Текст книги "Чёрный Рыцарь (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 12
Кимберли
Вам знакомо это чувство, когда всё и все кажется неправильным?
Вы просыпаетесь и сразу же жалеете об этом, или, что еще хуже, вы хотите переделать всю свою жизнь.
Это то, за чем люди ходят к психотерапевтам, и то, из-за чего такие люди, как я, не спят всю ночь, надеясь вопреки всему, что мы не проснемся.
Только для того, чтобы потом испытывать отвращение к себе.
Вот так начался сегодняшний день, болезненный и ужасный.
Попробуй быть человеком, Ким.
Не сегодня, мозг. Оставь меня в покое.
Как и любой подросток с проблемами во множественном числе, я прячусь от них, ускользая в сад. Странно, как я понимаю, что у меня есть проблемы, но не хочу называть их – проблемами.
Назову – табу. Давать им название означает, что я должна сама залезть в кроличью нору, и мне это вроде как не нравится. Я имею в виду себя.
Сегодня это уже слишком. Слишком грубо и слишком реально, и с меня хватит всего и всех.
Я храню это внутри так же, как это сделал бы любой хороший, типичный подросток с проблемами.
Маме повезло, что у нее такая дочь, как я. Я не вымещаю это на людях или наркотиках. На вечеринках или парнях. У меня другие методы очищения, которые она одобряет.
Например, уморить себя голодом.
Я тыкаю вилкой в дно контейнера с едой, но не откусываю ни кусочка от салата. Я не в настроении блевать; это повредит мой желудок.
Нет, спасибо.
Если Эльза узнает, что я бросила ее и Тил, она расстроится, но я не хочу, чтобы она видела припухлость у меня под глазами или пустоту в них.
Независимо от того, сколько косметики я наложила, я все еще чувствую слезы со вчерашнего вечера.
Я заснула в слезах после того, как Ксандер так резко меня оттолкнул. Я все еще чувствую лезвие, слышу хруст кости и чувствую, как он выворачивает ее изнутри.
Он даже не нуждается в новом оружии. Он просто использовал тот ржавый нож, который оставил в моем сердце в тот день семь лет назад.
Мои губы все еще покалывает от того, как он поцеловал меня, как схватил меня и обнял, будто мы никогда не расстанемся ни в одной реинкарнации.
Затем он толкнул меня. Поднял меня на воздух только для того, чтобы снова уронить.
Я вонзаю вилку в кусочек помидора.
Ненавижу его.
Я так чертовски сильно его ненавижу.
– Что с тобой сделала эта еда, Кимми?
Моя война с салатом на секунду прекращается, когда Ронан скользит ко мне, широко улыбаясь.
– Вот ты где.
– Как ты меня нашел?
– У меня особые навыки, chéri – дорогая. – он крадет кусочек салата, жует его, затем выбрасывает. – Как ты ешь это дерьмо?
Все очень просто. Я не ем.
– Где ты была вчера, Кимми? Как ты можешь прийти на мою вечеринку и не дождаться меня? Подожди секунду... – он оглядывает меня с ног до головы, будто может прочитать слова на моей одежде. – Что-то было?
Немного поцелуев, немного M&M's. Выбирай сам.
– Я не ты, Ро, – говорю я вместо этого.
– Конечно, нет. Если бы ты была мной, ты бы веселилась, а не пряталась от какого-то ублюдка с отвратительными ямочками на щеках.
Мои глаза расширяются. Он знает. Откуда он знает? Неужели я недооцениваю, как сильно Ронан замешан под непринужденным фасадом?
Он машет рукой перед моим лицом.
– Почему ты выглядишь так, словно у тебя на коленях только что сдохла крыса?
– Фу, гадость. – я ударяю его по плечу своим.
– Не более отвратительно, чем это, – он указывает на мою тарелку. – Пошли со мной, и я отведу тебя в лучшую кухню, и она подходит для диеты в стиле моей матери.
– Конечно. – я улыбаюсь.
Он щелкает пальцами.
– Ты только что согласилась.
Я киваю, удивляясь, почему он кажется таким удивленным.
– Это официально. Мы идем на свидание.
– С-свидание?
– Как думаешь, почему я пригласил тебя на свидание?
Секунду я пристально смотрю на него. Ронан всегда шутил о тройничке из меня, него и Эльзы, но это все шутки.
Почему он вдруг стал таким серьезным?
– Н-но почему? – я спрашиваю. – У тебя есть все девочки, а потом еще несколько.
– Знаешь, вопреки распространенному мнению, я джентльмен – если только в этом не замешаны клоуны, тогда я не джентльмен. Страшно ненормальный. В любом случае, я делаю это для тебя, Кимми.
– Для меня?
– Прекрасно, для нас. – он вздыхает, качая головой. – Ты получишь вознаграждение.
– Вознаграждение?
Я знаю, что начинаю выглядеть идиоткой со всеми этими вопросами, но сейчас я серьезно чувствую себя не в своей тарелке.
– Найт причинил тебе вчера боль.
– Ты видел?
– Я почувствовал. – он поднимает палец. —Premièrement – Во-первых всего, Найта прогулял сегодня, ради боя и кровоточащих костяшек пальцев, и, вероятно, появится только на игре. – он добавляет еще один палец. – Deuxièmement – Во-вторых, ты плакала и убежала от него, а это значит, что он перешел черту. Finalement – В-третьих, я старомоден. Мне не нравится, когда дамы плачут.
Мои губы приоткрываются, смакуя каждое его слово.
– Ну что? Думаешь, если я пойду с тобой на свидание, это причинит ему боль?
– Именно.
Я смеюсь, и этот звук такой горький, что мне больно.
– Я ему противна, Ро. Он больше не может даже смотреть на меня.
В конце мой голос срывается, и я останавливаюсь, чтобы не пролить слезы. Прошлой ночью я плакала столько, что хватило бы на всю жизнь. Я больше не буду плакать.
Но это не значит, что мне менее больно.
Тот факт, что Ксандер единственный, кто видит меня, но испытывает отвращение к тому, что он видит, это совсем другой тип боли.
Самый уродливый.
От которого терапевты не могут найти лекарство.
Хотела бы я, чтобы папа был здесь, чтобы я могла его обнять. С тех пор как я была маленькой, он всегда заставлял меня чувствовать себя в безопасности и защищенной простым объятием.
И как он называл меня своим Ангелом.
– Он не смотрит на тебя так, будто ты ему противна, Кимми.
– Он не смотрит на меня. Точка.
– Ты слепая? Ты единственная, на кого он смотрит, когда думает, что никто не наблюдает. Он так хорошо это отточил, что даже ты его не замечаешь.
– П-правда?
Он кладет руку себе на грудь.
– Клянусь своей честью. Подожди, у меня ее нет. Клянусь своим священным запасом травки.
Я смеюсь, отодвигая контейнер с салатом. Я все равно не собираюсь есть, так что, пожалуй, хватит притворяться.
– Вот. – он ухмыляется. – Я знал, что ты улыбнешься.
– Ты такой идиот.
– Идиот с большим членом, Кимми. Это имеет значение.
– Да, верно.
– Я серьезно. – он поворачивается так, чтобы быть полностью лицом ко мне. – Например, я мог бы заниматься сексом втроем с тобой и Элли всю ночь напролет. Что подводит нас к моей части сделки. Вам обеим нужно надеть костюмы крольчих. Нэш сказал, что ты определенно можешь надеть это, когда напьешься, а он знает свое дело. Я принесу тебе столько текилы, сколько ты захочешь. Проблема в Элли; нам нужно как-то ее убедить. У нее есть какие-нибудь темные фантазии, которые мы могли бы исследовать?
Я смеюсь над тем, как он говорит. Я никогда в жизни не видела, чтобы Ро так серьезно относился к такой гипотетической ситуации. Но не хочется портить ему удовольствие, поэтому я соглашаюсь.
– Боюсь, что темная фантазия Эльзы это Эйден.
– Putain – Черт. – он потирает челюсть. – Я все еще могу подсыпать что-нибудь ему в напиток, и удержать его тело, но не разум. Подумай о эпическом выражении его лица, когда он проснется и обнаружит Элли с нами.
Его глаза сверкают редким типом садистского озорства. Ронан, возможно, самый игривый и покладистый из всадников, но я начинаю думать, что у него тоже имеются свои тайные наклонности.
Те, кто скрывает свое истинное «я» в юморе, самые хитрые.
– Он бы убил тебя, а я не хочу твоей смерти, Ро.
Он обнимает меня за плечи и похлопывает себя по груди.
– Ты первая, кто когда-либо говорила мне это.
– Да?
– Выходи за меня замуж, Кимми. И прежде, чем ты что-нибудь скажешь, у меня аристократический титул и состояние, которое поддержит наше четвертое поколение. Обещаю удовлетворяющий секс и секс втроем. Много секса втроем.
Я смеюсь, и звук становится спокойнее по сравнению с моим прежним состоянием ума.
– Может, тебе стоит начать искать кого-то другого, кроме Эльзы. На всякий случай.
– Ты имеешь в виду вместо того, чтобы подсыпать в напиток Кингу?
– И тот факт, что он хладнокровно убьет тебя.
Он надувает губы.
– Но у меня на уме не кто иной, как вы двое.
Мой взгляд устремляется вперед, и я замечаю Тил, идущую со стороны школы в сад.
Увидев нас, она разворачивается, как робот, и марширует обратно внутрь.
– Как насчет...
– Не она.
Ронан обрывает меня, все его внимание приковано к Тил, когда она делает жесткие, почти решительные шаги в сторону школы.
– Почему нет? Тил крутая.
– Нет.
Это первый раз, когда я слышу, как Ронан говорит что-то отдаленно плохое о ком-либо. Он даже не называет Сильвер и ее подружаек сучками, даже когда они ведут себя так.
– Что Тил сделала тебе?
– Ничего. – он улыбается мне. – Пока. Но у нее психотические наклонности, а мне нужны мои яйца.
– Под угрозой, Ро?
– Moi – Я? – он притворяется оскорбленным.
– Да, toi – ты.
Я тыкаю его в живот, и он щекочет меня с моей чувствительной стороны.
Мы смеемся, когда он притворяется, что рычит, не оставляя мое щекотливое место. Я знала, что он сосредоточится на слабостях, он просто не любит раскрывать свои карты заранее.
Мой живот болит от смеха, пока я пытаюсь оттолкнуть его. Несмотря на то, что Ронан кажется безобидным, он все еще большой, и я беспомощна перед его огромными размерами.
Все мои удары остаются незамеченными, когда он щекочет меня, пока я не задыхаюсь от смеха.
Я не чувствую, что это происходит, пока не увижу это.
В один момент мы с Ронаном боремся, он прижимает меня к скамейке, а в следующий момент все его присутствие испаряется.
Я кричу, когда Ксандер бросает Ронана на пол.
Его глаза налиты кровью, лицо красное, и он выглядит готовым покончить с жизнью.
Глава 13
Ксандер
Война.
Они называют меня так не просто так.
Войны начинаются из-за пустяка, но в них имеется зловещий подтекст.
Войны ведутся ради разрушений.
Войны являются причиной смерти, а не наоборот.
Смерть ведёт ко дну. Война остается же.
Мой разум побелел, когда я приземляюсь на Ронана, оседлав его живот. Хватая его за воротник, я бью кулаком прямо в лицо.
У него хватило наглости обнять ее, прижать к скамейке и прикоснуться к ней, будто он имеет на это полное право.
Внутренний голос говорит мне не показывать свои карты, но с каждым днем он становится все тусклее.
Я не смог бы остановить эту потребность в хаосе, даже если бы попытался.
Прошло чертовски много времени без войны, а войны должны случаться, чтобы очистить людей.
Войны должны происходить со Смертью, а теперь он, блядь, вынужден истекать кровью.
Он ухмыляется мне, когда я бью кулаком ему в лицо, но он не пытается отбиться от меня, хотя и не сможет, когда я на таком адреналине.
Справа от меня раздается голос, испуганный и мягкий. Где-то в глубине сознания я понимаю, что это она, но не сосредотачиваюсь на ней. Я не останавливаюсь, чтобы увидеть ее или услышать тот же голос, которым она хихикала с ним.
Мой следующий удар сильнее предыдущего, и голова Ронана откидывается в сторону.
– Кто-то слетел с катушек. – Ронан облизывает уголок окровавленного рта. – Проблемы, mon ami – друг мой?
Я снова бью его, заставляя его слова остановиться там, где они начались.
Не имеет значения, что я провел большую часть ночи и утра, сражаясь с бандитами, или что несколько синяков на моем теле чертовски болят. Я собираюсь закончить этот день эпично – например, смертью этого ублюдка.
– Остановись!
Тонкая рука обхватывает мой бицепс, отталкивая меня назад.
Это не так сильно, но ее прикосновение да.
Ощущение ее пальцев на моей коже, разделенных только рубашкой, похоже на то, как вода заливает мой огонь.
Размытые линии, которые были раньше, и черная дымка медленно рассеиваются, когда в поле зрения появляется ее лицо.
Она смотрит на меня своими огромными зелеными глазами, которые никогда не покидали мою голову, ни со вчерашнего дня, ни со столетней давности.
Ее губы приоткрываются в изумлении – или беспокойстве, не знаю, в чем именно. Все, о чем я могу думать, это как я наслаждался этими губами, как они ощущались под моими зубами и на моем языке.
Как я пробовал ее на вкус, как тайно фантазировал в течение многих лет, и как этот единственный вкус открыл чертов ящик Пандоры, выпустив на волю приспешников дьявола и даже джинна, о котором Ахмед рассказывал мне.
Потому что сейчас меня охватывает потребность снова попробовать ее на вкус, и на этот раз я не хочу останавливаться – или заканчивать.
Я хочу свободно упасть в ад.
Трахните меня.
Я пошел на бой, ради избавления от этих мыслей, но они только усиливаются. Ее взгляд тоже не помогает. Он похож на шторм, и мне суждено только упасть, согрешить, погибнуть, черт возьми.
– Какого черта ты делаешь? – она кричит, глядя на кровь, сочащуюся из губ Ронана. – Ты с ума сошел?
Да. Конкретно. Иначе ничего бы этого не случилось.
Ошибка.
Все это произошло из-за алкоголя.
Я могу повторять себе это весь день, но заставить свой мозг поверить в это совсем другая история.
Мозг начинает ненавидеть меня за то количество мусора, которое я ежедневно в него вливаю.
Взаимно, приятель.
Кимберли с легкостью отталкивает меня – на самом деле, нет. Все, что ей нужно сделать, это взять меня за руку, и уйду, словно меня никогда и не было.
Всего лишь прикосновение, говорю я себе. Одно единственное прикосновение.
Я поднимаюсь на ноги, направляемый ее руками, обхватывающими мои бицепсы. Ее руки на мне.
Ее. Руки. На. Мне.
Блядь, почему это так приятно? И сюрреалистично.
И чертовски неправильно.
Она так же быстро отпускает меня. Отсутствие контакта – это как пить и дать воду, чтобы ее забрать в последнюю секунду. Ее внимание падает на Ронана, и она помогает ему подняться.
Зверь внутри с ревом возвращается к жизни, когда он улыбается ей с таким чистым выражением, что оно пронзает меня сто раз одновременно.
Я вновь бросаюсь на него, и он вызывающе улыбается, даже не пытаясь прикрыть лицо. Кимберли встает перед ним, заставляя меня остановиться, как вкопанного.
Ее поза расширяется, и она приподнимает подбородок, глядя на меня снизу вверх.
– Не знаю, что, черт возьми, с тобой не так, но перестань быть нездоровой собакой, или я позвоню директору.
Нездоровой собакой.
Вот подходящее слово. Собака. Из-за нее я превратился в нечто меньшее, чем собака. По крайней мере, у собаки есть принципы, верность. Но не у меня.
Хуже всего то, что у меня нет возможности остановиться.
Когда я пристально смотрю на Ронан, я притворяюсь, что ее не существует, и говорю ей:
– Это не твое дело. Уйди.
– Ну, я делаю это своим делом. Ты не можешь причинить боль Ро в моём окружении.
Ро.
Чертов Ро.
Если она называет его так нарочно, усугубляя мое безумие, то это, блядь, работает.
Кто-нибудь, запишите в отделение психиатрии. И скорую помощь, потому что, если меня посадят за то, что я сумасшедший, с таким же успехом можно убить этого ублюдка.
– Да, Кимми. Защити меня от этого сумасшедшего придурка. – Ронан надувает губы, держит ее руку в своей и гладит по спине.
Поскольку он стоит у нее за спиной, я вижу всю фальшь в этом выражении, насмешку в его глазах, а затем он просто ухмыляется мне.
Он, блядь, ухмыляется, указывая на ее руку в своей.
Вот и все. Он труп. Во сне, в машине, в бассейне. Не имеет значения, это произойдет.
Я смеюсь, звук невеселый и резкий, когда я обращаюсь к ней:
– Думаешь, что сможешь остановить меня? Знай свое гребаное место.
– Ты знаешь свое место. Ты не можешь просто толкать людей и бить их просто потому, что хочешь или можешь. Мир не вращается вокруг тебя.
Потому что он вращается вокруг тебя.
Нет, нет, я так не думаю.
Эту мысль нужно, блядь, искоренить.
Такими темпами, либо ей нужно исчезнуть, либо мне. Иначе с этого момента начнется гребаный хаос.
– Наблюдай... – я подхожу вперед, но она не двигается и не отступает.
У нее слегка дрожит подбородок, что означает, что она напугана, но не позволяет этому сказаться на ней.
Кимберли все еще стоит перед ублюдком Ронаном, не двигаясь, будто его безопасность ее цель в жизни.
Его безопасность.
Его.
Я останавливаюсь в нескольких шагах от них, наблюдая за, происходящим с той ясностью, которая у меня имеется, после всего алкоголя и травки, которые я употреблял. У меня болит голова и горит лицо, но самая сильная боль исходит от того, что что-то неровно бьется в моей груди.
Раньше они смеялись и веселились. Сейчас она защищает его.
И он перестал спать со всеми подряд.
Реальность обрушивается на меня, как удар по носу. Я никогда не видел ее такой счастливой с кем-то, кроме Кира, до Ронана.
Я никогда не видел, чтобы он сходил с ума из-за девушки до Кимберли.
– А теперь, если ты нас извинишь, нам с Кимми нужно поговорить о нашем свидании.
Голос Ронана ясен, не насмешлив, просто констатирует факты.
Свидание.
Они идут на гребаное свидание.
Я пристально смотрю на нее, ожидая отрицания. Кимберли не ходит на свидания. Кириан вся ее жизнь, и она не любит, когда ее отвлекают от него. Кроме того, у нее нет уверенности. Я знаю это, потому что наблюдаю за ней больше, чем за собой.
Она не может пойти на свидание с Ронаном. Этого просто не может быть.
Я улыбаюсь им, но уверен, что это больше похоже на улыбку какого-нибудь сумасшедшего, чем на мою собственную.
– Хорошая попытка.
– Кто сказал, что это попытка? – Ронан улыбается в ответ.
– Ронан, – рычу я.
– Ксандер, – воркует он.
Я пристально смотрю на него, сообщая все, что ему нужно знать.
Держись, блядь, подальше.
Не испытывай меня, или я раздавлю тебя, как таракана.
Очевидно, эта судьба его не пугает, так как он говорит драматическим тоном.
– В любом случае, если у тебя имеются какие-либо возражения, скажи это сейчас или закрой рот.
Взгляд Кимберли устремляется в мою сторону. Это так обнадеживает, что я хочу, блядь, выпотрошить себя и наступить на останки.
Почему она так на меня смотрит?
Разве я не говорил ей, чтобы она прекратила меня искушать? Перестала надеяться на что-то от меня?
Чем больше она будет делать, тем сильнее я ее уничтожу.
– У меня имеются возражения. – я пристально смотрю на нее, говоря ему: – Она беспорядок, которого ты не хочешь в своей жизни.
Ее лицо вытягивается, будто я пнул ее в живот, наступил на неё, а затем сделал то же самое со щенком.
Это единственный способ держать ее подальше.
Поверьте мне, эта боль ничто по сравнению с другой.
– Позволь мне побеспокоиться об этом. Я люблю беспорядок. – ухмылка Ронана меня раздражает, и хочется, чтобы мой кулак стер ее. Он тянет ее за руку. – Кимми, ничего не хочешь сказать Ксандеру, пока мы на этом священном собрании?
Она смотрит на Ронана, говоря спокойным тоном.
– Я не могу разговаривать с кем-то, кто ничего не значит. Он даже больше не существует.
Ничего.
Больше не существует.
Я притворяюсь, что ее слова не разрезают меня на части и не оставляют бездонную дыру, которая питается моей жизненной сущностью.
Моя улыбка становится угрожающей.
– Ты моя должница, Рид. Не забыла?
Наконец она смотрит на меня, выражение ее лица суровое, решительное. Закрытое.
– Я тебе ничего не должна. Я устала молить о прощении, которого ты никогда не дашь. Я покончила с тобой, твоими играми и твоим холодным плечом. Я. Закончила.
И с этими словами она тянет Ронана за руку и проходит мимо, даже не взглянув.
Не оглядываясь назад.
Я могу схватить ее за запястье и оттащить. Я могу привлечь ее на свою сторону и дать миру понять, что она всегда будет принадлежать ему.
Но я не имею на это права.
Это знание вскрывает меня сильнее, чем ее слова. Оно углубляет дыру, делая ее неузнаваемой. Словно это из другой вселенной.
– Скажи это, – шепчет Ронан так, чтобы только я мог его услышать, когда он следует за ней. – Одно слово.
Стоп.
Это слово он ожидает услышать, и я знаю, что он остановиться. Или я могу заставить его дополнительными ударами.
Мое лицо ожесточается, когда я смотрю, как он уводит ее между от меня. Я стою, как чертов дурак, неспособный сделать единственное, чего я когда-либо хотел в своей жизни.
Иногда то, чего ты хочешь, это единственное, чего ты не можешь получить.
Единственное, что у тебя отнимут.
Ронан качает головой и идет с ней.
Я смотрю, как их спины исчезают в школьном здании, и кажется, что вся моя жизнь уходит вместе с ними.
Мой телефон вибрирует от сообщения.
Ронан: У тебя был шанс, и ты его упустил.
Ронан: Я пришлю фотографии.
Я швыряю телефон о дерево, отчего он трескается. Единственные слова, которые продолжают звучать у меня в голове, это ее голос, ее слова, ее смирение.
Я. Закончила.