Текст книги "Случайная мама. Чудо под Новый год (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 19

ОКСАНА

Гуляем с Никуськой на детской площадке, никого не трогаем. Любуемся огромным снеговиком, которого вчера всем двором дружно лепили. Высокий получился, ладный, с меня ростом. Снега на него не пожалели.

Хотя, чего там жалеть?

Этого добра за два дня в городе столько выпало, что коммунальные службы, как обычно, не ожидали и теперь едва справляются, и даже ленивые домоседы из тепла на мороз выползли потоптаться.

А снеговик обалденный. Прям загляденье.

Округлый, симпатичный, улыбчивый. На макушке десятилитровое красное ведро, нос – сочная рыжая морковка, глаза – еловые шишки, рот – из бусин рябины. Кто-то сердобольный ему на шею клетчатый шарф повязал, а дворник дядя Рустам утром свою метлу приставил.

– Ника, скажи, классный?

– Ка-сый! – подтверждает она.

– А смотри, что у меня есть, – достаю из кармана еще утром найденные в кухонном выдвижном ящике разноцветные крышки из-под пластиковых бутылок и демонстрирую малышке.

Она глазенками хлопает, улыбается. Но явно не понимает, что я хочу.

– Давай мы снеговику пуговки сделаем, – поясняю.

Беру зеленую крышку и ввинчиваю ее снеговику в грудь.

– Вот так. Как тебе? – под первой вдавливаю вторую. Теперь желтую. – Нравится, зайка? Симпатичнее он становится?

– Да! Ка-си-вый, – кивает и на оставшиеся крышки посматривает.

– Хочешь дальше сама попробовать?

Улавливаю желание творить.

– Да! – опять кивает.

– Держи.

Протягиваю оставшиеся кругляши на ладони.

Забирает. Идет к снеговику. Раздумывает над новым цветом, выбирает красный, украшает, старается. От усердия аж ротик приоткрывает и пыхтит тихонько.

– Ксюхен, слушай, не против, если я на минутку вас оставлю и до банкомата отскочу? – закончив разговор по телефону, обращается ко мне Пашка и в сторону «Пятерочки», где стоят терминалы, мотает головой. – Надо наличку снять. Приятель просит занять, а сам безнал принципиально не уважает.

– Иди, конечно, – соглашаюсь и вновь сосредотачиваюсь на деятельной Никусе. – Мы точно никуда отсюда не уйдем.

– Спасибо!

Звягинцев убегает.

Я наблюдаю за малышкой. Переминаюсь с ноги на ногу, прячу руки в карманы пуховика – не то, чтоб пальцы замерзли, просто привычка – и тут нащупываю телефон.

Идея сфоткать красотульку приходит моментально. И с каждой секундой обдумывания нравится все сильнее. Потому что постановочные снимки, конечно, хорошо, но, когда вот так, в процессе настоящей занятости, где эмоции живые и яркие – совсем другой коленкор.

Ника продолжает украшать. Я, обходя ее по кругу, щелкаю камерой. Раз, другой, десятый. Не проверяю сразу, что выходит, просто фотографирую. Потом, дома, посмотрим. Уверена, и Пашка заценит. Он сам племяшку любит запечатлевать.

– Саня, я у-сё! – сообщает кроха, поднимая пустые ручонки вверх.

– Умница моя, и я тоже всё! – гашу экран и запихиваю гаджет в карман, но из-за перчаток промахиваюсь и роняю его в сугроб.

Нагибаюсь, отряхиваю от снега. Во второй раз убираю нормально. А когда поворачиваюсь к Веронике, столбенею.

Мужик, не пойми откуда взявшийся, тянет свои клешни к моей лапочке.

Дальше происходит щелчок. В голове яркой картинкой вспыхивает рассказ родителей про ненормального психа, пристающего к детишкам на детских площадках. И адекватная Оксана добровольно и проворно уступает место взбалмошной «мамашке Сане», которая за своё дитя любого маньяка на лоскутки порвет и лишь потом испугается.

Обижать ребенка!

Да фиг ты угадал!

Рука сама собой одалживает у снеговика метлу и проводит первый упреждающий удар. Дальше следует короткая потасовка и обмен нелюбезностями, следом дружное падение в сугроб.

В моем случае более удачное, чем у мужика. Я хотя бы на него приземляюсь.

Но стопроцентным победителем в короткой схватке оказывается Ника, с веселым хохотом плюхающаяся на нас сверху.

С виду легкая кроха оказывается тяжелой бомбочкой. Живая прослойка между мной и снегом в очередной раз крякает. И только тут в мой отключавшийся на время мозг ввинчивается громкое слово: «Папа!»

– Папа?! – сиплю я, пытаясь приподняться и заглянуть неманьяку в лицо.

К счастью, удается. Появившийся рядом с нами Пашка стягивает с моей спины малышку, и делает это возможным, как и жизненно необходимую попытку сделать полноценный вдох.

– Ты – папа? Ника, твоя дочь?

– Моя, – фыркает мужик.

Понятное дело, недоволен. Встреча с метлой его вряд ли впечатлила.

– Извини, я не знала, – винюсь и предпринимаю попытку с него сползти.

Но скользкая подошва новых уггов этого не позволяет. Нога проскальзывает, и я со всего маха впечатываю коленку ему в…

– С-с-с-ссссу-п-чик… – шипит папа Ники сквозь зубы. – Слушай, Антипенко, я понимаю, что наше знакомство в первый раз не задалось. Но перестань уже борзеть и пытаться расколоть мои фаберже. Я Нике братиков и сестричек обещал подарить.

– Упс, прости!

Вот тебе и зима. У меня по спине пот ручьем льется. Решаю не рисковать и не переползать через «папу», а скатиться с него вбок. К счастью, это удается.

Поднимаюсь на ноги, стряхиваю с себя снег. Краем глаза наблюдаю за повизгивающей в восторге кнопкой. При виде отца она чуть ли ни кипятком писает. Подпрыгивает, в ладошки хлопает, улыбкой очаровательной всех обезоруживает.

Вот это любовь!

Загляденье и зависть!

А потом меня будто током ударяет?

– Эй, – хлопаю брюнета, только что поднявшего дочку на руки, по плечу. – А откуда вы мою фамилию знаете?

– Ксюх, ты что, прикалываешься? – отвечает мне вместо незнакомца Пашка. – Ты ж сама мне про моего брата говорила. Только думала, что мы однофамильцы. А я не стал переубеждать.

– Звягинцев А.А.? Это он? – уточняю у соседа, тыча пальцем в его старшего родственника. – Адвокат?

– Ну да, – кивает Пашка, сияя, как новенький медяк.

А у меня глаз дергается, а следом забрало падает.

– Ах ты ж кобел…

Не знаю, как этот А.А. Звягинцев так шустро успевает впихнуть Нику в руки младшему брату, но только он успевает. А после дергает меня на себя, буквально выбивая дух, и рот ладонью запечатывает.

– Тш-ш-ш, – шипит, обдавая лицо теплым дыханием, – нельзя выражаться при детях, сама же говорила! И вообще, там в кабинете недоразумение вышло. Это моя сестра была!

Не знаю, что на меня действует сильнее. Его слова и требовательный тон, рождающий под кожей толпу мурашек. Хмурая складка на лбу, которую почему-то хочется разгладить кончиками пальцев. Удивительно глубокие серо-зеленые глаза, не позволяющие не то, что отвернуться, а даже моргнуть. Или легкий мужской парфюм, проникающий со вздохом в легкие и сворачивающийся в животе теплым клубком.

А может, всё и сразу?!

Но только я впервые понимаю, что такое – провалиться в чужой взгляд и в нём утонуть. Потому что мир за пределами внимательно разглядывающих меня глаз словно растворяется.

Есть он. Есть я. И больше ничего.

– Представляешь, конфетка, впервые себя настолько лишним чувствую, что аж завидно, – ворчит на периферии кто-то голосом соседа.

Но вот А.А. Звягинцев моргает, и я моргаю следом за ним. А мир вновь наполняется объемом. Появляются звуки, запахи, краски…

И требовательный голосок Ники:

– Папоська, ка-жи Сана ка-ё-са-я!

Глава 20

АЛЕКСАНДР

Ка-ё-са-я?!

Я бы сказал, что Сана опасная.

Чрезвычайно!

Своими острыми коленками для моих бубенцов. Ядовитым языком для моих нервов. Но особенно голубыми, как ясное небо, глазами для моего спокойствия. Потому что я на нее, мать ети, среагировал. Как мужик, у которого минимум год бабы не было. Даже резиновой.

А они были… и не резиновые, а настоящие, кажется.

Вот черт! Реально опасная женщина. Так мозги затуманила, соображалка соображать отказывается. Система подвисла и на простейшие команды не реагирует.

Растираю ладони, которые горят после прикосновения к бархатной коже соседки, прищуриваюсь и внимательно ее разглядываю.

Странно, что эта Сана не зеленоглазая и не рыжая. Может, перекрасилась, боясь сожжения? Ведь точно ведьма в каком-нибудь -дцатом поколении. Одним взглядом околдовать – это ж какую силищу иметь надо!

Тьфу, ну и мысли в голову лезут! Поднимаю руку и растираю глаза, вдавливая подушечки пальцев в глазные яблоки. Бред полнейший. А всё от недосыпа и переработки.

Нет, надо в отпуск. Хоть небольшой, но срочный!

Точно. Завтра на работу смотаюсь, разгребу всё по-быстрому, и возьму отгулы на несколько дней. У меня их накопилось достаточно.

Соберем с дочкой сумку и рванем за город. Там дом совсем недавно приобретенный. Большой, теплый сруб. Свежий воздух, природа, простор, снег, банька. Загляденье!

– Папоська?! – отвлекает от продумывания замечательных планов голос Ники.

Дочка цепляет меня за штанину и настойчиво дергает.

Смаргиваю наваждение и, наконец, отвлекаюсь от разглядывания Антипенко и ее яркого румянца на щеках. Чего покраснела-то так?

От мороза? Или тоже, как я, ударную дозу адреналина словила?

Прочищаю горло и хрипло переспрашиваю.

– Что, Никусь?

– Ка-ё-са-я, да?! – повторяет она свой вопрос более требовательно и губки поджимает.

Ух, и деятельная особа растет! Чего в голову вобьет, фиг переубедишь. С виду – милаха милахой, но палец в рот не клади. Характер – не пуховая подушка, твердый.

Не хочу с ней спорить, едва приехав. Бросаю еще один короткий взгляд на Оксану, снова смотрю на дочь и согласно киваю:

– Конечно, моё солнце!

Никуся расплывается в довольной улыбке и победно припечатывает:

– Я её лю-лю!

Весело приплыли.

Пока осознаю последствия – «лю-лю» в исполнении Ники – довольно редкая вещь, и кому попало не говорится, – дочка юркой лисичкой ныряет между нами и обвивает одной рукой мою ногу, а другой стройную коленочку Антипенко.

Ох уж эти коленочки…

– А тоже тебя люблю, – журчит легким перезвоном ответ соседки.

Отступив от меня на шаг, она присаживается на корточки и обнимает Веронику. И так это правильно, тепло и искренне выглядит, когда они друг другу в глаза заглядывают, будто без слов общаются, что в горле ком возникает.

Родная мамаша Вероники, стерва бессердечная, никогда так на дочку не смотрела. Да и когда бы ей было этим заниматься, если она от нее еще в роддоме отказалась. Даже на выписке не присутствовала, мы с Петькой вдвоем кроху забирали.

Звонок телефона выбивает из неприятных мыслей. Рингтон чужой.

Смотрю на Оксану, но в карман за гаджетом тянется Пашка. А ведь я про брата даже забыл, так тихо и незаметно он рядом с нами все это время находился.

– Что?.. Когда?.. Понял… Скоро буду!

Несколько коротких фраз, произнесенных серьезным тоном, и он отбивает звонок.

Поворачивается к нам, скользит непонятным взглядом по лицам, потом дергает губы в легкой усмешке и, тряхнув головой, сообщает:

– Саш, Ксюх, у меня срочные дела нарисовались. Нужно прямо сейчас отъехать. Вы ж без меня теперь с Никой справитесь?

Сканирую его внимательным взглядом.

– Всё в порядке? Помощь нужна? – задаю прямой вопрос.

– Нет, сам разрулю.

Согласно киваю:

– Конечно.

Брат давно самостоятельный человек, я особо не лезу, но даже взрослым самостоятельным личностям иногда требуется подтверждение, что они не один на один с проблемами, что опора и крепкое плечо рядом и готово помочь.

Антипенко смотрит на нас во все глаза и немного заторможенно повторяет:

– Справимся, Паш. Езжай.

– Отлично. Сань, лови тогда ключи, – брат достает связку и перекидывает мне, после подмигивает Нике и треплет ее по помпону. – Не скучай, конфетка! И папку не обижай!

Дочка задирает голову и серьезно ему кивает:

– Ка-я-со. Не буду.

Поднимает руку и машет стандартное: «Пока!».

Пашка повторяет ее жест и, уже пятясь задом, поворачивается к Оксане. Наставляет на нее указательные пальцы обеих рук и словно уточняет:

– Окси, друзья! Да?

– Друзья, да, – кивает она, явно понимая, о чем речь, но все равно слегка удивленно.

Машину брат почти не прогревает, резво срывается с места и покидает двор. Провожаем ее взглядами, не сговариваясь поворачиваемся друг к другу.

– Ну, что, солнце, идем домой? – протягиваю Нике руку.

Без споров вкладывает свою ладошку и согласно кивает:

– Да.

Выдыхаю. Повезло легко добиться положительного ответа, а то любит Ника порой подольше погулять.

Но тут нежданчик прилетает, откуда не подозреваю.

– Папа, к Сане дём, – продолжает моя мелочь деловым тоном. – Там пи-аж-ки ябоками. Мне.

Перевариваю ответ. Смотрю на Антипенко. Она на меня. Усмехается, качает головой.

– Никусь, я много пирожков напекла. Там на всех хватит. И тебе, и папе, – произносит весело и уже тише, только для меня. – Накормлю, а заодно послушаю… про сестру. Ага.

Вот же язва!

Точнее ведьма! Просто шифруется идеально!

Но и я не лыком шит.

– А я расскажу, Сана… не волнуйся!

Ох, как шикарно у нее щеки снова краснеют.

Глава 21

ОКСАНА

Поднимаемся на этаж, где наши с Пашкой квартиры расположены. Я с Никой за руку первая вываливаюсь из лифта. Звягинцев А.А. с чемоданом и сумкой на плече следом. На площадке иду прямиком к своей квартире. Кнопка, пританцовывая, семенит рядышком. Обсуждаем, как сейчас намоем руки, нагреем чайник и будет есть пирожки, и тут звук шагов мистера адвоката пропадает.

Куда потерялся?

Оборачиваюсь, предполагая, что он остановился у двери Пашки. Наверное, чтобы вещи к нему закинуть. Сама видела, как сосед брату ключи давал.

И тут меня поджидает опупительный сюрприз.

Аж челюсть с громким лязгом отпадает, а в голове неоновой вспышкой сияет надпись: «Ну ничего себе, вы, господа хорошие, шикарно устроились! Аплодирую стоя! А то сидя неудобно».

Все потому, что папа Ники подходит не к двери моего соседа, а к третьей квартире на площадке. Вынимает из кармана пальто связку, быстро выбирает нужный ключ, вставляет в скважину и спокойно себе трижды проворачивает.

– Э-э-э… а ты что, тут живешь?

Пальцами некрасиво показывать, я помню, но… ёжики-конопатые, два брата на одной площадке – это даже не сюрприз, это охренеть себе сюрпризище!

– Ну да. А ты разве не знала? – отвечает Звягинцев вопросом на вопрос с ехидным видом. Мол, детка, не заливай, что нет, все равно не поверю.

Чешу зубами губу, стараясь оставаться паинькой. Нельзя при Нике ее любимого папочку пинать ни физически, ни словесно, но… р-р-р… очень уж хочется.

– Нет. Не знала, – выдаю в итоге. – На заборе, понимаешь ли, данную информацию как-то написать забыли, там все больше слова из трех букв рисуют, а газеты, прости, не покупаю.

– Ну ты и язва! – припечатывает. – Что у тебя за язык-то такой?! Ей слово, она в ответ десять.

Фыркаю.

– Нормальный у меня язык. Розовый, подвижный. Хочешь покажу?

– А мо-на мне тозе? – присоединяется к диалогу кнопка, блестя хитрыми глазищами. И взгляд с меня на отца и обратно переводит. Рот приоткрывает…

Секунда. Две…

– Нет, солнце, не надо! – серьезно отговаривает ее отец. – Это некрасиво!

– Да, Никусь, папа прав, не стоит так делать, – спешу поддакнуть.

Переглядываемся с соседом номер два – пусть первым будет Пашка – и спешим сменить тему.

– Так, красотка моя, – обращаюсь к крохе и киваю в сторону своей квартиры, – пойдем-ка скорее раздеваться. А то в подъезде жарко, употеем. А нам пирожки еще нужно подогреть. И папа твой голодный.

– Точно, девочки, идите. Я о-о-очень голодный…

– Как крокодил!

Нет ну и чего он на меня опять букой смотрит? У детишек образное восприятие лучше работает. Вот я и развиваю!

– Папа ко-дил? – хлопает Ника ресницами.

– Ну, на Я-ю он точно не похож. Уши короткие, – заговариваю ей зубы.

Малышка оценивает уши отца, поджимает губки и серьезно кивает.

– Дя.

Я выдыхаю и отпираю свою дверь:

– Никуся, идем, золотце!

Слава богу, идет. И про язык забывает. А через секунду я захлопываю за нами дверь.

Дома белкой ношусь по квартире. Раздеваю Веронику, переодеваюсь сама, шуршу на кухне, зажигая духовку, произвожу супербыструю уборку в комнате, распихивая сваленные на стул вещи, закалываю в хвост два дня немытые волосы.

И вот чего спрашивается проленилась, а?!

– Сана, мо-кые, – Никуська пришлепывает ко мне из прихожей в комнату и показывает колготки, сырые на коленках. – По-хо.

– Да, зайчонок, плохо. Так ходить – это не дело, нужны сухие, – соглашаюсь с ней.

Осматриваю комнату, но из вариантов – только взять одежду там, где она есть. Порыться в моих вещах, конечно, можно, но заранее знаю, что толку не будет.

– Так, – подхватываю ее на руки и сажаю на кровать.

Стягиваю сырую одежду и закрываю ножки одеялом. Затем тянусь за пультом и включаю телевизор. Нахожу – спасибо тебе бог интернета! – мультики.

О, «Кот в сапогах», супер!

– Никусик, лапочка, ты же знаешь, как собачка выглядит? – уточняю у нее.

– Дя, – следует серьезный ответ.

– Отлично, – одариваю самой широкой своей улыбкой. – Мне нужно, чтобы ты внимательно посмотрела этот мультик. И если увидишь собачку, позвала меня. Громко. Мне очень-очень надо. Сможешь?

Делаю просительную мордочку.

Срабатывает.

– Дя, – соглашается кроха и утыкается в экран.

– Спасибо, моя золотая! – чмокаю ее в щеку и несусь в коридор.

Пять минут у меня есть. На дольше внимания ребенка может не хватить. Но уж добежать до соседа номер два и сказать ему, чтобы захватил сменную одежду для дочери, должна успеть.

Вдеваю ноги в шлепки, выпархиваю на лестничную площадку и сайгаком лечу к противоположной двери. Жму на звонок. Через несколько секунд Звягинцев открывает и молча смотрит на меня.

Я открываю рот и…

Вот с какого фига он так выглядит?

Красивый. Высокий, мускулистый. Мышцы натягивают белую футболку, выделяя рельеф спортивного тела: массивные грудные плиты и широкие плечи. Зависаю взглядом на руках. Это мой фетиш… ага, вот прям сейчас им стал.

Загорелые мощные предплечья с красивыми изгибами выступающих вен и темными волосками. Большие кисти и длинные крупные пальцы. Такой как сожмет!.. Уф-ф-ф!..

– Сана, ты что-то хотела?

Правильнее будет сказать, кого-то…

Поправляю его мысленно и силой воли, которая, зараза такая, куда-то смоталась, наверное, уже на зимние каникулы, заставляю поднять взгляд выше.

– Да-а-а, – медленно киваю. – У меня колготки мокрые.

– Чего-о-о?

Моргаю. Осознаю сказанное.

Твою ж… Оксана! Ну как можно?!

Заливаюсь жаром и быстренько исправляюсь.

– У Ники колготки сырые. Захвати сменку. Окей?

И не дожидаясь ответа, разворачиваюсь и улепетываю к себе. А этот гад, не скрываясь, ржет мне в спину.

Глава 22

ОКСАНА

– Оксан, ты чего так на меня смотришь, – подозрительно уточняет Александр, стягивая с тарелки восьмой по счету пирожок.

О, да. К третьей встрече мы со Звягинцевым наконец созрели, чтобы друг другу представиться нормальными именами.

Не Сана и А.А. Звягинцев, а Оксана и Александр. Можно даже – Саша. Как подарок к новому году.

– Да вот думаю, не в коня корм, – озвучиваю мысль вслух, кивая в сторону выпечки.

Не то чтоб я считала пирожки и жмотилась, просто мы с Никуськой выложили на тарелку десять штук – по количеству пальчиков на ее ладошках, а сами успели съесть только по одному, прежде чем посуда опустела.

– Тебе жалко что ли? – ожидаемо насупливает брови мужчина.

– Пф-ф-ф… глупости не говори. Могу и с собой еще положить, – показываю за спину, где целый тазик, накрытый белым полотенчиком, стоит. Не умею я печь мало. Вроде планирую – один противень. Повторяю, как мантру: «Один! Один!», пока тесто мешу. А в итоге всё равно три получается. Не то закон подлости, не то фантастика. – Просто думаю, может, ну этот чай и сдобу. Давай я тебе борща разогрею?

Звягинцев аж замирает на секунду, забывая моргнуть, а потом, как кот, сглатывает и облизывается.

– Настоящего?

– А бывает искусственный?

– Ну да, – кивает уверенно, – концентрат в банках.

Ой, фу! Демонстративно кривлюсь и качаю головой.

– Да за кого ты меня держишь, Сан Саныч? – подкалываю дерзко. – Настоящий, конечно же! – а потом бровями шевелю и с ехидной усмешкой совращаю окончательно. – У меня и сметанка к нему свежая есть, и сало с чесночком домашнее. Так что, будешь?

– Буду, конечно! – без паузы на раздумья. А потом вообще не в тему. – Нет, Ксана, ты точно рыжая ведьма!

Ничего себе заявочка! Отрываюсь от помешивания супа, который только-только поставила на плиту, оборачиваюсь и, глядя в такие же зеленые, как у Ники глаза, душевно предлагаю:

– А черпаком по лбу дать?

Фыркает.

– Нельзя родителей при детях бить!

– В воспитательных целях можно!

Скрещиваем взгляды. Его прищуренный, мой ехидный.

– Ты точно в педагогическом училась?

– Ага, и даже красный диплом получила!

– Говорю ж, ведьма! Наколдовала, так бы не дали.

– Говорю ж, напросишься – отоварю!

– Засужу!

– Не докажешь!

– Папоська ка-ё-сый, – вмешивается в наш «милый» диалог кнопка, отвлекаясь от кормления себя и зайца.

Александр принес из квартиры брата не только сменную одежду для дочки, но и ее любимую игрушку. Так что Я-я теперь с нами. И даже без напоминаний Ники.

Как по мне, Александр подобным поступком сразу несколько жирненьких плюсиков в карму заработал. Потому что мужики ж они какие?

Да прямые, как рельсы. Если не надо, так хоть кол на голове теши, сами не пошевелятся. А если надо – без просьб из шкуры вывернутся ради любимых. И помнить будут, и делать, и горы сворачивать.

Звягинцев ради своей кровиночки, пожалуй, и луну с неба достанет. Один в один, как мой папка. А это не просто круто. А супер-пупер… ладно! Перехвалю еще и сглажу!

Мысленно плюю трижды через левое плечо и поворачиваюсь к кнопке.

– Как скажешь, солнце, – решаю не спорить с красотулькой и интересуюсь более важным. – Никусь, ты сок или йогурт еще хочешь? Может, с папой горячего поешь?

– Неть! Я-я мутики хо-сет сот-еть.

– Ну, раз Я-я хочет…

Пока Александр наворачивает борщ с салом, отвожу малышку в туалет, а потом в спальню и вновь включаю ей телевизор. Вероника самостоятельно стягивает колготки и забирается под одеяло. Я-ю пристраивает рядом. А потом, не успеваю я глазом моргнуть, перебирается ко мне, присевшей на край постели с ней посидеть, на колени, обнимает за шею и целует в щеку.

– Лю-лю тебя, Сана.

Прижимаю к себе ребенка и быстро-быстро моргаю.

– И я тебя, Никусь, очень сильно.

Чуть позже оставляю свернувшуюся клубочком на подушке кроху смотреть телевизор, а сама возвращаюсь на кухню.

– Теперь понимаю, отчего младший мне все уши про тебя прожужжал, пока я в командировке был, – первое, что произносит Александр, отслеживая мое появление.

С улыбкой смотрю, как сыто он отваливается на спинку стула, и, прежде чем заняться приготовлением свежего чая для него и для себя, интересуюсь:

– И почему же?

– У тебя хорошо, Оксана. Тепло, уютно, как дома, – произносит он серьезно. – Не в плане качественного ремонта или вкусной еды, хотя и это всё здорово, а в плане эмоций. Ты открытая и с тобой хочется быть таким же. Не носить привычные маски, а расслабиться и просто быть собой. Понимаешь, о чем я?

– Наверное, – киваю, слегка смущаясь под пристальным мужским взглядом.

– Кстати, что там у тебя с мужем? Разобрались уже?

Вспыхиваю, вспоминая угрозы Казакова и первое знакомство с «нанятым им» адвокатом, но все же решаю поблагодарить.

– Мы развелись, Саша. И да, спасибо тебе, что передумал представлять сторону Михаила. Я боялась, что из-за этого процесс затянется до следующего года, и нервы вы мне окончательно вымотаете.

Ведь реально боялась. Без преувеличений. До последнего дня.

– Я и не собирался, Оксан, – произносит Звягинцев твердо. Так, что никаких сомнений не остается, что иного в его планах действительно не было.

А после рассказывает про троюродную сестру Милу, которую я приняла совсем не за сестру, и почему они оказались в довольно пикантной ситуации, когда я нагрянула в его офис.

– Милу? – приподнимаю бровь, когда повествование затихает. – А как же Рина? Та, что цитаты Коко Шанель и Фаины Раневской в постах выкладывает.

– О, а ее ты откуда знаешь? – удивляется мужчина, нисколько не выглядя при этом пойманным на обмане. Наоборот, глаза блестят интересом, открытым, искренним.

Только непонятно – к самой истории или еще и немного ко мне.

– Пашка рассказал, – сдаю соседа номер один, старательно запихивая стеснение поглубже. – А вот с «Машей всегда да» лично познакомилась.

Звягинцев прикрывает рот кулаком и негромко смеется. А чуть позже поясняет:

– Мила – троюродная сестра, а Ринка – двоюродная. Маша же…

– Она родная тётя Ники, – продолжаю за него, замечая заминку. – Мне это ребята объяснили.

– Верно.

За разговорами время летит незаметно. Я рассказываю о том, как познакомилась с его братом и Никой, а следом почему приняла его за маньяка. Александр делится причинами длительного отсутствия в городе и, вызывает бурю эмоций, кратко, но емко описывая дело, которое вел. Затем огорчает, что завтра-послезавтра они с дочкой уезжают в небольшой отпуск.

Пару часов спустя гости покидают мой дом с большим пакетом пирожков в руках.

Говорю Александру: «До свидания», Никуську нежно обнимаю и зацеловываю в щеки. Запираю дверь, выдыхаю, мысленно печалясь, что буду по девочке скучать… и даже не догадываюсь, что скучать мне совсем не придется.