и назывался: «Выбор жениха» был придуман нарочно для этой цели. Перво-наперво отец невесты вывешивал на своем крыльце объявление примерно такого содержания:

«Я, Сапеги Третий, сын Сапеги Второго, выдаю свою дочь Сюмбике замуж. Сваты принимаются каждый понедельник и четверг до ноября месяца года 2394».

Некоторые невесты, по данным летописцев, могли получить больше сотни предложений руки и сердца. В ноябре, в заранее условленный день кандидаты в женихи собирались около дома невесты. Мать невесты выходила к ждущим в нетерпении «юношам» и говорила им первое задание, которое каждый из них должен выполнить. Иногда это были совсем простые поручения – например: кто быстрее всех принесет столько воды, чтобы можно было наполнить десятипинтовую флягу. Обычно у ближайшего колодца образовывалась толкучка, и «молодые» гномы, отчаянно крича, мешая друг другу, все-таки доставали воду – в течение получаса. Первым же прибегал с флягой тот, кто не поленился сделать крюк к ближайшему озеру и там, в спокойствии душевном, набирал себе воды ровно на десять пинт. Могло случиться, что тех, кто принес больше чем десять пинт отец невесты объявлял «транжирами», кто меньше – «скупердяями». А чаще всего мать невесты просто заставляла «женишков» вылить набранную воду на свои же головы – чтобы лучше соображали ко второму заданию.

Второе задание обычно бывало посложней. Кандидатов заставляли варить суп из воробьев. Или намыть унцию золота в ближайшем ручье, в котором отродясь золота не водилось. Или выковать гвоздь в кузнице отца невесты. Это задание было сложно тем, что в каждой кузнице была обычно только одна наковальня, да и ту (по обычаю) убирали. Гномы ковали злосчастный гвоздь буквально «на весу», а хозяин кузни ходил вокруг и учил «зятьков» хворостиной.

После этих заданий семья невесты удалялась на «военный совет», и, по прошествии получаса, отец семейства выходил на крыльцо – объявлять имена тех, кто допущен к третьему испытанию.

Третье задание приходилось на ночь и проводилось обязательно вне пещер. Ведь, согласно поверьям гномов, стены могут помогать даже самым неумелым.

Невеста и оставшееся «женихи» должны были провести время от заката до рассвета в матерчатом шатре. Один на один, если это можно здесь сказать. Вокруг шатра располагались столы, за которыми до утра пировали родители, друзья, гости, знакомые. Любой, кто хотел присоединиться к празднику, имел на это полное право. Да, веселые были деньки!

Утром первой из палатки должна была выйти невеста. По обычаю она должна была взять со стола кубок и ждать, пока все «молодые» гномы выберутся вслед за ней. После чего отдавала кубок своему избраннику, который и становился настоящим женихом. После ее выбора горный стол и княжий пир, как еще называли третий день «выборов жениха», продолжался с еще более широким размахом, обильным столом, песнями и плясками.

Ритуал сохранился, хотя и в несколько измененном, простом и незатейливом виде. По легенде, начало, или, точнее говоря, конец «трем испытаниям» положил гном по имени Тилен. Он был простым горным проходчиком – одним из двухсот кандидатов в женихи. Отец невесты, видя такое количество желающих руки его дочери, предложил гномам пройти только одно испытание. Будущий жених должен был удивить своим творением всех – отца и мать невесты, гостей, родственников, других претендентов. Срок для испытания был выделен немалый – целый год. Когда год истек, гордый будущий тесть принимал подарки. Немало удивительных вещей принесли гномы. Кто-то хотел удивить своим богатством и вымостил за ночь дорогу к поселению золотыми слитками. Другой подъехал на самоходной телеге. Третий принес ларец, в который стоило положить вещь, а через несколько мгновений можно было вытащить две такие же вещи – совершенно одинаковые. Четвертый, прославившийся в боях, верхом на тролле, привел с собой целую дружину, и на крыльце поклялся будущей жене и всем ее родственникам служить до самой смерти. Пятый изготовил статую невесты из цельного куска малахита. Шестой сложил песню, посвященную своей любви и красоте избранницы; седьмой прилетел на железной, сияющей огненными сполохами, птице; восьмой…

Последним был Тилен. В простой одежде, с пустыми руками он подошел к невесте. Вокруг все замерли, готовясь взорваться насмешками.

– Я люблю тебя, – просто сказал гном.

Вечерний воздух задрожал от смеха. Солнце давно зашло, женихи старались перещеголять друг друга целый день, и у многих уже просто не оставалось сил удивляться. Тилен взял возлюбленную за руку и повел сквозь толпу, на открытое пространство. Им не заступали дорогу – все хотели узнать, чем все закончится. Тилен остановился, и, продолжая держать невесту за руку, поднял другую руку вверх. Смех и шутки замерли на устах. Из черноты ясного неба, в обрамлении сверкающих звезд, на гномов, печально и ласково улыбаясь, смотрел лик прекрасной Сюмбике.

…Говорят, что иногда майар Тилион печалится, вспоминая своего друга Тилена. Тогда на время диск Луны скрывается, будто закрываемый неведомой тенью…

Силверлаг выбрала Сили. Множество гномов, богатых и знатных, опытных мастеров и талантливых умельцев принесли в тот день богатые подарки к ногам Силверлаг и ее прадеда – великана Тори, который в тот день исполнял обязанности «блюстителя традиций». Именно Тори после выбора Силверлаг провозгласил сочным басом: «Последнее слово за невестой!» Никто не решился вслух оспорить традицию. Со старейшиной Тори вообще никто не спорил. Старик говорил мало, но рука у него, несмотря на возраст, оставалась такой же тяжелой, как и в молодости. С приходом Тори в Совет старейшин авторитет последнего поднялся до немыслимых высот. Молодые гномы перестали звать его «скопищем стариканов», а сами старейшины завели правило рассматривать многие вопросы только после того, как с возмутителем спокойствия с глазу на глаз переговорят два неразлучных друга – Синьфольд и Тори. Бывали случаи, что после таких «переговоров» очередного гнома приходилось выносить на носилках. Даже Даин, Царь Под Горой, всегда будто невзначай поднимал руку и потирал ухо, когда маленький гном «под прикрытием» великана зачитывал очередное решение Совета. Балину пришлось совсем туго. Ведь Совет старейшин Казад Дума состоял всего лишь из двух гномов – все тех же Синьфольда и Тори. Но неожиданно для себя Государь Мории понял, что Синьфольд, не смотря на всю въедливость и возраст, говорит очень разумные вещи. Ну а если этой парочке поручить совершенно невозможное дело (например, восстановить газовые фонари, а затем проверить все глубинные горизонты Мории на предмет скопления горного газа) – то они даже не возразят в ответ.

Так или иначе, но многим, недовольным выбором Силверлаг, пришлось прислушаться к ее мнению. Она не могла ответить иначе своему сердцу. Стоит ли добавлять, что уже как год они тайно от всех встречались с Сили! Но когда в молодой семье родилась девочка, изумлению родственников не было предела. Силверлаг еще дважды радовала свой род девочками, а потом начала рожать мальчиков. Одного за другим, крепкими, горластыми малышами, по одному, а не двойняшками, как обычно рожают остальные. Все вокруг называли Сили и Силверлаг «благословленными Махалом». Чужие бабушки, с отвислыми животами и явными бородами, радовались за малышей, как за своих.

Но гномы-мужчины Сили все равно не жаловали. Многие считали, что гном с такой внешностью не может быть верным мужем. Прекрасно зная об этом, Балин постоянно, до прибытия в Морию Силверлаг, держал молодого гнома «под рукой», в оруженосцах.

И вот снова им выпало прощаться. Силверлаг было не по себе. Она понимала, что, скорее всего, прощается с мужем навсегда.

– Смотри не простудись. Не забывай вовремя есть, совсем худой стал, – она говорила только ради того, чтобы не молчать. Мысли убивали ее, все внутри холодело, и оттого…

Она сказала, совсем как в детстве, отцу, который укладывал ее спать, а сам, чтобы уйти, придумывал разные, смешные и ненужные дела. И всегда обещал ей: «Я сейчас приду». Уходил и… может быть – приходил, когда она засыпала.

– Приходи поскорей.

Она всегда была такой. Серьезной, умной, гордой и безумно красивой. «Моя семья», – с гордостью думал Сили, а сам чувствовал на щеках губы и кудри младшего сына, Тилена. Сили смотрел им вслед, не замечая, как промокают ноги. Маленький караван только еще выбрался на ровную дорогу по вершине холмов. Вода почему-то не успевала уходить из долины по Привратному Потоку, скопилась и поднялась даже выше уровня Ворот. Широкие круги возникли почти на середине разлившегося озера.

И тут женщины закричали. Им вторили дети, тонко, на грани слышимого звука. Старая Вандит, широко расставив ноги, взмахнула мечом и исчезла под тугими черными кольцами. Маленькие фигурки стали разбегаться в разные стороны, но одна, побольше, с ребенком на руках, бежала очень медленно, ведь Тилен такой тяжелый…

Сили показалось, что тело потеряло вес и сейчас беззвучно скользит над землей. С удивлением посмотрел вниз, на свои ноги. Чувства его обострились, он чувствовал каждую мышцу, дыхание мерно и мощно вырывалось из груди. Он успеет, он должен успеть. Расстояние сокращалось так быстро, что глаза перестали следить за мелочами, происходящими вокруг. Черные руки оплетают мягкое и податливое тело, высоко взлетает над землей головка с копной мягких кудряшек. Но они живы, конечно же, живы! Сейчас он просто обрубит эти щупальца и они отпустят, отдадут ему любовь и свет, чтобы жить дальше.

Но что это? Почему этот черный клубок ползет к озеру? Зачем? Биться надо на берегу.

Сили вбежал в воду, почувствовав, как сразу стало тяжело идти. Гном остановился, высоко поднял топор. Сердце его гулко билось, поддавая куда-то в шею, и каждое мгновенье Сили ожидал предательского удара в ноги, под водой. Многорукое извивающееся чудовище было прямо перед ним, но Сили ничего не мог сделать, дальше начиналась глубина. По горло в воде он будет беззащитен – как ребенок, если прежде его не утащат на дно тяжелые доспехи.

Гном с ненавистью рассматривал тварь, которая сейчас должна была убить его. Он видел в кишении щупалец массу, точнее часть тела, которую предположительно можно было назвать головой из-за черных глаз, смотрящих, казалось, прямо в душу, бестрепетно и даже с неким подобием любопытства. И вдруг что-то изменилось в этих глазах. Что-то похожее на тревогу и беспокойство пробудилось в немигающих зрачках. Сили почувствовал, что теперь может отвести глаза. Гигантские щупальца, каждое не тоньше торса Сили, пришли в движение. Сили сделал шаг назад и повернулся боком. То, что он увидел, повергло его в шок. Оин, более коротконогий, и не такой быстрый, как Сили, резким пружинистым шагом приближался к ним. Страх внезапно сковал сознание молодого гнома. Потом Сили долго расспрашивал сам себя об этом моменте, и каждый раз он вспоминал новые и новые подробности, чудовищные изменения, которые произошли тогда с Оином, на берегу озера.

Борода Оина не поседела. Пена изо рта медленно стекала, окрашивая ее в белый цвет. Корявыми побелевшими пальцами, больше похожими на когти, Оин, входя в воду, продолжал срывать с себя остатки кольчуги. Прочнейшая проволока рвалась как простая дерюга. Сначала Сили не мог понять, чтотак сильно изумило и даже напугало его влице Оина. Только потом, оправившись от увиденного, Сили вспомнил, что глаза Оина потеряли свой цвет. Обычные, темно-карие (у гномов других не бывает) глаза изменились так, как будто зрачок вдруг растворился в белке, и светились ярким, нереальным светом – это было до того жуткое зрелище, что к Сили вдруг вернулась надежда. Неистовый Оин вернет женщин и детей, Сили снова увидит Силверлаг и Тилена. Чудовище не может убить такого Стража Ворот Мории.

Еще на берегу, приближаясь к монстру, Оин запел. Сили узнал песню, но с трудом, до того жутко было слышать эти яростные и малопонятные звуки из уст родственника и друга, в мгновенье ока ставшего чудовищем, не менее страшным, чем сам Подгорный Ужас. Это была песня Дагор Браголах:

Мы вышли на смерть безымянными. Отцами, сынами и братьями. Лишь долгая сотня на орочьи тьмы. Надежда мертва и мосты сожжены. Деревья и люди – трава-сухостой Сгорели, но казад приняли свой бой.

Продолжая петь, Оин вошел в воду. Казалось, что земля продолжает нести безумного гнома, потому что там, где Сили было по пояс, Оин прошел, погрузившись по колено.

Вода вокруг места схватки превратилась в струи урагана. По-звериному ловко увернувшись от всех змеящихся рук, метнувшихся к нему, Оин поднял топор и вонзил его с тушу, где начиналось сплетение всех щупалец. Страж Ворот и Страж Озера сошлись в смертельной схватке. Сили еще успел заметить, как Оин с ужасной силой и ловкостью выдернул топор и ударил еще раз, опершись рукой на склизкое тело. Резкая сила хлестнула Сили под водой. Гном упал, сразу хлебнул воды и принялся бешено разить топором, не понимая что происходит. Когда Сили вынырнул, то понял, что находится на том же месте, по пояс в воде. Чудовища и Оина уже не было. Далеко от берега глубина рождала тяжелые круги, расходившиеся по всему озеру. Только теперь Сили закричал, срывая горло, чувствуя как горячие слезы хлынули из глаз. Где-то глубоко, опутанный щупальцами, продолжал сражаться Оин. Сили выбежал на берег. Уже не стесняясь слез, он смотрел, как вода дрогнула еще раз, уже тише. Потом еще, совсем тихонечко, как от плеска ладони. Не веря, продолжал смотреть Сили в мутно-зеленую глубину воды. Он прождал еще полчаса, не мигая, чуть дыша, всматриваясь до рези в глазах. Когда понял, что никто больше не покажется из воды, то упал на землю, и громко, как в детстве, заплакал навзрыд.

Ори выслушал этот рассказ, в бессилье опустив руки. Книга Мории раскрытой лежала у него на коленях.

– Надо было его убить. Это случилось на пятый день, как мы ушли отсюда к Западным Воротам, – продолжал бесцветным голосом Сили. – Я не смог никого найти, все погибли. У этого чудовища много рук и оно быстро передвигается. Оно может завораживать и вселять ужас… Но его надо убить. Я думаю, оно сторожит озеро… чтобы мы не могли выйти через Ворота. Надо его убить…

Старик Тори, сидевший до этого неподвижно, сдавленно замычал. Ори с тревогой посмотрел на великана. Но тот и не думал падать в обморок, или хвататься за сердце. Не замечая остальных, ломая на своем пути дубовые скамьи, Тори с ревом выбежал из зала. Ори вновь повернулся к Сили.

– И что ты собираешься делать?

– Надо убить стража озера, – тупо нараспев повторил Сили.

– Сначала надо отдохнуть. У нас достаточно припасов, мы можем продержаться очень долго, если не явится этот ужасный Балрог.

– Надо убить…

– Оин погиб! – эта весть ошеломила гномов. Может быть, на некоторых это произвело даже большее впечатление чем смерть Балина. Тем более многие верили, что дух Государя Мории не покинул их – уже на второй день после погребения с надгробного камня пропал знаменитый алый плащ. А потом слишком многие видели, как ярко-алая искра мелькает в подземельях, и там, где это замечали – можно было пройти спокойно. Орков в таких местах либо не было, либо их находили убитыми.

– Оин не погиб, – совершенно спокойно сказал Сили, и Ори вздрогнул. Сказано было так, как будто…

– Оина взял Страж озера, но Неистовый не погиб, – красавчик Сили поднимался со скамьи, на глазах превращаясь в совершенно безумное, седое, уродливое существо.

– Он здесь, среди нас. Мы…

Недосказанную фразу прервал громовой рык. Тори, в полных доспехах стоял в дверях зала. В левой руке он держал молот. Пламенеющая голубым секира как влитая лежала в его правой руке:

– Ну что, Сили, собирайся. У меня есть план. Я твоему стражу кишки на локоть намотаю.

Ори отшатнулся. Безумный огонь, вспыхнувший в глазах только что убитого горем гнома, казалось, обжигал на расстоянии. Движения Сили стали плавными, наполнились непонятной силой. Он явно напоминал кого-то, Ори совершенно ясно помнил этот взгляд, эту манеру двигаться, это странное бурчание-пение…

– Надо его убить, – хрипло пропел Сили.

– Мы убьем его, – подхватил великан Тори.