Текст книги "Мой одинокий волк (СИ)"
Автор книги: Рина Вергина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Когда экипаж тронулся, мы каждая сидели в своем углу, погруженные в тоскливые мысли, Сантина то и дело прикладывала платочек к уголкам глаз, стирая льющиеся слезы. Я нервно покусывала губы, стиснув до боли переплетенные пальцы рук.
Мы проехали несколько часов, обогнув, не заезжая, город. По дороге тянулись обозы с груженым скарбом, плелись вереницы пеших людей, несущих за плечами дорожные мешки. В основном женщины, старики и дети. Вся эта сутолока заметно замедляла наше продвижение вперед. Слишком много было желающих покинуть пределы Латариннии. Оказаться как можно дальше отсюда.
– Можем проехать лесной дорогой, – предложил возничий во время очередной задержки в пути, – дорога в объезд, более длинная, но сможем ехать без остановок.
Я кивнула, с унынием наблюдая, как у впереди передвигающейся телеги отвалилось колесо. Ее перекосило. Часть вещей выпала на дорогу. Образовался затор из идущих и проезжающих людей. Крики и ругань. Плач детей, причитание женщин.
Возничий с трудом развернул экипаж. Мы вернулись немного назад, ища поворот на проселочную дорогу, ведущую мимо ферм к лесу.
Немногочисленные группы людей сторонились, пропуская нас. Отскакивали к обочине дороги, провожая нас тоскливым взглядом. Съехав с основной дороги экипаж покатился ощутимо быстрее, подскакивая на кочках.
– Даже не верится, что где-то идет битва, умирают люди, – пробормотала я, глядя на умиротворяющий пейзаж за окном, лесные зеленые поляны, высокие сосны, залитые солнечным светом.
– Надеюсь, мы этого не увидим и наши войска не дадут прорваться варгам в глубь страны, – устало вздохнула Сантина.
– Уверена скоро все закончится, и мы вернемся домой, – бодро проговорила я в ответ.
– Будем верить в лучшее, – лицо Сантины осветила слабая улыбка, не коснувшаяся глаз. Взгляд оставался потухшим. Руки беспрестанно скручивали платок, лежащий на коленях. Корзина с провизией так и оставалась не тронутой и всеми забытой сиротливо стоять на сидении в углу экипажа. Аппетита ни у кого не было.
Я слегка задремала, когда резкий толчок заставил меня подскочить на месте. Экипаж остановился. Я встретила испуганный взгляд Сантины и слегка приоткрыв дверцу, крикнула возничему:
– Гал, что-то случилось?
– Телега посреди дороги, леди. Кругом пусто. Никого живого вокруг.
Я услышала, как Гал спрыгнул на землю, шорох его шагов по сухой траве, невнятное бормотание. Слышно, как он успокаивает лошадей, ласково заговаривает с ними, называя по именам.
– Пойду тоже посмотрю, разомну ноги, – кряхтит Сантина, открывая дверь и спускаясь с подножки экипажа.
Я выглядываю в окно, наблюдая как Гал откатывает в сторону телегу. На нее нагружено несколько котомок и под завязку набитых мешков, забытых хозяевами. Я размышляю о их судьбе, о причинах, заставивших оставить телегу посреди дороги. Наверняка что-то случилось. Не хочется думать о плохом.
Все происходит практически мгновенно. Черная тень накрывает Гала, скрывая меня от него, визг Сантины. Черный силуэт выпрямляется, роняя к своим ногам неподвижное тело возничего, обмякшее, словно тряпичная кукла. Я вижу белое, нечеловеческое лицо, звериный оскал, острый клинок в зажатой, обтянутой черной перчаткой, руке. Прячусь в полумраке экипажа, вжимаясь в мягкое сиденье. Крепко зажмуриваю глаза, словно опять, как тогда, в темном лесу, все повторяется…
Провожу рукой по сиденью, нащупывая футляр, что дал мне перед отъездом Брендон. Прощальный подарок охотника. Щелкаю затвором, откидывая крышку. Достаю пистолет.
18
Главное не бояться. Страх убивает. Глубоко дышу, взводя курок, осторожно выглядываю в окно. Никого не вижу, только поодаль неподвижно лежащее тело Гала. Дуновение ветра в спину. Лед, словно тысячи игл вонзаются в затылок, рассыпаясь потоком мурашек. Резко оглядываюсь, на инстинкте, спускаю курок. Оглушающий звук выстрела. Передо мной существо со звериной мордой вместо лица, неестественно вытянутые вперед челюсти, словно волчья пасть, черные спутанные волосы падают на лицо. Глаза, словно омуты, обжигают ненавистью. Существо падает, валится на меня, и я с усилием отпихиваю его в сторону. Распахиваю дверцу экипажа со своей стороны и пулей вылетаю, захлопывая за собой дверь.
Надеюсь, что он мертв. Кажется, я все же попала в грудь, в самое сердце, но все же прислушиваюсь, не раздадутся ли подозрительные шорохи внутри экипажа. Хочется выть от страха, бежать, сломя голову, затаиться в непроходимых зарослях. Сдерживаю себя, стискиваю зубы. Нужно двигаться, осмотреться. Время поплакать и пожалеть себя у меня еще будет. Я очень на это надеюсь.
Оглядываюсь, все еще сжимая в руке пистолет. Подходу к Галу, чье распростертое тело лежит на обочине. Он лежит на боку, раскинув руки. Голова неестественно вывернута. Застывшие глаза смотрят в безмятежное голубое небо. Я пячусь, спотыкаясь. Понимаю, что ничем уже не помогу. Но страшно видеть такое. Отыскиваю глазами Сантину. Ужасно боюсь смотреть в ее сторону. Она лежит, привалившись к колесам экипажа, прижимая руки к животу.
– Сантина, – шепчу, бросаясь к женщине, наклоняюсь над ней.
Сантина тяжело дышит, на боку рана, глубокий разрез, оставленный клинком, из-под ладоней стекают струйки крови. Я ловлю обреченный, полный безысходности взгляд Сантины. Она беззвучно приоткрывает рот, силясь мне что-то сказать.
– Я сейчас тебе помогу, – успокаиваю ее я, – все будет хорошо.
Отыскиваю саквояж с вещами. Достаю и разрываю белую батистовую сорочку. Сминаю плотный ком и разведя ладони женщины в стороны, прикладываю к ране. Возвращаю руки Сантины на место, зажимая рану. Это все, что на данный момент я могу сделать. Я не умею лечить, не представляю, что делать дальше. Стараюсь справится с подступающей паникой.
– Сантина, мне надо позвать кого-то помощь, одна я не справлюсь, – тихо говорю, заглядываю женщине в глаза, чтобы убедится, что та слышит меня.
– Оставь меня, уходи, – хрипит в ответ Сантина. По ее щеке бежит одинокая слеза.
– Нет, даже не думай о таком, – я улыбаюсь ей, грожу пальчиком, добавляю твердым голосом, – жди, я вернусь.
Спотыкаясь, бегу по дороге, в обратную сторону. Там поселок и фермы, мы еще не очень далеко отъехали. Мне везет. Вскоре я встречаю идущих мне на встречу мужчин. Их двое, одеты просто, скорее всего работники с фермы.
– Помогите! – бросаюсь к ним, спотыкаясь, готовая упасть перед ними на колени, лишь бы выслушали меня. Говорю путанно, срывающимся от напряжения голосом, – на нас напали. Моя спутница ранена. Быстрее. Прошу вас, помогите.
Наверное, у меня довольно безумный вид. Растрёпанные волосы, бледное, испуганное лицо, светлое платье запачкано бурыми пятнами крови, в руке пистолет, которым я размахиваю из стороны в сторону.
– Успокойтесь, леди, – говорит один из мужчин. Голос дребезжащий и глухой. Вглядываюсь в лицо и понимаю, что передо мной старик. Его спутник, совсем молодой парнишка, называет старика дедом и просит помочь мне.
Мы идем, как мне кажется, очень долго и медленно. Старик слегка хромает, и парнишка поддерживает его под локоть. Облегченно вздыхаю, когда из-за поворота показывается мой экипаж, слышится недовольное ржанье лошадей. Подвожу путников к лежащей на земле Сантине. Она тяжело дышит, постанывая, окидывает нас мутным взглядом, слегка приоткрыв веки. Я склоняюсь над ней и говорю, стараясь чтобы мой голос звучал легко и беззаботно:
– Сантина, я помощь привела. Посмотри, каких бравых мужчин я на дороге встретила.
Старик, в ответ на мои слова прячет усмешку в пушистой бороде, но взгляд, что изучает лежащую перед ним женщину становится цепким, сосредоточенным. Старик с кряхтением нагибается, оглядывает рану, отодвигая в сторону руки Сантины.
– Ну что ты, все хорошо, рана не глубокая, – ласково лепечет ей старик, – сейчас доставим тебя домой, быстро на ноги поставим.
Молодой деловито оглядывается, подходит к стоящей посреди дороги покинутой телеге, заглядывая в котомки.
– Соседа Мика вещи, – деловито сообщает он.
– Их кобыла вернулась с младшим сыном на загривке, – поясняет дедушка, – малой плачет, ничего сказать не может, вот и отправились мы посмотреть, не случилось ли чего…
– Мы никого не видели, – я развожу руками, – только телега посреди дороги. И еще, там, внутри экипажа…
Молодой заглядывает в распахнутую дверку экипажа, обозревает неподвижно лежащее тело, удивленно цокая языком.
– Там варг, кажись, – говорит, усмехаясь, – это ты его?
Кивает на пистолет, что я продолжаю сжимать в руке.
– Я, – подтверждаю, и крепче сжимаю рукоять пистолета.
– Вы откуда? – спрашивает старик.
– С побережья, живем на вилле. Нам нужно попасть в усадьбу де Лоури, – произношу я, уточняя место назначения.
– Очень далеко, – качает головой старик, – мы вам в этом деле не помощники. Я могу помочь вам вернуться назад. Внучек останется, надо Мика и его семью поискать, или хотя бы их тела. Похоронить по-человечески. Да и вашего слугу заодно.
– Спасибо, – я благодарно киваю, пытаюсь всучить мешочек с деньгами, но старик отказывается.
– Но как же война, варги… разве можно назад, – бормочу нерешительно, с опаской поглядывая на дорогу назад.
– Вам нужно вернуться, – с нажимом говорит старик, – на побережье безопасней всего. И спутнице твоей нужна помощь. Я сейчас перевяжу ее рану, но лучше бы ей побыстрее добраться до постели.
– Вы поможете нам? Поможете вернуться?
Я в растерянности. Понимаю, что одна не справлюсь, а без Сантины точно никуда не уеду. Придется переждать, пока она не окрепнет. А потом снова попытаться покинуть Лотариннию.
Уже вечерело, когда мы возвращаемся домой. Нас никто не ждет, не встречает. Я понимаю, что дом пуст. С трудом перетащив Сантину в ее домик, помогаю старику обработать рану. Помню, где Сантина хранит мази и травы. Старик со знанием дела нюхает флаконы и склянки, выбирая нужную, обильно смазывает края раны, велит принести чистые повязки, забинтовывая и фиксируя.
– Вы лекарь? – спрашиваю, завороженно глядя как умелые пальцы порхают над повязкой.
Старик усмехается в седые усы.
– Всякое в жизни бывало, – пожимает плечами и сунув мне пучок трав велит заварить в котелке.
Ужинаем уже поздним вечером, на скорую руку поджарив яйца и копченое мясо. Нахожу ломоть хлеба и сыр. Нарезаю, красиво разложив на тарелочке.
Сантина крепко спит, выпив несколько ложек пахучего отвара.
– Что же теперь делать? мы же уехать хотели… – спрашиваю, вяло ковыряясь в тарелке.
– Оставайтесь здесь. – Уверенно отвечает старик.
– А если варги придут? Мне не справится, мы здесь совсем одни, – в моем голосе слышится усталость и обреченность. Я не могу уехать и бросить Сантину. Слишком поздно. Я даже не представляю, как бы я одна сейчас могла добраться до усадьбы де Лоури.
– Варги не придут сюда, не любят море, не подходят близко к побережью.
Старик говорит уверенно, подмигивает, и слегка похлопывает по моей безвольно лежащей на столе ладони.
– Откуда вы знаете? – спрашиваю, недоверчиво тараща на него глаза.
– Отец рассказывал, знатно он тогда с ними повоевал, – старик развалился на стуле, разомлев от тепла и сытости, – поселки, что стояли на самом берегу, все уцелели, а те, что подальше были…
Старик прищелкнул языком и глубоко вздохнул.
Спать мы расположились в доме Сантины. Старик лег в соседней комнате и через стенку до меня доносился его заливистый храп. Я села на кресло, возле тревожно спящей женщины, подложив под спину подушку для удобства. Сон не шел, слишком много всего произошло. О многом хотелось подумать. Да и за Сантиной заодно приглядеть. Зажгла лампу, налила остатки целебного отвара в кружку. Старик велел поить им Сантину, если та проснется.
На следующий день старик осмотрел рану, удовлетворенно покивал головой. Под его руководством, я сделала Сантине перевязку. Выслушала наставления. Попрощались мы тепло, будто давно знали друг друга. В благодарность я отдала ему лошадь, чтобы он быстрее добрался до дома.
– Вы недолго будете одни, придут люди, лишившиеся крова. Будь осторожна, – напутствовал старик на прощание.
– Оставайтесь или приезжайте к нам с семьей, – мне не хотелось отпускать старика, я боялась оставаться в одиночестве. Не понимала, куда подевался Колин. Он же должен был присматривать за домом. Неужели и он… на войну.
– Благодарствую, леди, если суждено, свидимся, – старик тепло улыбнулся на прощание.
Вскоре мы остались вдвоем. Я поднялась в свою спальню, окинула взглядом разобранную кровать. Неужели только вчера я безмятежно спала, прижимаясь к груди Брендона. А сейчас, кажется, словно прошла целая жизнь.
– Я все выдержу, – шепчу я ветру, выглядывая в распахнутое окно, – только прошу тебя, Брендон, обязательно ко мне вернись. Я очень тебя жду.
19
К вечеру к нам нагрянули гости. Их было одиннадцать человек – беженцы из приграничных поселков, женщины, старики и дети. Кое-кто был ранен. Я не решилась их прогнать, открыла двери большого дома, помогла расположиться. Без Сантины поначалу было трудно справляться. Я не привыкла. А тут сразу столько людей вокруг и всем нужна помощь. Усталые, испуганные дети. Женщины, смотрящие на меня глазами, полными надежды. Хромой старик с обожженной рукой.
И сразу навалились хлопоты. Вскипятить воды, обработать раны, расположить на ночлег. И, конечно, накормить.
Я первым делом заглянула в кладовку. Оценила запас круп и муки. Немного, но, если экономить, растянем на пару месяцев. А еще нужно проверить погреб и холодник. Много всего. Раньше всем занималась Сантина. А я даже толком не знаю, где что находится.
Все вместе мы сварганили простой ужин. Сварили простую похлебку из овощей и корений, добавив для сытости крупу. На удивление было вкусно. Я помогала перевязывать раны, слушая страшные рассказы о беспощадном войске варгов, сметающих все на своем пути. Женщины плакали, вспоминая разоренные деревни, сожженные дома, убитых мужчин.
Я падала с ног от усталости. Спасть удалось лечь далеко после полуночи. Наконец-то тишина и можно спокойно полежать, помечтать о будущем, вспомнить прошлое.
К моему облегчению Сантина шла на поправку. Жара не было, рана не воспалялась и начинала затягиваться. Сантина все охала, переживала, как я одна справляюсь. А смеюсь в ответ, что не одна, у нас целый дом людей и все помогают друг другу.
Через пару дней до нас добралось еще несколько человек. Война приближалась. Варги наступали в глубь Лотариннии.
По рассказам я поняла, что основную часть защитников Лотариннии составляли оборотни. В зверином обличье они вгрызались в отряды врагов, стоя на смерть, не пропуская вперед. Но сил не хватало, варгов было слишком много. Ждали подкрепления, королевские войска.
Я плохо спала, долго ворочалась на постели, слушала за стеной невнятное бормотание людских голосов, возню детей. Свободные спальни на втором этаже предоставила женщинам с маленькими детьми. Остальные разместились в гостиной или на кухне, где рядом с очагом было тепло и уютно. Спала в платье, не раздевалась полностью. Под подушкой пистолет. Только так я могла хоть ненадолго забыться.
Однажды ночью на пороге дома появился фермер – сын Колина и Сантины, приведя с собою свою семью, включая Франко. Сантина, которая к тому времени практически поправилась и начала хлопотать по дому, долго плакала, прижимаясь к плечу сына. Отряд варгов прошелся через ферму и поселок, практически рядом с нами, оставляя после себя смерть и разруху. Немногие смогли укрыться, спрятаться в скалах на побережье и добрести до «Жемчужины».
с тревогой смотрела на все возрастающее население виллы, нас было уже больше двадцати человек. Запасы провизии заканчивались. На полях зрел урожай, еще не до конца вытоптанный и истребленный врагами, но выйти в поле никто не решался.
Уже больше месяца мы жили в постоянном страхе, неся круглосуточное дежурство вокруг виллы, вооруженные остро заточенными кольями и топорами. Сын Сантины покинул нас, решил присоединиться к войскам короля, узнав о прибывшем подкреплении. Войска короля вступили в долину, и мы все молились об скорейшем завершении войны.
Но вскоре до нас донеслись вести, что войска отступают. Случайные путники доносили рассказы о предательстве оборотней. К ним возвращалось безумие, заставляя бросаться на своих товарищей по оружию, крушить все на своем пути, сея смерть и разрушения. Ко мне словно снова вернулись детские страхи. Я вспоминала рассказы о злодействах измененных, что залили кровью земли северных народов.
Мы все безумно боялись, не зная, в каком обличье придет к нам враг. Сантина внимательно следила за Франко, беспокоясь, что того коснется печать безумства. Никто не знал, что мальчик оборотень. Мы обе, по молчаливому согласию, хранили его тайну, настрого запретив обращаться.
И все же мои худшие опасения, как это часто и бывает, оправдались. Всегда случается то, чего мы боимся. В тот осенний холодный день мы все собрались в гостиной, у ярко горящего камина, как это часто случалось по вечерам. Это была самая большая комната в доме с мягкими диванами и креслами. Если кому-то не хватало места, то располагались на ковре у очага. В такие моменты мы обсуждали планы на будущее, вспоминали прошлое, рассказывали истории или иногда, пели, длинные грустные баллады о любви и разлуке.
Внезапно раздался звук бьющегося стекла. Разбилось окно, совсем рядом, в холле и мы все испуганно обратили взоры на полумрак, льющийся из распахнутых дверей.
Мелькнула черная тень, материализовавшись в дверном проеме в огромного волка со вздыбленной шерстью. Огонь от камина яркими сполохами отражался в холодных безумных глазах. Волк угрожающе зарычал, пригибая голову, обнажая острые клыки.
Оглушающая тишина наполнилась женскими визгами. Матери прижимали к себе испуганных детей. Кто-то пытался укрыться, прячась за диван, залезая под стол. Многие ринулись распахивать окна, залезая на подоконники и дергая за ручки тугие створки. Успеть. Выскочить наружу.
Я, сидящая с самого края, осталась одна. Легкая добыча для хищника. Сунула руку в карман передника, вынимая пистолет. Встала, прицеливаясь. Внимательно наблюдала за зверем, держа палец на курке. Оборотень огромный, с мощными длинными лапами. Шерсть грязная, свалявшаяся, с бурыми подпалинами. В черных непроницаемых глазах ничего человеческого, лишь желание убить.
– Кто ты? – крикнула, не сводя пристального взгляда с оборотня, готовая в любой момент нажать на курок.
– Очнись! Ты человек! Ты не зверь! – Твердила я срывающимся голосом. Волк рычал, низко опустив голову. Казалось мои вопли еще больше распаляют его ярость.
– Стреляйте, Аделия, – неслись мне в спину робкие голоса.
Я знаю, они правы. Но рука дрожит. Я знаю, там за личиной человек и хочу до него докричаться. Волк рычит, но не делает попыток напасть, словно невидимая рука держит его, не давая разгуляться безумию. Я внимательно рассматриваю его. Я почти узнаю, но все сомневаюсь. Не хочу верить. И … мне безумно страшно.
– Брендон, любимый, я чувствую, что это ты, – я говорю тише, знаю, зверь слышит. Пытаюсь говорить ласково, не показывая страх. Страх убивает. Брендон учил меня не бояться.
– Любимый, ты дома, пожалуйста, услышь меня, – срывается мольба с моих губ.
Волк замирает, прислушиваясь. Водит носом, словно вбирая в себя запахи. Я продолжаю говорить с ним, делая шаг вперед. Главное не бояться.
Волк отступает, взгляд меняется и теплеет, разливаясь привычной желтизной. Он трясет лохматой головой, словно избавляясь от оцепенения, протяжно скулит и отступает. Теряется в сумеречной тьме холла. Шуршание разбитого стекла под лапами, скрип оконной рамы. Я понимаю, что волк ушел, выпрыгнул в окно.
Я стою, неверяще глядя в пустоту перед собой. Пистолет сжат в опущенной руке. Подходит Сантина, гладит по спине, прижимает к себе, баюкая, словно ребенка.
– Все закончилось, он ушел, ты такая молодец, не испугалась, – ласково лепечет, пытается успокоить, а мое тело сотрясает крупная дрожь. Я бьюсь в ее руках, пытаясь прийти в себя.
– Это был Брендон, – шепчу ей на ухо.
– Кто знает, – пожимает плечами Сантина.
Вокруг меня начинаются хлопоты. Кто-то сует мне в руки стакан с водой. Женщины успокаивают плачущих детей, пытаются заделать выбитое окно и навести порядок. Я чувствую, что мешаюсь, стоя посреди комнаты, но ничего не могу с собой сделать. Ноги словно приросли к полу. На меня не обращают внимания, у каждого находится работа.
Я незаметно проскальзываю в полумрак холла, накидываю плащ и выхожу из дома. Я знаю, он ждет меня. Вниз, по тропинке, к густым зарослям акации.
Я вижу его светлую фигуру в вечернем сумраке. Он сидит на земле, прижав к груди колени и опустив голову.
– Брендон, – я кидаюсь к нему на встречу. Присаживаюсь рядом, стягивая плащ и накрывая голые плечи.
Брендон приподнимает голову. Тянется ко мне, обнимает, обхватывая руками, утыкается носом в шею, щекоча горячим дыханием. Я чувствую, как нужно ему сейчас мое присутствие. Обнимаю в ответ, глажу по спутанным волосам.
– Я вас сильно напугал?
– Очень, – мой голос дрогнул, – что происходит?
– Мы все сходим с ума и перегрызаем друг другу глотки. Я был готов всех растерзать в доме, пока не учуял твой запах, не услышал твой голос.
Я замерла, оглушенная признанием.
– Не бойся. Сейчас все хорошо. Как человек я не опасен. Такое может случиться только с волком.
– Почему так происходит?
– Колдовство, древнее, как мир. Заклятье поглощает нашу волю, путая друзей и врагов. Коснулось и меня. Накрыло в самом конце боя. Я даже не помню, как здесь оказался. Тянуло, как магнитом. Зверь совершенно перестал подчиняться, даже запах крови совсем не волновал. А ведь должен был…
– Зверь просто почуял меня. Поэтому ты и пришел.
– Я привел в наш дом бешеного зверя. Даже боюсь подумать, что было бы, если б не твой запах. Лишь рядом с тобой стал осознавать… все вокруг.
– Ты не виноват, что так произошло.
– Никто из нас не виноват, но это происходит все чаще. Мы рискуем, обращаясь в волков, но в измененном обличье варгов победить гораздо проще. Ты правда не сильно испугалась? Прости.
Я в ответ целую, хаотично. В колючие щеки, шею, в уголок губ.
– Тебе ведь еще не нужно уходить? – спрашиваю тихонько.
– Могу остаться до утра, – Брендон целует шею, захватывая мочку уха.
– В доме люди, женщины и дети. Твое место в нашей кровати занял Франко, – отвечаю на поцелуй, цепляюсь за широкие плечи, не хочу отпускать, – у Сантины тоже все комнаты заняты.
– Как тебе конюшня? Там тепло и мягкое сено, – игриво шепчет Брендон мне на ушко и не дожидаясь ответа поднимается, закидывая меня на плечо. Я притворно визжу, бью кулачками по спине.
В конюшне мы находим укромное место, разгребая себе уютную лежанку в сухой траве. Я ненадолго сбегаю в дом. Предупреждаю Сантину, что бы не хватилась меня. Захватываю немного хлеба, ломоть сыра и травяной чай в кувшине. Брендон наверняка голодный.
Пока ужинаем, я рассказываю обстоятельства своей неудавшейся поездки в усадьбу де Лоури, о нашем быте, опасениях и надеждах.
Выговорившись замолкаю. В тишине слышно только наше учащенное дыхание. Пальцы рук переплетаются, встречаясь. Тянемся друг к другу. Жадно и ненасытно. Быстро.
– Мы словно животные, – смеюсь, откинувшись на импровизированную постель. Брендон склоняется надо мной. Целует. Нежно, играючи, тягуче. Растягивая удовольствие.
Мы в эту ночь почти не спим. Лишь пару часов под утро. Просыпаюсь от легкого поцелуя. Брендон стоит надо мной, заглядывает в глаза.
– Мне пора, – шепчет, – не хочется тебя будить, так сладко спишь, но мне действительно нужно уходить.
– Не уходи. Побудь хоть еще немного, – цепляюсь за него.
– Не могу, – зарывается в мои волосы, впитывает мой запах, – меня уже ждут.
– Ты ничего не рассказываешь, но я чувствую, что все плохо, – я крепко прижимаю Брендона к себе, – неужели нет способа это остановить?
Мы оба понимаем, о чем я хочу знать.
– Маг. Очень сильный. Почти не подобраться, – спокойный взгляд в мои полные беспокойства глаза.
– Почти? Что ты хочешь сказать?
– Кажется я знаю, как не сойти с ума.
– О чем ты говоришь? – Я встревожено смотрю на него. Меня пугает его решимость.
– Мне нужен твой запах и тогда всегда буду помнить, кто я. Я чувствую, что это не даст мне лишиться воли.
Мой запах. Что я могу дать? Брендон протягивает мне нож, и я отрезаю прядь волос. Отрываю от нижней сорочки кусок ткани, завязываю мешочек. Брендон находит моток тонкой бечевки. Наматывает на мешочек, оставляя длинные концы. Получилось что-то вроде оберега.
– Ты уверен? – Спрашиваю. – Сможет ли волк это носить?
– Надо попробовать. Надеюсь, не придется долго, – Брендон беспечно улыбается. Я понимаю, что эта улыбка для меня. Для моего спокойствия.
– Я боюсь за тебя, – я цепляюсь за Брендона, держу его за руки, – а если это не поможет? Что если…
Замолкаю, закусывая губу. Ему сейчас и так трудно, а тут еще я со своими переживаниями.
Я провожаю его. Горизонт расчертили первые лучи восходящего солнца. Я слышу вой волков вдали, оглядываюсь на Брендона, но вместо него стоит огромный зверь. Подходит, лижет мне руки шершавым языком. Я завязываю на мощной шее шнурок. Надолго ли хватит, смотрю с сомнением. Волк удовлетворенно принюхивается. Смотрит желтыми глазами, прощаясь. Миг и исчезает, проносясь стрелой.
20
Почему-то в тот миг мне показалось, что вижу я его в последний раз. От этой мысли подкосились ноги. Присела в жухлую траву. Слезы по моим щекам, как струи дождя по стеклу.
Однажды мы с Сантиной разговорились про оборотней и истинные пары. Это случилось через несколько дней после того, как мы вернулись в «Жемчужину». Сантина как раз начала выздоравливать после ранения.
Все началось с возмущения. Меня словно прорвало. Сказалась усталость последних дней и острая нехватка надежного плеча, на которое я могла бы опереться. Мне все не давала успокоиться мысль, что Колин так легко мог покинуть виллу. Ушел. Не предупредил. А ведь как бы мне сейчас пригодилась его помощь.
– Как он мог оставить «Жемчужину»? – пыхтела я, выливая на Сантину свое раздражение. Сейчас даже вспомнить стыдно. – Он слишком стар, чтобы воевать, а «Жемчужина» нуждается в присмотре. Он не предупредил меня! Он должен был остаться!
В тот период много проблем легло на мои плечи. Приходили люди, сбегающие от войны. Я не смела отказать в крове, уж больно жалкими выглядели женщины прижимая к себе уставших детей. Всех надо было где-то разместить, позаботиться о пропитании, приглядеть. Я к такому не привыкла, обычно все наоборот.
А еще меня постоянно преследовал страх. Он стал частью меня, моим постоянным спутником. Мне мерещились варги. То белое лицо, с черными провалами вместо глаз я буду помнить до конца жизни.
Сантина наоборот, с каждым днем обретала силу и уверенность. В тот день, когда я сорвалась, с ожесточением вспоминая Колина, Сантина потянулась ко мне, приглашая в свои объятья, гладила по голове, утешала.
– Колин оборотень, он не мог остаться. Не мог противиться зову.
Я замолкла, пораженно глядя на женщину. Как такое может быть? Ничего не замечала.
– Он очень давно не оборачивался, волк в нем ослаб. Подчинился только зову других измененных.
Сантина поведала, что раньше, еще до того, как стал присматривать за «Жемчужиной» Колин служил в гарнизоне. Много лет. Однажды в горах нарвался на магическую ловушку, сильно опалил лапы и шкуру. Долго залечивал раны, в волчьем обличье даже ходить не мог. Сантина тогда жила в приграничной деревушке, отец ее был травник. Колин, первое время после ранения, жил в их доме, почти не вставал и Сантина за ним ухаживала. Быстро у них отношения завязались. Подружки удивлялись, что нашла красавица-хохотушка в немолодом угрюмом измененном. Сантина и сама не понимала, но стоило взглянуть ему в глаза, как тонула. Погружалась на самое дно. До дрожи по всему телу. А уж как дело до поцелуев дошло, так и вовсе пропала. Быстро свадьбу сыграли, сынок появился, обычный человек. Не унаследовал ничего от силы оборотней. Но это, и к лучшему. Всю силу потом Франко взял.
Колина от службы в гарнизоне освободили. Слаб был, волк в нем словно уснул. Жили в доме у Сантины. Больше никуда нельзя было уехать. Хотел стать травником, целебные растения собирал, мази готовил. Но не задалось. Люди боялись, не доверяли, знали, что измененный. Тяжело было. В то время в Лотариннии появилось семейство де Лоури с маленькими сыновьями. Подыскивали смотрителя за виллой. Наличие особых способностей приветствовалось, как позже узнал Колин, на свое удивление, принятый на работу. Основной обязанностью Колина, на тот момент, был присмотр за малюткой Брендоном.
– Вы с Колином истинные? – спросила я.
– Так вышло, я даже о таком не думала никогда, – Сантина смущенно улыбается, – редкая удача для оборотня встретить свою пару. Это великий дар.
– Неужели сразу влюбилась? – я пристально наблюдаю за Сантиной. Вижу, как она расцветает, вспоминая Колина.
– Можно сказать, что сразу. Истинные чувствуют друг друга, любовь и радость, страх и ненависть, все делят на двоих. Колин заразил меня своей любовью, никуда не деться.
– А я изначально Брендона ненавидела. Долго ко мне любовь шла, – зато потом накрыла, не вырвешься, добавляю мысленно.
– Ты просто разум слушала, а не сердце. Закрывалась от его чувств, так и вышло, что долго вы друг к другу дорожку искали. Не бойся, покажи ему, что любишь и сторицей к тебе вернется. – Сантина вздыхает, наверняка жалеет Брендона, тяжело ему было со мной.
Сейчас, сидя в жухлой траве, вспоминаю наш с Сантиной разговор. Нельзя думать о плохом, прочь дурные мысли. Припадаю к сухой, растрескавшейся земле, шепчу в след:
– Я знаю, ты вернешься любимый. Я буду ждать.
В конце осени, вместе с промозглым ветром в дом вернулся Колин. Неслышно появился на пороге кухни. Хромой. Опирался на грубо строганную трость. В изрядно поношенной одежде, но с сияющими от счастья глазами. Сантина, в спешке вытирая руки об передник, бросилась к нему в объятья.
– Вернулся, я как чувствовала, пироги затеяла, – Сантина прижалась к Колину, тиская и ощупывая его, продолжая бормотать, – худой то какой, одни косточки.
Я стояла в дверях, улыбалась, глядя на них. Такое счастье застыло в их глазах. Нежность. Не хотелось тревожить их в этот момент. На языке вертелся вопрос про Брендона. Как от там? Знает ли что-то Колин о его судьбе?
Вскоре Колин, благоухающий после ароматной ванны и вдоволь накормленный сытым обедом, сидел в гостиной, повествуя о своих приключениях. Все жильцы дома собрались вокруг мужчины, замерев и ловя каждое его слово. Притихли дети. Франко взобрался к дедушке на колени, с гордостью посматривая на других ребят.
Известие об отступлении варгов было принято с всеобщим ликованием.
