Текст книги "Чёрный Рыцарь (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14

Кимберли

– Ронан?

Эльза почти кричит, и я прикрываю ей рот ладонью.

Мы сидим за столом в саду ее дома. Поскольку сегодня редкий солнечный день, мы решили позаниматься на улице. Мы потягиваем сок. Вернее, Эльза. Я пью только воду с тех пор, как приехала сюда.

Вода наполняет и частично утоляет голод.

Она убирает мою руку и шепчет:

– Ты идешь на свидание с Ронаном?

– Просто так вышло. – я пишу карандашом на черновой бумаге.

– Ты не соглашаешься только потому, что так случилось. – Эльза отодвигает блокнот, ее глаза сужаются, как у детектива, столкнувшегося с преступником. – Это из-за Ксандера?

Я рассказала ей о поцелуе и ссоре между ними ранее, потому что, если бы я этого не сделала, я бы сошла с ума, пытаясь понять, что, черт возьми, произошло.

Даже сейчас я понятия не имею, что происходит.

– Нет. Я имею в виду, возможно... – я смотрю на нее из-под ресниц. – Разве это неправильно, что я хочу, чтобы хоть раз все было нормально?

– Конечно, нет. – выражение лица Эльзы смягчается. – В глубине души ты всегда была романтиком; нет ничего странного хотеть это. Что неправильно, так это заставлять себя идти по пути только потому, что обстоятельства вынудили тебя.

– Разве не это произошло между тобой и Эйденом?

– Не совсем. Мне не нужно было заставлять себя быть с Эйденом. Все вышло, наоборот. Мне пришлось заставить себя игнорировать связь, которая у нас была, потому что он пугал меня до смерти. – она один раз похлопывает меня по руке. – Я не хочу видеть, как ты совершаешь ту же ошибку.

– Это не одно и то же. Эйден всегда смотрел на тебя так, словно ты его мир, и безжалостно преследовал тебя. Все, что Ксандер когда-либо делал, это отталкивал меня. Сначала это причиняло боль, потом превратилось в постоянную боль, а теперь я не могу дышать. Я хочу дышать, Эльза.

Мои глаза наполняются слезами, а ее лицо морщится, чувствуя мою боль и разделяя ее. Эльза известна как Холодное Сердце в школе, потому что у нее лицо суки, и поведение «мне плевать на мир». Видеть, как она беспокоится обо мне, согревает сердце и немного разгоняет этот туман.

– Я с тобой, что бы ты ни решила, Ким. Если ты думаешь, что будешь счастлива с Ронаном, то я полностью за. Просто... не заставляй себя делать то, чего ты не хочешь, хорошо? Это только съест тебя изнутри.

Я киваю, вытирая влагу указательным пальцем.

– Ты все еще не сказала мне, что было у тебя на уме в тот день в больнице?

Ее внимание все еще приковано ко мне.

Я вырываю свою руку из ее и сжимаю ручку, притворяясь, что читаю свои заметки, хотя это размытые строки.

– Ничего.

– Мне не показалось, что это было ничего, Ким.

Я собиралась рассказать Эльзе о самоповреждении, но вновь струсила, и теперь мой разум в беспорядке. Взглянув на нее, я облизываю губы. Быть может, я смогу попросить ее о помощи, быть может, я смогу это сказать.

Ты слишком сильно любишь Эльзу, поэтому ты делаешь все, чтобы казаться перед ней совершенной, и, делая это, ты медленно убиваешь часть себя, думая, что, если бы она действительно увидела, как ты причиняешь себе вред, режешь вены, глотаешь таблетки, она бы от тебя отказалась.

Слова Ксана крутятся у меня в голове по кругу. Ими он попал в самую точку, ублюдок.

Я действительно слишком сильно люблю Эльзу, чтобы напрягать ее или, что еще хуже, приносить что-то, что в конечном итоге вызовет у нее отвращение ко мне.

Когда-то Ксандер был моим лучшим другом, и я его оттолкнула. Сильвер тоже была моей подругой, но в конце концов она отстранилась, будто мы никогда не были близки.

Хотя в глубине души я знаю, что Эльза другая, я не могу рисковать потерять и ее тоже.

Что, если она не поймет, почему я поднесла это лезвие к своим венам? Или почему с тех пор я каждый день думаю о повторении?

Что, если вместо понимания будут осуждающие взгляды или, что еще хуже, жалость?

Я знаю, что только выигрываю время. Когда папа вернется, он узнает. Кажется, он всегда так много знает обо мне. Может, если я скажу папе, я скажу и ей.

Возможно.

Я уже собираюсь отвлечься, когда Тил выбегает из дома, ругаясь. На ней джинсы, с дырками на коленях, под которыми чулки в сеточку.

Эльза смеется, ее внимание отвлекает приемная сестра.

– Нокс снова напугал тебя?

– Он мудак. – Тил регулирует свое дыхание и делает глубокий вдох, наблюдая за мной в течение секунды, прежде чем присоединиться к нам.

На ее белой футболке написано: Ничейная земля.

– Неплохо придумано. – я улыбаюсь ей, благодарная, что она спасла меня от расспросов Эльзы.

Я знаю, что моя лучшая подруга однажды вернется к этой теме, но не сегодня.

Кроме того, когда этот день настанет, я просто буду готова.

Тил кивает, но ничего не говорит, сидя по другую сторону от Эльзы. Обычно она устраивалась, между нами, и я всегда думала, что это потому, что она видит во мне среднюю черту между ней и ее сестрой. Я считала, мы становимся друзьями. Черт, она даже ходит со мной на игры Элиты.

Но уже нет.

В последнее время она держится на расстоянии, будто не хочет связываться со мной. Не то чтобы это должно было стать сюрпризом. У меня не самый лучший послужной список с друзьями.

– Вы, девочки, собираетесь на игру? – спрашивает нас Эльза.

– Подожди, ты пойдешь?

Тил крутит наушники между пальцами.

– Конечно.

– Что произошло с тем, что я никогда не пойду на их игры? – я тыкаю ее в бок.

– Эйден. – она улыбается, как идиотка. – Это его последний сезон, и я хочу быть рядом с ним.

– О-о, – я издеваюсь над ней.

– Прекрати. Так ты идешь?

– Нет, я должна посидеть с Киром.

И держаться подальше от определенной задницы с золотыми волосами и океанскими глазами.

Я даже не люблю футбол, но всегда ходила на игры Элиты. Я притворяюсь, что это ради команды, ради Ронана, ради острых ощущений, но это ради него.

Только ради него.

Я сижу, наблюдая за ним от начала до конца. Я выучила правила, потому что он играет в эту игру. Я купила майки с девятнадцатым номером Ксандера для Кира, потому что он его так сильно любит.

Это жалко.

И по этой причине это должно прекратиться.

Я имела в виду это ранее, я закончила.

– Ты должна пойти, Ким. – Тил показывает на сок Эльзы, и когда она кивает, она делает глоток. – Тринадцатому может понадобиться моральная поддержка.

– Почти уверена, что Ро может использовать другой тип поддержки. – Эльза усмехается.

Лицо Тил остается нейтральным.

Я смеюсь.

– Это он может. Он снова говорил о тройничке.

– Он также упоминал об этом на днях. – Эльза качает головой. – Если он продолжит, Эйден убьет его до конца года.

– Я тоже сказала ему это. Клянусь, он не боится за свою жизнь.

– Нет? – вопрос Тил останавливает нас обеих на полпути. – Я имею в виду, что он не боится за свою жизнь.

Эльза хмыкает.

– На самом деле, я думаю, что нет. Он говорил, что его отец спланировал всю его жизнь, включая его брак и все такое, и он ненавидит это.

Я киваю.

– Думаю, что он рассматривает это как последнее «ура» перед тем, как его заставят унаследовать фамилию и наследие отца.

Губы Тил дергаются, и клянусь, что она собирается улыбнуться, но она возвращается к своему фирменному бесстрастному лицу.

Мы оставляем эту тему, и Тил уходит в дом, заглядывая, чтобы Нокс снова ее не напугал.

Мы с Эльзой заканчиваем заниматься, и после того, как я прощаюсь с девочками, я забираю Кира.

Как только мы возвращаемся домой, мы включаем музыку и танцуем под нее, дурачась. Он единственный человек, перед которым я могу так свободно танцевать. Я учила его движениям, а он говорил мне, что я старуха.

Придурок.

Впервые мама выходит из своей студии, чтобы забрать доставленные принадлежности. Мы убавляем музыку и продолжаем щекотать друг друга и блокировать наш смех, чтобы она не услышала.

Однако она ни разу не замечает нашего присутствия, приказывая курьерам отнести полотна в ее студию.

Надувая губы, Кириан наблюдает за ней щенячьими глазами, ерзая, ожидая капельки ее внимания. Он так похож на меня, когда я была ребенком.

Ты имеешь в виду, даже сейчас.

Я продолжаю щекотать его, отвлекая внимание от нее. Как только курьеры уедут, и она закроет свою студию – она звуконепроницаемая – мы вернемся к танцам, пока не устанем.

Все равно ему пора спать, так что я провожаю его в комнату.

– Может Ксан прийти? – спрашивает меня Кир, как только надевает пижаму, и я укладываю его в постель.

– Нет, – огрызаюсь я, а затем улыбаюсь, скрывая это.

– Но почему нет? Было бы забавно потанцевать с ним.

– Я не люблю танцевать перед другими. Только перед тобой, моя маленькая обезьянка.

– И перед папой!

– Да.

Он позвонил нам по FaceTime ранее, и мы разговаривали в течение тридцати минут. Кир не умолкал о школе, своих друзьях и о том, что он самый популярный из них.

Так и есть. Девочки начинают присылать ему письма.

По крайней мере, один из нас не полный неудачник.

Я сказала папе, что скучаю по нему, и подавила желание спросить, когда он вернется. Это только заставит его почувствовать себя виноватым, а я не хочу так с ним поступать.

– Неужели все билеты действительно распроданы? – он прищуривает глаза.

Ладно, значит, я могла солгать насчет билетов на игру Элиты. Это единственный способ удержать его от меня, вроде как.

Он фанат Ксандера до костей.

– Да, обещаю.

– Я попрошу у него билеты в следующий раз.

Конечно, он попросит. Это всего лишь временное решение. Кир умнее, чем я предполагаю.

– Не беспокой его.

– Он говорил, что я его не беспокою.

Я делаю паузу.

– Он говорил это?

Он отчаянно кивает.

– Ксан всегда просит своего повара приготовить мне пирожные и позволяет Ахмеду играть со мной. Он говорит, что я могу позвонить ему, когда ты не можешь меня забрать.

– Не говори мне, что ты звонил. – он отводит взгляд. – Кир!

– Не переживай, Кимми. – Кир усмехается. – Ксан соврет и скажет, что ты танцуешь лучше меня.

Я превращаю свои руки в когти.

– Ну, он соврёт и скажет, что ты не боишься щекотки?

– Нет, прекрати.

– Идет горилла за обезьянкой.

– Нееет! – кричит он, когда я нападаю на него, щекоча, пока он не задыхается от хихиканья и смеха.

Только после того, как он поднимает белый флаг, я, наконец, оставляю его в покое и целую три раза – два в его очаровательные щеки и один в лоб.

– Сладких снов, маленькая обезьянка.

– Спокойной ночи, Кимми.

Я откидываю его волосы назад и целую его еще раз, прежде чем покинуть его комнату.

Переодевшись в джинсовую юбку и кофточку, я выхожу на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть, как подъезжает Ронан.

Мы договорились встретиться, как только закончится игра, но я не думала, что он сразу приедет.

Он распахивает дверцу своей Мазды и выскакивает наружу. Синяк вокруг рта после драки с Ксандером ещё не прошёл.

Должно быть, это больно.

Точно так же, как все синяки, с которыми Ксандер пришел в школу, должно быть тоже болят.

Нет, мне на него наплевать.

Ронан заключает меня в объятия, поднимая с земли.

– Мы победили!

Я визжу, когда он разворачивает меня, прежде чем, наконец, поставить на ноги.

– Так рада за вас.

– Лгунья. – он пристально смотрит на меня. – Ты могла бы быть рада, если бы действительно присутствовала на игре.

– Я должна была провести время с Киром.

– Или ты могла бы взять его с собой. – он наклоняется, шепча: – Что означает, что ты сбегала.

– Отлично. Мы можем ехать?

Я действительно не хочу столкнуться с Ксаном, если он сейчас вернется домой.

Хотя футбольная команда обычно празднует победу в The Meet Up после каждой игры, я не собираюсь рисковать.

– Конечно.

Он провожает меня до машины, даже открывает дверцу.

Он такой джентльмен – заботливый, внимательный. Почему я не могу заснуть, думая о нем? Почему я не могу зациклиться на нем? Чтобы моя грудь сжималась из-за него?

Если бы у меня был выбор в процессе признания моего сердца, это был бы Ронан.

Или это то, что я говорю себе.

Машина набирает обороты, выезжая из района, и я глубоко вздыхаю.

– Он не играл, – говорит Ронан с улыбкой, которая отличается от его легкой улыбки.

Ксандер не играл? Но почему? Он всегда играет, за исключением того случая, когда тренер наказал его и Эйдена за драку.

Но я не позволю втянуть себя в эту орбиту. Я смотрю в окно на особняки высшего среднего класса, мимо которых мы проезжаем.

– Мне все равно.

– Тренер знает о боях, пьянстве и отстранил его, – продолжает Ронан, глухой к тому, что я сказала.

Я смотрю ему в лицо, не в силах сдержаться.

– Бои и пьянство?

– У него есть проблема.

Ронан постукивает пальцами по рулю, будто наслаждается музыкой, которой не существует. Он не продолжает, и, если бы я не знала лучше, я бы сказала, что он играет со мной.

– И? Какого рода проблема?

Его ухмылка почти раздвигает лицо.

– Говорил же тебе, бои и пьянство. Раньше он это контролировал, но в последнее время у него появилось похмелье, и он едва держится. На его лице несколько порезов, а на теле синяки. Он не обращает внимания ни на тренировки, ни на учебу, ни даже на самого себя. Сегодня он пришел пьяный, и капитану это надоело.

– Если его отец узнает, у него будут неприятности, – бормочу я себе под нос, а затем понимаю, что сказала вслух.

– Почти уверен, что тренер уже позвонил ему, – напевает Ронан. – Думаю, что идут разговоры об отправке на реабилитацию в закрытую клинику, и он сможет вернуться только за дипломом. Ни для кого не секрет, что Льюис потеряет на нем все свое дерьмо. В конце концов, это год выборов.

Что-то в моей груди сжимается сильнее, чем больше я игнорирую это.

– Он сам навлек это на себя, – говорю я, затем меняю тему на игру.

Ронан рассказывает о своих героических достижениях и решающем пасе, который он отдал Эйдену, чтобы тот забил их единственный гол.

Когда мы входим в ресторан, я смеюсь и улыбаюсь его глупому поведению. Мы даже делаем селфи в стиле Ронана на высшем уровне. Он обнимает меня одной рукой и прижимает к себе, целуя в щеку.

Хотя снаружи я смеюсь, что-то режет меня изнутри на мелкие кусочки.

Я заказываю салат, хотя Ронан говорит, что у них есть диетическое меню, но я ничего из этого не ем.

Мое тело прямо здесь, в этом элитном ресторане, для которого мне не следовало надевать джинсовую юбку. Обстановка имеет элегантное сочетание коричневого и белого, что придает определенный тип безмятежности.

Не для меня.

Хотя я присутствую, улыбаясь тому, что говорит Ронан, мои мысли заняты другим. Я думаю о теориях того, что Льюис может сделать с Ксандером. Ронан сказал это. Это год выборов для него и отца Сильвер. Они запрещают любые несчастные случаи в обычные дни, не говоря уже о том, что кампания так близка к старту. Интересно, имеет ли к этому какое-то отношение исчезновение Сильвер за последние два дня?

Дело в том, что Льюис всегда был так же строг с Ксандером, как мама со мной. В тот день, когда тетя Саманта уехала, и Ксандер ушёл домой, оплакивая ее, Льюис пристально посмотрел на него и сказал, чтобы он не плакал из-за нее.

С тех пор я никогда не видела слез в глазах Ксандера.

– Земля вызывает Кимми. – Ронан наклоняется, чтобы быть поближе.

– Извини, ты что-то говорил?

– Что тебе следует рискнуть.

– Рискнуть?

– Ага.

Я сглатываю несуществующую слюну.

– С тобой?

Несмотря на слова, не думаю, что смогу это сделать. Как сказала Эльза, это действительно неправильно заставлять себя. Хотя Ронан добавляет изюминку в мою жизнь, он не мой любимый аромат.

Он не фисташковый.

– Нет, с тобой. – он щиплет меня за нос.

Я отстраняюсь, сбитая с толку.

– Со мной?

– Да, Кимми. Ты думала о Найте всю ночь – это не должно было рифмоваться – так как насчет того, чтобы действовать в соответствии с этим?

– Я не думала о нем всю ночь.

Верно?

– Ага, ну же, ma chère, c’est moi – моя дорогая, это я. – он вытирает рот, затем просматривает телефон. – Думаю, что дал ему достаточно доказательств.

Я наклоняюсь вбок, пытаясь разглядеть, что он просматривает.

– Достаточно доказательств?

– Он был дома, когда я обнимал тебя ранее и...

Он поворачивает телефон, показывая селфи, которое он опубликовал в Инстаграм. Подпись гласит: Новый лист. Вперед Элита.

Мои губы приоткрываются для возражения, но в итоге я говорю:

– Не думаю, что это имеет значение.

– Имеет. Он хочет двигаться дальше, но что-то его сдерживает.

– Что-то вроде чего?

– Думал, ты знаешь.

– Не уверена.

Если он не может простить меня из-за того, что случилось семь лет назад, то он не должен так себя вести.

Он не должен целовать меня, загонять в угол, говорить, что я не могу от него спрятаться.

Это слишком жестоко.

Ронан поднимает палец.

– Позволь мне сделать последний удар.

Он печатает несколько секунд, затем показывает мне свои сообщения Ксандеру.

Ронан: Чувствуя себя милым, хочется трахнуть милую девушку сегодня. Как Кимми.

Ронан: Джекпот! Она просто сказала «да».

Ронан: Пожелай мне удачи. Подожди, мне она не понадобится. Скажи школе, что нас не будет в течение нескольких дней.

Его слова меня не удивляют, так как я знаю, что он шутит. Что заставляет мою грудь сжиматься, так это тот факт, что Ксандер видел все его сообщения, но ответа не прислал.

Даже сейчас.

– Он сорвется. – Ронан улыбается, я бы не была так уверена. – Или мы можем поступить так, как планировали. – его ухмылка становится шире. – У меня дома? У меня лучший запас травки.

Мой телефон вибрирует, и я вздрагиваю.

В тот момент, когда мой взгляд падает на имя на экране, сердце почти вырывается из заточения.

Ксандер: Помнишь, как ты обещала, что никогда не бросишь меня?

Мои пальцы дрожат, читая и перечитывая сообщение.

Прежде чем я успеваю понять ответ, приходит еще одно сообщение.

Ксандер: Я освобождаю тебя от этого обещания.

Глава 15

Ксандер

Возьми себя в руки. Ты больше не ребенок.

Если бы Льюис ударил меня, это, вероятно, не было бы так больно, как удар его слов.

Будучи политиком, он умеет обращаться со словами. Он знает, что использовать, чтобы заставить вас почувствовать себя самым грязным подонком на земле. Нет никакой разницы между семьей или незнакомыми людьми.

У Льюиса есть союзники и враги. Предупреждение о спойлере, я попадаю на последний пункт.

В глубине души он всегда винил меня в уходе мамы, потому что я был раздражающим маленьким дерьмом. Я винил его за то, что он никогда не заботился о ней, за то, что сказал ей: «Возьми себя в руки, Саманта».

Однажды она взяла себя в руки и ушла.

Для Льюиса люди это машины. Одна кнопка, и они едут. Еще кнопка, и они останавливаются.

Жаль, что у него машина сын, работающий на другом типе жидкости. Я выливаю последние капли из бутылки водки себе в горло и издаю стон, когда там ничего не оказывается.

Похлопываю себя по карману в поисках косяка, который украл из сумки Ронана. Ничего.

Я курил до этого?

Ты имеешь в виду, когда он обнимал ее, а ты смотрел, как киска?

Да, неважно, кто сейчас со мной разговаривает. Когда он прижимал ее тело к своему, а я смотрел. Только я кое-что сделал. Я раздавил стакан в руке и ушёл с порезом на ладони. Я перевязал рану, но ткань пропиталась кровью, уже засохшей.

Просто прекрасно.

Или ужасно – зависит от того, как на это посмотреть.

Кириан прибежал, как только Ким уехала, сказав, что не может уснуть. Я дал ему только маленький кусочек пирожного, так как сейчас ночь, и мы играли в видеоигру, пока он не задремал, и я уложил его в комнату дальше по коридору от моей.

Я уже собирался возобновить свою пьянку, когда Ронан прислал мне сообщение, и я, возможно, выплеснул хороший алкоголь через всю комнату. Потом пришёл Ахмед. Он не одобряет мои новые привычки, и это не из-за его религии.

Он бросил на меня быстрый взгляд. Взгляд, который говорит, что он может или не может разочарован тем, как я трачу его усилия на мое воспитание. Он помог перевязать мне руку и ушел.

Его молчание ранило меня сильнее, чем слова Льюиса, и я как бы тонул в океане по своему собственному выбору. В старой доброй водке.

Дверь в мою комнату открывается, и я едва оглядываюсь. Я сижу на стуле в темноте, в одной руке у меня висит пустая бутылка, а забинтованная безвольно лежит по другую сторону.

Свет загорается, ослепляя меня. Я щурюсь, но не отрываю взгляда от окна.

– Выключи, – бормочу я невнятно. – Я не вижу, не слишком ли ярко.

Ближе к полуночи ее не видно.

Просто блестяще.

Так держать, Ронан. Ты поймал меня.

И сейчас нам нужно вернуться к нашей дружбе. Или я убью его, или я убью его, нет никакого различия.

– Какого черта? – Эйден смотрит на меня сверху вниз, засунув руки в карманы. – Никто не упоминал о вечеринке, посвященной жалости к себе.

– Отвали. – я указываю на дверь своей бутылкой.

– Ты в порядке? – Коул подходит ко мне, пока Эйден ложится на мою кровать и роется в моих компакт-дисках, чувствуя себя, как дома.

– Дай мне это, – я указываю на косяк во рту Коула.

Он передает мне, и я делаю длинную затяжку, затем выпускаю дым.

– Черт, это всего лишь сигарета.

– Не за что.

Коул достает сигарету, затягивается, прежде чем выдохнуть через ноздри.

Если он курит, дерьмо, должно быть, неплохо вставляет.

Коул заядлый курильщик.

– Что сказал твой отец? – спрашивает Коул.

– Ты имеешь в виду после того, как ты настучал тренеру, что я пьян, и он позвонил директору и моему дорогому отцу?

– Все учуяли запах водки от тебя, Найт.

– Скорее, вдохнули. – Эйден опирается на локоть и хватает мяч, крутя его на указательном пальце.

Я откидываю голову назад.

– Как обычно. Мне не позволено портить его имидж и бла-бла-бла, мать твою.

– И реабилитация, – добавляет Эйден. – Он попросил у Джонатана рекомендаций. Если уже мой отец знает, значит, этому быть.

– По крайней мере, ты перестанешь напиваться, как ублюдок. – Коул поднимает бровь. – И прекратишь вечеринки с жалостью к себе.

– И моменты с кисками.

– Кстати говоря, почему бы тебе не забрать немного?

– Отличная идея. – Коул достает свой телефон. – Я могу позвонить Саммер или Веронике, или, быть может, обеим.

– Добавь Сильвер в меню, и мне, возможно, станет интересно. – я ухмыляюсь.

Выражение его лица не меняется, когда он убирает телефон.

– Тогда никаких.

– Почему нет? – Эйден ухмыляется. – Мне нравится идея Найта.

Коул наклоняет голову в сторону Эйдена.

– Ты из всех людей должен заткнуться на хрен, Кинг.

– Маленький ублюдок. – внимание Эйдена возвращается ко мне. – Итак, ублюдок номер два, у меня нет всей ночи, чтобы нянчиться с твоей пьяной задницей. Ты собираешься взять себя в руки или мы все должны проголосовать за реабилитацию?

– Он собирается лишить ее девственности, – говорю я единственное, о чем не мог перестать думать.

В моем голосе так много боли, так много... покорности судьбе.

– Кто и кто? – спрашивает Коул.

– Да, по подробнее. У Нэша девственный заскок. – Эйден поднимает бровь.

Коул прищуривается, смотрит на него, затем вновь фокусируется на мне.

– Ронан, этот ублюдок, собирается лишить ее девственности, – бормочу я. – То есть, если она все еще девственница.

Эйден подбрасывает мяч в воздух.

– На дворе двадцать первый век. Не все ждут рыцаря в сверкающих доспехах. Извини, я имел в виду пьяного мудака.

– Кимберли может выглядеть невинной, но такие самые дикие, – добавляет Коул.

– Поверь ему на слово. Он знает свое дерьмо. – Эйден указывает на Коула.

– Не лучше, чем ты. Эльза, похоже, из тех, кто любит по жёстче.

Серые глаза Эйдена почти чернеют, когда его левый глаз дергается.

– Подумай об Эльзе еще раз в такой манере, и будешь похоронен на новой строительной площадке Джонатана.

Коул ухмыляется.

– Это обещание?

– Нет, обещание снимает с неё подозрения, – говорит Эйден.

– Она не твое гребаное дело.

Эйден поднимает бровь.

– Но ты все же уверен?

Коул отмахивается от него, а затем снова изучает меня, словно я одна из его философских теорий, которую нужно понять.

– Почему ты уверен, что Ким девственница?

– Она просто такая, хорошо? Я знаю.

И я слышал, как она упомянула об этом Эльзе неделю или около того назад, когда они разговаривали о сексе, и я, возможно, узнал дерьмо об Эйдене, которое не могу выбросить из головы.

И да на случай, если вы еще не поняли, я ненормальный.

– Не то, чтобы ты мог что-то с этим поделать. – Эйден обрушивает на меня суровую реальность. – Так что мы могли бы также вернуться к моему предложению о киске.

– Или ты можешь что-то с этим сделать. – Коул засовывает руку в карман, глубоко затягиваясь сигаретой. – Трахни ее. Выбрось из своей системы.

Я вскакиваю так быстро, что он даже не замечает, когда я бью его по лицу. Удары становятся шаткими и слабыми, когда люди пьяны. Мои становятся сильнее.

Коул отшатывается, прикрывая рот рукой.

– Скажи еще раз слово «трахни» и ее имя в одном предложении, и я, блядь, убью тебя, – рычу я ему в лицо.

– Технически он не называл ее имени. – Эйден говорит позади, и я чувствую его ухмылку, даже не глядя на него.

– Я просто играю адвоката дьявола и говорю то, о чем ты думаешь. – легкая, почти невинная улыбка изгибает губы Коула. – Я не виноват, что твой разум уже там. Я только перевожу твои мысли, Найт. Я не формирую их для тебя.

– Ты всегда можешь самоуничтожиться и позволить Астору сделать это. – Эйден свистит. – Уверен, что он хорошо о ней позаботится. Он знает, как заниматься любовью и все такое дерьмо.

Я стону глубоко в горле и отталкиваю Коула, вытаскивая бутылку водки из ящика и открываю ее дрожащими руками. Ни Коул, ни Эйден не остановят меня. Во-первых, им на самом деле все равно. Во-вторых, им нравится хаос, поэтому они используют каждый шанс, чтобы понаблюдать за развитием. Если мой нынешний случай не соответствует определению хаоса, не знаю, что это.

Я едва чувствую жжение от первого глотка, прежде чем следую за вторым.

– Значит ли это, что Астор может это сделать? – спрашивает Коул.

– В конце концов, это должно быть сделано, – добавляет Эйден.

– Тогда какого хрена вы предлагаете? – я вытираю капли спирта в уголке рта. – Что я это сделаю?

– Это один из вариантов. – Коул пускает дым мне в лицо.

Я пристально смотрю на Эйдена.

– Если бы это была Эльза, ты бы это сделал?

– Это не Эльза, и я не рассматриваю гипотетические ситуации.

– Я бы сделал, – говорит Коул. – Без каких-либо мыслей.

– Ты чертов дьявол. Ты не в счет.

Коул приподнимает плечо.

– Тогда я просто отправлюсь в ад, если он вообще существует.

Эйден встает и останавливается передо мной.

– Учитывая твою ситуацию с правами человека, я отвечу на твой вопрос. Да, я бы это сделал. Есть мир, и есть Эльза, и она всегда на первом месте. Теперь тебе просто нужно решить, готов ли ты сгореть.

Я падаю на кровать, прижимая бутылку к груди.

– Это значит «нет»? – спрашивает Эйден.

– По крайней мере, мы пытались. – Коул садится на стул рядом со мной. – Это будет чертовски долгая ночь.

– К черту это. – Эйден садится по другую сторону от меня. – Я не должен быть здесь.

– Он прислал мне сообщение, в котором сообщил, что она согласилась переспать с ним сегодня. Первое свидание и все такое. – я смеюсь, но в этом нет юмора. – Она, блядь, сказала «да», и я освободил ее от обещания, которое всегда держал над ее головой. – я пытаюсь сделать глоток из бутылки, но Коул забирает ее.

– Ты начнёшь блевать, а я не в настроении убирать это дерьмо.

– Он имеет в виду, помимо того, что нянчится с твоей вечеринкой по поводу жалости к себе, – добавляет Эйден.

Я падаю на кровать и смотрю в потолок.

– Я освободил ее от себя.

– Как думаешь, ты поступил правильно? – Коул смотрит на меня сверху вниз своими гребаными зелеными глазами, и меня так и подмывает выколоть их и, может, положить в банку.

– Да.

Мой голос срывается, и я прикрываю глаза тыльной стороной ладони, пряча влагу, которая собирается там.

Нет.

Каким-то образом я засыпаю и каким-то образом вижу ее во сне.

Она всегда снится мне, когда я нахожусь на самом дне, и на самом пике.

Вместо идиотского присутствия Эйдена и Коула нежные руки отводят мою руку от лица. Бездушные зеленые глаза Коула сменяются ее мягкими, манящими.

В их блеске тоже стоит влага, будто ей тоже хочется заплакать.

Ким в моих снах – это игра воображения. Она выглядит такой настоящей, прикасаясь ко мне, гладя меня по волосам, как делала это в детстве.

Некоторые из моих любимых воспоминаний всегда начинаются с того, как я кладу голову ей на колени, она гладит меня по волосам, и я выбираю для нее гребаный зеленый M&M, прежде чем съесть другие цвета.

Затем я кормлю ее фисташковым мороженым, пока она читает вслух свои волшебные истории о волшебниках, принцах и королевствах.

И рыцарях.

О куче рыцарях. Даже если их не было, она их придумывала и вставляла повсюду.

Мой рыцарь, так она называла меня.

Теперь я ржавый, без доспехов и меча.

Я отказался быть ее рыцарем, став Войной.

– Почему ты снова напился? – спрашивает она ломким голосом. – Что произошло с твоей рукой?

– Ш-ш-ш, не порть все. Просто оставайся такой.

Я поднимаю голову и кладу ее ей на колени так, чтобы смотреть на нее снизу вверх.

Кимберли из моих снов всегда говорит мне, какой я хреновый и что я могу стать лучше, как и раньше. Я могу стать рыцарем вместо Войны.

Но не сегодня. Сегодня все испорчено.

Сегодня она с Ронаном, и я ничего не могу с этим поделать. Сегодня у меня Коул и Эйден в качестве опекунов, потому что они не хотят, чтобы я совершил какое-то глупое дерьмо, например, чтобы меня убили в бандитском бою.

Я протягиваю руку и касаюсь пальцами ее щеки. Она дрожит под моей кожей, словно всегда хотела, чтобы я это сделал. Моя ладонь горит из-за пореза, но я почти не чувствую этого.

– Ты такая красивая, Грин, и я чертовски ненавижу тебя за это.

– Ксан... – мое прозвище застревает у нее во рту, будто она не хочет его произносить. – Какого черта? Ты не должен так меня называть.

– И ты не должна быть здесь. Я освободил тебя.

– Что, если я не хочу быть освобождённой?

– Ты мазохистка, не так ли?

– Возможно.

– Возможно, а? – я улыбаюсь. – Я собираюсь сделать с тобой плохие вещи.

Я возненавижу это утром, и возненавижу себя за это, но если я получу это только во сне, то так тому и быть.

Ее глаза расширяются.

– П-плохие вещи, такие как что?

Я поднимаю голову и обхватываю рукой ее затылок.

– Как это.

Мои губы встречаются с ее губами, и я наслаждаюсь ею так, как всегда, хотел.

Я принимаю искушение, от которого всегда убегал.